"Филадельфийский эксперимент". Очень многие знакомы с этим делом только лишь по одноименному фантастическому фильму, основанием для сценария которого послужила книга известных американских литературных затейников-мистификаторов ХХ века Чарли Берлитца и Уильяма Мура. Однако очень немногие посвящены в самую суть дела, и уж мало кто по-настоящему связывает "Филадельфийский эксперимент" с проблемой НЛО, а между тем корни "Розуэлла-47" (*1), по мнению Берлитца и Мура, произрастают именно из 1943 года, того самого года, когда проводился этот таинственный "Филадельфийский эксперимент". И на самом деле, при более-менее детальном ознакомлении с этим вопросом, возникает некоторое убеждение, что без одного не было бы и другого, только непонятно, что было причиной, а что следствием. Берлитц и Мур предлагают нам версию, которая уводит далеко за пределы человеческого понимания устройства мира, и в итоге создается впечатление, что они и сами не понимают, что именно хотят доказать. Между тем новые сведения, полученные более целеустремленными исследователями, позволяют предположить, что корни проблемы следует искать вовсе не в небесах, а на земле, и эти корни носят такой прозаический характер, что на первый взгляд это может показаться невероятным. Впрочем, тут следует разобраться по порядку, и только ознакомившись с сущностью всего дела, можно начать делать какие-либо выводы. Итак, вкратце это дело выглядело так.
1.
" ПИСЬМА АЛЬЕНДЕ" И ДРУГИЕ "ФАКТЫ".
...2 августа 1955 года в Управление военно-морских исследований в Вашингтоне, на имя его начальника, адмирала Натаниэля Г. Ферта, пришла бандероль без обратного адреса, в которой обнаружилась книжка известного американского астрофизика Морриса Джессупа под интригующим названием "Аргументы в пользу НЛО". Книжка была изрядно потрепана, и ее страницы были испещрены многочисленными пометками, краткими комментариями и подчеркиваниями отдельных фраз и предложений. Было очевидно, что неведомый адресат хотел привлечь внимание начальника УМИ к тому факту, что он обладает обширной информацией по интересующим военных вопросам относительно происхождения НЛО, а так же сопутствующих этим вопросам вещах, в частности загадочному исчезновению кораблей, самолетов и людей в районе таинственного Бермудского треугольника, необъяснимому падению с неба различных предметов, необычных бурь и облаков и многого-премногого другого, о котором в своей книге так красочно написал Джессуп.
Однако адмирал Ферт совсем не заинтересовался этим странным посланием, сочтя его неумным розыгрышем, даже более того - он приказал присланную книгу с пометками уничтожить. Тем не менее приказ этот по каким-то причинам выполнен не был, и "исправленная" книга Джессупа в конце концов попала в руки помощника Ферта, офицера аэронавигационных проектов морской пехоты Даррела Риттера, который решил оставить эту книгу себе, как он впоследствии выразился, для личного развлечения. Однако развлекался Риттер недолго - изучив пометки более детально, он подумал о том, что всё это дело может иметь гораздо серьезный смысл, чем представляется с первого взгляда, потому что некоторые фрагменты касались вещей, к которым тогда и на самом деле проявляли особый интерес некоторые военные учреждения - это были исследования в области антигравитации. Через некоторое время Риттер показал книгу двум другим сотрудникам УМИ, которые в тот момент принимали участие в создании первого искусственного спутника Земли, и потому, по мнению майора, это могло касаться их в первую очередь. "Счастливцами" были офицеры ВМС Джордж Гувер и Сидней Шелби, и изучив, в свою очередь, книгу Джессупа более досконально, чем это сделал начальник УМИ, они решили переговорить с самим автором, для чего позвонили ему и попросили приехать в Вашингтон.
...Моррис Джессуп, внимательно прочитав чужие пометки в своей книге, в конце концов заявил, что они наверняка являются плодом творчества явно душевнобольного человека, тем не менее, оговорился он, некоторые моменты все же заслуживают определенного внимания. Например, примечания к главе, где Джессупом вскользь описывался некий эксперимент, проведенный, по слухам, в 1943 году на базе ВМС в Филадельфии с целью добиться невидимости военного корабля с помощью так называемых "пульсирующих силовых полей". По мнению Джессупа, этот эксперимент в действительности мог иметь место, и хотя примечания, сделанные неизвестным "рецензентом", ничего нового к его версии не добавляют по причине неопределенности источников, но теоретическая база при условии удачной ее разработки выглядит в весьма выгодном свете. Вдобавок Джессуп признался Шелби и Гуверу, что у него имеются несколько писем, присланных ему вскоре после опубликования книги "Аргументы в пользу НЛО" человеком, который называл себя в этих письмах Карлосом М. Альенде, и в которых заявлял, что был очевидцем кратковременного исчезновения экспериментального эскадренного миноносца "Элдридж" из своего дока в Филадельфии 16 октября 1943 года, а также перечислял данные некоторых лиц, которые якобы были к этому эксперименту причастны и выдвигал кое-какие соображения по этому поводу.
Альенде в частности утверждал, что проведенный военными во время войны эксперимент хоть и доказал правильность некоторых выводов Альберта Эйнштейна относительно разработанной этим выдающимся ученым в 1927 году Единой теории поля, но ввиду недостаточной технической оснащенности экспериментаторов закончился страшным провалом и повлек многочисленные человеческие жертвы, и что военные тщательно засекретили всё это дело, дабы избежать обвинений в некомпетентности а также прочих смертных грехах. Однако вместе с этим Карлос Альенде заявил, что, по его мнению, военные все же не остановились после провала в своих исследованиях полученного феномена, и воспользовались результатами неудавшегося эксперимента для производства НЛО, существование которых Джессуп так настойчиво рекламировал в своей книге.
Шелби и Гувер, ознакомившись с предоставленными Джессупом письмами Альенде, тут же присовокупили их к "делу Джессупа", и вскоре в результате их стараний, на свет появилось издание книги "Аргументы в пользу НЛО" с пометками неизвестного "очевидца" и письмами Альенде, размноженное ограниченным тиражом исключительно для предоставления "влиятельным людям из руководства". Книга была снабжена также пространным предисловием самих Шелби и Гувера, но дальнейшая судьба этого тиража прослеживается с огромным трудом. Джессупу был обещан один экземпляр, но получил он его, или нет, неизвестно. Сразу после истории с письмами Альенде Джессуп забросил всякую профессиональную деятельность и уединился в своем доме на окраине Майами во Флориде, зарабатывая на жизнь переизданиями своих ранее написанных трудов, а спустя три с лишним года покончил жизнь самоубийством, отравившись выхлопными газами в собственном автомобиле (кое-кто всерьез полагает, что Джессупа попросту убили правительственные агенты, потому что он "слишком много знал" и в любой момент мог "проговориться").
Однако один экземпляр, предназначенный для высшего военного руководства, какими-то не совсем понятными путями попал в руки широкоизвестного популяризатора НЛО и других необъяснимых природных феноменов Чарльза Берлитца. Берлитц, переговорив со своим соавтором Уильямом Муром, пришел к определенному выводу, что письма этого таинственного Альенде все же заслуживают того, чтобы начать собственное расследование под громким названием "Филадельфийские эксперимент" и выжать из этого дела много такого, что позволит сочинить очередной "убойный" бестселлер. Финансировать поиски Альенде в этом направлении вызвался хозяин балтиморской газеты "Тайные события и секретные факты" Роберт Деншем. Эти увлекательные поиски продолжались больше года, и после встреч с несколькими "лже-Альенде", готовых за соответствующую сумму продать "свою историю", в 1969 году исследователям улыбнулась долгожданная удача. Настоящий автор писем Джессупу был наконец найден, и Берлитцу и Муру удалось провести с этим человеком несколько весьма важных, на их взгляд, бесед.
...Во время войны Карлос Альенде (по другим источникам - Карл Аллен) был простым матросом, и с августа 1943 года по январь 1944-го служил на американском торговом корабле "Эндрю Фьюресет", только-только построенном на верфи "Кайзер индастриз" в Калифорнии и вступившем в строй, в качестве члена палубной команды. 16 октября 1943 года "Фьюресет" находился у причала в Филадельфии, а напротив него в доке в тот день стоял эскадренный миноносец "Элдридж", с которым в один прекрасный момент, как утверждает Альенде, стало твориться что-то невероятное. Довольно большой корабль водоизмещением почти полторы тысячи тонн, вдруг внезапно ...исчез!
"...Я видел, как воздух вокруг корабля легко и очень постепенно становился темнее, чем воздух, окружающий место действия... - рассказывал Альенде, вспоминая события того дня. - Через несколько минут я увидел, как облаком поднимается вверх молокообразный зеленоватый туман. Я думаю, это было какое-то силовое поле... Я также видел, как после этого "Элдридж" быстро сделался невидимым для человеческого глаза, и при этом в морской воде остался неправдоподобно четкий отпечаток киля и днища этого корабля. Если попытаться описать звук, сопровождающий возникшее силовое поле, когда оно кружило вокруг "Элдриджа"... ну, сначала возник такой жужжащий писк, который быстро изменялся, превратился в гудящее шипение, а потом усилился до бурлящего грохота, точь-в-точь бурный поток..."
Дальше Альенде ссылается на газетную заметку, которую читал, находясь, по его собственным словам, в увольнении на берегу в Филадельфии через несколько дней после описанных событий. В статье, названия которой он сейчас не помнит, сообщалось о том, как несколько моряков с "Элдриджа" спустя три дня после эксперимента без разрешения своего начальства покинули базу и совершили нападение на "Матросский отдых" - так назывался кабачок при местной морской верфи. Корреспондент газеты, написавший статью, утверждает, что изрядно "заложившие за воротник" моряки могли запросто превращаться в невидимок, повергнув своими поступками всех официанток и посетителей в обморок и шок. Однако больше об этом газеты не написали ничего, и потому Альенде, по его собственным словам, мог следить за этим делом только по циркулирующим в матросской среде слухам. Одним из таких слухов, претендующем на наибольшую достоверность, была сказка о том, что во время эксперимента эсминец якобы каким-то образом перенесся в Норфолк, отстоявший от верфи почти на 200 миль (350 км), и побыл там несколько мгновений перед тем, как материализоваться на старом месте в доке Филадельфии.
Потом Альенде заявил, что по прошествии времени из иных источников ему стало известно об этом странном эксперименте следующее: испытания были проведены в целях выяснения возможности достижения полной невидимости военного корабля вместе с экипажем при выполнении боевого задания посредством создания определенного вида энергетического или силового поля вокруг испытуемого корабля. Эксперимент был инициирован засекреченной группой известных американских ученых, которые занимались разработкой принципа невидимости с довоенных времен, приняв на вооружение Единую теорию поля Альберта Эйнштейна, и что сам Эйнштейн также какое-то время принимал в этих работах участие. К 1943 году техническое обеспечение эксперимента еще не было доведено до полной готовности, но ввиду тотального закрытия правительством всех научных разработок, которые не сулили практического применения к концу войны (который уже отчетливо маячил на горизонте), ВМС все же решилось на его проведение на свой страх и риск, причем времени на то, чтобы подобрать более подходящее место, корабль и экипаж, практически не оставалось. Военные надеялись, что ученые не подведут, и "выйдет всё как надо"...
Однако в итоге вышло совсем не так, как хотелось военным. В результате воздействия силовых полей "Элдридж" не стал невидимым, а попросту телепортировался в не обусловленную экспериментом точку, отстоящую от Филадельфии на сотни миль. И хоть после прекращения воздействия на него силовых полей корабль тут же вернулся обратно, но последствия этого воздействия стали роковыми для многих членов экипажа. Альенде утверждал, что команда эсминца отреагировала на происшедшее по-разному: с одними на первый взгляд ничего не случилось, но впоследствии некоторые из них исчезли прямо на глазах окружающих, а другие сошли с ума и попали в психбольницу. Еще некоторые покончили жизнь самоубийством, а пять или шесть человек умерли впоследствии от воздействия на жизненно важные органы их организма силового поля...
Кроме всего прочего Альенде назвал несколько имен, которые якобы смогли бы подтвердить его наблюдения 16 октября 1943 года, так как в момент исчезновения "Элдриджа" эти люди находились рядом с ним на палубе "Фьюресета", а также предоставил некоторые сведения о руководителях и участниках проекта по созданию эффекта невидимости, которые он добыл уже после войны по своим каналам. Раскрыть источники он, правда, наотрез отказался, сославшись на неких "своих друзей в верхних эшелонах власти", однако информации, предоставленной им Берлитцу и Муру, вполне хватало для того, чтобы продолжить столь перспективное, на их взгляд, расследование.
По словам самих исследователей, дело по выявлению участников и вдохновителей небывалого проекта было в высшей степени трудоемким, но в конце концов это был их хлеб насущный, и потому они сочли нужным продолжить дальнейшее сотрудничество с Робертом Деншемом - намечающееся расследование требовало немалых финансовых средств. Правда, это расследование растянулось на добрый десяток лет, однако итог стараний Берлитца и Мура оказался довольно впечатляющим - ими были опрошено множество лиц, которые хоть и не принимали личного участия в подготовке к эксперименту, но многое о нем знали. Некоторое подозрение, впрочем, вызывает та легкость, с какой эти лица поделились с исследователями секретами высшей государственной важности, а также тотальная замена настоящих имен псевдонимами, однако поклонников творчества Берлитца и Мура такая "мелочь" никак не смутила. Главное заключается в том, что в случае с "Филадельфийским экспериментом", по мнению исследователей, американское правительство поступило точно также, как поступило впоследствии и в случае с "Розуэлльским инцидентом" в 1947 году - тщательно засекретило все свои деяния, не пожелавших молчать участников объявило сумасшедшими, фантазерами или дешевыми мошенниками, а особо опасных попросту устранило физически - как это в подобного рода делах обычно и бывает.
Смысл утверждений Берлитца и Мура относительно происшествия в 1943 году с эсминцем "Элдридж" до ужаса прост: в проведении "Филадельфийского эксперимента" наверняка могли участвовать инопланетные пришельцы, с которыми армия вступила в контакт еще до войны (и сотрудничает до сих пор), и потому тотальное появление НЛО над территорией США начиная с 1947 года - это логически следующий шаг в отношениях землян с пришельцами. Из этого, правда, проистекает такой же логический вывод, что в таком случае автором теории Единого поля, теории Относительности и многих других теорий является вовсе не Эйнштейн, однако выводы такого характера ни Мура, ни Берлитца нисколько не пугают - если уж играть, так по крупному, а на одном только Эйнштейне история науки не кончается.
2.
ДОНАЛЬД КРЕМНЕР ВЫРАЖАЕТ СОМНЕНИЕ.
Однако кроме Берлитца и Мура отыскались и другие исследователи, которые заинтересовались "Филадельфийским экспериментом" настолько, чтобы провести свое собственное расследование и прийти к выводам, несколько отличающимся от выводов этих двух экстраординарных личностей. Одним из таких исследователей оказался полковник ВВС США в отставке Дональд Кремнер, который на досуге, обеспеченном солидной пенсией, решил заняться разгадыванием всяких загадок истории, связанных с американским военным ведомством. Когда ему в 1985 году попалась на глаза книга Берлитца и Мура "Филадельфийский эксперимент", он обнаружил в ней такие детали, касающиеся некоторых известных ему не понаслышке лиц, что это показалось чересчур странным и даже подозрительным. В первую очередь Кремнера очень удивило упоминание о некоем Питере Моусли, первом офицере транспорта "Эндрю Фьюресет", который якобы в момент исчезновения "Элдриджа" находился рядом с Альенде и вместе с ним наблюдал за тем, что происходило с эсминцем.
Моусли был родственником Кремнера - он был женат на двоюродной сестре жены отставного полковника, и во время второй мировой войны служил на военных транспортах, перевозивших войска и вооружение из Америки в Европу и Северную Африку. Кремнер с ним мало общался, и потому не знал названий кораблей, на которых плавал Моусли, но был уверен, что если бы тот был свидетелем непонятного события, о котором твердил Альенде в своих письмах Джессупу, то Кремнеру рано или поздно стало бы об этом известно - хотя бы от своей жены. Моусли умер где-то в начале 60-х, примерно тогда же умерла и его жена, но в Оклахоме проживал их взрослый сын Роджер, и Кремнер не мешкая связался с ним, чтобы попытаться выяснить все то, что не удалось выяснить ни Джессупу, ни Берлитцу с Муром, ни кому бы то ни было еще.
Роджер Моусли показал своему дяде военные письма отца, которые тот присылал домой начиная с 1943 года, но в этих письмах не оказалось той информации, на которую рассчитывал отставной полковник - во время войны цензурой не допускались упоминания в письмах родственникам о конкретных событиях или военных действиях. Однако кроме писем сохранился дневник Питера Моусли, и когда Кремнер принялся его изучать, то обнаружил, что в нем не хватает многих страниц. Впрочем, вскоре эти страницы отыскались среди других вещей бывшего моряка, но было совершенно непонятно, зачем они были изъяты из тетрадей - ничего интересного в них не было, как, впрочем, и в самом дневнике. Моусли попросту записывал наиболее запомнившиеся ему эпизоды своей службы на флоте во время войны, но никаких сообщений о "Филадельфийском эксперименте", который он якобы наблюдал 16 октября 1943 года вместе с Альенде, не оставил. Зато Кремнер выяснил кое-что другое - оказывается, 16 октября 1943 года Моусли никак не мог наблюдать в филадельфийском доке хоть что-то, потому что именно в этот день он находился от этого самого дока на расстоянии не менее, чем 3500 миль!
Эту деталь было трудно обнаружить, но Кремнеру при беглом осмотре дневника совершенно случайно попалась на глаза строка, где бывший первый офицер "Фьюресета" как бы между прочим записал, что день рождения сына (Роджера) отпраздновал в Оране (Алжир), в порту, который после вторжения американцев в Северную Африку являлся главной перевалочной базой союзников в этом регионе. Как Кремнер узнал, день рождения сына Моусли - 18 октября, и если "Филадельфийский эксперимент" проводился, согласно утверждениям Альенде (а также Берлитца и Мура) 16 октября, то Питер Моусли никак не мог быть его очевидцем. Тут уж приходилось верить кому-то одному - либо Моусли, либо Альенде, но так как версии обоих на данном этапе невозможно было ни проверить, ни опровергнуть, Кремнер стал перепроверять данные, приведенные в своей книге Берлитцем и Муром, более тщательно.
Американские исследователи утверждали, что транспортный корабль "Эндрю Фьюресет" был принят в эксплуатацию в октябре 1942 года и успел совершить несколько рейсов с военными грузами из Сан-Франциско и Лос-Анджелеса в Австралию и Новую Зеландию, пока его не перевели на восточное побережье США для участия в атлантических конвоях. Карл Альенде, согласно его собственным утверждениям, появился на этом корабле за целых два месяца до "эксперимента" - 16 августа 1943 года, когда "Фьюресет" находился в порту Ньюпорт-Ньюс, расположенном в семи милях от военно-морской базы в Норфолке в самом устье Чесапикского залива, и сразу после этого "Фьюресет" отправился в очередное плавание в составе атлантического конвоя. Конечной целью перехода является Касабланка в Марокко, и 4 октября транспорт приходит обратно в Ньюпорт-Ньюс, где выгружается и встает в док Филадельфии для ремонта, и остается там до 25 октября. Затем снова поход в Северную Африку, на этот раз в Алжир, в порт Оран, и не возвращается в Америку до середины января следующего, 1944 года. После возвращения в Штаты Альенде покидает "Фьюресет" и переходит на другое судно.
Берлитц и Мур сообщают, что эта версия взята ими из официальных документов, предоставленных руководством фирмы "Мatson Navigation Company", которая эксплуатировала "Фьюресет" до 1946 года, но когда они вознамерились отыскать вахтенные журналы корабля за 1943 год, то оказалось, что они якобы были уничтожены по приказу свыше, и никаких дубликатов в природе уже не существует. Все это навевало мысли о том, что военные власти скрывали правду, и это, по мнению Кремнера, было более чем странно - ведь у Берлитца и Мура на вооружении были только две версии, и им-то уж доверять мнению какого-то непонятного бывшего матроса было более глупо, чем официальному заявлению военного командования. Но у Кремнера был дневник Питера Моусли, который опровергал предыдущие версии, включая официальную, и тем самым создавал условия для предположения, что во всей этой истории и на самом деле было что-то не так, причем тут были замешаны совершенно разные силы, преследующие каждая свои собственные интересы.
Теперь Кремнеру следовало заняться эсминцем "Элдридж", официальная биография которого не отличалась от биографии ни одного из подобного рода кораблей, участвовавших в войне. Берлитц и Мур утверждали, что в свое время они всеми правдами и неправдами добрались до официальных документов морского министерства и выяснили, что корабль этот был спущен на воду 25 июля 1943 года в Ньюарке и принят в эксплуатацию ровно два месяца спустя в Нью-Йорке. Поначалу эсминец планировалось использовать в качестве разведывательного корабля в водах Западной Атлантики, и 5 сентября он вышел в свой первый поход к Бермудским островам, где с 1941 года располагалась база ВМС США. В Нью-Йорк "Элдридж" вернулся 28 декабря того же года, а спустя неделю ушел в свое первое трансокеанское плавание - с конвоем в Африку. Таким образом, официальные документы начисто опровергали версию Альенде, но эти документы настойчивым исследователям не показались надежными, и потому они провели более тщательное расследование. Судовые журналы "Элдриджа", содержащие информацию об истинных перемещениях корабля с момента спуска на воду и до конца декабря 1943 года, также, как и документы "Фьюресета", были "утеряны", и потому Берлитцу и Муру пришлось изрядно потрудиться, чтобы попытаться хоть как-то прояснить ситуацию. Через некоторое время они обнаружили в незадолго до этого рассекреченных архивах рапорт командира "Элдриджа", капитан-лейтенанта Чарльза Гамильтона, об атаке глубинными бомбами на немецкую подводную лодку, который ставил под сомнение официальное заявление военного ведомства о том, что до начала 1944 года эсминец не покидал воды Западной Атлантики, так как согласно этому рапорту бомбометание производилось в непосредственной близости от берегов Марокко 20 ноября 1943 года. Следующей находкой Берлитца и Мура был инженерный вахтенный журнал, в котором, правда, не содержалось информации, необходимой для непосредственного решения вопроса, однако в нем приводились координаты корабля по некоторым другим спорным датам, и потому исследователи вполне резонно решили, что если уж в официальной версии обнаружились эти "ошибки", то запросто могут обнаружиться и другие, гораздо более существенные. Это все говорило о том, что официальной версии в этом деле верить совершенно нельзя, но в распоряжении Кремнера имелось не две версии, как у Берлитца и Мура, а целых три, и вот эта самая третья версия не позволяла верить и версии Альенде, которая выдвигалась на первое место после дискредитации официальной, потому что если "Элдридж" и находился в Филадельфии 16 октября 1943 года, то "Фьюресет", согласно утверждению Моусли, там находиться не мог никак, следовательно, не мог находиться на нем и сам Альенде.
Если только этот самый Альенде на самом деле проходил службу на "Фьюресете", а не совсем на другом корабле.
3.
"ДЕЛО О "ПОДСТАВАХ".
Когда Кремнер служил в ВВС, он слышал всякие истории про НЛО, но сам никогда с этими непонятными "летающими тарелками" не сталкивался, и даже не был знаком с людьми, которые их наблюдали. Он не был сторонником теории инопланетного присутствия на Земле, хотя и подозревал, что военные проводят какие-то эксперименты по созданию летательных аппаратов с недостижимыми для современной авиации характеристиками, правда, ему неизвестно было, с какой целью они эти эксперименты засекречивают. Вся эта пена начала подниматься еще в первые послевоенные годы, когда американские военные готовились получить от своих конструкторов новую авиатехнику, которая на несколько порядков должна была превосходить ту, с которой Америка закончила войну. Но в итоге они получили большую и жирную фигу в виде старых схем, снабженных, правда, реактивной тягой, прибавившей самолетам скорости, дальности полета и бомбовой нагрузки, но это было совсем не то, на что рассчитывали генералы и адмиралы. Еще в 1943-м году американские авиаконструкторы Нортроп и Циммерман объявили во всеуслышание, что давно готовы запустить в серию новые, ультрасовременные схемы, которые не просто значительно расширят диапазон боевого применения летательных аппаратов, а перевернут вверх дном всю военную стратегию - русские в авиации значительно отставали от американцев, и потому можно было рассчитывать одним махом покончить с ними нападением с воздуха и даже без применения сухопутных армий и военных кораблей (за исключением, разумеется, авианосцев, которые должны были обеспечить предварительное уничтожение ПВО противника).
...В 1946 году молодой, но уже опытный специалист, лейтенант Дональд Кремнер был пилотом стратегического бомбардировщика Б-29 "Суперфортресс" из 3-й воздушной армии, штаб которой располагался в Пуэбло, штат Колорадо. Война с немцами и японцами закончилась больше года назад, но среди личного состава ходили упорные слухи, что не за горами новая война, на этот раз уже с бывшим союзником Америки - Сталиным. Никто из строевых офицеров, правда, этому в глубине души не верил, но было ясно, что командование ВВС лихорадочно к чему-то готовится, устраивая чехарду с перевооружением армии на реактивную технику, которая, по большому счету, мало чем отличалась от зарекомендовавших себя в боях второй мировой истребителей и бомбардировщиков с поршневыми двигателями. Конечно, реактивная тяга сулила неплохие перспективы в будущем, но это все же было будущее, а война могла возникнуть вот-вот. Но потом все же выяснилось, что никакой войной с русскими и не пахло, а война шла внутри самих вооруженных сил США, причем не на жизнь, а на смерть - перед высшим руководством страны ставился вопрос о самом существовании ВВС как ударной силы (*2), потому что кое-какие умники в Пентагоне решили, что задачи стратегической авиации с гораздо большим успехом могут решить межконтинентальные ракеты, над созданием которых усиленно трудилась целая армия вывезенных из Германии ученых во главе с самим Вернером фон Брауном, "отцом" немецких ракет "ФАУ". ВВС нужно было во что бы то ни стало доказать обратное, но времени уже не оставалось - единственный человек, от которого зависело окончательное решение вопроса (президент Трумэн), не собирался ввязываться в дела своих вооруженных сил в связи со скорым окончанием его президентских полномочий. Республиканцы, оттесненные в 1933 году от власти почти на 15 лет, решили наконец свалить демократов, "ввергнувших Америку в пучину мировой войны в 41-м", новой программой ярко выраженного пацифистского свойства, и в случае поражения Трумэна на выборах в 1948 году, грозили вообще "пустить армию США по миру и с протянутой рукой". Поэтому в свете намечающихся событий у ВВС было целых две заботы - во-первых не позволить демократам в лице Трумэна покинуть Белый Дом, и во-вторых провалить все "ракетные программы" армии, дабы не потерять те источники финансирования, которые еще оставались. На стороне ВВС, к счастью, выступил флот, имевший свои интересы в области развития авиации, но всех проблем это не решало - проклятые ракетчики, значительно усилившие свои кадры немецкими "инструкторами", делали свое разрушительное дело с завидной быстротой, тогда как конструкторы реактивных двигателей для самолетов сталкивались с постоянно возникающими ввиду отсутствия необходимого опыта трудностями (*3).
Кремнер был в курсе всех проблем своего ведомства, но он, как и большинство военных в то время, был сказочно далек от политической суеты, охватившей Белый Дом в преддверии скорых президентских выборов. Он и сам прекрасно понимал, что применение ракет в качестве основного носителя атомной бомбы не сулит абсолютно никаких перспектив не только стратегической авиации, но и всей авиации в целом (включая и противовоздушную оборону), и потому он несказанно удивился, когда узнал, что ожидавшиеся "летающие крылья" Б-49 Нортропа, способные с полной бомбовой нагрузкой чуть ли не в стратосфере облететь добрую половину земного шара на сверхзвуковой скорости, будут заменены на весьма посредственные Б-36, причем в таких огромных количествах, что это выглядело в свете возможного принятия "ракетной стратегии" просто нелепо. Параллельно необходимые для перевооружения средства получил и флот, но самое загадочное заключалось в том, что ракетостроительные программы от подобного поворота дела нисколько не пострадали. Видимость прогресса в создании новых видов вооружений поддерживалась и тем фактом, что Советы, вопреки всякой логике, пошли по идентичному пути, причем основу стратегической бомбардировочной авиации русских собирался составить бомбовоз даже не с реактивной тягой, а с турбовинтовой (это был "переработанный" из американского Б-29 на предмет банального улучшения характеристик Ту-80, модифицировавшийся вскоре в Ту-85, и к 1951 году окончательно превратившийся в Ту-95 "Медведь", еле достигавший максимальной скорости 900 км/ч и остающийся на вооружении России по нынешние времена)! Наиболее здравомыслящей части личного состава ВВС наконец стало ясно наверняка, что Америка ни к какой войне готовиться не собирается, и тем нелепее выглядели слухи о том, что американскими конструкторами ведутся работы по созданию какого-то супер-оружия на основании технологий, полученных якобы в свое время от инопланетян, потерпевших катастрофу в пустынях Среднего Запада.
Однако в армии (даже в американской) приказы генералов не обсуждаются, и потому вскоре полк, где служил Кремнер, стал нехотя готовиться к грядущему переучиванию на готовый вот-вот морально устареть Б-36. Тем временем прошел еще год, затем другой, и Трумэн был избран на второй президентский срок. С одной стороны военные должны были быть довольны - благодаря этому факту ВВС получили новые средства, обеспечивавшие верным куском хлеба и их самих, и всех, связанных с ними, но с другой - пилоты таки не получили новой техники, обещанной когда-то конструкторами и разрекламированной досужей молвой. К концу 40-х стало известно, что в серию собирается запускаться новый бомбардировщик Б-52 "Стратофортресс", который ненамного превосходил Б-36 по своим качествам, но что самое главное, совсем уж не выделялся (несмотря даже на реактивную тягу) никакими преимуществами перед русским Ту-95. И хотя политики вовсю трубили о какой-то "коммунистической угрозе" и потрясали перед Конгрессом многочисленными счетами, которые налогоплательщикам якобы следует немедленно оплатить для дальнейшего укрепления боеспособности вооруженных сил, никакого прогресса в развитии кардинально новых видов вооружений не наблюдалось. Когда в начале 50-х совершенно случайно выяснилось, что самолеты, выполненные по схеме "летающее крыло", относительно малозаметны для наземных радиолокационных станций (*4), летчики были снова взбудоражены, полагая, что наконец-то командование ВВС проявит необходимое благоразумие и потребует от конструкторов скорейшего продолжения работ именно в этом направлении... но отнюдь не бывало - поступивший наконец на вооружение в качестве стандартного стратегического бомбардировщика Б-52 "Стратофортресс" являл собой вопиющий пример преднамеренной демаскировки боевого летательного аппарата в условиях радиолокационного противодействия ПВО противника. Слишком огромный, невероятно шумный, состоящий из великого множества великолепно отражающих всяческие излучения углов, Б-52 не представлял из себя ничего особо выдающегося с довоенных времен, когда был введен в строй "легендарный старичок" Б-17 "Летающая крепость". В наступивших условиях, по мнению летчиков, создание "невидимого" бомбардировщика означало не просто рывок вперед в области технологий, это означало почти стопроцентное поражение вражеской обороны в случае возникновения конфликта, а в мирное время это больше всего касалось воздушной разведки. Но, как известно, "невидимый" самолет был создан американцами только к началу 90-х, когда Советский Союз начал фактически разваливаться, и на мировую арену стали выползать, подобно уэллсовским морлокам, более зловещие политические силы. Но в начальные годы "холодной войны" с СССР американским лидерам, по всей видимости, не нужна была совсем никакая "невидимость" своей авиации, хотя они и делали вид перед налогоплательщиками, что усиленно создают что-то новенькое, дабы защитить Америку от агрессивных русских коммунистов.
В 1985 году Кремнер познакомился с одним морским летчиком - капитаном Хайнцем Барнумом, который некогда воевал в Корее, был сбит в самом начале 1953 года, попал к северокорейцам в плен, затем пытался бежать, но был схвачен и приговорен за побег к расстрелу. Барнуму несказанно повезло - его выкупили русские и продержали у себя до конца войны. Все это время капитан общался со своими спасителями, которые, к немалому удивлению американца, имели на войну в Корее совсем иной взгляд, чем это представляла официальная американская пропаганда. В задушевных беседах с одним майором, представлявшим в Корее советскую контрразведку, Барнум провел немало времени, и выяснил, что главными врагами советского руководства в любые времена, оказывается, являлись не внешние враги в лице капиталистов-империалистов, а внутренние - это те, кто понимал все не хуже самих хозяев, но сотрудничать с ними не собирался ни в каком качестве: это всякие националисты, вознамерившиеся расколоть с такими трудами созданную империю, диссиденты, пытающиеся баламутить народ в угоду своим дегенеративным фантазиям, и прочие троцкисты, оппортунисты и уклонисты, преследующие сугубо личные цели. В такой огромной и разношерстной стране, как Россия, втолковывал разоткровенничавшийся майор Барнуму, не может иметься места патологической ненависти к американцам, в отличие от китайцев, например, или арабов, которые в свое время немало натерпелись от жадных западных колонизаторов. Это прекрасно показала вторая мировая война, заставившая идеологических врагов объединиться и сражаться плечом к плечу по одну сторону фронта против фашистов. Война же в Корее - это прежде всего война китайцев против Запада, она возникла бы даже в том случае, если бы вместо Мао Дзе Дуна в Пекине сидел только на словах обожавший американцев Чай Кан Ши, а Сталину эта война нужна была только для того, чтобы не потерять лица перед своими "друзьями" китайцами, восточного коварства которых он боялся больше, чем всех западных капиталистов-империалистов вместе взятых. Русский майор предсказывал, что очень скоро Китай из друга Советского Союза превратится в самого главного его врага, потому что Сталин не вечен, а сила влияния на китайцев нового советского руководства, которое придет ему на смену, без всякого сомнения не позволит удержать лидеров Поднебесной в узде - тупые азиаты воспринимают учение Маркса слишком прямолинейно для того, чтобы подключиться к "любовным играм" с американцами в качестве не то что союзников, но даже самых захудалых партнеров в любом, даже жизненно важном для обоих сторон деле.
Барнум, который в силу склада своего ума понимал все намного проще, посчитал, что русский над ним просто смеется. Но впоследствии американец имел возможность сравнить его предсказания с произошедшими после смерти Сталина переменами, и его мировоззрение медленно, но верно стало претерпевать некоторые изменения. Если русский оказался прав в одном, то вполне мог быть прав и в другом: русские - не враги, а партнеры в одном важном деле, затеянном совместно с американцами против неведомого пока врага. Но что же это за враг такой, совместное противодействие которому требует такой глубокой маскировки? Русский намекал в разговорах вовсе не на китайцев или арабов, а на каких-то инопланетных пришельцев, с "летающими тарелками" которых встречались в небе над Тихим океаном некоторые пилоты, но было ясно, что он и сам их всерьез не воспринимает. Барнум помнил, что советский контрразведчик пытался расспрашивать его о том, почему американцы не применяют в боевых действиях реактивный истребитель FU-5 "Скиммер", подставляя под удары МиГ-15 значительно уступающие ему "Сейбры" и "Пантеры". Барнум ничего ему на это не ответил, и не только потому, что не собирался обсуждать с противником американские военные тайны, но и потому, что сам мало чего достоверного слышал об этом проекте, который концерн "Чанс-Воут" разрекламировал еще до начала второй мировой войны, а через несколько лет вдруг резко снял этот вопрос с повестки дня, заменив "летающую сковородку" весьма посредственными (а то и вовсе неудачными) FU-6 и FU-7. Вместо ответа американец поинтересовался, какое отношение имеет "Скиммер" к инопланетным "летающим тарелкам", и тогда русский поразил его, рассказав, что по данным русской разведки, "летающие сковородки" фирмы "Чанс-Воут", так и не вступившие в строй, обладали весьма сходными характеристиками с "летающими тарелками", которые американские военные якобы начали подбирать в пустынях северо-западных штатов США после официального закрытия программы по "перспективному" истребителю FU-5. В довершение всего он предъявил Барнуму экземпляр книги Фрэнка Скалли "Тайны летающих тарелок", вышедшей в США в конце 40-х, и поинтересовался, не принимает ли американец всерьез все эти бредни насчет "инопланетного присутствия на Земле"?
Когда Барнум рассмеялся и обозвал автора книги мошенником, его собеседник задал следующий вопрос: стоит ли тогда иметь за мошенника героя второй мировой, покорителя разбушевавшейся Японии, командующего союзными силами в Корее в 1950-51 г.г. генерала Дугласа Макартура, который вплоть до своей отставки буквально бомбил Вашингтон "секретными сообщениями" о том, что им якобы создана некая оперативная разведывательная группа для сбора информации о каких-то странных "летающих объектах", заполонивших начиная с 1943 года практически все небо над Тихим океаном, мешая американским военно-воздушным силам выполнять возложенные на них задачи?
Барнум, как и Кремнер, никогда не сталкивался с "летающими тарелками" во время выполнения заданий, и даже не знал никого, кому выпало такое "счастье". Слухи о созданной Макартуром группе по "изучению НЛО" оставались только слухами, и он решил, что русский также оперирует только слухами, и потому посоветовал ему не впутывать прославленного генерала в это темное дело. Но майор не унимался, он поведал американцу о том, что другой герой войны, адмирал Г. Бартон, в 1945 году назначенный заместителем начальника Управления военно-морских исследований по консультативным вопросам относительно возможности практического применения проектов, разработанных ВМС, год спустя после своего назначения, положил на стол президенту Трумэну доклад о практическом достижении группой американских ученых невидимости крупных единиц флота в целях маскировки в боевых условиях на основе теорий, разработанных самим Альбертом Эйнштейном. Барнум выразил сомнение, что б столь секретное содержимое докладов президента могло попасть в руки противника, а потому рассказанное русским есть либо плод его фантазии, либо все это взято из публикаций всеядной "желтой прессы". Но даже если все и так, заявил он, то тратить в военное время на какую-то ерунду миллионы, и даже миллиарды долларов - это не в обычаях американцев, и если бы флот все же и проводил тогда какие-то перспективные эксперименты по улучшению боевых качеств своей техники, то результаты этих экспериментов давно бы уже воплотились в действительность.
Впрочем, американский летчик ни в чем не был уверен до конца, и отдавая себе полный отчет, что вся эта "дружба" с русской контрразведкой неспроста, предпочел играть роль простодушного скептика, чем ввязываться в опасные дискуссии со своими спасителями. После возвращения домой он даже не думал над тем, что понарассказывал ему русский, он был полностью занят своей карьерой и выполнял четкий и недвусмысленный приказ командования не лезть во всякие тайны, которые начали плодиться со скоростью света после начала "холодной войны" с Советами. Однако прошли годы, и в руки летчика попалась книжка Морриса Джессупа "Аргументы в пользу НЛО", где упоминалось про некий эксперимент ВМИС с американским эсминцем в Филадельфии во время войны. В этой книжке, правда, не фигурировало никаких конкретных имен и названий, но проводилась недвусмысленная параллель между секретными работами по созданию "чудо-оружия" и заполонившими в связи с этим небо Америки "летающими дисками". Еще через некоторое время вышла книга Берлитца и Мура "Бермудский Треугольник", где также сообщалось об этом секретном эксперименте, который якобы был проведен в рамках программы по практическому применению невидимости боевой техники, а за ней последовал и сам "Филадельфийский эксперимент", в котором было собрано такое количество разнообразных фактов, "подтверждающих" это событие, что разобраться в том, где правда, а где вымысел авторов становилось просто невозможно.
Но самое главное открытие Барнума состояло в том, что он обнаружил в последней книге Берлитца и Мура некоторые имена, с которыми был некогда знаком. В первую очередь это касалось лейтенанта флота Эдварда Шафтера, фигурировавшего в книге "Филадельфийский эксперимент" в качестве очевидца происшествия в пригороде Филадельфии - Дарби, когда какой-то матрос, которого попытался задержать военный патруль, прошел сквозь высокую каменную стену и исчез в неизвестном направлении. Шафтер якобы участвовал в погоне, а потом дал интервью оперативно прибывшему на место репортеру местной газеты. Дальнейшая судьба Шафтера Берлитцу и Муру неизвестна, статьи, в которой описывалось загадочное исчезновение матроса им тоже раздобыть не удалось, но всю историю они записали со слов некоего Джона Митчелла, который обратился к писателям в 1977 году, после выхода в свет их книги "Бермудский Треугольник".
Эдвард Шафтер и Джон Митчелл были сослуживцами Барнума, и самое интересное состояло в том, что ни один, ни другой, не имели совершенно никаких оснований присутствовать в качестве каких бы то ни было свидетелей по делу "Филадельфийского эксперимента". Шафтер в середине октября 1943 года находился вместе с Барнумом на авианосце "Принсетон" в Коралловом море у берегов Австралии и принимал участие в налетах на японскую базу на Новой Британии. Митчелл же погиб год спустя, когда японская бомба угодила в палубу этого авианосца у Филиппин. Эта "подстава" окончательно убедила Барнума в том, что непонятная возня вокруг каких-то сверхсекретных экспериментов есть не что иное, как одно большое жульничество. Но он все же попытался связаться с Берлитцем и написал этому "исследователю" письмо, в котором задавал вопрос, зачем тому понадобилось идти на столь невероятный подлог, замешивая в "дело" людей, которые к нему не могли иметь совсем никакого отношения. Попутно он попытался разыскать Шафтера, но выяснилось, что тот умер за несколько лет до этого.
Ответа от Берлитца Барнум так и не получил, зато очень скоро его вызвали в особый отдел части, где он служил, и попросили не лезть в дела, связанные со всякими секретными исследованиями вооруженных сил, даже если эти исследования относятся к разряду откровенных мифов. Дело было в 1978 году, когда Барнум готовился к выходу на заслуженную пенсию, и потому его интерес к "Филадельфийскому эксперименту" снова угас. Но ему все же пришлось все вспомнить при встрече с Кремнером в 1985 году, и тут уж эти воспоминания упали на обильно удобренную почву - у Кремнера, как ему самому казалось, появилась отличная возможность если уж не разобраться с некоторыми современными мифами техногенной эпохи, то прояснить в этом вопросе кое-что и лично для себя.
4.
РАССКАЗЫ ПО ТЕМЕ.
Одним из самых козырных моментов (наряду с "письмами Альенде" и "рукописными" комментариями неизвестного "рецензента" к книге Джессупа), на которых основывается построение наиболее правдоподобного варианта сюжета посвященного "Филадельфийскому эксперименту" исследования Берлитца и Мура, является рассказ зашифрованного под псевдонимом "доктор Рейнхардт" лица, работавшего во время войны, по его собственному утверждению, в Бюро физических разработок департамента военно-научных учреждений США. Уильям Мур разыскал этого человека и опросил его, и в итоге на свет всплыла следующая история.
В 1940 году, рассказал "доктор Рейнхардт", его вызвал к себе директор бюро, некий профессор Карл Альбрехт (у которого в кабинете в тот момент находились трое военных из Национального комитета оборонных исследований, а также сотрудничавший с бюро математик Янош фон Нейман), и предложил Рейнхардту как можно скорее рассчитать некоторые параметры предоставленного военному ведомству самим Эйнштейном проекта, касающегося придания невидимости боевой технике с целью ее защиты от мин и торпед противника. Речь шла о достижении 10-процентной кривизны света путем создания интенсивных электромагнитных полей вдоль бортов крупного военного корабля типа эскадренный миноносец или легкий крейсер. В предварительных расчетах, по утверждению Альбрехта, принимал также участие знаменитый физик, соратник Эйнштейна, профессор Карл Ладенбург, и от Рейнхардта требовалось выяснить практическую вероятность такого значения искривления света, чтобы на основании предложенных расчетов можно было реально достичь желаемого эффекта миража. Через несколько часов Рейнхардт закончил проведение необходимых вычислений, но результат этих вычислений не удовлетворил Альбрехта, поскольку это было не совсем то, что требовали от него заказчики - трое офицеров из Национального комитета оборонных исследований. "Вы сделали эти расчеты, - сказал Альбрехт, - относительно интенсивности поля на разном удалении от борта корабля, а про нос и корму, похоже, забыли". В ответ Рейнхардт заметил, что его расчеты были бы гораздо определенней, если бы он все-таки имел хоть приблизительное представление о том, о чем конкретно идет речь. "Не проще ли сделать корабль невидимым с помощью обычной легкой дымовой завесы? - поинтересовался Рейнхардт, закидывая удочки. - И тогда вовсе незачем обращаться к такой сложной теоретической проблеме..." До сих пор никто не брался применять теории Эйнштейна на практике ввиду чрезвычайной сложности требуемого оборудования и чрезмерных затрат энергии, но военные вели себя так, словно все это оборудование у них уже имелось, или по крайней мере были возможности к скорейшему его созданию. Тогда Рейнхардт предложил выделить ему больше времени, но Альбрехт категорически отказался, сославшись на требования секретности, и отпустил Рейнхардта, добавив, что они с Нейманом закончат все сами.
Позже, по воспоминаниям Рейнхардта, к проекту подключилась лаборатория военно-морских исследований, и одним из ведущих специалистов в нее был назначен блестящий ученый-экспериментатор капитан У. Парсонс (тот самый, который впоследствии занимался технической подготовкой атомной бомбы, сброшенной на Хиросиму). Хоть Рейнхард и не принимал непосредственного участия в новом проекте, но ему приходилось заниматься разработкой таблиц, касающихся резонансных частот света в видимом диапазоне, а также довелось как-то поприсутствовать на одной конференции, на повестке дня которой стояла тема выявления побочных эффектов, которые могли быть вызваны подобными экспериментами. Сам Рейнхардт, впрочем, не собирался принимать всерьез хоть какую-то возможность достижения межпространственных эффектов или так называемого "смещения масс" - в 1940 году подобные вещи относились к разряду научной фантастики, однако Альбрехт заставил всех участников подписать составленное им совместно с Ладенбургом и адресованное НКОИ предостережение, что при проведении серьезных экспериментов с электромагнитными полями требуется учитывать любые неприятности, и что вообще "все это дело требует величайшей осторожности"...
Далее Рейнхардт упоминает некоего адмирала Джерри Лэнда, начальника Морской комиссии США, который часто помогал НКОИ, когда дело касалось привлечения к экспериментам военных кораблей. Дело в том, что во время войны, когда проводилась большая часть задействованных в исследовательских программах экспериментов, было очень трудно получить для этих экспериментов подходящие корабли. Сразу же после приема в эксплуатацию все корабли становились составной частью оперативных планов, и было практически невозможно использовать их для экспериментов. Единственным реальным способом воспользоваться кораблем можно было только в короткий период между спуском на воду и приемом в эксплуатацию, однако простым этот путь не был никогда и требовал определенных маневров в высших эшелонах. Лэнд как нельзя лучше умел убеждать высокопоставленных лиц в целесообразности и перспективности предоставляемых учеными проектов, но к 1943 году пути Рейнхардта и людей, занимавшихся искривлением света в целях получения невидимости разошлись, и про "Филадельфийский эксперимент" он ничего не слышал до тех пор, пока о нем не упомянул Джессуп в своей книге "Аргументы в пользу НЛО". Подозревая, что знает о секретах правительства гораздо больше, чем следовало бы, Рейнахрдт бросил научные исследования, переехал из Вашингтона в Калифорнию и, как он сам выразился, "залег на дно". О "Филадельфийском эксперименте", участником начальной стадии которого когда-то был, он знал гораздо меньше Уильяма Мура, собиравшего необходимые сведения много лет, но он согласился помочь исследователю, пообещав по своим каналам раздобыть информацию о предполагаемых исполнителях этого эксперимента. Однако вскоре после этой встречи Рейнхардт скоропостижно скончался, и хотя в его смерти полицией не было выявлено сколько-нибудь загадочных обстоятельств, Мур поспешил объявить эту смерть чрезвычайно подозрительной.
Еще одним аргументом в пользу сверхсекретного проекта под названием "Филадельфийский эксперимент", по мнению Берлитца и Мура, является рассказ некоего конструктора Патрика Мейси, работавшего в одной из электромагнитных лабораторий в Калифорнии. Мейси рассказал исследователям, что когда-то знавал одного человека, своего коллегу, по имени Джим (фамилия за давностью лет из памяти Мейси выветрилась), и как-то этот самый Джим, выражая свое мнение по поводу того, как много правительство скрывает в связи с проблемой НЛО, поделился со своим коллегой воспоминаниями об одном случае, который он назвал "странным-престранным". Во время войны Джим служил в ВМС, а в 1945 году его перевели в Вашингтон, где он поступил в ведомство, занимавшееся контролем за аудио- и видеоматериалами. "Как-то раз, - рассказывал Джим, - я получил возможность увидеть часть фильма о проводившемся на море эксперименте, который показывали высшим чинам ВМС. Я помню лишь отдельные части фильма, ведь я находился при исполнении служебных обязанностей и не мог, как другие, просто сидеть и смотреть его. Я не знал, о чем, собственно, фильм, поскольку комментария в нем не было. Но помню, что речь в нем шла о трех кораблях. Было сказано, как два корабля накачивали какой-то энергией третий, стоявший между ними. Я тогда подумал, что это звуковые волны, но ничего определенного сказать не могу, меня, естественно, в эти дела не посвящали. Через какое-то время этот средний корабль - эсминец - начал постепенно исчезать в каком-то прозрачном тумане, пока от него не остался один только след на воде. Потом, когда поле (или что там было) отключили, корабль снова появился из тонкой пелены тумана. Это был, видимо, конец фильма, и я случайно услышал, как некоторые обсуждали увиденное. Кое-кто говорил, что поле было включено слишком долго и что этим-то и объясняются все проблемы, появившиеся кое у кого из экипажа. Один из них упомянул какой-то случай, когда после эксперимента якобы один из членов экипажа попросту исчез, сидя за рюмкой в баре. Другой рассказывал, что матросы вроде бы "до сих пор не в своем уме и, видимо, навсегда". Был также разговор о том, что некоторые матросы исчезли навсегда. Остальная часть беседы проходила уж слишком далеко от меня, чтобы я мог что-либо расслышать..."
Помимо этого Берлитц и Мур упоминают известного когда-то писателя Джеймса Вулфа, который некоторое время занимался разгадыванием загадки "писем Альенде", но после того, как объявил о намерении написать об этом "весьма правдивую книгу", то самым загадочным образом исчез. Уильям Мур утверждает, что неоднократно общался с Вульфом, и узнал от него об одном деле, которое наверняка самым тесным образом связано с "Филадельфийским экспериментом". Оно касалось случая, произошедшего в Канаде на ферме некоего Роберта Сафферна - поздним вечером 7 октября 1975 года возле дома этого самого Сафферна объявился странный НЛО, которым управляли не менее странные маленькие человечки, облаченные в серебристо-серые костюмы и шаровидные блестящие шлемы. Никаких попыток контакта с увидевшим их Сафферном пришельцы не предпринимали, они только подобрали выскочившего из расположенного рядом зернохранилища (которое все это время источало из себя странный "потусторонний" свет) еще одного человечка, зачем-то облетели вокруг мачты высоковольтной линии, после чего НЛО исчез, свечой уйдя в ночное небо.
Этот случай так и остался бы рядовым случаем наблюдений НЛО, если бы Сафферн не рассказал посетившим его спустя несколько месяцев журналистам о том, что через некоторое время к Сафферну не приехали трое официальных лиц, один из которых представился высшим чином канадской армии, другой - представителем американских ВВС, а третий - агентом секретной службы США. На встречу с Сафферном их привез на своей машине сам начальник управления полиции Онтарио, и у всех троих были впечатляющие удостоверения личностей, так что ни о каком мошенничестве, вроде бы, не было и речи. Эти люди, прежде чем начать задавать вопросы, сами выложили канадскому фермеру кучу всякой информации, заявив, среди прочего, что правительства США и Канады весьма серьезно сотрудничают с космическими пришельцами еще с 1943 года (или даже раньше), и потому появление НЛО на ферме Сафферна не являлось чем-то экстраординарным - у "летающей тарелки", мол, случилась непредвиденная поломка ("чисто функциональный дефект"), что и вынудило ее приземлиться в этом районе. В доказательство эти странные визитеры стали показывать Сафферну всякие фотографии, на которых были изображены НЛО, и взахлёб рассказывали полуграмотному фермеру о том, насколько важно сотрудничество землян с пришельцами, и даже ...извинялись перед ним за "инцидент 7 октября". Если они и задавали какие-то вопросы Сафферну, то он о них умолчал, они также его ни о чем не предупреждали и ни от чего не предостерегали, так что в этом свете посещение его официальными лицами канадского и американского правительств выглядит, мягко выражаясь, несколько странно.
Сам Сафферн утверждает, что некоторое время спустя он наводил справки о посетивших его личностях, и поэтому у него нет никаких сомнений в том, что все было так, как они ему рассказали. Рассказ Сафферна был литературно обработан журналистами Харри Токарцем и Мишелем Альберти, и летом следующего, 1976 года появился в журнале "Палс эналайзер", где его и увидел писатель Д. Вулф. Занимался он доскональной проверкой этого материала, или нет - об этом Уильям Мур так и не узнал, но сам он, по всей видимости, к этому также никаких шагов не предпринимал, по крайней мере ни он, ни его соавтор Берлитц нам об этом ничего не рассказывают. Зато они самым непосредственным образом связывают рассказ канадского фермера с полюбившимся им "Филадельфийским экспериментом" - именно благодаря этому эксперименту, утверждают они неизвестно на каких основаниях, человечество и "познакомилось" с пришельцами, проникнув в ходе его проведения в параллельные миры и обнаружив там нечто такое, что и заставило их прекратить все работы в этом направлении. Наверняка экспериментаторов убедили в этом пришельцы, которые явились на Землю из этих миров через проделанную "дыру" - ведь именно начиная с 1943 года и появляются в небе над полями сражений второй мировой целые скопления неопознанных НЛО, заставив некоторых американских генералов (намек на Дугласа Макартура) строчить в Вашингтон всякие донесения на эту тему.
Однако, невзирая на кажущийся логичным путь опроса "подвернувшихся" свидетелей, некоторые из которых могли бы быть еще живы, подбираться к тайне "Филадельфийского эксперимента" Кремнер решил не совсем традиционным для любого американского исследователя путем. Если Берлитц и Мур - мошенники, или хотя бы не слишком компетентные исследователи, для которых экзотические версии важнее неприглядной истины, то правда об этом самом эксперименте могла бы оказаться куда прозаичнее, чем можно было бы себе представить. Кремнеру не по нутру были всякие упоминания про какие-либо "летающие тарелки", но он прекрасно понимал, что ни Берлитц, ни Мур не взялись бы публиковать такие подробности, если бы считали, что их запросто можно опровергнуть, так что на банальной лжи или явной "подставе" их тоже вряд ли можно было бы поймать. Когда Кремнер обратился по этому вопросу к Айзеку Бизофту, директору Музея НЛО в Розуэлле, который поддерживал тесные контакты с Чарльзом Берлитцем, то он услышал такие слова: "Чарли - это ученый-боец, человек неукротимый. Всё, что где-либо имелось по интересующему его вопросу, он уж наверняка сумел извлечь. А большего мы не имеем, так что и рады бы..."
На большее, правда, Кремнер не рассчитывал, он затеял эту проверку с одной лишь целью - выяснить, не скрыли ли авторы "Филадельфийского эксперимента" нечто, что могло бы представить всю их гипотезу в невыгодном свете а то и попросту свести намечающуюся сенсацию на нет. Он знал, что Берлитц и Мур консультировались с Бизофтом по любому вопросу, касающемуся практически всех их книг, и если бы они что-то скрыли, то директору такого заведения уж наверняка было бы об этом известно. В порядочности самого Бизофта он в общем-то был уверен... но чего не бывает! Неужели исследователю, который всерьёз взялся доказать, что работы по достижению невидимости объектов - не миф и не выдумка зарвавшихся фантазеров, может быть неизвестно, что этой проблемой в свое время занимались и в других странах, в частности - в СССР. Бизофт об этом почему-то ничего не слышал, но еще удивительнее было то, что об этом не слышали (как он сам уверял) ни Берлитц, ни Мур! Кремнер располагал кое-какими сведениями об экспериментах, производимых сталинскими учеными в 1937 году (а может быть и еще раньше), и хотя полнота этих сведений ограничивалась рамками небольшой популярной статьи в одном "желтом" издании, но они позволили ему выйти на след более крупной темы, которая привела его к "Филадельфийскому эксперименту" совершенно с иной стороны.
5.
"НЕВИДИМЫЙ ПОЛЁТ".
В 1965 году в филадельфийском издании "Журнал для отдыха", который только-только начинал свою биографию, появилась статья некоего Мориса Канна под названием "Самолет-невидимка: прорыв к технологиям будущего?". В предисловии Канн объявляет читателям журнала, что он записал рассказ очевидца испытаний необычного самолета, происходивших поздней осенью 1937 года на одной из секретных авиабаз советских ВВС под Вологдой. Имени рассказчика не упоминается (он фигурирует в статье под псевдонимом Иван Петров), известно только, что это бывший старший авиатехник базы, который в 1940 или в 1941 году сбежал на Запад и долго сотрудничал с американскими конструкторами в области военных технологий. После довольно краткого предисловия шел рассказ самого Петрова, и вот он почти целиком:
"...На базу самолет привезли ночью. Сильные прожектора возле КПП осветили большой гусеничный тягач, многоколесную платформу-прицеп, а на платформе - зачехленный фюзеляж и отдельно крылья в деревянных колодках, также полностью зачехленные. Стойки шасси, колеса, оперение, лопасти винта - все было обернуто плотно брезентом. От пыли или дождя самолеты, даже экспериментальные, так тщательно не укрывают а это значило, что машину чехлы защищали именно от чересчур любопытных глаз. И близко к этому самолету никто подойти не мог: мотоциклисты, сопровождавшие платформу, не подпустили к ней даже меня, помощника дежурного по части.
...Судя по общим размерам и формам, прорисовавшимся под брезентом, это был легкий моноплан, с высоко расположенным крылом на подкосах - так называемый "парасоль", с тонким ферменным фюзеляжем и, по-видимому, с маломощным мотором-звездой воздушного охлаждения. Наверняка, подумал я тогда, самолет не боевой и не скоростной, а учебный или связной, доработанный и приспособленный для каких-то испытаний...
...Ворота распахнулись, тягач потащил платформу по широкой расчищенной просеке и дальше - через летное поле к опытному ангару в полукилометре от прочих аэродромных служб. В этом ангаре работали бригады, присланные с заводов и из конструкторских бюро, подготавливая всякую экспериментальную технику к полетам. Что там делалось, знало только командование базы.
...Утром в нашей части появился довольно молодой товарищ, для которого вот уж с неделю как освободили целую комнату в комсоставском общежитии. Фамилия его была немного странная - Алевас, имя, кажется, Сильвестр, а отчество неизвестно. Впрочем, по фамилии его никто не называл, он потребовал, что б его называли просто "товарищ конструктор", и всё. Был он лицом гражданским (это я выяснил быстро, и не только по манере его поведения), но привез его к нам "бьюик" с армейскими номерами, и шофер был из округа, к тому же не рядовой, а с "кубарями" в петлицах. Оставив в комнате чемоданы, они сразу же поехали к штабу. В тот же день связисты провели в комнату Алеваса полевой телефон, доставили лучшую мебель, цветы, ковер во весь пол. Повесили дорогие шторы и развесили на стенах красивые картины. Комфорт, одним словом! За территорией военного городка была гостиница, в номерах "люкс" которой надолго останавливались всякие замнаркомы и командармы, посещавшие нашу базу, но все эти номера "люкс" не шли ни в какое сравнение с теми удобствами, какие устроили новоприбывшему конструктору.
...Приближалось время испытаний. "Товарищ конструктор" с нами не общался, но вовсе не по причине строжайшей секретности, просто он все время был занят - то пропадал в ангаре, то выезжал на своем "бьюике" из части неизвестно куда. Опытный ангар жил особой, скрытой от непосвященных жизнью, но все же база была единой войсковой частью, и постепенно все ее службы захватила ясно ощутимая возрастающая напряженность. Никто вроде бы никому ничего определенного не передавал, но каждый чувствовал: приближаются какие-то важные события. И когда настал день испытания, на краю летного поля собрался весь мало-мальски свободный личный состав. Да, понятно, секретность... Но если машина уже в полете, то как ее скроешь?
...22 ноября выдался ясный солнечный день, секретный самолет вывели из ангара, и сопровождать его в полете должны были два истребителя И-16. Один из них был двухместный, "спарка". В переднюю кабину "спарки" сел кинооператор со своей кинокамерой. По сравнению с истребителями таинственная машина и правда выглядела обычным небесным работягой, вроде какого-нибудь связного, санитарного или для первоначального обучения, - если б не ее ярко блестевшая под солнцем обшивка. Это мог быть отполированный металл, но до войны такую полировку если и применяли, то редко. Летчик, поговорив с механиком, занял свое место. Приехало начальство, военное и гражданское, и с ними Алевас. "Товарищ конструктор" долго говорил о чем-то с механиками и пилотом. Несколько раз он выгонял из кабины пилота, сам залезал в нее и производил какие-то манипуляции с рычагами управления. Наконец все, кроме одного из механиков, отошли от самолета на приличное расстояния и Алевас дал сигнал на запуск мотора.
...Необыкновенное началось сразу же, как только заработал мотор. Этого ждали: слух, что ждать надо именно запуска мотора, уже прошел по базе, поэтому зрители запомнили все детали. Донеслось, как полагается, ослабленное расстоянием "От винта!" и "Есть от винта!", потом из патрубков по бокам капота вырвались синие струи первых выхлопов, и тут же одновременно с нарастанием оборотов, самолет начал... исчезать из виду! Он начал истаивать, прямо-таки растворяться в воздухе! Что самолет разбегался, оторвался, набирает высоту, можно было определить уже только по перемещению звука к лесу и над лесом. Следом немедленно поднялись оба истребителя: один стал догонять "невидимого", а со "спарки" это снимали. Съемка велась и с земли, одновременно с нескольких точек.
...Но погони не получилось. Истребители потеряли невидимку, и зрители его потеряли, то есть несколько раз над полем, над городком, в совершенно пустом и ясном небе медленно прокатывался близкий звук его мотора, а истребители в это время из соображений безопасности метались совсем в другой стороне. Так продолжалось что-то около получаса, пока наконец все не убедились в бесполезности "погони". Истребители сели и быстро отрулили с полосы. Летчики подошли с докладами к командиру базы, возле которого стоял сияющий Алевас... Как стало известно, и съемка с земли ничего не дала - операторы наводили объективы на звук, все небо обшарили, но ни в одном кадре потом не обнаружилось ничего, кроме облаков. Даже тени того самолета не оказалось...
...Вскоре "невидимка" тоже сел. Слышно было, как он катился по бетонке, как остановился невдалеке от группы командования и развернулся. За бетонкой полегла трава под воздушной струей невидимого винта. Затем обороты упали, мотор стал затихать, и самолет опять "сгустился" на полосе, как джинн из арабской сказки..."
В комментариях к рассказу "Ивана Петрова", сделанных самим Канном, указывалось, что, по мнению очевидца, невидимость самолета достигалась вовсе не эффектом отражения света, обусловленным наличием полированной обшивки - земля в тот день была укутана ярко-белым снегом, отличным от цвета голубого неба, к тому же самолет летал над лесом, который неизменно отражался бы на его нижних поверхностях. Применение психологического эффекта также вряд ли имело место - подобные эффекты на объективы кинокамер наверняка не действуют. К сожалению, "Петрову", как он утверждал, не удалось узнать об этом самолете ничего более того, о чем он уже рассказал Канну, однако его рассказ подтверждается свидетельствами некоторых советских авиаконструкторов, которые хоть и не принимали участия в этом эксперименте или подготовке к нему, но все же кое-что о нем слышали. Одним из таких является наиавторитетнейший в мировых авиационных кругах советский историк В.Б.Шавров, который в своей монографии "История конструкций самолетов в СССР" приводит следующие строки:
"Работы по созданию визуально "невидимого самолета" велись в Военно-воздушной инженерной академии имени профессора Н.Е.Жуковского. Результат этих мероприятий был значителен: модифицированный самолет марки АИР-3, все поверхности которого были покрыты тонким слоем органического стекла типа родоид, в воздухе быстро исчезал с глаз наземных наблюдателей. На кинокадрах не получалось изображения самолета, а на больших расстояниях не видно было даже пятен".
Эти строки - практически единственное официальное свидетельство проведенного в 1937 году эксперимента, доверие к которому основывается только на личном авторитете Шаврова. Однако Канн все же обратил внимание читателя на то, что Шавров сам себе противоречит - специально обработанные поверхности, даже имеющие стопроцентный отражающий эффект, несомненно должны были породить какие-то оптические погрешности, аберрации (*5), они как-то были способны искажать изображение самолета, но стать только из-за этого полностью невидимым тело столь сложной формы никак не могло, да еще в движении - при разных поворотах, при разном освещении, тогда как особо отмечается, что результаты испытаний были "значительны". Значит, делает Канн вывод, дело тут было в чем-то ином. Если верить "Петрову", то невидимость самолета обеспечивалась каким-то агрегатом, питающимся энергией бензинового авиамотора, и никак иначе. Но упоминаний о принципе действия этого агрегата в каких бы то ни было документах не обнаружено и до сих пор.
...Кремнер, изучив статью Мориса Канна, пришел к аналогичному выводу. Но он видел все совсем в ином свете, нежели журналист, и потому быстро углядел аналогию между двумя экспериментами по созданию невидимости в странах, которые обывателю всегда представлялись как потенциальные враги за мировое лидерство. Как известно из сочинения Берлитца и Мура, "Филадельфийский эксперимент" также привел к достижению значительных результатов (невзирая на всякие "побочные эффекты", упоминания о которых взяты из той же книги). И тем не менее в обоих случаях дальнейшие эксперименты были почему-то прекращены, и полученные "значительные результаты" не легли в основу ни одного из изобретений за последние 60 лет. А это, по мнению Кремнера, значило только одно - никаких экспериментов по достижению НЕВИДИМОСТИ ни в 1937 году в СССР, ни в 1943 году в США не проводилось, а если и проводилось, то преследовали эти эксперименты вовсе не те цели, для достижения которых якобы затевались. Однако всё это нужно было еще доказать, перепроверив многие данные, "всплывшие" в ходе расследования.
6.
ПО СЛЕДАМ "ИВАНА ПЕТРОВА".
Исходя из того, что ни американские, ни советские ученые, даже вооруженные великими идеями Эйнштейна, не владели совсем никакими возможностями для достижения каких бы то ни было результатов, остающихся чистой фантастикой даже в нынешние времена, Кремнер решил попытаться выявить более тесную связь между двумя экспериментами по "созданию невидимости". Он разыскал Мориса Канна, который к тому времени уже являлся хозяином научно-популярного журнала "Базис", влачившего довольно жалкое существование и занимающегося в основном пиратской перепечаткой всяких "сенсационных" материалов, появляющихся в различных американских и зарубежных изданиях. Как Кремнер и предполагал, Канн знал кое-что о "Филадельфийском эксперименте", но данные, которыми он обладал, по большей части не выходили за рамки объема информации, заключенной в эпохальной книге Берлитца и Мура. Но не это волновало исследователя больше всего - он предложил журналисту как можно точнее припомнить события двадцатилетней давности и представить не вошедшие в статью "Самолет-невидимка: прорыв к технологиям будущего?" подробности, касающиеся появления в редакции "Журнала для отдыха" бывшего старшего авиатехника секретной базы ВВС РККА под Вологдой "Ивана Петрова". Однако Канн внезапно заартачился, утверждая, что об этом самом "Петрове" ничего толком не знает, и что никогда не занимался доскональной проверкой рассказа этого человека, который появился в редакции в 1965 году, получил от издателя приличную сумму и скрылся в неизвестном направлении. Однако через две недели после посещения Кремнера Канн написал исследователю письмо, в котором все-таки сообщил, что у него имеются непроверенные сведения о том, что "Петров" когда-то имел дело с американской авиастроительной фирмой "Бубнов Эйкрафт Корпорейшн" из Нью-Джерси, и если он еще жив, то искать его следы, скорее всего, нужно именно там.
Кремнер немедленно воспользовался советом Канна и в ре-зультате выяснил, что искомая фирма - не выдумка журналиста, она была на самом деле, и прекратила свое существование в 1971 году, а все её архивы были конфискованы правительством и засекречены. Но исследователя это не обескуражило, и через некоторое время он разыскал бывшего президента фирмы Владимира Бубнова, который после ликвидации своего детища основал другую фирму, занимавшуюся проектированием и строительством отелей. Бубнов оказался весьма пожилым человеком восьмидесяти трех лет от роду, но он согласился помочь Кремнеру в его поисках, хотя и предупредил, что многие данные, которыми он располагает по интересующему исследователя вопросу, составляют важную государственную тайну, на которую ему лично, впрочем, уже глубоко наплевать, но самому Кремнеру при неосторожном их использовании они могут принести массу осложнений. Дело касалось секретных разработок ВВС в области создания искусственной антигравитации путем экспериментирования с электрическими полями различной мощности. Эксперименты, правда, не привели к успеху, даже частичному, но полученные результаты позволили сделать некоторые другие открытия, которые при уровне современной технической оснащенности на практике применить вряд ли удалось бы. В "Бубнов Эйркрафт" трудились в основном русские инженеры и техники, которые попали в США разными путями и в разные времена. Одним из них был некий Иван Петрович Лемишев, который пришел в фирму Бубнова в 1945 году по представлению ВВС США. Никакими особенными способностями в авиастроении этот Лемишев не отличался, зато в свое время, как он сам рассказывал, ему доводилось присутствовать при некоторых секретных экспериментах, проводившихся в СССР до войны, и с помощью его консультаций ведущему конструктору "Бубнов Эйкрафт" Вениамину Подлипскому якобы удалось разработать фюзеляж самолета, к которому американские военные приспособили оборудование, разрабатываемое в пентагоновских лабораториях. Бубнов имел информацию о том, что опыты со спроектированным его фирмой самолетом были основаны на исследованиях американского ученого Таунсенда Брауна, который еще в 20-х годах изобрел прибор, названный им "гравитором", и в основе действия которого лежала способность заряженного электрического конденсатора к движению в направлении своего положительного полюса - этот физический принцип известен ныне как "эффект Бриффельда-Брауна", но до сих пор его в практических целях, насколько известно, никто толком не использовал.
Итак, Кремнер выяснил, что Лемишев проработал на фирме Бубнова два года, пока военные не свернули свой проект, и после этого о нем никто ничего больше не слышал. Однако за два года сотрудничества Бубнов узнал о своем соотечественнике много такого, что могло бы представлять для Кремнера определенный интерес - по слухам, Лемишев во время войны имел контакты с некоторыми русскими авиаконструкторами-эмигрантами - Астаповичем, Сикорским, Прокофьевым-Северским и Картвели (Картвелишвили), которые принимали самое активное участие в создании боевых самолетов для ВВС США. Особенно это касалось Астаповича, который эмигрировал в США из СССР в 1928 году, как раз накануне чисток, затеянных Сталиным с целью взять под жесткий контроль разработчиков военной техники. Каким образом Астаповичу удалось сбежать на Запад, до сих пор остается загадкой, такой же загадкой остается и тот факт, что сталинские эмиссары не предпринимали никаких попыток ликвидировать талантливого невозвращенца на его новой родине - а с этим в Советской России тогда было строго. Но Астапович благополучно дожил до самого 1961 года, сконструировав для ВВС США много всякой интересной техники - за его неукротимую фантазию, смелые эксперименты и даже очевидную безумность многих предложенных им идей Астаповича даже прозвали "американским Гроховским"(*6).
"Путешествуя" по следам неуловимого Лемишева, Кремнер обнаружил в одном специализированном букинистическом магазине изданную еще в 1972 году в США относительно малым тиражом книгу немецкого историка Г.Фрейзера под названием "Русские крылья Америки", в которой рассказывалось о жизни и деятельности наиболее выдающихся представителей русской авиационной эмиграции, и в главе, посвященной Астаповичу, он нашел упоминания о некоем И. П. Леминовском, русском авиационном инженере, сбежавшем в США в 1941 году во время командировки, предпринятой группой советских авиатехников с целью ознакомления с продукцией некоторых американских военных заводов представителями СССР в рамках советско-американского договора о торгово-экономическом сотрудничестве. У Фрейзера имелись сведения, что вплоть до 1944 года Леминовский работал в авиационно-исследовательской фирме Астаповича "Анатра", где активно занимался разработкой принципов маскировки боевых самолетов. В 1943 году "Анатра" участвует в некоторых проектах флота, сотрудничает с фирмой "Грумман" - основным поставщиком авиатехники для ВМС, в частности - палубной авиации. Фрейзеру стало известно, что в мае 1943 года Леминовский отбывает в командировку на завод фирмы "Воут-Сикорский" в Йонкерсе, где проводятся секретные испытания новейшего торпедоносца TBU-1 "Си Вульф" ("Морской волк"). Характер этих испытаний и их результаты остались скрыты полнейшей завесой секретности, известно только, что после их окончания торпедоносец все же запустили в серию, но заказ на "Си Вульфы" был передан фирме "Консолидэйтэд Валти" и самолеты воплотились в металле под маркой именно этой фирмы (что очень странно, как странно также и то, что "Консолидэйтэд Валти" пришлось построить большой завод в Норристауне (пригород Филадельфии) для выпуска всего лишь 180 экземпляров - насколько известно, этот завод после выпуска последнего "Си Вульфа" не использовался по назначению вплоть до середины 1953 года, а служил складом военно-морской верфи "Трайомф", в доке которой, по утверждению К. Альенде, в октябре 1943 года проводился "Филадельфийский эксперимент").
Кремнер связался с Фрейзером на предмет уточнения источников сведений об этом самом Леминовском, и выяснил, что более полную информацию по интересующему его вопросу он может получить от Роберта Тониссона, американского миллионера, коллекционера авиатехники из Техаса, который содержит в своем поместье в Лаббоке большой музей и служит вполне компетентным консультантом для многих исследователей, занимающихся историей развития авиации. Кремнер воспользовался советом, и в итоге узнал много интересного, связанного с интересующим его "Филадельфийским экспериментом" самым непосредственным образом.
7.
"НЕБЫВАЛЫЙ ИСТРЕБИТЕЛЬ"
КОНСТРУКТОРА СИЛ ЬВАНСКОГО.
Иван Петрович Лемишев (по другим документам, в том числе и советским - Леминовский) родился в 1896 году под Кишиневом, и после окончания церковно-приходской школы несколько лет помогал отцу в ведении сельского хозяйства, а затем поступил по блату учеником аптекаря в одно из кишиневских фармацевтических заведений, откуда его вскоре выгнали "за отсутствие всяческой трудовой дисциплины". К этому времени началась первая мировая война, но от мобилизации на фронт Лемишев уклонился - все по тому же блату он устроился на военный завод, с которого рабочих на фронт не брали. Там он познакомился с будущим легендарным красным командармом - недоучившимся студентом Ионой Якиром, который также не желал принимать участия в империалистической войне, но сразу же после Февральской революции в 1917-м изъявил горячее желание принять участие в войне классовой. Вслед за своим выдающимся приятелем Лемишев стал ярым борцом за народное счастье, и верно выбранное направление буквально через полгода забросило его чуть ли не на самую вершину власти в южных пределах бывшей Российской империи. Являясь одним из помощников дорвавшегося до руководящих постов в Бессарабском губревкоме (а затем и в Одесском губпарткоме) Якира, Лемишев впервые проявил себя на ниве изобретательства, предложив своему начальнику нанимать на службу китайцев, которые большой платы за свои услуги не требовали, зато были великолепными бойцами.
Дельный совет пригодился новоиспеченному комиссару - благодаря своей "китайской армии", Якир закончил гражданскую войну командующим Львовской группой войск Юго-Западного фронта, и перед ним открывались горизонты еще более потрясающие. Лемишев же к этому времени стал всего лишь комиссаром, но вовсе не по причине своей неспособности к военной науке - молодой человек решил посвятить свою жизнь технике, в частности - новомодной авиационной, благо перед молодой Советской республикой, лидеры которой были одержимы манией мировой революции, в то время очень остро встала проблема создания мощного военно-воздушного флота, и способные конструкторы из числа "пролетарской молодежи" требовались позарез.
В 1922 году Иван Лемишев закончил школу авиационных мотористов в Киеве, затем поступил в авиационное училище в Москве, где познакомился с Павлом Гроховским, также начинающим изобретателем, который прошел аналогичный пути Лемишева путь под началом другого "легендарного" командарма - Павла Дыбенко. Вместе они учились после войны на летчиков, вместе что-то изобретали и конструировали, но Гроховский оказался то ли способнее, то ли пробивнее, и карьера его резко пошла вверх, а Лемишев так и остался комиссаром-воентехником, скитаясь по различным секретным базам Красного Воздушного Флота. За ним, правда, числилось несколько довольно интересных изобретений, которые даже испытывались на полигонах ВВС РККА, но в разработку они не пошли - это были всякие прицелы и артиллерийские дальномеры для устанавливавшихся на бомбардировщиках и штурмовиках по методу Гроховского полевых орудий, а также некоторые оптические и механические приспособления, сигнализирующие экипажу самолета об атаках сзади и снизу. На том, вероятно, и закончилась бы изобретательская карьера Лемишева, но в 1937 году судьба свела его с выпускником Московского авиационного института - молодым инженером А. В. Сильванским.
Александр Васильевич Сильванский вошел в историю советского самолетостроения как одно из самых ярких свидетельств того, какая неразбериха царила в наркомате авиапромышленности перед началом войны "благодаря" вмешательству в дела авиации лично товарища Сталина и некоторых его верных помощников в связи с жестокими репрессиями, обрушившимися на производителей военной техники, после ликвидации "друга всех советских изобретателей" командарма Тухачевского. Кое-кто склонен видеть в этом стройную систему, по которой проводились в жизнь все замыслы "вождя народов", но тогда стоит принимать во внимание и тот немаловажный факт, что Сильванский, этот "Остап Бендер от авиации", по меткому выражению советского авиационного историка В. Б. Шаврова, в условиях жесточайшего сталинского террора сумел не только опустошить на бездарный проект своего "небывалого истребителя" И-220 государственную казну на несколько десятков миллионов рублей, но и избежать за это очевидное вредительство, вопреки всякой логике, какой бы то ни было ответственности. Лемишев познакомился с Сильванским накануне того момента, как начальник Главного Управления авиационной промышленности СССР М. М. Каганович выдал последнему задание на проектирование и постройку перспективного одноместного истребителя. Сильванскому для создания своего собственного конструкторского бюро позарез нужны были люди, хоть что-то смыслившие в авиации - сам он, невзирая на соответствующее образование и некоторый стаж работы на нескольких авиастроительных заводах, по свидетельству знавших его людей "с трудом отличал элероны от лонжеронов и консоль крыла от кока винта".
В феврале 1938 года Лемишев отправился вместе со своим новым патроном в Новосибирск, где новоявленному конструктору выделили производственную базу на прекрасно оснащенном для всяких серьезных разработок заводе 153, и куда также перебрались завербованные всеми правдами и неправдами работники некоторых ранее разогнанных КБ - Григоровича, Калинина и Назарова. Целых два года продолжалась постройка истребителя с заявленными характеристиками, близким к потрясающим, но сам Сильванский непосредственно расчетами не занимался, а занимался, только тем, что изыскивал всякие возможности поскорее переместить свою базу из Сибири поближе к Москве, "к центру цивилизации". Впрочем, он помогал своим подчиненным уже хотя бы тем, что не мешал, однако ближе к завершению работ, когда выяснилось, что еще в стадии проектирования самолета был допущен один на первый взгляд незначительный просчет в схеме расположения двигателя (*7), главный конструктор "засучил рукава" и взялся "исправлять ошибки" лично (буквально с помощью кувалды и ножовки, отбивая выступающие за обводы части двигателя и срезая цепляющиеся за землю концы лопастей винта), чем погубил проект окончательно.
Лемишев мало чем мог помочь Сильванскому в создавшейся ситуации, потому что, будучи техником, мало понимал в аэродинамике, к которой в конце концов и сводилась вся проблема. Он внес в схему И-220 множество усовершенствований, которые выгодно отличали истребитель Сильванского от творений его конкурентов, но заниматься адаптацией этих усовершенствований пришлось другим специалистам, которые по большей части обладали аналогичной главному конструктору квалификацией. Лемишев попытался также сконструировать синхронизатор для пушек, что помогло бы решить хоть часть сопутствующих проблем, но времени уже не оставалось, и ему пришлось только наблюдать, как Сильванский своими собственными руками разрушает истребитель, властно рассыпая дилетантские распоряжения мотористам, оружейникам и компоновщикам, которые, не желая спорить с самодуром, покорно претворяли в жизнь все его дурацкие фантазии.
Между тем И-220 было присвоено дублирующее обозначение "Иосиф Сталин" (сами разработчики иронично называли его "Истребитель Сильванского") и началась шумная рекламная кампания (в соответствующих, разумеется, кругах) по его представительству. Макетную комиссию, каким-то непонятным образом допустившую чертежи к разработке, особенно сильно взволновал вариант "истребителя Сильванского" с двумя пушками, четырьмя пулеметами и бомбодержателями под крыльями: этот вариант в случае его воплощения вывел бы И-220 в разряд самых грозных истребителей мира - хваленый "Мессершмитт-109" и испытывавшийся самим Чкаловым поликарповский И-180 могли бы "отдыхать". И никто "наверху" почему-то совершенно не задумывался о том, что 23-летний (!) молодой человек, если он только не был скрытым гением, даже теоретически не мог обладать опытом, которым обладали всемирно признанные к тому времени авторитеты - Мессершмитт, Поликарпов и многие-многие другие, чьи имена навечно занесены в скрижали истории. Зато это прекрасно видел Лемишев, и понимая, к какой ужасной катастрофе идет дело, тем не менее не проявлял излишней суетливости, какую стали проявлять прочие сотрудники конструктора-недоучки: спасая свою шкуру от предстоящего разгрома, народ из КБ Сильванского стал потихоньку разбегаться кто куда, пользуясь любыми предлогами вплоть до служебных командировок, то в московское правительство "фирмы", то на смежные предприятия, а то и просто на пенсию.
Тем временем наступил январь 1940 года - воздушные бои в Финляндии показали, что советские ВВС, невзирая на свое количественное превосходство, по качеству отстают от финской авиации на целый порядок. Современный истребитель требовался Красной Армии позарез, но невзирая на это, фактически еще не было внедрено в серийное производство ни одного более-менее способного завоевать перевес в воздухе проекта. Уподобляясь сумасшедшему камикадзе, Сильванский разрисовывал перед всевозможными комиссиями несуществующие прелести своего прочно застрявшего на стадии бесперспективных переделок И-220 до тех пор, пока всё же не убедил наркомат авиационной промышленности перенести его производственную базу для продолжения работ по доводке самолета из Сибири поближе к "центру цивилизации". В феврале КБ Сильванского благодаря поистине титаническим усилиям последнего все же переехало в Кимры под Москвой, но "главный" снова стал "перебирать харчами", и добился перевода в саму Москву.
В этих переездах прошло драгоценное время, и построенный истребитель испытать в полете надлежащим образом так и не удалось. После длительных проволочек с окончательными расчетами Сильванский нанял одного за другим нескольких летчиков-испытателей, которые едва не разбились на том "хреновом дерьме", которое сам конструктор гордо называл "самым лучшим истребителем в мире". В конце концов руководство ЦАГИ прозрело, и решив больше резину не тянуть, передало в наркомат свое заключение, после ознакомления с которым новый нарком авиационной промышленности А. И. Шахурин приказал КБ Сильванского разогнать, опытный образец "Иосифа Сталина" передать в МАИ как учебное пособие факультета самолетостроения (чтобы будущие авиационные инженеры знали, как не надо проектировать), а самого главного конструктора привлечь к уголовной ответственности за подрывную деятельность. Сильванского все же привлекли, однако вовсе не за разбазаривание (читай - прикарманивание) народных денег, а всего лишь за то, что он, покидая со своим КБ Новосибирск в январе 40-го, без соответствующего разрешения прихватил с собой в Москву легковой автомобиль директора завода, воспользовавшись временным отсутствием последнего.
Впрочем, в тюрьму Сильванский так и не попал, это известно точно, потому что "дело об угоне автомобиля" "усохло" практически сразу же после того, как было заведено, но дальнейшая судьба этого афериста весьма туманна. Известно только, что после смерти Сталина этот "самородок" какое-то время работал у Королева и предлагал генеральному конструктору ракет проект "весьма перспективного космического самолета", а также множество других грандиозных идей и "весьма великих замыслов", ни один из которых, впрочем, в реальность не воплотился.
Первый помощник Сильванского по проекту "суперистребителя" И-220 Лемишев к концу 1940 года очутился в коллективе РНИИ (Реактивного научно-исследовательского института) под руководством конструктора И.А.Меркулова в Москве, который в то время занимался разработкой прямоточных реактивных двигателей марок ДМ-1/240 и ДМ-2/400 ("динамические моторы" диаметром 240 и 400 мм), и даже собирался применять эти двигатели на истребителях, правда, только в качестве ускорителей, так как специальных самолетов для них разработано еще не было. В январе 1941 года Лемишев в составе делегации советских военных экспертов отправляется в США на завод фирмы "Тurbo engineering corporation", специально созданной американским правительством в 1937 году для исследований возможностей разработки газотурбинных двигателей в интересах ВМС США. У американцев что-то там не клеилось с разработкой антикоррозийного покрытия для камер сгорания, а на широкомасштабные исследования от Конгресса ввиду нежелания Америки вступать в какую то бы ни было войну не поступало денег. Активные работы над реактивными двигателями в то время велись еще в пяти странах, от которых можно было получить какие-либо сведения или консультации, но Германия, Италия и Франция отпадали по вполне понятным причинам, а в Великобритании реактивными разработками занимались в основном частные фирмы, которые вовсе не собирались делиться с американцами своим опытом бесплатно или предоставлять им что-либо в долг, как того хотело английское правительство, надеясь задобрить будущих союзников, и потому единственным реальным партнером США в этой области оставался только Советский Союз.
... Вечером 15 февраля 1941 года Иван Лемишев вышел якобы за сигаретами из гостиницы "Рорайма" в Балтиморе, где располагались советские специалисты-реактивщики, и с тех пор никто из коллег его больше не видел и о нем больше ничего не слышал. Дальнейшие данные аналогичны сведениям, предоставленным Фрейзером и Бубновым, но разбираясь с периодом деятельности "соратника Ионы Якира", связанным с разработкой И-220, более тщательно, Кремнер вдруг обратил внимание на факт, который заставил его усомниться в кем-то давно подмеченной истине, гласящей о том, что чудес на свете не бывает. В одном из документов, посвященном деятельности Сильванского, как-то совершенно случайно промелькнуло слово "Алевас" - это было прозвище создателя "небывалого истребителя", которое дали своему шефу сотрудники конструкторского бюро в Новосибирске, и происходило оно от соединения первых слогов имени-отчества Сильванского (Александр Васильевич).
8.
"РУССКИЕ ЖУЛИКИ" В АМЕРИКЕ.
В комментариях к своей статье "Самолет-невидимка: прорыв к технологиям будущего?" Морис Канн, помимо прочего, пытается задать также несколько вопросов по поводу того, кем же все-таки являлся этот странный конструктор Сильвестр Алевас? Канну лично не удалось напасть на следы этого человека, хотя он, по его собственному признанию, и консультировался по этому поводу с некоторыми авторитетными историками авиации. В частности он упоминает американского исследователя Джорджа Бейкера, к которому обращался конкретно в поисках сведений об Алевасе. Бейкер ничем ему тогда помочь не смог, однако Кремнер узнал, что инженер является автором весьма интересной монографии о советских конструкторах перспективных "бесперспективных" самолетов, которые в СССР накануне войны разрабатывались десятками, но в строй так и не вступили, и многие конструкторы которых впоследствии закончили очень плохо. Кремнер с удивлением обнаружил, что немалая часть коллекции "документов" миллионера Тоннисона, посвященных Александру Сильванскому, основывалась исключительно на материалах, взятых из книги Бейкера, в том числе и упоминание о прозвище "главного", из чего исследователь заключил, что Бейкер самым натуральным образом наврал Канну, притворяясь, что не имеет совершенно никакого представления о личности таинственного Сильвестра Алеваса. А между тем и без всякой подсказки было уже ясно, что Сильвестр Алевас - это ни кто иной, как сам Александр Васильевич Сильванский. Странное поведение Бейкера заинтересовало Кремнера, он понял, что до конца этого дела не так уж и близко, как кажется, раз некоторые авторитетные американские историки пытаются скрыть от кого-либо некоторые истины, в обнародовании которых, по большому счету, и состоит их предназначение, причем делают это так неуклюже, словно действуют не по собственному почину, а по принуждению со стороны неизвестных, но весьма значительных сил.
Впрочем, Кремнер не обольщался на тот счет, что на каком-то этапе его собственного расследования и ему самому не придется столкнуться с аналогичными трудностями - об этом его и предупреждал Бубнов, у которого, в общем-то, не было никакого интереса запугивать Кремнера. Наученный опытом, приобретенным во время своей военной карьеры, бывший полковник прекрасно знал, что современная политика - вещь гораздо более тонкая и сложная, нежели политика средних веков, например, или политика во времена древнего мира, и тайны ХХ века могут храниться под спудом секретных служб сколь угодно долго, хоть и вечно, а то, что он, явно посторонний, намеревался проникнуть в одну из таких тайн, и даже в целое их сплетение - сомнений практически не вызывало. Попутно порывшись в биографии самого Бейкера, Кремнер обнаружил, что его сын, также известный в прошлом исследователь по части воздухоплавания, в 1979 году погиб в странной автомобильной катастрофе, и это событие совпало по времени с выходом в свет его книги "Кому мешал генерал Митчелл?", в которой попытался разоблачить некоторые финансовые и политические махинации высшего военного командования США после окончания первой мировой войны.
... Со всякими секретами и тайнами, сопровождавшими странные отношения капиталистической Америки с коммунистической Россией и накануне второй мировой, и после нее, Кремнер был знаком не понаслышке, и потому начал соображать, что советский "Остап Бендер от авиации", счастливо избежавший заслуженного наказания после провала его многообещающей программы, тогда как его гораздо более порядочные с виду и талантливые по результатам коллеги (Калинин, Поликарпов, Королев и многие другие) гнили в сталинских лагерях или даже исчезали в застенках НКВД за какие-то мифические преступления, вовсе не был в глазах советского руководства беспардонным мошенником или прохиндеем, каким его пытались представить более поздние историки, а выполнял какие-то тайные поручения этого руководства, возможно, что и самого Сталина. На момент эксперимента с "невидимым самолетом" Сильванскому было всего 22 года, но самое интересное заключалось в том, что выступал он тогда вовсе не в роли авиационного конструктора - испытываемый самолет АИР-3 был детищем Яковлева - а в роли изобретателя устройства, с помощью которого этот самолет намеревались сделать невидимым. Проконсультировавшись с некоторыми специалистами, Кремнер более-менее точно выяснил, что Сильванский не имел совершенно никакого отношения ни к Военно-воздушной инженерной академии им. Н.Е.Жуковского, где, по утверждению В. Шаврова, создавался "невидимый самолет", ни к какому-либо другому учреждению подобного типа, за исключением, пожалуй, Особого Конструкторского Бюро 30 конструктора В.Шевченко, в котором в начале 1938-го начал разрабатываться истребитель-биплан со складывающимся в полете нижним крылом под названием ИС-1. Сильванского с Шевченко по большей части связывал именно Лемишев - многие узлы, разработанные этим "авиатехником" и примененные на И-220, перекочевали впоследствии на ИС-1, тем более что с начала 1940 года оба истребителя проходили испытания на одном аэродроме, и даже сохранились сведения, что Сильванский получил дефицитный новый мотор марки М-88 для своего самолета, не предусматривавшийся проектом (но крайне желанный для мифического улучшения характеристик истребителя) именно от Шевченко, но не просто так, а в обмен на некоторые изобретения, сделанные техником "Алеваса".
...Коли уж речь зашла о "продукции" конструктора Шевченко, то нелишним будет отметить и тот немаловажный факт, что его ИС-1 ("Иосиф Сталин - 1" - кто у кого позаимствовал название для своего самолета, Шевченко у Сильванского, или наоборот, неизвестно, история об этом пока молчит) также не пошел в дальнейшую разработку, но четыре (!) опытных экземпляра истребителя "с изменяемой площадью крыла", пущенных впоследствии на слом за бесперспективностью, за три с лишним года сожрали ни много ни мало - 76 миллионов рублей (около 60 тысяч рублей в день!). Однако этого изобретателя, подобно Сильванскому, не только не наказали за самое настоящее разбазаривание народных денег, но даже и не поругали. Шевченко успешно пережил и ужасные 40-е, и "перестроечные" 50-е, и нестабильные 60-е, и дожил до глубокой старости в славе и почете, с величайшей гордостью пронеся через десятилетия титул одного из самых неординарных советских конструкторов своего времени, хотя ни одна из его фантазий (а была, как известно, всего одна) в действительность так и не воплотилась.
Дональд Кремнер, ознакомившись с деятельностью интересующего его лица в последние перед началом войны годы, в очередной раз пришел к выводу, что историческая наука - вещь крайне необъективная, в ней нет места строгим законам, свойственным математике, например, физике или химии. Многие исторические истины, казалось бы проистекающие из тех или иных выводов, сделанных на основании тех или иных фактов, истинами как таковыми могут называться только условно, а то и вообще могут не иметь с ними ничего общего. Термин "историческая истина" есть не что иное, как мнение заинтересованных в той или иной трактовке наиболее авторитетных "в народе" личностей или ими представляемых кругов. Вся деятельность А. В. Сильванского на поприще отечественного самолетостроения очень походила на откровенное очковтирательство, и американец был уверен, что работы по созданию "невидимого самолета" исключения не составляли. Определенно говоря, "контракт" на разработку И-220 мог являться определенным вознаграждением лицу, которое перед этим оказало советскому правительству какую-то огромную услугу, и если некоторые историки все же докопались до "эпопеи" молодого и зелёного конструктора, которую он предпринял с довольно-таки эфемерной целью заполучить титул "короля истребителей" (чем черт не шутит!), то его участия в секретных экспериментах с "невидимым самолетом" не доказал пока еще никто, хотя это, на первый взгляд, было сделать проще простого, стоило только сопоставить некоторые данные из опубликованных американцами Канном и Бейкером материалов!
... Много дал бы Кремнер за то, чтобы пообщаться с Лемишевым на предмет возможного выяснения, какие еще эксперименты могли проводиться на авиабазе под Вологдой до того момента, как его не "подхватил" с этой базы Сильванский в своё жульническое КБ. Однако в 1985 году на это было мало шансов - инженер мог давно окочуриться от старости. Поэтому американцу ничего не оставалось делать, как еще и еще раз пытаться перепроверять связи Лемишева с американскими фирмами после его побега из гостиницы "Рорайма" в 1941 году. Кроме всего прочего исследователю очень хотелось проникнуть в тайну секретных испытаний торпедоносца "Си Вульф", в которых, по слухам, участвовал бывший красный комиссар весной 1943 года. Испытания нового боевого самолета - вещь, конечно же, секретная, но не настолько, чтобы сохранять эту секретность спустя десятилетия после окончания войны, а между тем эти испытания до сих пор представляют собой загадку не меньшую, чем сам пресловутый "Филадельфийский эксперимент". Прорисовывалась весьма интересная цепочка, состоявшая из весьма интересных звеньев. Кремнер не поленился для того, чтобы разложить все по полочкам, и вот что у него получилось:
1. 1937 г. - участие Лемишева в испытаниях "невидимого самолета" на авиационной базе ВВС РККА под Вологдой. Ведущий инженер проекта - Сильвестр Алевас (он же А.В.Сильванский).
2. 1939-40 г.г. - участие Лемишева в предприятии, носившем явно мошеннический характер, по созданию в СССР супер-истребителя И-220. Главный конструктор - А.В.Сильванский (он же "Алевас").
3. 1941 г. - сотрудничество советских и американских инженеров при участии И.П. Лемишева в области создания газотурбинных реактивных двигателей для морских самолётов (заказчик - ВМС США).
4. 1941 г. - побег Лемишева в США и сотрудничество его с американскими самолетостроительными фирмами, возглавляемыми русскими эмигрантами, в вопросах маскировки летательных аппаратов.
5. Прототип "Си Вульфа" (ТBU-1) авиационной фирмы "Воут-Сикорский", проходивший секретные испытания в 1943 году в интересах ВМС США. Участник этих испытаний - беглый русский инженер И.П.Леминовский (Лемишев). Сущность испытаний и их результаты - неизвестны.
6. Палубный торпедоносец ТBY-2 "Си Вульф" (*8), строившийся серийно для ВМС США с 1943 по 1944 год самолетостроительной фирмой "Консолидэйтэд Валти", на заводе, расположенном в окрестностях Филадельфии.
7. Использование завода фирмы "Консолидэйтэд Валти" ВМС США возле Филадельфии в неизвестных целях с 1944 по 1953 год, что предполагает наличие более тесных связей этой фирмы с флотом, чем можно было бы предположить.
8. "Филадельфийский эксперимент" - проект ВМС США в целях создания "невидимого корабля", 1943 г.
Каждый из этих пунктов был накрепко связан друг с другом данными, полученными из совсем разных источников, и достаточно было даже мимолетного взгляда на всю цепь, чтобы сообразить - результаты испытаний сталинского "самолета-невидимки", которые побудили авторитетного летописца советской авиации В. Б. Шаврова во всеуслышание заявить об их значительности, самым непосредственным образом были положены американцами в основу своего собственного эксперимента по созданию "невидимости", впоследствии получившего название "Филадельфийского", если, конечно, отбросить набившую даже самому затхлому обывателю оскомину версию о применении каких-то там силовых и прочих электрических полей. Появление на "самых ближних подступах" к этому "эксперименту" подельщика "Остапа Бендера от авиации" Сильванского - "изобретателя" Лемишева - настраивает на самый "оптимистический" лад. По свидетельству директора авиастроительной компании "Бубнов Эйркрафт", этот Лемишев особенными способностями в авиастроении не выделялся, зато имел способности к разработкам принципов маскировки боевых самолетов (фирма Астаповича "Анатра"), не требующих особенных познаний в авиастроении. Это очень важно иметь в виду, так как следует также учитывать и тот немаловажный факт, что в Америке Лемишев сотрудничал исключительно с фирмами, возглавляемыми русскими конструкторами и предпринимателями - Бубнов, Астапович, Сикорский. Из этого, конечно, не следует вывод, что "Филадельфийский эксперимент" имеет четко выраженные "русские" корни, но сбрасывать эту версию со счетов также не стоит, тем более в свете небольшого открытия, которое сделал Кремнер на следующем этапе своего расследования.
9.
"ИНТРОСКОП" АЛЕКСАНДРА КАРАМЫШЕВА.
В 1929 году, когда будущему авиаконструктору Саше Сильванскому было всего 14 лет, а изобретателю-комиссару Лемишеву - целых 33 года, в московской газете "Вечерняя Москва" появилось сообщение о том, что в городе Кадуй Вологодской области в краеведческом музее якобы хранится дневник некоего сподвижника великого Ломоносова, российского минералога ХVIII века А. М. Карамышева, в которых произведены чертежи и расчеты прибора, с помощью которого этот ученый в 1776 году смог достичь... полной прозрачности непрозрачных по природе тел! Заметка, правда, носила разоблачительный характер, и ее автор, некий инженер Д. Понятовский, высмеивал явную абсурдность существования возможности достижения какой-либо невидимости, если речь не идет только о рентгеновском излучении.
"...Если эффект невидимости был открыт еще 150 лет назад, - вопрошал Понятовский, - то почему же тогда все это время мы не пользовались плодами столь гениального открытия? Почему о нем не было никаких упоминаний других ученых, с которыми этот самый Карамышев должен был общаться, включая также Ломоносова, личности, которая отличалась поистине маниакальной любознательностью? Почему новоявленный изобретатель не публиковал данные о своем изобретении в научных журналах и прочих изданиях, как это делают лица, сделавшие любое, хоть самое ничтожное открытие?.. Восемнадцатый век (как, впрочем, и нынешний) - не самый приспособленный век для открытий такого рода, и поэтому можно только удивляться безответственности руководства газеты "Северный краевед", которое трезвонит на весь свет о том, что якобы в каком-то захолустном музее какого-то захолустного поселка столько лет и даже веков хранилось открытие, способное перевернуть все представления человечества о природе вещей..."
В своей статье Понятовский ссылался на другую статью, вышедшую перед этим в газете "Северный краевед". Разыскать этот номер оказалось очень трудно, потому что весь тираж был ликвидирован сразу же после выхода, и ни одного номера не сохранилось ни в одной библиотеке и ни в одном архиве. Как выяснилось, тогда же из музея исчез и сам дневник, хранившийся под 978 в запасниках музея с самого его основания в 1919 году. Этот дневник был передан музею кадуйским краеведом и собирателем старины Семеном Фоминых, который утверждал, что получил его в старые времена еще от своего деда, который в молодости много путешествовал по Сибири и Дальнему Востоку - он был геологом-изыскателем. Каким образом записки Карамышева попали в руки путешественника, неизвестно и вряд ли когда будет известно, если случайно не отыщутся новые данные. Один из работников музея, доживший до наших дней, сообщил, что дневник изъяли работники ОГПУ сразу же после публикации в "Северном краеведе", и с тех пор о нем никто не слышал. С содержимым этих записок был знаком только помощник директора В.И.Любенкович, которому удалось их полностью расшифровать к 1929 году, он-то и был автором публикации в местной газете, на которую обрушилась "Вечерняя Москва". Чекисты увезли 70-летнего старика вместе с собой, и больше он в Кадуе не появлялся. Через несколько месяцев родственникам было сообщено, что краевед скоропостижно скончался в Москве, но на похороны Любенковича их никто не приглашал, и сейчас даже неизвестно, на каким кладбище он похоронен. Такая вот история.
Но эта история на исчезновении дневника Карамышева вовсе не заканчивается, потому что спустя 40 лет в шведском журнале "Чудеса науки и техники" появилась статья историка и публициста Рейнара Хагеля из Стокгольма, в которой довольно пространно (в связи с недостатком информации, надо полагать) рассказывается о "весьма необычайном" открытии, сделанном в ХVIII веке малоизвестным русским ученым Александром Карамышевым, и свидетелями демонстрации которого 27 января 1776 года в Петербургском Горном училище, кроме многочисленных студентов, были также известные минералоги Леман, Брикман и Канкрин. Леман впоследствии в своем труде "Проблемы минералогии" в главе, посвященной Карамышеву, записал такие слова:
"...Демонстрацией своего аппарата Карамышев доказал возможность из всякого непрозрачного известного шпата удвояющий камень произвести искусством" (т.е. известняку придать кристальную прозрачность бесцветного исландского шпата, с которым производился опыт).
Брикман, также присутствовавший при эксперименте, привел в одном из своих трудов слова русского ученого, обращенные накануне демонстрации к студентам Горного училища:
"...Господа студенты! Сегодня я покажу вам придуманное мной действие над горными породами. Оное действие сводится к приданию идеальной прозрачности горным телам... Я не раз задумывался на рудниках Урала над сей задачей... Изобретенный мной аппарат пока еще несовершенен, но он уже действует. Вот, смотрите, господа! Сие открытие если не нам, то нашим потомкам зело будет нужно... Еще мала сила оного аппарата, но представьте химика и геогноста (*9), вооруженного сим "просветителем"! И металлург, и геогност, и химик усмотрят под землей всякие руды и металлы, увидят нутро печей, узрят суть чудесных превращений вещества..."
Подозревать в мошенничестве знаменитых ученых, на глазах которых, согласно их заявлениям, было произведено самое настоящее чудо, было бы, на первый взгляд, весьма опрометчиво. Да и сам Карамышев, как ни крути, был не простым преподавателем, история донесла до нас сведения об этом человеке - будущий ученый, согласно этим сведениям, в свое время закончил Екатеринбургское горное училище, Московский и Упсальский (*10) университеты, под руководством самого Карла Линнея (*11) блестяще защитил свою диссертацию о сибирских растениях, он известен также своими многочисленными трудами по минералогии, химии и геогнезии (геологии). Вдобавок к этой довольно-таки поверхностной характеристике следует заметить, что Карамышев был также избран членом-корреспондентом российской и шведской академий. Так что предположения о какой-то научной спекуляции, выдвинутые "Вечерней Москвой" в 1929 году, граничащей с цирковым трюком, по меньшей мере несостоятельны. Такой ученый, как Карамышев, вряд ли стал бы проводить сенсационную демонстрацию без тщательной предварительной проверки своего аппарата... И вряд ли бы о ней упомянули другие минералоги, будь у них веские сомнения относительно достоверности опыта или даже репутации экспериментатора.
Основываясь на свидетельствах авторитетных ученых ХVIII столетия, Рейнар Хагель нисколько не сомневается в том, что прибор для создания невидимости физических тел был создан Карамышевым на самом деле, а публикация в "Вечерней Москве" послужила лишь маневром, чтобы отвлечь внимание от дневника ученого, сведениями из которого правительство намерено было воспользоваться в своих собственных целях в обстановке строжайшей секретности. Но что-то помешало сталинским ученым применить это величайшее изобретение на практике, и не решаясь признаться в том, что изобретение Карамышева в конце концов вполне могло оказаться несостоятельным, швед немедленно уводит своего читателя в совершенно противоположном логическому выводу направлении.
"...Загадки начинаются сразу же после демонстрации русским ученым своего изобретения перед студентами Горного училища в Санкт-Петербурге 27 января 1776 года. - записал Хагель. - Карамышев, оказывается, не опубликовал ни строчки о своем открытии, до самой своей смерти в 1791 году он не проронил по этому поводу ни звука! Неожиданно для всех блестящий молодой ученый покидает в 1779 году столицу и занимает должность... директора ассигнационной конторы в Иркутске! В этой незавидной должности он пребывает 10 лет и лишь под конец жизни возвращается - нет, не в столицу, он занимается поисками руд в зоне Колывано-Воскресенских заводов. И это очень странно! Исследователь, ученый, перед которым открывалось блестящее поле деятельности, по доброй воле оставляет науку и забивается в глушь, какой тогда был Иркутск, чтобы заняться совершенно несвойственным ему чиновничьим делом... Но, быть может, он делает это не по доброй воле? Может быть, это почетная ссылка?
Но ни о какой ссылке в случае с Карамышевым речь идти не может. Исследователям не удалось найти ни одного факта, который бы доказывал, что Карамышев занимался в Петербурге антиправительственной деятельностью. Но даже если бы и занимался и был за это сослан, что мешало ему совершенствовать свой "просветитель" и публиковать о нем сообщения в научных журналах?
Между тем кое-кто может задать вполне справедливый вопрос: а допустимо ли в принципе, что почти 200 лет назад удалось сделать открытие, сущность которого осталась тайной и для нашего, двадцатого века? На первый взгляд может показаться, что невозможно. Восемнадцатый век и век двадцатый - какая потрясающая разница в уровне знаний, в могуществе техники! И чтобы за двести лет ученые так и не набрели на принцип, который использовал Карамышев... Но не будем спешить с выводами.
Вот, например, уже почти четыре столетия, как существуют телескопы. Над их усовершенствованием думали целые поколения ученых, да и принцип их работы основан на оптике - одной из самых давних, хорошо разработанных отраслей физики. Тем не менее уже в нашем веке, пятьдесят лет назад произошло одно очень выдающееся событие: учеными был создан принципиально иной, чем раньше, менисковый телескоп, который раздвинул границы видимой Вселенной на невиданные ранее расстояния. Но самым потрясающим оказалось именно то, что менисковый телескоп, как выяснилось, вполне мог быть создан... в семнадцатом, а то и в шестнадцатом веке! На два-три столетия раньше! А ведь оптика вообще и теория телескопов в частности были, казалось, одной из наиболее "исхоженных" областей науки!
Другой пример. Хорошо нам известному гальваническому элементу немногим более полутораста лет. Но создать его могли, оказывается, еще древние египтяне - для этого у них были все необходимые материалы. Кстати говоря, не так уж давно при археологических раскопках в Месопотамии были найдены устройства, подозрительно похожие на гальванический элемент. Опыт истории показывает, таким образом, что открытия и изобретения, запоздавшие на века, не столь уж большая диковинка. В общем такие случаи бывали. Даже с Ньютоном, который, как выяснилось недавно, проглядел одну чрезвычайно важную закономерность. Речь идет о высчитанных этим великим экспериментатором коэффициентах восстановления скоростей - Ньютону просто в голову не пришла простая и очевидная мысль о том, что эти коэффициенты могут зависеть не только от материала, из которого сделаны соударяющиеся тела, но и от их формы! Не приходила эта мысль и никому другому, пока лет тридцать назад на нее не набрел русский инженер Е. Александров, занимавшийся конструированием ...буровых машин! Вот так же и Карамышев, безусловно, мог совершенно случайно набрести на метод, мимо которого прошли исследователи последующих веков. Это тем более возможно, что техника просвечивания тел - интроскопия - возникла совсем недавно.
Здесь в пору развеять возможные недоумения, касающиеся научной стороны проблемы "видения сквозь камень". Дело в том, что непрозрачных тел в принципе не существует. Когда мы говорим, что какой-то материал непрозрачен, то это означает только одно - он непрозрачен для световых волн и, следовательно, для нашего взгляда. Только это. Туманная дымка непрозрачна для видимого света, но прозрачна для инфракрасных лучей. Человеческое тело - для рентгена; стальная пластинка - для гамма-частиц; земной шар - для нейтрино. Следовательно, задача сводится, во-первых, к оптимальному подбору проникающих излучений, а во-вторых, к конструированию систем, преобразующих невидимые волны в зримое изображение. Эти две задачи и решает не без успеха современная интроскопия. Но раз это так, значит нечего и огород городить? Пусть спят в забвении древние бумаги, нечего волноваться из-за какого-то странного опыта - двадцатый век, пусть с запозданием, и здесь всё постиг...
Все правильно, но за исключением одного существенного обстоятельства. До нас дошло описание конструкции аппарата Карамышева, неизвестно, как он действовал, но сохранилось упоминание о принципе его работы. Карамышев "просвечивал" известняк посредством... МАГНИТНОГО ПОЛЯ !
Магнитное поле ныне широко используется для обнаружения в металлических изделиях "незримых" дефектов. Но чтобы магнитное поле делало прозрачной горную породу?! О таких опытах специалистам не приходилось не читать, ни слышать, ни даже думать. Разумеется, магнитное поле легко и свободно "проходит" через горную породу, да и вообще любое другое тело, но от этого это тело вовсе не становится прозрачным. Что же тогда мог открыть Карамышев? Неизвестный нам эффект магнитного поля, благодаря которому в веществе происходит коренное изменение структуры и оно становится прозрачным? Возможно. Но если так, тогда что же заставило исследователя после успешной демонстрации своего "просветителя", свидетелями которому стали авторитетнейшие ученые того времени, замолчать о нем на всю оставшуюся жизнь и отправиться к черту на кулички, отвергнув почести и славу, которые ему были бы гарантированы, даже если бы он этого открытия и не совершил. Загадка истории? Возможно. Даже вполне. Продолжение этой загадки можно отыскать в архивах НКВД, которое в 1929 году конфисковало найденные кем-то когда-то дневники выдающегося русского ученого и экспериментатора ХVIII столетия, и в которых он, согласно заявлению сгинувшего бесследно в подвалах того же НКВД Любенковича, подробно описал принцип действия своего изобретения. И вот тогда, когда эти записки будут наконец найдены во второй раз и переданы для изучения самым компетентным специалистам, мы наконец сможем проникнуть в одну из самых величайших научных тайн всего человечества..."
10.
ПТЕНЦЫ НАРКОМА ТУХАЧЕВСКОГО.
Хагель, без сомнения был прав - если бы исчезнувший в 1929 году из запасников Кадуйского музея дневник Карамышева был отыскан, то человечество наверняка смогло бы проникнуть в одну из самых интересных тайн всего человечества, однако, по мнению Кремнера, непосредственно к науке эта тайна особого отношения не имела и иметь не могла. Он был убежден в том, что если бы в записках ученого было что-то стоящее, то оно и на самом деле давно бы было использовано в интересах сталинского режима после изъятия. Как можно заметить, "невидимость тел", полученная некогда Карамышевым, могла служить прекрасным логическим основанием для проводимого в 1937 году на полигоне под Вологдой под руководством Сильванского эксперимента по достижению невидимости самолета ВВС РККА. Однако обнаруживается и некоторое различие между обоими этими экспериментами: судя по воспоминаниям В. Шаврова (ничего более авторитетного у нас пока нет), невидимость испытываемого самолета достигалась путем банального покрытия обшивки крыльев, фюзеляжа и остальных внешних частей АИР-3 неким отражающим веществом - органическим стеклом типа родоид французского производства. В "монографии" же Хагеля относительно эксперимента Карамышева упоминались электромагнитные волны. Можно допустить, конечно, что электромагнитное излучение было открыто еще в позапрошлом веке, и даже могло использоваться некоторыми учеными того времени при проведении некоторых опытов, но вот чего уж нельзя допустить никак, так это того, что в 1937 году (если дневник Карамышева и на самом деле попал в руки НКВД) сталинские конструкторы смогли использовать этот принцип в действии и получить при этом какие-то значительные результаты.
Как известно, с 1921 по 1937 годы всеми разработками военной техники для Красной Армии занималось так называемое Особое техническое бюро (сокращенно - Остехбюро), на деятельность которого правительство выделяло сотни миллионов рублей, и в котором прорабатывались любые поступившие на рассмотрение компетентных комиссий изобретения, способные пойти на пользу дела. Трудно предположить, что дневник Карамышева со столь ценным содержимым прошел мимо внимания главного директора Остехбюро В.И.Бекаури, известного советского изобретателя, перед которым высшее руководство страны (в лице "друга всех изобретателей" М.Н.Тухачевского) поставило конкретную задачу добиваться усовершенствования военной техники любой ценой, и отсутствие на вооружении Красной Армии и Флота невидимых кораблей, самолетов, танков и до сих пор говорит о том, что яростный разоблачитель кадуйского краеведа Любенковича - инженер Понятовский - был абсолютно прав: таинственный "просветитель" Карамышева, которым так восторгались светила науки XVIII века Брикман, Канкрин и Леман - сплошная фикция, и человечество еще не владеет средствами для претворения в жизнь фантастических идей в стиле Герберта Уэллса. И летописец Шавров, приводя в своей знаменитой книге (ставшей более-менее компетентным справочником на долгие годы) параметры, достигнутые испытаниями "невидимого самолета" в 1937 году под Вологдой, вовсе не маскирует какие-то более значительные результаты в интересах сохранения государственной тайны - этих результатов попросту не было.
Отношение только-только "оперившегося" после окончания МАИ Александра Сильванского к "невидимому проекту" может объясняться двумя причинами - во-первых, как удалось установить только в последнее время, и то совершенно случайно, Сильванский был зятем первого наркома авиационной промышленности М.М.Кагановича, который самым натуральным образом пробивал и расчищал дорогу своему бездарному родственнику. Во-вторых, в те "смутные" годы в Остехбюро, разраставшееся на государственных субсидиях как Колобок на бабкиных дрожжах, усиленно набирали перспективных (с виду) молодых людей с пролетарским (по заявлению) происхождением и высшим техническим (на бумаге) образованием, и потому затесаться среди "новобранцев" отпетому мошеннику "пролетарского происхождения" с неведомо как добытым дипломом не составляло совершенно никакого труда. Стоит только вспомнить, что во время Великих Чисток 1937-38 г.г. были ликвидированы абсолютно все заведения и проекты, к которым был причастен обвиненный в подрывной деятельности Тухачевский (а Тухачевский, как выяснилось в последние годы, был известным покровителем всяких аферистов и хапуг, выдававших себя за изобретателей и рационализаторов), и были расстреляны или распиханы по кутузкам все лица, занимавшие в этих заведениях мало-мальски заметные посты. Кто-то может заявить, что это была стратегическая ошибка жаждущего свести счеты со своими недругами и заговорщиками Сталина, но это глупое заявление вряд ли стоит принимать во внимание: за годы своего существования из кабинетов Остехбюро, не вышло НИ ОДНОГО по-настоящему полезного армии и флоту (или вообще кому бы то ни было) изобретения - все новшества покупались у буржуев (прежде всего в США) и эти закупки стоили правительству несоизмеримо дешевле, чем содержание всяких "научно-исследовательских центров", от исчезновения которых вооруженные силы Страны Советов не только ничего не потеряли, а даже выиграли: так обычно выпалывается вредный сорняк на огороде, чтоб не мешал расти полезным культурам. Когда Сталин понял, сколько опасных паразитов расплодилось на теле создаваемого им государства, то полетели головы всех новаторов-изобретателей, подобных Гроховскому, Бекаури, Ниренбергу и многим-многим другим, пригретым ничего не смыслившим в вопросах техники вредителем Тухачевским...
Но Сильванскому удалось спастись, да иначе и не могло быть - предупрежденный своим всесильным родственником, он вовремя "св