Недавно, просматривая Самиздат, я наткнулся на рассказ 'Капуста'. Рассказ и особенно обсуждения задели меня. Я рассказал о нём одной своей знакомой. Она рассказала мне в ответ историю из своего детства того же времени. Совпадения тут маловероятно, но оно даёт возможность иначе посмотреть на события, чем представляет их автор рассказа 'Капуста', известная своей предвзятостью к истории советского времени. Так как исходный рассказ Оболенской небольшой, то, чтобы не разрывать внимания читателя, отсылая его к соответствующей странице - привожу его с небольшим сокращением и выделением важных моментов, а потом, после обсуждения читателей рассказа привожу рассказ моей знакомой. Обсуждения читателей так же привожу не случайно, а как влияние направленного зомбирования.
Журнал "Самиздат": Оболенская Светлана Валериановна 'Капуста'
Глубокая осень 1941 года. Война. Детский дом. Мне 16 лет. Я и мои одноклассницы - самые старшие в доме. Нашего замечательного директора Павла Иваныча взяли в армию, его место занял нелюбимый всеми новый - толстый, важный мужчина средних лет, проводивший все время в своем кабинете, а вовсе не среди ребят, как это было в обычае у Павла Иваныча. Звали нового директора Аким Петрович.
Кормить стали плохо. Голода не было, но порции маленькие, иногда суп без соли. В общем, есть, конечно, хотелось. И вот распространился слух, что недалеко от детдома, на окраине города, есть капустное поле. Капуста совсем зрелая, и ее там много.
А капусту можно и даже очень полезно есть в сыром виде. И не столько по причине недоедания, сколько из авантюрных побуждений, мы решили запастись этой капустой.
Главным организатором была Симка. Не то, чтобы дух авантюризма воплотился именно в ней, но потаенное властолюбие, во всяком случае, уверенность, что именно она лучше всех сумеет все организовать, жили в ней и тогда.
Она распределила роли - кому заранее осмотреть место и выяснить, есть ли там сторож, кому на стрёме стоять. Выяснилось, что сторожа нет, однако есть неприятная деталь - рядом с капустным полем, принадлежавшим пригородному хозяйству, находился, оказывается, дом и огород нашего директора.
- Ну, и что? - сказала Симка - мы же не к нему полезем.
Поздним вечером, когда мы, по обязанности старших, проследили за отходом ко сну младших девочек и передали дежурство ночной нянечке, отправившейся пить чай к пионервожатой в пионерскую комнату, мы вышли на дело. Только Леля не пошла с нами, сказала, что голова у нее сильно болит. Ну, если голова болит... Мы пошли впятером. Вышли на улицу - темнота и дождь идет
- Может, не пойдем? - сказала Маруся. - Дождик...
- Вот еще! - возмутилась Симка. - Подумаешь, дождик. Во-первых, решили, и отступать не годится. Во-вторых, и хорошо, что дождик - никого на поле не будет.
И мы пошли.
Капустное поле оказалось небольшим, оно тесно примыкало к огороду Акима, отделенному от поля хлипкой загородкой. За загородкой тоже росла капуста, и она была получше той, к которой устремились мы. Симка велела рассыпаться по полю, держаться отдельно друг от друга. Марусю поставила на краю поля - следить, не идет ли кто. Да кто пойдет на окраину города в дождь и темноту - хоть глаз выколи. Только не умолкающий шум дождя нарушал тишину.
Зажигая спички, тут же гаснувшие на ветру, я, не раздумывая долго, опустилась на землю недалеко от входа и принялась с большим трудом отрывать крепкий кочан от корня - ножа у меня не было. Сунула кочан в сумку, выпрямилась и увидела, что в окне директорского дома зажегся свет. Я быстро присела и ждала, что Симка будет делать. Симка прыжками приблизилась ко мне, прошептала: "уходить надо" и махнула рукой остальным. Оказалось, все были совсем рядом. Мы поднялись, но в это время у Акима открылась дверь, и он собственной персоной показался на крыльце. Мы замерли. Аким стоял на крыльце довольно долго. В руке у него был керосиновый фонарь "летучая мышь", он поднял его, вглядываясь в темноту, потом, натягивая на голову капюшон плаща, спустился с крыльца и пошел за угол.
- В сортир пошел, - с облегчением сказала Маруся.
- Домой, бегом, - скомандовала Симка.
Мы побежали, не разбирая дороги, хлюпая по лужам. У Симки было даже два больших кочана, она сняла свою пальтушку и положила в нее капусту. Минут через 15 мы были дома и, никем не замеченные, прошмыгнули в спальню. Капусту - далеко под кровать, мокрую одежду кое-как развесили вокруг чуть теплой черной железной печки, сами нырнули в постели. Леля проснулась и следила за нашими действиями.
- Ну, что, удачно? - спросила она.
- Спи давай, - отозвалась Симка, - и на твою долю хватит.
И мы уснули. А утром, не успели мы еще встать, в спальню вошла воспитательница Елена Сергеевна, взглянула на печку, обвешанную нашей одежкой, и обратилась ко мне - моя кровать стояла у самой двери рядом с печкой:
- Так, птичурашка ты моя, это пальтухи ваши. А ботинки где?
Мои ботинки, заляпанные ночной грязью, стояли на виду, у печки. Девчонки бросились прятать свои.
- Нет, нет, - сказала Елена, - вы все в этих ботинках на линейку пойдете, вот в таких, нечищеных.
- Елена Сергеевна! - взмолилась Симка.
- Молчи, Серафима. Вот уж от тебя не ожидала. На линейку, и все с капустой, если еще не сожрали.
Она повернулась и ушла. Мы просто онемели. Ну, ладно, одежда, обувь - на виду. А откуда она про капусту-то узнала?
Одна только Леля лежала еще в постели и старательно делала вид, что спит и ничего не слышит. Меня пронзила мысль - это она, она. Недаром говорили, что Аким хочет ее удочерить, тихая такая, хорошенькая, беленькая девочка. И жена его приходила на Лельку посмотреть...
Видно, и Симка догадалась. Она дернула Лелю за плечо:
- Капустки не хочешь?
Та изобразила недоумение:
- Да ты что, Симочка? А что случилось?
* * *
Минут через 15 мы стояли на линейке. Как самые старшие - самые первые. И у каждой в руках был кочан капусты. Мы сначала не взяли капусту, но нас за ней отправили. Аким читал нам нотацию. Сказал, что это - воровство в дни войны, когда вся страна... И что он хотел всему детскому коллективу показать, каковы наши старшие девочки, сверстницы которых, может быть, сейчас выносят раненых с поля боя... А дальше он сглупил:
- Только одна воспитанница из вашей группы не захотела участвовать в вашем позорном деянии...
Но Лелька исчезла. В начале линейки стояла, а тут - уже нет ее... Она не появилась и позже. Мы больше ее не видели. А пионервожатая сказала нам, что Аким Петрович взял ее к себе.
Капусту мы отнесли на кухню. Никакого наказания не последовало. Только меня и Симку отправили на месяц на лесозаготовки.
Это был первое предательство, которое довелось испытать на собственной шкуре. Главным чувством тогда было удивление и жуткая обида. Не больше. Но сколько еще предстояло узнать в долгой жизни...
Обсуждения читателей.
...не знаю, что сказать. Интересный рассказ сам по себе. А предательство, как это не горько, достаточно распространено среди нашего биологического вида.
>а ведь в те времена за такую капусту могли быть вполне серьезные неприятности?
Оболенская:
Наверное, если бы Аким дал этому ход. Но не дал. Ограничился лесозаготовками.
>Это я к тому, что где граница между детской ябедой (в первом классе мой друг встал среди урока и торжественно сказал учительнице, показывая на меня пальцем: "А он говорит "честное октябрятское - вранье ребяцкое" :))) ) и серьезной пакостью ближнему?
Оболенская.
А это очень серьезный вопрос. В данном случае, мы рассудили, что дело было так: Лелька рассказала Акиму про готовящееся дело, и он вышел на крыльцо не зря, прислушивался, зная, что мы придем. И нарочно нас там не стал ловить, хотел нас дома ославить. Так что с ее стороны это было обдуманное действие.
Но вот зачем?
Худо-бедно можно понять предателя, когда его поступок что-то дает ему или окружающим Но ведь некоторые делают это из любви к искусству...
В подобных ситуациях еще очень коробит момент поощрения предательств.
А насчет того, что за капусту могло бы чего-нибудь быть. Я думаю Акиму за эту ж капусту тоже возни много получилось, а медаль бы врят ли дали...
Интересно, что правило в тот момент ею? Если б какое-нибудь романтическое чувство связанное идеями социализма, то, я думаю, скорее б попыталась отговорить от такого поступка. А, может, отговаривать постеснялась.
Интересно вглубь человека заглянуть в такие моменты, хотя, наверное, этого не нужно.
>А таскать с чужого огорода нехорошо.
>Что совершенно не извиняет поступка той девочки. Могла бы и отговорить. А ей захотелось доказать свою полезность будущему "папе".
Оболенская.
В принципе воровать, конечно, нехорошо "Не укради..." Но в отношении чужих огородов принципы часто нарушаются. В частный огород мы наверняка не полезли бы, а когда капустное поле неизвестно чье, казалось, что ущерб невелик, а есть хотелось. В общем, если честно, мы о принципе не думали.
-История... Живая. И я с Вами побывала "на деле" в дождливой ночи и с кочаном в тяжёлых ботинках, вся мокрёшенька припёрлась "домой". А потом на линейке глотала слёзы обиды. Кто не знает таких Лёль? Кто их не встречал в жизни?
... с удовольствием прочитала. Спасибо, Светлана Валериановна.
>А таскать с чужого огорода нехорошо.
>Что совершенно не извиняет поступка той девочки. Могла бы и отговорить. А ей захотелось доказать свою полезность будущему "папе".
Оболенская.
Это сейчас можно сказать своим деткам: А таскать с чужого огорода нехорошо.
А тогда, в тяжёлое голодное время, разве детям было до этого? Им кушать хотелось! А рядом - капуста себе растёт... Тогда и взрослые нарушали заповедь "Не укради", чтобы только выжить. А дети и заповеди такой не знали. Они знали голод. А это ужасно...
А подлость... предательство... Что же. Наверно, она зарождается в человеке с детства...
Девочка "благими намерениями" руководствовалась, как Павлик Морозов. Ох, уж эти "благие намерения"! В итоге... какое чувство возобладало? Обида на предательницу, а вовсе не стыд за неблаговидный поступок.
Наверное, не будь предательства, воспитательный эффект предоставила бы собственная совесть.
Спасибо, Светлана Валериановна, за рассказ.
> Девочка "благими намерениями" руководствовалась, как Павлик Морозов.
Уверяю Вас, девочка не этим руководствовалась. Просто подлизывалась к директору, хотевшему ее взять из детдома.
>В итоге... какое чувство возобладало? Обида на предательницу, а вовсе не стыд за неблаговидный поступок. :))
Вот хоть убейте, и тогда, и сейчас не считаю нашу кражу неблаговидным поступком. Война. Голодно. И еще - детдом. Критерии совсем другие были.
>Она специально вас спровоцировать хотела. В ее идеале - это если бы вы ее поколотили. А директорская семья и того мягче оказалась. Предательства не было.
Ой, нет. Мы жили вместе уже три с половиной года - это Я приехала в детдом недавно. А другие дольше с ней были. Так что лагерь был один. А теперь ее судьба менялась. Она приспосабливалась. Все же это предательство.
Хороший рассказ, очень просто читается.
Не согласен только с необходимостью авторской оценки, данной в анонсе. Мне казалось, что лучше бы убрать слова "Первое предательство". Точно так же лишним мне видится здесь и последний абзац рассказа, как минимум - вот эта часть:
Это был первое предательство, которое довелось испытать на собственной шкуре. Главным чувством тогда было удивление и жуткая обида...
Дело вот в чём. Вы как бы заранее даёте собственную оценку своим героям, "отобрав" эту возможность у читателя. А ведь читатель и сам мог бы решить, чьи поступки в Вашем рассказе - чего сто'ят.
А так, вследствие заранее полученных от автора "вводных", и само обсуждение пошло по уже "указанной" колее. (Впрочем, нам, людям советской школы, к этому не привыкать ;-)
Второе. Оценка поступка одной из героинь как именно "предательство" - из самого рассказа, на моё прочтение, как-то и не вытекает. Мне показалось, дело тут сложнее. Вероятно, и не мне одному. Во всяком случае, сам рассказ этого ощущения не даёт, чего-то для ощущения именно предательства не хватает в нём. Оттого, очевидно, и потребовались авторские комментарии-пояснения, вроде такого:
> Уверяю Вас, девочка не этим руководствовалась. Просто подлизывалась к директору, хотевшему ее взять из детдома.
Но ведь читатель должен всё это оценивать сам. Разве нет?
Во всём остальном же - рассказ очень даже понравился (я ведь то время очень плохо знаю), и главное - написан очень спокойно. Это большое достоинство (которого не всегда хватало, например, Виктору Астафьеву, его "Пролетный гусь" меня сильно расстроил).
Итак, как видите, обсуждение не менее интересно, чем сам рассказ. Обычно не принято обсуждать автора. Произведение, написанное автором, после публикации начинает жить своей жизнью. Как говорили про Тургенева, что он хотел высечь детей, а высек отцов.
Но здесь несколько другая ситуация. В процессе обсуждения произведения автор сама себя высекла, хотя и не все это заметили. Давайте ещё раз пройдёмся по рассказу и поглубже над ним задумаемся.
Итак.
... нелюбимый всеми новый директор - толстый, важный мужчина средних лет, проводивший все время в своем кабинете. Вот и все к нему претензии, что он не общался с детьми. Не вижу в этом ничего особенного. Люди разные. Из этого даже не следует, что он был плохим директором. Стали кормить хуже - так и обстановка в стране стала хуже. Так что нелюбимый - чисто авторское отношение и не более, да и не нужное для рассказа.
Голода не было, но порции маленькие, иногда суп без соли. В общем, есть, конечно, хотелось. А кому не хотелось? Сам был в детдоме в то же самое время ( так как есть у меня статья, где упоминаются мои родители, - так это приёмные родители, которых мне даже не хочется называть приёмными).
...И не столько по причине недоедания, сколько из авантюрных побуждений, мы решили запастись этой капустой.
Главным организатором была Симка. Не то, чтобы дух авантюризма воплотился именно в ней, но потаенное властолюбие, во всяком случае, уверенность, что именно она лучше всех сумеет все организовать, жили в ней и тогда.
Вот здесь дана честная характеристика персонажей. Дух авантюризма. Это же интересно, чувство гораздо более важное, чем голод. Голод - это фон. Можно подумать, что те, у кого они крали - не голодали. Да может даже больше голодали. О детдомовцах думало государство, а о детях крестьян думали только родители, которых, кстати, как правило, обворовывали детдомовцы. ( Капустное поле оказалось небольшим)
Это было повсюду. И ни о каких моральных критериях там и речи не было.
Только Леля не пошла с нами, сказала, что голова у нее сильно болит. Про психологию поступка девочки Лёли. Все её осуждают, но никто не пробовал встать на её место. Девочка робкая и совсем не подлиза. И взяли её директор с женой может потому, что ей труднее всех было в этом достаточно жёстком коллективе. Я сам из детдома- знаю. Она не пошла с ними. Ну, ладно. Ей, хотя вроде и простили, но сразу же все подозрения на неё, а тут ещё Директор упомянул её как пример, а она совсем не герой. Ей ведь могли и тёмную устроить. В детдоме это не редкость. Теперь о доносе.
В комнату могла зайти воспитатель и не обнаружить там девочек, ночью, в такую непогоду. Кто мог поверить этой Лёле, что она ничего не знает? Взрослый, а может даже и не один, может вытянуть из ребёнка, да ещё такого робкого, всё что хочешь. И вы хотите, чтобы она призналась во всём девочкам? Да наверняка те же взрослые посоветовали ей ничего не говорить. А может девочка и вообще не причём? Взрослые обнаружили и сами подкараулили девочек, но ночью разговаривать с ними не стали. Так что возможен и ещё вариант - Без вины виноватая.
Капусту мы отнесли на кухню. Никакого наказания не последовало. ( Кроме лесозаготовок, на которые посылали всё равно, независимо от проступков)
Ну, это опять к характеристике директора, которого не любили. А теперь к тому, что же мне рассказала моя знакомая. Случай совершенно аналогичный, за исключением того, что не написала Оболенская, что такие набеги были регулярными и сделать с этим ничего не могли. Так как не пойманный - не вор. Местные жители так обозлились на детдомовцев, что обещали убить, если поймают. Она, эта знакомая, знала об этом и о том, что ребята готовят новый набег. Отговаривать их было бесполезно. Она на свой страх и риск сообщила директору о предполагаемом набеге. Тот обещал ей не сильно наказывать исполнителей, но проучить их как следует. Дальше почти по рассказу. Дальнейшая судьба моей знакомой - как у всех. Никого она потом не предавала, карьеристкой не была. Жила как все. Закончила институт. Квартира в хрущёвке. Работа, муж, дети, дача, дом. Вот и всё. А что Вы хотели?
Да, вот ещё. Директор заплатил за украденную капусту из своей зарплаты и просил хозяев шума не поднимать, а участников набега извиниться перед хозяевами. После этого как полезешь? Но это Оболенской, конечно же, не интересно.
Добавления.
Вряд ли авторы или читатели Самиздата незнакомы с романом Шарлотты Бронте 'Джен Эйр'. Главная героиня этого романа какое-то время живёт в приюте, в котором и холодно и голодно. Постоянно. Но почему-то воспитанницам этого приюта и в голову не приходит кого-то обворовать, хотя наверняка рядом были огороды местных жителей. Если бы автор рассказа 'Капуста' писала бы о том, что голод приводит к снижению морально-этических норм, то это было бы правильно. Можно и нужно сожалеть об этом, но ведь Оболенская в комментариях пишет:
В частный огород мы наверняка не полезли бы, а когда капустное поле неизвестно чье, казалось, что ущерб невелик, а есть хотелось. В общем, если честно, мы о принципе не думали.
Главным чувством тогда было удивление и жуткая обида...
Вот хоть убейте, и тогда, и сейчас не считаю нашу кражу неблаговидным поступком. Война. Голодно. И еще - детдом. Критерии совсем другие были.
У кого же были эти критерии? Что же все воровали друг у друга? Ну уж простите. К тому же ещё и кто-то виноват, что их поймали на воровстве. Оправдать всегда себя можно. Оправдывает себя и Оболенская:
В частный огород мы наверняка не полезли бы, а когда капустное поле неизвестно чье, казалось, что ущерб невелик, а есть хотелось. В общем, если честно, мы о принципе не думали.
На ничейном поле, как известно, ничего съедобного за исключением какой-нибудь крапивы не растёт. Но девочки, конечно, об этом не знали...или не хотели знать? Ах, как просто, оказывается, поладить со своей совестью.
Что ещё интересно. Автор живёт не с ощущением вины за свой пусть и небольшой проступок, но чьей то чужой вины перед ней.
И нарочно нас там не стал ловить, хотел нас дома ославить.
Видите - ославить - вместо того, чтобы погладить по головке, сказать, что так нехорошо, как будто бы они сами не знали этого. Автор 'Педагогической поэмы' тоже поступал круто со своими воспитанниками, но зато они и выросли порядочными людьми. В каком-то фильме пойманный на воровстве мальчишка жалуется, что ему не повезло. На первом же воровстве попался. Милиционер ему говорит:
- Тебе, парень, сильно повезло, что ты сразу же попался. А так, втянулся бы и стал вором.
Может, а скорее всего точно, что им повезло, что они сразу же попались и больше подбить их ещё раз на воровство было гораздо труднее, а то и вообще невозможно. Так люди и учатся на собственной шкуре, часто не понимая даже своей пользы.