Аннотация: Дионисиий дописан! Здесь есть все: Боги, маги, попаданцы, вампиры и взрывы. Читайте, комментируйте. Мнения и пожелания приветствуются!
Дионисий Великий
Глава 1
Он сидел в своей башне, в Главном зале. Впрочем, залом, да еще и Главным, это помещение назвать можно было лишь условно. Скорее это был уютный личный кабинет, с большой любовью обставленный самим хозяином башни. То место, где он любил предаваться в равной степени и неге, и тяжким раздумьям. Одно из тех немногих мест, которые он мог называть своим домом. Он немало потрудился, чтобы построить эту башню, наполнить этот кабинет редкостями, роскошью и дорогим убранством. Он немало сделал тогда, чтобы теперь спокойно нежиться в мягком кресле и наслаждаться подогретым вином с пряностями, целый кувшин которого стоял на резном мраморном столике рядом. Его ухоженные, тонкие пальцы с покрытыми прозрачным лаком ногтями аккуратно держали золотой кубок, сверкнувший в мягком свете нескольких свечей крупным рубином, когда он пригубил из него, задумчиво глядя на почти угасшее пламя в камине. Небольшой портал камина, в противоположной стене комнаты, освещал лишь малую часть залы, оставляя по углам столь любимый им уютный полумрак. Ноги хозяина башни, обутые в мягкие, расшитые золотой нитью домашние туфли, покоились на мягчайшей скамеечке. Скамеечка была обита лиловым бархатом, украшена золотыми кистями. Когда-то она украшала собой королевскую опочивальню. Шикарные ковры, тончайшей работы, привезенные из знойных южных стран, устилали пол залы, были небрежно навалены в изножии изящного топчана, покрывали стены, свободно ниспадали волнами с потолка. Сложные, ярких красок, узоры их создавали атмосферу уюта и достатка. Он сам выбирал эти ковры, выбирал места, где их повесить, следил за тем, чтобы была соблюдена гармония узора и цветовая гамма. Кажущаяся небрежность была тщательно продумана им. Стены радовали глаз сочетаниями золота и пурпура. Пол был малахитом и яшмой, потолок сиял небесной лазурью и серебром. Отблески пламени камина играли в богатом многоцветье нитей.
"Довольно! Довольно лишений! Довольно сырых ночевок. Хватит! Хватит скверной пищи и вездесущих клопов! Достаточно я нанюхался запахов прелого сена, навоза, лошадиного пота! Настали другие времена. Времена покоя и достатка. Пожалуй, все самое дурное осталось позади, теперь я предаюсь неге, блаженному покою, достаток теперь мой друг, беды ушли. Теперь ушли". - Он улыбнулся своим ленивым мыслям.
Приятное лицо. Да, наверное, его можно описать словом приятное. Не широкое, но и не узкое, разве самую малость. Его чувственные губы тронула улыбка. Ровный, слегка заостренный нос. Гладкая, светлая кожа лица дышит чистотой и молодостью. Темные проницательные глаза искрятся поистине детской радостью. Короткие, черные с благородной сединой волосы слегка тронуты ароматической помадой, уложены и немного завиты. Винный румянец играет на щеках. На первый взгляд хозяину башни можно было дать лет двадцать. На второй - приняв во внимание седину волос и плотное, не юношеское сложение - сорок. На третий... посмотревший в глубину завораживающих, мудрых, много видевших глаз, не стал бы спорить на золотой, что этому человеку меньше пятидесяти. Истинного же своего возраста не знал, пожалуй, и он сам. Кажется, больше восьмидесяти. Но точно меньше ста двадцати - это он знал наверняка.
Одежда его была столь же богата, как и все в этой комнате. Черные, шелковые, свободная рубаха и узкие штаны. Фиолетовый, вышитый камзол перепоясан широким алым кушаком жатого шелка. Носки замшевых туфель круто загнуты и увенчаны золотой оковкой. Руки унизаны драгоценными перстнями. На безымянном пальце правой руки массивная золотая печатка с огромным рубином, граненым овалом. На мизинце той же руки - резной серебряный перстень, украшенный изумительным изумрудом классического для этого камня гранения - ступенчатой, вытянутый восьмиугольник. На указательном пальце левой руки перстенек поменьше, также серебряный, весь сплошь изрезанный рунами, с небольшим просто отшлифованным в древнем стиле черным опалом.
Он еще раз оглядел Главный зал. Каждая вещь здесь, в его уютной комнате, была любима, будила воспоминания. Расставленные вдоль стен резные шкафчики красного дерева сплошь завалены древними, редчайшими свитками, фолиантами, папирусами, лежащими на их полках угрожающе шаткими кучами. Пергамент, бумага, ткань, ссохшиеся и темные, ветхи даже на вид. Местами драгоценные манускрипты изъедены беспощадным временем, а иные из них - безжалостными грызунами, столь же мало радеющими о сохранности небрежно хранящихся источников мудрости, как и само великое время.
Четыре золотые, в рост человека, подставки для книг, в виде драконов, украшают четыре угла комнаты. Каждый дракон непохож на иного: один держит толстенную книгу в раскрытой пасти, а свитый спиралью хвост служит ему опорой. Второй, склонив голову на длинной, усеянной вдоль шипами шее, возносит инкрустированное драгоценными камнями вместилище мудрости меж поднятых крыльев. Третий уверенно упирается всеми четырьмя ногами в пол, а книга балансирует на свитом в кольцо хвосте. Последний... Он крепко ухватил свою книгу передними лапами, вытянул шею, слегка наклонив голову и разведя крылья в мощном взмахе. Но странно то, что этот предмет интерьера висит в воздухе просто так - без опоры, паря на одном месте в половине своей длины от пола. Чуждые, болезненные глазу письмена мертвых языков в тех книгах.
Множество непонятных, странных предметов на широкой каминной полке и столике в центре комнаты. Все это вещи будят воспоминания о древних битвах и свершениях.
"Ах, что были за времена! Войны, чудовища, реки крови, черные небеса, изрыгающие молнии! Ох, что это были за времена! Хорошо, что они уже кончились". - Брови его нахмурились. Пустой кубок со стуком опустился на полированную столешницу.
- Еще вина, хозяин? - Спросила девушка, появившись позади человека в кресле. Свет огня проходил сквозь нее, не оставляя тени. Под его невесомыми порывами, в такт колебанию пламени, лениво шевелились складки ее жемчужного платья, длинные локоны ее волос то скрывали, то вновь обнажали красивое, холодное лицо, стройную шею, узкие, белые плечи. Свет был словно сквозняк, беспокоящий призрака, заменял колебания воздуха, не чувствуемые ею, как и все материальное.
Она начала обретать плоть, становясь все плотнее, приобретая белизну и мягкость кожи, черноту волос, сочность губ, полных словно вишни. Яркие зеленые глаза осветились тенью жизни, вспыхнули затаенной жаждой.
Лишь одежда осталась прозрачной. Не скрывающей стройных ног, полной груди, плоского живота. И...
Она обрела плоть. Обрела не просто так. Она хотела прикоснуться к нему, к хозяину. Она так хотела ощутить тепло его тела. Он казался ей таким прекрасным. Прекрасным просто потому, что жив. Она протянула руку. Одно прикосновение. Он даже не заметит. Она провела острым, алым язычком по губам, возбужденная. Он ничего не почувствует.
- Не нужно, Лиена. И вина тоже не нужно, благодарю. Я хочу быть один, покинь меня. - Прозвучал негромкий, мелодичный голос человека в фиолетовом камзоле.
Она не посмела ослушаться. Девушка растворилась, исчезла, низко склонившись, как будто он мог видеть ее поклон, находясь к ней спиной. Она знала, что он мог.
***
За стенами его башни была зима. За окном его залы ярилась метель. Аккуратные лужайки, посыпанные песком дорожки, тщательно постриженные деревца - все это было заметено сугробами снега. Снежные вихри играли в салки, беспечно кружась среди безлюдных искусственных гротов и обледенелых мраморных статуй. По бесконечно мягкому холодному покрывалу, укутавшему его газоны и террасы, проносились порывы ветра, они хотели построить снежную дюну, такую, какие строят их южные братья из песка. Вдалеке, невидимый сейчас сквозь вьюжную круговерть, чернел лес. Солнце уже село. Ночь вступала в свои права.
"Ох, как же там холодно", - думал он. - "Как же не повезет тому, кто в такую погоду окажется на улице ночью, за десятки дней пути от ближайшего жилья! Как же мне было нелегко. Ну уж нет! Теперь все! Теперь я здесь! У меня свой замок, земли, башня, слуги, свои деревни, лес и даже река. Все то, о чем я мечтал в детстве, замерзая в этом проклятом сугробе! Мой замок. Какими теплыми, толстыми, надежными тогда казались его выдуманные стены в моих мечтах! Какими мягкими его постели, жаркими - очаги. Может, еще глоточек горячего вина? Нет, не стоит".
- Тебе было нелегко тогда.
Маг резко поднял все, до того опущенные щиты, наглухо закрывая свои мысли от появившейся за спиной девушки, экранируя себя затверженной формулой "от физического и магического действия и бездействия, любого внушения, покушения и сношения", обругав между делом за утрату бдительности.
- Кто!?... Что?!... Какого?! Как? - от неожиданности он подскочил в своем кресле.
"Как она попала сюда? Не может быть! Я ничего не почувствовал! Эти стены защищены от телепортации! Как ты оказалась здесь, сука?!" - признаться, он был растерян. Да нет, не растерян. Скорее - взбешен, испуган, находился в смятении! - "Второй раз за три часа! И причем - вторым невозможным способом! Ну ладно - подобрать заветное слово. Допустим , хотя это мы еще проясним- но телепортация! Да за что я такие деньги платил этой проклятой гильдии?!"
Девушке, что так неожиданно нарушила его покой, было на вид восемнадцать - двадцать лет. Не больше.
"Нет, не больше. Слишком гладка ее белая кожа. Слишком красива и по-девичьи сложена ее фигура. Простое белое платье приталено серебряной цепочкой. Подол скрывает туфли. В контрасте треугольное декольте подчеркивает - открывая - верхнюю часть груди. Светлые волосы собраны в хвост. Не наших земель".
- Не волнуйся, Дионисиус! Я пришла с миром. Если б я хотела навредить, то уже напала бы на тебя, пользуясь неожиданностью.
"Она дело говорит, хотя и коверкает мое имя. Если б хотела - уже бы напала. Не позволив поднять щиты. Теперь ей будет сложнее"!
- Зачем ты здесь? - Бросил он пробный шар, разминая пальцы.
- Чтобы развеять твое одиночество, маг. - Обезоруживающе открыто улыбнулась дева.
- Думаю, при желании я смог бы найти более изысканные способы, "чтобы развеять мое одиночество". - С легкой усмешкой произнес он, внимательно сканируя ее фон.
- А ты неприветлив, как я погляжу! Куда же делось твое хваленое гостеприимство? То самое, которым Дионисиус Магнус славится на всю округу! - Произнесла девушка, все с той же улыбкой, грациозно устраиваясь в кресле мага.
Он возвышался теперь над ней в нерешительности.
"Что же делать? Она колдунья. Это без вопросов. Но насколько сильная? Судя по первому анализу - слабенькая. Кто же может теперь со мной тягаться? После трона Короля эльфов! Теперь мне нет равных! Дурочка! Самоуверенная дурочка! Она при своем уровне не может в полной мере ощутить моей силы. Она ошиблась. Этот фокус с появлением будет ей дорого стоить". - Уверенность заполняла его как вино кубок, взятый им со стола. Вино лилось из призрачного кувшина Лиены.
- Угощайся, прошу тебя! Я был резок, прости. Годы дают свое знать. - Он растянул губы в доброй улыбке, протягивая ей кубок.
"Какой сок? Причем он? Странная эта девчонка! Возможно, она с другой плоскости мироздания. Хм... томат"...
- Конечно! Томатный сок... - маг уселся в кресло, невесть как появившееся позади него, скалясь в приветливой улыбке, прищурившись.
- Но скажи мне, милая дева, что за дороги привели тебя в мое скромное жилище? Откуда ты прибыла?- Дионисий не хотел гадать по этому поводу.
- Я здесь чтобы сделать тебе подарок, маг! - весело произнесла девушка.
"А она красивая", - подумал он. - " Вот такая простая красота. Искреннее веселье лучится в ее глазах".
Он, не задумываясь, превратит красотку в пыль, если эфир вокруг нее возмутится хоть немножко. "Может испепелить эту наглую девку прямо сейчас?" - Думал он, не прекращая улыбаться.
- Что же за подарок может предложить мне молодая девушка, ночью пришедшая в мои покои? - Наглая улыбка, призванная ее смутить, тронула его полные губы.
- Ценнейший дар великих богов - Бессмертие. - ... улыбка ее не смутила.
- Зачем? - Дионисий изумленно изогнул бровь.
- Брось, колдун! Ты проживешь две, может три сотни лет! А дальше? - девушка отставила кубок.
Призрачная Лиена приблизилась к незваной гостье со спины.
Пауза затянулась, в комнате воцарилась тишина, лишь изредка нарушаемая треском поленьев, сгорающих в камине.
- Кто хочет сделать мне дар и зачем?
- Мельз. - Как-то странно произнесла это имя непонятная девчонка. По свойски, как говорят о соседе. Без должного.. страха? Благоговения? Так ли надо произносить одно из шести темнейших имен пантеона?
- Бог тьмы и теней? Я похож на сумасшедшего, ...Сарра? - произнес он, победно улыбнувшись.
- Ты не хочешь жить вечно? - она, увлеченная спором, не заметила, как он проникает в ее мысли все глубже.
- Я не хочу платить ту цену, что он запросит за свой дар. - Сухо ответствовал маг, продолжая увлеченно копаться в ее голове.
- Я не говорила о цене.
- Я знаю, что она будет непомерно высока!
- Какая же цена может быть выше Дара Бессмертия? - воскликнула Сарра.
- Дар Силы за Дар Бессмертия?! - Прочел он. - Я знал!
Больших трудов стоило ему сохранить невозмутимое выражение лица. Хотя... Что еще мог отнять Бог Тьмы, как ни самое дорогое, что есть у мага? Его Дар, его Силу!
- Дар за Дар! - утвердительно произнесла Сарра.
- Никогда! - был ответ мага. Ему очень сильно не понравилось то, что он вычитал в сознании этой дерзкой незнакомки.
- Что такого в этом твоем чародействе, что из-за него ты готов ссориться с Богом? - Казалось, девушка искренне недоумевала.
- Ты никогда не имела своей силы, девочка! Ты не знаешь, что это такое! Та мощь, что сейчас наполняет тебя - не часть тебя. Ты не чувствуешь ее, не умеешь с ней совладать. Ты не представляешь, что такое иметь силу! Она здесь под сердцем! Она грела меня в холод, утешала в печали! Она часть меня! Да лучше я потеряю руку! Обе руки! И ноги в придачу. Отобрать у мага его силу - в этом весь Мельз. Не ожидал от него ничего другого! - Дионисий поднялся на ноги, порывисто прошелся по зале, затем резко наклонился над девушкой, сидящей в кресле, уперся руками в золоченые подлокотники.
- Да, я не знаю того, что такое иметь силу, но я знаю кое-что другое! Харрун - маг. Он штурмовал город на другом континенте. Он решил сделать ядовитый ветер, который должен был, по его мнению, уничтожить город. Город был уничтожен. Но волна не остановилась. Маг не рассчитал силы. Волна пошла дальше. Уничтожая и отравляя все на своем пути. И океан. И все живое. Волна могла уничтожить планету! А помнишь ли ты, Дионисиус, как разрушил город мертвых Бостук. Огромный метеорит, призванный тобой, обрушил свою мощь на вотчину Токуса Мумии. Помнишь разрушения? А знаешь ли ты, чего стоило богам остановить глобальные изменения структуры планеты? - девушка распалялась все больше, щеки раскраснелись, она сама подалась вперед, запальчиво произнося обвинительные речи прямо в лицо магу. Голубые глаза ее горели гневом.
- Если вас не остановить, вы уничтожите мир! Вы становитесь слишком сильными! Боги негодуют. Это решение не Мельза, так решили Высшие, так решил Аммунатор! Мельз лишь исполнитель, а я - его посланник - я бессмертная! - девушка горделиво выпрямилась в кресле, исполненная величия и взъерошенная.
- Ты лжешь. Ложь!!! Чего еще ожидать от Мельза, отца обмана? Я и не ждал правды. Ты пришла с даром? Я отказываюсь от него! - он был раздражен и... испуган.
"Девчонка много знает. Не всю правду, конечно, но немалую ее часть, слишком большую для простых слухов. Полна чуждой силой, как губка воды. И утверждает, что она - Посланник бога"...
- Мои слуги проводят тебя. Лиена! Тина! - Маг хлопнул в ладоши. Рядом с девушкой материализовались две призрачные служанки.
- Это не дар. Это ультиматум. Ты не смеешь отказаться! - девушка резко встала, выпрямилась, надменно взглянула на мага.
- А ты заставь меня. - Его взгляд теперь нельзя было назвать веселым.
- У меня печать Мельза! Не вынуждай меня, маг! - С этими словами она подняла обе руки. В одной был словно кусочек света - дар бессмертных богов - Равенство - статус бессмертного. В другой - похожий на печатный пряник - будто кусочек черного дерева со знаком Темного Бога - восемь спиралей-паутинок - смерть любому, даже бессмертному, от Печати Бога нет защиты, просто бесполезно.
Девушки-призраки отшатнулись от незваной гостьи, просто отброшенные той темной мощью, что заключалась в зажатом в ее ладони маленьком резном восьмиугольнике.
"Потерять все и обрести бессмертие. Потерять силу и обрести вечную жизнь. Стать простым человеком, неспособным сотворить самые простые чары. Или умереть прямо сейчас?" - Дионисий знал ответ на эти и другие вопросы.
- Я заставлю тебя сожрать твой ультиматум, наглая дура, вобью тебе в глотку оба твоих дара... - кажется, он прошипел это.
Она испугалась. Очень испугалась. Звуки в комнате с хлопком исчезли, как будто всосавшись в ничто. Пламя камина и свечей померкло на секунду и ярко, до потолка, вспыхнуло вновь, осветив всю комнатку пронзительно синим. Эфир взорвался и разрядился до нуля, не выдержав вспышки силы мага. Дионисий позволил Силе свободно течь от сердца к ладоням, накапливаться там. Продолжая стоять неподвижно, он ждал.
Она испугалась. Мельз говорил, что маг силен. Но чтобы так!
- Я сотру тебя, и даже Отец Тени не соберет твоих теней, рассеянных по мирозданию. - Спокойно произнес Дионисий, и глаза его загорелись тем же синим пламенем, что и огонь в камине.
- Мельз, помоги мне! Прошу тебя! Прошу, Великий. Приди, прошу! Я взываю к тебе, Могучий! Спаси!!! - Кажется, девушка впала в истерику, колени ее подкашивались, по побелевшим щекам текли крупные слезы, губы дрожали, когда она, заикаясь, произносила слова. Глупышка и думать забыла о Печатях силы, которые она держала в руках.
- Где же он?! Где же он, когда так нужен тебе?! Глупышка... - Маг проговорил это громовым голосом, заглушая треск молний искрившихся вокруг него, пробегавших по его камзолу, проскакивавших меж его пальцев.
Он протянул руку к Сарре, наставил на нее палец...
Хлопок! Эфирный взрыв! Эфир испарился на мили вокруг. Ветер на всем пространстве прекратил выть. Снег перестал падать. Вся тьма всосалась в маленькую точку, которая повисла посреди поля, там, недалеко от замка. Маг видел ее, даже не глядя в окно. Не верил себе, но не мог не видеть.
Это не был аватара, земное воплощение бога, его материальное отражение. Это. Был. Настоящий. Бог. Сам. Явление.
Дионисий почувствовал предательскую дрожь в коленях. - "О боги, нет! Мельз?!! Нет! Эта девочка так важна для него?! Сколько энергии!"
Маленькая черная точка, не двигаясь с места, быстро приближалась к, казавшемуся таким огромным, замку. Будто сам замок, уменьшаясь и усыхая, летел ей навстречу. Затрещали, лопаясь под напором чудовищной мощи, волшебные щиты вокруг башни. Погасли все огни в комнате, погрузив ее во тьму.
Это конец. Пощады не будет. Дионисий приготовился к смерти. Нет хуже. Развоплощению. Никому не дозволено гневить бога в его присутствии!
Интермедия 1
В те времена его все звали Ящерка, так как был он щуплый, маленький, вертлявый, ну словно серая ящерица. Не так и много было тех, кто его знал - сколько там людей осталось в маленькой лесной деревушке, почти хуторе, после морового поветрия? Двадцать, тридцать человек? Не больше. Из его восемнадцати братьев и сестер уцелели только он, да старшая сестра двенадцати лет. И та была очень слаба, все лежала на лавке, металась в горячке. Батюшка его ушел в город на заработки, да так и канул, а матушка одна едва справлялась с их небогатым хозяйством, металась как белка в колесе. Белку в колесе он видал с год назад, у бродячих актеров, еще до мора, и смеялся тогда до икоты.
Хозяйство их было небогатым. Да что там, откровенно бедным - из скотины - только мыши да тараканы, обстановка - колченогая лавка, да стол из большого лесного пня. Вкруг этого пня домишко их и строился. Даже печи не было, отапливались очагом, по черному.
А чтобы отапливаться этой особенно студеной, с голодухи, зимой, надо было иметь много если уж не колотых дров. Куда там, то хоть хвороста. А хворост, известно, в лесу и сам себя никак не соберет.
Вот он и пошел в лес за хворостом. Пошел, да и заплутал, не успел возвернуться до темноты, а после стало вьюжить, по следам своим уже не выйти. В снегу ночевать - одежа была крепко неподходящая - дрянь, а не одежа. Тряпье. Вот и шел он. Посиневший, озябший, съежившийся, наугад, петлял меж скрипящих на ветру и морозе деревьев, закрыв лицо вымазанной жиром тряпкой. Шел долго, безнадежно, давно бросив и хворост и даже веревку, которой тот был перевязан - недостало в окоченевших, обмороженных пальцах сил развязать ее.
Шел, не видя пути, полночи, не меньше.
И тут бы и кончилась его жизнь, а вместе с ней история, если бы не уперся он вдруг во что-то твердое, широкое. Сначала подумал - дерево. Но оказалось - перевернутый крытый возок.
Лошади лежали тут же, полузаметенные снегом, одна разорвана почти пополам, у второй брюхо вспорото и кишки разбросаны шагов на полста. Видно, недавно возок перевернулся, трупы еще не закоченели. В самом возке, куда Ящерка заглянул, привстав на цыпочки, было темно и пахло кровью и дерьмом. Дверца его и меховой медвежий полог, которым прикрывается от холода пассажир, были оторваны и валялись тут же, рядом. В мех Ящерка моментально завернулся.
А в стороне, шагах в десяти от возка лежал и тот, кто этот возок гнал с самого большака, перевернул и лошадей порешил. Огромный урс - грозное чудище - растянулся на брюхе, разбросал по сторонам могучие когтистые лапы, безвольно вытянул длинный пушистый хвостище. Мордой он лежал от Ящерки и походил на присыпанную снегом великую кучу спутанного волоса.
Набравшись смелости, подошел к чудищу парень поближе. Обошел урса кругом, взглянул на свирепую морду, жуткий смертный оскал клычищ,, передернулся. Вдруг узрел он человеческую руку со скрюченными пальцами, выпростанную из-под брюха скотина. Значит, задавил кого-то урс, рухнул на него своей без мала семидесятипудовой тушей. Рухнул и издох. А отчего издох?
Впрочем, эта мысль скоро оставила Ящерку, когда он наклонился к руке ближе и увидал на той кольцо - тяжелую печатку с красным камнем.
"Золото, не иначе! Глянь, какое желтое", - восхитился парень и рука его сама потянулась к богатому перстню. Сам не заметил, как очутился тот перстень на его пальце - аккурат на безымянном правой, и сел как влитой. И так хорошо стало Ящерке, такое тепло и томление разлилось враз по его телу, что вмиг и озноб прошел и страх и даже брюхо, вроде, меньше от голода стало подводить. Горделиво распрямился парень, стряхнул с плеч мех, потянул носом воздух. Воздух пах иначе, достатком, богатством.
- Вот оно, как богачи живут, - восхищенно прошептал Ящерка и, оглушенный свалившимся на него счастьем, побрел снова, куда глаза глядят, даже и не обернувшись больше на возок и урса.
Очнулся он вновь только сидючи в огромном сугробе, не пойми где, занесенный снегом, разглядывая зрящими в темноте глазами горящий и переливающийся многоцветными острыми бликами овальный красный камень в своем кольце. То словно пульсировало на пальце, и Ящерка сидел в сугробе счастливый, ровно летом на лужке.
Потом и сам не заметил, как задремал, и чудные ему снились сны. Будто окружили его сугроб какие-то черные тонкие тени. Вроде как люди, но руки и ноги паутинками и длины неимоверной. И взяли те тени его из сугроба и уложили на мягкую лежанку и резали будто острыми ножами всего, смешно переговариваясь словно птичьими трелями. Но Ящерке не было больно, щекотно скорее и отчего-то смешно. Потом те, черные, вынули из него всю требуху, перемыли в трех водах и затолкали обратно и зашили его как нафаршированный овечий рубец. И еще какие-то трубы к нему подводили, сливали из него кровь и заливали снова, и что-то еще, но все было не страшно, как будто так и надо было.
И проснулся Ящерка наутро, с рассветом, выбрался из сугроба, потянулся сладко и счастливо, будто спал он на пуховой перине. И пошел он, куда глаза глядят, не вспомнив ни о голодной матушке, ни о больной сестре, да и себя-то он помнил с трудом. Знал только твердо - надо идти в город, туда, куда ушел отец, где много людей, где богатства неописуемые и откуда приехали те, в возке. Шел навстречу солнцу и своему будущему.
Глава 2
"С самого начала ведь день не задался", - Дионисий, прикрыв глаза, ехал на лошади, мерно покачиваясь в седле. Завернувшись в тяжелую медвежью шубу, он не обращал внимания на снегопад, зарядивший после того, как стихли все волнения мироздания. "Сначала этот... мерзкий вор проникает аж в самую сокровищницу, потом...", - мерзкое ощущение утраты, пустоты под сердцем снова накатило ломающей волю волной, Дионисий заскрипел зубами и покосился на своего спутника, ехавшего на полкорпуса позади. Тот выглядел вполне жизнерадостным, что-то насвистывал себе в бороду. Его длинные черные волосы, вольно выпростанные из-под круглой меховой шапочки, были сплошь облеплены пушистыми хлопьями снега.
"Мерзкий вор", - вернулся Дионисий к прерванной мысли.- "Незамеченным, подло, пробрался за охранный периметр, подобрав заветное слово с помощью какого-то шаманского амулета". Дионисий вспомнил, как с омерзение, двумя пальцами, словно дохлого мыша держал этот амулет, изучая его. Резная палочка сандала, увенчанная целой метелкой разной пакости, подвязанной цветными шелковыми нитями - мышиные и кротовьи черепа, лягушачьи косточки, метелки трав и прочий мусор. Но самым мерзким в амулете было то, что содержал он весьма серьезный аркан - "головоломку" - так называемый "антилабиринт". Именно такими заклинаниями славятся южные школы магии, только используют их там для решения математических задач, для составления и тестирования новых матриц заклинаний. Но можно и вот так вот - чтобы обойти охранный периметр, да.
"Впрочем, подобрать-то подобрал, но грубо, топорно, задел тревожные нити, как следствие - в самой сокровищнице попал в настороженную ловушку. Повезло ему еще, что в Ловчую Сеть, а не под Огненное Искупление. Или не отправился в подвал - знакомиться с Тварью на цепи".
Тут-то, в сокровищнице, и состоялось их знакомство.
- Маг - Вор, Вор - Маг, очень приятно. И прежде чем я испепелю тебя, скажи мне, зачем ты это сделал? - Вспоминал Дионисий тот разговор с запелёнатым в серый кокон, приклеенным к стене вором. - Голод, жажда славы, безумие или чья-то злая шутка привели тебя ко мне?
- Не вели казнить, добрый чародейник, - прохрипел тогда полузадушенный вор. - Не своей охотой, но токмо волею пославших меня дерзнул я потревожить твой покой!
Дионисий поднял бровь:
- Даже так? И эта воля была столь сильна, что ты потянулся к той золотой чаше под стеклом? Кстати, тебе повезло, что к ней, а не направился сразу к раскрытым сундукам с монетами. Тогда бы мы с тобой не разговаривали. Ты поступил нетипично для вора, а я стараюсь без причины не обижать нестандартно мыслящих людей.
- О, мудрейший и благороднейший из чародеев! - Красноречие вора все возрастало, по мере того как Ловчая Сеть продолжала медленно сжиматься, грозя выдавить его внутренности наружу. - Дозволь мне, недостойному, дерзновенно молить тебя о помиловании моей жалкой жизни! Диаволы! Диаволы в человечьем обличье смутили меня, убогого, толкнули на сей порочный путь!
- О каких это дьяволах ты толкуешь, добрый человек? - Дионисий удобно устроился на крышке помянутого сундука с золотом, напротив своего пленника. - У тебя не так много времени для исповеди, так что формулируй мысли короче и яснее. Тогда, возможно, я успею простить тебе твои прегрешения. Дойдем даже до ошибок юности. Если поторопишься.
- Кривой из Эбинге прислал меня! - Прохрипел вор.
- Тот самый Кривой? - Не поверил Дионисий.
- Тот самый! И он снабдил меня всеми отвратными чарами, подсказал, где ловчее всего проникнуть и как дойти до сокровищницы!
- Так вот, значит, как добрые магики отвечают за качество своей работы. Вот уж не думал, что можно быть таким крохобором, после того, как он, можно сказать, своими руками, навел эти охранные чары. И получил, заметь, за это немалую плату! - искреннее возмущение Дионисия требовало призвания вора в свидетели вероломства подрядчиков. - Вся эта сраная Гильдия Красных Камней и говна не стоит свинячьего, даром что я к ней принадлежу!
- Аххххр... - Согласился с его возмущением вор.
- Ах, да, - Дионисий щелкнул пальцами. Обстановка вокруг резко изменилась. Оба они оказались в одном из темных подвалов замка. Нарушитель порядка, впрочем, все так же остался у стены, но на этот раз в ножных и ручных кандалах, да и стена была уже иная - из грубо тесаного камня, сырая и холодная, не такая уютная, как полированный мрамор сокровищницы. Дионисий же, в свою очередь, остался сидеть, но вместо сундука, седалище его теперь покоилось на массивном добротном табурете.
- Вот так будет лучше. - Удовлетворенно проговорил маг. - Повисишь здесь с недельку или около того, порепетируешь обличительную речь, с которой ты обрушишься на своих заказчиков, когда я приволоку тебя в Гильдию. И - больше трагизма, натуральности в голосе! Для этого я тебя все это время не буду кормить. Воды здесь достаточно, если извернешься - ее можно слизывать, хоть, к примеру, со стен. С остальными удобствами, надеюсь, разберешься - это одно из самых комфортабельных моих подземелий. Ну и вообще, если что-то понадобиться - кричи. Только не очень громко, дверь ненадежна, а по коридорам могут бродить создания, внимания которых тебе лучше не привлекать. Ну. Не буду тебе больше мешать, располагайся, чувствуй себя как дома...
- Эй, Дио, кинь мне чего пожрать, мешок-то у тебя! - Прервал воспоминания чародея звонкий голос его спутника. - Нам еще полдня до корчмы ехать, брюхо подводит.
- У меня и останется, - сварливо отозвался Дионисий. - Пока в твоем голосе не прибавится толики почтительности. Жри снег, вон его сколько вокруг.
-Да ладно, тебе, Дионисий, я же без обид, - с обидой в голосе проговорил спутник. - Ну, погорячились оба, с кем не бывает. А тюрьма у тебя и вправду комфортная, не чета застенкам в Брамсе. Там, понимаешь, потолок такой низкий, что не разогнуться, на полу на ладонь ледяной воды, а в той воде...
- Достаточно. - Раздраженно буркнул маг, пошарил в дорожном мешке и кинул бывшему своему заключенному кусок смазанного топленым салом хлеба, который тот ловко поймал. - Лопай на здоровье, узник совести.
- Чего это совести? - С набитым ртом пробубнил тот, - Я - человек деловой, у меня профессия, эта, как ее, квалификация. С теми, кто тебя хотел провести - сам разбирайся!
- Пустое, - качнул головой Дионисий. - Пустое, Алькор. Что мне сейчас до тех обид. Не затем в Гильдию еду.
- А за каким?
- Да так... Не знаю даже. В глаза посмотреть товарищам. Посоветоваться. Может, сообща до чего и дойдем - как нам дальше быть после случившегося.
- Ну да, - с сомнением протянул Алькор - дело серьезное случилось. Когда замок тряхнуло, я аж обосрался со страха. Или нет, обосрался я раньше, когда терпеть стало невмочь? - вор задумался.
- Как бы то ни было, - не слушая его рассуждений, продолжил Дионисий. - Сдается, не ко мне одному этой ночью явилась странная гостья. И где, как не в родной Гильдии мне все это выяснить. Ну, а что самому ехать приходится - времена нынче такие. Тяжелые.
***
К корчме приехали затемно. Шумно ввалились в полутемный, пропахший дымом и кухонными запахами тесный общий зал, румяные с мороза, засыпанные снегом. Скинули шубы на руки подбежавшему прислужнику, засунув пальцы рук за пояса, прошлись по залу, кивая не негромкие почтительные приветствия нескольких ужинающих постояльцев. Потом была суета с пристраиванием лошадей в конюшню, заказом ужина и комнаты.
Наконец, Алькор и Дионисий, устроив свои дела, соизволили присесть, заказали жбанчик пива, две лучшие кружки, разную горячую и холодную закуску в ожидании ужина.
Дионисий давно не пил пива, поэтому, сдув пену с кружки, пригубил с опаской, но напиток оказался неплох - плотный, питкий. Алькор, опрокинув в свою утробу, как в бочку, кружку залпом, уже цедил себе из жбанчика новую.
Цепкий взгляд Дионисия, пробежав по залу, остановился на одном типе, сидящем в темном углу у самого духового оконца.
- Так говоришь, это все твоя земля? - Продолжил Алькор меж тем их прерванную дорожную беседу, вытирая усы и рот специальным платочком после того как закусил маринованным перепелиным яйцом. Пальцы он еще раньше обтер о штаны.
- Моя. - Односложно ответил Дионисий. - До реки вся земля моя.
- А дальше?
- Дальше - королевская, до самого леса и лес тоже.
- Вот оно как, - покрутил ус Алькор. - Сам-то я не из этих мест. Проездом.
- Оно и видно. - Дионисий повертел в пальцах мелкую, жареную с солью рыбешку, не смог уверенно опознать ее видовую принадлежность, пожал плечами и забросил это неизвестное существо в рот.
- Ага. Проездом, стало быть. Делов здешних не знаю. Вот, к примеру, ты - ленный сеньор, и пялишься на того бродягу, ровно принц на жабу. Вроде как - тебе его не целовать, какое тогда нам до него дело?
- Интересный этот бродяга, - медленно проговорил маг, не спуская с того глаз. - Подойду-ка я, познакомлюсь.
- Иди, иди, только много не пей и вернись до петухов, - сострил вор, подвигая жбанчик к себе ближе.
Дионисий встал, покачался с пятки на носок, не спеша пересек залу и без лишних церемоний уселся в темном углу за стол, напротив обсуждаемого человека.
Лицо того скрывалось в густой тени, худые руки с нервными пальцами неподвижно лежали на столе. Перед ним стояла откупоренная глиняная бутыль в оплетке и глиняный же, полный до краев вином стаканчик. К столешнице была прилеплена незажжённая сальная свеча.
- Добрый час, добрый человек, - медленно, отчетливо проговорил Дионисий, впиваясь взглядом в лицо незнакомца.
- И тебе не хворать, - Глаза собеседника мага беспокойно блеснули из тени.
- И давно это?
-Что?
- Давно ты потерял покой? - Усмехнулся Дионисий
- О чем вы, м-милостивый сударь? - собеседник занервничал, руки его с силой сжались в кулаки, снова расслабились.
- Неупокоенным, говорю, когда стал? - Голос мага был негромок, но жесток. - Спокойней, - предварил он готового вскочить незнакомца, - тебе ведь не нужны здесь неприятности? Готов поспорить, что ты из города, что ниже по течению Пескоструя - Воорта, так? Погрызли тебя или не под той звездой родился - твои приключения и новый образ жизни я опускаю за ненадобностью - но вот ты здесь.
- Оставь это, будь мужчиной. - Прервал его маг. - Мне не интересны твои терзания. Но и тебе неинтересно, чтобы тебя раскрыли, силенок, смотрю, у тебя маловато, против местного мужичья с дрекольем ты не боец.
- Чего вы от меня хотите? - Все так же глухо спросил кровопивец.
- Немного, - улыбнулся Дионисий. - Мне не помешают лишние руки в пути. Ты - идеальный кандидат - на прокорм почти не надо тратиться. Большой плюс - ты "мягкий": солнце тебя не жжет, лошади не боятся, так?
- Да, господин, вот только кошки...
- Кошкам в обиду я тебя не дам, - заверил упыря маг.
На том и ударили по рукам.
***
В главную гильдейскую обитель прибыли через два дня, богатая одежда и властные манеры Дионисия обеспечивали им свежих коней на смену на любой станции, причем лучших, из королевских егерских конюшен. В городских воротах Беррики тоже заминки не возникло - брать какую-либо мзду с магов было не принято, а зачастую - и опасно.
Располагался комплекс представительских зданий Гильдии в одном из красивейших мест славной Беррики - на Площади Ста Фонтанов, в аристократическом квартале Эбинге. Хозяйственные же и учебные корпуса, равно как и прочая гильдейская недвижимость - во всех краях города без исключения, да и в других городах хватало филиалов.
По зимнему времени городские фонтаны были отключены, вся шикарная лепнина и статуи прикрыты дерюгой, но Дионисий и не жалел об этом. Он не отрывал глаз от высоких, бордовых стен Гильдии, это города в городе. Стены были сложены из нарочито грубого, тесаного камня. Несмотря на высоту, они казались очень массивными, не спасали положение ни резные зубцы по верху, ни вывешенные перед воротами многоцветные флаги присутствующих в Гильдии магов. Флагов было много.
Дионисий невольно коснулся своего гильдейского медальона, висящего на груди, массивного золотого диска, в который был оправлен кусок темно-красного, необработанного булыжника.
Затем он и его спутники с конями в поводу вошли в ворота, и, немного времени спустя, Дионисий уже шагал по устланной многоцветными коврами, украшенной мозаиками, уставленной дорогой мебелью анфиладе залов, невольно погружаясь в воспоминания.
Первый раз блеск и великолепие Главное Орденской Залы он увидел, когда ему было лет двенадцать, не больше. Тогда вместе с другими будущими послушниками, рекомендованными своими наставниками и прошедшими отбор, он был представлен Капитулу Ордена. О том, что такое Орден Красного Кирпича, какое почетное место он занимает в Гильдии Красных Камней и чем вообще занимается все эта прорва людей, он узнал еще раньше - от наставника.
Потом были долгие девять лет обучения, наполненные каждодневным тяжким трудом, получение Пятой Орденской Ступени, торжественный обед, во время которого он вновь посетил эти древние стены.
После распределения в Гильдию, по мере того, как его послужной список, сила и значимость росли, Гильдейский комплекс надолго стал его домом. Даже после того, как он получил баронство и ленный надел, он часто бывал здесь. Много чаще чем в своем замке. Но, когда отошел от дел - после Трона Короля Эльфов - поселился во вновь отстроенной собственной великолепной Башне Мага и перестал радовать Гильдию своими визитами.
И вот он снова здесь.
С магистром Лабином, прозванным Кривым из Эбинге, Дионисий встретился посреди Яшмового зала. Оба мага издали радостные восклицания, соединили руки и долго всматривались в лица друг друга. Лицо Лабина, темное, с залегшими на нем тенями, скорбно опущенными уголками губ, мало напоминало его прежний образ весельчака и балагура и яснее слов говорило о постигшем его несчастье. Магистр постарел сразу лет на десять.
Впрочем, Дионисий знал, что его собственный облик был столь же красноречив - отросшая щетина, обветренная на морозе кожа, лихорадочный блеск глаз.
- Дионисий, старина! - Искренне обрадовался Лабин. - Приехал, господин барон! Что, решил все же попробовать себя в экзамене на магистра? - Горькая улыбка искривила губы Лабина, но его единственный глаз радостно сиял.
- Нет, Лабин, куда мне. Я вполне доволен своей Третье ступенью. - Усмехнулся Дионисий, коснувшись медальона. - С тобой я скорее хотел обсудить некоторые вопросы строительного толка...
-Да? - Не слишком искренне изобразил удивление Лабин. В его глазе заплясали озорные искорки, старый интриган и один из самых властных глав Ордена за всю его историю откровенно потешался. - Решил этим заняться? Правильно, прибыльное дело, без куска хлеба в наше время не останешься.
- Нет, на хлеб у меня накоплений хватает. Я хотел спросить, кому первому пришла в голову идея разыграть меня, - Дионисий достал из поясного кошеля воровской амулет, показал его Лабину.
-Д-а-а, хитрая штучка, - протянул Глава Ордена. - Между прочим, уникальная вещь - одна из лучших работ твоего дружка Юсупа из Шизарда. Странно, что ты не признал его плетение. Я аркан имею в виду, конечно, а не эту дрянь, в которую я его запихнул, эту я купил лет пять назад на одном туземном базарчике.
- И зачем ты послал мне этот сувенир с нарочным?
- А зачем ты испортил редкий библиотечный экспонат?
Тут уже настал черед неискренне изумляться Дионисию:
- Какой экспонат?
- Да ладно тебе невинность-то изображать, не барышня на балу, - устало вздохнул магистр. - Золотую Книгу я имею в виду. Или ты будешь отпираться, что не рвал из нее странички с описанием Трона Короля Эльфов, а что, скажем, ее в Книге отродясь не было, или она сама загадочным образом выпала?
- Не буду, - легко согласился с обвинением Дионисий. - Рвал. Потому так легко ее вам и продал. А вы купились, как дети.
- Надежда на то, что ты все же позволишь пойти этим путем вслед за тобой хоть кому-либо. Она оставалась.
- И плодить себе конкуренцию в случае удачного исхода? Хорошего же вы обо мне мнения.
Оба помолчали.
- Пустое.
- Пустое.
***
Две последующих недели были насыщены совещаниями, экспериментами, тестами, спорами, была даже пара драк. Как выяснилось, магии лишились далеко не все маги, Вестники Мельза пришли лишь к самым сильным и влиятельным из них. Таковыми были практически все орденские магистры, члены капитулов, старейшины. Подобная избирательность создала весьма шаткую ситуацию, когда, теоретически, бывший послушник мог одним движением пальца сравнять своего наставника с землей, а авторитет магистра больше не зиждился ни на чем, кроме его личных властных качеств, связей и богатств.
Многие старшие маги в это время с сожалением вспоминали времена личных армий магов, канувшие в небытие с принятием орденских кодексов и гильдейских уставов. Хотя они тут же одергивали себя - не будь этих самых кодексов - ничто не мешало бы перебить обессилевших магистров, как скотину, а теперь их покой был вполне обеспечен орденскими установлениями - никто не хотел развязывать большую войну, которая непременно случилась бы, поставь кто-то под сомнение авторитет орденских капитулов. Да и Явление Мельза весьма впечатлила всех без исключения магов, это невероятное событие настолько возмутило миропорядок, что отголоски его чувствовались еще годы спустя. Оно сплотило основную массу магов, заставила их почувствовать, что Братство чародеев - не пустое слово, что, по сути, у них у всех одна судьба.
- Остались следы, говоришь ты? - Дионисий наклонился к Лабину. Маги сидели в уютных мягких креслах перед пылающим камином, разделявший их столик был уставлен высокими хрустальными графинами, рюмками, изысканными закусками.
- Да. Ты ведь у нас тяжеловес. Твои каналы невероятно широки, и в них остались следы магии, они не осушены досуха. Собственно, этих следов хватило бы деревенскому ведуну, желательно, нечистому на руку, чтобы вести безбедное существование. Ну, знаешь, отвороты, привороты, заговор хвори и, отдельно, зубов по двойной ставке, свежие яйца и бекон к завтраку, маленький огородик и клумба с лекарственной ромашкой и девясилом.
- Нет, благодарю, деревенская идиллия пока не для меня, - сухо проговорил Дионисий, сквозь рюмку с тягучим ликером глядя на огонь. - Вернемся к следам. Они могут указывать, куда именно ушла моя Сила? Я не чувствовал отток в тот момент, когда... Впрочем, я мало что помню, на самом деле.
- Понимаю, - качнул головой Лабин. - Нет, не указывают. Никаких внешних разрывов каналов не наблюдается, все контуры замкнуты. Все выглядит так, как будто ты просто растратил свою Силу естественным порядком, как бывает с начинающими чародеями.
- Не смеши. Чтобы растратить Силу естественным порядком, мне, даже с моей шириной каналов, потребовались бы годы непрерывного колдовства. И куда-то эта сила ведь ушла бы, не могло же она деться в никуда. А форсированным темпом выкачать из меня силу, например, Пиявкой - мое тело было бы изрядно подпорчено, чего не наблюдается. Боги могут играть с Костью Вселенной, но Законы Силы им неподвластны - их установил сам Творец!
- Да, кстати, это самое Равенство, которое мы получили. Мы изучили и его. Мы с тобой теперь, формально, бессмертны, ты же знаешь?
- И каковы формальности? - Поднял бровь Дионисий.
- Сущая условность. Старение наших тел замедлилось примерно так же, как оно было замедлено, когда у нас была Сила. Так же, как и раньше, у нас достаточно высокий иммунитет. Новшество только в том, что наши, хмм, души - они теперь окружены чем-то вроде настороженной мышеловки. Чисто теоретически, если меня или тебя убьют - эта мышеловка не даст душе отлететь от тела и провалиться сквозь Плоскость.
-Да? Какой гуманизм. И куда же провалиться душа в этом случае?
- Мы как-то не стали проверять. Понимаешь, доброволец не нашелся. Может, конечно, вернется обратно в тело, но механизмов восстановления мы не обнаружили, так что... Если тебе удастся экспериментально проверить этот теоретический вопрос - имей в виду, я хочу быть соавтором твоей монографии, орденскую премию - пополам.
- Шестьдесят на сорок - мое последнее слово! У меня есть на примете доброволец - некая Сарра, Вестник богов, она тоже отмечена Равенством.
- Полегче с этим. У тебя уже был шанс, ничего хорошего из этого не вышло.
Помолчали, потягивая ликеры, лакомясь засахаренными фруктами из маленьких расписных тарелочек, расположив их на коленях.
- Да, - встряхнулся Лабин, стирая сахарную пудру с пальцев платочком. - Есть еще одна непроверенная теория, которую я забыл упомянуть.
- Ммм?
- Ну, возвращаясь к вопросу исчезновения Силы. В потоке проклятии и маловразумительных стенаний обиженных магистров я узрел жемчужное зерно надежды. Эстераль из Ордена Стеклянной Собаки предположила, что сила вовсе никуда и не девалась, а осталась в самих магах, внутри, только очень надежно закрыта, закреплена Печатью Мельза.
- Я не чувствую в себе наличия Печати.
- Как и я. Но ее теория звучала убедительно и, буду честным, отрадно. В своих выкладках она дошла аж до теорий Халоя о Кольцах Силы, наличии их у всех живых, особенностях их взаиморасположения у магов и то, что Кольца эти после ухода Силы остались у магов в том же виде, что и были. По ее словам, это-то и доказывает факт наличия запертой в магах силы - дескать, или рисунок Колец бы поменялся, либо маг бы умер от резкого лишения силы.
- Вилами по воде. Никто и никогда не лишал мага Силы полностью - это технически невозможно сделать. Маг - естественный проводник Силы.
- Вот то-то и оно! - Лабин важно поднял палец. - Мы имеем дело с фактом лишения Силы, фактом массовым и чертовски убедительным. А все наши теории твердят то, что этот факт совершенно невозможен. А значит - что-то одно нуждается в уточнении.
- Если, - начал Дионисий медленно, взвешивая каждое слово, - если предположить, что теория Эстераль верна, то ведь... Любую печать можно сломать, расшифровать, подобрав код.
- Да, если это так, то ты прав. Жаль, на нашем сборе не было ни одного южного мага, которые могли бы растолковать нам больше про коды и печати.
- Мой друг Юсуп любит говорить: "Если гора не идет к морю, то море само приходит к горе". А ведь я не видел Юсупа пятьдесят лет...
- Стационарного телепорта в Шизард или иной город Юга у нас нет, политика, знаешь ли, - поморщился Лабин. - А ехать к морю, фрахтовать корабль, тошнить по зимним штормам... недостойно Послушника Третьей Ступени Дионисия Магнуса. Хоть магов здесь и много, можно было бы сообща закинуть тебя в Шизард, я не рекомендовал бы устраивать ажиотаж. Вот что. У меня найдутся кое-какие полезные вещички в кабинете. С помощью пары учеников и этих вещичек я смогу организовать мост в Шизард. Мне нужен будет день-другой на подготовку.
- За будущее!
- За будущее!
Рюмки с хрустальным звоном встретились над столиком.
Интермедия 2
-Покупай! Налетай! Дыни сладкие, как грудь девственницы, как пчелиный мед! Сам сегодня две скушал!
-Инжжир, айва, киш-миш! Самые сочные на рынке! Такие кушает сам падишах!
Вокруг настоящая толчея - плотный людской поток движется между рядами павильонов с полосатыми полотняными навесами и крикливыми зазывалами возле каждого, двухколесными арбами, просто кое-как брошенными на землю отрезами ткани и сидящими, подвернув ноги под себя, на расшитых подушках возле них людьми. Везде - на прилавках павильонов, на арбах, на расстеленной ткани, просто на утоптанной земле, громоздятся целые горы ярких, горящих на солнце каплями росы плодов. Дыни, айва, инжир, яблоки, абрикосы, хурма и многие другие - разноцветные, дивно ароматные, они привлекают внимание покупателей. Способствуют этому и крики зазывал, и то, что они, заприметив денежного покупателя, тянут его за рукава, полы одежды, упрашивают, суют ему в руки ломти дыни, разрезанные яблоки, гроздья винограда, умоляя попробовать хоть кусочек, хоть ягодку. Покупатели прохаживаются мимо торговых рядов, останавливаясь попробовать то или иное лакомство, отчаянно поторговаться, а то и просто поболтать. Дородные щекастые толстяки в пестрых халатах и пышно накрученных чалмах, сухие, как саксаул старики с редкими седыми бородами и в расшитых тюбетейках, почтенные матроны с громадными корзинами, до самых глаз укутанные в черные паранджи, высокие, горбоносые и смуглые черноволосые бородачи в просторных белоснежных или клетчатых бурнусах - пестрый базарный люд.
Споры, ругань, мольбы смешиваются в один большой голос базара. Помимо покупателей, толчею создают и торговцы с рук, пронзительными голосами предлагающие всем желающим за умеренную плату холодную воду, сладкий шербет, горячие лепешки, неся на головах огромные подносы с горой медовых лепешек или ведерные глиняные кувшины с водой. Шныряют в толпе хитроглазые и босоногие молодые оборванцы, выпрашивая у людей грошик на хлебушек, но не упуская случая вытащить весь кошелек. То тут, то там покупатель под уздцы ведет ишака, нагруженного вьюками или корзинами. А порой все вынуждены жаться под навесами, когда по торговому ряду проезжает на горячем аргамаке горделиво сидящий в седле джигит в богатом чапане и с саблей или на величаво вышагивающем верблюде, надменно глядящий с его высокой спины закутанный в бурнус "принц пустыни".
Восточный базар многоголос, пестр, прян, пахуч. Торговые его ряды перемешаны так, что покупатель поневоле обойдет его весь, весь осмотрит, обнюхает, попробует на зуб. И называются отдельные части Большого Базара тоже Базарами. Скажем, в доме покупателя намечается праздничная пирушка - той, а что лучше для тоя, как не густой жирный плов?
Морковь, рис, хлопковое масло - все можно купить на Зеленом Базаре. Плоды, зелень торгуются здесь, на пахнущей мятой и кинзой, подгнившими персиками и битыми арбузами, кишащей осами окраине рынка.
Мясо продается с противоположного краю, на Мясном базаре. Утреннего забоя, оно висит на крюках в глубине лавок, перед ним - наполненные водой пузыри, отпугивающие мух, а в витрине отрезанная голова барана, верблюда или коровы - в зависимости от того, чем торгует лавка. Дичь и птица продается отдельно, в стороне. Здесь же, недалеко, ближе к центру, располагаются почтенные торговцы специями, где шафран, барбарис, зира, гвоздика взвешиваются на точных весах и здесь же, если идти к центру рынка, торгуются головы сахара, мед, готовые сладости.
А сложить всю купленную снедь покупатель может в звонкий медный казан, который, если прохудился свой, может купить в Квартале ремесленников - единственный конец базара, который не называется Базаром. Это особая часть города, тянущаяся длинным языком чуть не от порта (где, кстати, есть особый Рыбный Базар, ведь на Большом Базаре ее не торгуют) и до самой Медины. Там торговцы драгоценными камнями, благовониями, златокузнецы и менялы в обнесенными высокими глухими дувалами домах ведут свои дела. У этого квартала своя иерархия - представители шумных и грязных ремесел живут, работают и торгуют ближе к порту, благородных, тихих - ближе к Медине. Подобные дома-мастерские-магазинчики в этой местности зовутся суками.
Самый центр Базара тих и пахнет деньгами - здесь, у фонтанов, в чайханах, сидя на мягких подушках под полосатыми навесами, за богатыми достарханами, богатые бии ворочают своими капиталами, заключают сделки, оптом продают и покупают шерсть, ковры, пиленый мрамор, стеклянную посуду и все, что только есть в подлунном мире.
И совершенно обособленный, с собственными резными воротами, в стороне от других - Скотный Базар. Большая утоптанной площадь, почти у городской стены. Она разделена плетеными загородками на отдельные секции. Как следует из названия - здесь торгуют скотом . Попавший сюда человек сразу окунается в мир душных запахов навоза и извергающих его животных, стоящих в загородках - ослов, лошадей, баранов.
Расхваливающие их стати продавцы, тележки, на которые деревянными лопатами грязные оборванные уборщики загружают навоз, вьющиеся надо всем и всеми мухи и слепни дополняют картину. Здесь уже нет толчеи, солидные покупатели степенно прогуливаются меж загородок, обмахиваясь мухобойками, присматриваясь, заговаривая с продавцами. Щупают ноги и животы животных, заглядывают им в рот, в общем, состоятельные люди, покупающие дорогой товар, неважно - джигит ли берет породистого трехлетку, дехканин ишачка, чтобы возить лук на базар или перекупщик яловой скот на убой. Нет здесь и оборванцев, и торговцев с рук.
И здесь есть Базар в Базаре - Верблюжий Базар.
***
У одной из загородок с верблюдами, притулившейся к самой стене, идет отчаянный торг. С плутовато выглядящим продавцом, выражение узких глаз которого невозможно различить на заплывшем жиром лице, торгуются двое - мужчина и женщина. Торговец поминутно дергает себя за редкую черную бороденку обеими руками, низко кланяется и лебезит. Закутанная в белого и бежевого шелка чадру, прикрывающую и лицо, женщина, стоя в надменной позе, что-то выговаривает ему. Мужчина в просторном белом бурнусе и в белой же куфии на голове, хмуро прислушивается к разговору. Его загорелое лицо с полными, густо поросшими черной щетиной щеками, чуть полноватые губы, сейчас кривящиеся в презрительной гримасе, заостренный нос и некогда ухоженная, а сейчас разросшаяся на весь подбородок бородка производят впечатление человека видевшего жизнь, властного, не лишенного чувства юмора. Немного грузная фигура, привыкшего к хорошей жизни и обильному питанию богача, на вид - лет сорок. Дополняют образ густые брови и пронзительный, жесткий взгляд глубоко посаженных темных глаз.
Торгующаяся - хрупко сложенная молодая женщина с изящными руками, плавными, словно танцевальными жестами, тонкими чертами лица, выразительными черными глазами и волевым, упрямым лицом много пережившего в жизни человека, в этот самый момент говорила продавцу:
- Восемнадцать золотых динаров за шесть животных?! Как это может быть, почтенный Мустах? Разум покинул тебя и вселился в одного из этих верблюдов! Пять динаров и ни тенге больше!
- Почтеннейшая Зуфия, уважаемая! - Воскликнул Мустах, снова дергая себя за бороду. - Пять динаров? Я продаю вам самых лучших верблюдов! У любого на базаре спросите - лучше животных, чем у Мустаха нет! Я кормлю их отборным зерном, пою родниковой водой! Я к ним отношусь как к детям, каждый верблюд мне - брат, а ишак - племянник! И вы хотите, чтобы я продал родных братьев за десять динаров?!
- Речь идет о верблюдах, уважаемый. О шести облезлых тощих верблюдах за пять с половиной динаров.
- Облезлых? Из их шерсти можно свалять десять юрт и еще останется на одну кошму! Вы посмотрите, почтеннейшая, какой долгий и густой волос. Истинно, только из-за его густоты вы не видите, как круглятся их бока! Да как боги позволили вам усомниться в их тучности - ведь они сейчас лопнут от обжорства, а я - от стыда! И притом - работящие, каждый может на себе унести целый воз товара и нести его по пустыне неделю без воды и питья!
- Сам лукавый Король Змей позавидует твоему языку, уважаемый! Да будет тебе известно...
- Благородная Зуфия, - хмуро обратился закутанный в бурнус мужчина на своем языке, отличном от языка спорящих, к раскрасневшейся от спора девушке. - Я все равно не понимаю, зачем нам эти твои ишаки? Почему нельзя добраться до места на лошадях?
- Это верблюды, господин, а не ишаки, - голосом, полным терпеливого смирения, произнесла Зуфия, обернувшись к спутнику. - Ишаки - это маленькие животные, похожие на лошадей, но с длинными ушами, а верблюды - это большие, горбатые и покрытые долгим волосом, с мозолистыми ногами. И мы не можем брать ни лошадей, ни ишаков потому, что нам предстоит не меньше недели пути по пустыне, пока мы доберемся до Бостука.
Зуфия помрачнела:
- И то неизвестно, остался ли оазис до сих пор неприкосновенным. После того, как Токус захватил город моих родителей, после того, как меня продали в рабство, до того, как ты выкупил и освободил меня, прошло уже десять лет! Кто знает, что там сейчас? О Городе Мертвых Бостуке ходят разные слухи на базаре и в Шизарде, но ни один не радует меня и ни один нельзя проверить. Туда больше не ходят караваны, и оттуда никто не приезжает на побережье.
- Да, я слышал эти слухи, - поморщился мужчина. - Глупые люди всегда много болтают, когда не знают чего-то наверняка. Но все равно - чем же так опасна пустыня?
- О, господин, там нет влаги. Совсем. Там десятки лет не выпадало ни капли дождя и воздух сух как лоно старухи. Горячий ветер пустыни может за несколько часов высушить человека до состояния мумии, а солнце сжечь его глаза за считанные минуты. А ночью всего за час песок остывает так, что человек без шерстяного одеяла способен окоченеть от холода как баран на леднике. Мы должны хорошо подготовиться к этой поездке, особенно, если Бостукский оазис исчез - тогда нам надо брать воду и продукты на две недели, а не на одну!
- Не волнуйся насчет этого, - усмехнулся мужчина и поскреб бороду. - Если мы победим Токуса и узнаем судьбу твоих родителей, то больше не будет нужды таиться, и обратно мы доберемся с комфортом, может даже - по воздуху, лакомясь сочной дыней и обозревая окрестности. А если Токус одолеет нас - то и вовсе исчезнет любой повод для беспокойства.
Кажется, подобное заявление не слишком успокоило Зуфию, поскольку она покачала головой, вздохнула и вновь обратилась к терпеливо ожидавшему окончания беседы Мустаху на гортанном местном наречии:
- Великий волшебник Запада недоволен твоей непочтительностью и упрямством! Он говорит, что на его родине тебе бы уже давно залили в горло свинец, а не слушали твою болтовню. Шесть динаров и ни ломаной медной тилли больше!
- Где ваш нож, почтеннейшая Зуфия?! Тот, которым вы срезаете кошельки с поясов? Вы ограбили меня, нищего отца огромного голодного семейства! Выбирайте своих верблюдов, почтеннейшая, топчите меня! Только узды и попон у меня нет, вам надо будет идти к шорнику. - В сердцах проговорил Мустах.
- Не волнуйся, уважаемый. От волнений идут расстройство аппетита и потеря в весе. - Бросила Зуфия и обратилась к своему спутнику:
- Господин, кивните с суровым видом, нахмурив брови. Этот презренный торговец продал нам верблюдов по хорошей цене, хоть и без упряжи.
Мужчина кивнул, грозно сведя брови. Затем коротко бросил:
- Зуфия, я устал от этого цирка. Он повторяется уже третий раз.
- Здесь такие традиции торговли, господин, - почтительно произнесла Зуфия. - Без этого торга нас бы обобрали до последнего тенге, цены сразу завышают в три-пять раз и покупателя, который не торгуется, не уважают.
- Да понятно, - махнул рукой "Великий волшебник Запада". - Ладно, надо, так надо. Лучше скажи - мы купили еду и одежду, инструменты, все остальное в разных.. э-э-э... суках, объехав весь город. Нам все сложили в эти самые.. .
- Хурджуны. - Подсказала Зуфия.
- Да, в хурджуны. И где они?
- Их возят по рынку на ишаке прямо за нами. Была толчея и погонщик, видимо, застрял. А, вот и он! - Зуфия показала рукой в сторону базарных ворот.
От ворот поспешал маленький, щуплый, чернокожий мальчонка в одной набедренной повязке, огромных остроносых туфлях без задника и какой-то нелепой, громадной чалме на голове, свитой из длинной полосы грязной грубой ткани и украшенной грязным, сломанным и обвисшим пером фазана. Белозубо сияя широченной улыбкой на своем круглом лице с крупным приплюснутым носом, он вел под уздцы смирного ишачка, нагруженного целой горой огромных пестрых дорожных сумок.
Увидев потерянных им заказчиков, он осклабился еще больше и уже издалека принялся, пританцовывая на месте кричать на ломаном местном наречии:
- Моя господин, Моя господин! Моя господин здесь!
Мальчик подвел ишака к самой загородке и бухнулся на колени, после чего припал к земле, преданно глядя снизу вверх и продолжая широко улыбаться: