- Всё, я так больше не могу! Пора выяснить, наконец, что же случилось, - шепнула Лерка Тоне и, соскользнув с табурета, решительно направилась к комоду, где в толстой книге по-прежнему хранилось спрятанное ею письмо.
- Вот, мы случайно нашли это и... прочитали, - Лерка сконфужено протянула листок Серафиме Игнатьевне, но та лишь краем глаза взглянула на него и, ничего не сказав, продолжала заниматься своим делом.
- Это тот самый человек, у которого жена превратилась в волчицу и убежала? - Лерка чувствовала себя неловко, но отступать было поздно.
Старуха кивнула. Она разжигала огонь в печи, который никак не хотел разгораться, и была поглощена только этим.
- А свою Фортуну ты тоже подарила ему?
- Да.
Маленькие язычки пламени затрещали сначала несмело, а потом всё сильнее и ярче, разбрасывая алые отсветы вокруг.
- И чем закончилась вся эта история? - Лерка вытянула шею, радостно щурясь на искорки огня.
- Не знаю. Я отправила Дуняшу за новостями, - старуха жестом подозвала к себе Тоню, которая одиноко жалась у стола. - Думаю, она должна скоро вернуться.
Все трое устроились у огня, как завороженные глядя на него. Было приятно сидеть рядом, любоваться золотистыми бликами и чувствовать нежное тепло.
- Это с ним вы поссорились, и ты уехала в город?
Лерка долго колебалась, прежде чем задать этот вопрос. Кто такая Дуняша и куда её отправили за новостями, было, конечно, тоже интересно. Но эта непонятная ссора давно уже не давала ей покоя.
- Не то чтобы поссорились, а так... Наговорили лишнего друг другу, - Серафима Игнатьевна порылась в кармане передника и вдруг достала оттуда небольшую перламутровую шкатулку. - С этого всё и началось.
- Ух ты! Какая красивая! - Тоня осторожно дотронулась до блестящего перламутра. - А что там внутри?
- Желания, мечты и прочая дребедень... Хочешь не хочешь, а приходится держать их под замком. Иначе от них столько хлопот... Вечно только шумят и ссорятся друг с другом.
- Вои бы взглянуть хоть один разок!
У Лерки перехватило дух: трудно даже представить себе, что за желания могут быть у Серафимы Игнатьевны. Ведь стоит ей щёлкнуть пальцами - и всё исполнится. Разве только осталось что-нибудь эдакое про запас, то, что и Бабе Яге не под силу. Интересно, как оно тогда выглядит?
- Да ничего интересного здесь нет.
Старуха осторожно вытащила ключик из замочной скважины. И тут же из крохотной прорези появился мыльный пузырь, который стал расти и надуваться, превратившись сначала в грецкий орех, потом в клубок для вязания, небольшое блюдце и, наконец, достигнув размеров футбольного мяча, оторвался от гладкой поверхности и, легко подпрыгивая в воздухе и переливаясь всеми цветами радуги, поднялся вверх и завис где-то под потолком.
- Это моё самое заветное, тёмно-фиолетовое, всегда первым вылезает на свет.
Пузырь немного постоял на месте, а потом покачнулся и поплыл по комнате. Лерка вскрикнула от удивления, когда он оказался рядом с ней:
- Смотри, Тоня, он уже непрозрачный! На нём прорисовываются какие-то знаки!
Девочки некоторое время приглядывались, прежде чем поняли, что видят собственное отражение: хорошо знакомую им комнату, печь и детей, греющихся у огня.
- Всегда мечтала иметь внуков. Да вот не судьба...
Лерка хитро подмигнула Тоне: всё-таки неслучайно их взяли с собой. А Тоня, почти не разжимая губ, чуть слышно прошептала:
- А можно ещё что-нибудь?
Серафима Игнатьевна слегка встряхнула шкатулку - и в воздухе тут же запрыгал и завертелся ещё один мыльный пузырь, так быстро и внезапно выпрыгнувший из замочной скважины, будто его вытолкнули наружу. Он был крупнее и толще, чем первый, и ему потребовалось намного больше места, потому что он непрерывно раскачивался, кувыркался и болтался вверх и вниз, забавно подёргиваясь и переваливаясь с боку на бок. И картина, отразившаяся на его тугом брюхе, была также намного яснее и отчетливее, чем у его товарища. Пузырь ещё только начал наливаться багрово-красным цветом, а уже можно было понять весь его смысл. Театр... Конечно же, Баба Яга любит театр. Зрелища, нарядная публика, актёры и роли, трагическое и комичное рука об руку друг с другом, цветы, аплодисменты и тяжёлый занавес... И что бы ни исполняли на сцене, во главе угла всегда стоят люди и их судьбы. А это любимая тема Серафимы Игнатьевны. Да и сама она по природе своей актриса. Только скрывает это. Держит зачем-то под замком.
Мыльные пузыри кружились в воздухе, и Лерке чудилось, будто она слышит лёгкий перезвон.
- Кажется, внутри у них что-то есть... Слышишь? - девочка взглянула на сидящую рядом сестру, чтобы убедиться, что невнятные звуки не померещились ей.
Тоня молча кивнула.
- Да-а-а, они все разные: одни - громче, другие - тише. Есть и совсем пустые... Иногда получается довольно сносный мотив. Но чаще они не ладят друг с другом, поэтому и приходится держать их взаперти.
Серафима Игнатьевна сложила губы трубочкой и, причмокивая языком, начала издавать странные звуки, словно подзывала к себе разбежавшийся выводок птенцов. И мыльные пузыри откликнулись на её призыв и, легко подпрыгивая, раскачиваясь и танцуя в воздухе, потянулись навстречу ему. Первым вновь оказался багрово-красный. Он был ближе к Бабе Яге, поэтому ничто не мешало ему плавно соскользнуть вниз, съёжиться и начать стремительно уменьшаться в размерах, превратившись сначала в небольшое блюдце, потом в клубок для вязания и, наконец, в грецкий орех. После этого он затих, успокоился и стал терпеливо ждать, когда перламутровая дверца приоткроется и пустит его внутрь.
- Какой он некрасивый сейчас!
Лерка была разочарована: лучше бы не видеть эту жалкую оболочку, когда из неё выпущен весь воздух. Какое гадкое разоблачение! Пропали куда-то и лёгкость, и красота, и картины, оживавшие перед глазами. Остался лишь бесцветный комок, похожий на сдутый резиновый шар, с острыми углами и заломами там, где его мяли и сжимали сильнее всего.
- Да, ты права. Намного приятнее глядеть на них со стороны, когда они кружатся в воздухе и развлекают меня и других.
Баба Яга приоткрыла дверцу шкатулки, и красный, скорчившись и съёжившись до безобразия, исчез из виду. За ним последовал и тёмно-фиолетовый.
- Слава богу! Сегодня они вели себя тихо, не дрались и не ссорились друг с другом.
Серафима Игнатьевна закрыла шкатулку на ключ, а Лерка обвела взглядом комнату и спросила вдруг невпопад:
- Ну и как, нашёл он свою жену?
- Если бы я это знала, тогда легче было бы отыскать следы Фортуны. Очень странно, что она не вернулась назад. Но я думаю, мы скоро это выясним. Дуня должна быть уже на краю света и, надеюсь, принесёт нам оттуда добрую весть.
* * *
Несколько дней Лерка только и делала, что размышляла о крае света и о вестях, которые должны прилететь к ним. Именно прилететь... Потому что как же иначе можно попасть туда, где заканчивается всё? Она ломала голову над словами Серафимы Игнатьевны и не знала сама, чего ждёт. Но когда однажды вечером уже знакомая ей надоедливая сорока вдруг стукнула клювом в окно, девочка сразу всё поняла. Вот она - долгожданная новость! Прилетела вместе с Дуней. С самого края света. Наверное, это было очень далеко.
Серафима Игнатьевна тут же распахнула окно настежь и впустила взъерошенную Дуню в дом. Сорока трещала без умолку и показалась Лерке ещё бестолковее, чем обычно. Но старуха очень внимательно прислушивалась к этому жуткому треску и даже одобрительно кивала головой в ответ. Видимо, она была довольна новостями, хотя тревога всё ещё продолжала таиться в уголках её зорких глаз.
Дуня долго шумела. А когда она наконец утихомирилась, Серафима Игнатьевна осторожно взяла её в руки, и только тут девочки заметили, что к Дуниной лапке привязан крохотный свёрток, который прибыл вместе с ней. Было ясно, что в этом свёртке самое главное, но старуха не спешила открывать его. Она ещё долго возилась с Дуней, кормила её гречневой кашей и слушала бесконечную трескотню, которая то замокала, то оживала вновь.
Лишь поздно вечером, когда сорока, наевшись и наболтавшись, уснула на подоконнике, Серафима Игнатьевна зачерпнула в миску студёной колодезной воды и бросила туда то, что оказалось в свёртке: небольшой круглый камешек.
- Я знаю, это - упавшая звезда. У меня была когда-то такая же...
Лерка вспомнила, как они с Максом искали нечто похожее в густой траве.
- У каждого из нас своя звезда, которая ведёт за собой. Посмотрим, куда привела эта.
Девочки замерли на месте и почти перестали дышать: то, что они увидели, было ещё интереснее, чем шкатулка с мыльными пузырями. По воде разошлись круги, а потом в ней вдруг стали отражаться, как в зеркале, бескрайние просторы какой-то дикой и пустынной местности с мшистыми кочками и зорким ястребом, кружащим в высоте. Кроме этого ястреба, не было видно никого. Лишь далеко впереди, почти возле самого горизонта маячила фигура одинокого всадника верхом на лошади удивительной огненно-рыжей масти. Лерка вздрогнула и на миг закрыла глаза. Ей показалось, будто она чувствует холодный порывистый ветер и мелкую снежную крупу, бьющую прямо в лицо.
* * *
По дну осушенного болота ехали, не разбирая пути. Не думал не гадал Иван, а всё-таки пришлось ему искать свою жену там, где никогда не ступала нога человека. Уж здесь-то точно ни одна живая душа не успела побывать раньше них. На что Фортуна ретивая кобыла, да и та спотыкается чуть ли не на каждом шагу, а другая, наверное, уже давно сломала бы себе ногу среди бесчисленных кочек и ям. И когда закончится один и тот же унылый пейзаж, известно лишь зоркому ястребу, чёрной тенью парящему в небе и с высоты наблюдающему за тем, что происходит вокруг. Приходилось часто делать привал и отпускать лошадь на свободу, избавлять её от лишнего груза и ждать, когда она передохнёт и вновь захочет подставить свою не очень широкую, но очень удобную спину. При этом, как бы ни раздражала и ни обременяла тяжёлая поклажа, Иван вынужден был признать, что среди вещей, навьюченных на кобылу, не было ни одной ненужной или бесполезной: налегке вряд ли удалось бы добраться до противоположного края болота, пересечь неистоптанную и неразведанную никем землю.
Ни одну ночь провёл добрый молодец под открытым небом. Лёжа на спине и закинув руки за голову, он разглядывал далёкие равнодушные звёзды и думал о том, что это единственные огоньки, которые светят ему сейчас и ведут за собой. Если они с Фортуной вдруг сгинут в пути, никто даже не узнает об этом. Кроме старухи, никому не известно, где они и что ищут. Да и она теперь уже далеко, совсем не в избушке на курьих ножках, и вряд ли когда-нибудь им удастся встретиться вновь.
Вспоминая о прощании, Иван каждый раз чувствовал смутную вину, загладить которую он, наверное, уже не сможет. И от этого было особенно тяжело. Всё вышло как-то нелепо: хотел сделать в день рождения Бабе Яге подарок, а получилось совсем иначе, только зря обидел её. Несмотря на праздник, они с самого утра собирали вещи, и старуха была непреклонна.
- Нужно путешествовать с комфортом, - коротко и ясно сказала она.
И ради этого комфорта Иван весь день провёл в суетливой беготне, хуже которой нельзя придумать ничего на свете. Он упаковывал, завязывал, потом опять доставал и перекладывал с места на место одни и те же вещи, без которых, по мнению Бабы Яги, ни в коем случае нельзя отправляться в серьёзную и дальнюю поездку. Каждая из них несколько раз проходила через руки Ивана, прежде чем исчезнуть в одном из свёртков или узлов, аккуратной горкой сложенных в углу.
В конце концов, когда все приготовленные мешки и тюки были забиты, а у Ивана пошла кругом голова, и он уже не мог твёрдо сказать, что и где нужно искать среди собственных пожиток, Серафима Игнатьевна огляделась по сторонам и с довольным видом разгладила свой белый передник. Она была весь день в особенном настроении и улыбалась тоже как-то по-особенному: празднично и беззаботно.
"Почему природа так несправедлива к своим детям? - глядя на неё, подумал Иван. - Одних она любит больше, других - меньше. Кащея Бессмертного она за что-то обделила. У него нет в запасе ни одной улыбки. Зато у Бабы Яги их целый арсенал, на каждый случай - своя собственная".
Да и много других вещей не встретишь нигде, кроме как в избушке на курьих ножках. У Ивана уже была возможность не один раз убедиться в этом. Вот и шкатулку с желаниями он уже видел, хотя и знал, что старуха редко открывает её. Но сегодня, в особенный день, она особенно тщательно её перетряхнула.
- Всё-таки нашлось! А я думала, его уже и нет здесь вовсе... - перестав копаться, Серафима Игнатьевна снова радостно улыбнулась. - Не любит оно ни шума, ни суеты. Если и появляется, то всегда самым последним. Но я всё равно его люблю. Что уж тут греха таить! Страсть это моя - риск да азартные игры.
Лицо у Ивана вытянулось. Его страстью азартные игры не были никогда, а сделать подарок очень хотелось. Для этого и открывалась шкатулка, которая обычно держалась под замком.
- Давай в подкидного дурака?
В руках у Бабы Яги уже появилась откуда-то потрёпанная колода карт, и отступать теперь было поздно. Карты перетасовались сами собой, и шесть из них клетчатой рубашкой вверх легли перед Иваном на стол: четыре мелких пиковой и червонной масти и два козыря - бубновая дама и король. Мысли тут же ринулись к этой парочке и стали кружить вокруг неё.
- Играем три кона, - объявила Серафима Игнатьевна и с шиком выложила шестёрку крестей, плюнув сначала на свои пальцы, а потом звонко хлопнув картой о стол.
Иван принял шестёрку, а следом за ней потянулись семёрка, восьмерка и десятка той же масти. Пришлось взять и их, так как ни даму, ни короля отдавать не хотелось. Глядя на них, он думал о скорой поездке и о том, что ему ещё предстоит.
- Послушай, а что мне делать, когда я найду её? Я имею в виду, как превратить волчицу обратно в человека? Может быть, ты знаешь какое-нибудь снадобье или заклинание? Не могу же я в таком виде забрать её с собой.
Старуха покачала головой:
- Ни снадобья, ни заклинания тут не помогут. Вернуть жену ты можешь только силой.
У Ивана ёкнуло в груди.
- Разве у меня поднимется рука против собственной жены?
- А разве я об этом говорю? - Баба Яга взяла несколько карт из колоды - Оружие в таком деле, конечно, не помощник. Сила - это что-то совсем иное... Вспомни хотя бы, с чего всё началось... Ты помог Светлане, она помогла тебе... Доброта выручила вас обоих. Вот это действительно сила! Хотя те, у кого она есть, почему-то не думают от этом. А вода? Разве не терпением и постоянством ты должен был добыть её милость? Или я ошибаюсь, и это совсем не так?
Первая партия была с позором проиграна, но Ивана это ничуть не беспокоило. Намного больше его интересовали сейчас другие вещи.
- А моя любимая кобылица... Помнишь, как она сбросила тебя и помчалась во всю прыть к Чёртову омуту? Пришлось встать у неё на пути, чтобы она сгоряча не натворила глупостей.
- Да. Ты сказала тогда, что управлять другими может только тот, кто умеет управлять собой.
- Верно, верно. Иначе трудно вернуть то, что однажды упустил. Но и это ещё не всё. Не забудь, между прочим, и моего "старинного друга и приятеля" Кащея. Помнишь, как смердит и воняет в его царстве? А почему? Все его подданные несчастны, оттого что не понимают истинную цену тому, что есть здесь и сейчас.
- Выходит, СИЛА - ЭТО ДОБРОТА, ТЕРПЕНИЕ, ПОСТОЯНСТВО, УМЕНИЕ ДЕРЖАТЬ СЕБЯ В РУКАХ И ЖИЗНЕЛЮБИЕ?
Старуха удовлетворённо кивнула головой:
- Вот это и поможет тебе вернуть жену, а вовсе не чудодейственные снадобья и зелья. Сам видишь, что действовать тебе придётся в одиночку и рассчитывать только на себя. Поэтому, если в твоей душе есть хоть капля сомнения, лучше отправляйся восвояси и не испытывай зря судьбу.
- Нет уж, никуда я теперь отсюда не уйду.
Иван выиграл вторую партию, и это было неожиданно для него. Карта шла сама. Видно, не зря говорят, что новичкам везёт. Но вместе с удивлением в душе зашевелилась и лёгкая досада. Он почувствовал, что с праздничным настроением происходит что-то неладное: оно скисает и портится на глазах. Удача по-прежнему липнет к нему, и из-за этого между бровями у Бабы Яги залегла упрямая складка.
Не раздумывая, Иван стал выкладывать на стол одну крупную карту за другой. Теперь ему уже не было жаль ни козырных дам, ни королей. Он вообще не чувствовал никакого азарта и охотнее всего закончил бы игру прямо сейчас. Хотел ведь порадовать именинницу, а получается всё совсем иначе. Старуха молчит, но брови её с каждой секундой хмурятся всё сильнее, а упрямые складки появились ещё и возле губ.
"Она сказала, играем три партии. Значит, эта последняя. Козырей у меня больше нет, дам, королей и тузов тоже. Вот и хорошо. Пора заканчивать, пока праздник не испорчен совсем", - подумал Иван и, приняв пиковую и бубновую девятки, с которых зашла Баба Яга, втайне порадовался тому, что она берёт последние карты из колоды.
Бить было нечем, и конец игры уже виделся ясно и определенно, когда Серафима Игнатьевна неожиданно свернула свой веер из валетов и козырей, аккуратно пристроила его между собой и гостем, на самый край крытого праздничной скатертью стола, и заявила:
- Одной карты не хватает, а с неполной колодой закончить игру никак нельзя.
Стали пересчитывать: в самом деле нет червонной десятки.
- Куда она могла запропаститься? - Серафима Игнатьевна недоумённо пожала плечами. Её красивый голос звучал как всегда спокойно и ровно, но Ивану почему-то казалось, что она издевается над ним.
- Погоди-ка, не спеши. Может быть, она просто упала на пол, - Иван с надеждой заглянул под стол. Начинать всё сначала ни капли не хотелось. Нужно было этой злосчастной десятке затеряться именно сейчас, когда выиграть партию должна была Баба Яга!
- Да разве теперь разберёшь, кто и когда её обронил? - продолжала упорствовать старуха даже после того, как Иван, не поленившись, залез на четвереньках под стол и разыскал там пропавшую из колоды карту.
- Что тут долго разбирать! Бери её себе, и закончим кон. Она лежала возле твоего стула!
- Хочешь сказать, что это я её потеряла?
Раздражение и недовольство разгорались всё сильнее. Теперь их глухие нотки слышались уже и в мелодичном контральто Бабы Яги.
- Хорошо. Пересдадим карты и сыграем ещё раз, - ради именинницы Иван был готов даже на это, хоть и против своей воли.
Но тут заартачилась Баба Яга:
- По-моему, это глупо начинать из-за такой мелочи всё сначала. Предлагаю бросить жребий. Кому он выпадет, тот пусть и берёт себе эту червонную десятку. Подумаешь, какое сложное дело!
Насмешка слышалась всё отчётливее, и сдерживать себя становилось всё труднее.
- А по-моему, это глупо решать что бы то ни было с помощью жребия. Даже если дело и кажется тебе таким простым. У игры тоже есть свои правила!
- Ах, так! Да если всё делать по правилам, жизнь станет скучной и невыносимой, - Серафима Игнатьевна сморщилась как от зубной боли. - В ней тогда совсем не останется места для фантазии и воображения.
- А ты привыкла всегда поступать так, как взбредёт тебе в голову. Поэтому и живёшь одна, - брякнул Иван и тут же прикусил себе язык, но, увы, слишком поздно.
Баба Яга подскочила на месте, словно ужаленная, и, опрокинув табурет, ногой оттолкнула его от себя. Такой злой Иван её никогда ещё не видел. Уже в следующую секунду ни в чём не повинные карты полетели в печь и, рассыпавшись веером по ещё не остывшей золе и углям, застенчиво съёжились и позволили слизать себя жадным языкам пламени, разгоревшимся и раскрасневшимся от удовольствия. А посуда громко зазвенела и задребезжала, в один-единственный миг сброшенная вместе с тяжёлой скатертью на пол. Не долго думая, Баба Яга схватила притихшую у порога метлу и, хлопнув дверью, вылетела из дома.
Наступило гнетущее молчание, как после бури или урагана, налетевших неизвестно откуда и принёсших с собой разрушение и пустоту. Иван ругал себя самыми последними словами. Вот так сюрприз он устроил имениннице в день её рождения! Хотел отблагодарить за доброту и гостеприимство, а вместо этого зря обидел её. Какое ему дело до того, как она живёт? Ему бы со своими собственными проблемами разобраться! У самого не всё ровно да гладко, а он туда же, вздумал учить уму-разуму пожилого человека. Каждый живёт так, как умеет, и распоряжается своей жизнью по-своему. Сможет ли Баба Яга простить его, и увидит ли он её ещё когда-нибудь? Вдруг она не вернётся до назначенного ею самой отъезда? Она ведь сказала: "У нас есть время попрощаться друг с другом". Может быть, это и было их прощание? Видно, наступил он ей на больную мозоль. Вот ведь как бывает! Не думал, не гадал, а нашёл у строгой и неприступной Серафимы Игнатьевны уязвимое место. Оказывается, она страсть как любит играть, но совсем не умеет проигрывать!
Что-то тихо звякнуло в тревожной пустоте. Иван вздрогнул и, оглядевшись по сторонам, только сейчас заметил, какой жуткий беспорядок царит в избушке. На полу валяется разбитая посуда вместе с остатками праздничного ужина, к которому никто так и не успел прикоснуться. Белоснежная скатерть покрыта разноцветными пятнами, как лист из альбома ребёнка, на который вылили акварельные краски. А тихий звон раздаётся оттого, что рукавицы, подлатанные Бабой Ягой, принялись осторожно собирать осколки и черепки, устранять следы разрушения и наводить привычную чистоту и уют в напуганном внезапным смерчем и замкнувшемся в себе маленьком беззащитном мире.
Иван поспешил на помощь, отогнав прочь грустные мысли. Благо было, чем заняться, и дел оказалось немало! Нужно было принести из колодца воду, нагреть её (а для этого пришлось подкинуть в печь приличную охапку дров) и только потом браться за кропотливую работу: мыть, стирать и начищать до блеска ставшие жирными от пролитого на них масла и соуса деревянные стулья, лавки и полы. Широкую скатерть, которая с трудом уместилась в самом большом корыте, он сначала мял и тёр что было сил, а после этого поставил в железной лохани на огонь кипятиться и принимать свой обычный идеально-белоснежный вид. Медные чашки и плошки, уцелевшие среди осколков и обломков хрупкой фарфоровой посуды, были составлены на стол и терпеливо ждали, когда наступит их черёд, и каждая из них прыгнет в лохань с горячей водой и будет плавать и плескаться там до тех пор, пока не засияет как маленькое золотистое солнце.
Иван не заметил, как пролетела беспокойная ночь. И только когда по ту сторону болота забрезжил смутный рассвет, он понял, что совсем не ложился спать. Баба Яга не возвращалась. Добрый молодец сел к столу, подпёр голову руками и задумался о том, куда могла улететь рассердившаяся на него Серафима Игнатьевна. Мысли путались друг с другом, сплетались в одну пёструю нить и превратились в конце концов в большое лоскутное одеяло, которым Иван укрылся с головы до пят и сладко задремал, согревшись под его тонким ситцевым покровом и забыв обо всех своих печалях и невзгодах. На душе стало хорошо и спокойно. Отчего-то чудилось, будто одеяло - это единственная вещь на всём белом свете. Поэтому Иван был очень удивлён, когда сквозь приятную мягкость и тепло прорвался оглушительный грохот и шум. Тут же проснувшись, он протёр глаза, не понимая, где он, и что с ним происходит. Может быть, мир трещит по швам и в любую минуту готов рассыпаться в пух и прах? Или земля вот-вот разверзнется прямо у него под ногами? Иван тряхнул головой, пытаясь бороться с навалившимся на него сном, и тут же понял, в чём дело.
- Я тебя не разбудила? - знакомый голос звучал так, будто накануне вечером не случилось ничего особенного.
- Нет, - храбро солгал добрый молодец и вздохнул с облегчением: слава богу, с миром всё в порядке, он не рухнул и не провалился, стоит по-прежнему на своём месте.
Конец света лишь померещился ему то ли спросонья, то ли с перепугу. Он не ожидал, что Баба Яга вернётся домой так громко. Старушка не вошла в дверь, как обычно, а влетела в печную трубу и, запутавшись в раскинутой на верёвке тяжёлой льняной скатерти, перевернула лавку с посудой, которая сохла у печи, а теперь со звоном покатилась и запрыгала по полу.
Иван был счастлив словно маленький ребёнок. Ему вдруг показалось, будто всё изменилось: день рождения у него, а бабушка приехала в гости, чтобы устроить внуку приятный сюрприз. Он улыбнулся светлой и радостной улыбкой, вновь закутался в своё мягкое лоскутное одеяло и уснул, не тревожась и не думая больше ни о чём.
Так добрый молодец проспал до вечера: сидя на лавке и склонив голову на стол. И может быть, он спал бы ещё дольше, если бы до заката солнца, часов, эдак, около восьми Баба Яга не разбудила его.
- Просыпайся, сынок! Нужно прощаться, больше у нас времени нет.
- Уже утро, и мне пора в путь? - спросил Иван сквозь сон; голова и веки отяжелели, и ему совсем не хотелось поднимать их и прогонять тёплую и сладкую дремоту прочь.
- Да нет, это мне пора в путь. А ты останешься здесь до рассвета.
- Как? Куда? Почему?
Иван протёр глаза, с трудом разлепив их, и только тут заметил, что они, оказывается, не одни. У противоположного конца стола сидит уже знакомый ему таксист Семён и прихлёбывает из большой походной кружки горячий чай.
- Решила я перебраться в город. Сколько можно здесь одной свой век коротать? А завтра поутру и ты отправляйся в путь. Фортуна знает своё дело... А дверь в избушку можешь не запирать. Вдруг человек какой-нибудь забредёт, переночует, меня добрым словом помянет.
- Но как же лес останется без тебя? А "Дорога к счастью"...? Что будет с нею? - то, что Иван слышал, с трудом укладывалось в его голове. - Чувствую, непростые наступят здесь времена.
- А просто и не должно быть, - старуха невесело вздохнула, а в руках у неё откуда-то появилась небольшая картонная коробка размером с мыльницу или пачку сигарет, внутри которой что-то скреблось и царапалось. - Кстати, я ведь нашла твоё счастье! Вот оно, здесь. Только не открывай сейчас, а то напугаешь его.
- Оставь-ка его лучше у себя. Так будет надёжнее, - Иван сам не знал, откуда пришло это решение: может быть, ему очень хотелось верить, что они видятся не в последний раз.
- Ну, хорошо. Как скажешь, - Серафима Игнатьевна оказалась на удивление сговорчивой. - Но небольшой подарок ты всё-таки должен от меня принять.
Новенькая, ещё нераспечатанная колода карт легла перед Иваном на стол.
- Думаю, пригодится. Рука у тебя лёгкая. Прихвати-ка с собой.
Иван рассмеялся, вспомнив, что стало с прежней колодой, и спрятал подарок поглубже в карман. Старуха, конечно, сумасбродная, но в этом и есть её шарм.
На этом и распрощались. Иван вышел за порог проводить Серафиму Игнатьевну и долго стоял и смотрел в ту сторону, где скрылись из глаз две тени: одна маленькая и щупленькая, другая - огромная, почти квадратная, заслоняющая первую собой. В избушку возвращаться не хотелось, но солнце село, и на улице вскоре стало совсем темно. Иван постоял ещё немного, прислушиваясь к звукам леса в ночной тиши, и нехотя поднялся на скрипучие ступеньки крыльца. Дверь жалобно пискнула и впустила его в дом, который выглядел теперь необжитым и пустым, словно он осиротел без Бабы Яги. Иван вспомнил собственную квартиру, оставленную женой, лёг на кровать, уткнувшись головой в подушки, и постарался отогнать навалившуюся тоску прочь.
Интересно, когда старуха решила перебраться в город? После их ссоры? Захотела доказать, что умеет уступать и прислушиваться к другим? Или она с самого начала знала, чем закончится дело, и всё равно не отказала ему в гостеприимстве и пустила в свой дом? Тогда это, действительно, безграничной доброты человек. Ивану хорошо известно, как много значат для неё эти места. И если старуха чувствовала, что придётся их покинуть, но, тем не менее, согласилась помочь, значит Иван в огромном долгу перед ней. И ему нужно благодарить Бабу Ягу не за мудрые советы, а за всё, что у неё было, и чего она лишилась ради него.
Такие мысли одолевали до рассвета, не давая сомкнуть глаз. Иван проворочался в постели до тех пор, пока за окном не забрезжили первые лучи пробудившегося солнца. Едва непроглядная ночная тьма отступила, он вышел из дома и свистнул Фортуну, которая тотчас же примчалась на его зов. Пока лошадь послушно ждала седока, Иван в последний раз наведался к волшебному колодцу и напился студёной колодезной воды. Он тоже оставляет что-то случайным прохожим. Может быть, и его люди помянут когда-нибудь добрым словом.