Аннотация: Мы за всех молимся, но больше всего за мам... за своих мам.
Малыш сидел на подоконнике лестничной клетки между вторым и третьим этажом. Варвара Андреевна подумала: 'Похож на ангела'- и проскользнула мимо. 'Здравствуйте',- донеслось ей вслед. 'Здравствуй',-машинально ответила она, но не повернулась. Она спешила. Сегодня канун Рождества, нужно переделать много дел. По старинной семейной традиции, заведённой ещё при жизни мужа, Рождество праздновалась в кругу семьи, а точнее сказать в старой родительской квартире, где жили когда-то свёкор со свекровью. Затем квартира перешла мужу Варвары Андреевны Валентину, а после его смерти хозяйкой стала сама Варвара. Дети уже выросли и разъехались, кто куда. Сын женился и сейчас пребывает в счастливом ожидании первенца, а дочь пока ещё в поисках доблестного рыцаря, которых по её мнению пруд пруди, надо только повнимательней присмотреться. Но завтра 7 января они обязательно будут в родительском доме, будут вспоминать отца и детство, будут плакать и смеяться, брат и сестра обязательно рассорятся из-за какой-нибудь безделицы, но вскоре помирятся и разойдутся по своим комнатам, чтобы ещё раз окунуться в счастливую сказку под названием 'детство'.
С утра она заскочила в стоящую по пути к гипермаркету 'Лента' небольшую церквушку. Это она делала регулярно. Не потому, что сильно верила, а потому, что тянуло. Сначала поставила свечу мужу и иже с ним, прочитала с листа поминальную молитву, погрустила, как всегда, посетовала на судьбу и отправилась к иконе Пресвятой Богородицы, чтобы поставить свечи за здравие детей и будущих внуков. Молиться она не умела, да, если честно и не смела: слишком много грехов накопила, вплоть до самого страшного. Просто стояла и смотрела в глаза Матери Божией и думала: поймёт ли она её, простит ли. Ведь нет страшнее греха, чем детоубийство. Пусть даже в чреве. Что толкнуло тогда Варвару на аборт? Возраст? Уже пятый десяток разменяла. Болезнь мужа? Которого до последнего пыталась спасти. Взрослые дети? Вот, мол, я вам братика на старости лет. А тут ещё врач, у которого наблюдалась, сказал, что возраст уже 'неродящий'... Хотя всё это пустые и никчёмные оправдания. Кто бы что ни говорил - решение оставалось за ней.
И она решила. Пожалела об этом лишь тогда, когда похоронила мужа, женила сына и, после отъезда дочери в другой город, осталась одна.
Очередной раз, прочитав в лице Богородицы немой упрёк, Варвара прошептала: 'Господи, прости", перекрестилась, как учила бабушка 'чело-чрево-право-лево', и вышла из храма. Скоро служба начнётся, но постоять некогда - дела. Теперь надо бегом в магазин, пока с утра народу не так много, потом кое-какие заготовки сделать к завтрашнему праздничному столу да и себя в порядок привести не мешало бы.
Из 'Ленты' пришлось взять такси: хоть и не далеко до дома, однако тяжелёхонько тащить многочисленные пакеты и пакетики. Лифта в её пятиэтажке не было, поэтому, собрав все покупки в две охапки, она с трудом поднималась на третий этаж, мысленно утешая себя фразой 'хорошо, что не на пятый'. На подоконнике между вторым и третьим этажом всё ещё сидел малыш, похожий на ангелочка. На вид ему было лет пять-шесть.
- Здравствуйте,- снова сказал он и вопросительно взглянул на Варвару Андреевну.
- Здравствуй, малыш,- на сей раз она остановилась, чтобы передохнуть. - Ты до сих пор сидишь здесь один? Кого-то ждёшь?
Малыш утвердительно закивал:
- Я маму жду...
- Маму, а где она? Почему она тебя одного оставила?
- Она не оставила. Я её просто жду...
Варвара Андреевна пожала плечами, подхватила пакеты и стала подниматься выше, попутно размышляя о том, какие всё-таки бывают беспечные мамаши. Нарожают по молодости или по глупости, а потом... Открывая дверь, она оглянулась на мальчика и подумала: 'Бледненький, может, замёрз. Вот мамаша, прости, Господи!'
Разобрав пакеты и распаковав продукты, она забила мусорное ведро до отказа. Придётся снова идти на улицу - выносить мусор. Дом-то старый - мусоропровода нет. Открыв дверь, она вновь убедилась, что ребёнок по-прежнему сидит на том же месте. 'Ну, это уже ни в какие рамки не лезет - вернусь, позвоню в полицию', - решила женщина и быстро стала спускаться вниз. Ей казалось, что малыш смотрит ей вслед. Поднимаясь с пустым ведром, она встретила соседку со второго этажа.
- Вы не знаете, чей это мальчик сидит третий час на подоконнике?
Соседка поднялась на несколько ступенек выше, присмотрелась:
- Не знаю, не наш, вроде. Мальчик, ты чей? Может, заблудился или того хуже сбежал?
Малыш встрепенулся, как от испуга, и пролепетал что-то невнятное. Женщины ещё порассуждали о странностях нынешних родителей, потом соседка вспомнила, что торопится по делам, напоследок также посоветовав позвонить в полицию.
Проходя мимо мальчика, Варвара остановилась и, сомневаясь, правильно ли поступает, сказала:
- Ты, наверное, замёрз? Да и кушать, поди, уже хочешь? Пойдём ко мне.
На удивление малыш тут же согласился. Он быстренько соскочил с подоконника и протянул ей руку. Ручка оказалось тёплой и очень нежной.
- А маме твоей мы напишем записку, чтобы она не волновалась. Да?
Малыш недоуменно пожал плечами и на всякий случай кивнул головой. Записка, которую Варвара Андреевна положила на подоконник, была следующего содержания: ' Ваш ребёнок в квартире номер 9. Негоже оставлять малыша без присмотра надолго'. Варвара хотела подписаться, но передумала. В конце концов, она и так скажет этой матери всё, что о ней думает.
Мальчик тем временем уже расстёгивал курточку, достаточно лёгкую для такого времени года. Варвара ещё раз переспросила, не замёрз ли он. Тот отрицательно покачал головой.
- Хорошо! Тогда иди мой руки, и будем пить чай, я сегодня накупила много вкусного.
Малыш, конечно, проголодался и с жадностью поглощал конфеты, фрукты и даже мороженое.
Варвара Андреевна поглядывала на часы, и с удивлением обнаруживала, что время перевалило далеко за полдень, а безответственная мамаша ребёнка так и не появлялась.
-Как тебя зовут? - спросила она.
Малыш смутился и сказал:
- Не знаю.
- Как не знаешь? Ведь ты уже большой.
Мальчик помялся и, пристально глядя в глаза женщине, прошептал:
- Просто там, где я живу, у нас нет имён.
- Как это? - удивилась Варвара Андреевна, - не может быть, ребёнку всегда дают имя при рождении, - и подумала: 'Странный ребёнок, то рассуждает, как взрослый, то не знает элементарных вещей'.
Он, словно прочитав её мысли, сказал:
- У нас там только фамилии и номера.
- Как это номера! - не поняла женщина и вдруг спохватилась: 'Мальчик, видимо, из детдома. Наверное, сбежал искать свою непутёвую мамашу и потерялся. Вот беда!'
- Моя фамилия Ноябрьский, а цифры 11.11. Так написано на моей кроватке.
'Так и есть! - подумала Варвара Андреевна,- фамилия - это, видимо, когда ребёнка сдали в приют, а цифры, может быть, обозначают время. И всё-таки, какая стерва, отказалась от такого прелестного ребёнка'. Варвара чувствовала, что всё больше привязывается к мальчику: 'Разыщу этот детский дом, где детям даже имени не дают, и усыновлю'.
- А сколько тебе годиков, ты знаешь?
Мальчик утвердительно кивнул:
- Почти шесть лет.
'Похоже что так!" - думала женщина и продолжала расспрашивать:
- И где находится твой дом... Ну, место, где ты живёшь? - поинтересовалась она.
- Там,- малыш махнул рукой в сторону окна и добавил,- далеко.
- Как же ты пришёл, пешком или на чём-то приехал?
- Я пришёл, - и снова добавил, - меня отпустили. У нас всегда, тех, кто хорошо себя ведёт, отпускают к мамам. Вот я пришёл.
- А как же ты узнал, что твоя мама тут? - не унималась Варвара Андреевна.
- Мне сказали, - малыш отвёл глаза в сторону, и Варвара заметила, что он разглядывает детскую фотографию Никитки и Лизоньки. На ней они были засняты в каком-то немыслимо потрясающем прыжке.
- А это ваши дети? - спросил мальчик.
Варвара кивнула и закашлялась, словно в горле запершило и что-то застряло.
- А где они?
Она выдохнула и натянуто улыбнулась:
- Они уже взрослые, живут отдельно, но завтра придут ко мне в гости. Ведь завтра Рождество. Большой праздник!
- Я знаю,- проговорил мальчик, - сегодня канун Рождества, и у меня сегодня день рождения.
'Ах, вот оно что! Кто-то сказал, ребёнку, что здесь живёт его мама, и он сбежал, чтобы разыскать её в канун своего дня рожденья. Бедный малыш! Я бы таких мамаш!'
- Неужели! - воскликнула она вслух. - Это же здорово! Значит, будем печь именинный торт. Хочешь?
Малыш заулыбался, показав белоснежную улыбку.
- Хочу! -почти крикнул он. - Мне никто никогда не пёк именитый пирог.
- Тогда пошли на кухню, будешь мне помогать.
Малыш немного растерялся:
- Я не умею помогать...
Варвара Андреевна засмеялась:
- Это легко, пойдём.
Малыш снова прежде, чем соскочить со стула, протянул ей руку, и она почувствовала его тепло и нежность. 'Наваждение какое-то, - подумала она, - словно родной'.
- А как их их зовут? -продолжил прерванный разговор мальчик
- Кого? - не поняла женщина.
- Ваших детей?
- Никита и Лизонька.
- Хорошо... Хорошо, когда есть имя? Да?
- Конечно, хорошо. А давай я тебя тоже как-нибудь назову?
- Разве можно?
- Конечно, можно. Ведь сегодня у тебя день рождения и канун Рождества. Будем считать, что я подарила тебе имя. Какое тебе больше нравится?
- Не знаю.
'Ну, и глупая же ты баба, - пронеслось в голове Варвары, - он, поди, и имён-то никаких не слышал'.
- Хочешь, я назову тебя Ваней, Иваном.
Малыш задумался, пошевелил губами, словно пробуя имя на вкус, и улыбнулся:
- Ваня-Иван. Мне нравится.
-Вот и чудесно! Тесто для торта готово, теперь будем выпекать коржи.
Малыш снова повторил вслух своё имя и спросил:
- А можно я возьму своё имя с собой, когда пойду туда? Он снова махнул рукой в сторону окна, за которым вечерний город блестел и красовался сотнями рождественских огней и разноцветных витрин.
- А разве ты хочешь уйти? - спросила женщина.
- Нет, но я уйду, потому что нас отпускают только на одни сутки и только в день своего рождения под Рождество.
- Как это? - не поняла Варвара Андреевна.- У вас, что у всех день рождения в один день?
- Да, у всех, - кивнул малыш.
'А чему ты удивляешь? Будет кто-то заморачиваться насчёт дня рождения, если даже имя ребёнку не потрудились дать'.
Когда торт был готов, наступил уже полноценный вечер. Они снова прошли в гостиную. Варвара Андреевна зажгла ёлку и включила телевизор. Детский канал 'Карусель'.
- Ты любишь смотреть мультфильмы?
- Наверное, да, - малыш с удивлением рассматривал бегающих по экрану фиксиков и Кусачку. - Но мы там не смотрим мультфильмы.
- А что же вы там делаете?
Малыш замялся:
- Мы учимся, читаем, поём, играем... Но больше всего мы молимся.
- Что делаете?
- Молимся.
Варвара Андреевна слегка растерялась.
- Молитесь, такие маленькие, за кого?
- Мы за всех молимся, но особенно за мам... за своих мам.
Женщину вдруг осенило: 'Это не детдом, это, видимо секта какая-то! Точно! То-то она ничего понять не может. Это, видимо, староверы или баптисты какие-нибудь. А может и того хуже 'свидетели', которые в каждом подземном переходе книжки свои суют и проповеди читают.
Осмотрев внимательно праздничный стол, Ваня-Иван (теперь называл себя именно так) малыш захлопал в ладоши:
- У меня сегодня настоящий день рождения, со свечками, с тортом и даже с именем. У меня никогда не было моего личного дня рождения!
- В таком случае, тебе положен подарок!
- Правда? Ещё и подарок?- ребёнок залился таким счастливым и искренним смехом, что Варвара Андреевна украдкой промокнула слёзы.
- Что бы мне тебе такое подарить? Посмотри, вот детские игрушки, от сына с дочкой остались. Среди них есть почти новые. Или ещё лучше, давай завтра пойдём в магазин и купим тебе совершенно новую игрушку, какую пожелаешь. А?
Мальчик вдруг погрустнел:
- Нет, я завтра не могу. Я утром уйду. Меня только на один день отпустили.
'Ну, это мы ещё посмотрим!'. Варвара уже настроена была решительно. Из секты не то, что из детдома, трудно забрать ребёнка, но она употребит все свои гороновские связи! Тем более, что матери похоже у ребёнка нет.
- Подарите мне вот того пушистого белого зайца, - вдруг попросил малыш.
- Зайца? - удивилась Варвара. Это была самая старая игрушка, которой ещё она в детстве играла.
- Малыш, эта игрушка такая старая... - пробормотала она.
- А мне нравится, - вдруг слегка закапризничал мальчик. И Варвара, боясь его обидеть, согласно кивнула.
- Хорошо. Как хочешь, - выдохнула она и опять почувствовала, как накатывают слёзы на глаза.
Потом они ужинали при свечах, играли в детское лото, собирали пазлы, вновь смотрели мультфильмы и даже пели песни под караоке. У Ванюшки (так теперь называла его она) был приятный детский голос. Звонкий и какой-то ласкающий. Да-да, именно ласкающий и не только слух, но и душу. Женщина вдруг вспомнила, что так хорошо, легко и просто, ей уже давно не было. 'Что за чудо ребёнок. Просто наслаждение его слышать и видеть. Разве могла какая-то женщина отказаться от него? А может его украли? Похитили? Или отец вступил в секту и забрал ребёнка себе? Тогда вряд ли бы он его отпустил... По всему выходит, что мальчик ушёл самовольно, но почему же тогда он упорно твердит, что завтра уйдёт. Ведь я же чувствую, что ему здесь очень нравится. Просто мозг кипит... И всё-таки я его никуда не отпущу! Хорошо бы было, если бы у него вообще не было родителей'. Она ужаснулась, как далеко зашла в своих размышлениях, но всё-таки вышла потихоньку в подъезд и забрала 'дурацкую' записку с подоконника.
Малыш тем временем, не доев второй кусок 'именитого' торта, задремал прямо за столом. Варвара всполошилась. Время-то уже позднее - ребёнку давно пора ложиться спать. И это хорошо. Утро вечера мудренее, утром всё прояснится. Она постелила Ванюшке в своей комнате.
- А ты полежишь со мной? - вдруг спросил малыш таким тоном, словно боялся, что она откажет.
- Конечно. Сейчас мы умоемся, почистим зубки, и ляжем баиньки, ведь завтра трудный день.
- Да, очень трудный, - подтвердил мальчик, и ей показалось, что он загрустил.
Она обрядила его в старую Никиткину пижамку и с радостью отметила, что они на удивление похожи. Ей даже на мгновение показалось, что она ещё молода, а это её первенец. Как давно это было! И как хорошо! Всё-таки ощущение материнства - самое прекрасное из всех переживаемых эмоций.
Малыш с удовольствием растянулся на большой кровати, взял её за руку, словно боялся, что она уйдёт и проговорил:
- У меня сегодня всё по-настоящему. Настоящий день рождения, настоящий торт, настоящий праздник и вы тоже настоящая.
Варвара снова мысленно растрогалась и прижала его тёплую нежную ручонку к своей груди.
Вскоре она почувствовала, как лёгкая волна сновидения охватила её всю. Ей снился чудесный сон: они вместе с Ваней гуляли по прекрасному саду. Всюду были чудесные цветы и невиданные деревья, распевали на разные голоса птицы. Звучала удивительная музыка. Вдруг на поляне среди роскошного зелёного луга они увидела несколько десятков детей. Они поднимали руки к солнцу и что-то истово кричали, однако из-за музыки, пения птиц и шумящей воды, низвергающейся водопадом с высоченной скалы, голосов их не было слышно.
- Что это? О чём они просят? - одними губами спросила она, но Ваня её понял.
- Они не просят, они молятся, - сказал он. - Я же вам говорил: они молятся за своих мам. Кто старательней и громче молится, тому разрешают навестить маму. Я всегда буду...
Голос мальчика оборвался, как будто он поперхнулся воздухом. Малыш тяжело задышал и прохрипел:
- Я буду молиться за вас, ма...
Варвара Андреевна вдруг резко поднялась на кровати. 'Какой странный и страшный сон!' Она огляделась - малыша рядом не было. 'Наверное, пошёл в туалет или пить захотел после сладкого'. Она прислушалась: в квартире было очень тихо. Такая тишина, как будто весь мир оглох. Лишь было слышно, как соседские часы с кукушкой отсчитывали мгновенье за мгновеньем. Они пробили шесть. 'Уже утро. Так быстро... Вроде только прилегла и не заметила, как ночь прошла. Но где же Ваня?' Она встала, прошла в гостиную, на кухню, заглянула в туалет - ребёнка нигде не было. Она бросилась в прихожую - курточки на вешалке тоже не было. 'Ушёл! Не может быть! Такую рань! Почему?! Нет-нет-нет! Не может быть!' Варвара Андреевна накинула на пижаму шубу и выскочила в подъезд, потом на улицу. Было холодно и пустынно. Человечество как будто исчезло. Она обошла вокруг дома, добежала до автобусной остановки, всё ещё надеясь, что малыш не успел уйти далеко. В изнеможении опустилась на скамейку возле дома и заплакала. Что-то в голове её путалось, взрывалось и снова путалось. Она пыталась вспомнить, о чём говорила с мальчиком и не могла. Помнила только сон. Сон! Так это был сон! Всего лишь сон! Какой странный и страшный сон! Так, значит, не было никакого мальчика и ей это всё почудилось. Шатаясь, как пьяная, она, с трудом передвигая ноги, стала подниматься на третий этаж. 'Хоть бы никто из соседей не увидел, иначе разговоров не оберёшься'. Но в это рождественское утро даже собачники ещё нежились в своих постелях.
Проходя мимо подоконника между вторым и третьим этажом, женщина вздохнула. 'Надо же, как бывает! Приснится же такое..." Она вошла в квартиру, прикрыла дверь и присела на пуфик у двери. Только сейчас заметила, что была в тапочках на босу ногу. 'Н-да, хорошо, что её никто не увидел. И всё-таки не может быть, чтобы это был сон - всё было так явственно, 'по-настоящему'. Кажется, так говорил малыш ей во сне.' Машинально она сунула руку в карман шубы. Там как всегда были чеки из магазина и какая-то бумажка. Развернув её, она автоматически прочитала 'Ваш ребёнок в квартире номер...'. В глазах потемнело. 'Записка? Это же её записка! Адресованная непутёвой мамаше. Да! Записка! А это значит... Что значит? Если есть записка, значит, был и мальчик. Не могла же она написать записку во сне'. Варвара подскочила и направилась на кухню. Ну, так и есть: вот две чашки из-под чая... вот недоеденный кусочек 'именитого' торта... В конце концов, невозможно же во сне испечь торт и съесть почти целиком... Или возможно? 'Заяц! Я же подарила ему большого плюшевого зайца!' Она заметалась по комнатам: гостиной, спальне, детской. Даже заглянула под кровать - зайца не было. Нигде не было. 'Но, если малыш всё-таки был, куда же он делся ночью? Стоп! Он что-то кричал во сне на прощанье. 'Я буду молиться за вас'. О чём это он? 'Ма...' Или не во сне?!Стоп!
Это даже не было похоже на удар молнии. Её словно перерубило на две части. 'Малыш, мальчик, Ваня... Как же это так!"- Варвара вдруг чётко и с полной ясностью всё осознала - это был он. Он! ... Её сын. Её не рождённый сын! Тот самый, которому она подписала смертный приговор 11 ноября 2011 года.
Часы в соседней квартире пробили восемь. Варвара, с удивлением отметила, что ещё жива. Поднялась с постели, на которой лежала, свернувшись клубком. С нежностью провела рукой по тому месту, где вечером и ночью лежал малыш. Кровать ещё хранила его тепло. Варвара Андреевна не заплакала, так как точно знала, что будет делать.
Через полчаса женщина уже была в церкви. Начиналась утренняя праздничная служба. Она стояла в самом центре храма - её толкали, дёргали, двигали, что-то ей объясняли. Но Варвара никого не видела и не слышала, она смотрела на лик Матери-Девы и истово молилась. Ей казалось, что она кричит, но из-за громкого чтения псалмов и молитв, её не было слышно. 'Я буду молиться за вас, мама!' - хотел сказать её сынок и не успел. Его время кончилось. А она? Как она могла не узнать его? Ведь он ей пытался объяснить... Как могла бранить какую-то мифическую 'непутёвую мамашу', когда сама... Сама! 'Я буду молиться за вас, мама...'. Это за неё-то. За ту, которая... Боже милостивый. "Я буду молиться, ма...". Молись, сынок, молись. Только ты один можешь вымолить мне прощение. Кричи громче, и тогда Господь услышит и отпустит тебя ко мне. Хоть на денёк... Хоть на часок... Пусть не на следующий, а через год, через два... ты обязательно приходи... И тогда я точно тебя узнаю!'