Её прыщавый взгляд так и прыснул мне в лицо похотливым гноем.
Эти мысли лениво догладывали похолодевшие остатки его мозга.
Её язычок строчил как "калашников", изредка приостанавливаясь на секунду, чтобы перезарядиться очередной порцией яда.
Младенец льстиво улыбался счастливой мамаше, впившись в её сосцы алчным взглядом гноящихся глазок.
Стоило ему выйти на улицу, и женщины, как пираньи, томными взглядами обгладывали его до скелетообразного состояния.
Он слушал в пол-уха, рассеянно улыбаясь, весь погруженный мыслями в перистальтику своего кишечника.
Он беззаветно любил футбол, маму, водку, Родину, жену и колбасу.
Подслеповатая Петровна вымученно строчила доносы, как первоклассница подпирая щеку языком, полулежа на тетрадке и потея от натуги.
И кто же оказался спинным мозгом всей этой людоедской интриги с семипроцентными лизинговыми займами? Люська-промокашка, все эти годы скрывавшаяся под маской невинной проститутки с Тверской!
Он нежно прислушивался к сладостному журчанию лимфы в недрах своего организма.
Мастер деловито включил циркулярку и, привычным жестом послюнив культю, опробовал лезвие. "Надо бы наточить!" -- озабоченно подумал он.
Дождевые черви деловито сновали взад и вперед по мокрому асфальту, казалось, даже не замечая страшных противоречий, разрывавших душу и мозг Василия.
Приторно осклабясь, Инга тотчас впилась фарфоровыми зубками в яблоко, которое он ещё держал в руке и, интеллигентно чавкая, утробным голосом забормотала слова благодарности.
Анжела почти ничего не поняла из лекции: профессор, маленький, лысый, горбатый, хромой человечек в грязной джинсовой робе пропахшей селедкой нервно семенил по всей аудитории, то и дело больно ударяясь об острые углы металлических столов и истошно вопил, тараща свои красные глаза алкоголика и прерывая лекцию душераздирающим астматическим кашлем.
Продавец, пышная блондинка бальзаковского возраста, привычным жестом ухватилась за хрустящую купюру и принялась лихорадочно обнюхивать её, шумно сопя, а затем, неестественно присев и издавая горлом булькающие звуки, стала с упоением просматривать её на свет своими белесыми подслеповатыми глазками; при этом она почти касалась банкнотой своих редких ресниц густо измазанных дешевой тушью.
Слушая торопливый рассказ Геннадия, Виктор все глубже погружал мельхиоровую вилку в большой, спелый, мясистый помидор, ожидая, что вот-вот наступит развязка и алая кровь невинного овоща окрасит собой холодную белоснежную скатерть.
В автобусе было так много народу, что Альберт решил подождать следующего, но было поздно: распахнутая пасть пневматических дверей вдруг ощетинилась десятками жадных рук, которые безжалостно ухватили его и чрево "Икаруса", плотоядно урча, всосало свою жертву - тогда автобус, с победным ревом, яростно газанул по направлению к "Метро Алтуфьево".
Соседка со второго этажа принесла странные склизкие сероватые пирожки, которые Черемхович так не решился надкусить, памятуя о горестной судьбе героев Альбера Камю, абстракционно боровшихся с экзистенциальным кризисом логоса в антизеркальном рефлектировании своей раздвоенной субличности.
Звуки безжалостной ля-минорной симфонии уже овладевали всем её трепещущим существом: аккорды неумолимо впивались как заостренный штопор в её изможденные уши, оттянутые серьгами с пятикаратными сапфирами, отчего все её тело подрагивало, как от частых электрических разрядов и она сползала все ниже с кожаного вольтеровского кресла, уже известного читателю.
Феликс послюнявил испачканный солидолом палец, увенчанный длинным желтым обгрызенным ногтем, и, томно похрюкивая, стал неуклюже тыкать в увертливые кнопчонки надменно блистающего серебрянью сотового телефона, мучительно набирая вожделенный номер лукавой и сладострастной Изабеллы Львовны.
В комнате пахло сиренью, французскими духами, яблоками, геранью, корицей, ванилью, уксусом, котлетами, копченой рыбой, сырым мясом, пепельницей, носками, протухшим луком, перепревшим навозом, канализацией и тем тонким, странным, добрым, игривым, неповторимым ароматом, которым, как знал Валевский, могла пахнуть только Зефира Эдуардовна...
Луиза, которая успела накинуть только длинный шелковый пеньюар цвета китайской розы не вошла - впорхнула! - в изящно обставленную гостиную, затем, грациозно извинившись за царивший в комнатах артистический беспорядок, легким движением руки, украшенной изумрудным перстнем, откинула крышку белого рояля, выхватила оттуда грязную пятилитровую бутыль с мутнейшим самогоном и, плотно обхватив горлышко губами, опорожнила её на целую треть.
Игнатьич, натужно сопя, наконец открыл слегка вздутую банку с прибалтийскими кильками... То, что он обнаружил внутри, не поддается описанию...
С полотна великого Ван Глюка на нас смотрели умные, усталые и слегка разочарованные глаза человека, более ста лет провисевшего в пыли музейных запасников и наконец увидевшего блеск огромного, из мрамора и позолоты, зала...
Слегка захмелев, знаменитая балерина уступила нашим настоятельным просьбам станцевать нам что-нибудь и, как кошка впрыгнув на банкетный стол, принялась молотить своими божественными, бессмертными ногами, превращая наш ужин в причудливое месиво из фарфора, салфеток, цветов, салатов, бутербродов с икрой и бутылочных осколков.
"Моя душа была перед тобой, как раскрытая книга... а ты, гад, использовал её страницы, написанные потом и кровью, как туалетную бумагу!"
О, как он хотел бы занять хотя бы самый укромный уголок её сердца... но он знал, как темно, душно, скользко и мокро там ему будет...
Если бы он знал, что в тот момент творилось под этой пышной прической, так очаровавшей его тогда на вечеринке...
Он молча моргнул в знак согласия; она облегченно сглотнула слюну.
Он присмотрелся получше: нет, она не носила темных очков, сползших на кончик носа - это были её ноздри.