Жил старик со своею старухой. И жили они у самого синего, но холодного моря. И жили они вместе уже больше пятидесяти лет. Старик был сух, высок и лёгок в кости и в суждениях, а старуха была полна, белотела и любила поворчать.
Они пережили в маленьком домике, стоящем в сосновом бору, Сталинско-Хрущёвскую послевоенную пору подъёма, Брежневский развитой социализм застоя, Горбачёвский перестроечный развал страны, а теперь доживали свою жизнь всё в той же маленькой избушке, стоящей в деревушке недалеко от холодного моря, где они когда-то произвели на свет троих детей. Старику было за восемьдесят, а старухе - далеко за семьдесят.
Они уже не верили в улучшение своей жизни, латая свой старенький домик, как могли, и получая мизерную пенсию от нового, русского, неизвестного им по убеждениям, правительства. У них был огородик, где старуха, кряхтя и ругаясь на боль в спине, сажала овощи и картошку, а на заднем дворе, в загончике с насестом жили их три верные курицы-несушки и горластый петух-задира. Во дворе стояло раскидистое грушевое дерево, ежегодно радующее их ароматными зелёными грушами, хранящимися почти до морозов, а в палисаднике росли чёрная смородина, мохнатый крыжовник и поздняя клубника.
До города было двадцать километров расхлябанной, ухабистой дороги, но почта приходила в их домик почти регулярно, принося запоздалые газеты с всё теми же пугающими, невероятными новостями со всего света, и был телефон с телевизором.
Дед был образованным и, несмотря на свои годы, освоил модем с интернетом, и купил стационарный компьютер, хотя модем работал с перебоями и крайне медленно. Он был раньше инженером, интересовался новой техникой и мог ещё починить бабке утюг.
Бабка была простой, компьюторы не понимала, но любила разгадывать кроссворды, читать новости об известных актрисах и смотреть сериалы по старому телевизору.
Дети выросли и разлетелись, выросли и внуки, приезжая к старикам на короткие каникулы из своих далёких городов, но мучаясь в их маленькой лесной деревушке вынужденным бездействием и отсутствием каких-либо современных развлечений.
В деревушке остались жить или, скорее, умирать, только пожилые люди довоенного производства. Молодёжь удирала в города из этого лесного, заброшенного царства, а пустующие дома скупались предприимчивыми дельцами, строящими дачи из старых домов и продавая их втридорога жителям окрестных и далёких городов, томящимся по контакту с живой природой.
Несмотря на маленькие размеры деревни, в ней с незапамятных времён была церковь, которая после Ельциновского фарсового периода с водкой, щипанием секретарш, публичными танцами по телевизору и танками на Московской площади, была опять восстановлена, и куда, по велению Патриарха Всея Руси, был прислан молодой батюшка с попадьёй.
Бабка в церковь не ходила, выросшая в семье коммунистов с томами Ленина на книжной полке, но в своего, бабкиного бога, она верила, и чем старше была, тем её вера в чудеса крепчала. До районной больницы было далеко, поэтому она молилась своему богу, надоедая ему всё теми же жалобами на спину, ноги и деда.
Они с дедом давно спали в разных комнатах, так как она не могла больше переносить дедовых ночных вставаний в туалет с громким пуком, разносившемся как дробь из автомата по ночному дому и вечного чаепития на малюсенькой кухоньке со звуком прихлёбки от обжигающего губы чая из блюдечка, и в своей угловой комнате она сделала небольшой уголок, но не красный, коммунистический, а боговый, повесив туда прабабкину, тайно сохранённую от местных Советов, иконку с маленькой красной лампадкой. К богу она обращалась по-своему, нестандартно, жалуясь на старость, бедность и деда.
Дед, хотя и вырос при советском безбоговом строе и был много лет членом коммунистического братства, дававшего ему тогда некие бесспорные преимущества, полюбил церковь, проповеди батюшки и чаепития после церковной службы, заменившие ему отжившие сельские клубы с их многочисленными кружками и социальной деятельностью.
При церкви была библиотека духовной литературы, и дед проводил долгие зимние часы в этой библиотеке при церкви, читая те произведения, которые он не прочитал в дни, занятой социалистическими стройками его далёкой юности, и он часто разговаривал с молодой попадьёй, выдающей книжки. Ему нравились эти сказочные описания из жизни святых, хотя он и не мог до конца поверить непорочному зачатию, загробной жизни и вознесению.
В тот воскресный день он вернулся из церкви возбуждённый услышанным на проповеди, потихонечку подошёл со спины к своей бабке и поцеловал её сзади в седые, ставшими редкими и собранные в узел на макушке волосы. Она сидела и разгадывала очередной кроссворд и не ожидала такого внезапного нападения с тыла.
-Ты что, дед, белены объелся или ладаном обкурился в твоей церкви, - заворчала старая.
-Дусь, - начал дед робко, - А давай с тобой сексом займёмся? - выдавил из себя дед, смутившись своей смелости.
Бабка развернулась к нему всем своим корабельно-большим корпусом и захохотала, пуская волны по всему своему крупному, но дряблому от возраста, дебелому телу. Смеялась вся бабка сразу, все бабкины части, но дед не отступал.
-Дусь, священник сегодня рассказывал про прародителя всех евреев Авраама с его женой Сарой, у которых родился ребёнок, когда ей было под восемьдесят, а Аврааму - за девяносто.
Бабка остановилась смеяться и прямо опешила.
-Ты чего, коммунист леший, веришь всему, что в твоей церкви говорят? Какая такая Сара? Да в уме ли ты? Как бабе родить в таком возрасте? Да и этот твой Абрам-еврей - пенёк столетний? Как у него и хуй то встанет, хотя и обрезанный - ты подумай!
Но старик не отступал. Мысль, заронённая в церкви на службе, дала свои семена и, как чертополох, поселилась в плешивой голове деда.
После обеда он пошёл в туалет, снял свои тренировочные штаны и семейные, в цветочку, просторные, сшитые бабкой трусы, и посмотрел на своё скукошенное, немного потемневшее от времени, в каких-то пятнах, сокровище.
Он подумал, что последний раз он занимался с уже высохшей внутри бабкой, сексом, может, лет пятнадцать назад. Он точно не помнил. Но молодой священник, ссылаясь на ветхий завет, рассказал прихожанам историю о милости Бога к Аврааму с Сарой, и от этой эротической древней истории внутреннее существо деда пришло в волнение. Секс звучал в нём как призыв к жизни и молодости, и, после спускания воды в туалете, он немного потеребил пальцами своего любимца, но тот не ответил на ласковые прикосновения деда, скучно вися между дедовыми колокольчиками.
Дед покряхтел, поахал и решил искать помощи, воспользовавшись современными средствами. Наладив свой медленный, но верный компьютер, он отправился на поиск в безграничное кибернетическое всёзнающее пространство интернета. Через час поисков он понял, что его спасение зовётся виагрой, и эти чудо-таблетки делают, конечно, враги-американцы, но они продаются и в Российских аптеках.
На следующее утро дед оделся, взял припрятанные от старухи деньги, и поплёлся на автобусную остановку, где два раза в день уходил автобус в районный город. Бабке он наплёл, что едет в компьютерный магазин за новым электронным прибамбасом.
В городе он пошёл в аптеку при местной районной больнице, отстоял свою очередь и подошёл к окошечку, где сидела миловидная, густо накрашенная продавщица.
Она посмотрела на деда, потом улыбнулась белозубой улыбкой, и пошла за лекарством. Через минуту она вернулась, неся в руках пачку с заграничными буквами.
Сколько тебе, дед? - спросила она.
Виагру продаём поштучно, и штука стоит...
Тут красавица назвала цифру, далеко выходящую за ограниченные финансовые возможности деда, но отступать он не хотел. Образ молодости и силы стоял перед ним, как ржавый гвоздь в стене, и он решился.
-Давай две штуки, наверно хватит.
Очередь за дедом, слыша их переговоры, покатывалась от смеха.
Дед заплатил за две таблетки виагры все свои сбережения за последние полгода, и, счастливый, буквально побежал к остановке автобуса, у которой стоял последний, вечерний автобус, возвращающийся в дедову деревню.
Он вернулся к ужину.
-Ну что, купил свой прибамбас? - спросила бабка.
-Купил, - ответил дед с необычной для него весёлостью в голосе.
Покажи, - не унималась бабка.
Потом, бабка, - отрезал дед.
Сначала - ужин.
Бабка подала на стол варёную картошку с маслом и вчерашние, разогретые котлеты с малосольными, своими огурцами, которые дед очень любил.
Она налила ему стопку водки.
Дед решил принять виагру сразу после ужина, вместе с вечерним чаем. Он проглотил голубую таблетку, которую тайно вынул из кармана штанов, и, запив её чаем, стал ждать. Он не знал, когда таинственная таблетка начнёт действовать и приготовился к атаке бабкиного тела, как только почувствует первые признаки оживления нижней плоти в его семейных трусах. Но ничего не происходило.
Прошло полчаса. Он сходил в туалет помочиться, где он исследовал свой нижний отдел, не найдя в нём ни малейшего изменения. Тогда он решился на рискованный шаг: принять ещё одну таблетку. Девушка в аптеке сказала ему, что больше одной таблеки за один раз лучше не принимать, но дед решил не отступать. Найдя вторую таблетку в кармане, он взял её в рот, вышел из туалета и запил её оставшимся от ужина уже остывшим чаем.
Бабка уже помыла посуду после ужина и сидела на диване, следуя сонными глазами за последним телесериалом, включающим фазенду, несчастную любовь, кровавую развязку и не имеющий ни малейшей связи с реальной жизнью. Но эти бесконечные сериалы действовали на бабку успокаивающе, будя в ней её неиспользованную женскую тягу к роковой, ненастоящей, но желаемой любви к кому-то, кто был не её надоевшим дедом.
Тут вдруг дед почувствовал изменения, которые без его воли заполнили его штаны чем-то давно забытым. Его старый хрен неожиданно заторчал, грозя разорвать его семейные трусы. Он почувствовал неконтролируемую тягу проникнуть внутрь бабкиного тела - может, в последний раз.
Он, неожиданно для бабки, завалил её на спину и стал задирать её юбку, добираясь до бабкиных розовых, чистеньких трусов. Бабка окаменела от такого натиска. В это время телевизор показывал одну из сочных сцен с фальшивыми поцелуями и полуголыми актёрами, стонущими, как будто им прищемили какую-то интимную часть. Дед, всё больше возбуждаясь от бабки, вздохов, несущихся с экрана и чувствуя в крови циркулирующие две таблетки виагры, уже вставлял свою старую пушку в бабкину давно засохшую амбразуру.
Дед, казалось потерял рассудок. Он чувствовал себя опять молодым и притягательным, а под ним он представлял не бабку, а ту молодую накрашенную продавщицу из аптеки. Дед гудел как паровоз, набирающий скорость. Бабка лежала под ним, не испуская ни звука, ошалевшая от происходящего и думая, как она ему отомстит завтра утром.
Куры в курятнике проснулись от их шумной возни и закудахтали, у соседей загромыхал пёс на цепи. Казалось, вся природа вокруг пробудилась от действий прыткого деда и хотела принять участие в его неожиданной оргии.
А наверху, над бабкой с дедом, на небе сидели два ангела и не могли сдержать хохота, смотря на конвульсии деда и бабкину расплывшуюся фигуру, утопающую под дедовым тощим, старческим телом. Те два ангела были ангелами-хранителями бабки и деда, и они были вместе уже больше пятидесяти лет, следуя за бабкой и дедом во всех перипетиях их жизни и охраняя их от всевозможных опасностей. Такого они от деда не ожидали. Теперь они сидели на небе, обнявшись, и смеялись до слёз, смотря на довольно жалкую любовную сцену, развёртывающуюся перед ними.
Вдруг дыхание деда участилось. Он, по птичьи, закатил глаза и вдруг захрипел. Его старый организм не выдержал темпа, заданного американскими таблетками, и он, отвалившись от бабки, как клоп, напившийся крови, вдруг перестал дышать.
Ангел деда перестал смеяться.
Смотри, твой кончается, - обратился к нему ангел бабки.
Теперь тебе идти с его душой на суд божий. Жаль, думал, что ещё поживём вместе, но, видно, придётся теперь мне одному за бабкой присматривать.
Дедов ангел покрутил своей полупрозрачной головой и сказал:
Погоди, может ещё и отдышится. И какой балбес сказал деду о виагре - в его-то возрасте и с его-то сердцем! Просто - враги народа!
Дед сказал, что это батюшка в церкви ему рассказал историю из ветхого завета об одной еврейской семье, - сказал бабкин ангел.
- Еврей - не еврей, но мозги-то надо иметь свои! В таком возрасте и гориллы не прыгают друг на друга, а тут старый инженер, с высшим образованием - стыд, да и только!
Дедов ангел бесшумно подлетел к деду и стал обмахивать его своими крыльями. Дед, казалось, ещё не совсем покинул этот мир, но его глаза уже заволоклись, как у мёртвой курицы, желтоватой плёнкой.
Бабкин ангел слетел тоже вниз и уселся на оконный карниз.
Нет! Не выкарабкается дед! Хана ему пришла! Принимай душу умершего, друг: преставился дед!
Бабка, не чувствуя больше дедову возню и хрипение, стала выбираться из-под него, не понимая, что происходит. Она присела на диване и увидела неподвижно лежащего деда, без штанов, но с поднятым шлангом.
Деееед! -позвала протяжно бабка,
Ты живой или как?
Но дед не одвечал, а его шланг стал опадать, и вдруг оттуда полилась какая-то странная жидкость. Бабка отпрянула.
- Хорош, гусь старый, - подумала она. И мочу сдержать не может, поганец! Она встала с дивана, привела в порядок свои розовые трусы и пошла поставить чаю.
Дееед! Иди чай пить! - сказала она, не поворачиваясть к лиходею.
Хватит дурака валять, старый леший! Вставай!
Но дед не отзывался на её заигрывания. Его душа уже покинула тощее тело и, в сопровождении со своим ангелом- хранителем, пыталась покинуть избушку через окно. Тело деда неподвижно лежало на диване.
Бабка подогрела чайник и заварила новый душистый чай. Запах разнёсся по всей избушке, но дед не пробудился ни от бабкиных знакомых слов, ни от запаха чая. Он умер. Бабка подошла к телу деда, приложила зеркало к его рту и отдёрнула руку. Она поняла, что дед умер, ушёл туда, откуда возвращения не было.
- Дуррак! Тьфу! Прости меня, господи! - прошептала бабка и, утомлённая перипетиями дня, отправилась спать в свою комнату.
Завтра тебя к похоронам приготовлю, - сказала она, обращаясь к мёртвому телу деда.
Устала я! Утомил ты меня, ирод!
Она пошла в свою комнату, закрыла за собой дверь, переоделась в длинную ночную рубашку и легла в своей кровати, пытаясь забыть этот странный, ни на что не похожий день. Её ангел присел к ней на край кровати, печальный от того, что он разлучён с дедовым ангелом, и тихо задремал рядом с бабкой.
Ничего, - подумал ангел, - бог даст - скоро свидимся.