Когда поезд остановился в Пенгиле, в 5:37, я не удивился, оказавшись единственным пассажиром, сошедшим в этом скоплении старых каменных домов с соломенными крышами — самом унылом уголке Корнуолла. Никто никогда не приезжал сюда и никто никогда не покидал его, кроме бесследно исчезнувших, что и привело меня из Лондона. Чудовище пожирало крестьян. Во всяком случае, именно так лорд Треганнет выразился в своём письме.
Рядом остановился Роллс-Ройс пятнадцатилетней давности и оттуда вылез крупный мужчина. Его лицо было грубым, словно корнуолльский берег: тяжёлый подбородок, широкий рот, выпирающий нос, а ворсистый твидовый костюм придавал ему ещё более суровый вид. Он резко произнёс: — Я — Треганнет. Вы — мистер Дэйл, полагаю?
Его голос грохотал, как прибой, сотрясавший землю под моими ногами и наполняющий воздух мелкими брызгами. Что за место! Даже море ненавидело его и пыталось стереть в порошок.
Если он хотел выказать превосходство, то пусть: чек на двадцать гиней, сотня баксов на американские деньги, превращал его в славного малого.
Я поставил сумку в машину. Он заявил: — Садитесь на заднее сиденье. — Затем он уселся за руль. Забавно. Ерунда какая-то — граф или кто-то вроде того, без шофёра. На секунду-другую я задумался: не сожрал ли моноцерос всех слуг.
Судя по гербу на почтовой бумаге Треганнета, моноцерос — это некое морское чудовище, с рогом, как у единорога; морской дракон с длинным шипом, выступающим между глаз. Девиз на гравюре тоже был курьёзным: МЫ СЛУЖИМ МОНОЦЕРОСУ.
Когда я ждал в Пенгиле, на пару минут мне почудилось, что это заброшенный город. Теперь на глаза начали попадаться люди и я удивился, где же они были до того, как подъехал Треганнет.
Мужчина в клеёнчатом пальто и шляпе погрозил кулаком из дверного проёма. Прежде чем мы добрались до края деревни, выскочил ещё один человек. Он поднял булыжник и завопил: — Чёртов ублюдок, где Гарри Пенфилд?
Камень врезался в дверцу. Немного выше и он попал бы в Треганнета за рулём. Это поразило меня: настолько нетипичное отношение к графу, который владеет землями на много миль в округе. Возможно, это и было тем, из-за чего он послал за мной, американцем.
Мне приписывали своеобразную репутацию.
Я приехал в Лондон, чтобы арестовать растратчика: дело страховой компании, знаете ли. Этот джентльмен больше не мог убегать, поэтому он повесился на поясе халата. Газетёнки превратили в игру то, что я загнал человека до смерти. Должно быть, это понравилось Треганнету, так я и оказался здесь.
Камень ударился в заднюю дверцу. Другой выбил заднее стекло, хотя осколки меня не задели. Люди не любили Треганнета.
Я слыхал, что корнуолльские шахтёры — самые лучшие и самые суеверные в мире: слишком много поколений под землёй — и земля нашёптывала им. Такая же беда и с рыбаками. Имелось или нет чудовище возле замка Треганнета, все крестьяне считали, что да.
Мы поднялись до уровня ветра и выбрались из тумана. Я был почти потрясён, увидав сколько света там было, ибо думал, что солнце никогда не сияло здесь. На холме высилась серая каменная крепость, на ней имелась зубчатая башенка с маленькими окошками в толстых стенах. Несмотря на всё освещение, это место напомнило мне подержанный гроб.
— Постойте! — окликнул я Треганнета. — Я хочу взглянуть отсюда. Если это странное дело происходило тут, кто бы это ни делал, оставил следы. Моноцерос выбирался из замка и проходил по холмам или местные жители проходили по холмам к замку. Как во Франции, лётчики обнаруживали батареи, потому что некоторые тупые артиллеристы срезали путь через луг.
Треганнет остановился, но не ответил: он просто сидел. Я порылся в своей сумке и вынул мощный бинокль. Любой, привыкший к обыкновенным биноклям, не смог бы представить, как этот бинокуляр собирал свет. На сей раз он преподнёс мне сюрприз: это произошло, когда в башенке я увидел девушку.
Она ухватилась за решётку, а лицом прижалась к металлу. Её плечи были накрыты одеялом. Оно составляло всю её одежду и спускалось на спину. У неё была высокая грудь, стройная талия и соблазнительный изгиб бёдер. Подоконник был достаточно высок, чтобы помешать изучить её ноги и прочее, но мне она понравилась по уже увиденным примерам. Судя по тому, как она прижималась к решётке, за которую ухватилась, она была узницей.
По счастью она отошла, прежде чем его светлость заметил, что я не изучаю склоны холмов. Я произнёс: — Нет, здесь нет никаких признаков злоумышленников. А кто такой Гарри Пенфилд?
Треганнет содрогнулся. — Последний пропавший человек.
Дорога извивалась, устремляясь вниз, сначала вглубь суши, затем вдоль моря; через несколько миль мы оказались от замка дальше, чем были, когда я не-совсем-достаточно увидел блондинку с недурной фигуркой, прижавшуюся к решётке. Дорога становилась грубее, скалы — более дикими, перед нами вдруг зазвучал вольный рёв моря и водяные брызги оросили автомобиль. А затем мы достигли арки замковых ворот.
Между каменными плитами внутреннего двора проросла трава. Огромные железные петли двери, открытой в донжоне, покрывала ржавчина. Всё это место было запущенным. Дикий плющ заплетал окна.
Треганнет остановился перед дверью. Место выглядело пустынным: во дворе царил сумрак, а в донжоне — темнота и мне это не очень нравилось. Люди, которые пишут о морских чудовищах, пожирающих крестьян — не те, с кем хотелось бы провести вечер. Если бы не шанс ещё увидеть белокурую девушку, я бы сказал: — Вот ваши двадцать гиней, милорд и идите вы к чёрту.
Я хотел ещё раз увидеть ту даму. Она могла находиться взаперти, но я разбираюсь в замках.
Отворилась дверь. Там стояла женщина, в розовом домашнем платье из крашеной пряжи, с керосиновой лампой. Казалось, этот замок был создан не для света, а только для смертей и исчезновений.
Черноволосая женщина поставила лампу на подставку. Я сказал: — Постойте, я и сам могу с ним управиться.
У неё были гладкая белая кожа, чёрные волосы и голубые глаза, которые казались почти чёрными. Её густые ресницы походили на пятна сажи на веках: народ Корнуолла — кельты, древние и чистокровные. Я понял, почему схватил эту сумку. Не потому, что это была женщина, но потому, что она чувствовалась хозяйкой этого места, выглядящей и держащейся, как любой лидер.
Ветер завывал во дворе и трепал её тесное платье. У неё были славные ножки и чудесные тридцать лет, хотя возраст точно не определишь; полностью созревшая, но не настолько, чтобы испортиться.
Я последовал за ней в замок и увидел, что около века назад его частично переделали. Дубовая отделка большой гостиной полностью почернела от дыма. Когда я последовал за Эмили в свою комнату на втором этаже, то бросил взгляд на лестницу, поднимающуюся в башенку, где ветер выл, смеялся и рычал на белокурую девушку. Я решил не спрашивать об этом.
Эмили расхаживала по комнате, приводя обстановку в порядок.
Я спросил: — Что вы думаете об этом деле с моноцеросом? Полагаю, вы знаете, зачем я здесь.
Она подняла глаза и искоса взглянула на меня. — Я могу показать вам некоторые вещи, которые он не покажет. Поздно ночью, когда никто больше не бодрствует.
Так или иначе, это само шло в руки, девушка была права. — Обед будет подан через час. Вам не нужно переодеваться, — добавила она.
Так и получилось, Треганнет не явился к ужину. Я ел в одиночестве, на целом акре тёмного обеденного зала: тёмного, за исключением углей в камине, и трепетавших и мерцавших на сквозняке огоньков двух свечей. Ветер хохотал, вопил и выл. Эмили подала ростбиф, который оказался великолепен, всё остальное было приготовлено уже после своей кончины. Но вино было достойно того, чтобы написать о нём книгу.
Она налила немного бургундского и сказала: — Брат его светлости заложил это в 1914, задолго до того, как исчез.
— Да? Исчез?
— Да. Вместе с моим покойным мужем, мистером Полгейтом. Дворецким.
— Их забрал моноцерос?
— Если вы будете бодрствовать достаточно долго, я покажу вам кое-то, что вас поразит.
Фактически, каждый раз, когда она наклонялась, чтобы наполнить большой бокал, то уже многое показывала. С какой стороны ни посмотри, она была достаточно хороша для графа.
Было уже заполночь, когда Эмили постучалась в мою дверь. Её волосы свисали двумя толстыми косами. Она была одета в ночную рубашку с низким вырезом и ажурными вставками по бокам, всё это украшали две розочки, размещённые в подходящих местах, хотя тому, что находилось под ними, указатели не требовались. Даже при том, что она накинула сверху толстый халат, это был просто подарок. — Треганнет мертвецки пьян, — пояснила она.
Когда я ступил в холл, ветер издавал такие звуки, словно кричала женщина. Эмили несла старомодный фонарь, освещающий нам путь по мрачному коридору, затем по лестнице, ведущей вниз, в непеределанную часть замка, чьей каменной кладке было с тысячу лет, а, может, намного больше.
Она была сырой и жуткой, и витал необычный запах: йодистый аромат берега, зловонный запах затопляемой морем низины, как во время отлива. Пол покрывал слой пыли, за исключением смазанного следа, будто что-то волочили. Я подумал о Гарри Пенфилде, последнем пропавшем человеке. Затем Эмили привела нас в нишу в стене и, наконец, она указала на кольцо в полу.
Оно было похоже на другие виденные кольца: тяжёлое ржавое железо, закреплённое болтом с ушком, глубоко вделанным в каменную кладку. Она сказала: — Потяните посильнее и поднимите его.
Я потянул. Раздался скрежет и каменная плита повернулась на оси. Вниз вели ступени, тёмные и узкие. И этот морской запах, он был слишком силён. Я отпрянул назад.
Вылетел порыв затхлого воздуха и покуролесил с халатом Эмили. От удерживания фонаря вырез у шеи натянулся, а радужный шёлк туго облепил её бёдра.
— Разве вы не хотите увидеть больше?
Я не хотел, то есть, что касалось подземных сооружений, но посчитал, что сваляю дурака, если отступлю. — Пойдёмте, — ответил я ей и она пошла первой, словно являлась хозяйкой этого места. Теперь я стал подозревать, что она действительно владела им, а Треганнет был просто марионеткой; граф, который мог сделать её леди, если бы пожелал.
Мы вышли в подземелье, вырубленное в скальном основании. В центре находилась округлая яма, около двадцати футов диаметром. Парапет по её краю наполовину не дотягивал до высоты колен Эмили, а тропа между ним и стеной в ширину была не более ярда. Я покрылся мурашками, приблизившись к этой дыре в скале.
Эмили села на сырую скалу и обхватила сжатые колени руками. Она отдала мне фонарь и сказала, — Садитесь и задуйте его. — Так что я присоединился к ней на ступенях: они были такими узкими, что мне пришлось притиснуться к ней вплотную. Оказаться в темноте наедине с дамой, вот так, не доставляло никакого удовольствия.
Это место было настолько древним, что я ощущал вкус веков. Его построил народ Эмили, древний народ, друиды, прежде приносившие человеческие жертвы на Пасху и сжигавшие пленников в плетёных клетках. Эмили была здесь, как дома.
Я поднял колпак и задул лампу.
— Наверное, нам придётся подождать, — прошептала она и наклонилась ближе, я чувствовал её дыхание в ухе и её волосы на щеке. — Та шахта ведёт вниз, туда, где жил и умер моноцерос, тысячу лет назад. Когда Треганнеты были корнуолльскими лордами, пиратами, налётчиками.
— Значит, оно мертво.
— Оно умерло, но вернётся к жизни.
Запах йода, сконцентрированного моря, стал сильнее: яма дышала. Белый туман поднимался из черноты, он сплетался и корчился.
Оно обрело форму, толщиной с бочку и Бог знает какой длины. Голова принадлежала дракону, дракону с растущим изо лба ярдовым шипом. Это был моноцерос, выгравированный на почтовой бумаге Треганнета и на его карнеоловом перстне из старого мягкого золота.
Вверх-вверх-вверх — тянулось из ямы. В его кольцах брыкались и вырывались двое мужчин. Один был похож на Треганнета. Эмили взвизгнула и обеими руками схватилась за меня. Она повисла на мне. Я свалился назад, на ступени. Я запутался в её обнажённых ногах, а потом откатился на несколько шагов. Она обмякла и я подхватил её.
В этой свалке я бросил взгляд назад. Тварь отступала в яму и истончалась в туманную ленту. Потом оно ушло. Я покрылся испариной, содрогаясь до щёлканья зубов. Сграбастав Эмили, я ринулся вверх по ступеням, не остановившись подобрать фонарь. Я добрался до верха лестницы задолго до того, как рассчитывал и ударился головой. К счастью для Эмили, я извернулся, когда грохнулся или расплющил бы её в лепёшку. Как бы то ни было, падение почти вывело меня из строя. А она пришла в себя. Она простонала: — Оно стало хуже, каждый раз оно дотягивается всё дальше, оно зовёт свою добычу — заберите меня отсюда…
Я честно понёс её. Это забавляло, но я направился в свою комнату, словно там было чуточку безопаснее, чем где-то ещё. Задвинув засов, я обернулся и увидел, что у Эмили подкосились ноги. Она рухнула и повалилась на старый диван.
Вслед за неё рухнул и я. — Если Треганнет думает, что я стану охотится на ту тварь, он свихнулся! Когда он писал мне, что кто-то шляется вокруг, чтобы выманить его из замка, то это выглядело какой-то убийственной аферой. Но это — кем он меня считает?
— Он всё ещё думает, что какой-то человек заманивает деревенских жителей в пещеры под замком и убивает их. Он не знает об этом месте. Обещайте мне, что не скажете ему, он сейчас так переживает, потрясение сведёт его с ума.
Человеку не стоит верить всему, что он видит. Вспомните тот индийский трюк с верёвкой. И маленьких зелёных человечков, которых мой друг раньше видел в своей комнате. Он кидался в них вещами, только их там просто-напросто не было. Ни то, ни другое не походило на это чудовище.
— Ладно, я не скажу ему. Но как вы нашли это ужасное место?
— Мой покойный муж, мистер Полгейт, был дворецким. Он рассказывал мне о этом. О под-подвалах этого замка. Потом он и брат нынешнего графа исчезли, и никто никогда не находил их тел. Семь лет спустя их официально объявили мёртвыми и я официально стала вдовой. Джаспер — нынешний граф — приехал из Австралии, чтобы получить своё наследство. А потом начали происходить эти вещи. Стали пропадать крестьяне. Люди зашептались о моноцеросе и раскопали старую легенду о том, как Треганнеты провели к нему свой ход.
Она имела в виду, что это был некий тотем, вроде того, как индейцы считают волков и медведей предками клана. Она продолжала, — Древние Треганнеты жертвовали чудовищу пленников, чтобы сохранить удачу на войне. Оно обитало в той яме, приходя из моря на жертвоприношения. Потом землетрясение завалило проход и тварь сдохла с голода, когда Треганнеты не смогли найти достаточно жертв.
— А теперь их пожирает призрак моноцероса?
Теперь, когда я немного успокоился, то начал соображать. Всё это чушь. Я не видел его, это был гипноз. Гниющие морские отбросы, фосфоресцирующие пары и мои мысли о моноцеросе с тех пор, как я получил нелепое письмо графа.
Я повернулся к Эмили. — Почему вы не уволились?
— Я принадлежу этому месту.
— Я — нет. Я — детектив. Я доставлял растратчиков из Алжира. Из Гондураса. Но моноцерос — другая история, оставьте его себе.
На самом деле, я злился на себя самого, за то, что попёрся туда, как дикий кабан, но я задал Эмили задачку, чтобы посмотреть, что она сделает. Где-то здесь была каверза.
Эмили вскочила и, прежде, чем я смог зажечь лампу, чтобы увидеть то-сё, она обвила меня обеими руками. Она прижалась вплотную и не только руками. — Вы должны остаться — вы должны — ради меня!
Моя кровь вскипела от объятий этой женщины, но я всё ещё мог сложить два и два. На ночной рубашке Эмили была уйма оборок. Я заметил это, когда халат свалился с одного плеча. Совершенно новый наряд, вроде этого, стоил пару гиней; чертовски эксцентричные расходы, в то время, как граф сам водил свой пятнадцатилетний автомобиль. И она солгала, когда сказала, что здесь живут только она и граф. А как же белокурая девушка в башне?
Я нарочно разыграл дурака. Я подтолкнул её к двери. — Вы тоже боитесь узнать то, о чём говорите. Возвращайтесь, когда дело с моноцеросом будет улажено и посмотрим, открою ли я вам дверь.
Её мимолётная улыбка была одним из таких обещаний, исполнения которых от дамы станет ждать только дурак.
Чем больше я думал о моноцеросе, пока сидел у камина, тем больше я повторял, — Чёрт, да вы проделываете это с зеркалами.
Прошёл час. Затем ещё один. Я откопал свой фонарь и обулся в какие-то войлочные тапочки. В холле было темно, как у индейца в кармане. Ветер издавал непристойные и жуткие звуки, а потом он захохотал, когда я отпрянул, представив, как нечто бродит вокруг во тьме. Но я добрался до лестницы, ведущей в адский мрак той башенки.
Пока я убеждал себя, что моноцерос появился, оттого что я съел что-то не то, то уже достиг второй узкой щели в каменной кладке два фута толщиной. Было полнолуние. Утёсы сверкали от брызг, а брызги взлетали из ревущего моря. Если что-нибудь двигалось по тем холмам, то только ползком на брюхе.
Затем я снова взглянул на море. Что-то двигалось, что-то белое на тёмных скалах. Я понял, что это была женщина, прежде, чем увидел подтвердившие это очертания, кроме её лица.
Если она была во что-то одета, то явно недостаточно, чтобы определить это ночью. Она была белой и блестящей, и золотые волосы развевались на ветру. На скалу карабкался мужчина, размахивая руками.
Ему удалось забраться. Тогда она скользнула вперёд и выиграла расстояние. Затем они оба скрылись за чёрным гребнем.
Думать, что я мог слететь вниз по ступеням и забраться на влажные скалы вовремя, чтобы помешать парню настичь девушку, было безумием, но я уже находился в пути. В подобных сценариях есть нечто, заставляющее парня пытаться помешать другому парню настичь преследуемую девушку, даже если она незнакома.
Когда я добрался туда, то не увидел ни девушки, ни мужчины. Лишь мокрые скалы. Корнуолл, откуда вышел король Артур, где Мерлин сделал свой посох, где обычно обитала Владычица озера. Весь бредовый корнуолльский берег. Единственный способ не сойти с ума — не верить ничему, что видишь. Но несмотря на это, я вернулся в башенку, чтобы узнать, правда ли там была блондинка.
Я пустил в ход свой набор отмычек. Я научился ими пользоваться, потому что это упрощает слежку за растратчиками. Дверь легко открылась.
Девушка не спала. Она так перепугалась, когда отворилась дверь, что не смогла даже вскрикнуть. Лунный свет падал в башенку и обрисовывал её прекрасные ноги, изящный изгиб шеи и щеки.
Я произнёс: — Всё в порядке. Если вы — узница, возможно я смогу вам помочь.
— Почему вы сначала не постучались… кто вы…?
Я видел, её трясущиеся колени, выглядывающие из-под серого шерстяного одеяла, которое она прижимала к груди. — Я — Джим Дэйл, охотник на моноцероса и я видел сегодня днём, как вы смотрели из окна.
Она задохнулась.
— Через бинокль. Есть идеи насчёт одежды?
Фонарь показал, что во всей башенке не было ни клочка, лишь спальный мешок и одеяла.
— Я — секретарь Джаспера Треганнета — то есть, была, пока он жил в Перте. Я последовала за ним, когда он получил титул. Подумать только, приехать в такие развалины. Я оказалась на мели. Когда мои финансы иссякли, я пришла в замок.
— После того, как вы продали свою обувь и одежду, для пропитания, пока ищете работу, — хмыкнул я, — Вы пришли, чтобы укрыться в замке Треганнета. Как, вы сказали, ваше имя?
Она вспыхнула. — Я — Диана Ролли!
Потом она скорчилась и начала кричать. Я присел рядом с ней на спальный мешок и похлопал её по руке. — Встряхнитесь, Диана. Я — детектив, взявшийся за это дело с моноцеросом. Как вы оказались здесь?
— Джаспер запер меня.
— Зачем?
Она позволила одеялу немного сползти и, несмотря на её попытку тщательно прикрыться, я увидел достаточно, чтобы доказать безумие Треганнета. Диана проговорила, — Эти слухи, эти исчезновения, они сводили меня с ума. Когда я решила уйти, он не позволил мне.
— Да?
— Он боялся, что я никогда не вернусь, что я стану распространять дикие истории об этом месте, может быть даже объявлю его сумасшедшим. Он сказал, что, если я останусь, пока тварь не уберётся, то он женится на мне, хотя у него есть титул, а я — всего лишь бывший сотрудник.
Это имело смысл, но зачем отбирать её одежду? Когда я спросил об этом, она ответила, — Даже, если кто-то действительно ворвётся и обнаружит меня, он и та женщина смогут заявить, что я впала в бешенство и порвала свою одежду в клочья. А здесь они меня держат, потому что не хотят отправлять в сумасшедший дом.
Появление слушателя, хоть и незнакомого, сломило Диану. Она повисла у меня на шее и разрыдалась, — Увезите меня отсюда, увезите в закрытой машине. Заберите меня ночью. Крестьяне могут закидать меня камнями, бросить в море, разорвать на части. Они обвиняют меня в этих смертях, они будут штурмовать замок, если это продолжится.
После виденной мной белокурой девушки, преследуемой на утёсах, я понимал, почему люди винили Диану.
Что ж, Диана убедила меня оставаться поблизости и планировать её спасение, хотя я настоял на том, что сперва закончу дело с моноцеросом. Но я не стал дожидаться рассвета. Возопив о своих мучениях, она свернулась в клубок и заснула. Если бы я сразу ушёл, то никогда не узнал о том призрачном монстре; чем больше я о нём думал, тем больше убеждался, что они проделывали это с помощью зеркал и сердился, сыграв роль болвана.
Но, прежде, чем прокрасться, я занялся дверным замком. Они передавали Диане пищу через окошко, поэтому ставлю десять против одного, что никто не заметит сломанного замка.
Ранним утром Эмили принесла мне кувшин горячей воды: хотите верьте, хотите нет, водопровода в замке не было. — Вам хорошо спалось?
— Одиноко, но всё равно хорошо. Как граф, протрезвел?
У Треганнета были красные глаза. — Я не хотел рассказывать об этом ночью. Человек слишком доверчив ночью.
Мы накинулись на пирог с почками, немножко копчёной селёдки и овсянки. Я выслушал его байку про моноцероса. Она совпадала с мнением Эмили. Он не стал упоминать о подземельях под замком, лишь заметил, — Треклятая чушь, рептильный культ моих предков. Но крестьяне становятся опасны. Я хочу, чтобы вы разъяснили эти исчезновения.
— Допустим, я поспрашиваю в деревне?
— Любезный, я откажусь от всякой ответственности, если вам разобьют голову. После случившегося вчера, у меня нет намерения возвращаться в Пенгил.
— Позвольте мне воспользоваться вашей машиной. Как насчёт ключей?
Треганнет ответил: — Эмили поедет на рынок. Отправляйтесь с нею.
Он поднялся и направился в кабинет. Я был полностью свободен.
Поездка на рынок в Пенгил не была развлечением. Кто-то запустил в машину булыжником, а старая карга заверещала, — Где эта золотоволосая ведьма, вытащите её!
Эмили вылезла наружу. Мужчины с камнями, выронили их. Старуха прекратила проклинать и бормотать. Мужчины забормотали, — Мы кидались ’ми, прежде, чем увидели, что это вы. Но вам лучше не возвращаться назад.
Эмили остановилась. Собиралась толпа. Ужасная толпа скрюченных стариков. Парней было не больше полудюжины, а девушек ещё меньше. Клювоносый парень произнёс, — Да уж, лучше не возвращайтесь. Лон Веллмен не пришёл домой и мы знаем, что он не вернётся, они никогда не возвращаются. Перед лицом Божьим, мы собираемся камня на камне не оставить от того места, миз Полгейт, а вы — одна из нас. Мы не хотим повредить вам, но кто знает, что могут сделать люди, когда рассвирепеют.
Это было ещё не всё. Был ещё мужчина, преследующий ту белокурую девушку. Из болтовни я узнал следующее: золотоволосая ведьма заманивала парней к моноцеросу. Некоторые из этих людей забавно выговаривали слово „ведьма“, думаю, это был корнуолльский акцент или что-то вроде. Если они захватят Диану, ей придётся плохо.
Мы отправились на рынок. По дороге назад я спросил Эмили, — Что это за золотоволосая…ээ, ведьма? Граф скрыл это от меня и вы тоже.
— Это отвлекло бы вас от моноцероса. Эти парни смертельно напуганы, но каждый хвастается белокурой девушкой из Лондона или откуда-то ещё, проводившей уикэнд на море, впечатлённой им и собирающейся снова встретиться с ним. Женщин — молодых и привлекательных женщин — немного… — Она вздохнула. — Так же немного, как молодых и привлекательных мужчин — о, что за забытый Богом край, где нигде ничего нет!
— Поэтому они сбегают, чтобы встретиться с белокурой крошкой, осторожно подкрадываясь, чтобы ни один из других парней не заметил, и — ещё одним молодцом меньше?
Эмили кивнула. — Четвёртый. Или пятый. Ведьма, заманивающая их к логову моноцероса. Знаете, как расходятся подобные истории.
Когда мы вернулись в замок, Треганнет вызвал меня в свой кабинет. Это оказалась старая тёмная комната, вся заставленная дубовыми шкафами со старыми книгами в кожаных переплётах. Несколько из них лежали раскрытыми на большом столе, а ещё там был кусок пергамента, исписанный угольно-чёрными чернилами.
Когда он обратился ко мне, его руки дрожали, как и его голос: — Дэйл, я обнаружил старые записи. Способ добраться до фундаментов этого места. Существует склеп. Несколько веков назад там находилось чудовище и оно жило человеческими жертвоприношениями, приносимыми Треганнетами-язычниками, задолго до времён короля Артура. Это полная чушь, но есть нечто странное — там была золотоволосая ведьма, которая завлекала жертв к моноцеросу, пока Треганнеты не отвернулись от друидов и не стали христианами.
— Вы в это верите?
— Я не знаю, чему верить.
— Ещё один человек исчез прошлой ночью.
Треганнет застонал, прикрыл рукой глаза. — Опять!
Я подтолкнул его. Он выпрямился.
— Вы уклоняетесь. Я хочу говорить прямо или можете охотиться за этим сами.
Он сделался надменным и жёстким. — Что вы имеете в виду?
— Эмили Полгейт крутит вами.
Он не мог сказать „да“ и не мог сказать “нет“, лишь сверкнул глазами. Я уколол его с другой стороны: — Когда мы остановились на гребне горы и я достал свой бинокль, то хорошо рассмотрел девушку в башенке. Кто эта девушка и откуда?
— Не берите в голову. Первая вещь, известная вам — деревенщина, собирающаяся разобрать это место на части, а потом разорвать на части Блонди, Эмили, да и вас тоже. Что это за игра, с вашей дамой, заманивающей деревенщину в ловушку? Чудовище, ну да, олухи падают с утёса, волны перемалывают их в кашу.
Теперь Треганнет побелел и его тяжёлая челюсть задрожала. — Девушка в башне — она там для её же блага. Она совсем безумна.
— А насчёт вас и Эмили Полгейт?
— Я предпочитаю это не обсуждать.
— Эмили преданно удерживала крепость, когда разверзся ад: все слуги уволились, мужчины стали исчезать Все они — молодые парни.
— Бога ради, помолчите! Давайте исследуем этот склеп. Увидим, что он пуст. Оставим его открытым для крестьян.
Треганнет взял карту и фонарик. Через несколько минут мы оказались в тёмной путанице подвалов и ходов. Несколько минут он блуждал вслепую, а потом увидел люк с кольцом.
Йодистый запах морских отбросов всё усиливался. Мы спустились по узкой лестнице. Ну, хорошо, Треганнет был лордом. Он шёл первым. Это мне понравилось. Я не хотел, чтобы он находился за спиной.
У подножия лестницы он увидел фонарь и резко остановился. — Боже мой! Кто-то побывал здесь до нас. — Он обернулся, направив свет мне в лицо. — Вы?
— Откуда я знаю, если вы только что это обнаружили?
Он обратил луч фонарика к яме. Я зажёг спичку, чтобы осветить дымку. Он подскочил, словно его ужалили. Его фонарик описал круг. Затем он издал сдавленный звук и нацелил его в одну точку.
Я пригляделся. У подножия лестницы валялась розовая розочка. Это была одна из оборок потрясной ночной рубашки Эмили. Она оторвалась, когда мы в панике вцепились друг в друга. Я вздохнул, — Ладно, этим шоу управляет ваша подружка.
— Вы… чёрт побери… как вы узнали…?
Этот человек взбесился. Он дёрнулся ко мне и заголосил, — Чёрт бы вас побрал, вы — часть заговора, чтобы разлучить меня с Дианой! Вы и эта…
Он промахнулся мимо моей головы, но изо всех сил врезал в плечо. Потом он замахал кулаками, там, в зловонной тьме. Теперь запах ужасал — не морское зловоние, но трупный душок. Мёртвые взывали единственным способом, как могли.
Он неистово нападал на меня. К счастью, он не видел, что делает. Я врезал ему один раз, услыхав, как он кряхтит.
— Чёртов вы болван, я не в сговоре с Эмили, она заманивает их вниз, в это логово!
Но он не слушал. Он совсем одурел. Он заворчал и вновь набросился на меня. Я врезался в стену. Не уверен, смог бы справиться с ним при дневном свете, но здесь это было невозможно.
Теперь он завопил, как безумец, а эхо сделало это ещё хуже. Каждый его удар обещал меня убить. Я был уверен, что теперь, когда Эмили пыталась заставить его избавиться от Дианы, он вообразил, что, если я так много знал о ночной рубашке дамы, то мы объединились против него.
Время от времени он попадал по мне и оглушал ударами. Потом я стал увёртываться и скакать взад-вперёд, но деваться было некуда. Я увидел наверху слабую вспышку дневного света. Это был проход, которого я, естественно, не заметил, когда Эмили ночью привела меня к яме. Теперь у меня сложилась вся картина. Некая девушка приводила деревенских дурней по утёсам, и они спотыкались и падали в эту зловонную пещеру.
Я заорал на него и показал, но он не стал слушать. Он уже не различал звуков. Вдребезги разлетелось стекло. Он споткнулся о фонарь. В этот момент я от души ему врезал.
Это и мокрый пол сделали своё дело. Послышался глухой удар и он перестал вопить. Потом я услышал влажный всплеск.
Я зажёг спичку. Я весь дрожал, словно вот-вот рассыплюсь на кусочки. К тому же, ещё и заверещала женщина, — Ты ему рассказал, ты свёл его с ума, аххх…
При свете спички я увидел, что это Эмили. В одной руке у неё был пистолет, а в другой — мой фонарик.
— Спускайся к нему! Спускайся и скажи ему, что крестьяне собираются прикончить белобрысую ведьму — он был моим, он останется моим — я принадлежу этому месту, она — нет… двигай-двигай или я тебя застрелю…
Наверное, Эмили услышала, как я орал на Треганнета. Она знала, что я проболтался; когда я ослабел, она спустилась в гущу событий.
Сверкающий свет ослеплял меня. Я отступил на шаг. Она засмеялась. Мои ноги упёрлись в парапет. Я не видел оружие, я ничего не видел. Я пришёл в бешенство, как и все остальные, и, поднырнув, бросился ей под колени.
Она выпалила из пистолета и промазала. Ещё один выстрел, когда я споткнулся и обхватил её колени. Прежде, чем я смог отобрать оружие, мы повалились в кучу.
Позади меня вскрикнула женщина; женщина с лампой. Лампа разбилась о камни, а фонарик откатился. Образовалась такая путаница ступней и коленей, что я не сумел подняться. Две дамы схватились врукопашную.
У каждой обнажились ноги. Я выпутался из этого шоу, вместе с одеялом. Голые ноги и ноги в шёлке избавились от меня и от фонарика, хотя в отблесках света я видел белеющие формы. Диана и Эмили перевалились через парапет.
— Держитесь! — завопил я и пинком отбросил одеяло.
Я рванулся вперёд, но успел вовремя схватить лишь Диану. Эмили перекатилась через край. На сей раз удара не последовало: только крик, самый ужасный из всех, что я когда-либо слышал. Я оттащил Диану прочь от парапета.
Она билась в истерике и не могла ничего сказать. Я набросил на неё одеяло и потянулся за валяющимся на полу фонариком. Переключатель отсоединился и я немало попотел, приделывая его назад. Диана заговорила, — Что-то случилось с замком, дверь открылась сама. Я выскользнула, чтобы стащить какую-нибудь одежду и увидела, как она кралась вниз, с оружием. Поэтому я последовала за ней.
Затем она с трудом поднялась и спросила меня, что тут произошло. Мы слишком нетвёрдо держались на ногах, чтобы подниматься по лестнице. От ямы не доносилось никаких звуков.
Я ответил, что мы слишком ослабели, чтобы двигаться.
Так я думал, пока из темноты не поднялась мерцающая серая дымка: та же драконья голова с длинным шипом во лбу, те же ужасающие кольца. В одном витке чудовища брыкался и бился Треганнет, в других кольцах — другие люди. Но это было ещё ничего, по сравнению с тем, что находилось на шипе единорога.
Проткнутая насквозь Эмили. Мерцающий рог выходил у неё сразу под грудью. Она царапала его, но не раздавалось ни звука, лишь это поднимающееся видение, с висящей на лбу женщиной. Только шип мешал ей соскользнуть. Но там, где он касался потолка подземелья, живой дым начал исчезать.
Я сказал, что мы слишком ослабели, чтобы двигаться. Но, когда та тварь начала истончаться, я завопил и ринулся вверх по ступеням, вместе с Дианой и одеялом. К счастью, она крепко держалась. Я бы ни за что не вернулся.
Я вывалился на дневной свет. Диана соскользнула с моих рук и привалилась мне к плечу. Мы оба встряхнули головами. — Детка, этого не было. Никогда никому не рассказывай об этом. Пойдём…
Я вскрыл замок комнаты Эмили и сказал, — Найди какую-нибудь одежду, а я раздобуду ключи от машины.
Диана схватила меня за руку. — Останься здесь. Даже если ты отвернёшься, я не буду одна в этом ужасном месте.
Я удачно отвернулся. Сыграл с Дианой шутку. Она была слишком потрясена, чтобы заметить угол зеркала. Но это была ещё не развязка, развязка произошла после того, как я укатил с Дианой на старой машине и рассказал фараонам обо всём, кроме призрака чудовища.
Всю деревню полностью перетряхнули. В результате этого и поисков в замке, особенно в комнате Эмили, мы узнали эту историю. Брат Треганнета и муж Эмили поссорились из-за неё и прикончили друг друга. Там были письма от селян, обещающих убить её, если она бросит их, предпочтя нового лорда. Как я говорил, женщин не хватало, а она семь лет была вдовой и приглянулась деревенским парням.
Поэтому она начала избавляться от своих поклонников, покрывая волосы позолотой, оставив Диану, как ведьму в башне, отдуваться за всё это. При достаточном количестве исчезновений, что-то должно было произойти.
Мы вычислили всё это, когда спустились в то подземелье. Тогда мы заглянули за край. Вот это, говорю я, и было развязкой.
В яме находился костяк чудовищной твари. Некоторые кости соединялись, хотя большинство было разбросано по уступу или увязло в слизи. Во время отлива мертвецы испускали из грязи сильное зловоние, при приливе вода покрывала их. Сейчас был отлив и ужасный.
Там был Треганнет и селяне тоже. Были старые скелеты, брата Треганнета и Полгейта-дворецкого, который сцепился с лордом, заигрывающим с Эмили.
Там была и Эмили, пронзённая рогом, выступающим из черепа моноцероса. Подобная тварь существовала. Этот череп мешал мне заявить, что я, наверное, был загипнотизирован.
Я видел призрака чудовищного бога, которому поклонялись люди до появления короля Артура, поклонялись друиды, которому поклонялись предки женщины, игравшей с лордом и проигравшей. Теперь она принадлежала мёртвому богу. Если не тот череп, я никогда бы не понял, что видел призрака бога, его жертв.
Возможно, поэтому всё это время нас с Дианой тянуло друг к другу. Это было довольно забавно — рассказывать друг другу, что мы действительно это видели, что мы не свихнулись.