(Война в Дагестане - яркое отражение внутренних противоречий в Чечне)
Нынешнее вторжение сторонников Шамиля Басаева в Дагестан обнажило все острейшие противоречия, существующие не только среди лидеров Чечни, но и собственно в чеченском народе. Шамиль Басаев, таким образом, открыто противопоставил себя не только Махачкале с Москвой, но и собственно Грозному, наглядно демонстрируя, что последний ему тоже не указ.
В феврале 1997 года Чечня ликовала - война закончилась победой. В единственно уцелевшем в Грозном месте массовых собраний - зале Дворца культуры химиков, где происходило приведение к присяге Масхадова, среди многочисленных агиток на чеченском языке гордо красовался лишь один лозунг на русском: "Ислам и свобода".
После инаугурации Масхадова стрельба вокруг ДК не стихала в течение часа. Под аккомпанемент автоматных и пулеметных очередей мужчины танцевали зикр. Все в республике были свято уверены, что основные трудности остались позади. Прошедшие два с половиной года камня на камне не оставили от этих иллюзий.
Еще во время войны в Чечне сложились мощные группировки, которые и сейчас возглавляют известные полевые командиры: Аслан Масхадов, Шамиль Басаев, Салман Радуев, Хункарпаша Исрапилов, Руслан Гелаев. Тогда все трения или искусно маскировались, или же отступали на второй план перед лицом единого врага. "Главное - вышвырнуть отсюда российскую армию и этих предателей - завгаевцев, - хором утверждали полевые командиры и простые боевики, - а между собой мы всегда мирно разберемся!"
Однако открытые противоречия и недовольство друг другом начались у чеченских полевых командиров сразу после ухода российской армии. Из скрытой неприязни они постепенно переросли в открытое противостояние.
Во время инаугурации избранного президентом Чечни Аслана Масхадова бывший руководитель республики - Зелимхан Яндарбиев демонстративно покинул зал с несколькими своими сторонниками. Шамиль Басаев открыто говорил о том, что выборы были сфальсифицированы.
Каждый из вышеуказанных лидеров не только по-своему видел пути выхода из экономического и политического кризиса в Чечне, но и претендовал на реальную власть в республике. И подобные устремления подкреплялись силой. А реальная военная мощь полевого командира в Чечне определяет для него в республике абсолютно все: он может не подчиняться законно избранной власти; в состоянии казнить и миловать кого угодно; он пользуется в обществе уважением, которое находится в прямой зависимости от крепости его кулаков.
Сегодня ситуация нисколько не изменилась: за каждым крупным полевым командиром стоит не только свои тейп, но и определенные районы республики, где проживают представители того или иного клана, что значительно увеличивает количество его вооруженных сторонников.
На деле получалось, что Чечня с каждым днем все больше дрейфовала к положению республики, где, каждый на своей территории, безраздельно властвует тот или иной князек. Вторжение отрядов Басаева в Дагестан - ярчайшее тому подтверждение. Власть президента Чечни распространяется исключительно на центр Грозного.
Корни противостояния группировок уходят в далекое прошлое. Еще полторы сотни лет назад русское казачество, обосновавшееся на Тереке, делило чеченцев на две категории: "мирных" и "горских". Первые проживали на равнине, занимались земледелием, скотоводством и, в общем-то, были относительно лояльны к пришельцам. Вторые же занимались грабежами военных обозов, похищением людей и скота, нападениями на русские поселения.
Водораздел в чеченском обществе, который подметили первые русские переселенцы, сохраняется в Чечне до сих пор. Любой чеченец в задушевном разговоре непременно подчеркнет, что его предки или с равнины, или с гор. Причем обе категории необычайно гордятся своими корнями. Первые потому, что практически вся чеченская интеллигенция вышла именно из "мирных", вторые же непременно подчеркнут, что они сражались с русскими еще сто лет назад - и теперь за все с Россией посчитались.
Противоречия между равнинными и горными чеченцами действительно глубоки. Последние особенно упирают на то, что именно "мирные" все время управляли республикой, приводя в пример Доку Завгаева. Не забывают они и про Хасбулатова, который, по их мнению, тоже предал интересы чеченского народа. Сейчас "горные" особенно клянут "мирного" Масхадова.
В свою очередь, сторонники президента Чечни так относятся к "горным": "Как были дикими, так и остались. Ничему их советская власть не научила. А теперь они вообще обнаглели - с гор после войны спустились, в Грозный перебрались, родню свою понатащили и порядки новые пытаются устанавливать. Да пусть они обратно убираются!!!"
Однако не следует заблуждаться и считать, что "мирный" Масхадов гораздо лояльнее относится к России, нежели "горный" Басаев. Оба ее непримиримые противники - и оба желают истинной независимости для республики. Только Масхадов прекрасно понимает: резкие движения в первую очередь повредят Чечне, и поэтому ведет свою политику мягко, без всякой внешней агрессии по отношению к Москве.
Кроме этого оппозиционные Масхадову полевые командиры ставят ему в вину полное отсутствие сильной центральной власти, напрочь "забывая" о том, что как раз они и сделали все для того, чтобы реальной силой в республике он не обладал. Как только президент Чечни собирается принимать какое-либо решение, идущее вразрез с желаниями отдельных полевых командиров (как правило, это были Салман Радуев, Хаттаб или Шамиль Басаев), они немедленно стягивали своих вооруженных сторонников в Грозный, накаляя обстановку до предела.
И если во время войны сторонники Басаева восторженно говорили: "Масхадов - это полковник советской армии. Он знает, как воевать!" - то теперь тон их стал иным: "А что можно ждать от этого бывшего советского полковника? Яснее ясного, что если человек больше двадцати лет служит с русскими, то он и сам как они становится!" И сейчас служба Масхадова в Советской Армии вменена ему в вину, она непреложно символизирует продажность президента Чечни Кремлю.
Группировка Яндарбиев-Басаев-Радуев, стремясь к власти, все время желала сместить Масхадова, но хотела сделать это в рамках "приличия", на основании хотя бы какой-то законности. Козырной картой в их руках было требование о введении норм шариата на территории республики.
Оппозиция постоянно предлагала шариат, в случае введения которого в республике полностью менялось бы государственное устройство и Чечня начала бы жить в соответствии с основами мусульманского законоведения, которые вытекают собственно из Корана и строго регламентируют духовную и частную жизнь мусульманина.
Следовательно, автоматически встал бы вопрос о правомерности положения Масхадова уже в новых, шариатских условиях.
Однако президент республики не стал дожидаться подобного развития событий, и сам в конце 1998 года объявил о введении в Чечне норм шариата, не только обескуражив тем самым политических и военных противников, но и выбив из их рук весомый аргумент.
Впрочем, Яндарбиев-Басаев-Радуев быстро сориентировались и в пику шуре, созданной Масхадовым, образовали собственную, куда вошли все значимые оппозиционные лица. Они утверждали, что масхадовская шура неправильная, а единственно верный выборный орган - это их шура.
Именно с этого момента в Чечне началось прямое противостояние двух сил: президентской стороны и оппозиции. Причем ни одна не собиралась уступать оппоненту. Именно поэтому Басаев постоянно дистанцировался от "продажного Масхадова", всячески подчеркивая собственную независимость от официального Грозного.
Все нынешние события в Дагестане ясно свидетельствуют о том, что чеченская мечта о национальном братстве потерпела окончательное фиаско. И хотя лидеры Чечни постоянно уверяют, что воевать друг с другом они не будут, это возможно лишь при одном условии: если Басаев добровольно откажется от притязаний на власть. А подобного точно не случится, тем более что сейчас свою власть он стремится распространить и на часть Дагестана.