Перед московской олимпиадой во втором Меде учился один молодой человек родом из Прибалтики. С общагами тогда совсем плохо было, и он снял комнатку где-то в Сивцевом Вражке. Потом, на четвертом курсе, чтоб не тратить деньги, попросил ходить на практику в диспансер рядом с метро Смоленская. На память Борис с детства не жаловался, цифры, картинки - все запомнить мог. А что еще студенту-медику надо? Потому и учился неплохо, и в деканате ему пошли навстречу.
Правду сказать, поначалу работалось молодому человеку муторно. В больничку тогда от греха насовали всякого сброда: и алкашей, и тунеядцев, даже шалав в женские палаты. Никаких тебе сложных случаев. Неврологический диспансер сделался похож на типичную психушку. И он, студент подай-принеси-запиши. Если б не Семеныч, совсем бы угас, но не тут то было.
Когда доцент шел по коридору, видавшие виды санитары подтягивались и замолкали. Невысокий, поджарый, для своих сорока руководитель Бориса смотрелся ого-го. И лицо не простое. Лоб широкий, с залысинами. Крылья носа раздуваются, взгляд пронзительный, брови вразлет. Коршун , - с тоской вздыхала лаборантка Ника. Говорили, Семеныч по молодости даже сеансами гипноза подрабатывал. Потом успокоился, защитил кандидатскую про алкоголизм, устроился в Институт усовершенствования врачей. Но милиция по-прежнему обращалась к нему с просьбами то освидетельствовать какого-нибудь психа, то еще что.
Доцент практиканта гонял. По болезням, что от чего назначать. В каком случае сульфу колоть или электрошок давать. Пару раз посылал за пивом в Жигули на Калининский. На второй раз Борис обнаглел и попросил совета, а то Ника ему неделю динамо крутит. Девчонка была фигуристая, но слегка с прибабахом. Любила всякие теории, читала Технику молодежи , бегала на лекции Зигеля про НЛО.
- Не дает? - удивился Семеныч. - Фигня, научу, любую до койки за полчаса довести сможешь. Только подмени меня сегодня в ночь, а то у меня халтура на вечер образовалась.
Студента черт дернул узнать, что за халтура и сколько платят. Выяснилось, это обэхээсники за помощью в дознании обратились. Ихний майор звонил, мужика любопытного обещал привезти.
- Ты понимаешь, странная история. Где-то год назад народ стал больше положенного выигрывать в Спортлото . Разбираться стали - один и тот же пижон через подставных выигрыши получает.
- На сговор с лотерейщиками похоже...
- Проверяли. Не знаком он ни с кем. Поймали, допрашивают, да все без толку. И ясно ведь, наперед результаты знает, а как, почему - выяснить не могут. Подозревают, систему выигрышную разработал. Только следователи после допросов сами не свои становятся. У кого сердце прихватит, кто с катушек съедет.
На том и разбежались, то есть, доцент остался, а Борис домой пошел высыпаться перед дежурством. Вечером молодого человека разбудил стук в квартирную дверь. Стучали долго. Хозяйка уехала на дачу, так что практиканту ничего не оставалось, кроме как подняться, влезть в спортивные штаны и пойти открывать. На площадке стоял Семеныч. Борис посторонился, машинально бросил взгляд на стенные часы - восемь, два часа до дежурства.
Гость выглядел помятым. Задыхался, двигался неловко, бочком, припадая на ногу.
- Ох, и тяжелый же случай! Пять часов работал. Не зря. Кому сказать - не поверят.
Выяснилось, мужик этот, подследственный, ездил с экспедицией на Алтай. То ли с геологической, то ли с археологами. Что-то там у них случилось к югу от Телецкого озера, вроде, с машиной, и он один посреди леса остался. Пытался выйти день, другой - без толку. До кучи, обморозился, ночи-то в горах холодные, через спальник пробирает. На третий день проснулся - ноги не идут. Запаниковал было, но собрался. Глядь, ниже по лощине - просека, и сарайка дощатая стоит. Дополз, только сарайка оказалась магазинчиком, вроде сельпо. Продавщица из местных выскочила, помогла. Водки налила, а он засомневался, деньги-то у начальника остались. Ничего, продавщица говорит, мне кто чем может, тем и платит. А сама, коза, уже халат расстегивает. Спасенный прямо у прилавка с ней шуры-муры наладил, потом стакан принял и с непривычки отрубился. Очнулся оттого, что нашатырь к носу поднесли. Открыл глаза, видит: начальник его трясет, кругом кедры да пихты, а над ними небо синее. И сельпо поблизости никакого нет, один курган древний.
- Мужика-то уже неделю искали, найти не могли, всех на уши поставили. Он сначала посчитал, что от дурной водки не помнит, где эти дни бродил. А потом ему та продавщица во снах стала приходить, и способности открылись.
- Экстрасенсом, что ли стал, вроде покойной Кулешовой?
- Вроде того. И захотел на этом заработать. Хотя мне пока не все ясно. Милиция говорит, экспедиций в те места никто не отправлял. С другой стороны, что с них взять, даже личность не установили, документы-то у мужика липовые. Я оставил его в 16-ой, с утра продолжу. Ты внимательней там, последи, чтоб без происшествий.
Озадачил и ушел.
Ночью все шло как обычно. С понедельника разрешили газеты, так что никто не хотел нарушать режим. Буйные заснули на уколах. После того как последние троллейбусы ушли в депо, в диспансере стало совсем тихо. Борис уединился с Никой в ординаторской, твердо решив довести дело до интима. Едва у него стало получаться, в ординаторскую заявился милицейский сержант. Его поставили охранять подследственного, а тому стало плохо.
Войдя в палату, Борис увидел привязанного к койке человека лет тридцати. Лежащий трясся и сипел, кусая губы в кровь. Лицо его, крупное, скуластое, с родинкой у виска показалось практиканту знакомым. На столике у окна лежала папка. Борис бросил взгляд на раскрытые страницы. А там ерунда сплошная: пустые строчки ФИО - рождения да квадратики с отпечатками пальцев. Сержант смутился, убрал папку в ящик стола. Борис подумал, что Семеныч прав по поводу милиции, и расстроился. Зато больной был крепче, чем казался. Замер, зенки в практиканта вперил и забормотал.
- Пришел? Хорошо. Коли лекарство... Теперь все время болит, терпеть невмоготу. Срок скоро, она поставила... Никуда не денешься, говорит. Но я нашел щелку. Сюда, назад вернулся... Время странная вещь. Ждешь, ждешь... Давай, коли скорей!
Милиционер кивнул. Ника прикатила капельницу со средством. Когда Борис закатал больному рукав, на простыню выпал мятый окурок, на котором было что-то написано. Практикант сунул его в карман и забыл. Попал в вену с первого раза, отрегулировал зажим, чтобы капало быстрее. Мужика отпустило, он уснул, и больше ничего особенного до утра не произошло.
В шесть, как положено, по радио сыграли гимн, по кольцу пошли поливальные машины, в диспансер начал подтягиваться персонал. Семеныч задерживался. Борис его не дождался, пошел спать домой.
Только со сном опять не сложилось, перед обедом милиционеры пожаловали. Сам майор, обэхээсник тот, и участковый местный. Сказали, вчера, ровно в восемь вечера, на метро Щербаковская произошел несчастный случай. Руководитель Бориса с платформы упал. Вы ведь дома были, Борис Вениаминович? Практиканта будто током ударило, но про вечернего гостя он говорить не стал. Спал дома, и все тут. Но майора и так устроило.
- Поедемте с нами в диспансер. Ночью пациент с вами общался, вы ему капельницу ставили. Наш клиент. С ним Марк Семенович работал. Может, продолжите, как ученик? Кажется, подследственный вам доверяет.
Практикант согласился. Зря, наверное.
Койка с затянутыми ремнями пустовала. В углу сидел мужчина в милицейской форме, в ступоре уставившись на какой-то предмет в руке. Пригляделись, а там шариковая ручка. С девушкой заграничной, моряки тогда такие из Сингапура возили. Если шариком вниз держать, девушка приличная, в купальнике. А переворачиваешь - жидкая краска с купальника куда-то сливается, и красавица все интересные места оголяет. Мужчина ручку так и сяк крутит, глаз не сводит, совсем потерялся. Борис не сразу узнал в несчастном ночного охранника. Майор попробовал привести сержанта в чувство, хлестнул по губам, ручку отобрать хотел. Без толку - тот ее в кулаке зажал, не отпускает. Осенью этого сержанта по здоровью списали и в диспансер !2 определили, в палату для тихих.
А в тот день еще главврача вызывали. Он посоветовал майору пленки прокрутить. Якобы, недавно в палате поставили спецаппаратуру. Неблагонадежных пациентов записывать, если откуда надо позвонят. Покамест шла отладка, аппаратура работала постоянно. Давайте посмотрим , пожал плечами майор.
К сожалению, наладчики до конца все отрегулировать не успели. Происходящее на телеэкране приходилось по большей части угадывать. Борису удалось разглядеть, как тело подследственного теряло форму, растекалось в стороны. Затем этот слой с останками лица начинал вздуваться и топорщиться. Блинчик на сковородке смеется, отчего-то вздумалось практиканту. Хотя звука не было. Сержант пятился от койки, пока не опустился на стул. Наконец, субстанция вспенилась, от нее стали отделяться и взлетать к потолку прозрачные образования. Как будто ребенок забавлялся, пуская мыльные пузыри. И лопались так же, исчезая без следа. Майора стошнило. А сержант на экране подобрал что-то с пола и начал крутить перед собой.
Больше Борис на практику не приходил. В конце июля уехал к себе в Клайпеду. Молодость, море и солнце сделали свое дело: неприятные воспоминания поблекли и тревожили реже. В сентябре он столкнулся в метро с прихрамывавшим Семенычем. Доцент светился от счастья. Только из больницы. Ногу растягивали. По методике этого доктора из наших, Илизарова . Молодой человек спросил о деле.
- Да закрыли дело. Упустили пижона-то. Эх, если б я не оступился, разве дал бы ему загипнотизировать охранника! И папку с собой унес, гад.
- Какой же это гипноз? На записи...
- Да что там, на этой вашей записи? Испорчена она, вся пленка пузырями пошла. Ну, сержант ходит, ручку подбирает. Все остальное - усталость да игра подсознания. Сам подумай, ты ж советский студент, диамат сдавал. А практику я тебе подписал, не переживай.
Борис не успокоился. Вышел из метро - и пешком до диспансера. Вещи, говорит, забрать хочу. Его пустили. А он из шкафчика своего халат достал, руку в карман сунул и разом передумал вопросы задавать. В кармане лежал окурок. Тут на молодого человека нахлынуло. Как Ника капельницу катила, а мужик что-то важное шептал. Или нет? Студент аккуратно развернул папиросную бумагу. Три строки с цифрами. Догадался: те, что через точку - даты. Две миновали. Про остальное сообразил уже позже, по дороге. Киоск Спортлото на Калининском еще работал. Оставалось заполнить карточку и бросить в желтый ящик.
Прежде чем Борису выдали выигрыш, его вызывал к себе знакомый майор. Однако ничего у милиции против студента не имелось, а сам он ото всего отказывался. Под конец майор предложил сдать отпечатки пальцев и убираться. В другом кабинете старшина валиком наносил на пальцы людям чернила, затем брал по очереди каждый и старательно катал о бумагу. Студенту опять вспомнилась проклятая палата. А память была у него фотографическая, все завидовали. Там, на столике, тоже лежала такая страница, с отпечатками. Теми же, что сейчас оставляли его пальцы.
Прояснилось все много позже.
- Привет, - сказала ему Ника весной 82-го, как если бы они расстались вчера.
Он встретил ее у входа в кафе-мороженое, провел к столику, на второй этаж. Взяли по фирменному Космосу . Борис торопился. Огромные шоколадные шарики таяли, а история выходила длинная.
- Как такое может быть? Он меня гипнотизировал или отпечатки подделал? Или они все-таки иногда совпадают? - давясь, сыпал вопросами молодой человек.
Девушка молчала, задумчиво водила ложкой по розетке. Наконец, ей надоело.
- А знаешь, у меня другая теория, - ответила она, слизнув мороженое с верхней губки. - Я у знакомых книжку брала, фантастику. Космолет в вихрь времени попадает. И герой все время сам с собой встречается. То вчерашним, то завтрашним.
И ведь горячо, подумалось Борису, даже та родинка у виска есть! Получалось, с ним что-то подобное в будущем произошло. Должно произойти, чтобы он обратно, в тот июль вернулся.
- Тогда причем здесь продавщица? И что с ним... мной, в конце концов, случилось? Я умер или нет?
- Ты много от меня хочешь. Я не ученый. Только учусь вот. Думаю, та встреча как-то изменила будущее, которое для него прошлое. Линия, где он вернулся, просто исчезла, а он теперь живет в своем будущем, не тужит! Хотя нет, так не выйдет... Сдаюсь, не соображу никак. А с продавщицей... Инопланетянка, наверное. И не сельпо у нее там, а энэло.
Говорит, а сама ерошит ему волосы на затылке, нежно, участливо. Родители на симпозиум уехали, я одна дома . И дышит часто-часто.
Они стали встречаться. Пару раз съезжались, но ненадолго: психиатрия отнимала у Бориса все силы. Он менял места работы, начал писать диссер, поэтому личная жизнь все время отходила на второй план. К тридцати заматерел, незаметно для себя стал похож на таинственного человека из 16-ой палаты. Впрочем, давнишняя история почти стерлась из его памяти, пока как-то вечером Ника не прилетела с новостью:
- У нас в Геофизике экспедицию на Алтай собирают, в район Телецкого озера. Есть мнение, тебе понравится.
Борис подумал и решился.
Спустя три месяца он с уверенностью считал свою новую должность синекурой. В горах никто серьезно не болел, и ему оставалось лечить насморк да мазать ссадины и ушибы. С Никой они жили как муж и жена, спали в одной палатке. Она под конец стала смотреть на него по-особенному, будто ждала чего-то, хотя сама молчала. Перед отъездом начальник дал им машину съездить в кедровник за шишками.
С утра задула верховка. Сбитые ветром шишки скатывались в ложбинки, где молодая пара их и подбирала. Борис чувствовал себя слегка раздраженным. В необходимость встретиться с собственным страхом и прочую любительскую чепуху он не верил, однако любопытства до тех пор не изжил. На гребне перед очередной ложбинкой Ника взяла его за руку и сообщила новость:
- Я беременна.
Он совсем не так представлял их главное объяснение. Вдруг испугался, что надо будет менять жизнь, жениться, стирать пеленки. Что диссер придется отложить до лучших времен. Споткнулся, дернул ее за руку, затем отпустил. Ника упала, покатилась вниз. Катилась долго, с криком, только Борис будто оцепенел. Все смотрел, не мог двинуться.
На дне оврага лежала коряга. Ждала чью-нибудь голову, и дождалась.
Борис бросился к девушке. Подбежал, но она уже не дышала. У него в голове помутилось, и он пошел прочь. В какой-то момент понял, что потерялся в лесу, ходит кругами. Не хотел возвращаться. Ночью его пронзила мысль: ведь там Ника, его Ника, лежит одна, в темноте, никому не нужная. Борис вернулся, подхватил ее на руки.
Автомобиль не завелся, и он, привязав ее, мертвую, к спине, пошел вперед. Падал, засыпая на ходу, вставал и снова шел. Ел орехи, когда попадались палые шишки. Полз, когда отказали ноги. И таки дополз до этого гребаного сельпо.
Он отхаркнул слизь из пересохшего горла и прохрипел:
- Я все уплачу. Только пусть она живет. Ты можешь, я знаю.
Сверху усмехнулись.
- Да все уж уплачено. Хотя наворотил знатно. Только что ж, коли умный такой, с первого раза не пошел девчонку свою оживлять? Я ж тебе силу дала. Всего-то делов было - на три дня назад нырнуть. А ты вон куда, на годы. Петли накручивал, обставить меня хотел. Гордый человек.
Тем все и кончилось. Борис с Никой поженились, детей вырастили. Он большим человеком стал, докторскую по психоанализу защитил. Передачу по телевизору ведет.
А еще пишут, неподалеку от тех мест, где все случилось, позже курган с алтайской принцессой раскопали. Только ерунда это, никакая она не принцесса. И не беспокойтесь: у меня все хорошо, магазинчик расширяю.