Подходя к квартире, я, даже дверь не открыв, почувствовал, что мать уже дома - телекинез! Хотя нет, стоп, телепатия, наверное... Не ожидал я от матери такой прыти: по субботам она на работе полдня, но сразу домой никогда не идёт. Любит по магазинам прошвырнуться или даже в кино сходить. Раньше я считал, это потому, что днём в кино билет дешевле и купить его проще, но мать мне однажды заявила, что на дневных сеансах атмосфера в зале чище - не понимаю, что тут имеется в виду?
Ну а я, полагая, что и в эту субботу всё будет как обычно, дал себе волю побольше времени в библиотеке провести. Тянул до последнего, не уходил из читального зала. Если честно, это, конечно, потому, что Ира - библиотекаршу в зале Ирой зовут - сегодня была вообще неземная какая-то, ну то есть неотразимая просто, короче, симпомпончик, как Пушкин Вяземскому из Молдавии писал. Мне кажется, она догадывается, что я в читальный зал не журналы хожу смотреть, а на неё. А может и нет: никогда не взглянет на меня как женщина на мужчину. Вдруг у неё жених есть, или даже муж? Хотя вряд ли: рука-то без кольца. А если она в разводе? Поседеть можно от таких мыслей, а тут ещё мать дома.
- Лёня, где ты болтаешься? А-а, опять в библиотеку ходил... лучше бы ты в комнате своей прибрался, чем попусту там время просиживать. Так, Лёнечка, завтра к вечеру приезжает твоя тётя, тётя Тамара, вместе с Леной. В понедельник у нас с Тамарой на весь день дела, а тебе надо будет с Леной посидеть.
Вот так всегда: тебе, Лёня, надо с Ленкой сидеть! Да совсем мне этого не надо, с Ирой вот надо было бы...
- Мама, я не смогу, я же работаю в понедельник!
- Ну так отпросись, с утра позвонишь и отпросишься.
- Что значит отпросись? У нас так не принято. На предприятии не как у вас, в медицине: ты ушла, а кто-то другой за тебя уколы поделает. У нас каждый на своём месте.
- Напиши тогда заявление на административный, в понедельник с утра отнесешь. Или даже завтра Колмогорову отдашь, а он передаст твоему Черныху. И в понедельник весь день дома, никуда ходить уже не нужно.
Ну конечно, административный, ага! За административный мне не заплатят, получается, что я с Ленкой - двоюродной сестрой моей девятилетней - день мучаюсь да ещё сам за это из своих денежек плачу, ничего себе расклад! Поэтому я решил соврать:
- Мама, заявление на административный Чикин утверждает, без его подписи не считается, в табельном пройдёт как прогул. А Черных к нему с моим заявлением не пойдёт, он и так говорит уже: "Наскребли блин, вот где мне ваши семейные обстоятельства, я вам не нянька всякий раз попу подтирать. Устраивайте свою личную жизнь в выходные, ну или там в праздничные дни! Да и вообще определитесь, что для вас главнее: бытовые вопросы или стоящие перед страной стратегические задачи?"
- Дурак он у вас, оказывается, и самодур, не зря люди говорят. В собственной личной жизни разобрался бы сначала, учитель... А как сделать, чтобы Чикин утвердил?
- Секретарю его надо отдать заявление, дня за два: Чикин-то уже предпенсионный, быстро у него не выходит. В четверг надо было подавать.
На несколько минут мать замолчала, а потом спросила:
- Лёня, а отгул у тебя есть?
Вот этого я и опасался, и про себя заранее так решил: вспомнит про отгул, надо сдаваться! Зайдёт о нём речь - по серьёзному, значит, настроена; если её при таком настрое доводить, себе дороже в итоге обойдётся: сперва ругани не оберёшься, а потом может и слезами дело кончиться, так что мне же, обруганному, придётся её утешать.
- Отгул? Есть один отгул.
- А заявление на отгул у Чикина надо утверждать?
- Нет, зачем? Пишу заявление, расписываюсь, Черныху отдаю, всё, достаточно. Отгул - это моё право, как личная собственность, я же его заработал, отказать нельзя.
- Чего ж ты, Лёнька, мне голову морочишь? А ну пиши заявление и неси Вадику Колмогорову! Хотя нет, завтра отнесёшь, вечером, а то он его потеряет за выходные.
Вадик - мой почти что коллега, он из первого отдела и постарше года на три, отчего подтрунивает надо мной постоянно. Но мамы моей боится, он лечился у неё в детские годы, понимает, что лучше её не злить. А живёт на нашей улице, через два дома, неженатый, между прочим.
Отгул, конечно, тоже жалко на Ленку тратить, но деньги за отгул не заплатят, так что всё равно когда-нибудь брать придётся. И уже скоро, потому что может сгореть: получил-то я его почти год назад, когда только-только начал работать в группе режима. Детективная, кстати сказать, история с этим отгулом, я её хорошо запомнил, ну как, к примеру, первые поцелуйчики с девчонкой-одноклассницей в среднем звене.
Дело было так: сижу я в группе режима в присутствии начальника Степана Степановича, инструкции штудирую. Вдруг заходит Шароватов, это начальник охраны, и начинается у них с моим начальником разговор. Я, разумеется, погружён в чтение инструкций, сосредоточен, ни на что постороннее не отвлекаюсь, но уши-то не закрыты, самотёком проникает информация.
А разговор идёт об одном водиле из гаража, который под подозрением: вывозит вроде он на своей машине всякие левые грузы без документов. Не производственные грузы, а сделанные тайком на заводе среднегабаритные предметы для личного потребления, которые через проходную уже не пронесёшь, ни под ремнём, ни в носках. Что-нибудь такое для дома, для семьи, для подсобного сельского хозяйства: мелкую мебель у нас в столярке делают неплохую, сварщики котёл для бани могут сварганить из нержавейки, или, стыдно даже сказать, самогонные аппараты в отделе главного металлурга изготавливают, такая, в общем, фигня. И никак накрыть его не удаётся, осторожный гад! Не раз машину тормозили на воротах, устраивали досмотр - результат нулевой, а он, хрен такой, в насмешку начальнику гаража жалуется, типа обижают его, преследуют, опорочить хотят трудящегося. Короче, теперь его только с поличным надо брать, и охрана ищет подсадную утку, которая передаст ему для вывоза подставной груз. Но нет у Шароватого для этого дела новых незасвеченных людей, то есть злостным нарушителям правил режима неизвестных, а если даже и есть небольшой резерв, то физиономии у них неподходящие для такой роли, волевые они очень, строгие, целеустремлённые, что ли.
- Ну ты загнул - целеустремлённые! - заржал Черных, - Скажи уж лучше, что наглые у твоих сотрудников рожи, хамские, привыкли к безнаказанности...
- Стёпа, всё от точки зрения зависит, давай не будем сейчас в этот вопрос заглубляться. Просто ответь: нет ли у тебя в группе кого, чтоб нам помочь, так сказать, человеческим капиталом? Малоизвестного сотрудника, новенького, с невзрачным, вызывающим доверие лицом, таким, знаешь, простоватым, даже придурковатым маленько, чтобы этот гад подвоха не почуял. Вон, кстати, паренёк за бумажками сидит, это твой? - такой бы сгодился.
Насчёт придурковатого лица я хотел было обидеться, но после передумал, а что внешность у меня располагающая к дружескому общению, это мне все говорят. Привлекаю людей к себе, потому что лицо есть зеркало души, давно известно. Так что с собственной душой надо сперва разобраться, прежде чем придурковатым обзывать. Согласился я, после уговоров, участвовать в операции, за два отгула. Но на практике всё пошло не совсем так, как намечали, и в результате достался мне только один.
Водила этот, он действительно оказался прохиндеем. Легенда стратегами из охраны была разработана такая: вывозить я буду два навесных шкафчика для кухни. Сперва хотели - аппарат самогонный, но Элла Борисовна из проходной, крупная женщина с подавляющими нарушителей формами, сказала: - Да вы посмотрите на этого хлюпика, видно же сразу, что он крепче хлебного кваса ничего не пьёт! Какой ему аппарат самогонный - его только-только от бутылочки с соской оторвали! Раскусят вашу игру сразу, как волкодав баранку!
Элла Борисовна женщина проницательная, конечно, но тут она оказалась не на высоте, не учла, что наружность бывает обманчива, а вот жулик-водила в итоге мне поверил. Я не сразу на него вышел, сначала с ним поработал один парень из электроцеха. Паренёк этот был засланный казачок, сидел он у охраны на крючке за неудачную попытку пронести через проходную медный кабель. Он этим кабелем обмотался под одеждой и думал, что умнее всех, но работник проходной его мгновенно приметил из-за неуклюжести. Он решил, что этот электрик пьяный, а так как недавно по заводу вышел приказ об усилении борьбы с распитием на рабочих местах, работник этот сразу обрадовался и начал думать о премии за выполнение приказа об усилении, ухватил электрика за руку и потащил его в караульное помещение для проверки, чтобы он там подышал. Электрик туда идти не хотел, вопил, что он трезвый - а он действительно был трезвый! - и кричал о напраслине, которую возводят спецслужбы на трудящегося человека. Поэтому волокли его в караулку уже трое, возня там шла нешуточная, отчего кабель этот медный под одеждой размотался и один конец вылез наружу через ширинку, чем немало всех напугал. Особенно работников проходной, которые тут же смекнули, что премии за усиление борьбы им не видать. Ну а электрик, трезво оценив все обстоятельства, согласился на сотрудничество с охраной.
Так вот этот электрик меня с водилой и свёл, тот ко мне присмотрелся, спросил, сколько я за шкафчики заплатил, и сообщил, что он работает из трети. Понятно, что мне-то было всё равно, хоть из половины, деньги не мои же, тем более платить надо после получения изделий на внешней стороне заводского забора, но для удовольствия я немного поторговался, довёл тариф до 25 процентов, и водила подвоха не почувствовал, всё принял за чистую монету. Шкафчики он забрал, сказал, что точно дату вывоза по понятным причинам назвать не может, передаст через электрика, а получать мне их надо будет в личном гараже тестя водилы, который имеет мотороллер Муравей и может мне шкафчики подвезти до дома за очень умеренную плату. Неделю обстановка в охране и группе режима была нервная, как в резидентуре ЦРУ, когда те организуют вывоз советского предателя-шпиона в багажном отсеке с дипломатической почтой; наконец электрик сообщает мне: скорее всего в следующий вторник. На самом-то деле воришка шкафчики к моменту сообщения уже вывез, и лежали они в том самом гараже у тестя. Таким временным сдвигом он просто заметал следы, и никому из наших охранных аналитиков эта простейшая комбинация в голову не пришла, даже Чикину, зам директора по безопасности и режиму, а ведь он, говорят, в Смерше работал. Хотя Чикину-то извинительно как раз - ему на пенсию скоро.
Поэтому и получилось смешно: во вторник машину у ворот останавливают, отвозят на площадку и устраивают тотальный досмотр, чуть ли не разбирают её на запчасти, чуть ли в камеры у колёс не заглядывают - но шкафчики, естественно, не обнаруживаются. Ситуация очень неприятная, позорная даже, прибывает весь такой оскорблённый начальник гаража, начинается торг: гараж, ссылаясь на провал охраны, требует ослабить удавку на транспортной шее. Мол, невозможно же так работать; руководству гаража, да и рядовым сотрудникам тоже, необходим творческий простор для рабочей инициативы, нормальные условия труда, либерализация, и они - несмотря на страшное слово - её негласно получают, потому как охрана опасается, что иначе скандал с гаражом докатится до директора завода и много ещё о чём придётся доложить.
Так бы и оставаться охране и режиму в этом неприятном месте на ж, если бы прозорливая Элла Борисовна не вспомнила про шкафчики, которые ведь где-то же должны находиться, и, может быть, находятся они в гараже у тестя. При таком свежем взгляде на безнадёжное почти уже дело ключевую роль опять сыграла гармония моей души, отраженная на якобы придурковатой физиономии: меня доставили к тестю и тот сразу же проникся ко мне доверием и пошёл на чистосердечное, тем более, что шкафчики в гараже за неделю ему порядком поднадоели, а что они и откуда - он знать ничего не знал, рассчитывая только немного срубить на их доставке до места на мотороллере Муравей. Так что в итоге операция завершилась не полным провалом, позитив определённо был, но отгул мне дали только один, объяснив, что при таком неоднозначном результате давать два было бы организационно близоруко.
Вот такая криминальная история с отгулом, который придётся теперь беспонтово переводить на Ленку...
Тётка с Ленкой приплыли в воскресенье, на их любимой Ракете, мать ходила на пристань встречать, хотя и сами могли бы прекрасно добраться - вещей с собой нет, и едут в сотый, наверное, раз. Лично мне на Ракете путешествовать не очень нравится: на корабль внутри не похоже, салон как в пригородном автобусе; то, что по воде плывёшь - нет ощущения: ни ветерка речного, ни свежести, плюс утробный гул от двигателей доносится как из преисподней. А захочешь наверх подняться, продышаться, вообще страшно становится: шум ужасный, ветер ураганный и брызги. Вообще же из транспорта мне больше всего по душе поезд: заберёшься на полку с книжкой, или в окошечко поглядываешь - географию изучаешь, к болтовне соседей по купе прислушиваешься, чайку принесут, красота!
Ленка сразу начала ко мне приставать: Дядя Лёня, а ты ещё не женился? Дядя Лёня, у тебя есть пистолет? Дядя Лёня, а ты в школе двойки получал? - хотя какой я ей дядя, брат же я двоюродный. Я и раньше пытался объяснить ребёнку, что не дядя, я, брат, куда там, бесполезно: - Дядя Лёня, ты ничего не понимаешь, братик же должен быть ма-а-ленький! - это потому, что её младшему брату три года, он не приехал, отец его караулит. Поэтому я скорее сел заявление писать на отгул, а написав, понёс Вадику Колмогорову. Шёл не торопясь: погода приятная, переменная летняя облачность, да и вообще день нерабочий, для отдыха; тем более возвращаться мне не к спеху же.
Колмогорыч заявлению удивился, решил было, что грибы пошли или у рыбы жор открылся, а он не в курсе; когда же узнал, что я отгул беру для того, чтобы с Ленкой сидеть, удивился вдвойне. Но передать заявление, ни при каких условиях не забыть и не потерять, пообещал и даже побожился. Библиотека была уже закрыта, магазины, кроме продовольственных, тоже, послушал я немного, как в парке для местных алкоголиков играет вразнобой духовой оркестр из музыкальной школы, и медленно побрёл домой - Ленке на растерзание, хотя, если уж по правде, и с ней иногда весело бывает.
Дамы меня не дождались, я застал их увлечённо поедавшими накрытый стол третьего - ну где-то так - разряда: сдобренный остро пахнущим подсолнечным маслом многокомпонентный винегрет, жареная ранняя картошечка с жареным же лещом, вместо тортика испечённая матерью шарлотка. Не Бог весть что, но блюда всё мои, зачётные.
- Дядя Лёня, если бы тебя ещё ждать, остыло бы всё или даже замёрзло, пока ты ходишь к своему Колмогору, - оправдывалась Ленка за неловкую капитуляцию воспитания перед чревоугодием, а потом ещё добавила: - А мама вообще очень жрать захотела, говорит - это всё из-за движения по воде.
Но я был не в претензии: во-первых, на мою долю не покусились, несмотря даже на движение по воде, а во-вторых, на столе присутствовали две неоткрытые ещё бутылки Советского шампанского, а шампанское - моя слабость. Одну мать купила за встречу, другую тётя Тамара за встречу привезла. Дамы объяснили, что открывать без меня побоялись из-за опасения взрыва напитка, прикалывались, конечно. Вечером в воскресенье мать мне алкоголь принимать не разрешает: не может инспектор по безопасности и режиму после выходных на службу с похмелья являться, не комильфо. Но поскольку Ленка из предназначенной мне бутылки Байкала отпила уже больше половины, и вообще случай особый же, да и не на работу завтра, допуск к шампанскому я получил. После шампанского мать с тёткой запели свои комсомольские песни, а я ушёл смотреть телик.
Утром, пока я пребывал то ли в грёзах, то ли в мучительных, но сладких сновидениях (говорят, что в объятиях Морфея, а у меня было - Иры!), мать с тёткой исчезли в неустановленном направлении. В непривычной тишине и покое я, счастливый, проспал до восьми и мог бы дольше, но несносная Ленка стащила с меня одеяло и прокричала прямо в ухо: "Я завтракать хочу!", и тут же и я отчего-то немедленно захотел есть. Остывший завтрак - блины и каша - ждал на кухне, но съели мы его всё равно с удовольствием, не слушая ничьих команд и никуда не спеша. Потом поболтали обо всём на свете, а устав от пустой болтовни, собрались на прогулку, пошататься, как выразилась Ленка. Пока брели к нашему древнему парку длинным путём, Ленка каталась на всех встречавшихся качелях, прыгала по всем классикам и балансировала на всех целых бордюрах-поребриках, распевая при этом детские песенки и донимая меня сценками из мультиков и ералашей. Я, конечно, следил за ней, поглядывал время от времени, но сам размышлял о всяких невероятных поступках, ну типа пригласить бы Иру в кино или в ресторан, или съездить с ней в Ленинград на белые ночи, как вдруг почувствовал, что Ленка дёргает меня за руку со словами: "Дядя Лёня, ну ты чего, тебя же взрослый дядька зовет, не слышишь разве?" Обернувшись, я, на удивление, увидел в полусотне метров Степу Черныха, начальника моего, который быстро шёл, размахивал руками и что-то кричал. Тут я, если честно, струхнул, сделав единственно возможный вывод: Вадик, звезда эта из первого отдела, заявление на отгул не передал, забыл или потерял, растяпа, и вот сейчас Черных устроит прямо тут, посреди улицы, скандал будто бы из-за прогула, и меня, ни в чём не виноватого, начнёт дискредитировать! Спасая своё доброе имя, я начал кричать в ответ:
- Степан Степанович, ну я же не виноват, что он не передал, вчера ещё ему отнёс, недоумку!
- Чего отнёс, кому не передал, какая недоумка? - бормотал, подходя, запыхавшийся Степан Степаныч, - Уф, чуть вас нашёл..!
- Да Колмогоров заявление моё на отгул вам не передал, у, чудило! - выдохнул я и опустил голову, а Ленка, ощутив через сгущение атмосферного электричества приближение выволочки и вероятную мою в чём-то вину, стала потихоньку хныкать и подвывать, защищая брата единственным известным ей способом.
- А вот и нет, Лёня, всё Вадим мне передал, так что успокойся, не переживай, не паникуй впустую: у меня твоё заявление, хотя, правда, и не завизированное...
- А почему это вы его не завизировали? - начав выходить из состояния испуга, я тут же переметнулся в состояние праведной обиды.
- Понимаешь, тут такое дело.... Поговорить нам надо, - неконкретно ответил Черных и стал искать глазами подходящее для разговора место.
Выбор был не велик: в шаговой доступности имелась только полуразрушенная детская площадка, где мы и расположились на краю песочницы, а Ленка принялась самозабвенно раскачиваться на очередной качели, стоявшей тут же, у ствола высоченной медоносной липы. Собственно, площадка и состояла лишь из песочницы, качели и этой липы, больше ничего не имелось, конструктивизм. Или это минимализм что ли?
Закурив сигарету Космос, Степан Степаныч приступил к изложению загадочного дела:
- Слыхал, небось, что на соседнем заводе французское оборудование запускают, линию: станок формовочный и литьевую машину?
Я слышал, конечно, и говорили знающие люди так - вот счастье-то привалило мужикам, устроившимся на этой линии работать: зарплату им станут платить в инвалюте, а в отпуск во Францию будут возить для углубления пролетарской солидарности, к бабам ихним на Лазурный берег. Короче, как в Спортлото выиграли, везунчики, одним словом. Об этом я Стёпе и доложил.
- Лёня, давай посерьёзнее, не к месту твой школьный юмор, вообще не до смеха сейчас. Не работает, кстати, линия, не запускается. Точнее уж, запускается и работает, но не так, как положено. Форма для литья изготавливается, а потом процесс бац! - и стопорится, ошибка на мониторе выскакивает, зашифрованная. Если ничего не делать, всё так и стоит, с полчаса, потом проходит общий останов, а значит аварийная вручную выгрузка формы... А если выбрать вариант "игнорировать ошибку", форма проходит будто бы полный цикл, но использовать её на практике не получается, разрушается при литье. Ну, это так, дело техники; неприятность же основная в том, что оборудование по плану завода должно ещё в прошлом квартале заработать, соответственно, и продукция должна бы отгружаться... То есть смежники наши её ждут уже, потому как без этой продукции они свои планы выполнить не смогут. В лужу сели, получается...
- Степан Степанович, а меня-то это дело каким боком касается?
- Странный вопрос, Лёня, не ожидал от тебя: мы в государстве победившего социализма живём, в нашем государстве, и всё что здесь ни происходит, нас касается, как же иначе? Но ты слушай дальше: в документации о злосчастной этой ошибке ни слова нет, и вообще линия документации не соответствует, с первого взгляда это видно; модернизировали французы её, что ли? Линию у соседей решили установить семь лет назад, в Омске тогда ещё такую же монтировали, с участием французских специалистов. А в Москве, в главке, видно додумались сэкономить: мол, омичи там наблатыкаются и с нашими соседями общими, как водится, усилиями и вторую линию здесь запустят. Мудро? Ну да... Однако, случился на международной арене сбой какой-то и на соседний завод линию привезли только в прошлом году, аккурат к приезду Деда Мороза. За семь лет французы, видать, и железо поменяли, и систему управления, а документация к линии у наших соседей старая, омская - может, и не заказывали новую-то, опять сэкономили. И вот что ещё важно, Лёня - семь лет, это, оказывается, всё-таки большой срок; та бригада, что в Омске линию в строй вводила и работала на ней, это же люди, не роботы... Кто-то уволился с завода, кто-то, увы, умер, а есть и такие, что в Израиль умотали, прихвостни американские. И надо сказать, оборудование это в Омске не больно хорошо себя показало: сырьё-то там наше использовали, а оно всё-таки не совсем то, если по составу. Короче, свою линию омские левши рационализировали, упростили, если уж честно, с ограничение функционала. Мужики оттуда месяц назад приезжали на соседний завод в командировку, походили, повздыхали, но ничем помочь не смогли, уехали восвояси.
- Степан Степаныч, вот если честно, я в толк не могу взять, от меня-то вы чего...
- Да погоди ты с претензиями, дослушай сперва!
Но дослушать, однако, не получилось, пришлось сделать перерыв. Утомлённая качанием Ленка по кривой подкралась к песочнице и спросила, застав Степана Степановича врасплох:
- Дяденька, ты зачем к нам приехал? В тюрьму нас хочешь забрать?
Черных задумался ненадолго, а потом невежливо ответил вопросом на вопрос:
- Девочка, ты любишь шоколад?
- Да, очень-очень! А у тебя есть?
- С собой-то нет. Но если ты не станешь нам мешать и дашь ещё пять минут с дядей Лёней поговорить, мы съездим в одно место, где его просто гора.
- Честно?! Тогда говорите, только быстро, чтобы скорее в одно место поехать! А дядя Лёня мне вообще-то брат! А напитка Байкал в одном месте ты мне дашь, дядя?
- А если вместо Байкала будет чай с пирожными? Годится? Вот умница, тогда ты поиграй, недолго совсем, а мы с дядей братом Лёней побеседуем о всяких неинтересных девочкам вещах, ага?
Ленка закивала головой, отошла назад к качели, и стала вокруг неё разгуливать, бросая на нас многозначительные взгляды.
- Зря вы так, Степан Степанович, про шоколад. Она ведь потом не отвяжется, а денег у меня нет.
- Эх, Катышкин, не тем ты озабочен, вот что значит беспартийный человек, масштаба он не чувствует, леса за деревьями не замечает! К сути перехожу: сначала Нелли Михайловна мне шепнула, что французский - это твой конёк, а потом я в кадрах дело поднял, анкеты твои пролистал и всё такое... Поэтому нужен мне сейчас от тебя прямой, партийный - ну ладно, комсомольский - ответ, как на духу давай: сможешь ты по-французски разговаривать? Или слабо, не потянешь?
Говорить по-французски я умел, поэтому и ответил просто: - Да, смогу. Ну, я так считал, что смогу - когда-то на областной олимпиаде третье место занял по французскому языку. На всесоюзную меня, правда, не взяли, достойнее люди нашлись, а в иняз мне мать поступать не посоветовала, запретила, если уж честно. У мужчины, по её словам, должна быть мужская профессия, а не языком болтать и скабрезные книжки читать на языке оригинала.
- Молодец, молодец, что честно в этом признался, - обрадовался Черных.
А затем он быстро, с опаской поглядывая на томящуюся в ожидании Ленку, изложил диспозицию. После воплей о помощи, которые соседний завод испускал по всем азимутам, от Госплана и Внешторга до французского посольства, пришёл ответ от фирмы-производителя, пообещали они прислать на завод человечка, технаря, чуть-чуть русскоговорящего, отыскали такого где-то на Ближнем Востоке. Приехать он должен был через пару недель, но в пятницу вдруг громом среди ясного неба прилетела телеграмма, что прибудет специалист сегодня, в понедельник, то бишь, что-то у него в расписании сместилось, но для нас-то оно ведь только лучше, так? Ан нет, оказывается, не бывает и добра без худа: не могут на заводе переводчика найти! Ихняя англичанка, видите ли, в отпуске, и вроде как в Крым укатила, и по линии гороно никак училок не разыщут - лето же! А ещё и в том горе, что приехало вообще непонятно кто, по-русски ноль, бормочет что-то вроде действительно парле франсе, но никто ничего в толк взять не может, нет на заводе таких знатоков. И придётся кому-то из нас, а точнее тебе, Лёня, интеллект проявить и положение выправить. Так что действуй, инспектор по режиму Катышкин, гляди, как карта легла, на тебя только надежда! Выручай, Леонид Львович!
Я выпучил глаза:
- Степан Степанович, вы намекаете, что ли, что мне на соседний завод надо идти, переводить?
- Хм, намекаю... Прошу, Лёня, как коллега и старший друг по-товарищески прошу, а вот как гражданин и начальник от своего подчинённого требую, конечно! А насчёт того, что идти - не переживай, доставим на автомобиле, с ветерком!
- А Ленку я куда дену?
- Да не беспокойся ты, завезём её к вам домой, на машине же.
- Не, если я её дома одну оставлю, меня мать убьёт, а тётя Тамара потом ещё и закопает! Вы просто Ленку не знаете! Ну нет, это никак невозможно - одна она всё домохозяйство порушит!
- Ну, Лёня, задаёшь ты перцу капризами своими! Что за семейка у вас такая, дезорганизующая!
На территорию соседнего завода всех нас: меня, Черныха и Ленку ввозили на машине главного инженера. Чёрная, вся блестящая новая Волга с шофёром, большущая, просторная, ход плавный! Не скажу, что в первый раз ехал я на Волге - случалось же в жизни на такси прокатиться - но эта была особенная, представительская: пахло в ней благоуханьем, материал в салоне был богатый, рессоры мягкие, как у графской кареты, и мысль мелькнула: да, машина с шофёром это вещь, не то, что дяди Серёжин Запорожец... Везёт же начальникам, главным инженерам вот, например... но это так, положительная эмоция. Особенным преимуществом этой машины было то ещё, что при въезде на завод (и при выезде тоже, Черных мне разъяснил!) её не проверяли, не досматривали, никаких пропусков не спрашивали. Доверяли, получается, уважали начальство. Ну а как же иначе?
Ленка, подкупленная обещанием шоколада и пирожных с чаем, вела себя смирно и готова была ехать куда угодно. Её поместили на переднее сиденье, от восторга она даже слова не проронила всю дорогу. Доставили мы ребёнка в группу режима, Стёпа пообещал, что заниматься ею будет лично Нелли Михайловна, глаз с неё не спустит и прихоти, в разумных, конечно, пределах социалистического предприятия, выполнит. А потом меня и Стёпу перевезли на соседний завод, к отделу главного технолога, где нас все ждали. Ну, это так Черных думал, что ждали, а когда в приёмную вошли, оказалось, что нет, там одна секретарша по телефону разговаривала, по личному, сразу видно, вопросу. Она и объяснила, не отрываясь ни на минуту от телефонной беседы, что собравшуюся из специалистов команду обедать отправили: время-то обеденное, сейчас не сходить в столовку - вообще без горячего останешься! Стёпа забеспокоился, спросил, где представитель, на обеде ли? Секретарь ответила, что нет, не рискнули представителя туда отправить, место, мол, простонародное, лишку демократичное; иностранный человек может не так всё понять с непривычки. Дескать, потом уже в ресторан сводим, меню согласуем и сводим, или сами чего сообразим типа буфета.
- Ага, - отозвался Стёпа, - ну ты давай, Катышкин, знакомься с иностранным специалистом, устанавливай контакт, - и он начал подталкивать меня к дверям кабинета. - Давай, не робей, а я тоже сбегаю, проглочу чего-нибудь, с утра ношусь, как бешеная собака, без питания. Поболтайте пока на общие темы, завяжите дружеские отношения, а там и мы с коллективом подтянемся. Жми, Лёня, - и он просто придавил меня к двери.
Когда я, постучав, робко проник в помещение и стал оглядываться, то не увидел никакого представителя, и растерялся. На мягком стуле, расположив его вдоль окна, сидела вроде как женщина, странно одетая для своих средних лет, мама сказала бы - ну, молодится баба. Так-то на ней были брюки и куцый в обтяжку пиджачок, вроде ничего особенно, но почему-то выглядело всё вызывающе, и вдобавок причёска странная какая-то устроена была на голове. "Да тётка это из отдела информации, - решил я, - Они часто в Москву мотаются, насмотрелась там на диссидентов и собезьянила, а вообще-то безвкусно." Женщина, повернувшись, окинула меня взглядом и опять стала смотреть в окно, на унылые холмы за забором. Я прокашлялся, пытаясь выманить спрятавшегося специалиста, но безуспешно. Тогда я вновь тщательно осмотрел все углы и закутки помещения, но иностранца так и не обнаружил.
- Très intéressant, que cherchez-vous? - вдруг подала голос женщина, и я, вздрогнув, напрягся. Не то чтоб сразу, но я понял, что вопрос-то был по-французски и в переводе звучал так: "Чего это ты ищешь, интересно?"
- Представителя, - выдавил я - Иностранного специалиста. По-русски сказал.
- Еt un gars m'a dit de venir, en français peut parler, - расстроенно произнесла женщина, и я, поняв и эту фразу, и удивившись своему пониманию, вдруг подумал, что, может быть, не на русском надо отвечать? И попробовал уже по-французски, как смог:
- Представителя ищу, технического специалиста. Не знаете, где он? И добавил:
- А вы почему по-французски говорите?
Женщина посмотрела на меня и вдруг захохотала, а просмеявшись, ответила:
- Да потому, что я француженка. А Бернара, ну, инженера то есть, нет. Не приехал он.
- Бернар - это кто? Представитель фирмы? А почему он не приехал, его же тут все обождались?!
- Не смог он, заболел. Ногу сломал, если точнее.
- Какую ногу? Чью?
Женщина опять захохотала. Она вообще-то здорово смеялась, заливалась по-киношному. Приятно было посмотреть. Не как наши смеются, сквозь зубы.
- Свою, бедную свою ногу. Напился позавчера вашего химического шампанского - день рождения у него был, что ли - и в ванной упал. И сломал ногу. Нога теперь в гипсе, а он в больнице. - Тут она опять захохотала и добавила - Вместе с ногой, вместе!
Когда я всё это перевёл и осознал, то подумал, что же мне теперь делать, а поскольку делать было вроде как нечего, решил уйти, поэтому совершив в направлении француженки движение головой типа поклона, пробормотал: "Большое спасибо, мадам" и направился к двери. Вслед мне неслось:
- Уже уходите? Мы же даже не познакомились?! Э, куда вы собрались? - и в момент, когда рука моя коснулась ручки двери, она вдруг крикнула "А ну-ка стой!" и я, испугавшись, остановился и повернулся. Разгневанная мадам приближалась ко мне семимильными шагами и, остановившись в метре перед моим лицом, устроила разнос. Слава Богу, что из сказанного я понимал едва ли половину, но в этой половине прозвучало раздражение на пыточные советские поезда, в которых невозможно заснуть, обида на диких русских мужиков, которые за два часа поездки с дамой в автомобиле сказали ей два десятка слов, и удивление странным русским юношей, худо-бедно владеющим прекраснейшим из языков, но думающим только о том, как бы скорее удрать и оставить её скучать одну, глазея на безлюдные холмы за окном... Неужели это всё из-за Наполеона?
- Наполеона? Какого Наполеона, мадам?
- Вот это да! Вы не знаете Наполеона? Бонапарта!
- Императора?
- Ну конечно! И перестаньте называть меня мадам! Меня зовут Дениз, а как ваше имя?
Я задумался: а есть французский аналог имени Лёня? Имя-то ведь греческое, у нас вот Василий, а у них - Базиль... Дениз тут же нетерпеливо спросила:
- Вы что же, имя своё забыли?
- Нет, мадам... Дениз, не забыл. Моё имя ... Леонид.
- Лео?
- Ммм.. Может быть.
- Отлично, будет Лео. Итак, Лео, какие тут у вас проблемы - мне никто не смог объяснить?!
В этот момент вдруг раздался внятный стук, филёнчатая дверь с таинственным скрипом приоткрылась, а в образовавшейся щели оказалась голова Черныха, который, обезоруживающе улыбнувшись Дениз, спросил меня громким шёпотом:
- Ну как тут у вас? Есть контакт? Инженеров можно запускать?
Отобедовшие инженеры топтались за его спиной. Я ответил как есть:
- Степан Степанович, полного взаимопонимания пока нет, но процесс идёт. Бертран без ноги не приехал, Дениз интересуют проблемы, а всё случилось из-за шампанского. Химического.
У Черныха начали было округляться глаза, но сзади поднажали, и через минуту помещение наполнилось людьми, которые стали радостно и много говорить, а я начал краснеть, бледнеть, потеть и задыхаться как лишённая водной среды рыба. Тут я понял, как права была мама, уберегшая меня от иняза и что такое на самом деле трудности перевода.
Три часа пролетели как один затяжной прыжок в пропасть, в течение которого я беспрерывно говорил, но почти ничего не понимал по существу разговора. При этом мне было немного смешно и странно, что на языке, который я учил когда-то как бы понарошку, по школьному, сейчас вот по серьёзному говорит взрослый и, видимо, умный, человек, объясняя что-то другим умным и серьёзным людям. Кажется, были телефонные звонки, вроде бы во Внешторг, в Москву в главк и во Францию, и вроде бы Бертран - гипсовая нога звонил; при этом на меня кричали, меня просили, требовали от меня, а я старался всем угодить, но, похоже, безуспешно... В какой-то момент я заметил, что народу стало меньше, потом ещё меньше, а вот сейчас остались Дениз, которая курила, устроившись на подоконнике у открытого окна, один какой-то начальник и ещё пара мужиков с соседнего завода, негромко споривших у стола с чертежами, Черныха не было. Тут меня и пронзило: а что же Ленка!?
- Да придёт сейчас Стёпка, чего ты перепугался, - отреагировал начальник на мой испуганный вопрос про Черныха, - Отлучился на четверть часа, да мы тебя без него не съедим же, расслабься. И кстати, перекуси - вон столик сервировали, умотался ты, вижу - один за всех...
Я присмотрелся: на столике стояли водка и коньяк, бутерброды, каких я никогда раньше не видел, вроде даже с икрой, кофейник, стаканы с соком, чего-то ещё, но меня сейчас интересовала в основном Ленка, а из материального разве что в туалет... И Черных, сердцем видно ощутил эти мои потребности, явился не запылился, затряс мне руку, приговаривая: "Ну, Лёнчик, молодец, показал всем, что такое группа режима!"
- Степан Степанович, а Ленка где?
- Так Нелли Михайловна её развлекает, сейчас вот звонил от секретаря Чикину, отрапортовал по существу, ну и в группу тоже звякнул, руку надо ж на пульсе держать. Уморительная девчонка твоя сестрица, это Нельки.... Михайловны слова, наивная, говорит, верит всему, но при этом никакого страха... да и уважения никакого к незнакомому взрослому человеку, что в голове - то и на языке.
- Мне домой вообще-то надо, мать узнает, что Ленка на заводе была - капец тогда....
- Ну, узнать-то она всё равно теперь узнает, сестрёнка твоя сама и разболтает, её ж не остановить. А насчёт домой решение уже есть: минут через двадцать машина подъедет, та же, что и в прошлый раз, заберёт госпожу Дениз - измучилась, бедняжка, как на неё мужики-то наши насели, с твоей, надо сказать, помощью... И он с жалобной миной, но с мужским вниманием оглядел примостившуюся на подоконнике Дениз, на мой взгляд вполне себе жизнерадостную и довольную. - Так вот, её заберёт и тебя, заедите к нам в группу, захватишь там Лену, потом мадам Дениз в гостиницу повезут, а вас по пути к дому подбросят. Вот такой чудненький план-график. Ну а я убегаю, рабочий день кончается, а у меня ещё дела, дела..., - и Черных исчез. За ним потянулись и люди с завода, каждый перед уходом подошёл к помахивающей ножками Дениз, поблагодарил качанием головы, а начальник сверх того от избытка чувств попытался даже ручку поцеловать, но без практики вышло у него неловко.
- Что ж, Лео, - пару минут спустя промолвила француженка, спрыгнув с подоконника на скрипучий паркетный пол, - А кто из нас кого должен благодарить: ты меня или я тебя? А что это за напитки на столе?
- Водка, коньяк, а в стаканах соки...
- О, коньяк, а давай-ка хлопнем по рюмочке?
- Мадам, я не пью, - соврал я. Так-то я пью понемногу, но побоялся, как бы сразу не спьяниться: ведь водку я, наверное, полгода уже не пил, а коньяк вообще пил раза четыре в жизни, последний - после защиты диплома, в ресторане Казахстан, есть у нас такой в областном центре. А сегодня ж у меня весь день на нервах, развезёт ещё, неудобно будет перед иностранным гостем.
- Да? - удивилась Дениз, - Невероятно как-то для русского, я думала, что все русские пьют, даже дети... А я вот выпью. Давай, Лео, ну, поухаживай за дамой, плесни мне советского коньяка вот в эту милую рюмочку. Надеюсь, он не химический, как ваше шампанское, нет?
Я неуклюже налил, а Дениз изящно выпила, пару секунд подумала и вынесла суждение:
- Ну, какой же это коньяк, даже на бренди не тянет, водка, наверное, крашеная. А сейчас мы и водки попробуем, только сначала икры, ну-ка? А вот икра прелесть.
Водка ей тоже понравилась, как и второй бутерброд с икрой. Пока я раздумывал, что же мне взять, вошла секретарь и сказала, что машина у подъезда. Я, торопясь, выпил полстакана сока, схватил на ходу бутерброд с икрой и быстро-быстро его схомякал, не почувствовав никакого вкуса, солоновато только немного показалось, видно, после сока...
Когда приехали за Ленкой, Нелли Михайловна уже поджидала меня около нашего подъезда в главном корпусе, крепко держа ребёнка - выглядела Ленка жизнерадостной и умиротворённой - за руку, как собачку на коротком поводке. Только я подошёл, коллега затараторила мне в ухо быстрым шёпотом:
- Да, Лёня, очень бойкая девочка. Очень, очень бойкая и очень разговорчивая. Лена мне рассказала, что мама у неё учитель, тяжело, наверное, бедной маме: полдня в школе с детьми и полдня дома с Леной, никакой смены педагогической деятельности, не отдохнёшь. Лена одна на полкласса потянет, столько усилий требуется с ней справиться!
Нелли Михайловна действительно казалась усталой, немного даже измождённой. Чтобы её утешить, я сказал:
- Вы за Ленкину маму не переживайте, у Ленки папа очень характерный, моей мамы брат. Ленка его боится как бандерлоги удава в мультфильме про Маугли, от мимолётного взгляда цепенеет. Он только чуть-чуть голос повысит, и всё, Ленку можно голыми руками брать и в домашнем хозяйстве использовать.
- А вот скажи, как он этого добился? Какой-то современный новаторский метод, психологический подход?
- Вообще-то нет, традиционный у него метод, народный. Он считает, что ремешок в детском воспитанье большое подспорье, и частенько к нему обращается, если какая кризисная ситуация.
- Ой, Лёня, ты что, так же нельзя, Лена ведь девочка, ну это просто, просто... не по-макаренковски!
Я только развёл руками и ответил, что папа у Ленки разницы между полами не делает, он типа за их равноправие: второй ребёнок у него мальчик, крошечный можно сказать ещё, но с ремешком тоже уже успел познакомиться.
Пока мы, своих детей не имеющие, дискутировали о детском воспитании, по рассеянности отпущенная на волю Ленка успела организовать скандальчик у ожидавшей нас машины, заявив, что на заднем сиденье не поедет, потому что приехала сюда на переднем, а места даются на всё время, как в кино или на концерте, и вообще всё лучшее должно же быть детям! Нелли Михайловна, видя это, качала головой, закатывала глаза и вздыхала по системе Станиславского; Дениз же с интересом естествоиспытателя наблюдала за происходящим, и вот когда я подошёл, спросила, что это за девочка, она что, здесь работает, и против чего она митингует? Пришлось мне, смущаясь, краснея и заикаясь, объясниться. Услышав разговор на непонятной тарабарщине, Ленка застыла с открытым ртом, насторожилась и присмирела. Похоже, она испугалась, потому как на лице у неё появилось выражение, которого я прежде не видел. А вот французскую гостью случившееся позабавило и вновь рассмешило; под аккомпанемент своего киногеничного смеха Дениз пересела на задний ряд и, закончив, наконец, хохотать, сообщила:
- О, Лео, как у вас тут забавно! Кстати, я хотела у тебя кое-что разузнать, и то, что мы сейчас рядом, трёмся локтями - это даже плюс, это подтолкнёт тебя быть откровенным.... От таких слов я забеспокоился и, наверное, краской залился; первое, о чём подумал: "Ёлы-палы, никак коньяк с водкой представителю в башку ударили, и кто знает, какой напиток верх возьмёт? А может и не в напитках дело, может флиртовать у неё в крови - французская нация, если по книгам и фильмам судить, без царя, с амуром только в голове..."
Однако, как скоро выяснилось, напрасной была моя тревога, нисколько я с амурной стороны Дениз не интересовал. Волновала же её жизненная, так сказать, тема, бытовая, то есть: а как мы, советские люди, тут живём, что нас радует, а что огорчает, к чему стремимся и чего сторонимся, ну и прочее в том же духе. И надо сказать, что своими наивными и откровенными вопросами смогла она меня как-то к себе расположить, доверился я ей, раскрылся: про Черныха рассказал, про маму, даже про Иру не удержался, проболтался. Типа вот тоже мы люди, не только производственные планы нас тревожат, но и человеческие чувства после работы покоя не дают. Во время этой, можно сказать, исповеди машина подъехала к заводской заправке, шофёр пошёл документы на бензин оформлять, Дениз и тут вопросами меня засыпала, ну задёргала просто: а что, бензином только на заводах заправляют? а в городе заправиться невозможно? а как же студенты и пенсионеры, и ещё много чего себе напридумывала. Но потом кольнуло её вроде что-то, извинилась, и сообщила, что ей неловко, злоупотребляет она моей любезностью, чувствует, что замучила меня своими детскими вопросами. И предложила: мол, может быть, и мне что-то интересно узнать о французах, есть о чём спросить - ну так спрашивай, пожалуйста! И застала меня своим предложением врасплох, заметался я, всё пытался вспомнить, придумать, о чём бы спросить, но ничего подходящего в голову не приходило, чепуха какая-то лезла, а время шло. И вот тут я неожиданно для себя самого даже вымолвил:
- А что такое французский поцелуй? - зачем спросил, почему, сам не понял.
- Что? Что ты сказал?! - встрепенулась Дениз.
Сдавать назад уже неприлично было, и я, кляня себя за длинный, язык, повторил вопрос.
- А ты разве не знаешь, что это такое?
- Не спросил бы, если б знал. В книгах вот пишут, в кино иногда слышу, а не совсем понимаю, что это... Чем он от нефранцузского отличается?
- А ты хотел бы узнать? У меня?
- Но вы же француженка... Уж вы-то должны знать.
- Хм, да я знаю. А вот что - давай-ка я тебе покажу.
И пока я только начинал соображать, как это она мне покажет, Дениз вдруг придвинулась, приблизила своё лицо, рукой взяла меня за шею и сделала этот самый французский - наверное - поцелуй. Отодвинулась и через секунду захохотала на свой манер, а я сидел, как оглашённый и одна мысль была у меня в голове: - Ну разве так можно! Уж и шофёр вернулся, и машина поехала, и проходную уже миновали, а я только эту мысль и думал - ну разве так можно?! Потом, от тряски, наверное, появилась вторая мысль: - Интересно, а Ленка это видела? А после уж третья: - А шофёр видел? Но на этот вопрос я сам себе и ответил: - Нет, шофёр вряд ли, он же с документами ходил, не было его в машине! Так что со временем мышление стало у меня восстанавливаться, и французский поцелуй уже не был больше ему помехой. И тут Ленка заорала: - Мама! И тётя! Дядя Лёня, смотри: мама и тётя!
Я повернул голову направо - мимо окна проплыли идущие под руку мать и тётя Тамара. О чём-то они оживлённо разговаривали, не видя ничего вокруг, даже орущую Ленку не заметили, а не заметить Ленку в таком состоянии, даже если она в автомобиле - это надо крепко отрешиться от окружающего вас мира.
Водитель поинтересовался:
- Ваши, что ли? Может вас с девочкой здесь высадить? Остановить?
Ленка опять заорала:
- Да-да, ага-ага! Дядя шофёр, тормози!
Машина плавно, как катящийся мяч, остановилась, Ленка начала ломиться в дверь, а я всё ещё находясь в состоянии эффекта (хм, ну не дефекта же...?) повернулся к Дениз и сказал:
- Прощайте, мадам.
А она уже смотрела на меня и ответила:
- Прощай, Лео. Не забывай меня.
Я вылез, выпустил Ленку, и машина уехала. Ленка побежала к матери, за ней побрёл и я.
Когда я подошёл, Ленка игралась с тётей Тамарой, а мать спросила:
- Лёня, что это за машина и почему ты на ней ездишь с ребёнком?
Ленка услышала про ребёнка и опять закричала, на всё улицу:
- Тётя Оля, тётя Оля, а дядя брат Лёня в этой машине с чужой тётей целовался!
- Лёня?!
- Мама, ну ей пригрезилось просто! Ну ты сама подумай: кто в машине главного инженера при ребёнке будет со мной целоваться!
- Целовался, целовался, я видела! - визжала Ленка.
- Лёня, там была женщина? Немедленно отвечай!
- Мама, была! Это француженка, технический специалист по оборудованию, приезжала на соседний завод, я там переводил, сейчас её везут в гостиницу, мы с ней говорили по-французски, а Ленке вздумалось, что мы целуемся, откуда я знаю почему!
Я сразу понял, что слабины давать нельзя, дашь слабину - утонешь в разговорах и пересудах. Ни с чем не соглашаться, на своём стоять, из высших соображений. Не выдержу - всем будет только хуже. Да и то надо сказать, что взволновало-то это мать в основном: Ленка вон уже и не кричит об этом, забыла, дяди же всегда с тётями целуются, во всех кино, подумаешь дело! И тётю Тамару не тревожат особо мои поцелуи, её вон другое больше заинтересовало:
- Лёнчик, а где был мой ребёнок, когда ты переводил? Ты что, Леночку с собой брал?
- Ну что вы, ей там скучно было бы! С Леной чуть-чуть посидела моя коллега, добрейшая женщина, Нелли Михайловна, она её покормила, а ещё они поиграли немного, в силу производственной необходимости.
- Лёня, там не было никакого опасного производства? Сварки какой-нибудь для глаз или запахов опасных газов?
- Лёня, это какая Нелли? Жена племянника Квасова?
- Оля, ты про какого Квасова? Того самого? А кто он сейчас в горисполкоме?
С это секунды разговор двух женщин в расцвете привлекательности, найдя для себя предмет, на время стал автономным и не требовал моего присутствия. Я этим воспользовался, подхватил Ленку, и мы побежали вперёд, а к теме машины, таинственной женщины и моего безрассудства в отношении Ленки вернулись только за ужином со второй бутылкой шампанского. К тому времени я порядком проголодался и отвечал нечленораздельно, потому что с полным ртом. Утром тёте Тамаре с Ленкой надо было рано уезжать, в этот раз не на Ракете, а на обычном пароходике. Плыл он до их посёлка вдвое дольше, чем Ракета, но удовольствия от присутствия на его борту было впятеро больше, сам пробовал. Разговор и после ужина не клеился, все, включая и Ленку, порядком устали. Немного посмотрели телевизор и вскоре разбрелись по кроватям, одна мама продолжала что-то делать на кухне, но я её почти не слышал.