"Действуй по Уставу - завоюешь честь и славу!" - этот лозунг, со всех стендов, называемых наглядной агитацией, во всех воинских частях советских Вооружённых Сил, возвещал ложь. Как и многое другое в Советском Союзе. Например, "Партия - ум, честь и совесть нашей эпохи" - провозглашалось со всех стен и заборов. А на деле оказалось, что в партии окопались трусы, мерзавцы, воры и карьеристы. Именно их после победы "Великой криминальной революции", спланированной спецслужбами Запада и совершённой под руководством кандидата в члены Политбюро ЦК КПСС Б.Н.Ельцина, ранее ведомое ими стадо, которое принято было считать советским народом, стало называть "перевёртышами". А на деле, над честными людьми, не только свято верившими в провозглашаемые с высоких трибун идеалы, но и отдававшими все силы и здоровье за их воплощение, безкомпромиссно отстаивавшими их в повседневной жизни, почти открыто смеялись окружающие, а временщики-начальники считали их опасными свидетелями и досадной помехой, поэтому всячески дискредитировали и ославляли их, навешивали на них всевозможные ярлыки, называли ненормальными, а то и объявляли антисоветчиками, благо, что полномочия у них, армейских начальников, были неограниченными.
Глава 1 Звонок в дверь очень часто бывает неожиданным. Кто бы это мог быть? - думаешь, пока идёшь открывать дверь. Открываешь - и перед тобой вырастает фигура посыльного. Что-то он скажет? - проносится в голове, пока солдатик открывает рот и произносит первые слова. Пока он говорит, как завороженный смотришь на него. "Вас вызывает командир". "Зачем"? -срывается невольно.
Увидев в ответ лёгкое пожатие плечами, закрываешь дверь и опять оказываешься во власти дум. Сначала в голове проносится: "что я натворил?" и "кто мог заложить?". Если ничего за собой не помнишь, мысли перескакивают на другое. Если же что-то было, прикидываешь, натягивая брюки, в какой степени об этом может оказаться осведомлённым командир. Бывает, что ты и понятия не имеешь о своём проступке, до того мелким и незначительным кажется всё происшедшее недавно с тобой, но его, проступок, заметили и сейчас доведут до тебя в своей интерпретации и спросят, очень строго спросят...
Такие мысли навевает на тебя неожиданный вызов в штаб, пока ты собираешься по полной форме.
А может быть... Ты - лейтенант и в голове у тебя честолюбивые планы. А не хочет ли командир предложить тебе начать осуществление одного из пунктов этого грандиозного карьерного плана? Если долго будешь ждать этого, очень этого хотеть и много об этом думать, то обязательно предположишь, что осуществление твоих планов началось...
Он тоже, очевидно, и ждал, и думал, и хотел. И когда я, поужинав в нашей лётной столовой, никогда не славившейся разносолами и радушием, догнал его, раньше и лучше исполнившего свой "долг" за столом -съесть побольше, чтобы официантки поменьше унесли домой - и очень, на мой взгляд, остроумно пошутил: "Тебя Абрамович на чашку чая приглашает". Но не услышав смех, удивился и оглянулся и не увидел его за собой. В нашем училище это была коронная шутка: "Тебя начальник училища на чашку чая приглашает". А дальше следовал смех, поскольку у курсантов ЧВВАКУШ было в порядке с чувством юмора. И за всё время существования училища не нашлось ни одного чудака, который бы помчался к начальнику училища на чай... Густая толпа лётчиков в комбинезонах "лён-лавсан", какие выдавали лётному составу, который нёс службу в районах с жарким климатом и за границей, своим цветом напоминающих в темноте кальсоны, либо национальную одежду индусов, вынесла меня из столовой на улицу. Я подумал, что мой сотрапезник обогнал меня и сейчас сидит в кузове одного из КамАЗов, на которых перевозили лётный состав из жилого городка в служебный, где мы жили в помещениях барачного типа, находясь на казарменном положении, пока строилось жильё для военнослужащих и их семей. Но на том КамАзе, на котором мы приехали, его не было. Я подумал, что он сел на другой КамАз и на этом успокоился...
Но он подумал, что "это" началось, что его заметили! Он принял шутку за руку, протянутую фортуной, и судорожно ухватился за неё. В это время голова не работает нормально. Мысли такие же судорожные, как и движения. И поступки смешные, потому что судороги у больного или ненормального вызывают смех у здоровых и глупых людей. А за то, что одни смеются над другим, попадёт мне...
Моросит дождь. Настроение такое же мерзкое, как и погода. Сейчас будет построение личного состава полка, обычное по понедельникам. Вот уже некоторые потянули к плацу. Самые добросовестные. Добросовестные отличаются от подхалимов тем, что последние лезут в передовики на глазах у начальников. Сейчас же плац пуст. Начальство частью не прибыло, а частью находится в штабе и решает, очевидно, никогда не разрешимые проблемы.
Придерживая левой рукой противогаз, правой поднимаю воротник лётной демисезонной куртки и вместе с толпой таких же разнесчастных выхожу из крытой проходной КПП служебного городка под дождь. Обходя большие лужи на плацу и перешагивая через мелкие (результат халтурной укладки асфальта грузинами), горько пожалев, что не взял, как некоторые, предусмотрительные, плащ-накидку, иду по плацу к месту построения. Кого-то обгоняю, кому-то киваю, кому-то машинально жму протянутую руку - голова занята другим. И дёрнуло же меня пошутить с этим недотёпой... В строю надо находиться за 5 минут до общего построения, за 10 минут до частного, самые ретивые толкаются здесь за 15-20 минут, причём добросовестных среди них мало. Если я приду к месту построения без 1-2-х минут или же "по нулям" - обязательно опоздаю. Все уже будут стоять в строю, комэска примет доклад у НШ* о наличии личного состава, поздоровается, ему доложат командиры отрядов и начальники наземных групп о состоянии дел у них... На меня будут смотреть добросовестные с сожалением, командиры с презрением, подхалимы будут хихикать и с любопытством ждать реакции командира. Лично для меня это очень неприятные минуты. Не потому, что накажут, а потому, что, якобы, опоздал и происходит всё описанное выше, а это ранит самолюбие. Итак, чтобы не наказал командир эскадрильи, нужно стоять в строю за 5 минут, чтобы не смотрел косо командир отряда и, вообще на всякий случай, - за 10 минут.
Медленно строимся. Командиры торопят. Но каждый старается перекинуться словечком с соседом, кому-то пожать руку - желанная быстрота не достигается. Начинается рутинное, повторяющееся день за днём. Командиры экипажей перед докладом с места командирам отряда спрашивают у подчинённых, не было ли в экипажах происшествий. Сегодня нашего отрядного, Олега Всеволодыча, нет. Нашему командиру, старшему лейтенанту Муллоярову, по праву старшего, придётся докладывать комэске. Он волнуется и потому чаще обычного "гыкает"-покашливает (дурная привычка или нервный тик). Путано рассказываю о случившемся, и Миша начинает "гыкать" ещё чаще. Пытаюсь его успокоить, говорю, что это, в общем-то, мелочь, на это, возможно, не обратят внимание, но Миша разволновался-разнервничался, испугался и полон стремления включить для себя "АЗС", но не знает, как доложить о случившемся и смотрит на меня как на источник неприятностей: обидчиво, укоризненно, с досадой, наконец.
Вдруг по рядам стоящих в строю офицеров и прапорщиков передаётся возникшее всеобщее оживление: это появился и идёт заместитель командира авиагруппы по политчасти, подполковник Абрамовский. "Клоун идёт"! - шепчутся в строю, шёпот сопровождается смешками. Абрамовский смотрит в сторону строя и на лице у него появляется какая-то странная гримаса. Он действительно похож на клоуна: рыжеватые волосы, веснушчатое лицо с крупным крючковатым носом, а самое главное - его длинные ноги, просунутые в короткие, дудочкой штаны и большого размера красно-коричневые ботинки с загнувшимися вверх носами. Детали одежды - результат его патологической жадности, и я бьюсь об заклад - если замполита разуть, у него будут дырявые носки. В другое бы время я посмеялся вместе со всеми, но сегодня мне не до смеха, более того, Абрамовский, сопровождаемый насмешками личного состава, ещё больше ожесточится и решит, что моя выходка - не случайность, а часть сопровождающей его травли. Да, политработник авторитетом у офицеров и прапорщиков не пользовался. Те, кто побывал здесь в прошлом году, рассказывают, как однажды, на офицерском совещании он громогласно заявил по поводу участившихся случаев дизентерии среди всех категорий личного состава: "Дизентерия - болезнь грязных рук, поэтому командование и политическое руководство части будут рассматривать каждый случай заболевания дизентерией как дезертирство, саботаж и подрыв боевой готовности части"! А наутро все увидели доблестного политработника в карантине, вместе с другими зас...ми.
Не один Миша робеет перед нашим комэской, многие ёжатся под его взглядом. Вот он проходит перед строем, останавливается: его глаза отыскали жертву. Он говорит что-нибудь ехидно-оскорбительное, обещает всё припомнить при случае и слов, как правило, на ветер не бросает. "Левую резьбу ищешь? Смотри, товарищ дорогой, обижайся потом на себя". Кому-то намекает на срок получения очередного звания, который может затянуться, кто-то пусть не рассчитывает на вышестоящую должность, у этого прапорщика выходит срок подписания контракта и ему нужно "крепенько задуматься", а этому командование не видит возможным при его нынешнем отношении к службе улучшить жилищные условия... Причём претензии не всегда были обоснованными. Зачастую личная неприязнь к человеку становится причиной давления по службе. Командиру больше всего не подходят такие качества, как мелочность и мстительность. Очень немногие умеют находиться рядом с подчинёнными и держать при этом разумную дистанцию. Слишком заметное сближение, так же как и явный отрыв - недопустимы. Как говорил наш замполит, майор Житник, "если будешь конфеткой - быстро ссосут, станешь какашкой - выплюнут". Быть командиром в лучшем понимании этого слова - своего рода искусство. А таланты, к сожалению, на дороге не валяются, тем более, на строевом плацу. Сейчас уже не услышишь о командире уважительное и тёплое - батя. Это обращение ушло в прошлое, как и время, его породившее. Оно уходит из армии вместе с фронтовиками. Командиры, всплывшие на волне "омоложения" или выскочившие вверх по карьерной лестнице по протекции, уже никогда не услышат в свой адрес этого слова. Не услышат, потому что дённо и нощно думая о своём авторитете у начальства, совсем забыли о подчинённых. Они будут получать лестные представления и подарки, (между прочим, купленные за деньги, собранные в "добровольно-принудительном" порядке с подчинённых), но никогда не услышат в свой адрес доброго слова от тех, кто стоял в строю...
Миша каким-то образом изложил случившееся и вернулся в строй уже не бардово-синий - лицо его приобрело бледно-синеватый оттенок - цвет, в общем-то, характерный
НШ* - начальник штаба
для нерусских. Он стоял покашливая и постепенно успокаивался. Теперь докладывать ушёл комэска. Мы услышали обращённую к нам команду "вольно!", но комэска продолжал стоять навытяжку перед командиром части и замполитом. "Насчёт меня говорят", - тоскливо думал я, ожидая неизбежное. В строю слышались разговоры, шутки, смех, кто-то лузгал семечки, сплёвывая шкурки в кулак, - командиры далеко, им не до нас... И надо же мне было связаться с этим недотёпой!
...В лётной столовой стояли длинные столы, как у солдат, возле каждого стола, по обе стороны, - такие же длинные скамейки, вмещающие по пять человек. Кормили, правда, немного лучше, чем солдат, что означает - готовили и обслуживали весьма дурно. Все эти недостатки превращались заинтересованными лицами в объективные трудности и объяснялись "трудностями становления". Стол, за которым трапезничали начальники, стоял возле стены и его отделял от столов остальных лётчиков широкий проход. Когда я поел и отправился к выходу, обратил внимание, что замполит авиагруппы, подполковник Абрамовский, пьёт чай. Догнав Мишку Стрельцова, лётчика-оператора с "двадцать четвёрок"*, с которым до этого сидел за одним столом, толкнул его в бок и пошутил: "Тебя Абрамовский приглашает на чашку чая". Что произошло дальше, мне потом в подробностях рассказали невольные свидетели этого рождённого у них на глазах анекдота. А сейчас, после построения, со мной проводит дисциплинарно-воспитательную работу командир эскадрильи майор Мордовин. Пытаюсь объяснить, что это была всего лишь шутка в отношении равного мне по званию, а его реакция на эту шутку явилась для меня полной неожиданностью. Вижу, что комэску разбирает смех, он гримасничает, чтобы замаскировать расползающееся в улыбке лицо. Ситуация и впрямь сложилась трагикомичная. Я тоже играю свою роль, изображая скорбную мину, тоже одеваю на лицо
маску. Нужна нервная разрядка, и я совершаю над собой громадные усилия, чтобы не расхохотаться в лицо Мордовину. Нервный срыв будет воспринят ого-го как! Тогда уж меня точно сгноят... К нам подходит майор Березовский, штурман части, ушедший недавно на повышение из нашей эскадрильи, с улыбкой спрашивает про "чай", здоровается за руку, разряжает обстановку. Комэска, через силу сохраняя на лице строгость, отпускает меня. Так я отпускаю из угла своего трёхлетнего сына, чтобы не посмеяться при нём по поводу его очередной детской шалости.
"Времена Чапаева кончились, Лёня, - назидательно говорит, догнав меня, Березовский, расспросив о подробностях происшедшего инцидента, - это раньше было: командир пьёт чай - садись и ты, пей чай".
Вообще, в армии принято делать из мухи слона, чтобы потом было легче прикрывать чьи-то крупные упущения по службе и даже воинские преступления. Ведь дисциплинарная практика ведётся! И наказанные будут молчать - у самих рыльце в пушку. А то, что эти проступки и крупные правонарушения не сопоставимы по своей
тяжести и последствиям, так кого это волнует! Вот и сейчас я не чувствовал за собой вины, но считал себя жертвой обстоятельств, поскольку отсутствовал злой умысел. Но другие, те, кто выше, так не считали и много позже мне это припомнят как попытку дискредитации командного состава. "Двадцать четвёрки"* - вертолёты Ми-24 различных модификаций. Любопытные пристают, но мне и самому мало что известно из того, что учудил Миша Стрельцов. ..."Наконец-то меня заметили!" - решил, очевидно, Миша и на душе его стало сладко-сладко, как во рту, когда положишь кусок сахару. Он заранее ошалел от счастья и бодро доложил, приблизившись к Абрамовскому на почтительное расстояние и взяв под козырёк: "Товарищ подполковник, лейтенант Стрельцов по Вашему приказанию прибыл"!
- Зачем? - его так некстати отрывали от душеспасительной беседы с одним из записных выпивох из нашей эскадрильи, капитаном Чесалиным.
- Как зачем? Пить чай. - Стрельцов смотрел на замполита открытым и честным взглядом ребёнка и великодушно прощал ему его забывчивость.
- ?!... - Абрамовский от неожиданности открыл рот, медленно соображая.
- Ну, я пошёл. Разрешите? - промямлил Чесалин, смекнув, что сейчас самое время улизнуть. На него не обращали внимание. Он вылез из-за стола и боком-боком пошёл к выходу.
- К-какой чай?! - Абрамовский, наконец, обрёл дар речи.
- Как какой? Сладкий. - Мишкины глаза по-прежнему смотрели наивно и невозмутимо.
"Нет, он серьёзно".
- Кто послал?! - дошло, наконец, до Абрамовского.
-Лейтенант Карташёв, из 8-й эскадрильи, - тут же заложил Стрельцов, поняв, что опростоволосился и не на шутку струхнув.
- Морозов! Карташёв у тебя?
- Так точно, ага! - Морозов, замкомэска с украинской неблагозвучной фамилией, типа Полторыбатько, поэтому взявший фамилию жены, пытается проглотить, но кусок предательски застрял в горле.
- Он как, нормальный?
- Так точно, ага! - трудно разговаривать с полным ртом.
- Так какого же х... он из меня дурака делает?!
- Так точно, ага! ...А что случилось? - наконец проглотил и начинает соображать Морозов.
Потом они вдвоём набрасываются на бедного Стрельцова, а тот стоял, повесив голову, которая не хотела вовремя соображать, глупо улыбался и сбивчиво оправдывался. "Ну, садись, будем пить чай", - миролюбиво сказал Абрамовский, когда прошёл гнев и отлегло на сердце.
"Спасибо, товарищ подполковник, не хочу: только что полчайника кофе выпил". - Мишка снял фуражку, рукавом вытер выступившую на лбу испарину и вон из столовой!
...И долго потом будут в полку вспоминать, как один хохмач из 4-й эскадрильи послал одного чудака с "двадцатьчетвёрок" к замполиту авиагруппы на чашку чая.
А через много лет, уже находясь в Афганистане, когда я был в неравном бою почти уничтожен, раздавлен водочной мафией, мне система в лице нашего командира эскадрильи, а по совместительству мафиози в погонах, припомнила этот эпизод, заявив, что, якобы, "ещё в 1974 году Карташёв стал на путь дискредитации и очернительства командного состава"!
Глава 2 Субботний вечер.
На улице дождь со всеми последствиями. В душе - ещё большее ненастье. Ходят слухи, что здесь оставят нашу эскадрилью. Только нашу - остальные вернутся в Торжок. И всё из-за того, что эскадрилья отличная. "Отличились на свою голову", - плюются пессимисты, а их большинство.
Вчера чуть было не покинул этот мир после позавчерашнего знакомства с "Имерули". Был повод - день рождения сына. Угощал первых попавшихся под руку прапоров. Начинаешь вспоминать и анализировать - всё, казавшееся по пьяной лавочке в порядке вещей, было нелепо, смешно и глупо.
Возвращаться "на базу" было далеко, потому что незнакомая или малознакомая дорога кажется ещё длиннее, чем есть на самом деле. Говорил с солдатами- стройбатовцами о чём-то и просил, чтобы они не бросали нашего борттехника, с которым нас свело застолье и который, почему-то раньше меня сдал, хотя имел явное преимущество с точки зрения весовой категории. К тому же он оказался буйным, вырвался и бросился на телеграфный столб, разбив себе в кровь лицо. Теперь для верности пришлось вести его самому.
Перед сном - построение и вечерняя поверка. Комэска узрел "отличившихся" и говорит им об этом. Один прапорщик лезет вперёд, хочет, чтобы командир и его непременно увидел пьяным и успокаивается, когда добивается своего. Завтра у прапора пьяный кураж пройдёт, с похмелья будет болеть голова, да ещё "выговорешник" от Мордовина, но перед этим - разнос по полной форме! Он будет понуро стоять навытяжку, слёзно просить прощение и бить себя в грудь, называя свой очередной залёт последним. Еле стою на ногах, лицо, наверное, бледное, как у мертвеца (очевидно, отсюда и выражение "мертвецки пьян), но остаюсь незамеченным для зоркого и цепкого глаза комэски. Курсантская школа: умение держаться из последних сил сколько угодно долго, когда надо.
- Разойдись!
Я ещё не сдал. Дошёл до кровати, разделся, аккуратно повесил одежду, залез на кровать, которая находилась на втором ярусе, лёг и только тогда почувствовал, что всё у меня поплыло перед глазами. Не в первый раз, знаю, что за этим следует. Слезаю с кровати, сую ноги в ботинки и топаю быстрым, скрёстным шагом в сторону туалетной комнаты... Пока желудок полон, всё идёт, как по маслу, только брызги летят в разные стороны. Но после нескольких визитов к унитазу, когда освобождаешься от выпитого и съеденного, начинаются мучения. Кажется, что тебя выворачивает наизнанку, текут слёзы, которые ты размазываешь вместе с соплями и частицами отторгнутого из глубин, невесть как оказавшихся в носу, одной рукой, второй опираешься за стену, сопровождая каждый приступ рвоты нечеловеческим стоном и почти вслух клянёшься не брать больше в рот этой гадости.
В памяти всё расплылось и нет чёткой картины всех деталей происходившего со мной. Смутно вспоминаю, что во второй или в третий раз, почувствовав дурноту, собрал последние силы и с мыслью, что негоже превращаться в свинью, двинулся по проложенному маршруту. Чувствую, что не дойду, зажимаю рот ладонью, ускоряя шаг, но рвотные массы через пальцы ладони брызгают во все стороны. Все шарахаются от меня. Замечаю возле тумбочки дневального солдатика - отрешённость от мира сего сменяется проблеском чувства, похожего на угрызение совести, сознание фиксирует этот момент, который потом всплывёт в памяти и заставит испытать чувство стыда...
Рано или поздно, но всему приходит конец. Каким-то образом пришёл конец и моим мучениям, и подъём застал меня в постели. Ужасно болела голова и не хотела отрываться от подушки. Опять тошнило. Но надо было вставать, одеваться, ехать со всеми на завтрак в жилой городок на одном из КамАзов, закреплённых за нашей эскадрильей, в кузов которого ещё надо было забраться, напрягая из всех сил дрожащие ручонки, с отвращением смотреть на пищу, от запаха которой к горлу подкатывает тошнота, начинается обильное слюноотделение, и ты глубоко дышишь, чтобы побороть в себе рвотный рефлекс. Поездка в кузове КамАЗа в жилой городок и обратно нисколько не освежает. За рулём КамАЗов сидят бойцы срочной службы из автотранспортной роты ОБАТО*, которые не весть, какие профессионалы, поэтому бедное обессиленное тело, не способное амортизировать, принимает на себя все крупные камни и колдобины. Серёжа Иванов, правак замкомэски, напевает на мотив популярной песни:
И Родина Рая кормила меня
Гороховым супом, гороховым супом...
В кузове смеются. Рая Родина, самая скандальная официантка и одновременно жена Виктора Васильевича, правака из нашей эскадрильи, человека совершенно безобидного, как огня боявшегося жены и одновременно, по словам Щербакова, правака комэски, "шелудивого на шишку", поскольку, когда смотрел на чужих женщин, глаза его становились маслеными.
Сегодня, как назло, строевой смотр. Ноги еле держат, дрожь в коленях не проходит, от слабости на лбу выступила испарина. Хочется плюнуть на всё, выйти из строя, сказать, что больше нет сил - и будь, что будет! Рассудок, прикинув возможные последствия, приказывает терпеть. Облизываю пересохшие губы. Качает от голода - не до строевого шага. И всё же шагаю, шагаю и ещё что-то делаю, как все. Мучения продолжались... И всё-таки я дожил до вечера и с аппетитом сразу позавтракал, пообедал и поужинал.
И теперь, вспоминая всё это, я понял, почему в день прилёта нашего отряда все лётчики "ходили на бровях". Сухое вино - штука коварная: эта кислятина поначалу в серьёз не воспринималась, поначалу его пьёшь, как воду, а затем градусы брали своё. Да и качество грузинских вин зачастую было весьма сомнительным! Во всяком случае, урок я получил серьёзный - теперь буду знать свою норму и по сухому грузинскому вину...
...Достаю записную книжку, в которой веду дневник. Надо бы записать стихотворение, которое сегодня полдня сочинял между делом и вместо дела. Перед этим ко мне подошёл капитан Кярема, редактор стенной печати, и попросил сочинить стихотворение в честь приближающегося праздника 1-е Мая. (Кто его подослал?
ОБАТО*-отдельный батальон авиационно-технического обеспечения; фактически - мафиозная организация.
Наверное, Кручинин, больше некому). Кручинина все зовут Моряком или Матросом. Он
один во всей авиагруппе в морской форме. Как и я, "загремел" из Добрынки в Торжок, чтобы затем оказаться в Закавказье. Вздорный человек, хотя в первое время производит хорошее впечатление. Умеет "делать деловую харю", как у нас выражаются. Но когда срывается, все с удивлением обнаруживают его другим, настоящим. Но пока он легко вошёл в коллектив, стал своим, пользуется авторитетом. Чем больше у человека индивидуальности, тем хуже ему это удаётся. Общество мстит непохожим. Качества, будь они даже положительными, сделают тебя отверженным, если не присущи для большинства. Это особенность мещан - окружить стеной непонимания что-то пришлое, чужое, новое, и по возможности, раздавить его. Мещане не только хотят, чтобы их не трогали, но и, на всякий случай, исключают вообще такую возможность. Каждый из них боится оказаться в меньшинстве, очутиться в обществе непохожих, помятуя о том, что происходит в таких случаях. Этот страх в форме подсознательного инстинкта сплачивает их, обрушивает их месть на каждого, кто усомнится в достоверности сложившихся стереотипов. Если ты не хочешь, чтобы тебя раздавили, не стой рядом с ними, но и в гущу не лезь, иначе утратишь самого себя. Ты недосягаем только вверху. Стань выше! Но не терпением, не презрительной снисходительностью, не огрызанием на наскоки со всех сторон - этим не победишь. Напади первым, узнав их слабые места и бей по ним, пока твоим недоброжелателям не станет больно - боль заставит думать каждого по-своему;
сорви с них покрывало невежества и обнажи их суть, и каждый увидит себя и других в истинном свете и изумится, увидев рядом с собой бесстыдно голых, как и он сам, и, может быть, почувствовав себя морально обнажённым, устыдится своей мещанской сути. Ты станешь один на один, но не с сообществом мещан, а с каждым мещанствующим субъектом в отдельности. Мещане боготворят кумиров, не важно, добрые они или злые. Они укрощены, смирились, но лишь потому, что ты не досягаем для них. Возвысься над толпой! Не питай иллюзий, что добьёшься этого с наскока. Нет, нужны терпение и выдержка. Выжди пока они выдохнутся... Мои "коварные" мысли были прерваны командой штурмана эскадрильи ехать на аэродром, получать карты.
Карты хранятся у диспетчера, диспетчер дежурит в помещении КДП*, на аэродроме. От нашей казармы будет километра полтора, по времени - минут 20 ходьбы и 7 минут на машине. Иду к КамАзу, а голова занята рифмами:
Не белые берёзки - кипарисы...
Удачно, но что дальше? Кипарисы-ирисы... сизый - кажется, нашёл. Надо записать, иначе забуду.
В металлическом кузове трясёт и подбрасывает на гравийной дороге, это чувствуешь всеми своими внутренностями, но сейчас я этого не замечаю. Пока доехали до КДП, в записной книжке коряво и неровно легли две первые строчки и конец третьей:
Защемило сердце от воспоминаний, смотреть на далёкие снежные вершины было
КДП* - Командно-диспетчерский пункт
муторно, перед глазами - Добрынка, Подмосковье. Сентиментальность всколыхнула душу. И родилось вдохновение. Пока получал портфель, родились третья и четвёртая строчки. Записать, пока не забыл:
Но Май и здесь промчится птицей сизой -
Смотри, пилот, на жизнь веселей!
На меня самого этот призыв не действовал, потому что шёл не из души, а нужен был для рифмы. И сидя в кузове, я начал успокаивать себя , оправдывая вынужденное здесь своё пребывание суровой необходимостью. Поэзия не чужда красивости и четыре строчки второго куплета угодливо потекли в "идейном" русле:
Мы лётчики - не ссыльные поэты.
Нас, как и их, послали на Кавказ,
Но только не за дерзкие куплеты -
Мы выполняем Родины приказ!
...А потом нужно было проложить маршрут, который разрабатывали вчера "наши умы", но сначала стереть ластиком старый маршрут, который эти же "умы" выдали нам накануне. Я не люблю и медленно выполняю графические, чертёжные работы, но чтобы поспеть за другими, нужно было выбросить из головы постороннее. Зато потом пришлось изрядно помучиться, пока появился третий куплет. Сочинять надо на одном дыхании, пока есть соответствующий настрой, который называется вдохновением. Но третий куплет всё-таки появился:
Носы не вешать, ну, чего взгрустнули?
Полней, биджо, стаканы наливай!
И пусть рекою льётся "Имерули" -
По-русски встретим Праздник-Первомай!
Последние строчки, насчёт выпивки, шли не от сердца - нет уж, пусть серые волки пьют "Имерули" - просто другая рифма в голову не пришла
"Заказчик" отверг третий куплет по морально-политическим соображениям - назвал его алкогольной пропагандой (хотя буквально на днях я своими глазами видел его и ещё одного капитана, Борю Бобкова, вдрызг пьяными), и настаивал на его изменении. А я доказывал, что поэзию невозможно запланировать, что вдохновение - это дар Божий, поэтому то, что вылилось на бумагу в эти редкие минуты творческого подъёма, ничем другим заменить невозможно и лучше сказанного уже не скажешь. Но Юрий Яныч, так звали этого капитана (о котором говорили: "Капитан Кярема с острова Саарема) был по-эстонски непоколебим. Тогда я подумал и решил, что если сказано про праздник с выпивкой, то можно что-нибудь сказать и про праздник без выпивки. И уже специально для Яныча три последние строчки зазвучали по новому:
Весельем жизнь до края наполняй!
Мы с избранного курса не свернули
И с честью встретим Праздник-Первомай!
Самый придирчивый замполит остался бы доволен этими стихами - что не говори, стихи были "идейно-выдержанными". Капитан Кярема просиял. Он прикинул, сколько стихотворение займёт места, и довольный, потирал руки. Я поудобнее сел на кровати (столов в казарме не было), положил подушку на колени, на подушку записную книжку и начал писать на чистовую: "Предпраздничное, для стенной печати..."
Стихи появились в стенгазете под псевдонимом НП - я не хотел, чтобы они ассоциировались с моей личностью, что было тактической ошибкой. Ежели пока что не получается превосходство в воздухе, надо было показать господство в интеллекте! А то, как я поскромничал, называется ложной скромностью. В своей игре в шахматы я походил не той пешкой... Похоже, мне уже не выиграть эту партию. Если бы перед этим я не совершил ход конём, который привёл к тому, что я оказался в солнечной Грузии!
Как-то в Добрынке штурманскому составу на одном из совещаний было предложено два места штурманов: в вертолётном полку, в г. Воронеже, и в отдельной эскадрилье на Ил-14, в г. Липецке. Поскольку обстановка в полку была нестабильная - поговаривали, что со временем переведут в Торжок - я согласился на Воронеж. Но через некоторое время на это место стал претендовать один штурман отряда - с понижением. Ему пошли навстречу, а мне предложили альтернативный вариант - Липецк. И тут я заупрямился: во-первых, обиделся, во-вторых, в Липецке летали на устаревших Ил-14 с поршневыми двигателями, на которых для лётного состава год шёл за полтора, а не за два как на вертолётах Ми-6. Но самое глупое, что можно было придумать в этой ситуации, это сказать: "Хочу посоветоваться с женой". Ирина заныла, что здесь она только-только со всеми сошлась, а там мы никого не знаем, и почему именно ты?.. Но поскольку документы на перевод в Липецк продолжали готовить, я умудрился прорваться к приехавшему с инспекцией генералу из Москвы и сказать ему о нежелании ехать в Липецк. Мою кандидатуру отставили, но мне передали слова заместителя командира полка, подполковника Солдаткина, раздосадованного моим нестандартным поступком: "Не захотел ехать в Липецк, поедет в Торжок"! Мы знали, что торжокский полк готовят к передислокации в Грузию, на необустроенное место, как говорят в таких случаях, в чистое поле.
...Звонок в дверь очень часто бывает неожиданным. Кто бы это мог быть? - думаешь, пока идёшь открывать дверь. Открываешь - и перед тобой вырастает фигура посыльного. Что-то он скажет? - проносится в голове, пока солдатик открывает рот и произносит первые слова. Пока он говорит, как завороженный смотришь на него.
"Вас вызывает командир".
"Зачем"? -срывается невольно.
Командир полка вызывал меня, чтобы довести, что меня переводят в Торжок на должность штурмана вертолёта Ми-6. Это был мат в 2 хода, который мне объявил подполковник Солдаткин после моего "хода конём", когда я отказался ехать в Липецк.
Командир полка только прибыл из академии и меня не знал ни с плохой, ни с хорошей стороны. А вот Солдаткин...
Как-то я простыл, заложило нос, и когда начал его прочищать, почувствовал резкую боль в правом ухе. Врач поставил диагноз: "острый катаральный отит с перфорацией барабанной перепонки" и отправил меня с баротравмой в ЦНИАГ*, в Москву. Воспользовавшись моим отсутствием с 29 ноября по 20 декабря, роднулька устроилась официанткой в лётную столовую. (И после этого моё идиотское - "надо посоветоваться с женой")! В нашей среде работа офицерских жён в столовой, особенно, официантками, не приветствовалось, так как считалось, что указанная категорий дамочек, в большинстве своём, женщины лёгкого поведения. После моего возвращения из госпиталя в гарнизон, я всё это высказал жене. Как-то, когда я зашёл в лётную столовую покушать, она подсела к
моему столу поболтать и по своей безолаберности не заметила, что за командирским столом сидит исполняющий обязанности командира полка, подполковник Солдаткин, и ждёт, когда его обслужат. Посидев минут пять, и увидев, что официантка сидит с молодым лейтенантом, о чём-то болтает и в упор не хочет его замечать, громко высказал своё неудовольствие и ушёл из столовой, хлопнув дверью. После этого скандала роднулька вынуждена была уволиться из столовой по собственному желанию. Это хорошо. Но и меня Солдаткин отметил не с лучшей стороны. А это уже плохо. На день Советской Армии и Военно-Морского Флота Ирина, что называется, опять отличилась. Во время торжественного заседания, когда заиграл Гимн Советского Союза, и все встали, а военнослужащие - по стойке "Смирно!", Ирина со свойственной ей безответственностью не следила за Максимкой, и тот побежал вдоль рядов, что-то громко крича. Естественно, вся торжественность была испорчена, поскольку собравшиеся смотрели на него и улыбались. Исполняющий обязанности командира полка подполковник Солдаткин посчитал такое поведение моей семьи во время исполнения Государственного Гимна кощунством и после этого невзлюбил меня.
ЦНИАГ*- Центральный научно-исследовательский авиационный госпиталь.
Глава 3 Ждём вылета на горный аэродром. Вчера тоже ждали, да так и не дождались - был закрыт перевал. Посмотрели Грузию, теперь посмотрим Армению. Около месяца нахожусь здесь, но не перестаю удивляться и поражаться здешним обычаям и порядкам. Маленький принц не испытывал таких ощущений, случайно попав со своей маленькой планеты на планету Земля, какие испытываю я, попав в Грузию. Мои идеалистические понятия об этом крае, почерпнутые из художественной литературы, газет и учебников, рушатся под напором фактов реальной жизни. Тебя, как минимум, не поймут здесь, если ты вслед за Сент-Экзюпери скажешь кому-нибудь, что "единственной настоящей ценностью является роскошь человеческого общения". А если ты при этом добавишь, что если бы имел свободные 20 минут, то потратил бы их на поиски родника, чтобы напиться родниковой воды, тебя сочтут за ненормального и отправят в Кутирскую психбольницу, которая находится через дорогу, недалеко от служебного городка и в которой царят ужасные порядки, как, впрочем, и во всей Грузии. Здесь на передний план выступает его величество "рубыл" и дельцы, то есть те, кто умеет делать деньги, часами разъезжают на чёрных "Волгах" по улицам курортных городов и возле воинских частей в надежде за деньги купить себе продажную любовь приехавшей из России рыженькой самочки. Эти ребята обычно одеты в "фирму", то есть джинсы, батник, вельветовый пиджак, дорогую импортную обувь, которые покупают за любые деньги, разумеется, добытые нечестным путём. Здесь богатство выставляется напоказ, чтобы за всем этим скрыть свою духовную нищету. Впрочем, что я это на грузин - во всём полку вряд ли найдётся ещё один человек, прочитавший все изданные у нас книги Сент-Экзюпери, а о романе Сэлинджера "Над пропастью во ржи" и говорить нечего! Я - максималист и делю людей на 3 категории: категория первая - это те, которые читали роман Джерома Сэлинджера "Над пропастью во ржи"; категория вторая - это те, которые когда-нибудь прочитают роман Джерома Сэлинджера "Над пропастью во ржи" и, наконец, категория третья - это те, которые никогда не прочитают роман Джерома Сэлинджера "Над пропастью во ржи". К сожалению, меня окружали люди из "третьей категории". ...Сначала смотрел, как играют в волейбол, потом, лёжа на травке, вместе со всеми принимал солнечные ванны, потом пошё л, ополоснулся под душем с холодной водой - "принял гидроудар" (одно из "крылатых" выражений командира авиагруппы, полковника Дробнича). В тот день всё-таки получили "добро" на вылет и к вечеру прилетели в Калинино.Так называется площадка, расположенная в 4 км от н.п. Калинино, на которой мы приземлились и глубоко завязли в альпийском чернозёме, после чего приходилось подкладывать под колёса элементы металлической полосы, которые под тяжестью вертолёта сгибались, что называется, в дугу. Подобные действия приходилось повторять периодически, подкладывая под колёса всё новые металлические элементы, которыми запаслись впрок. Это - административная территория Армении. Превышение площадки над уровнем моря я намерил по высотомеру ВД-20 - 1530м. С четырёх сторон - горы. Измерил на полётной карте М 1: 200 000 размеры долины - 12 на 38 км. Вершины гор достигают 2300 и более. Насчёт жратвы и процесса её усвоения хреновенько. Столовая - в палатке. Сюда планировали дня на три - в субботу прилетели, в понедельник улетим, но прозагорали целую неделю. Не смогли в срок отлетать положеное из-за погоды. Что здесь хорошего - это то, что не жарко. Температура где-то + 13-180. Листочки только-только распустились. Утром слышал кукушку. Отрабатывали посадку на высокогорную площадку. Жизнь спартанская - подъём в 4.30, отбой в 20.00, ни газет, ни телевизора, ни радио. ...Отпросился у комэски сходить в город, на главпочтамт, снять деньги с аккредитива, так как на завтра намечается очередная репетиция. Поскольку аэродром и служебный городок находятся на окраине, до центра Цулукидзе идти минут 30-40. Районный центр. В основном, частные дома. Зато, какие дома! В России и других республиках, заселённых русскими, за такой дворец Ивану пришлось бы мотать приличный срок. (Откуда взял средства)? Все дома двухэтажные, чем ближе к центру, тем богаче. Заборы выложены особым образом из обработанного речного камня, ворота металлические, кованые, узорчатые. Вдоль заборов высажены в виде живой изгороди вечнозелёные растения типа лавровишни, которые очень красиво подстрижены. От ворот, к входу в дом, над асфальтированной или цементированной дорожкой, на специальных, п-образных металлических каркасах, соединённых вверху между собой, вился высаженный по краям дорожки виноград, образуя красивую зелёную веранду. Рассказывают, что раньше в этих домах, ближе к центру Цулукидзе, жили евреи, которые выехали в Израиль. В самом центре находятся двух- трёхэтажные здания, как правило, административного назначения. На пути к главпочтамту, по правую руку, я увидел постройку, больше напоминавшую сарай, и очень удивился, узнав, что это городской кинотеатр. Такое соотношение общественного и частного, в пользу последнего было непривычно не мне одному. Наши политработники стыдливо уходили от ответа на подобного рода вопросы, что-то бормоча про национальные особенности. Через несколько месяцев я напишу о своём восприятии подобных контрастов, противоречащих принципам социализма, будут лёгкое замешательство и тихая паника среди партийно-советского руководства города, будут спрашивать меня, кто научил и кто написал, и для чего это я сделал... Но вскоре развалюшку снесут и на этом месте построят приличный, подобающий районному центру, кинотеатр. А жители г. Цулукидзе сочтут это за очередной акт неустанной заботы партии и правительства о трудящихся. Больше всего, конечно, меня покоробило неверие цулукидзевских партийных чиновников в то, что советский лейтенант, член ВЛКСМ, за спиной у которого один из лучших ВУЗов ВВС, может грамотно излагать свои мысли и способен занимать активную жизненную позицию! Сегодня, как и вчера, подъём был в 4.30. Пытаемся улететь в Дирби. Это площадка, где базируются 2 транспортно-боевые эскадрильи на вертолётах Ми-8 и 2 противотанковые эскадрильи на вертолётах Ми-24 нашей авиагруппы. В Цулукидзе, на аэродроме, который построили ещё немецкие военнопленные, и который в последующие годы был изрядно запущен за период эксплуатации нашими "специалистами", базируются 2 транспортные эскадрильи на вертолётах Ми-6, эскадрилья на вертолётах Ми-8 и эскадрилья на вертолётах Ми-24. Площадка Дирби находится в восточной Грузии, аэродром Цулукидзе - в западной, между ними горная гряда, через которую проходит дорога, высшая точка которой называется Сурамским перевалом. Так вот, когда над этой грядой стоит облачность, синоптики говорят: "Перевал закрыт"! Нам в таких случаях приходится "ждать у моря погоды". ...Зачем я тогда обратился к генералу? Сейчас бы служил как белый человек в "придворной" липецкой, отдельной эскадрилье, в приличном городе, с двумя выходными, летал бы в солидные командировки! Посоветовался с женой, называется... (А от неё давно нет писем). Главное, надел парадную форму, чтобы представиться, как положено по Уставу, когда прибуду к месту назначения, в Торжок. Но в этой помойке моё знание уставов и желание им следовать должным образом не оценили, а скорее наоборот. Надо было в Москве идти на приём к окружному начальству и доказывать, что не положено меня переводить в другую часть, поскольку я не прослужил в своей части ещё и года! А я смалодушничал: "Зато Грузию посмотрю, о которой столько много читал интересного, побываю на больших учениях"... Романтик хренов! Воскресенье. Это понятие утратило своё, обычное, значение. Здесь что понедельник, что воскресенье - всё одно. Никакого просвета. Скорее бы начинались учения! Скорее бы всё это кончилось! Наших начальников припугнули высокими "гостями", и они организовали помывку вертолётов. Назавтра, с утра, мыли вертолёт; прилетели командиры из Дирби - собрались по-быстрому и полетели в Вазиани, но что-то тормознули в Дирби. Переночевали в Цхинвали, столице Юго-Осетинской АО. Начальство организовало с нами что-то типа занятий. Потом опять томились ожиданием. Назавтра "вводные" следовали через каждые полчаса, и мы целый день чертили и перечерчивали маршруты. А на следующий день полетели совсем по другому маршруту. Прилетели в Вазиани, открыли створки в ожидании пехоты из ДШБ* и обнаружив неподалёку арык из железобетонных плит, по которому вода текла с гор на поля, пошли туда купаться и заниматься стиркой комбезов и белья. В какой-то момент я увидел, что сослуживцы бегут от арыка к своим бортам и последовал их примеру. Оказалось, что по дороге, в нашу сторону, идёт колонна на БТР и БМП для погрузки на вертолёты. В это время, стоя в арыке лицом против течения, борттехник одного из вертолётов, Дима Усов задумчиво стирал свои кальсоны (обладая мужским достоинством солидных размеров он трусы носить стеснялся). Набегающий поток подхватывал его елду, которая достигнув предельно-заднего положения, пружинила, выскакивала из воды, ударялась залупой о пупок, затем падала на воду и всё повторялось сначала. Когда старший лейтенант Усов поднял голову, то увидел напротив себя проезжавшую командирскую машину с комбатом, повернувшим голову в его сторону и отдающим кому-то честь. Дима Усов тревожно закрутил головой, но никакого начальства с большими звёздами позади себя не обнаружил. Тем не менее, командиры вновь и вновь проезжавших мимо него машин, высунувшись из люка, поворачивали в его сторону голову и отдавали честь. Зато личный состав стоявших поблизости вертолётов, покатывался со смеху, наблюдая, как пехота приветствовала Диму Усова за его мужскую гордость. Потом остальные узнали от старшего лейтенанта Щербакова, летавшего правым лётчиком у комэски, во всех подробностях и красках, как пехота проезжала мимо Димы Усова, приветствовала его елду, словно на параде в Москве, на Красной площади, мимо членов Политбюро. Целый день маялись от безделья в Дирби, ожидая вылет в Цулукидзе. Личный состав ловил тарантулов, выманивая их из норок, дразня соломинками. Назавтра "обрадовали": сказали, что ученья откладываются на неопределённый срок. Объявили парковый день. Кто-то, как я, занимается стиркой, другие принимают солнечные ванны. ...Когда я прибыл в Торжок, руксостав эскадрильи усомнился в уровне моей лётной подготовки согласно записям в лётной книжке. У меня были допуски к полётам по маршруту днём и ночью в простых метеоусловиях и допуск к полётам в облаках с заходом на посадку по системе ОСП*. Решили, что проверять меня будут заново, что означало замедлить искусственно мой профессиональный рост, отбросив меня назад на целый год. Но и отпустить меня назад, в Добрынку, тоже не захотели, а взяли из Добрынки лейтенанта Сенчилина, штурмана отряда, из "лесников"**, который летел вместо меня во время перелёта. А комэска Мордовин, когда я представлялся по прибытии, изобразил на своём желтовато-смуглом, цвета ржавчины, лице радушную улыбку, пожимая мне руку, от чего я подумал: "Это и есть азиатское двуличие". И ещё я понял, что Мордовин меня замордует. К сожалению, моя интуиция меня не подвела. Ко всему прочему, из Добрынки в авиагруппу перевели борттехника Каценюка, который звал меня Пан профессор, с его лёгкой руки в эскадрилье меня стали называть Профессором. Пришлось и мне сходить в наряд по лётной столовой. Раньше, когда командир авиагруппы, полковник Дробнич, выводил перед строем лейтенантов с "восьмёрок" и "двадцатьчетвёрок", повёрстанных в армию из ДОСААФ, и зачитывал им благодарность от поваров и официанток за то, что те помогали им переносить бачки и противни, я не мог понять - сошёл с ума или же меня здорового поместили в сумасшедший дом, хотелось от такого кощунства одновременно плакать, смеяться и ругаться матерно! Ведь в Уставе внутренней службы чёрным по белому написано: "Дежурный по столовой подчиняется дежурному по полку, его помощнику и заместителю командира полка по тылу. Ему подчиняются весь суточный наряд, назначенный для работы в столовой, и повара". Добавлю от себя: и официантки, которые по рангу ниже поваров. Так как же, чёрт бы вас всех побрал, вместе с вашей дебильной авиагруппой, подчинённые могут объявлять благодарность начальнику?! Что, если я выйду перед строем и за что-нибудь объявлю благодарность полковнику Дробничу, а ещё лучше - выговор за неразбериху, устроенную им и его непосредственным начальством, за отсутствие заботы о личном составе, граничащей с издевательством над ним. Что, не нравится? А думаете, мне нравится смотреть на этот цирк, на это издевательство не только над здравым смыслом, но и над Общевоинскими Уставами Вооружённых Сил СССР! Короче, после этого я, сходив ещё раз в наряд дежурным по столовой, написал о всех недостатках в вопросах питания лётного состава, в том числе об объявлении благодарности официантками и поварами дежурному по столовой, письмо в газету "Красная Звезда". А то ведь как получается: меня за мои незначительные проступки гнобят, но тех, кто совершает крупные правонарушения в отношении меня, не доводя до меня положенное по закону довольствие, присваивая его, те, кто в нарушение своих должностных обязанностей, не проявляют заботу о личном составе, в том числе, обо мне, почему-то не несут за это никакой ответственности. Нет,
ОСП* - система слепой посадки.
"Лесники"** - студенты, окончившие лесотехнический институт с военной кафедрой по специальности "самолётовождение", призывались на два года, от сюда "двухгодичники", "студенты", "офицеры-любители" и т.д.
товарищи начальники, сначала обеспечьте подчинённых всем необходимым, а потом требуйте с них по всей строгости! Ответ из редакции "Красной Звезды" пришёл в часть тогда, когда я был в отпуске, и, конечно же, "большинство фактов, указанных в письме не подтвердилось". Дежурных по лётной столовой после этого назначать перестали. (Чтобы не было свидетелей воровства столовскими работниками, их начальниками и покровителями). А я начал записывать факты не доведения положенного довольствия личному составу в системе ОБАТО, факты нарушения правил торговли в местном "Военторге", факты разбазаривания горюче-смазочных материалов из-за халатности и по злому, корыстному умыслу со стороны начальства в записную книжку, чтобы в очередном письме в "Красную Звезду" привести их. Я не собирался выходить из боя. Но это будет после краткосрочного отпуска. 28 июня слетали на Карахачский перевал. Была посадка в Калинино. Трава, цветы... Температура воздуха +15 градусов. Все сразу же одели куртки. Забрали пехоту и назад. Вернувшись, все разделись по пояс и загорают. Хочется есть. 12 часов не ели и никому до этого нет дела. 2 июля, наконец-то, получил от роднульки письмо. Написала его до 16 июня, отправить сама не смогла (тёща отправила 25-го). "Обрадовала: "Еду на юг, вышли деньги". Я тоже "обрадовал": "Сама зарабатывай". 1 июля летали на Карахачи, но не смогли там совершить посадку из-за жары. На высоте 2200 м температура была +250 по Цельсию, а в Цулукидзе - +40. В воскресенье съездил с ребятами в Цхалтубо, истратил 80 рублей. В следующее воскресенье нас возили на море, в будние дни купаемся на "Бучиле" - не большом карьере, заполненном водой, на речке Цхенис -Цкали, что протекает за аэродромам. У всех "чемоданное настроение" - объявили, что повезут "на случку", к жёнам. 24 июля из Копитнари вылетел до Москвы, затем с Курского вокзала доехал до Владимира, затем на рейсовом автобусе до военного городка Сокол. Какое это счастье - сидеть в своей квартире, в привычной обстановке, среди знакомых вещей! Только когда что-то теряешь, начинаешь ценить. Назад добирался не без проблем. На Курском вокзале не смог взять билет на 8-е число, поехал в аэропорт Домодедово, где простоял в очереди за билетом часа 4. Всё же 7-го августа улетел. И попал в наряд ...дежурным по кухне. Выдали полевые. Учения отложил до октября месяца. Ходят слухи, что есть директива, по которой мы остаёмся в Грузии. Это значит, что мне из этого капкана уже не вырваться. Днями ничего не делаем. Налёт за август - 1час. На письмо в Москву, Главному штурману ВВС, ответ не получил. Получил от Ирины письмо: пишет, что смирилась с тем, что брошу её. Отправил ей деньги, выписал газеты и журналы и купил облигации. Почтовая работница, по-моему, даже заведующая, взяв от меня деньги, заявила, что у неё на 10 рублей меньше, чем требуется, и я добавил "десятку". Я сразу не понял, что передо мной мошенница, а потом было поздно. Эта воровка ко всему прочему оказалась ещё и с комплексом гоголевского почмейстера Шпекина: как-то она вскрыла два письма, а потом письма вложила не в те конверты. Пострадавшими оказались представители руксостава части. Разразился скандал и любопытную воровку уволили с почты. Вечерами, изрядно выпив "Имерули" и возвратившись в казарму, личный состав закатывает концерты хорового пения. Поют в умывальнике, у некоторых хорошие голоса. Остальные слушают. Репертуар: как правило, русские народные и современные лирические песни и частушки. Манера исполнения: споют куплет какой-нибудь популярной песни, потом исполняют весёлую частушку, ещё куплет, ещё раз эту же частушку, иногда исполняют попурри. Поскольку я гожусь только для того, чтобы исполнять строевые песни во время смотров, которые любит проводить наше начальство, то нахожусь среди слушателей. Среди исполнителей - наш командир отряда, Дробышев Олег Всеволодович. Поёт очень хорошо, задушевно, хотя душонка у него мелкая. Старый холостяк, в молодости много набедокурил, теперь, к пенсии, хочет получить майора, поэтому выслуживается перед начальством. Поскольку обуздать свою буйную натуру ему трудно, отыгрывается на подчинённых, которых не прочь по любому поводу "заложить"; особенно достаётся Карташёву, которого невзлюбил сам комэска.
Глава 4.
Как-то, возвращаясь из центра Цулукидзе, где мы посидели в одном из "чупков", запивая холодненьким "Имерули" грузинское, непривычно острое, блюдо под названием "солянка", но абсолютно не похожее на нашу общепитовскую солянку, мы встретили группу праваков из нашей эскадрильи во главе с Саней Румянцевым, по прозвищу Лукавый, которое, кстати, ему дал комэска и, что называется, "в десятку". Они сообщили нам, что надо сматываться и подальше, поскольку на аэродром несколько машин привезли с железнодорожной станции Самтредиа техимущество эскадрильи, которое предстоит разгружать всю ночь. Подумав, мы продолжили наш путь, поскольку прячься, не прячься, а разгружать придётся всё равно нам. Через какое-то время, когда мы уже разгружали техимущество, к нам и всем остальным присоединились несостоявшиеся дезертиры: наверное, совесть замучила. Это событие стало знаковым в нашей судьбе, поскольку после прибытия техимущества стало ясно, что в Торжок наша часть больше не вернётся, и в Грузию мы прибыли, выражаясь языком классика марксизма, всерьёз и надолго. А в память об этом событии в моей служебной карточке появилась запись: "За разгрузку эшелонов. Благодарность. 24.09.74г. к-р ВЭ". Надпись заверена начальником штаба в/ч 61902 п/п-ком Быковым гербовой печатью воинской части. Правда, подписи его почему-то нет, но это уже недоработка командования части. В октябре-ноябре эскадрилью отправили в отпуск. Взял Максимку и поехали в отпуск. Ирину брать не стал. Решил, что не заслужила. Отпуск провёл в Орловке. В конце отпуска оставил сына в Добрынке с Ириной, а сам поехал в Грузию. Когда приехал в часть, узнал, что в отпуске мне надо было гулять с тремя звёздочками. Из лейтенантов-штурманов очередное воинское звание "старший лейтенант" не получил только Вася Шингур, который в пьяном виде писая с крыльца модуля, в котором нас временно разместили, чуть не описал комэску Мордовина, которого нелёгкая погнала в служебный городок проверять, чем в ночное время занимаются лётчики. Правда, в опале лейтенант Шингур пробыл недолго. В начале декабря послали в Тбилиси, в окружной госпиталь, для прохождения врачебно-лётной комиссии. Лётный состав раз в два года проходит ВЛК стационарно в окружном госпитале, если нет диагнозов, не препятствующих лётной работе. Если же у кого-то появился диагноз, тот ВЛК проходит стационарно ежегодно. Прежде чем ехать в госпиталь, отнёс на квартиру Миши Муллоярова свои вещи на хранение. Он уже получил квартиру в одном из уже построенных домов, так как к нему приехали жена с дочерью. Накатил 150 граммов самогона, не помню, по какому поводу. И вот я сдаю анализы. Сегодня 5 декабря - день советской Конституции. Вчера было зондирование желудка, процедура не из приятных. А вдруг - язва? Куда пойду, если спишут? Дни идут, врачи особенно не торопятся: им на обследование каждого лётчика отводится 15 дней. Уже сдал кровь из вены и из пальца. Скоро будут готовы все анализы и тогда обстановка прояснится. Устроили в палате публичную читку эротического прозведения под названием "В бане". Сейчас один истребитель из Миха-Цхакая конспектирует. По вечерам травим анекдоты, в основном, про женщин. Допоздна не спим, а утром с трудом поднимаемся. Кстати, анекдот на эту тему. Приходит в эскадрилью молодой замполит, представляется комэске, который с замкомэской чертят плановую таблицу полётов. "Мне сейчас некогда, - говорит ему комэска, - потом с Вами побеседуем, а сейчас сходите в курилку, послушайте, о чём лётчики говорят и доложите мне". Приходит замполит в курилку, слышит - лётчики говорят о женщинах. Пошёл докладывать комэске: "Плохо, товарищ командир, у нас с воспитательной работой - лётчики говорят о женщинах"! "Всё нормально, - успокоил его комэска, - иди слушай дальше". Опять пошёл в курилку замполит. Слышит - лётчики заговорили о полётах. Бежит замполит докладывать, хочет комэску обрадовать. Услышал командир новость, нахмурился: "И когда, подлецы, успели напиться"!? Не обходится без "историй" из личной жизни. Один правак с "восьмёрок"*, которого я знаю по Добрынке, рассказал, как однажды, ещё в Торжке, взял ключ у друга от его квартиры, которую тот снимал в частном секторе, а теперь уехал на время, и ночью, когда уснул, вдруг был разбужен голой женщиной, лежащей с ним в постели требующей мужской ласки; он вынужден был исполнить её желание, но во время секса незнакомка вдруг поняла, что легла не под того... Хожу в библиотеку. Читаю журнал "Иностранная литература". Здесь пишут интересно, описывают жизнь такой, какая она есть, поскольку не ограничены рамками соцреализма. Но и читать уже надоело. Пора своё писать... Можно забыться минут на 120, но если днём посплю хоть немного, бессонная ночь обеспечена. Сегодня уже 16 декабря. Послали в барокамеру, сказал, что у меня насморк - отставили до послезавтра. И вот я в Цулукидзе. Вчера, перед отъездом из Тбилиси, посидел в ресторане. Играл ансамбль. Я дал официанту "трёшку" для музыкантов и попросил исполнить для "московского лётчика" песню из кинофильма "Генералы песчаных карьеров". Провинциалы ничего подобного не слышали, поэтому после некоторой заминки исполнили песню из кинофильма "Белое солнце пустыни". Отъехал. "вечерней лошадью". Утром ужасно болела голова. Приехал, упал и проспал до половины второго. Сходил в гости к Мишаре, своему командиру, доложил о прибытии. Скоро должны приехать Ирина с Максимом. Она считает, что ничего "такого" не сделала, за что бросают жён. Мне дали маленькую комнату с подселением в двухкомнатной квартире, в большой комнате живёт начальник группы авиационного оборудования, Дима Николаев с женой и дочерью года на три старше моего Максима. Естественно, ведут себя, как хозяева. Предполагают, что в перспективе квартира достанется им. Строительство ведут военные строители, процентов на 80 укомплектованные нерусскими. Качество строительства ужаснейшее. Офицерам и прапорщикам, получившим жильё, приходится в вечернее время идти на строящиеся объекты, брать стройматериалы и доделывать за строителями. Потом, когда военный городок будет построен, нескольких стройбатовских офицеров привлекут к уголовной ответственности, а самого комбата в чине подполковника посадят на 8 лет. А по городку будут ходить разговоры, что в каждом этаже построенного дома не хватает одного ряда кирпичей, а в
Правак с "восьмёрок"* - правый лётчик на вертолёте Ми-8 различных модификаций.
одном из домов не хватило одного подъезда. Зато вокруг военного городка, как по взмаху волшебной палочки, выросли кирпичные особняки местных жителей. Кроме того, большой доход им приносила торговля вином и чачей отвратительнейшего качества. Грузины, в большинстве своём прирождённые торгаши, поэтому имея низкий уровень совести, считали, что русским опойкам и такое сойдёт. Надо признаться, что среди наших офицеров и прапорщиков хватало субъектов без чувства собственного достоинства, а среди женщин военного городка хватало блядвы, поэтому у грузин были, к сожалению, основания презирать нас, поскольку они негативные черты отдельных лиц распространяли на всех военных. В лётной столовой кормят отвратительно. Постоянно что-нибудь не додают, например, несколько дней не дают кофе, хотя в меню кофе значится, значит будет оприходован как выпитый лётчиками. Либо подадут кофе отвратительного качества. Пригласишь заведующую - как же, разбежалась! В воскресенье придёшь - могут вообще не покормить, сказать, что кончилось. Это бывает, когда украдут больше, чем надо, в надежде, что в столовую придёт мало лётчиков. И всегда им всё сходит с рук. Видать, у начальства рыльце в пушку! А ведь столько было шума после моего письма в редакцию...А я всё фиксирую в за писную книжку. И начальство смотрит на меня косо, и Мордовин с подхалимами контролируют каждый мой шаг: не оступлюсь ли, не упаду ли? Тогда уж точно затопчут! Чтобы хорошо летать, надо часто летать, то есть постоянно тренировать свои умения и навыки, быть в форме. Но если начальство будет преднамеренно редко планировать тебя на полёты, например, за январь 1975 года налетаешь в ПМУ* всего-то 11 часов 44 минуты, из них ночью 1час 20 минут, а в феврале - и того меньше: 2 часа 10 минут, ты будешь неуверенно чувствовать себя в полёте. Вот тебе и повод для придирок: "Лучше к полётам надо готовиться, правдоискатель"! А у тебя в душе конфликт, вызван-ный твоим воспитанием, тем, что официально провозглашается с высоких трибун политработниками и записными активистами и тем, что на каждом шагу делается. "Если я прав, то почему меня травят"? "Если я допустил какую-то оплошность, ошибку в лётной работе или по службе, то почему должен не замечать нарушения более масштабные, тем более, что это затрагивает лично меня и отражается на моём здоровье, настроении, благополучии, если тем самым ущемляются мои права, прописанные в воинских уставах и других руководящих документах, если разбазаривается, разворовывается военное и государственное имущество, чем наносится не только материальный ущерб стране, но и моральный ущерб окружающим, так как подрывается а их вера в справедливость"? "А если я не прав, то в чём моя неправота"? Но вместо этого - Мордовинское "товарищ не понимает". "Что я не понимаю или понимаю не так"? Вопросы, вопросы... Вопросы без ответов. А отвечать никто и не собирается, просто хотят сломать. Позднее, много позднее подобное положение дел стали называть двойной моралью. Так вот, этой самой двойной моралью было пропитано всё вокруг! Кротости моей благоверной хватило ненадолго. Уже в феврале стала "показывать" свой характер. Вечером поссоришься - утром видишь чужое, искажённое гримасой
ПМУ* - простые метеоусловия
ненависти лицо, уходишь на службу не в настроении, на службе всё валится из рук, после службы возвращаешься - тебе опять не рады. (За исключением Максимки, с которым у меня оттаивает душа). Из-за него, собственно говоря, и живём. Для женщины ребёнок - средство шантажа, подлых манипуляций. И чаще всего манипулируют мужчинами благородными, с развитым чувством долга, ответственности за судьбу своего ребёнка, с голосом крови, наконец! Некоторые считают таких людей слабохарактерными, не способными к резким переменам, плывущими по течению... Просто, всему должен быть предел. Я считал таким пределом доказанную измену. Всё остальное можно и нужно пережить. Ребёнок не должен отвечать за ошибки взрослых! Я не мог даже представить себе, что моего малыша будет третировать каким-то образом чужой дядя... И всё-таки дети расплачиваются за неудачный союз своих родителей. Здесь и "шлепки" за то, что подвернулся под горячую руку не вовремя, и не комфортное существование в семье, где между родителями отсутствует взаимопонимание, а в перспективе - собственные проблемы уже во взрослой жизни. Сейчас уже доказано, что счастливо складывается судьба тех детей, чьи родители жили в любви. И аборты жена чаще делает по своей инициативе (и при попустительстве тёщи) не только из желания убить в себе плод от нелюбимого мужа. Этим она подсознательно всякий раз убивает самого мужа. Первого ребёнка рожают, чтобы привязать к себе мужчину, а потом под разными предлогами ("нечего нищету плодить") идут на аборт. Это сколько же надо иметь ненависти и злобы к мужчине, которого сами же, вместе со своей матерью, окрутили! Чаще всего мужчина, вступая в брак, добросовестно заблуждается, совершает ошибку, женщина же действует осознанно и расчётливо. В этой жизненной драме будущие жена и тёща - две кровожадные хищницы. Короче, в моей неравной борьбе с коррумпированным начальством мне не приходилось рассчитывать на крепкий тыл. Как правило, в самый ответственный момент моя жёнушка меня подводила. И мне было тяжелее многократно. Даже партизаны, дейст- вовавшие в тылу врага, имели какую никакую поддержку с Большой земли, я же зачастую оказывался один, как перст. И только мысли о будущем моих детей, которое зависело от моего социального статуса, помогали мне не упасть, не сломаться, выстоять. Между собой наши женщины тоже скубутся - жена Николаева и моя Ирина. Заводилой является жена Николаева, невзрачная, малообразованная женщина по имени Тося, с крестьянской хваткой и комплексом неполноценности, которая чувствует себя хозяйкой, а нас - квартирантами. Ирина долго терпела, но потом взмолилась: "Больше не могу"! Я разрешил ей "дать сдачи", зная о "способностях" своей половины. Вечером, придя со службы, я с удивлением увидел нашу соседку жалкой и какой-то растерянной и сразу понял, что "Бородино" состоялось. Образцом социалистического общежития не отличались и другие жёны. Жена старшего лейтенанта, тоже штурмана, например, чтобы быстрее получить отдельную квартиру, упала перед Мордовиным в обморок, чем не поспособствовала росту авторитета своего мужав глазах комэски, но своего добилась. К чести Димы Николаева - он не поддержал гегемонических устремлений своей супруги, более того, провёл воспитательную работу со своей женой с применением физического воздействия, к чему некоторые женщины бывают привычны и что является почти единственным средством воздействия на них. Мне не раз приходилось видеть битых жён с "фингалом" под глазом, которых мужья били со всего размаху, даже не всегда за дело, но для профилактики. Изменяли же мужьям, как правило, не битые жёны. А блядвы, как я уже писал, в нашем городке хватало. Я тоже грешен, хотя физическим преимуществом не злоупотреблял и поднимал на жену руку чисто символически, что для неё было не столько больно, сколько обидно. И это действовало. Потом, когда у меня выросла дочь, я пересмотрел свой взгляд на возможность физического насилия над женщиной, мне было не по себе даже от самой мысли о том, что кто-то поднимет руку на моего ребёнка, и начал стыдиться даже самих воспоминаний о том, что сам мог физически обидеть свою жену - тоже дочь своих родителей. Что же делать, когда жена приносит тебе морально-нравственные страдания? Выход один - расстаться. А как же дети? - Бедные дети... И не только потому, что растут без отца, но и с отцом растут битыми обоими родителями, которые срываются на них, проводя воспитательную работу или проверяя уроки. Как правило, они - жертвы женской стервозности, и эта женщина - родная мать. В кабине штурмана, в носовой части вертолёта, находится установка НУВ-1м, на которой крепится крупнокалиберный пулемёт Афанасьева А-12,7. Поскольку створки пулемёта закрываются неплотно, в кабине штурмана гуляют сквозняки. Перед тем, как нашей эскадрилье пойти в отпуск, наш отряд летал днём по маршруту и ночью на групповую слётанность. Командир или правый, чтобы не дуло в лицо, направил вентилятор вниз, в сторону кабины штурмана, вот меня и просифонило, в результате чего я не мог повернуть шеей. В санчасти предложили семейную путёвку в Одесский военный санаторий, куда мы и поехали вместе с Максимом. Максимка, правда, был в санатории нелегально и нам приходилось его прятать от слишком "принципиальных" горничных Пришлось даже снять комнату у одной из сотрудниц санатория, чтобы жена с сыном могли иногда там переночевать. Там можно было принимать различные процедуры, мне, в частности, делали массаж шеи и плечевого пояса и боль постепенно прошла, частично из-за лечения, частично лечило время - ничто не может продолжаться вечно. Солнцем и морем мы насладиться не могли, так как был апрель-месяц и соответствовавшая этому времени года погода, зато ездили по экскурсиям, прокатились по морю на морском катере, сводили ребёнка в кукольный театр, в зоопарк, слушали в местном драмтеатре "Тоску". Всего этого мы были лишены в нашем захолустье. Когда мы вернулись из санатория, Тосю было не узнать: сама любезность. Нам оставалось только принять такие перемены. В конце июля к нам в гости приехала моя двоюродная сестра Светлана из Белоруссии. Она училась в Минском государственном университете на каком-то курсе. Тётя Клава, как потом оказалось, рассчитывала, что я познакомлю её дочь, Светлану, с каким-нибудь офицером, но это была трудновыполнимая задача, поскольку она пробыла в гостях всего ничего. Кроме того, у меня на примете не было ни одного подходящего холостяка, мечтающего связать себя узами Гименея. Вскоре Ирина, Максимка и Светлана поехали в Кобулети, чтобы показать Светлане море, но буквально через несколько дней они вернулись, так как у обоих начались "женские проблемы" - тут уж не до купания в море! В этот период у меня в очередной раз был острый финансовый кризис, связанный с тем, что моя "хозяюшка" абсолютно не умела разумно тратить деньги, которые заканчивались у неё задолго до очередной выдачи нам денежного содержания. Я кое-как занял 50 рублей у кого-то из холостяков и дал Светлане на обратную дорогу, но сам поехать проводить не смог из-за полётов, а Ирина умудрилась из этой суммы выкроить себе на какую-то безделицу, и в результате Светлане хватило только на билет. Ехала она до Минска впроголодь. Так я встретил и проводил двоюродную сестру!
Глава 5.
Сегодня 5 октября - День учителя, а я никого не поздравил... Сейчас идёт инспекторская проверка. В войсках она знаменует собой начало нового учебного года. Сначала проводится строевой смотр, для чего следует построение на плацу в парадной форме одежды и хорошо, если погода стоит солнечная, если не наступил сезон дождей и не приходится стоять под моросящим, а то и под проливным дождём, который хоть и кончается быстро, но промочить успевает до нитки. Прибывшее вышестоящее начальство, находясь на сооружённой по случаю трибуне вместе с командованием авиагруппы, поздравляет нас с началом нового учебного года, а мы, изображая неподдельную радость, должны прокричать троекратное "уря". Иногда начальство, усомнившись в нашей радости, выраженной не достаточно бурно, приказывает прокричать "ура" ещё разок. Тут уж хошь-нехошь, а рявкнешь, чтобы отстали... После заготовленных речей представителей от подразделений авиагруппы и частей обеспечения - активистов, отличников боевой и политической подготовки про наши ошеломляющие успехи, старшие офицеры, прибывшие из округа с инспекцией, а также руксостав бригады изображают опрос военнослужащих. Согласно действующему Уставу, опрос офицеров проводится по должностям, то есть, подчинённые опрашиваются отдельно от своих командиров. У нас же проверяющего сопровождал комэска, как удав, не спуская с нас глаз, а стоим мы, согласно боевых расчётов, вместе с прапорщиками, а кое где и солдатик маячит, который стоит на должности бортмеханика, либо стрелка-радиста. "Товарищи, жалобы есть"? - торжественно спрашивает проверяющий. "Никак нет! Всем довольны"! - бодро отвечает за всех заранее подготовленный правофланговый, борттехник, старший лейтенант Шингарев. Проверяющий радостно жмёт ему руку. Гвозди бы делать из таких ахвицеров! Их и за людей-то не считают, обкрадывают, где только можно, унижают, а им хоть бы хны... Если "мы не рабы", то откуда же у большинства из нас холопская психология? ...Когда заканчивается этот спектакль, полковник Дробнич подаёт команду: "Полк, СМИРНО. К торжественному маршу, побатальонно, на одного линейного дистанции, управление прямо, остальные напра-ВО. Равнение направо, шагом - МАРШ". По команде "К торжественному маршу" из строя выходит комэска Мордовин, за ним его заместители: замкомэска, капитан Ефанов, замполит, майор Житник и начальник штаба, майор Давыдов, и становятся в двух шагах позади него. По команде "Марш" местный оркестр начинает играть что-то среднее между "Лезгинкой" и "Прощанием славянки и только барабан помогает не сбиться со строевого шага и не пуститься в зажигательный кавказский танец. Впереди идут знаменщик со знаменем части, его сопровождают ассистенты, все трое с перевязью через правое плечо. За ними движутся управление и эскадрильи. Мы идём предпоследними, за нами только ТЭЧ* полка и части обеспечения: ОБАТО и отдельная рота связи. Повернув направо, доходим до места, где стояло управление. Мордовин командует "ПРАВОЕ ПЛЕЧО", "НА МЕСТЕ", поворачиваемся, выравниваемся, берём установленную дистанцию и по команде "ПРЯМО" следуем за "братской" третьей эскадрильей. Ею сейчас командует майор Морозов, наш бывший
ТЭЧ* - технико-эксплуатационная часть.
замкомэска. Не доходя до трибуны, кричу: "И-и-и"! "Раз"! - дружно подхватывает шеренга. Все прижимают руки к туловищу и поворачивают, за исключением правофланговых, головы в сторону трибуны. Прошли трибуну, я кричу: "И-и-и"! "Два"! - на этот раз слабее. Но это забота начальства - у них оклад выше. Я же служу, но не выслуживаюсь. Это называется "служить не за страх, а за совесть"... То, что мы прошли мимо трибуны, в Уставе называется "определение строевого слаживания подразделения". Теперь надо пройти мимо трибуны походным шагом с исполнением строевой песни. В итоге наша эскадрилья занимает первое место. Смотрю, и Мордовин - нет-нет, да улыбнётся. И улыбка у него на этот раз не ехидная. Примерно с такой улыбкой он жал мне руку, когда я представлялся ему по прибытии к новому месту службы, в Торжокский вертолётный полк. Но я-то знаю цену этой улыбки!.. Теперь начинается сдача зачётов по многочисленным дисциплинам: вертолётовождению, аэродинамике (для лётчиков), матчасти, вооружению, радио-техническим средствам, метеорологии, инструкции аэродрома базирования, району полётов, который должны чертить на память, тактике, общевоинским уставам, а также физподготовке, то есть бежать кросс. Почти все срезают, я принципиально бегу честно и прихожу в числе последних, но в норматив укладываюсь. А дальше идёт работа на авиационной технике, где лётный состав вместе с борттехником, бортмехаником и радистом осматривает, чистит и моет вертолёт. Накануне проводится открытое партийное собрание, на котором обязаны присутствовать все. Здесь комэску называют коммунист Мордовин и изображают внутрипартийную демократию. Выступающие рапортуют о достигнутых успехах, зам. по ИАС** осторожно критикует ОБАТО за то, что на эскадрилью выделено масел, краски, ветоши и пр. едва ли половина от требуемого, но тут же заверяет руководящий и политический состав части, что и с этим мизером все необходимые работы на матчасти будут выполнены полностью и перевод техники на осеннее-зимнюю эксплуатацию будет завершён в срок. Оставалось только гадать: или заявки были завышены, или произойдёт чудо, подобное тому, когда Спаситель накормил многих собравшихся пятью хлебами и двумя рыбами. Прошлой осенью я работал на борту, где борттехником летал Лёша Соловьёв, как всегда, добросовестно, но Лёша постоянно брюзжал. На этот раз Саня Пересыпкин, с которым я летаю с осени прошлого года, каким-то неведомым образом узнав, что в санчасти имеются две путёвки в профилакторий при Доме отдыхаВВС, в г. Кобулети, подкатил к врачу части и оформил эти путёвки на себя и своего штурмана, то есть меня, затем поставил перед фактом руксостав эскадрильи. Мордовин не стал ссориться с начальником медицинской службы полка, майором Пукаревым, и, играя желваками, отпустил нас. Я сел сзади Пересыпкина на его мотоцикл и через полтора часа мы были на берегу Чёрного моря. Когда другие чистили, мыли вертолёт и выполняли другие, положенные по регламенту работы, мы валялись на морском песочке и купались в Чёрном море. Некоторые считали, что на эти путёвки были более заслуженные кандидатуры, но проворнее оказался Пересыпкин, иначе путёвки могли бы "уплыть" в другую эскадрилью. Что касается Мордовина, тот никогда не отличался заботой о своих подчинённых. Вечно ходил чёрный, как грозовая туча. Мелкая
ИАС** - инженерно-авиационная служба
мстительность, помноженная на занимаемое положение. Хотя в его ли положении было изводить себя и других: ведь эскадрилья считалась отличной, то есть постоянно по итогам учебного года занимала первые места? Личный состав, кроме дополнительных напрягов, ничего от этого не имел, зато командир эскадрильи считался перспективным, то есть ему светили и вышестоящая должность, и присвоение внеочередного звания, и поступление в академию... Эскадрильский балагур, Саша Пересыпкин, по этому поводу острил:
"Давай паши, давай шуруй!
Начальникам - подарки,
а подчинённым - х..!
Хотя не всех он держал в чёрном теле, были у него и свои любимчики. То есть эскадрилья пасынков и фаворитов майора Мордовина.
Да, я уже скоро год, как летаю с другим командиром, да и все члены экипажа другие. Мой новый командир, Саша Пересыпкин, прибыл из Могочи, из Забайкальского Военного Округа. Он не отличается дисциплиной, острый на язык, хамоват с окружающими, не всегда справедлив с подчинёнными, не пытается угадать, что в данный момент хочет начальник, поэтому, будучи на капитанской должности, не один срок перехаживает старшим лейтенантом. Правак, Лёша Благов, сослан к нам из отдельной эскадрильи в Кызыл-Агаче, дыры на Каспийском море, поскольку соблазнил у себя, в
гарнизоне, жену замкомэски. В его "расстрельной" характеристике написано "втирается в доверие к начальству", запомним этот штрих. Словом, этакий герой-любовник, пострадавший из-за женщины. Борттехник, по фамилии Веселов, прибыл из ГВФ*, амбициозный, но технически не грамотный. Зато бортмеханик, Володя Волков, хоть и опоек, каких среди торжокских прапорщиков - пруд пруди, зато из тех, про каких наш замкомандира полка по ИАС, подполковник Спивак, говорит: "Из п..ды с отвёрткой выскочил"! На вертолёте знает каждую гайку. Бортрадист - из солдат; радисты в полёте практически ничего не делают, да вот штатным расписанием предусмотрены, поэтому исправно ходят в лётную столовую, да помогают борттехнику и бортмеханику после полётов чехлить вертолёт. Отрядом по-прежнему командует Олег Всеволодыч, старый холостяк. Штурманом отряда с ним летает Юра Котелевец. Он из ДОСААФ. Правым ведомым летает Гена Чиркунов, рано начавший лысеть, рыжеватый и веснушчатый отчего Саня Пересыпкин называет его в глаза и за глаза "Красный командир". Гена не дурак выпить, что является его большим минусом, но зато хорошо играет в футбол и мастерски делает пасы Мордовину, тоже любителю футбола, за что находится у Мордовина в фаворе. Я уже (!) получил 3-й класс, а также отдельную квартиру, полуторку. Раньше в ней жил Соколов, штурман из нашей эскадрильи. Ему дали двухкомнатную квартиру, поскольку у него родилась вторая дочь. Юра Соколов, или как его в эскадрилье называют за глаза, Соколян, за пятую графу и соответствующие этому особенности характера, истребовал с меня "червонец" за вставленное им остекление на лоджии, правда, когда я заикнулся о десятке перед тем, который потом входил в мою полуторку, тот отказался со словами: "Ну, демонтируй и сделай всё, как было"! Наконец, провели Опытные учения, которые собирались провести в прошлом году. ГВФ* - гражданский воздушный флот.
Для некоторых они стали последними, царствие им небесное! Во время демонстрационного полёта со стрельбой по мишеням, на полигоне, как раз на уровне трибун, на которых располагалось высокое начальство из Москвы и партийно-советское руководство Грузии во главе с Шеварднадзе, столкнулись и упали два вертолёта "Ми-8". Кроме экипажей погибли находившиеся в вертолётах десантники и другие пассажиры, так что гробов было много... 15 декабря.
Сейчас только пришёл с ужина. Ну, и бардак! Когда это всё кончится? Почему командир не может это прекратить? Очевидно, ему выгодно.
И так - везде. Куда мы идём?
В зале осталось четырнадцать столов не накрытыми. И это на один заход. (Позже подсчитаю, сколько человек питалось).
Всё-таки не нужно прекращать борьбы. Единственное, что я могу, это писать. К сожалению, у меня есть только перо. Пистолета нет. Иначе бы я стрелял. Во мне ничем не вытравить ненависть к лицемерам, хапугам и прочим нехорошим человечикам, как бы высоко они не стояли.
А 19 декабря я записал очередное "крылатое выражение" нашего комэски Мордовина: "У борттехника один подчинённый - бортмеханик. И тот - алкоголик"! Конечно, с подчинённых спрашивать он мастак! Вот бы ещё проявлял о подчинённых заботу, как того требует Устав внутренней службы Вооружённых Сил СССР, где, в частности, сказано: "Командир (начальник) обязан... сочетать высокую требовательность и принципиальность, а также непримиримость к недостаткам с доверием и уважением к людям, постоянной заботой о них, не допускать грубости и не унижать их личного достоинства". Слабо, Юрий Андреевич! Для этого Вам придётся с вышестоящим начальством конфликтовать. А это Вы не потянете, товарищ майор, кишка тонка. Гораздо проще над подчиненными измываться!
24 декабря, конец года. Я не летаю, так как начальство подтверждает классную квалификацию, летает в облаках при минимуме погоды... при звёздах. "Ждали, когда настоящий минимум пройдёт - страшно было. В денежной ведомости расписываться куда легче!" - это ляпнул при Мордовине Саня Пересыпкин. Так думали многие, а сказал один Пересыпкин. Мордовин ещё больше почернел лицом и пообещал обратить на него "пристальное внимание". Что это такое, я испытал на своей шкуре... Лётный состав каждый год обязан подтверждать свою классную квалификацию. Для этого лётчики и штурманы 1-го и 2-го классов должны за год налетать определённое количество часов в сложных метеоусловиях днём и ночью, а также совершить определённое число посадок при определённой высоте нижней кромки облаков и ограниченной полётной видимости. Желание лётного состава повышать свою классную квалификацию неплохо простимулировано: лётчики и штурманы 2-го класса получают в начале следующего года денежное вознаграждение в размере 10% от суммы годового денежного содержания, и 15% за 1-й класс. Но поскольку часто бывает, что запланированы полёты в сложных метеоусловиях, но вместо облаков и густой дымки, светлая лунная ночь, и чёрное южное небо усыпано звёздами, а видимость, как говорится, миллион на миллион, то нужную погоду "рисуют". Для этого начальник метеослужбы пишет в своих документах требуемую погоду, и старший авиационный начальник, он же командир авиагруппы, звонит в Тбилиси, на "Грозу" - штаб Воздушной Армии КЗакВО* - и докладывает о принятии решения начать полёты в сложных метеоусловиях. Берёт, как говорится, грех на душу. Вообще -то, такое положение вещей происходит из-за ошибок в планировании и безнаказанности. Но когда лётный состав попадает в реально сложные метеоусловия, к полётам в которых фактически не готов, то теряется, допускает ошибки и совершает лётные происшествия и предпосылки к ним, о чём из очень высоких штабов то и дело приходят приказы с "нулём" и "двумя нулями"**, а то и Постановления ЦК КПСС. 27 декабря. Сегодня был "в гостях" у Плохиша. С таким человеком лучше не знаться. Скользкий он человек. Таким легко живётся. Один из тех, кто красиво говорит, но некрасиво живёт, хотя к нему и не подкопаешься. Самый обыкновенный мещанин (по образу мыслей). А мысли мне выдают его поступки. Он на хорошем счету. Но такие люди у кого угодно будут на хорошем счету. Они будут хорошо служить хоть Гитлеру. Кругом столько мрази... Плохиш, он же Коля Жидков, недавно "избранный" комсомольцами своим вожаком, летает штурманом отряда у капитана Ковалёва, эскадрильского острослова, не в пример Сане Пересыпкину, находящегося в фаворе у начальства. Просто он знает, сколько и с кем пить, а также что и кому говорить. Своё красноречие Эдуард Максимыч изливает на своём штурмане. Например, "Коля, с тобой если в историю не попадёшь, то обязательно влипнешь"! Не то, что Пересыпкин, который во время подготовки к полётам вдруг ни с того, ни с сего громко объявляет, что для замполитов ввели новые знаки различия. "Какие? - не чувствуя подвоха со стороны Сани Пересыпкина, заинтересованно спрашивает майор Житник, замполит эскадрильи. "А там вот так, крест-накрест, будут изображены метла и язык, - нисколько не смутившись того, что его спрашивает в общем-то, его прямой начальник, отвечает, жестикулируя, Саня под общее оживление присутствующих. Майор Житник плюётся, обиженный и обескураженный хамством Пересыпкина и раздосадованный своей "простотой". Майор Житник, хотя и замполит никакой, но как человек, безобидный, безвредный и не злобливый; другой на его месте мог бы "затаскать" и "сгроить" капитана Пересыпкина "за дискредитацию" и "политичес-кую незрелость"! А с Пересыпкина - как с гуся вода, если, конечно, не считать, что он,находясь на капитанской должности, перехаживает несколько сроков старшим лейтенантом. В другой раз, находясь на КДП, во время полётов, где лётный состав, в основном, "праваки" под руководством Виктора Васильевича, ожидая своей очереди на вылет, режутся в домино, Саша берёт из потрёпанной подшивки старый экземпляр "Красной Звезды" и начинает "читать" первую страницу: "Никто не умер - продвижение не предвидится"! Затем переворачивает, смотрит, комментируя 2-ю страницу: "В списках КЗакВО* - Краснознамённый Закавказский военный округ. Приказы с "нулём" и "двумя нулями"** - Секретные и совсекретные приказы, подписанные Командующим ВВС и Министром Обороны, соответственно. Постановления ЦК КПСС***- Постановления ЦК КПСС о высокой аварийности в частях ВВС
награждённых нас нет"... Переводит взгляд на 3-ю страницу: "Хлеба мало, но нам - хватит"! Переворачивает, комментирует дальше: "Спартак опять проиграл"... Такая "политинформация" - на грани фола, особенно в той части, где сказано про хлеб. Намёк более чем прозрачный: несмотря на политическую трескотню в газетах о засыпанных в закрома Родины миллиардах пудов зерна, хлебушек стабильно закупается в Америке. Но Пересыпкину эти "шалости" прощаются, поскольку он "не ищет справедливости", то есть на неправедную кормушку нашего начальства и его высоких покровителей не покушается. Это не Карташёв, который всё правду ищет, всё воровство в лётной столовой разоблачает, всё с недостатками борется... То есть задевает лично каждого нечестного, неумного, неумелого начальника!
