|
|
||
Мать выложила на тарелку поджаристую яичницу с ветчиной. Сочная, толстая, с кусочками помидоров и тёртым сыром, что растёкся дурманящим слоем. На сковороде, источая безумные ароматы, томно растеклись по тефлону ещё три апетитных ломтя. Мать одарила сына любящим взглядом, влекомая её заботливой рукой тарелка поплыла через стол к Владимиру, но тот не обратил внимание. В то казалось бы благополучное для него утро в нём родилось существо.
- Я на работу, а ты ешь, - сказала мать.
- Ага, - пробормотал Владимир, глядя в телевизор.
Мать вышла в коридор. Скрипнули дверцы шкафа, донеслось шуршание курток. Владимир остался на кухне. Сквозь тонкие занавески в уютно обставленное пространство кухни падали проникшие сквозь махровые тучи блеклие лучи солнца. Одинокие пылинки, касаясь границы света, кружили и словно взвешенные в толще воды, медленно оседали на кухонный гарнитур, надраенный до блеска линолеум, вычищенную блестящую раковину, цветы на подоконнике, спящего на табурете кота, его миски возле плиты, скапливались в углах и таяли будто в огне в струйках горячего пара, поднимающихся с тарелки.
За окном оживала утроба мегаполиса. Как очнувшийся после спячки вампир, город выбрался на охоту. Вкусив несчастья рабского люда, он расхохотался их мрачными лицами. По венам-дорогам хлынула свежая, густая кровь машин.
Существо внутри Владимира, осознавая свою беспомощность и слабость, позволило хозяину проводить мать и закрыть двери, после чего заорало голосом новорождённого. Владимир подчинился. Вернулся на кухню. Мерно работая вилкой и челюстями, уставился в телевизор. Познавательный и популярный канал "Дисквари" вдруг показался пресным, до тошноты скучным. Рука потянулась к пульту. Существо довольно пискнуло, кивая рогатой головой, обнажив два ряда мелких треугольных зубов, оно слегка дёрнуло руку Владимира, и тот случайно ткнул другой канал. На экран выползла бегемотоподобная оперная певица, раскрыла рот, сильным голосом ей вторил бочкообразный мужчина, Владимир спешно переключил, словно их голоса могли отравить.
Седовласый профессор с кафедры начал вещать заумно и монотонно о культуре, нравстренных проблемах, пути их решения, о общем упадке образования в мире, отсталости некоторых регионов, приводил доводы, взывал проблемы решать, а не прятаться. Владимир инстинктивно поморщился, заумные речи невзлюбил с института, переключил. Утреннюю тишину разорвал восторженный вопль комментатора. По зеленому полю гоняют мяч здоровенные мужики, трибуны пестрят фанатами, на одной вспыхнул красный огонь, дымом заволокло часть скамеек. Вроде бы началась драка, к трибунам угрожающе двинулись упрятанные в защиту бойцы омона.
Существо счастливо заверещало. Оно было ещё слабо и не могло управлять хозяином, но пары минут захватывающего зрелища пополнили силы. Скрюченные когтистые лапы распрямились, когти задели обволакивающую желудок жирную плёнки, остались надрезы. Лапы начали скользить, правая соскочила и царапнула печень. Владимир охнул от внезапной боли. Существо, чтобы окончательно не провалиться в брюхо, ручонками вцепилось в облепленные красноватой плёнкой дуги рёбёр. Приложив поражённое язвами ухо к грудной клетке, существо уловило обрывки торопливой речи комментатора, вопли раздасадованных болельщиков. Коготки соскользнули с ребёр, оцарапав кости, хозяин тонко вскрикнул, снаружи по грудине зашлёпали его ладони. Существо боязливо отодвинулось, подтянуло ноги, убрало ручонки. Обвив пока ещё тонким тельцем пищевод, оно разлеглось на желудке, решив пока не проявлять себя. Оно поступило слишком неразумно, заявив о себе сразу. Впрочем, мучавший с рождения голод утолён, спасибо футбольным фанатам, накатила приятная сонливость, существо заснуло.
Владимир непонимающе трогал правый бок. Прощупывал живот пальцами, морщился. Странная боль в груди... Сердце? Да не должно бы.
Черновский перетащил на тарелку печёночную котлету, аккуратно порезал, подцепил кусочек и отправил в рот.
- Только подумать, не виделись ти года. Ну, асказывай, чем живёшь.
- Да особо ничем, - рассеянно ответил Владимир. - Телик смотрю.
Гонимый чудовищным голодом, он закупался в ближайшем гастрономе. Там институтского приятеля и встретил, чтобы отвязаться, предложил зайти, но обычно необщительный знакомый неожиданно согласился.
- Я вижу, - сказал тот с ноткой презрения.
- Работу ищу, - добавил Владимир чтобы хоть как-то соответствовать социальному запросу.
- Ну, пока ищешь, - догадался Черновский, - живёшь с матеью?.. Ясно.
Владимир наконец оторвался от экрана. Черновский сидит по другую сторону стола, откинувшись на спинку стула, нога на ногу. Пухлое лицо светится, будто отполированное, в тёмных глазах жирный блеск довольного жизнью человека. Костюм сидит идеально. За годы слегка располнел, но это обманчиво, видно, что под слоем жирка наросли мышцы, каких раньше не было. Да и держаться стал иначе. Пропала извечная злость и агрессивность на весь мир, взамен пришло спокойствие крепко стоящего на ногах мужчины. Единственное, так и не исправил картавость, но, видимо, с этим недостатком готов мириться.
- Телик смотрю, - не зная что ответить, повторил Владимир.
Черновский отложил вилку с кусочком котлеты. В сторону стоящей в центре стола коньячной бутылки он так и не взглянул за весь вечер.
- Новости? - начал перечислять он. - Хвоники ДТП? Севиалы? Екламу? Что-нибудь из спота?
Зарывшее в гущу кишок и пребывающее в дремоте существо распахнуло глаза. Владимир двинул плечами.
- Новости - регулярно. Сериалы. Футбол. И разве есть каналы без рекламы?
Существо завозилось. Осторожно цепляясь когтёшками за тонкие стенки кишечника, оно поползо к вершине желудка, где лучше слышно, что творится снаружи.
Черновский кивнул в сторону вечно работающего ящика.
- Давай без него, а?
- А что не так? - насторожился Владимир.
Существо закарабкалось быстрее, и прежде чем Черновский, понизив голос, заговорил веско, вкладываясь в каждое слово, успело послать внушение: "Он нам не нужен! Прогони его!"
Владимир еле заметно охнул, лапнул живот. Там резко возникло и пропало болезненное ощущение. Черновский начал с вреда телевидения в целом, рассказал о единственном предназначении оного, которое вовсе не в развлечении народа, но Владимир уже не слушал. Мир, как в воображении фанатика, разделился на чёрное и белое. Он вдруг возненавидел всех, кто не любит телевизор, грешит на рекламу и спорт, плохо говорит о сериалах.
- Ты бы завязывал глазеть в ящик, - закончил Черновский. - Лучше книги читай.
- Сам читай, - огрызнулся Владимир. - И вообще нам пора прощаться.
Черновский потянулся к пульту, ткнул кнопку. Экран потух. Существо в бешенстве вцепилось когтями в нежные стенки пищевода, затрясло, как дерево: "Сделай так, чтобы он ушёл! Прогони его! Скажи - убирайся! Скажи, скажи, скажи, скажи, скажи!..".
- Убирайся! - выкрикнул Владимир. - Уходи! Ну зачем ты выключил, ну зачем? Он что, мешал тебе? Я люблю телевизор, понимаешь? Мне нравится его смотреть, меня устраивает моя жизнь, меня всё устраивает, так зачем лезешь? Нравится людей учить - устройся в школу. В мою жизнь не лезь, в мою! Оставь нас в покое! ОТдай сюда пульт, положи. Всё, вон там коридор, одевай ботинки и вали нахрен. На кой чёрт я позвал тебя? Посидеть, за жизнь поговорить, а ты...
Черновский долго и неторопливо одевал надраенные до блеска ботинки. ОТполированное как у статуи лицо было совершенно невозмутимым, под светом люстры сверкало чистотой и ухоженностью, тогда как лицо Владимира, спрятавшегося в тени кухни, исторгая потоки грязи, как присыпанная землей пробитая труба, пребывало в постоянном движении. Бросив на прощание: "Видишь, до чего он тебя довёл?", Черновский шагнул за дверь. Подъезд наполнился стуком ботинок. В шахте лифта, разбуженный эхом шагов, загремел цепями железный дракон, всполз на седьмой, раскрыл пасть и проглотил массивную фигуру Черновского.
Владимир прикрыл дверь.
- Ни до чего он меня не довёл, - рассерженно сказал он, вернувшись в комнату. - Я просто люблю новости.
"Правильно, - согласилось существо, отпустив пищевод. - Всё говоришь правильно".
Какое-то время Владимир ещё сидел на диване, запустив пальцы в волосы. Существо, избавившись от угрозы, расслабилось, и по телу Владимира, как после массажа, прокатилась сладкая волна сонливости, он распластался на диване, как разделанная на филе рыба. Черновский ещё долго не шёл из головы.
"Забудь про него, - ласкового промурлыкало существо. - Он ушёл, и теперь нам ничего не угрожает".
- Да, - шёпотом сказал Владимир.
Он перевернулся на бок, уткнулся носом в спинку диване.
"Засыпай. Ты устал".
- Конечно, - ответил Владимир.
И не заметил, как под звуки работающего телевизора, закрылись глаза, нахлынуло спасительное забытьё...
Хищно скалясь, оно видело смятые консервы машин, раздавленных людей, потемневший асфальт. Запах крови щекотал ноздри. Слышало вой сирень и хриплые стоны пострадавших. Оно, как древний демон, пожирало ярость футбольных фанатов. Облизываясь, с чавканьем проглатывало голоса ведущих новостных каналов, ухмыляясь, слизывало нектар рекламных роликов. Оно питалось всем этим...
... тогда как ему снились кошмары.
Следующее утро Владимир тревожно жужжал, вляпавшись в тягучую паутину сна. За ночь потолок прогнил и кишел червями, стены посерели от слизи. В окно ударилась кожистая макабрическая тварь, противно гаркнула и взмыла к тучам. В комнату, уперев руки в бока, вошла мать.
- Ты на учёбу не собираешься?
От прежнего любящего голоса осталась лишь змеиная кожа. Владимир перевернулся на живот, чтобы скрыть мякиш лица. Уже проснувшееся существо ожидающе замерло, внимательно прислушиваясь к разговору.
- Опять всю ночь смотрел телевизор? - укорила мать.
- Я спал, - промямлил Владимир.
- Не ври матери. Я же видела, ночью телевизор работал.
Существо сощурило глаза.
- Я спал, - повторил Владимир упрямо.
- Ты погубишь себя, - вдруг уставшим голосом прозвучал ответ. - Тебе нужно учиться, а потом найти работу. Я не смогу вечно кормить тебя. Давай, поднимайся, прими душ, завтрак на столе, а мне пора. Двери закроешь, ладно?
- Да, мам, - пробормотал Владимир.
Не смотря на десять часов сна, он чувствовал себя дерьмово. Будто кто-то украл сны.
Существо прикусило нижнюю губу. За ночь оно заметно подросло. Но при таком росте очень скоро, быть может завтра или сегодня вечером, хозяин начнёт беспокоиться. Он уже беспокоиться! Нужно как можно скорее набраться сил. Оставаться в этом теле долго нельзя, они заметят.
Едва мать ушла, существо вцепилось окрепшими когтёшками в сухожилия хозяйских рук. Владимир против своей воли потянулся к пульту. Сейчас он осознавал, что не хочет смотреть телевизор, что делает это против своей воли, в голове даже пронеслось пугающее слово "зависимость", вспомнилось вчерашнее предупреждение Черновсокого, но пальцы уже сжались на пульте, экран вспыхнул. Владимир попытался разжать пальцы. Существо, рыча, рвануло сухожилия на себя.
Владимир испуганно вскочил с дивана и застыл напротив работающего телевизора с протянутой рукой, направив пульт в сторону экрана. Какая-то его часть хотела бросить пульт, услышать сладостный хруст пластика под ногой, треск жидкокристаллического монитора от удара стулом, треск выдираемых из гнёзд проводов, видеть, как модельная мордашка ведущей летит в окно и исчезает за карнизом...
Но другая часть лукаво нашёптывала успокоиться, присесть на диван и посмотреть очередной выпуск чрезвычайного происшествия, выпуск новостей по первому, насладиться сериалами, не пропустить футбольный матч вечером...
И обе части не заметили вернувшейся в квартиру матери.
- Вот глупая, телефон оставила... Ты почему не одеТ? Я же говорила, собирайся на учёбу. .
Мать скинула сапоги и прошла в комнату. Владимир по-прежнему стоял напротив телевизора без движений с протянутой рукой. Мать подошла вплотную.
- Так, а ну-ка выключи!
Сын не шелохнулся. В пустующем взгляде, устремлённом к экрану, не было ничего кроме обожания. Существо же скрипело зубами и брызгало слюной на рёбра хозяина. Оно рычало и билось в судорогах, лапами царапало желудок, ручонками обхватив пищевод. Родившись в теле слабовольного юноши, оно сперва ликовало от его податливости, но только сейчас осознало последствия, ибо его, неподсросшего, неокрепшего, не готового к трудностям внешнего миа, прямо сейчас хотели убить, попросту отобрав еду. Более того, эта взрослая паскудная женщина может отобрать еду навсегда!.. Это немыслимо. И поэтому, в точности как маленький капризный и своевольный ребёнок, осознающий последствия родительского запрета и ни за какую цену не желающий растаться с объектом желания, существо оставило кормёжку и полностью, не смотря на опасность, завладело телом хозяина.
Лицо Владимира начало неуловимо меняться. Словно слепленное из глины и под пальцами скульптора промялось там, где должны быть кости, вздулось там, где должно быть ровно, нещадно искривилось, полностью утратив симметрию. И весь этот макабрический ужас вдруг истошно закричал полным ярости писклявым голосом:
- Ты никогда не получишь его!.. Он мой! Оставь нас!!!
Мать рухнула в обморок. Нечеловеческим прыжком Владимир одолел пространство комнаты, дверь убралась с дороги. Существо заверешало. Кормиться в этой квартире оно уже не могло. Но куда бежать? Где найти убежище? Оно не знало, подъезд содрогнулся от криков отчаяния.
Гонимый испуганной за свою жизнь тварью Владимир выбежал из подъезда на заставленную машинами площадку. Оказавшаяся на краю пропасти, вынужденная бороться за выживание макабрическая сущность проявила себя в нём настолько ярко, что породистый бульдог, бросившийся было наперерез, скульнув, притормозил и бросился прочь. С раскидистых тополей с карканьем снялось воронье. Заплакали дети. ОТдыхающие на скамейке бабки начали шептать и креститься.
Глухо рыча, оно пронеслось сквозь площадку и пропало за гаражами. Узкая тропинка повела к соседнему двору. Навсетрчу попался здоровенный мужик, прыгнул в сторону. Владимир пронёсся на всех четырёх, расщерив пасть, стараясь как можно быстрее убраться прочь от родного дома. Гаражи кончились, взгляду открылся просторный двор с детской площадкой, белый, как ледник, дом, донёсся шум переполненного проспекта. Владимир наискось одолел двор, дом повернул, открыв вид на четырёхполосное шоссе. На той стороне яркими огнями цветёт вывеска крупного гастронома, рядом банк, элитный магазин чая и кофе, что-то из одежды, но самое важное - автобусная остановка.
Существо отпустило конечности Владимира. Главное сделано - хозяин избежал прямой угрозы, сейчас его тело само найдёт подходящее убежище, надо только не показывать себя какое-то время. И всё-таки оно заставило хозяина осмотреться, вдруг опасность ещё осталась, но случай распорядился иначе. Раскинув руки, широко улыбаясь, к Владимиру срезая через аллею почти бежал его школьный приятель:
- Канашев! - крикнул приятель. - Ты?.. Ну ты даёшь! А чё в таком виде...
Договорить приятель не успел. Напуганное агрессивностью матери существо из последних сил, не думая, швырнуло тело Владимира через дорогу. Слева взвизгнули тормоза, сверкнул на солнце бампер, мелькнуло и пропало перекошенное криком лицо водителя, снова визг тормозов, на этот раз избежать столкновения не удалось, страшный удар подбросил и... защищающий от опасности внешнего мира, прошитый ребёрными дугами уютный мирок живой плоти смачно лопнул, забрызгав асфальт кровью.
Владимир пришёл в себя в одиночной палате. Широкое окно закрыто плотными шторами. Единственным источником освещения служит широкий экран телевизора. Владимир помнил всё, что случилось в предыдущие дни. И к своему ужасу наконец-таки понял причину безумных поступков.
Дверь в палату приоткрылась. Вошла молоденькая медстестра.
- Как себя чувствуете?
- Нормально, - ответил Владимир. - Вы ничего такого не замечали?
Медсестра подошла к окну.
- В смысле?.. Разве что необычная рана у вас на груди. Не расскажете?
Владимир покачал головой.
- Я не помню. Выключите пожайлуста.
- Что?
- Телевизор.
- Почему? В последние дни такие передачи интересные! Вам бы отдых не помешал.
Она щёлкнула пультом, экран потух. Затем рывком распахнула шторы. В палату хлынул яркий солнечный свет. Выползшее из-под кровати и уже пробирающееся к медсестре существо истошно заверешало. Медсестра взвизгнула. Прямо у её ног, как вампир, закрываясь ручонками от солнечного света, билась в конвульсиях похожая на новорождённого безумно уродливая тварь. Она тянулась когтёшками к ногам медсестры, из последних сил пытаясь спасти свою шкуру.
Владимир рывком сбросил себя с кровати. На миг потерял сознание, очнулся, сцепив зубы, пополз к дверям. Медсестра наконец пришла в себя, носок туфли угодил твари в расщеренную пасть. Тварь рухнула навзничь. Медсестра перескочила сморщенное тельце, помогла подняться Владимиру, вместе выбрались в коридор.
Тварь же осталась в палате, хрипя, извиваясь под раскалёнными лучами.
И только телевизор оставался невозмутимым, укрывшись в тёмном углу. Как маленький злобный божок, зависнув над миром.
|