Аннотация: Мартовские иды 44 года до н.э. Юлий Цезарь успевает прочитать записку о грозящем ему заговоре и отправляется в поход на парфян.
ВОСТОЧНЫЙ ПОХОД.
В день мартовских ид на улицах Рима было не протолкнуться. Сотни и тысячи людей хотели присутствовать на том моменте, когда пожизненный диктатор Гай Юлий Цезарь отправиться в свой парфянский поход на Восток, чтобы жестоко наказать убийц Марка Красса и смыть их кровью позор римскому оружию.
Развращенные бесплатным хлебом и зрелищами, жители столицы обожали диктатора. Стоило его носилкам появиться на улицах Рима, как к ним тотчас кидалось множество людей желающих засвидетельствовать ему свое почтение или подать прошение.
Так как Цезарь публично отказался от всякой охраны, пробиться к его носилкам мог кто угодно и сопровождавший его на последнее заседание сената Децим Юний Брут, ничего не мог поделать с подателями прошений. Из-за запрета Цезаря грубо обращаться с простым народом, Децим мог только воздействовать на них своим голосом и авторитетом на Цезаря.
Гай Юлий всегда уважал своего соратника и высоко ценил его мнение. Именно это уважение и позволило Бруту уговорить Цезаря отправиться на заседание сената, вопреки его прежнему желанию остаться дома.
- Потом, потом прошения. Цезарь торопиться к Сенату! - властным голосом извещал он, когда кто-то со свитком пытался подскочить к носилкам Цезаря, когда они останавливались. Многих просителей его грозный вид и властный голос заставлял отступить, а тех, кто все же протягивали свои записки в руки Цезарю, нейтрализовывало напоминание о ждущих диктатора сенаторах.
- После. Посмотрю после - привычно радушно улыбаясь очередному просителю, говорил Юлий, бросая полученные записки себе под ноги. Когда носилки приблизились к театру Помпея, где должно было состояться заседание Сената, их было уже больше десятка. Рабы, несшие носилки диктатора собирались доставить его к самым ступеням зала, где расположилась курия, но Цезарь приказал им остановиться, немного не доходя до театра.
Талантливый манипулятор и отличный режиссер, Гай Юлий решил этим поступком выказать уважение к ожидавшим его сенаторам. Сегодня они должны были провозгласить его царем, ведь согласно книгам Сивиллы восточного царя мог победить только равный ему по званию. Так македонский царь Александр победил властителя Востока персидского царя Дария, значит, парфянского царя мог победить римский царь. Триумвир консул Марк Красс пытался это сделать и потерпел неудачу.
Специально нанятые Цезарем люди усиленно распространяли этот слух среди простых римлян и те охотно этому верили. Да и как не верить, если в роду у диктатора была сама богиня Венера, помогавшая ему одержать победу в Галлии, в Африке, на землях Понта и разбить самого Помпея Магна. К тому же богача Красса сделавшего себе состояние на проскрипциях совсем не было жалко. Его победа над Спартаком меркла по сравнению с теми щедрыми пирами и зрелищами, что устраивал для них великий Цезарь.
Не успел Юлий покинуть носилки и двинуться к театру, как сразу из толпы раздались хвалебные крики: - Слава Цезарю! Слава! Слава великому сыну римского народа! - последнее выражение заметно выделялось из привычного хора прославления, и диктатор решил его запомнить. Скромно помахивая кричащим людям рукой, в сопровождении Децима он шел неторопливо к театру, когда к Цезарю бросился человек в старой тоге, со свитком в руке.
Властности и уверенности в голосе Юния Брута хватило на десятерых, но проситель и не думал ему повиноваться. Не обратив на Децима никакого внимания, он уверенно протянул диктатору свое послание.
- Для тех, кто сражался под Алезией и Фарсале у Цезаря всегда найдется минута! - воскликнул проситель, и Юлий не смог проигнорировать протянутый ему свиток.
У римского диктатора всегда была хорошая память на лица, и лицо просителя показалось ему знакомым. Где-то там, в недавнем, но страшно далеком прошлом, он действительно встречался с этим человеком и память, даже услужливо подсказало ему имя просителя - Аполлодор. Цезарь радушно улыбнулся ему и, взяв прошение в руки, собирался продолжить свой путь, но проситель не хотел его отпускать.
- Прочти записку, диктатор! - требовательно произнес человек.
Сразу после заседания - твердо пообещал ему Цезарь, но просителю этого было мало.
- Прочти, сейчас, это касается тебя лично.
- Тогда последней. Все, что касается меня в последнюю очередь - решительно объявил диктатор и, не смотря в сторону просителя, вновь двинулся по направлению театра, к огромной радости Децима.
- Прочти сейчас, это касается твоей жизни! - выкрикнул проситель. Цезарь снисходительно посмотрел на него и собирался сказать что-то умное, но столкнувшись с взглядом Аполлодора, остановился. Что он увидел в его пронзительных синих глазах, навсегда осталось тайной, но это что-то заставило Цезаря развернуть свиток.
Текста в записке было мало, но когда верховный понтифик поднял глаза, Аполлодора рядом с ним не было. Просителя как ветром сдуло и сколько Гай Юлий не вертел головой, подателя след простыл.
- Цезарь, сенаторы ждут - многозначительно напомнил диктатору Децим, но тот остался глух к его голосу.
- Подождут - решительно заявил Юлий и взмахом руки подозвал к себе рабов с носилками.
- Что-то случилось? - с плохо скрываемой тревогой спросил Децим Брут, входивший в число заговорщиков, что решили напасть на Цезаря в курии Сената.
- Ничего. Просто в суете, я забыл совершить жертвоприношение перед столь важным делом, которое нас ждет. Пошли Вертумия, чтобы он извинился перед сенаторами за мою задержку. Пусть начинают заседание без меня. Я буду позже.
- Неужели оно не может подождать?
- Нет, не может - отрезал Цезарь и, усевшись в носилки, приказал рабам. - В храм Миневры.
Объяснение диктатора, жертвоприношение для любого римлянина было важным делом, и его безбоязненный вид, в какой-то мере успокоили Децима. Хотя он всей душой желал, чтобы задуманное им дело закончилось как можно скорее.
Двигался вместе с носилками Цезаря, Юний Брут решал важную для себя дилемму. Повиноваться капризу диктора и подождать пока он совершит свое жертвоприношение, либо обратиться за помощью к нанятому им отряду гладиаторов. Они находились рядом с театром Помпея в полной боевой готовности, готовые обнажить свои мечи по приказу своего нанимателя.
Так как носилки должны были миновать дом, где находились гладиаторы, Децим, склонялся ко второму варианту, но тут в дела вмешалась Судьба в лице Марка Антония. Он как всегда опоздал на заседание Сената и крайне удивился, столкнувшись с носилками диктатора.
- Что случилась!? Почему вы не в Сенате? - забросал Антоний своего старого друга, повелителя и по совместительству дальнего родственника.
- Не знаю. Такова воля Цезаря - хмуро проворчал Децим Брут, не любивший Марка Антония. Он повернулся к Цезарю и остолбенел, ибо давно не видел диктатора столь напряженным и сосредоточенным. Маску учтивости стерло с лица Гая Юлия, и он не считал нужным заботиться о своем виде.
- Идем в храм Миневры для принесения жертвоприношения - коротко пояснил Антонию Цезарь. - Не спрашивай ни о чем. Просто сопровождай меня.
- Как скажешь, Юлий - откликнулся старый соратник и двинулся рядом с Децимом, держась за его спиной.
Теперь каждый шаг для него был тяжелой пыткой. Внезапное появление Антония, общий вид Цезаря и поданная ему записка наводили Децима на нехорошие мысли. Не будь рядом с ним Марка Антония, Децим рискнул бы выхватить меч и попытаться убить диктатора, но теперь об этом можно было только мечтать. К тому же, как назло перед носилками все чаще и чаще стали попадаться римляне, хотевшие приветствовать Цезаря.
Так, из всех сил пытаясь сохранить спокойствие Децим, сопровождал диктатора до храма Минервы. Боги, что наряду с Юпитером и Юноной входила в число трех главных божеств Рима.
Жрецы с поклонами встретили главного понтифика Рима и без всяких вопросов приказали привести двух жертвенных баранов, которые всегда были наготове в римских храмах. Децим ожидал, что предстоит обычная церемония жертвоприношения, но к его страху и ужасу, Юлий потребовал привести в храм гаруспика.
- Пусть он предскажет мне судьбу - потребовал диктатор, и его желание было моментально исполнено. Жертвы были принесены, и жрец принялся внимательно изучать печень животных. Тонкая струйка пота предательски проползла по щеке Юния Брута, но тот, боясь вызвать подозрение у стоявшего рядом с ним Цезаря, боялся пошевелиться.
Когда гаруспик разогнулся и поднял голову, ещё не слыша его слов, Децим понял, что все пропало.
- Боги предостерегают тебя от тайных замыслов на твою жизнь, господин - уверенно изрек гадатель и тут пот вытер со лба сам Цезарь.
- Что случилось? Может ты, объяснишь, наконец - с упреком спросил диктатора Антоний.
- Теперь да. Жене моей Кальпурнии приснился дурной сон. Она истолковала его как предостережение богов, и попросил меня остаться дом. Дела, хорошо тебе знакомые вынудили меня отказать Кальпурнии, но перед самым входом в курию мне подали записку с предупреждением о заговоре. По этой причине я обратился за советом к богам и вот, ты слышал их волю.
- В поданной тебе записки указаны имена людей, которых тебе следует опасаться? Скажи и мои люди, приведут их к тебе для допроса - предложил Антоний, заставив Юния Брута напрячься. Рука его непроизвольно скользнула к поясу, на котором под одеждой находился кинжал. Он был готов действовать; убить Цезаря потом себя, но диктатор только покачал головой.
- Нет, просто предупреждение, но в довольно необычной форме.
- Тогда может это просто совпадение, и никакого заговора нет. Мои люди ничего о нем не знают.
- Есть заговор или его нет, не важно. Судьба трижды за день шлет мне свои знаки предупреждения, и я вынужден проявить осторожность.
- Понятно, приказывай, что нужно делать, и я сделаю это - коротко произнес консул.
- Оставь со мной свою охрану, а сам отправляйся на Марсово поле к Публию Корнелию Долабелле. Пусть приведет своих солдат сюда и оцепит храм. А мы с Децимом посидим здесь и подождем твоего возвращения. Надеюсь, это не займет много времени.
- Не волнуйся, стрелой обернусь - заверил диктатора Марк Антоний и выполнил свое обещание. Не прошло и часа, как в храм богини вошел консул-суффект Долабелла и почтительно приветствовал диктатора.
- Господин, мои солдаты по твоему приказу стоят у стен храма.
- Где Марк Антоний?
- Будет с минуту на минуту. Передав мне твой приказ, он отправился к начальнику конницы Марку Лепиду и обещал привести подкрепление.
- И совершенно напрасно. Что скажут римляне, увидев такое количества воинов на своих улицах? Что неизвестный враг напал на столицу или Юлий Цезарь, испугался неизвестно чего. Послать гонца к Лепиду и Антонию с моим приказом оставить конницу за стенами Рима, а им самим явиться ко мне в храм.
- Будет исполнено, господин - приложил руку с груди Долабелла. - Что ещё?
- Опасения опасениями, но нельзя из-за них отменять работу государства. Выдели несколько человек Юнию Бруту и пусть они сопроводят его к Сенату, - Цезарь повернулся к стоявшему в стороне от него Дециму. - Отправляйся к сенаторам и передай им мое глубокое извинение за свое отсутствие и нижайшую просьбу перейти в храм Миневры по неотложному делу.
- Твоя воля для меня закон, но стоит ли звать их сюда в эти стены из-за неясного гадания. Не лучше ли будет собрать их в любой другой день, когда не будет дурных предзнаменований. Ведь прося их прийти сюда, ты выказываешь им свое недоверие.
- В твоих словах всегда была логика и разум, за что я тебя всегда ценил и уважал, но сегодня позволь мне поступить так как я того велит мой Гений. Передай сенаторам мою просьбу и скажи, если они не придут, я на них не обижусь на них. Ступай. И пусть воины сопроводят тебя, так мне будет спокойно.
Появления Децима в театре Помпея в сопровождении солдат вызвало легкое волнение среди сенаторов и сильную панику среди заговорщиков. Охваченный страхом Публий Каска попытался пойти к Дециму, но вид стоявших по бокам от претора солдат его остановил.
- Гай Юлий Цезарь просил меня передать Римскому Сенату его глубокие извинения за то, что не сможет принять участие в его заседании. Также он нижайше просит сенаторов прийти в храм богини Минервы, но если кто по каким-то причинам не сможет туда прийти, он не обидеться.
Стоит ли говорить, что слова Децима были подобны палки, которой разворошили пчелиный улей. Сенат разом загудел и на Юния Брута обрушился град вопросов.
- Что случилось!? Почему Цезарь приглашает нас в храм Минервы!? Что он задумал!? - восклицали сенаторы в памяти, которых было свежи воспоминания, о том как Сулла пригласил сенаторов в храм богини Беллоны, а рядом с ним шло избиение его противников.
- Я ничего не могу добавить к тому, что сказал. Цезарь просит Вас прийти в храм Минервы, но не обидеться, если кто-то к нему не придет - Децим говорил просто и ясно, но вот тон, каким он это говорил, был необычным. Казалось, что он хочет кого-то предупредить и предостеречь.
- Скажи, почему он не явился в Сенат?! - выкрикнул Гай Кассий Лонгин и Брут с радость промолвил.
- Всему причина дурной сон, который приснился жене Цезаря Кальпурнии. Она просила его не покидать дома, так как ему якобы угрожает опасность. Я уговорил его прийти к вам, но по дороге, Цезарь решил зайти в храм Минервы и гаруспики известили его о тайных умыслах против его жизни. Поэтому он решил остаться в храме и просит вас туда прийти.
- Но почему с тобой солдаты!? - воскликнул Каска. - Разве они нужны претору для хождения по Риму?
- Таково было желание Цезаря - коротко ответил Децим, опасаясь, что дополнительные объяснения только ухудшат дело и у кого-то из заговорщиков сдадут нервы. Услышав его слова, Публий Каска успокоился, но ненадолго.
- Это солдаты из легиона Публия Долабеллы, - уверенно заявил сенатор Гай Требоний, тыча пальцем в знаки различия легионера, - что Цезарь приказал ввести войска в Рим?
- Да, приказал, - выдавил из себя Децим, - но только одну когорту.
- Он, что опасается заговора против него!? Но кто эти негодяи, что посмели замыслить недоброе против диктатора!? Смерть им!! - воскликнул сенатор Луций Помпилион и тотчас десятки голосов подхватили его призыв: - Смерть, смерть им! Распять их! Сбросить с Тарпейской скалы! В Тибр мерзавцев!
Меньше минуты понадобилось, чтобы демонстрация верноподничества в адрес Цезаря охватила весь Сенат и Дециму, было крайне трудно определить, кричат эти люди искренне или притворяются. Точно такие же чувства испытывали главы заговорщиков Марк Юний Брут и Гай Кассий Лонгин полагавшие, что сенаторы с радостью поддержат их действия по восстановлению Республики. Глядя на окружавшие их негодующие лица сенаторов, заговорщиков взяла оторопь, такой реакции от хранителей заповедей Римской Республики они совершенно не ожидали.
Неизвестно как долго бы длились эти крики, но сенатор принцепс Друз Скрибоний поднял руку над головой, требуя слова, и наступила тишина.
- Если заговор против Цезаря существует, то все его участники должны быть жестоко наказаны. Тут не может быть никакого иного мнения. Если диктатор ждет нас, то нам следует немедленно отправиться к нему. Децим, отправляйся к Цезарю и передай ему, что Друз Скрибоний вместе с верными ему сенаторами прибудут в храм Минервы.
- Хорошо, сенатор принцепс. Я передам диктатору твои слова - Брут почтительно склонил голову и собирался выйти из зала и столкнулся с Марком Антонием.
- Гай Юлий Цезарь прислал для господ сенаторов две турмы конницы. Для его полного спокойствия - известил Антоний сенаторов.
- Зачем так много!? Значит, заговор есть!? Скажи, консул! - вновь тревожно зашумели сенаторы.
- Заговор есть. Об этом Цезарь узнал из поданной ему подробной записки. Разве Децим не сказал об этом Сенату? - удивился Антоний.
- Мне неизвестно содержание записки - с холодным непроницаемым лицом произнес Децим, и это стало последней каплей переполнившей чашу терпения у Публия Каски.
- Ах, неизвестно! - выкрикнул он и, выхватив спрятанный под одеждой кинжал, бросился на Децима. Молнией он подскочил к префекту и попытался ударить его в горло. Однако в самый последний момент Каска поскользнулся, и вся сила его удара пришлась на плечо Брута. Не ожидавший нападения, претор рухнул как подкошенный. Каска замахнулся, чтобы его добить, но подскочивший Антоний схватил его за руку и стал её выворачивать, с криком: - Что ты делаешь, подлец Каска!?
- Помоги, брат! - выкрикнул Публий и к нему с кинжалом в руке бросился Луций Цимбр, у которого сдали нервы. Увидев надвигающуюся на него опасность, Антоний ни раздумывая, отбросил Каску под ноги Цимбру. Бежавший на него сенатор запнулся о тело своего товарища по заговору и упал.
Падение нисколько не охладило пыл сенатора. Не выпуская из рук кинжала, он попытался встать, но подоспевший на помощь Антонию легионер, одним ударом обезглавил Цимбра.
- Ты поторопился Секст! Я сам бы с ним справился! - недовольно воскликнул консул в адрес защитившего его воина. Антоний рывком отбросил в сторону затихшего Цимбра и склонился над Каской. Он собирался как можно скорее допросить выдавшего себя заговорщика, но едва он окинул его взглядом, как проклятия сорвались с его губ. Падая, Каска напоролся на свой кинжал, который ушел в его грудь по самую рукоятку.
- Говори! Кто с тобой в заговоре!? Кто!? Говори!! - потребовал Антоний у умирающего Публия, но вместо слов, с его губ слетали кровавые пузыри.
- Назови имена! Назови и клянусь богами, никто из твоих родных не пострадает! Говори! Говори! - кричал консул, но Каска презрительно скривился, зайдясь кашлем.
Причиненная им боль была такова, что позабыв про кашель, раненый взвыл, и это подтолкнуло стоявшего в стороне Брута. Он бросился к Антонию стремясь защитить своего товарища по заговору. Кинжала у него в руке не было и это спасло префекту жизнь. Стоявший рядом с Антонием солдат, ударил Брута тупым концом копья и сильно разбил ему голову.
- Взять его! - вскричал Антоний, и солдаты дружно навалились на Марка Юния, выкручивая ему руки. - Что и ты, Брут, пошел против Цезаря?
Консул отошел от переставшего дышать Каски и приблизился к молодому человеку. Крепко схватив его залитое кровью лицо, Антоний громко произнес, так, чтобы было хорошо слышно остальным: - Прав был Цезарь, говоря, что тучные и полнокровные люди ему не опасны и вся опасность исходит от худых и бледных. Вроде тебя и Кассия.
Антоний метнул взгляд в сторону Гая Лонгина, но тот мужественно выдержал его сверлящий взгляд.
- Увести! - приказал консул и, ткнув пальцем в грудь Секста, сказал. - Головой отвечаешь за его жизнь.
Затем Антоний склонился над раненым Децимом, помог наложить на его рану повязку и отправил домой под конвоем солдат, наказав вызвать к претору врача. Когда все это было сделано, он повернулся к застывшим от страха перед ним сенаторам и заскользил взглядом по их лицам, в надежде, что кто-то ещё, подобно Каске, Цимбру и Бруту не совладает с нервами и выдаст себя. Увы, на этот раз Судьба была более благосклонна к заговорщикам, чем к Антонию и у того не было повода ткнуть пальцем в человека и приказать солдатам арестовать его.
- Господа сенаторы, Гай Юлий Цезарь ожидает вас в храме Миневры, - медленно, с расстановкой произнес консул. - Не будем заставлять его проявлять нетерпение от встречи с вами.
Пеший, всегда уступает конному в быстроте передвижения. Когда сенаторы только подходили к храму Минервы, Цезарь уже все знал о том, что случилось в театре Помпея. Всегда славившийся приемом быстрых и нестандартных решений, Гай Юлий не оплошал и в этот раз.
Согласно его первоначальным замыслам, на заседании Сената должен был рассматриваться вопрос и провозглашении Цезаря римским царем. С учетом того, что совсем недавно сенаторы назначили его пожизненным диктатором, царское звание было красивым звучным фетишем, но никак не более того. Подобно магниту оно манило выходцев из старинных родов патрициев, соблазняя их надеждой сравняться по величию и значимости с легендарными правителями Рима. Не избежал этого соблазна и Цезарь, помня, как неблагодарное отечество отплатила своим сынам в лице Кориолана, Регула и Сципиона Африканского победителя Ганнибала.
Даже когда пример Суллы наглядно показал ему дорогу к власти, он продолжал цепляться за звучный фетиш, но открывшийся заговор показал ошибочность его желания. По его приказу народный трибун Луций Антоний стал созвать на Марсовом поле Народное собрание. Когда сенаторы пришли в храм, Цезаря там не было. Вместе с Антонием и Марком Лепидом он отправился на Марсовое поле, где уже стояли толпы взбудораженного народа.
Солнце уже миновало полдень, когда Гай Юлий Цезарь поднялся на наскоро сооруженный для него помост. Для общения с народом, диктатор выбрал именно его, а не привычную для себя трибуну.
- Сограждане, квириты! Ни для кого не секрет, что исполняя волю Сената, я собираюсь отправиться в поход на парфян. Чтобы их кровью смыть позор с римского оружия и вернуть орлов легионов, утраченных Марком Крассом. Любой поход - это опасное предприятие и никто не знает, вернусь ли я обратно в Рим живым и здоровым, ибо воля бессмертных богов нам неизвестна.
Слова о смерти вызвало глухое недовольство в рядах обступившей со всех сторон людской толпы. - Не надо о плохом! Не торопись к Харону, Цезарь! - раздались выкрики, но диктатор сделал вид, что не слышит их.
- Перед тем как покинуть Рим и уйти в поход, я хочу огласить свое завещание. Чтобы каждый из вас знал мою последнюю волю. Безмерно любя народ Рима, с которым связана вся моя судьба, я передаю в общественное пользование все свои сады, находящиеся на берегах Тибра! - услышав эти слова сотни глоток, принялись восторженно славить диктатора, превознося его имя на разные голоса. Дав возможность толпе пережевать эту новость, Цезарь поднял руку, и народ послушно замолчал.
- Кроме этого, я выделяю каждому жителю Рима по триста динариев из тех средств, что были добыты мною в походах в качестве военной добычи. Своим душеприказчиком я назначаю консула Марка Антония, который останется в Риме на время моего похода против парфян. Ему я отдаю часть своих полномочий на время своего отсутствия и прошу вас уважать его слово, как вы уважаете мое.
И вновь толпа рукоплескала словам Цезаря, изъявляя ему свою любовь и долгих лет жизни. Видя, как удачно он разогрел плебс, диктатор перешел к главному, ради чего он и потребовал созыва Народного собрания.
- Поход против парфян очень опасное дело и трагическая судьба легионов Марка Красса тому подтверждение. Согласно пророчеству книг Сивиллы парфянского царя может победить только царь. Поэтому Сенат Республики решил назначить меня римским царем, но я не согласен с ними. Мне не нужен царский венец, ни царское звание! Мне, человеку связавшего свою жизнь с римским народом, покорным слугой которого я являюсь, нужна только его любовь и больше ничего! Однако чтобы не гневить богов и исполнить предначертание Сивиллы я прошу вас даровать мне звание народного императора, которое в моем понятии выше царского! Это позволит мне сравняться с парфянским царем по значимости и победить его! Согласны ли вы с этим!?
Выкрикнув эти слова, Цезарь сделал вид, что покорно ждет решения воли римлян, но и без этого было ясно, что его предложение будет принято возбужденным народом.
- Да, да, да!! Даруем! Даруем! Даруем! - в едином порыве скандировали люди, радостные своему единению со своим кумиром. - Слава Цезарю - нашему народному императору! Слава! Слава! Слава!!!
Дав римлянам время выплеснуть свои эмоции, Цезарь подал Луцию Антонию условный знак, и тот проворно поднялся на помост. Обычно на Народном собрании присутствовали два народных трибуна, любой из которых мог наложить вето на решение собрания. По стечению обстоятельств, второй трибун находился за пределами Рима, что давало Луцию Антонию право в принятии самостоятельного решения.
Вскинув руки над головой, он принялся призывать собравшихся на Марсовом поле римлян к спокойствию и постепенно ему это удалось.
- Правильно ли я понимаю, что народное собрание Рима решило присвоить Гаю Юлию Цезарю пожизненное звание народного императора!? - выкрикнул хорошо поставленным голосом Антоний и тотчас сотни голосов ответили ему: - Да, да, да!!!
- Как народный трибун я утверждаю ваше решение! Гай Юлий Цезарь - народный император Рима! - торжественно изрек Антоний, и римляне бросились к помосту поздравлять своего кумира с новым званием.
Так закончились эти мартовские иды, похоронившие надежды республиканцев на восстановление Республики, открывшие дорогу принципата династии Юлиев.
***
Шумно и громко было во дворце правителя Антиохии, где пожизненный диктатор, великий понтифик и император римского народа Юлий Цезарь давал торжественный пир по поводу предстоявшего похода против парфян.
Главной причиной этого похода было возвращение золотых орлов римских легионов Марка Красса разбитых парфянами десять лет назад. Так было официально объявлено всем союзным Риму царствам и городам Передней Азии, а также армянскому царю Артавазу, к советам которого не хотел прислушиваться римский полководец.
Об этом было заявлено и парфянскому посланнику Васаку, что прибыл в Антиохию от царя Орода, узнавшего от своих лазутчиков о приготовлениях Цезаря. С небольшой, аккуратно завитой бородой и внимательными, глубоко посажеными черными глазами, посланник Орода производил впечатление непростого человека, в чем Гай Юлий быстро убедился. Почтительно выслушав озвученную Цезарем причину, Васак без обиняков заявил, что не верит словам римского императора.
- Вы готовите свой поход не ради возвращения своих орлов. Вы хотите получить наши жизни и нашу кровь. Нашу землю и золото, до которого так алчен всякий римлянин. Даже, если наш царь вернет отобранные у вас знамена, вы все равно найдете сотню причин, чтобы напасть на нас - гордо заявил Васак, нисколько не смущаясь высокого ранга своего собеседника, не старался спрятать суть сказанных слов, за красивую словесную мишуру.
- Ты слишком горд и невыдержан для посланника, - заметил Васаку Цезарь. - Таким тоном, каким ты со мной говоришь трудно поверить, что твой царь ищет мира, а не войны с нами.
- Общение с Марком Крассом, позволило нам хорошо узнать нравы римского народа, а тем поборам, что вы обложили сирийские города и то как грабили верхнюю Месопотамию, позволяют с уверенностью говорить, что золото ваша лучшая приправа.
- Видят боги - ты превратно судишь о римском народе, столкнувшись с одним из его полководцев. Нельзя судить только по одному частному о целом общем. Всегда есть риск получить отвратное представление.
- Вряд ли армянский царь Тигран и последнего правителя Сирии сильно разошлись бы в оценке действий полководца Гнея Помпея. Что до нитки обобрал армянское царство и лишил престола Антиоха Селевкида и все во славу Рима - едко уколол Цезаря Васак, но диктатор быстро нашел, что ответить.
- Вряд ли предки Антиоха Селевкида обрадовались, когда парфяне отобрали у него земли Месопотамии, а самого выгнали из столицы его царства Селевкии. Очень сомневаюсь также, что местные греки обрадовались тому, что царь Ород решил перенести столицу своего царства из Хорасана на берег Тигра и ради этого приказал выселить из Описа почти всех греков.
- Великий царь волен делать в подвластных ему землях все, что пожелает и удел каждого подданного повиноваться ему, ибо такова воля богов - пафосно произнес Васак и тут же получил ответный укол.
- Как благосклонны ваши боги к царю, что притесняет завоеванные народы, свергает с престола родных братьев, казнит своих полководцев, враждует с собственными детьми и, принимая беглецов из сопредельных стран, строит против них козни.
- Я долго ждал, когда ты назовешь более весомую причину для войны с нами и оказался прав - хищно улыбнулся Цезарю Васак.
- Ты ошибаешься. Квинт Лабиен не повод к войне, а справедливый упрек царю Ороду. На территории Римской республики нет беглецов из Парфии и тем более, никто из государственных лиц не оказывает им поддержку против вашего царя.
- Если Квинт Лабиен только упрек, что же в таком случает, будет поводом к войне? Набег на ваши владения царевича Пакора. Дружба царя Орода с армянским царем или что-нибудь ещё? Я теряюсь в догадках.
- Судя по твоему тону - это ты ищешь причину объявить войну Риму, а не мы парфянскому царству.
- Теперь ты неправ, Гай Юлий Цезарь, император римского народа. Мы не собираемся воевать с Римом. Цель моей миссии предупредить тебя от непоправимого шага, который в свое время сделал Марк Красс. Царь Ород не собирается переходить границу римских владений, но без промедления обрушит силу своего конного войска на любого, кто посмеет вторгнуться в пределы нашего царства. И тогда никому не будет пощады.
Десять лет назад, я говорил подобные слова твоему соправителю Марку Крассу, он не захотел внять голосу разума и жестоко поплатился за это. Двадцать тысяч его воинов пали сраженные стрелами наших воинов, заколотые копьями и мечами наших катафрактов, затоптанные их могучими конями, погибли от зноя и жажды. Примерно столько же сложило оружие перед шахиншахом, и было отправлено на нашу восточную границу со страной синов. Сам Красс и его сын, из-за жадности лишились своих голов, которые царь Ород приказал напоить расплавленным золотом. Не стоит повторять чужие ошибки, за которые, Риму пришлось так дорого заплатить.
От голоса Васака веяло таким нескрываемым торжеством, что у многих римлян присутствующих при этой беседе заходили желваки, а стоявший рядом с Цезарем претор Публий Вентидий Басс, сжал рукоятку меча, готовый обрушить его на голову наглеца, однако император не позволил ему это сделать.
- Ты призываешь нас не повторять прежние ошибки, посланник Васак. Я от всей души надеюсь, что и царевич Пакор услышит твой призыв, и больше не будет искать военного счастья в наших землях. Как это он делал прежде, пока проконсул Гай Кассий не разгромил его и вынудил отступить в Парфию.
- Я передал тебе волю моего господина, царя Парфии Орода. За тобой выбор, прислушаться к его словам или поступить наперекор им. Не знаю, что ты выберешь, но только знайте, что число наших всадников вдвое больше того, что мы выставили против Красса. Стрелы наши стали сильнее и с легкостью пробивают щиты и панцири ваших легионеров и нам больше не нужны пленные для охраны восточных рубежей царства. Нам нужны рабочие руки для постройки новой столицы нашего царства Ктесифона.
И вновь желваки заходили на лицах римлян. Вновь их руки стали стискивать рукояти мечей и древки копий, но Цезарь вновь никак не отреагировал на слова посла.
- Ты все сказал, посланник Васак или царь Ород поручил тебе ещё что-то передать мне? - холодно спросил император.
- Я сказал все.
- В таком случае, я больше тебя не задерживаю. Возвращайся к царю Ороду с легкой душой, ведь ты выполнил порученное тебе дело.
- Благодарю, тебя за разрешение покинуть Антиохию, - Васак почтительно склонил голову перед римлянином, но прежде чем расстаться, он не удержался от колкости. - Значит, ты не будешь назначать мне встречу в Селевкии, как это сделал Марк Красс?
Окружающие Цезаря римляне дернулись в третий раз, но диктатор в очередной раз пропустил колкость несносного парфа.
- Я подумаю над этим, посланник Васак - пообещал Цезарь и посланник покинул зал приемов с гордо поднятой головой и расправленными плечами.
Едва дверь за парфянином закрылась, и его шаги перестали быть слышны в коридоре, как Вентидий забросал Цезаря вопросами.
- Почему ты не позволил мне убить его, император!? Почему не оборвал и не поставил на место!? Ранг посла священен, но всему есть пределы! Теперь этот разрумяненный парф будет считать, что он нас запугал, мощью своего царя! - искренне возмущался претор. - Теперь обязательно поползут слухи о нашей слабости, а это плохо скажется на настроении солдат.
- Что касается настроения и боевого духа моих солдат, то я обязательно подниму его в нужное время и нужный момент. С этим у меня никогда проблем не возникало, - заверил император Вентидия. - А что касается разговоров на базаре, так это нам только на руку. Пусть парфы думают, что запугали нас, и мы можем только язвить, бренчать оружием и больше ничего. Пусть они так думают до поры до времени, а когда мы выступим, то сможем захватить их врасплох
- Никогда не имел ничего против военной хитрости. На войне все средства хороши, но стоило ли ради этого так давать волю этому парфу. Какой-то посланец не смеет разговаривать в таком тоне с первым лицом Римской республики.
- Я только следую советам парфянского владыки Орода и стараюсь не повторять чужих ошибок. В частности Марка Красса, - скромно усмехнулся Цезарь. - Он громко трубил о своих планах на всех углах Антиохии, мы выступим на противника неожиданно. Он уверял солдат, что парфяне толпа дикарей, который побегут от одного вида римских легионов, мы изначально говорим, что враг силен, и его можно победить только храбростью и дисциплиной. Красс начал поход с того, что разорил и обложил данью города греков на севере Месопотамии, обратив их в римскую провинцию, мы сохраним грекам их свободы и независимость под нашим протекторатом.
- Ты как всегда проницателен и точен в своих приготовлениях и стратегических планах, император. Я очень надеюсь, что выступая в поход на врага, ты не повторишь главной тактической ошибки Красса, и наше армия будет двигаться не по открытому пространству. Подставляя себя под удары вражеской конницы со всех сторон - высказал пожелание претор.
- Не волнуйся. Мы обязательно учтем это когда ступим на земли Парфии. У нас будет, о чем подумать, составляя наши планы - заверил Цезарь Вентидия, однако все их планы и намерения рухнули через три дня, когда в Антиохию прибыл посланник от армянского царя Артаваза.
В отличие от посланника Васака, приехавшего в столицу Сирии открыто, Ерванд появился в Антиохии скрытно, тайно. Он передал Юлию Цезарю послание своего владыки, который предлагал римлянину военный союз против царя Орода. В случае согласия, Артаваз обязался выставить шесть тысяч всадников и десять тысяч пеших воинов. Также, армянский царь настойчиво советовал Цезарю напасть на парфян через Армению. Объясняя это тем, что в условиях возвышенности парфянская конница теряла маневренность и быстроту, свой главный боевой козырь. Вместе с этим, наступая через Армению, римляне создавали угрозу захвата Мидии, что, по мнению Артаваза, заставило бы парфян без боя покинуть Селевкию и Вавилон.
Цезаря зачитал письмо армянского владыки, близкому кругу своих военачальников, спрашивая из мнения. Первым, как и ожидалось, выступил наместник Сирии Кассий Лонгин, не оставивший камня на камне от послания Артаваза.
- Клянусь Юпитером, это письмо один в один то, что этот предатель предлагал и советовал нам десять лет назад!! Обещал быть союзником и прислать войско, а потом заключил союз с царем Ородом, выдал за его сына свою дочь и на их свадьбе гости забавлялись отрубленной головой Красса! Артавазу верить нельзя! - вынес свой гневный вердикт Гай Кассий и его бурно поддержали ветераны Крассового похода.
- Армянскому владыке верить нельзя! Его союз - хитрая игра в расчете на то, чтобы столкнуть нас лбами с парфянами, а потом расширить свои владения за счет проигравшего по праву союзника! - поддержал Кассия пропретор Сирии Квинт Петреус, но Цезарь только улыбался в ответ.
- Что вы хотите. Армянский царь оказался хорошим учеником Гнея Помпея. Он хорошо понял главный принцип нашей борьбы с врагами "Разделяй и властвуй" и с успехом применяет его против нас самих.
- Ты находишь это смешным, Цезарь!? - воскликнул Кассий, негодующе смотря на диктатора и при этом, ничуть не опасаясь его ответного гнева. В отличие от Суллы, Гай Юлий позволял своему окружению подобные вольности, не отделяя себя от людей рангом ниже.
- Нет. Гай Кассий. Я радуюсь тому, что Квинт Петреус разделяет мое мнение относительно стратегии и тактики царя Артаваза. Владыка Армении предлагает нам союз, чтобы потом, когда это будет ему выгодно, ударить нам в спину и тем самым представить себя тайным союзником парфов, который помог заманить глупых римлян в хитрую ловушку. Думаю, нам следует принять предложение Артаваза и направить часть наших войск в Парфию через армянские земли.
- Но зачем!? - изумился Кассий. - Зачем иметь дело с человеком, который собирается предать тебя?!
- Затем, чтобы в нужный момент предать и переиграть его самого - учтиво пояснил наместнику Цезарь. - Пусть Артаваз думает, что все идет, так как задумал он, но при этом будет делать то, что выгодно нам. Он предлагает нам вторгнуться через Армению в Мидию - хорошо, мы последует его совету, и отправим часть своего войска в Армению. Остальное войско оставим на границе, на случай возможного отражения нового нападения парфов на Антиохию.
- Но зачем так рисковать, отлично зная, что твой мнимый союзник готов предать тебя в любой момент?!
- Чтобы ослабить наших врагов и принудить их воевать друг с другом для нашей пользы. Смотри, Артаваз предлагает нам свою кавалерию и пехоту в борьбе с парфянами, и мы охотно примем его помощь, особенно кавалерию. В горах она мало полезна, а вот на просторах Тигра и Евфрата, она очень пригодиться. Если Артаваз приведет её к нам, он реально поможет в борьбе с парфами и одновременно ослабит собственные силы в Армении. Ему придется хорошо подумать, если он вдруг решиться ударить нам в спину.
- Разреши мне возглавить войско, которое ты отправишь в Армению. Меня эта лживая собака не обманет и не застанет врасплох. В четыре глаза буду следить за каждым его шагом, и в четыре уха буду слушать каждое его слово - клятвенно заверил Кассий Цезаря, но тот в ответ только покачал головой.
- Нет, дорогой мой Кассий. Ты мне нужен здесь в Сирии, для защиты моего тыла от нападения царя Ород. Ты уже один раз успешно отбил нападение парфян, и я совершенно уверен, что отобьешь их снова. Тебе здесь все хорошо знакомо и одно твое имя внушает страх и опасение противнику. Если парфы все же решаться испытать Судьбу, то им придется собрать большое войско, что сильно поможет всем нам ушедшим на восток.
- Кого же ты намерен поставить во главе легионов, что уйдут в Армению? Квинт Петреус, на мой взгляд, лучшая кандидатура на этот пост - предложил Кассий, но Цезарь вновь покачал головой.
- Я бы с радостью согласился с тобой, если бы нам не противостоял такой хитрый и коварный враг как парфяне. К сожалению, Квинт Петреус не подходит для того, чтобы противостоять царю Ороду и его полководцам.
- Как не подходит? Разве он не храбр и отважен, умен и опытен как командир? Разве он не предан тебе душой и телом? - обиделся Кассий.
- Ты сам прекрасно знаешь, что опытный командир и опытный полководец, это разные вещи. Петреус хороший исполнитель приказов, но слабый стратег. Доверять ему командование войском в столь сложном деле как в войне с парфянами, все равно, что ставить у руля корабля кормщика со слабым зрением.
- Так, кому ты отдашь жезл командующего?
- Публию Вентидию Бассу.
- И чем он лучше Петреуса?! Разве у этого человека есть задатки полководца!?
- Поверь мне - есть. Мое чутье меня редко обманывает. Оно не обмануло, когда я предложил твою кандидатуру на пост квестора у Красса, не обманет она и в отношении Вентидия.
- Тебе виднее, Цезарь - с плохо скрываемым недовольством произнес Кассий. У наместника Сирии в запасе была ещё одна кандидатура Децим Брут. Оправившийся от ранения Брут последовал вслед за Цезарем в Сирию и во время обсуждения стоял рядом, но видя решительный настрой Цезаря в отношении Басса, Гай Кассий не стал предлагать его кандидатуру к обсуждению.
После мартовских ид между ним и диктатором возникло невидимое напряжение. Направив в Испанию против Секста Помпея Марка Антония, Цезарь не стал оставлять Гая Кассия в Италии, в помощь Марку Эмилию Лепиду, на, что он сильно надеялся. Вместо него, он оставил в Риме своего родственника Гая Октавиана, специально вызвав его из Аполлонии.
Официально, свои действия Цезарь объяснил тем, что поручает Октавиану надзор за Марком Брутом, участника заговора против Цезаря. Его мать Сервилия, умолила диктатора пощадить её сына, объявив его сумасшедшим и поместить под домашний арест на вилле в Кампании.
К чести Марка Брута, он не назвал никого из тех, кто готовил мартовское покушение на Цезаря, а диктатор не стал его пытать. Старая любовь к матери Брута победила государственные интересы и благоразумность. Брут снова был пощажен, дело о заговоре было закрыто, но прежней доверительности между Цезарем и прощеными им сторонниками Помпея уже не было.
Очень часто, находясь рядом с Цезарем, Гай Кассий ощущал острое желание обернуться и проверить, смотрит ли на него диктатор или нет. Возможно, у него просто сдавали нервы, и он был сходен с вором, на котором горит шапка. Однако не проходило и дня, чтобы у него не ныла спина, от ощущения грядущих неприятностей. Уж слишком колок и проницателен, стал взгляд римского народного императора. Вот и теперь, несмотря на то, что Цезарь улыбнулся ему, тронул за руку и произнес: - Я рад, что ты меня понимаешь, - тепла на сердце у Кассия от этого не прибавилось, но никак не повлияло на обсуждение планов похода.
- Ты постоянно говоришь, что парфы опасный противник и в борьбе с ними недопустимы никакие слабости, но разве разделяя наше войско на две части, ты не допускаешь стратегической ошибки?
- Нет, нисколько. Создавая угрозу вторжения на земли противника в двух местах, мы вынудим царя Орода разделить свое войско, которого у него не так сильно как прежде. Из-за конфликта с царевичем Пакором и казнью военачальника Сурена, число командиров оставшихся верными царю заметно сократилось.
- Все равно, ты совершаешь ошибку собираясь разделить войско, Цезарь. Войско, которое ты собираешься дать Вентидию Бассу, может в любой момент оказаться между двух огней. Давать ему ровно половину наших сил, значит обречь его на поражение. Если же ты его максимально усилишь, то не сможешь противостоять тяжелой кавалерии парфян, которая обрушиться на тебя на равнинах Месопотамии. Как видишь, тут палка о двух концах.
- Не волнуйся, Кассий. Армия Вентидия чтобы достойно сражаться с парфянами в горах Мидии, получит десятитысячный корпус Публия Стациана. Если же армянский царь решит изменить нам и ударит Вентидию в спину, я разрешаю тебе напасть на коварного предателя с тыла и поступить с его землями так, как будто эти земли не нашего союзника, а заклятого врага.
- Но этим самым ты подвергаешь себя смертельной опасности. Новый разгром римских легионов и вторая голова римского императора на ограде царского дворца - это неслыханный подарок для парфян в целом и царю Ороду в частности.
- Рад, что сохранность жизни моей скромной персоны так сильно тебя заботит, но поверь, мои ветераны совершенно не настроены на подобный исход нашей встречи с всадниками царя Орода. У нас есть, чем "порадовать" парфянскую конницу. Как тяжелую, так и легкую.
- От всей души молю бессмертных богов, чтобы они даровали тебе победу в грядущей битве с парфянами, но как ты собираешься брать Селевкию и Вавилон без осадных машин Стациана?
- Я знаю волшебное слово, которое позволит мне быстро открыть городские врата Селевкии и Вавилона, - усмехнулся Кассию диктатор. - Главное суметь правильно его произнести.
- Раз ты решил поделить свое войско, значит, так тому и быть. Однако меня сильно беспокоит твое намерение заключить союз с Артавазом. Я бы никогда не стал иметь никаких дел с этим изменником. Предавший один раз, предаст второй.
- Твоя мрачная желчь не позволяет тебе взглянуть на дело под иным углом - огорченно вздохнул Цезарь.
- Моя желчь тут не причем. Как не смотри, но Артаваз как был нам враг, так им и остается, хотя и пытается притвориться нашим союзником.
- Увы, других союзников у нас здесь нет. Нас ненавидят армяне, нас ненавидят понтийцы, нас не любят греки Сирии и Месопотамии, Атропатена и Осроена и из-за этого ты предлагаешь отложить поход до лучших времен. Подождать пока их отношение к нам изменится.
- Иногда, разумнее подождать, чем проявить опасную нетерпеливость.
- Сидеть и ждать проще и спокойнее, чем попытаться провести свой корабль между Сциллой и Харибдой.
- Человеку, которому помогает сама богиня Венера - это сделать легче, чем простому смертному - уколол Цезаря Кассий.
- Ты говоришь так, как будто богиня Венера будет воевать с парфянами, а Юлий Цезарь будет стоять в стороне и наблюдать. В жизни все наоборот. Боги только предостерегают смертных от ошибок, создают им благоприятные условия, а все черную работу делают сами люди - поучительным тоном ответил наместнику Цезарь.
- И что же боги поведали своему избраннику относительно похода на парфян?
- Время для подобных откровений, ещё не наступило.
- Ты боишься спугнуть удачу?
- Нет, я помню историю своего предка Анхиса, который был убит молнией, когда перешел опасную грань откровений связанных с богами.
Услышав эти слова Кассий, моментально вспомнил Красса. Когда тот на вопрос одного из трибунов, когда консул намерен выступить в поход, ответил, что для него специально протрубят дважды и обида обуяла его душу. Ведь прежде Цезарь всегда отдавал должное его таланту стратега и делился своими военными планами.
Покидая военный совет, Кассий не смог сдержать чувств и пожаловался Дециму Бруту.
- Он нас всех подозревает. Меня, тебя, Петреуса, всех тех, кого простил и приблизил к себе после Фарсала.
- Подозревать - это его право - осторожно ответил ему Брут. Будь ты на его месте, ты тоже подозревал бы.
- Будь я на его месте, то никогда бы не пошел в поход на парфян в союзе с армянским царем! - зло воскликнул Кассий. - Никогда не думал, что к закату лет благоразумие покинет сознание Цезаря и его место займет откровенный авантюризм. Несомненно, его прародительница Венера отвернулась от него и отдала во власть богини Мании, которая ослепила его своим безумием.
- Если это так, то наше дело только выиграет от этого, - осторожно произнес Брут. - Цезарь хочет идти походом на парфян, так пусть идет и пусть его постигнет судьба Красса. Никто из нас от этих действий Цезаря не пострадает. Ты остаешься наместником в Антиохии, я иду вместе с Вентидием в Армению, и нам остается только наблюдать, как он сложит голову под ударами парфянской конницы.
- Надеюсь, что на этот раз бессмертные боги будут к нам более благосклонны, чем на мартовские иды! - проворчал Кассий, хмуро подняв взор к небесам.
***
Вопреки ожиданиям, Карры не оказали никакого сопротивления римскому войску, что переправившись через Евфрат возле Зевгмы, вторглось на земли парфов. Вернее они вторглись на земли их союзника царя Осроены Ману.