В отсеке управления подводным городом Нижние Ленивцы стоял спёртый воздух срочного совещания.
-- Что прикажете делать? Опять плывёт! -- раздувая некрасивые потные ноздри, кудахтал заместитель мэра.
Сам мэр давно уже спал, прикрывшись иллюстрированной картой дна Тихого океана.
-- Савелий Игнатьевич, давайте действовать проверенным способом: средний разгон, торможение. Отнесёт его или разорвёт от вибраций, -- проблема перестанет существовать, -- быстро и уверенно проговорил помощник старшего механика Погоняйко.
Этот молодой человек всегда держал спину прямо, а носовой платок комкал в руке.
Савелий Игнатьевич Хухун с завистью взглянул на мятую тряпицу Погоняйко, в десятый раз проверил свои карманы и отёр пот рукавом пиджака.
-- Я не знаю, не знаю! -- с нотками прорезающейся истерики сказал мэр. -- Евгений Саныч, возможен сейчас разгон?
Евгений Александрович Стремнев, старший рулевой города, вздохнул и ответил:
-- Какой разгон? Дрейфуем в Тверской области, в десяти километрах райцентр, вокруг посёлков и деревень с десяток.
Стремнев потянулся:
-- Ситуация рядовая. Подплывёт, втянут его свои на верхнюю палубу, пошумят недельку. Зато потом год-другой спокойно будет.
Хухун резко встал.
-- Мне Михаил Остапович, -- начал заммэра решительно и громко, но скользнув взглядом по спящему начальству, снизил накал, -- мне Михаил Остапович поручил пресечь, не допустить поручил. Настроения среди населения сейчас опасные. Уважать вдруг стали этих. Моряков. А дальше что? А дальше при поддержке народа представительство в органах власти, смена курса, подъём в верхние слои...
Савелий Игнатьевич расстроился от своих слов и сел.
-- Прямо сейчас уже ничего не поделаешь, стыковка произойдёт буквально через каких-нибудь двадцать минут, -- подал усталый голос старший рулевой. -- А вот в период затишья надо действовать идеологически. Подрывать авторитет моряков, сплачивать народные массы вокруг себя. Талоны на размножение выдать, тряпок каких из запасов подкинуть.
-- Ну ты, мыслитель! -- у заммэра открылось второе дыхание. -- Ты рулевой, вот и рули. Идеологический отдел работает. Они так работают, что тебе и не снилось. Гидропонических ферм хмеля уже на эту идеологию не хватает. А всё равно. Пиво пьют наше, а мысли думают их. Веру в сушу проповедуют. За прошедший месяц четыре мужских и две женских каюты сбежали на верхнюю палубу. А агенты идеологического отдела, отправившиеся на разведку к морякам, не вернулись. Надо, надо пресекать.
Всем было ясно, что допустить вхождения подводной капсулы с моряком на борту в лоно города нельзя. Собрание думало. Воздух в отсеке с трудом оставался пригодным для дыхания. Время бежало вприпрыжку.
Обстановка разрядилась ожидаемо: на экране показался вид с верхней перископической камеры. Капсула с моряком пристыковалась к борту, затянулась герметической мембраной и вошла в город. Бессилие совещавшихся было подчёркнуто взволнованным всхрапом мэра Михаила Остаповича.
На верхней палубе города собрался народ. Стояло наряжённое молчание. Моряк стянул кислородную маску. Из толпы к нему рванула девушка, кинулась на шею, расплакалась. Несколько молодых женщин украдкой вздохнули: "Не мой".
-- Сашка, сукин сын! -- радостно крикнул парень в тельняшке.
По толпе пробежался одобрительный гул.
Александр Надеждин вернулся в Нижние Ленивцы через пять лет после ухода наверх с организованной им группой моряков. Аля с тех пор ждала его, каждый раз вздыхая, когда не Саша оказывался в прибывшей капсуле. А сейчас она не хотела отпускать его ни на секунду. Даже когда друзья потянулись к Надеждину с поздравлениями, расспросами, Аля держала Сашу за руку и не сводила глаз с его обветренного и чуть изменившегося лица. Как только озвучили дату официального собрания и доклада, девушка нетерпеливо потащила любимого в каюту.
Ночь была долгой, с жарким дыханием и тёплыми словами, но закончилась всё равно раньше, чем хотелось бы обоим. За дверью каюты гудела верхняя палуба. Люди просыпались, собирались в зал на встречу с моряком.
Александр сел в кровати, снял висевший на цепочке медальон. Аккуратно раскрыл его. В металлическом углублении лежала щепоть земли. Аля приблизилась, вдохнула запах, коснулась земли пальцами. Удивлённо и радостно прошептала:
-- Сырая. Мягкая. И пахнет так... по-живому.
-- Она и есть живая. И её достаточно и для нас с тобой, и для наших детей. Сейчас там весна, Аля, -- Саша потянулся к сброшенному вечером костюму и достал из внутреннего кармана плоскую металлическую коробочку. -- Это тебе.
В открытом корпусе лежала фиалка. Аля плакала.
-- Ну что, что ты плачешь? На суше их сейчас море.
-- Я не из-за этого. Ты сказал о детях...
Саша обнял её.
-- Там хватит места на всех. Это большой остров. И вода будет отступать и дальше. Мы сможем жить! Греться на солнце, выращивать пищу, рожать детей. Без талонов.
В каюту постучали. "Александр Петрович, зал уже полон, вас ждут через пятнадцать минут", -- сказали из-за двери.
Аля вытирала слёзы, улыбалась. Саша поцеловал её и стал собираться. Побрился, надел парадную форму, медальон заправил под сорочку.
-- Друзья! -- начал Надеждин. -- Спасибо вам, что верите и ждёте нас, моряков. Сегодня у меня есть чем обрадовать всех, от мала до велика. Но сначала я сделаю небольшое отступление.
Когда-то давно на планете было много суши. Материки, острова. Люди жили на земле. И ходили по морям. Отправляясь в плавание, в близкий или дальний путь, любой моряк хотел вернуться домой, на землю. Вода подступала постепенно, суши становилось меньше. Море дало жизнь всему живому, как говорят легенды. И оно же разлучало нас с матерью-землёй.
Мы скитаемся двадцать тысяч лет под водой. Когда люди погрузились, это было необходимо. Подводные города, без сомнения, спасли человечество. Мы живём в замкнутом, изолированном пространстве с автоматически пополняемыми ресурсами. У нас есть всё: воздух, гидроэлекстростанции, синтетика из нефти, гидропонические фермы... А нет только одного -- свободы. Возможности идти, куда захочешь, любить, создавать семьи. Моряки и те, кто с нами, дети, которых мы растим с верой в сушу, пока изгои. Большинству населения подводных городов удобно думать, что жизни на поверхности нет и никогда уже не будет. Тех, кто поднимается и ходит на судах по бескрайнему океану в поисках нового клочка земли, считают сумасшедшими. Да мы и сами иногда слабеем духом, когда годами некуда причалить.
Но теперь, друзья, нам нет нужды жить только верой. Теперь мы твёрдо знаем, море отступает. Есть возможность вновь вернуться на сушу, к матери сырой земле. Наш экипаж готов принять на остров всех жителей Нижних Ленивцев. Это высокое место, море последние годы отходит хорошими темпами. Почвы благодатные, растения развиваются, плодоносят.
На последних словах тишина, сдерживаемая речью Александра, лопнула, и зал наполнился радостными вскриками. Люди обнимались, смеялись и плакали. Они дождались!
Савелий Игнатьевич Хухун сидел, тяжело опершись о стол. Рубашка нещадно липла к телу, галстук душил. Заместитель мэра промокнул этой удавкой лоб и закинул её на плечо.
-- Как они будут всплывать? В отсек управления доступ имеют исключительно органы власти. А шлюпки вместят только верхнюю палубу.
-- Это лишь вопрос времени. Когда все узнают, что моряки решили вести город наверх, попасть им в отсек будет несложно. Народ за моряков. Уважают их, -- казалось, сейчас помощник старшего механика Погоняйко тяготился своей вечнопрямой спиной. Голова его печально клонилась к полу.
-- И сколько у нас времени? -- с особой силой раздувая ноздри обратился Хухун к представителю идеологического отдела Матвею Простому.
-- При самом благоприятном течении дел у вас есть время до утра, -- просто ответил Матвей.
Савелий Игнатьевич отметил это "у вас". Значит, идеологи уже полностью с народом.
-- Собирайте семьи. Вещей не брать. Я иду докладывать Михаилу Остаповичу. Через четыре часа все, кто верит в животворящее море и ценит ту жизнь, что нам дают подводные города, должны быть в отстреливаемом отсеке. Возьмём курс на Тверь. Нет, сразу в столицу пойдём.
Александр никогда не спускался на нижние палубы. Он вырос в семье моряка. В детстве отец рассказывал ему старые легенды о землях с выходом к морю, о подвигах смелых экипажей, о затонувших и не нашедших причал. У отца тоже был медальон. Там лежал песок. Отцу не удалось найти сушу, пригодную для жизни. А их с Алей сын -- Саша был уверен, первым родится сын -- будет бегать по земле.
Их разбудили в четыре утра. Отстреливаемый отсек отделился от города и направился в соседнюю область. На нём ушла примерно сотня человек.
С управлением разобрались быстро. Парни из идеологического оказались хорошо подкованы во многих технических вопросах. Нижние Ленивцы плавно, со скоростью четыре узла, поднимались из тёмной толщи к свету, к земле.
Этой ночью во многих русских подводных городах пыхтели, борясь с головной болью, думали, дрожали, предполагали, отчаивались и недоумевали хухуны и погоняйки. И радовало их только одно -- перископические снимки никогда не шли дальше отсеков управления. Значит, было ещё время поспать мэрам и понервничать замам.
Ленивчане вышли на поверхность в зябкую весеннюю морось. Саша с Алей первыми ступили на остров. Когда их ноги коснулись земли, взошло солнце. Саша заметил, как заиграли яркими солнечными брызгами веснушки на любимом лице. И им улыбнулись россыпи мать-и-мачехи, взвесь туманных капель в воздухе и весь мир.