Меня всегда считали странной. Когда мне было лет пять, соседка сказала матери:
- Какой ненормальный ребенок! Все дети, как дети, играют в песочнице, бегают по двору. А ваша дочь бродит по роще, собирает камни, а за ней по пятам бродят стаей все собаки с округи.
Я любила собак всегда. Впрочем, как и кошек, птичек, ужей, жуков и прочую живность. Даже самые злобные поскуливая, лизали мои руки. С искренним интересом наблюдала за жуками, муравьями, птицами. Таскала домой ужей и ежей, чтобы покормить. Полагаю, мама получала море удовольствия от моих 'сувениров'. Никогда не боялась природы. С двух лет отец безбоязненно брал меня с собой в лес.
Каким-то образом я знала, какие грибы нужно собирать. Причем, предпочтение отдавала белым, серым и боровичкам. От всех остальных шарахалась, как от поганок. Как мне не пытались объяснять, что собирать можно и сыроежки и лисички, - упорно собирала только эти. И каждый раз бурно радовалась найденному грибу. Причем сама я их никогда не ела. И до сих пор не люблю.
Еще у меня еще одна интересная способность, которая сильно помогала мне в лесу. Куда бы ни забрела, как бы далеко ни ушла, - всегда выходила к дому. 'Компас проглотила!', шутил отец.
А еще люблю камни. С каждой прогулки приносила домой полные карманы камней. Я их собирала на улице и на берегу реки, руководствуясь своими интересами. Дома я уже отбирала самые любимые в свою потайную коллекцию. Надо отдать должное моей маме, она не выбрасывала мою VIP коллекцию, когда убиралась в моих игрушках. А когда к нам приходил знакомый геолог, он внимательно просматривал мою коллекцию, комментируя каждый камешек. Но мне не было интересно слушать про то, из каких минералов они состоят. Какие-то камни было приятно держать в руках, на другие только смотреть. И я очень злилась, когда кто-то их трогал. При общении с камнями у меня проходили повседневные обиды, повышалось настроение. Мне дарили какие-то камни, часто обработанные, полудрагоценные, очень красивые. Но эти меня не интересовали, и благополучно пылились на полках серванта у родителей. Похоже, что я подпитывалась энергией от минералов, отбирая самые 'вкусные' по наитию.
Конечно, я играла с другими детьми. Бегала с мальчишками по лесу Правда, скорее они за мной. Мы пили березовый сок прямо с деревьев, находя обломанные ветки. Ловили головастиков в пруду, ползая полдня по колено в воде. Таскали улов в банке домой, и наблюдали, как они превращаются в лягушек. А потом отпускали.
В школе мои способности стали проявляться сильнее. На меня стали опасливо коситься учителя. А все потому, что я отвечала по урокам, не дожидаясь вопроса. Ну я же не виновата, что они так громко думали! Вообще-то всегда считала, что слышала это своими ушами и отвечала. А после того, как я не нарочно закрыла кабинет перед уроком, поползли слухи. А дело было так:
У нас был нелюбимый предмет. А может предмет тут как раз ни при чем, а все дело было в учителе. Но весь класс хотел только одного - чтобы урок не состоялся. Ученики скандировали детскую присказку: 'Колдуй баба, колдуй дед, колдуй серенький медведь'. Я, решив поддержать шутку, подошла к двери и провела рукой так, словно закрываю ключ в замке. Самое интересное началось, когда после звонка к началу урока соизволил прийти учитель... и не смог попасть в класс. Причем, помещение запиралось только снаружи, а единственный ключ лежал на учительском столе внутри.
Пока учителя бегали за слесарем, вскрывали дверь, весь класс стоял на ушах от радости, что получилось. А потом началось 'разбирательство процесса'. Ученики, как один, упорно твердили, что дверь закрыла я. Учителя сделали 'логичный' вывод, что закрывающийся только ключом замок, сам защелкнулся на два оборота. Что делать, люди всему придумают объяснение, так проще жить. Но меня стали побаиваться. Я чувствовала их настороженность.
Видимо другие дети рассказали эту историю родителям. Неизвестно, кто поверил, кто нет, но класс с тех пор раскололся на два лагеря. Одни - друзья, другие - враги. Но я все равно старалась держаться в стороне и от тех и от других. Так как постоянно чувствовала какую-то стену между мной и окружающими людьми.
Забывшись, могла подойти к однокласснику и спросить как самочувствие какого-то конкретного его родственника. Мой простой вопрос каждый раз производил эффект разорвавшейся бомбы. Выяснялось, что как раз этот человек чуть ли не при смерти.
Я же просто 'ловила' сильные эмоции человека и мне хотелось проявить участие, поддержать. А в ответ всегда получала настороженный взгляд: 'А ты откуда это знаешь?'. Меня звали ясновидящей, ведьмой, обвиняли в сглазах... Но все за моей спиной. Я не понимала такого отношения, ведь хотела только помочь. С большим трудом усмиряла в себе эти порывы, понимая теперь, что людям не станет легче от моего внимания. Я становилась все печальнее и замкнулась в себе.
Когда мне было одиннадцать, нашу семью постигло большое несчастье. Умер мой отец. Он угасал на моих глазах. Долго и мучительно. Мать молча страдала, пытаясь сделать хоть что-то. Врачи только разводили руками, давая понять, что ничего нельзя сделать. Говорили, что-то с мозгом. А я смотрела и не могла принять то, что все это действительно происходит наяву. Вокруг меня словно выросла прозрачная стена, отсекающая ото всех эмоций.
Приехавшие родственники решили, что я еще мала для таких обрядов, как похороны, увезли меня на три дня в наш старый городок, где прошло мое детство. Там я бродила одна целыми днями, отказываясь от еды и чьего-либо общества. И там меня впервые в жизни предал друг. Это была старая собака, выросшая вместе со мной. Она со времени моего приезда ходила за мной по пятам целыми днями, но никогда не подходила, даже за лакомством, пристально смотря в глаза. Но я не ощущала страха. Этого чувства перед собаками до сих пор никогда в жизни не испытывала.
На третий день моего пребывания, собака так же ходила за мной и сверлила взглядом. Я уже не обращала на нее внимания, привыкнув. И тут эта псина бросилась на меня. Без лая и предупреждения. Она просто бросилась и ухватила зубами за щеку. Не до крови, но держала челюсти чуть стиснутыми и косила безумный взгляд. Я впервые по-настоящему испугалась. Но не закричала, чтобы не провоцировать собаку. Проходившие мимо офицеры бросились на выручку. Позже, узнав, что собаку пристрелили, я впервые со смерти отца, расплакалась. Плакала очень долго, надрывно. Слезы душили меня и выворачивали на изнанку. Я оплакивала отца, дурную собаку и себя, такую странную.
С тех пор у меня стала болеть голова. Периодически и, к счастью, не слишком часто. Но это была очень странная боль. Она скручивала меня мгновенно, наливала голову тяжелой пустотой, тело страшной слабостью. Но самое больное, было ощущать пожар в крови. Казалось, я сейчас сгорю изнутри. От этой боли не помогали никакие лекарства, она сама проходила примерно часов через шесть. И начиналась всегда после трех. К тому же у меня все время температура была 37,1 - 37,3. Лично я себя чувствовала при такой температуре хорошо, как всегда, но маму это сильно тревожило. Не могу сказать, была ли у меня нормальная для человеческого тела температура 36,6. Не могла этого сказать этого и мама. До головной боли я была здоровым, хоть и худощавым ребенком. Меня начали водить ко всем врачам подряд, пытаясь определить, что со мной.
Очередное светило врачебной науки, чему-то радостно улыбаясь, определяло мне новый диагноз. Мне прописывали море таблеток. Пропив их честно целый месяц, я обнаружила, что к моей проблеме постепенно стали добавляться новые. С тех пор я спускала все рекомендации врачей в унитаз, а через полгода, когда моя больничная книжка стала походить на древний фолиант, категорически отказалась посещать больницы вообще, даже из-за простуды. И начала процесс собственного оздоровления.
Да, я обнаружила, что могу лечить сама себя, но это не помогало от Боли. Я свыклась с ней со временем, это стало для меня привычным. А другие болячки, нанесенные многочисленными лекарствами на мой непонятный организм, благополучно исправила. Причем, с помощью своей ауры. Я давно стала замечать, что вижу какое-то движение вокруг людей. Не у всех, только у некоторых. Мне стало интересно, и я прочла уйму литературы на тему эзотерики. Даже немного походила в пару эзотерических сект. Тогда я поняла, что все эти секты сплошная игра. Что все эти лидеры просто накручивают себе модный имидж. И прибавила еще один минус в пользу человечества.
Мама вздохнула с облегчением, узнав о моих выводах о сектах. Её это нервировало, но я только посмеивалась, ведь она считала, что эти секты гипнотизируют людей. Ну, может такие и есть, я не лезла во все эти их иерархии, отсеявшись на стадии 'ученичества'. И продолжала заниматься усовершенствованием своих особенностей, с надеждой, что смогу раскрыть природу Боли.
Пришло время поступать в десятый класс, я разрывалась на две стороны. С одной стороны, мама очень хотела, чтобы я закончила одиннадцать классов, а с другой стороны, из моего разбитного класса в десятый собрались только пятеро учеников, включая меня. Стало очень нехорошо от мысли, что все начнется сначала. В моем классе меня, хоть и побаивались, но привыкли, и я общалась со сверстниками вполне свободно.
Поэтому я провела операцию под названием 'И нашим, и вашим'. Заключалась она в том, что я изобразила из себя смертельно больную и устрашительно помахала перед учителями своим медицинским фолиантом с подробным изложением учебника по медицине в нем. Учителя купились на шантаж и перевели меня на индивидуальное обучение. Что ж, это меня полностью устроило.
Профилонив подобным образом два года (учителя себя особо не утруждали), я закончила школу твердой хорошисткой и поступила в институт. И тут все началось с начала. Пугливые взгляды, шепот за спиной. Но я уже немного повзрослела и притворилась нормальной, просто с некоей сумашедшинкой. Все вырывавшиеся помимо воли поступки и реплики я сопровождала идиотской улыбкой. Почти всегда срабатывало. И за мной закрепилась репутация доброй, но чокнутой девушки.
Институтские годы пролетали в соответствии со сценарием: общага, сессии, многоградусное потребление внутрь сомнительных напитков. Вот тут мой организм опять преподнес мне сюрприз. Я не пьянела. Вообще, сколько бы не выпила. Друзья проспорили мне почти все свое немудреное хозяйство, прежде чем окончательно убедились в этом. И тогда мне была доверена самая важная часть тусовки - рассказывать потом, что же было-то. Я перестала пить совсем, потому как любое спиртное вызывало у меня серьезное отравление на следующий день. Причем с любого, даже самого малого количества.
Боли продолжали периодически отравлять мне жизнь. Но на втором курсе со мной начали происходить еще более странные вещи.
После тяжелого дня, когда был приступ, я обнаружила ночью, что стою на балконе и тоскливо пялюсь за горизонт. Мне хотелось улететь. Вот прямо сейчас прыгнуть и улететь. Останавливало меня лишь то, что улечу я не за горизонт, как мечталось, а, скорее всего вниз головой. А жить-то хотелось, и еще как! Поэтому я не стала устраивать сомнительных экспериментов, а с трудом оторвав себя от перил, отправилась поспать еще последние два часа перед подъемом.
Все бы ничего, ночной моцион полезен для здоровья, но я стала обнаруживать себя на балконе все чаще. И почти совсем перестала спать ночью. Зато отсыпалась днем, прогуливая лекции. Профессора возмущались, грозились отчислить, но так как у меня практически все оценки были отличными, то у них ничего не вышло, и они смирились. На практику я ходила исправно, курсовые и рефераты сдавала в срок, да такие, что их вывешивали на стены для примера. И экзамены не были проблемой, я смело шла первой и получала неизменную пятерку. Все оказалось очень просто. Мне всего лишь надо было в ночь перед экзаменом прочитать на балконе, а я теперь ночевала только там, чей-нибудь конспект. А на балкон я перебралась, чтобы не пугать родных ночными шатаньями. Но была и вторая причина. Она заключалась в зеркале, мимо которого я проходила каждую ночь. Каждый раз, трясясь от страха, я все равно заглядывала в него, но оно упорно показывало мне одну и ту же картину. Меня, собственно. Вот только глаза были похожи на те, что рисуют инопланетянам. Черные, зеркальные, без радужки и белка. Казалось, что мои глаза - это один зрачок, расползшийся по всему оку.
На третьем курсе меня опять поджидало потрясение. Как всегда ночью, тупо пялясь вдаль, я чувствовала привычное желание улететь. Тут Боль проявила себя ночью. Такого еще не было. Только она была в сто раз сильнее, но милосердно короткой. Последнее спасло меня от помешательства. Мозги затуманились и я зачем-то полезла на перила. Выпрямившись на них, я вдруг почувствовала, что меня кто-то осторожно тянет назад. Первая мысль была о маме, и я жутко испугалась, представив, в каком она сейчас состоянии. Должно быть, подумала, что я собираюсь сброситься, и решила осторожно меня удержать. Я медленно обернулась с улыбкой, которая должна была сообщить, что я не этого хочу. Но сзади никого не было. И вот тут я увидела ИХ!
Мои крылья. Я помотала головой, крылья не исчезли, я лишь пошатнулась на узком перилле. Попробовала 'прощупать' свою спину внутренним зрением и убедилась, что энергетически все так, как и видится. Непонятно. Я попробовала пошевелить крыльями, и это мне свободно удалось. Тогда я прыгнула вверх и раскрыла крылья. Уже в полете, я осознала, что спрыгнула с балкона. И панически замахала крыльями. Через пару минут порханья на месте я более-менее поняла принцип удержания в воздухе моего тела и медленно полетела в сторону так манившего меня горизонта. Вернувшись утром, упоенная и опустошенная, я повалилась на кровать.
Проснувшись днем, вспомнила произошедшее ночью, и быстро оглянулась. Крыльев не было. Потом очень медленно ко мне пришло воспоминание о кратковременной Боли после приземления. Так что вот, я раскрыла свою тайну. Но это остается тайной для всех до сих пор. Я с красным дипломом окончила институт, причем мою дипломную работу выставили в музей. Уж не знаю, что их там так потрясло. Благополучно вышла замуж. За человека. И родила ребенка. И теперь страх за него сковывает меня каждый раз, когда я чувствую, что у него начинает болеть голова. Как могу, облегчаю его состояние. Но ему будет проще, я все объясню, когда подрастет. У него ЭТО началось еще раньше, чем у меня. И я поняла, почему так рано умер отец. У него ЭТО началось в сорок лет, и его организм просто не выдержал перемен.
А сплю я только на балконе. Иногда, по ночам во время полета, чувствую, что есть еще такие существа, как я, но при их приближении, я всегда скрываюсь и закрываю свою ауру защитным коконом. При этом во мне поднимается такая паника, что сердце, кажется, разорвет грудную клетку. Через некоторое время они улетают. Я знаю, что меня ищут. Хоть не знаю, зачем, но я не хочу, чтобы меня нашли.
Айраниты - существа с ипостасью человека. Владеют магией стихии воздуха. Чувствуют себе подобных на расстоянии, но только в ипостаси айранита. Прохладно относятся к людям. Живут в горах, отчужденно от всего мира.
![Айранит [Соннинг]](/img/b/bezmirnaja_o/strannaya/630ac41c.jpg)