|
|
||
В чём наш интерес к сэру Джону МакНейлу, 1795 - 1883, шотландцу, "врачу и дипломату", как пишет справочник? Прежде всего в том, что это "доктор Макниль" из тыняновской "Смерти Вазир-Мухтара". Там он злоумышленный виновник гибели Грибоедова. Затем, МакНейл, вернее всего, - отец человека, покушавшегося на жизнь Шерлока Холмса. Затем, МакНейл - странным образом прадедушка одной известной спиритуалистки, привлёкшей внимание Марка Твена и Стефана Цвейга. И ещё он тесно дружил с Флоренс Найтингейл, занял в Эдинбургском университете место Бульвер-Литтона, отстоял город Герат от персов и жизнь его очень занимательна. | ||
Реальные жизненные обстоятельства литературного
тыняновского "доктора Макниля", а также его литературный злодей-сын и
буйная лжевнучка.
Crusoe, 2011.
5. Доктор Макниль и Вазир-Мухтар.
10. Последние годы. Литературный сын и странная правнучка сэра Джона МакНейла.
В чём наш интерес к сэру Джону МакНейлу, 1795 - 1883, шотландцу, "врачу и дипломату", как пишет справочник?
Прежде всего в том, что это "доктор Макниль" из тыняновской "Смерти Вазир-Мухтара". Там он злоумышленный виновник гибели Грибоедова. Карикатурная персона, выведенная в общих чертах, тёмными красками.
Затем, МакНейл, вернее всего, - отец человека, покушавшегося на жизнь Шерлока Холмса.
Затем, МакНейл - странным образом прадедушка одной известной спиритуалистки, важной в своё время персоны, привлёкшей внимание Марка Твена и Стефана Цвейга.
И ещё он тесно дружил с Флоренс Найтингейл, занял в Эдинбургском университете место Бульвер-Литтона, отстоял город Герат от персов и жизнь его очень занимательна.
Я набросал краткое жизнеописание доктора Макниля. Основным материалом стали мемуары его внучки: "Memoir of the Right Hon. Sir John McNeill, G.CJB. and of his second wife Elizabeth Wilson by their grand-daugther, London, 1910".
Использована книга князя Щербатова "Генерал-фельдмаршал князь Паскевич, его жизнь и деятельность", С-Пб, 1891, том 3.
Прочие источники общедоступны, общеизвестны и указаны, где это необходимо.
Макниль - то есть Джон МакНейл (John McNeill) - третий из девяти детей (шесть сыновей, три дочки) провинциального, вернее сказать, захолустного лендлорда - владетеля Колонсея и Оронсея, тоже Джона МакНейла из горского клана Макнейлов Аргайлских. Пышный хвост имён; однако, Колонсей и Оронсей - крохотные островки к северу от острова Малл (где высадился Дэвид Бэлфур из стивенсоновского "Похищенного" после крушения брига "Завет"); то есть острова внутренних Гебрид у западного побережья Шотландии на уровне (по линии) Эдинбург - Глазго. Бедный край; крестьянский; патриархальный; всё население острова Колонсей на 1792 год - 718 человек, многие уехали за лучшей долей в Каролину да в Канаду. А сам МакНейл родился 12 августа 1795 года - они с Грибоедовым погодки.
В этом захолустье, на острове Колонсей, Джон жил до 12 лет; затем поехал в школу, в Глазго; затем поступил в Эдинбургский университет на факультет медицины. Младшему (вернее, одному из средних) сыновей шотландского помещика была одна дорога - самостоятельная жизнь на собственные средства.
В 1814 году, то есть девятнадцати лет, МакНейл получил степень доктора медицины (MD) и тотчас женился (это стал его первый брак) на эдинбурженке Инес Робинсон, четвёртой дочке казначейского чиновника.
Семья Джона осталась недовольна скоропалительной женитьбой; молодые жили в бедности; отец МакНейла - Джон старший - отправился в Лондон, чтобы пристроить сына в колонии, в Ост-Индскую компанию. Но, не имея никаких связей, понапрасну обивал лондонские пороги. Шотландский горский помещик из совершенной глуши не мог рассчитывать на иное обращение. Однако помог случай.
Однажды, после очередного дня пустых хлопот, МакНейл-старший вернулся в гостиницу - отель Тэвисток, Ковент-Гарден, имея, как легко догадаться, удручённый вид; какой-то джентльмен, тоже постоялец - они часто раскланивались и перебрасывались парой фраз, но имён друг-друга не знали - участливо поинтересовался причиной видимого расстройства знакомца по номерам. Тот объяснил дело; собеседник задал несколько вопросов о сыне, затем представился - мистер Форбс из Кингерлока, шотландец, почти сосед - и один из директоров Ост-Индской компании. Так Джон МакНейл младший получил место и стал строителем империи.
4 мая 1816 года Джон и Инес, оставив на дедушек и бабушек малютку-дочь, тоже Инес (она не перенесла бы переезда) сели на судно. Джон занял на поездку 200 фунтов. Через четыре с половиной месяца они прибыли в Бомбей.
5 ноября 1816 года 18-летняя Инес умерла; а начальство бросило Джона на передовую, драться за интересы Компании, за Британскую Индию. Так прошли для него 1816-1820 годы. И дрался он очень неплохо.
Осада Куржи (Koorja): МакНейл, под огнём неприятеля, находит способ сделать брешь в завале из дерев, открыв путь для флангового удара 47-го полка; поход в Центральную Индию с войсками генерал-майора Уильяма Керра: здесь Джон - постоянный переговорщик с местными вождями, старостами деревень, туземскими командирами, кто оперировал на коммуникациях Керра; разведка; добыча припасов. Затем новая кампания, осада Нундербара и Султанпура (Nunderbar and Sooltanpore): здесь МакНейлу удалось уговорить арабских наёмников уйти без боя.
И ещё один эпизод: МакНейлу пришлось драться и переговариваться с вождями бхилей - а это уже Киплинг, "Могила его предка".
Затем зачистка побережья от пиратов. Осада Конкана (Concan): МакНейл в группе из шести человек, отбивает ворота пиратского форта, открыв путь атакующим. Вообще, борьба с пиратами в Бенгальском заливе стала последним делом МакНейла в Индии. По его словам, "из пятидесяти месяцев в Индии, я провёл сорок в поле, а десять - на больничных койках"
В 1816 году он начал служить за 255 фунтов в год. В 1820-м - получал уже 500 и остался в живых, что немаловажно для нашей истории. А в конце 1820 года, работник Компании МакНейл был откомандирован начальством в Персию, в штат английской миссии - на скромное место младшего хирурга - и прибыл в Тегеран в апреле 1821 года.
Миссию в Тегеране возглавлял тогда временный поверенный в делах Генри Уилкок. Он быстро оценил дипломатические и политические способности нового сослуживца. МакНейл стал его близким помощником и, когда у Уилкока появилась нужда отъехать в Лондон - предстояло учредить в Персии какое-то прочное, на постоянных началах дипломатическое британское присутствие - Уилкок взял МакНейла с собой. Отъехали они в апреле 1822 года, то есть через год после приезда МакНейла в Тегеран. За это время МакНейл успел составить о персах вполне определённое представление. "Индусам - писал он - при всех их пороках и слабостях - можно доверять куда как больше, чем персам. Обман и предательство в Индии... почитаются за зло и бесчестье, в Персии - нет. Умелый обманщик вызывает здесь восхищение своим талантом..." Затем он пишет, что персияне считают себя народом великим, избранным, превыше прочих и отличаются необыкновенным обаянием, шармом, обходительностью, так что жить среди них - огромное удовольствие. "На всём свете не найти людей, подобных персидскому аристократу, с его игрою в искренность, вежливостью и остроумием, аурой блистательной исключительности ... едва ли можно найти более приятное знакомство".
В августе 1821 года МакНейл вернулся в Англию и тотчас отправился на родину, Колонсей, к семье и дочери. Затем ... впрочем, без дальнейших подробностей: он остался в Англии до весны 1822 года, женился вторично - на девушке (вернее, на женщине под 30, 1792 года рождения) Элизабет Вильсон - из фамилии не аристократической, но весьма богатой и очень в Эдинбурге известной.
За всякими хлопотами - и не лишь семейными - прошёл год. Уилкок и Кабинет - в особенности министр иностранных дел, Джордж Каннинг, решали, как устроить миссию Британии в Персии. Вариантов было два: миссия работает под Ост-Индской Компанией - на этом настаивали её директора - либо становится полноценным посольством, дипломатическим представительством самого Лондона. Выбрали первое и этот выбор - как вскоре выяснится, неудачный - сделал судьбу Джона МакНейла. Вплоть до прибытия посольства в Персию, правительство велело оставить всё - и персонал - как есть. И 30 июня 1823 года Джон вместе с Элизабет отправились в Персию, через Россию.
Кронштадт запомнился МакНейлу первоклассными вооружениями фортов ("Я увидел огромное число пушек, не менее 500-т, а то и все 800-т. Дальнобойные орудия 12 - 24 фунтового калибра, 96-фунтовые карронады, мортиры, прочие. Думаю, никакой флот не пройдёт такую оборону, разве что по счастливой случайности"); отменным и многочисленным военным флотом; мздоимством таможенников, бюрократизмом при оформлении паспорта.
8 октября 1823 года семья МакНейлов приехала в Тебриз; 29-го ноября на свет появилась маленькая Маргарет. А затем началась любопытная история.
В Бомбее формировалась новая миссия. Послом назначили подполковника Джона Киннейра Макдональда; майор Генри Уилкок становился первым заместителем и т.д.; весь штат - в том числе и новый врач - заполнили людьми, никак не предполагая МакНейла. Ему, после приезда посольства в Тебриз или Тегеран, оставалось вернуться в распоряжение Компании, выдержать экзамен на полного офицера медицинской службы (пока он оставался ассистентом) и служить там, куда определят. Но персияне воспротивились посольству от Ост-Индской Компании. Они считали это фактом позорным для великих Турана и Ирана; они опасались, что после прецедента с британцами, им придётся иметь дело с послом не от Петербурга, а от Ермолова; они боялись Компании пуще русских. Шли переговоры; посол сотоварищи оставались в Бомбее, а персидские дела вели трое - временный поверенный майор Генри Уилкок, его брат Джордж и ассистент хирурга Джон МакНейл. Дело оставалось в подвешенном состоянии до осени 1826 года, то есть около трёх лет, и за этот срок МакНейл вполне утвердился как ценнейший сотрудник, замечательный работник миссии. Он оставался всего лишь лекарем при временном поверенном в делах, но значение его далеко не соответствовало скромному формальному положению. Что он делал? Он наблюдал; собирал информацию и подавал сведения всякому начальству; он делал точные оценки фактов и личностей; он умел переговариваться и добиваться своего; он, разумеется, лечил персидских ноблей и их гаремы и тем входил в очень узкий, интимный круг местной аристократии. Он стал незаменим. Мы можем видеть направление ума и деятельности МакНейла по следующему, знаменательному его плану.
В 1825 году Джон МакНейл сообщил о желании и готовности пройти по маршруту Йезд - Герат - Кандагар - Кабул - Пешавар - Лахор - Кашмир - Балх - Бухара с некоторыми вариантами пути после Лахора. Он предполагал путешествовать с двумя слугами и тремя лошадьми, как европейский врач-естествоиспытатель или как медик, ищущий места. Всякая связь с правительством исключалась, разве что в тяжелейших обстоятельствах. МакНейл предполагал собирать в каждой местности информацию: какого рода? он указывает 13 пунктов:
"Первое: местные власти; второе: связи с заграницей; третье: доходы; четвёртое: население; пятое: военные силы; шестое: территория; седьмое: торговля; восьмое: промышленность; девятое: климат, продукция земледелия; десятое: характер землепользования; одиннадцатое: религия; двенадцатое: образование, литература; тринадцатое: древности; четырнадцатое: деньги; пятнадцатое: окрестные народы; шестнадцатое: главнейшие и ключевые семейства; семнадцатое: привычки, обычаи, нравы; восемнадцатое: процветание либо упадок страны; девятнадцатое: ожидаемые перемены; двенадцатое: дороги во всякие места; наконец, прочие узнанные мною вещи, представляющие интерес".
Здесь мы снова вспомним Киплинга - "Кима" - полковника Крейтона из Этнографического департамента, самого Кима, Махбуба... то есть людей Большой Игры. Предложение МакНейла - это глубокая разведка на восток, по территориям (современным) Ирана, Афганистана, Пакистана, Узбекистана. И список, и готовность самого МакНейла исполнить дело в одиночку, автономно, красноречиво говорят о его амбициях, энергической и смелой натуре.
Но путешествия не случилось. МакНейлу предстояла иная игра - и очень большая игра.
4 марта 1825 года в Шотландии умерла первая дочь МакНейла - Инес.
В июле 1825 года правительство распустило собранное в Бомбее посольство, оставив при месте одного лишь посла Макдональда. Персияне никак не хотели принять миссию от Компании - и британское правительство решило направить в Тебриз и Тегеран посольство, подчинённое как Лондону, так и Ост-Индским директорам. Место врача при посольстве освободилось и стало предложено МакНейлу.
3 сентября 1826 года, британская миссия прибыла к шаху - в его летний военный лагерь. В дальнейшем посольству предстояло разместиться в Тебризе.
Здесь необходимы пояснения.
Столицей Персии был Тегеран. Там сидел правитель - Фетх Али-шах. А кронпринц, наследник престола Аббас-Мирза держал двор в Тебризе - столице Иранского Азербайджана. Шах, в лучших традициях феодализма, формировал администрацию на местах из своего многочисленного потомства. Аббас-Мирза, помимо управления провинцией, исполнял и некоторые общегосударственные функции - в том числе заведовал армией и вёл внешнюю политику страны.
Так, в Персии времён МакНейла и Грибоедова сложились два "центра власти" - Тегеран, с Фетх Али-Шахом и Тебриз, с наследником престола Аббасом-Мирзою. Последнему достались и внешние сношения - тем самым, посольства (и русское, и британское) устроились в Тебризе.
Пока Макдональд с миссией двигался из Бомбея в Тебриз, между Россией и Персией случилась война. 16 июля 1826 года Аббас начал боевые действия, а 14 октября следующего года Эристов вошёл в Тебриз. Аббас-Мирза оказался совершенно бит. В октябре шах велел кронпринцу заключить мир на любых условиях. Первоначальными условиями Паскевича стали 1. Уступка России Эриванского и Нахичеванского ханств; 2. Возвращение занятого в начале войны Талышинского ханства; 3. Уплата 15 куруров туманов раидже (то есть, имеющих законное хождение) - 5 через 30 дней, ещё 10 в двухмесячный срок со дня внесения первой части. При этом Азербайджанская область остаётся оккупированной, то есть залогом, до уплаты всей суммы, а если сумма уплачена не будет - отторгается от Персии, как независимые ханства под российским протекторатом.
Здесь надо описать понятие "курур".
Курур - это 500 000 (полмиллиона) туманов (или томанов). Туман - золотая монета от 3,45 до 6,14 г. Монетных дворов в феодальной Персии было много, монетные стопы разные. Итак, 1 курур или 500 000 туманов - это от 1 725 до 3 070 килограммов золота, то есть, в среднем, около двух тонн золота. 15 куруров - 30 тонн золота.
Дальнейшая история МакНейла, его звёздный час, связана именно с курурами. За 30 дней ультиматума он выказал великолепные способности переговорщика.
Дело развернулось так: МакНейл работал в Тегеране, а посол Макдональд - в Тебризе. МакНейл вёл нескончаемые, интенсивные переговоры с шахом и его министрами; Макдональд работал с русскими и Аббасом в Тебризе. Британцы добивались следующего: не допустить полного крушения Каджаров в Персии и выхода русских к океану, Афганистану, Индии; тем самым, шах, с одной стороны, должен был уплатить - этим занялся МакНейл в Тегеране, а русские, с другой стороны - по возможности умерить требования до выполнимых - над этим хлопотал Макдональд в Тебризе.
19 ноября Паскевич и Аббас-Мирза подписали прелиминарии. Русский командующий согласился снизить контрибуцию с 15 до 10 куруров, оставив в силе прочие условия. Теперь за 30 дней русские должны были получить 5 первых куруров, иначе трон Фетх Али-шаха падал.
Уже 3 ноября, Макдональд пишет МакНейлу в Тегеран:
"Я прошу вас немедленно по получению этого письма испросить у шаха аудиенции... и объяснить ему лично, не стесняясь в выражениях, приличествующих создавшейся неотложности, все печальные обстоятельства военной кампании. Эривань пала; Тебриз сдался без боя; премьер министр в плену; принц лишился армии; весь Азербайджан захвачен неприятелем; русские принимают депутации с изъявлениями покорности изо всех мест.
По моему мнению, одно лишь немедленное прекращение огня спасёт трон его величества... Персия не имеет альтернативы... если вам удастся убедить шаха послать с Мирзой Абдул Хассан-ханом семь или восемь куруров, дела устроятся наилучшим образом.
В заключение, повторю, что никакой договор о мире не будет возможен до уплаты пяти куруров. Но если шаха удастся убедить, и он уплатит семь или восемь куруров, принц сможет купить у русских раннюю эвакуацию его владений".
Ранним утром 30 ноября МакНейл получил от госсекретаря Персии, Мирзы Абдул Вахаба, просьбу о немедленной встрече. Из Тебриза пришли письма о прелиминариях, подписанных Аббас-Мирзой и Паскевичем на указанных выше условиях. В Тегеране, однако, не желали платить по аббасовым договорённостям. "Три курура, не больше; русские рассыпались по Азербайджану и их теперь просто выбить прочь; а если надо больше денег - пусть кронпринц добавит из собственных средств" - вот что услышал МакНейл. Англичанин ответил, что не примет три курура - лишь пять и пошёл затем к Мирзе Мохаммеду Али, министру иностранных дел. Тот придрался к формулировкам, заявив, что, судя по тексту, вслед за пятью могут потребовать ещё десять, а всего пятнадцать. А потом состоялась аудиенция у шаха.
Фетх Али-шах был мрачен и немногословен. Три курура сразу, ещё два в течение шести месяцев и ни туманом больше. И даже эта сумма будет выплачена на следующих условиях: граница пойдёт по Араксу, русские немедленно уходят из Азербайджана; все условия прежнего, Гулистанского, договора подтверждаются за исключением новой линии границы. И это окончательное решение. МакНейл пытался аргументировать, но снова услышал, что русских будет легко выбить из Азербайджана, что Паскевич станет рад и пяти курурам, и что шаху не подобает говорить: "Я не могу уплатить десять куруров" - для него достаточно сказать: "Я не буду платить десяти".
МакНейл промолчал, вышел от шаха и направился к главному евнуху, Манучер-хану, где собрались и прочие министры. Здесь он неустанно повторял известные уже аргументы, главным из которых, впрочем, был один - без пяти куруров англичане оставляют шаха наедине с Паскевичем. А о меньшей сумме посланник Его Величества Георга говорить не собирается.
К вечеру состоялась вторая встреча с шахом. Фетх Али решил возобновить дискуссию и обещал пять куруров - три в золоте, а два в камнях и иных ценностях; но ни динаром больше, чего бы они в там Тебризе не подписали. МакНейл ушёл домой, поздравляя себя с победой.
Затем возникли новые трудности. Единственный человек в Тегеране, которому доверяли и русские, и персы, был сам МакНейл, так что стороны любезно предложили ему взять куруры - три в золоте, а два в серебре - себе домой, как посреднику. Джон предусмотрительно отказался от такой чести и контрибуцию положили собрать во дворце Манучер-хана, где МакНейл принял бы сокровище по доверенности от русских.
После этого начались изнурительные торги о добавочных курурах - двух или трёх, как уплате за немедленную эвакуацию Паскевичем Азербайджана. Торги эти шли на фоне двух происшествий - одно в помощь, второе вопреки делу. Во-первых, любимый сын шаха опасно захворал и МакНейл успешно вылечил его; во-вторых, шах послал за Хассаном Али Мирзой, своим третьим сыном, губернатором Хороссана - тот должен был прийти с войском и, как полагали в Тегеране, продолжить сопротивление и стать наследником престола вместо дискредитированного Аббас-Мирзы. Шах не желал слышать о трёх курурах сверх пяти и предложил Аббасу уплатить самому - за собственную провинцию Азербайджан.
17 декабря МакНейл писал в Тебриз Макдональду: "Дела обстоят так, что я не способен повлиять на его величество и придать делу верное направление..."
Тем временем, аванс в пять куруров готовился к отправке. Люди работали день и ночь; для перевозки серебра и золота понадобились 1 600 мулов; 27 декабря караван, к великому облегчению, вышел из Тегерана в сторону Тебриза. А через день со стороны Тебриза в столицу Персии въехал и посланник Паскевича - Вольховский. А ещё через несколько дней шаху пришли известия - Хассан Али Мирза, губернатор Хороссана с 10 000 войска у ворот. Помощь близка.
МакНейл принял Вольховского с удовольствием, пристроил во дворце Мирзы Абдул Вахаба, снабдил обстановкой, столовыми приборами, вином из собственного домашнего хозяйства, а миссис Макнейл хлопотала, стряпая угощения для Capitaine des Gardes de Sa Majeste l'Empereur de Toutes les Russies. Вообще, между людьми Британии и России в Тегеране и Тебризе в те дни установилось самое entente cordiale; по словам Макдональда к МакНейлу, "русские не доверяют ничьим письмам из Тегерана - лишь вашим".
Вольховский приехал в Тегеран, и МакНейл счёл своё посредническое дело законченным, когда шах, возбуждённый близостью хороссанского губернатора, приказал остановить все выплаты до эвакуации русскими Азербайджана, а караван с пятью курурами остановить в Касвине. МакНейл предложил ехать с деньгами самому и передать их в руки Макдональда; шах согласился на это - так или иначе, но куруры уже утекли из рук, и оставить их посредникам-британцам на случай возобновления войны казалось единственным выходом.
Эти события пришлись на начало января. Срок тридцатидневного перемирия истёк. 5 куруров застряли в Касвине. А в Тегеран въехал Хассан Али Мирза. Население возбудилось, собиралось толпами и целовало следы копыт его коня; муллы объявили джихад; всякого, кто способствовал передаче денег неверным, объявили врагом истинной веры, и под определение "всякого" с неизбежностью попадал и Аббас-Мирза, наследник престола. Шах назвал Хассана "утешением и опорой своей старости", сам губернатор Хороссана клялся умереть, но денег из столицы не выпускать. Дело шло к смене наследника престола, а такого не желали ни англичане, ни русские - обе державы ставили на Аббаса. Кронпринца надо было спасать, и тут МакНейл выдумал замечательный ход.
Он, то есть лекарь британской миссии, 33-летний шотландский провинциал на службе Ост-Индской компании брал у шаха взаймы несколько куруров денег (несколько тонн золота), и передавал их русским - за эвакуацию Азербайджана - о чём шах получал его, МакНейла, долговое обязательство; а посол Макдональд переводил этот долг на Аббас-Мирзу. Так развязывалась религиозная интрига; "так был спасён трон Персии и отведена опасность от Британской Индии"; прочее же сделали пушки Паскевича - генерал двинул войска, занял Ардебиль, другие места, и 1 февраля к аванпостам Розена подошли мулы с первыми тремя курурами.
Чтобы закончить эту историю - она, разумеется, куда длиннее и занимательнее, но моя задача - обрисовать персону МакНейла, а не пересказывать все обстоятельства русско-персидской войны 1826-1828гг., - скажу о курурах.
В Туркманчайском договоре стоит сумма 10 куруров.
"Сумму сего вознаграждения обе высокие договаривающиеся стороны постановили в десять куруров туманов раидже....
... высокие договаривающиеся стороны условились, что три курура туманов будут выплачены российским уполномоченным или их поверенным в первые восемь дней сразу же после подписания означенного договора, два курура туманов - через пятнадцать дней, три курура туманов будут им выплачены 1 (13) апреля с.г., или 26-го числа следующего Рамазана, а два остающихся курура, дополняющих сумму в десять куруров туманов, которые Персия обязалась уплатить России, будут внесены 1 (13) января 1830г.
... высокие договаривающиеся стороны условились, что вплоть до окончательной уплаты восьми куруров туманов вся провинция, именуемая Азербайджаном, останется под непосредственной властью русских войск и будет управляться исключительно в интересах России...
... Вместе с тем решено, что после уплаты е.в-вом персидским шахом двух куруров туманов из трех, кои должны последовать за первыми пятью курурами оговоренного возмещения, русские войска будут выведены из всего Азербайджана не позднее чем через месяц, и он будет возвращен персидским властям, за исключением крепости и провинции Хой, которые останутся под властью русских войск в качестве гарантии выплаты вышеназванного третьего курура туманов, подлежащего полной уплате к 15 (27) августа с.г."
Из Тегерана пришли 6 куруров - шах прибавил к 5-ти прежним ещё один под вексель, подписанный МакНейлом и шахским представителем. Затем, Макдональд поручился ещё за ½ курура аккредитивом на английский Кабинет. Итого, 6 ½ куруров.
14 февраля Аббас-Мирза пал в ноги Паскевичу и попросил очистить Азербайджан, не вынуждая уплатить более, поставив саму возможность выплаты от эвакуации войск Паскевича - как можно выжать деньги из провинции, когда там стоят русские? Паскевич, "предвидя, что раздражение азербайджанского населения, недовольного заключенным миром, неминуемо выразится столкновениями с русскими войсками и принимая в соображение неудобства движения наших войск во время весенней оттепели и разлива рек, объявил Аббасу-Мирзе, что Азербайджан, согласно его желанию, может быть очищен в течение шести недель после уплаты 6 ½ куруров (13 миллионов рублей), причем, конечно, Хойская и Урмийская области оставлялись залогом в обеспечение всех остальных уплат".
На том и кончилась история с курурами, то есть её первый акт.
5. Доктор Макниль и Вазир-Мухтар.
Во втором акте, полномочный министр Грибоедов приехал выжимать из Аббас-Мирзы и, затем, старого шаха, восьмой курур - и был убит в Тегеране 30 января 1829 года. За 100 000 туманов - столько осталось получить с Фетх Али-шаха. 400 000 уплатил из последних сил Аббас. МакНейл пробовал посредничать и об этих ста тысячах, но был грубо отринут шахом.
***
Тынянов выставляет Макдональда и МакНейла прямыми виновниками гибели Грибоедова, заговорщиками, злоумышленными интриганами. Мнение это, популярное в 20-х годах прошлого века не находит, кажется, документального подтверждения. Впрочем, "на войне, как на войне". Задачей английской миссии в Персии было удерживать всеми силами шаткую преграду - каджарский трон - между Россией и Индией, Афганистаном. И здесь оба дипломата оказались на высоте положения. Вместе с тем, с точки зрения истории, обстоятельства действий англичан в "Смерти Вазир-Мухтара" описаны крайне небрежно.
Так, МакНейл никак не мог оказаться в Петербурге вместе с Грибоедовым весной 1828 года. Как раз в это время, он - вместе с Макдональдом - решал крайне щекотливую проблему: вынуждал шаха отказаться от 3-й и 4-й статьи прежнего англо-персидского соглашения (Тегеранский договор 1814 года), именно: субсидия в 200 000 туманов в год от Англии на случай агрессии третьей стороны против Персии. В недавней войне, агрессором оказалась Персия, так что Лондон не дал Аббасу 200 000 туманов, но согласился заплатить их за отказ от этих обременительных статей. Макдональд, выдав Паскевичу и Обрескову аккредитив на ½ курура (250 000 туманов) рассчитывал как раз на эти 200 000 плюс понадеялся, что Кабинет расщедрится ещё на 50 000 - и сильно обманулся в последнем.
Затем, несколько мест из "Смерти Вазир-Мухтара":
"... при заключении Туркменчайского мира - победоносного для России - Паскевич и Грибоедов никак не могли обойтись без посредничества англичан, и полковник Макдональд, как добрый друг, поручился собственным состоянием перед русскими за исправный платеж контрибуции ..."
Это не так, это невозможно. Макдональд поручился аккредитивом на 250 000 туманов на Кабинет. 50 000 туманов Лондон так и не дал, дезавуировав гарантии своего посла (это стало позором для Макдональда), а 200 000 уплатил за отказ Персии от 3-й и 4-й статьи Тегеранского договора, о чём помянуто выше.
"...Там со своими клистирами, припарками и порошками слонялся он целыми днями по гаремам шаха и Алаяр-хана в Тейрани. Там он притирал и кормил слабительными всех этих бесчисленных жен, и Макдональд, умелый временный посланник, терпел его".
Макдональд - вовсе не "временный посланник", но полноправный посол Лондона - разумеется, терпел свою правую руку, "самого выдающегося человека в английской миссии" (Щербатов). Кажется, вышеизложенная часть истории МакНейла не даёт усомниться в истинном характере отношений к нему посла Макдональда.
"- Платов, - улыбнулся Грибоедов, - Платов, казачий атаман, лорд казачий.
Макниль вспоминал.
Наконец он раскрыл слегка рот и мотнул головой.
- Вы правы. Я помню. Я его четырнадцать лет назад видел в Париже. На нем были бриллианты, на сабле, на мундире и где-то еще. На казацкой шляпе. Платов. Я забыл его имя. Это был русский Мюрат.
"Вот и в Париж он таскался"".
Четырнадцать лет назад - в 1814 году - МакНейлу было 19 лет, он как раз закончил учёбу в Эдинбургском университете (19 июля), женился на Инесс Робинсон, жил в бедности и, насколько это известно, не отъезжал в Париж глянуть на Платова.
"Английская легкая хандра угнетала лекаря. Он казался откровенным и сказал нечто постороннее:
- Я не учился в Оксфорде, я кончил медицинскую школу. Меня заставила удалиться на Восток любознательность.
Он ухмыльнулся".
МакНейл - не англичанин-аристократ с хандрой, то есть сплином. Он - бедный шотландец, хайлендер, окончивший Эдинбургский университет, но отнюдь не "медицинскую школу". А на Восток его погнала свирепая нужда.
Наконец, не могу не привести совершенно анекдотический ляп Тынянова:
Разговор Грибоедова с Ермоловым:
- Сколько куруров отторговали от персиян? - спросил он с некоторым пренебрежением и, однако же, любопытством.
- Пятнадцать.
- Это много. Нельзя разорять побежденные народы".
Выше приведены статьи Туркманчайского договора - 10 куруров. Выходит, Грибоедов нетвёрдо знал условия мира с Персией? Очень огорчительно для Александра Сергеевича.
***
Мы видим у Тынянова не МакНейла, но "лекаря Макниля": карикатуру, "англичанку, которая гадит", зловредного убийцу Вазир-Мухтара - хороший, качественный литературный герой; настолько же качественный, как исторические персонажи Дюма-отца. Таков один из следов, оттисков персоны МакНейла в беллетристике. Таким он и останется безотносительно к хорошо забытой персоне шотландца, ибо Клио всегда пасует перед своими литературными товарками.
12 марта 1826 года у МакНейлов родилась дочь Эстер, а 3 октября 1826 года умерла маленькая Маргарет.
Посол Джон Киннейр Макдональд умер 11 июня 1830 года. Новый посол Британии в Персии - Джон Кемпбел - "был в очень многом негоден, как посол: он был суетлив в мелочах, необуздан характером, лжив, нелоялен к собственным сотрудниками, нетактичен и нетвёрд в отношениях с шахом и министрами". МакНейл стал первым заместителем нового посла и, соответственно, взял на себя (а вернее продолжил) всякие великие труды - в особенности труды по элиминации русского влияния. В январе 1833 года шах наградил его орденом Льва и Солнца первой степени.
Отношения с Кемпбелом не клеились. В 1834 году МакНейл испросил длительный отпуск и вместе с женой отъехал в Англию, длинным путём - Константинополь, Адрианополь, София, Белград, Вена, Ратисбон, Вюрцбург, Франкфурт, Лондон (29 ноября 1834 года).
В Лондоне его приняли важные персоны - герцог Веллингтон, лорд Эленборо; расспрашивали о персидских делах, советовались, а затем объявили - в Персию назначен новый посол - Эллис, а место первого при нём заместителя займёт офицер высокого ранга. "Так я свободен от службы?" - спросил МакНейл - "Никак нет, - ответил лорд-хранитель печати Эленборо - мы с Веллингтоном найдём вам подобающее по дарованиям занятие - будь то Персия, или иное место".
5 января у Джона и Элизабет родилась очередная дочь - Маргарет Феруза. Ей, единственной из всех детей МакНейла выпало выжить, повзрослеть, выйти замуж и продолжить род. Элиза умерла в феврале; Эстер, старшая, - в апреле, от скарлатины.
Что-ж, МакНейл остался в Лондоне. Жил он на Сент-Джеймс стрит, работал на Форин-офис, писал статьи о Востоке, подготовил к печати памфлет "Место и достижения России на Востоке" ("Progress and Present Position of Russia in the East"). Труд этот, одобренный Пальмерстоном, вышел в Англии и Франции и наделал шуму. Говорят, русские агенты скупали тираж, чтобы предотвратить его распространение. Второе издание вышло в 1854 году. Вкратце, речь шла о кратчайшем пути в Индию, о маршруте между Средиземным морем и Персидским заливом; но "проект этот останется лишь проектом, пока русские стоят под Гератом". Вывод был очевиден: помеху в виде русских должно отодвинуть на север.
С начала 1835 года к МакНейлу пошли предложения о новой работе. В феврале, Веллингтон предложил ему место секретаря персидского посольства при Эллисе, 1200 фунтов в год, без всякой, впрочем, гарантии на дальнейшее продвижение по службе. Но Кабинет вскоре сменился и Пальмерстон назначение приостановил. Правительство изучило вопрос; благоприятные отзывы о МакНейле шли отовсюду. Наконец, Форин-офис решил, что Джон едет в Персию не как секретарь посольства, но как чрезвычайный посол, преемник Эллиса.
5 июня 1836 года Джон МакНейл, "полномочный министр и чрезвычайный посол Сент-Джемского двора к шаху Персии", с окладом в 6 000 фунтов в год и 2 000 подорожных денег выехал в Персию, оставив жену с ребёнком в Шотландии. В сентябре он прибыл в Тегеран. Был ему 41 год - отличная карьера для скромного провинциала.
МакНейл снова едет в Персию - уже послом. Позади бурлящий Лондон, с его неизбывным политическим кризисом, чехардой кабинетов, ирландским буйством, поднимающимся движением Хартии, грядущей и скорой сменой суверена и новой правительницей-девочкой, а впереди, над знойными пространствами Азии стягиваются грозовые тучи Восточного вопроса; и там, под хмурящимся небом стоит город его судьбы и славы, его Троя, четырёхугольник глинобитных стен - Герат.
Он прибыл в Тегеран в сентябре 1836 года, и к этому времени многое успело измениться. Старый шах умер; Аббас-Мирза умер; трон занял старший сын Аббаса - шах Мохаммед. Взошёл он с лёгкостью, без резни; соседям показалось, что Персия объединилась вокруг нового правителя, что новому хозяину Турана и Ирана достались немалые сокровища сребролюбца Фетх Али-шаха, что на Востоке взошла новая звезда силы. Могущественный прежде неприятель - Россия - выказывал самое дружеское расположение и совершенно утвердился в стране.
"По возвращении в Персию, ничто не уязвило меня сильнее повсеместных свидетельств усилившегося русского влияния на правительство и почти полное устранение нас самих из политических дел..." - писал МакНейл.
Пришлось начать всю политику заново. Соперником МакНейла стал посол России - граф Симонич, "искусный интриган", по словам Пальмерстона. У России поблизости были и золото, и войска; аргументами МакНейла могли стать лишь скудные "представительские" средства, разрозненные отряды в далёкой Индии, но, вместе с этим, - старые связи и сила собственной личности.
Инструкции Форин-офиса предписывали новому послу:
"- Улаживать возможные персидско-турецкие трения в контакте с послом е.в. в Блистательной Порте;
- В возможно короткие сроки заключить англо-персидский торговый договор и необходимым образом изменить действующий политический договор;
- Пресекать все попытки иностранного вторжения и убеждать шаха в необходимости внутренних в стране перемен;
- Настаивать на погашении долга перед Россией;
- Посредничать в отношениях Персии с Афганистаном;
- Покровительствовать полякам, бежавшим в Персию;
- Вести диалог с русскими в том смысле, что Англия поддерживает их намерение сохранить независимость Персии".
МакНейл действовал соответственно инструкции, пока не наступили чрезвычайные времена. Шах Мохаммед решил воевать Герат.
В те годы, весь Афганистан делился на три части - Камран-шах в Герате, Дост Мохаммед в Кабуле, Кохендил-хан в Кандагаре. Герат некогда принадлежал Персии, но отпал; Аббас-Мирза ходил в Хоросан, на Камран-шаха в 1833-34 годах, имел успех, наложил лёгкую контрибуцию - эвакуация пограничного форта Хориан, возврат персидских полоняников, выплата 10 000 туманов. Камран-шах ничего этого не выполнил и у персидского владыки появился повод к войне, а цель была немудрящая - утвердить в глазах соседей персидское могущество, да заполучить богатую провинцию.
Герат - по мнению Форин-офиса - был ключом к Индии. Этот пункт надо было держать. Вариантов у Лондона не оставалось. Притом, договор 1814 года не предусматривал для Англии возможностей вмешиваться в дела Персии с Афганистаном - одно лишь посредничество. МакНейлу приходилось действовать со связанными руками.
С другой стороны, Россия, доминирующая тогда в Персии, располагала обширным пространством для манёвра - если поход удастся, русский консул (Петербург успел подписать с Персией торговый договор) сядет в Герате и Великий Белый Царь ещё на шаг продвинется в Азию; если шах не преуспеет под городом - что-ж, Персия станет слабее прежнего и тем охотнее обопрётся о Петербург. Отсюда пошла забавная двойственность русских действий.
Николай и Нессельрод уверяют английского посла в Петербурге, что не одобряют похода на Герат - граф Симонич, на месте, возвращает шаху часть собранных куруров, "так как Мохаммеду предстоят большие военные расходы". Николай уверяет Лондон, что отзовёт Симонича - и в самом деле, Симонич отбывает из Персии ... после окончания осады. Николай заявляет "что со стороны шаха, его друга и доброго соседа, нелюбезно не только принимать к себе русских и польских дезертиров, но и, более того, формировать из них под командованием бывшего вахмистра целый батальон, который теперь находится при армии шаха и, вероятно, стоит уже у стен Герата. Итак, он желает, чтобы эти дезертиры были отправлены в Грузию"[1]. Симонич едет под Герат, требовать исполнения царской воли - но Самсон-хан со своим подразделением действует у города до конца осады.
Поначалу МакНейл пытается убедить шаха не ходить на Герат в терминах вежливых, не доводя дела до конфронтации; он обещает Персии всякие выгоды от нового торгового договора, но когда аппетиты двора становятся чрезмерными - "... они понадеялись, что я готов подкупить их, соглашусь на смягчение курса Англии и заплачу за торговый договор и прочие договорённости желаемую ими цену" - прекращает приятные речи и переходит на язык требований. Тогда
"... он и его министры, отбросив всякие опасения, принялись публично бесчестить меня и угрожать моей жизни".
Шах выступил к Герату в июле 1837 года. МакНейл запретил всем офицерам-англичанам, кто работал с персидской армией, участвовать в деле, и послал с войском Мохаммеда одного только полковника Стоддарта - для связи - а сам остался в Тегеране. То же и русский посол Симонич. Оба полномочных министра, Британии и России, оставались вдали от фронта до одного случая.
16 октября 1837 года из осаждённого Герата к МакНейлу в Тегеран выехал посланник - Али-Мохаммед Бег, доверенный сотрудник англичан, прослуживший в британской миссии тридцать лет с письмами к послу от Яр Мохаммед-хана (визирь Камран-шаха, командующий обороной) и лейтенанта Поттингера, военного британского специалиста-советника в городе: он прибыл туда из Афганистана по приказу лорда Окленда - генерал-губернатора Индии - для помощи осаждённым. В шахском лагере посланец был схвачен, избит, обыскан, брошен в тюрьму. Полковник Стоддарт, а затем и сам МакНейл обратились к персидскому премьер-министру, но никакого действия это не возымело. Затем, около того же времени, персидское правительство дурно обошлось с агентом Ост-Индской компании - доктором Макензи - в Бушере; Пальмерстон велел МакНейлу отнестись к персидским властям с заявлением, что Англия найдёт способ защитить своих людей. 8 марта МакНейл отправился под Герат, а следом за ним (21 марта) к осаждённому городу кинулся и Симонич.
К тому времени, шах сидел под городом боле полугода.
"Сам поход и последующая осада были не чем иным, как едкой сатирой на военное искусство и смешной пародией на правила, которые лежат в основе осады. Действительно, европейцу трудно представить себе, как могла армия численностью около 30 тыс. человек с 60 пушками 10 месяцев безуспешно стоять под стенами города, который, начисто лишенный пушек, обороняло лишь от 2 тыс. до 3 тыс. афганцев ...потому что они (персы - Crusoe) часто игнорировали основное правило искусства осады и еще чаще действовали вопреки здравому смыслу."[2]
В самом деле, один афганец стоил 10 персов, невзирая на пушки!
Кажется, шах, к приезду английского посла успел вполне насладиться бесплодными потугами ко взятию Герата. Английский посол убедил его заключить перемирие; было условлено, что парламентёром станет сам МакНейл - и МакНейл пошёл в передовую траншею и стал выкликивать командира на противной стороне.
"Около девяти вечера, 9 апреля 1838 года я пришёл в траншеи напротив юго-восточной стороны города. Персы готовились к штурму... и крайне неодобрительно отнеслись ко вмешательству нежданного посредника... Над нами нависали высокие башни Герата, и каждая пламенела ярчайшим огнём, словно небесная комета. С зубчатых стен, часто и метко сыпались ядра, свистя над нашими головами, и афганцы перекрикивались от поста к посту - не как это делают полусонные часовые, но как бойцы в ожидании первой волны вражеского удара".
В афганских траншеях нашлись знакомые МакНейлу люди, и он прошёл в город, подивившись крепкой, отменно организованной обороне:
"Я увидел в этих великолепных воинах-афганцах стойкость и мужество, а позиции их показались мне настолько сильными, что я скорее предпочёл бы стать одним из защитников города, нежели участвовать в осаде".
МакНейла приняли с почётом. К утру 20-го апреля он согласовал с Яр Мохаммед-ханом условия перемирия и, уже собравшись обратно, услышал новость - в шахов лагерь приехал успевший Симонич и когда МакНейл прошёл к персам и Мохаммеду через оборонительные и осадные линии - всё уже было решено наоборот; шах совершенно отвернулся от перемирия и желал воевать.
МакНейл остался в лагере до 7 июня 1838 года. Что он делал? - изо всех сил помогал Герату устоять. Лейтенант Поттингер остался без денег - МакНейл находит способ передать ему 300 фунтов в персидской монете; осаждённые, страдая от голода, выпускают из Герата 2 000 женщин и детей шиитского исповедания - Макнейл кормит их из собственных запасов, а когда разгневанный Мохаммед призывает его к ответу, сообщает, что сделал это во имя человеколюбия, а также спасая честное имя самого шаха от обвинений в пренебрежении нуждами единоверцев. Надо сказать, что персидский двор отвечал МакНейлу взаимностью.
"...шах приказал задушить прямо на месте своего личного секретаря Мирзу Али-Таги. Этот негодяй, которому шах оказывал большое доверие, изменил своему господину и поддерживал тайную переписку с английским министром Макнилом. Одно из писем Али-Таги попало в руки шаха. Он пригласил секретаря к себе в шатер, поднес письмо к его глазам и спросил, не его ли эта печать. ... Мирза Али-Таги упал к ногам шаха и стал просить пощады. Мохаммед-шах приказал позвать феррахов. Они принесли фелек, т. е. деревянный шест с двумя веревочными петлями одна рядом с другой. Ноги секретаря продели в петли и задрали вверх, затем два ферраха обработали толстыми палками подошвы ног несчастного, который лежал спиной на земле. В присутствии шаха он получил 300 таких ударов. После этого ему затянули одну петлю на шее и задушенного поволокли на базар в центре лагеря, где предатель оставался лежать до вечера. Когда наказание было приведено в исполнение, шах сказал с серьезным видом стоящим вокруг сановникам и ханам: "Так надо обходиться с мошенником, который служит двум господам"".
"...по лагерю поползли слухи, что он (МакНейл - Crusoe) - якобы вручил Яр Мухаммед-хану значительную сумму денег и просил его потерпеть еще несколько месяцев, потому что персы никогда не осмелятся штурмовать Герат. Он и после этого поддерживал тайную переписку с этим министром и лейтенантом Поттингером. Об этом было известно в персидском лагере. Шах приказал схватить и задушить курьера (кассида), пробиравшегося с письмом из Герата в английскую миссию в лагере"[3].
Теперь сообразим - Грибоедов всего лишь требовал от Фетх Али-шаха 100 000 туманов, да увёл к себе в миссию пару гаремных девушек с евнухом - и его растерзали на куски; а МакНейл открыто - или чуть ли ни открыто - помогал неприятелю из лагеря самого шаха. Курьеров его душили; он писал письма Пальмерстону и Окленду, но их перехватывали по дороге, равно как и письма к МакНейлу из Лондона и Бомбея. На шесть месяцев посол её величества в Персии остался вовсе без инструкций. Полагаю, всё это время он ощущал на шее шахскую удавку, но вёл себя предерзостно - и замечательно.
Симонич говорил шаху, что 10 000 русских идут на Хиву; в лагерь прибыл сын владетеля Кандагара, Кохендил-хана, с трёхсторонним - Россия, Персия, Кандагар - антибританским договором. МакНейл писал отчаянное:
"Независимость Герата есть вещь первостепенная, "вопрос жизни и смерти" - так говорит индийское правительство, но не делает ничего, чтобы помочь городу. Сказать гератцам, чтобы держались? Чтобы не шли под Персию, чтобы бились до последнего? - Отлично - ответят те - но вы должны спасти нас, если противник станет неодолим; не можете? Тогда пошлите нам советников; не можете и этого? Тогда дайте нам немного денег, чтобы нанять солдат, чтобы платить нашим собственным людям, и мы удержим город, на сколько вам будет угодно. - В ответ мы говорим, что ничего такого сделать не в состоянии".
7 июня МакНейл прервал все официальные сношения с шахом, уехал в Тегеран, а затем вывез всю миссию на турецкую границу. Там он, наконец, получил письма Пальмерстона и узнал свежие новости: 19 июня Британия высадила десант - 387 солдат индийской армии с двумя пушками - на остров Каррак, напротив Бушера; сам Пальмерстон действия МакНейла вполне одобряет; с шахом надо теперь говорить в ультимативной форме. МакНейл послал к Мохаммеду Стоддарта с собственноручным письмом:
"Я... уполномочен заявить Вашему Величеству, что, если Герат будет захвачен Вашим Величеством, правительство Британии увидит в этом, равно как и в захвате любой иной части Афганистана враждебный выпад против Англии. ...Британское правительство требует возмещения за насилие против своего курьера. ... Ваше величество, несомненно, знает ... что британские войска и морские силы ... вошли в Персидский залив и что войска уже высажены на остров Каррак. Дальнейшие движения и действия этих сил зависят от решений Вашего Величества в связи с настоящим протестом. ... Тем временем Полномочный министр Её Величества следует к турецкой границе и вывозит всех англичан с территории Персии. ... Бог наставит Ваше Величество в мудром решении".
И Бог наставил.
"...28 августа (9 сентября) персы подожгли фашины и все деревянные сооружения в окопах, а также сам лагерь, и персидская армия после десятимесячной бесполезной осады покинула равнину Герата и отправилась в обратный путь, в Мешхед. На огромном пространстве беспорядочно двигались артиллерия, кавалерия, пехота, огромный обоз, в котором везли и дюжину гробов, нагруженных на верблюдов. Это была огромная толпа, в которой смешались и люди, и кони, и верблюды, и слоны, и мулы, и ослы. Вся равнина была покрыта густым облаком пыли. Афганцы и не думали преследовать персов. Они поспешили ограбить персидский лагерь и с триумфом проводить полковника Стоддарта в город, где ему был устроен блестящий прием..."[4]
***
2 января 1839 года МакНейл отправился в Лондон. Ехал он через Россию; под Москвой пострадал, опрокинувшись в санях; в Петербурге имел беседы с Нессельродом о Персии и Афганистане, об выгодах там Англии и России. Беседы эти представляют особый исторический интерес. В Англию Мак Нейл вернулся в марте 1839 года - с большим почётом. Королева, молодая Виктория, удостоила его очень милостивой аудиенции, сказав: "Он выказал необыкновенные способности", и МакНейл получил Grand Cross of the Order of the Bath, Орден Бани.
В Лондоне он пробыл до весны 1841 года, работая на Форин-офис, вращаясь в обществе, в блеске славы "спасителя Герата" и победителя русских. Затем дела с Персией наладились, и Кабинет попросил Джона вернуться в Тегеран. Последний срок его посольской тенуры в Персии длился с октября 1841 по май 1842 года. Здоровье МакНейла пошатнулось, но поработать пришлось: как раз к его приезду, афганцы вырезали в Кабуле весь английский экспедиционный корпус с гражданским персоналом, и аргумент британской силы - единственно весомый в азиатской дипломатии - стал оспорен, если не полностью опровергнут. Тем не менее, МакНейл преуспел и в этих обстоятельствах, подписав долгожданный торговый договор с Персией и наладив (скорее по нужде, чем по желанию, хотя желанием МакНейла были нужды Империи) добрые отношения с русской миссией. Весной 1842 года он подал в отставку и в августе вернулся в Европу.
"Закон о помощи бедным" с теми или иными модификациями работал в Шотландии издавна - с 1579 года. Управления приходами ("Kirk Session", местные священники и выборные старшины) собирали деньги - взносы, штрафы, пожертвования - и пускали на нужды неимущих; иногда эффективно, иногда - нет, безо всякого государственного надзора.
В 1838 году Британию поразил долгий экономический кризис, и парламент принялся искать дальнейшие средства для помощи нуждающимся. 26 января 1843 года королева назначила комиссию для изучения шотландских обстоятельств - как работают законы о помощи бедным? Насколько они действенны? Весной 1844 года комиссия дала рекомендации - назначить в Шотландию надзорный орган (Board of Supervision) с задачами:
"...раз в полгода требовать от каждого прихода отчёт; изучать эти отчёты; принимать жалобы; пользоваться ничем не стеснённым правом для расследований и протестов; предоставлять Кабинету ежегодные отчёты о положении дел с шотландскими неимущими".
Затем, 2 апреля 1845 года, Генеральный прокурор по делам Шотландии произнёс в Общинах речь, принятую безоговорочно всеми скамьями, без партийных различий:
"... теперь ясно, что центральная власть обязана привести местные органы в движение; у общества нет иного способа дотянуться до дальних уголков страны. ... назначить в каждый приход лицо с обязанностью заботиться о бедных, вести списки нуждающихся, и распределять помощь по этим спискам... необходим и центральный орган, куда будут идти отчёты с мест и где будут надзирать за работой во всех частях страны".
И таким центральным органом стала Коллегия по надзору (Board of Supervision) из шести человек под руководством сэра Джона МакНейла. Первое заседание нового устроения прошло 5 сентября 1845 года.
Первые три года МакНейл налаживал дело на местах - правила для выборов в приходские коллегии, сами выборы, отчётность, инструкции, формы и т.п. (всего приходов в Шотландии было 878). Приём отчётов и жалоб, инспекции; надзор за состоянием приютов, работных домов, психиатрических заведений. Отрывок из отчёта:
"... Нейл Гилхрист, помешанный. Живёт в тёмном чулане с земляным полом; спит на охапке соломы, из всей одежды - одна попона. Прикован к стене цепью за лодыжку. Кровать отобрали - он ломал её на доски и бил семью обломками. Почти всё время на ногах. Временами буен. Отец помешанного получает от прихода 2 фунта 10 шиллингов на аренду дома для семьи. В доме одна комната и чулан с помешанным. Сын хозяина способен о себе позаботиться. Одна из дочерей идиотка, но может самостоятельно передвигаться. Все спят в единственной комнате, некоторые на полу. Помешанный очень опасен. Шериф не знает о его состоянии. ..."
Разумеется, главной задачей Board of Supervision оставалось справедливое распределение и перераспределение помощи - напомню, что деньги эти складывались из приходских средств.
Через год после начала работы Коллегии, в Шотландию пришла картофельная чума - страшное заболевание этой продовольственной культуры, выморившее миллион человек в соседней Ирландии. В Шотландии дело обстояло лучше - сильнейший картофельный голод пал на 27 округов (девятнадцать горских и восемь островных) с населением в 100 000 человек на 1841 год.
Тем не менее, нужда казалась велика. "Хозяйка выходила накопать картошки к обеду, но находила лишь сгнившие, несъедобные клубни между чёрной ботвы с ужасным запахом".
Помощь пошла от заморских шотландцев: из Новой Скотии и Нового Брансуика (Канада), из Британской Гвианы, других колоний. Выделил деньги и Лондон; в приходы пошли значительные суммы. Не остались в стороне и крупнейшие землевладельцы страны - герцог Аргайл, лорд Данмор, прочие. Каждый год, четыре года подряд, страна надеялась, что картофельная чума уйдёт. На четвёртый год (в январе 1851) напасть несколько унялась, и правительство решило понять, как расходуются тысячи фунтов помощи. Премьер (лорд Рассел) и министр внутренних дел (Грей) поручили МакНейлу лично проверить состояние двадцати семи претерпевших приходов со ста тысячами жителей (на 1841 год).
С февраля по апрель, МакНейл, испытав все прелести шотландской зимы в нищем горном крае, провёл расследование на местах.
"... В Обане его застала дурная погода; пришлось добираться до острова Малл в шлюпке. Сэр Джон со слугой и чиновник социальной помощи мистер Питеркин, выбрались на берег, изнемогая от холода, морской болезни и добрались до ближайшего постоялого двора. Там оказалась лишь одна комната с двумя сомнительными кроватями, но, когда Питеркин попросил хозяина об отдельной для себя комнате, тот ответил: "Сам герцог Аргайл и лорд Блентайр спали здесь - один на одной кровати, второй - на соседней". Чего же вам ещё?"
Сам МакНейл был горец - "хайлендер" - по происхождению, и отлично говорил по-гэльски, так что имел все возможности спросить и услышать ответы. Опрашивал он многих и всяких людей: арендаторов и батраков, священников и торговцев - всех, кто мог дать нужные сведения. Отчёт вышел очень интересным, с далёкими последствиями.
Вкратце, МакНейл указал, что голод уже закончился и случаи крайней нужды в пище достаточно редки, но будь то картофельная чума или богатый урожай картофеля - мелкие арендаторы - хайлендеры не в силах себя прокормить. Их земельные участки настолько мелки, что урожая хватает едва ли на полгода, а дальше - лишь промыслы, батрачество. Тем самым, говорить о горце-крестьянине как "фермере" в английском (или равнинном) понимании неверно - это наёмный работник с земельным участком. В такой ситуации, помощь - и частная, и правительственная - производит лишь иждивенцев - полупауперов, что, собственно, и выходит на деле.
"... Во всех укоренилось мнение - ложное и преувеличенное - о собственных правах, в особенности земельных, и о каких-то общенациональных перед ними обязательствах; о том, что правительство, как представитель всей нации, обязано обеспечить им занятость и средства к существованию там, где они теперь живут, избавив от необходимости искать работу на стороне. Они воображают или верят, что помощь, пришедшая в последние несколько лет, и есть исполнение этих государственных перед ними обязательств".
Вывод был прост: эмиграция. Иначе мелкие арендаторы останутся жить впроголодь и как нахлебники безотносительно к болезням или доброму здравию сельскохозяйственных культур. И главной заботой МакНейла на следующие годы (исключая время работы в Крыму и дни его отставной, по старости, жизни) стала именно эмиграция неимущих шотландцев в колонии. Конечно, это не был результат одного его рапорта. Мнение МакНейла оказалось солидарно с лондонской государственной мыслью. Эмиграция неимущих шотландцев за море стала одной из стадий так называемой политики "Highland Clearance", то есть "зачистки горских районов", гэльского населения. Политика эта началась с Кулодена и нашла своё продолжение в работе макнейловой коллегии. Экономические и политические резоны этой деятельности ясны; о моральных её аспектах пусть судят жители Британских островов.
18 сентября 1854 года британская экспедиционная армия высадилась в Крыму, победила при Альме, обложила Севастополь, а затем в британской прессе - тон задавала "Таймс" - поднялся шум.
Война эта стала первой, где на фронте работал военный корреспондент в современном понимании - Уильям Говард Рассел, от "Таймс". В страну пошли репортажи о боевых действиях и сведения совершенно иного рода. Рассел писал о гнилых палатках, нехватке одежды, скверной пище - одна солонина, сухари да сырой кофе; о недостаточном фураже, топливе; скудных медицинских средствах, холере, цинге, лихорадке. "Таймс" подняла тревогу; публика подхватила; парламент откликнулся; пошли запросы в адрес кабинетских министров. Обсуждение и осуждение сосредоточились на 4-х именах: Генерал Эйри, начальник хозяйственного снабжения; генерал-адъютант Эсткорт; мистер Филдер, главный интендант; и, в меньшей степени, лорд Раглан, командующий. В начале 1855 года Общины подали 127 голосов за создание специального комитета по расследованию армейского снабжения в Крыму. Правительство Абердина пало под обвинениями в некомпетентности (февраль 1855 года), а в следующем кабинете - Пальмерстона - собрались немало министров, отлично знавших МакНейла. 12 февраля, кабинетское заседание приняло ряд решений о крымских делах, и среди них:
"... 4. Для расследования работы Комиссариата во всём, что касается запасов, снабжения и прочего, отправить на место комиссию под началом сэра Джона МакНейла."
И пятидесятидевятилетний сэрДжон МакНейл поехал в Крым, к действующей армии.
Через два дня после решения кабинета он узнал имя сотрудника по комиссии - полковник Туллох; ещё через три дня отправился в путь. Военный министр, лорд Панмюр определил срок расследования в шесть недель.
Коллега МакНейла - Александр Туллох - сделал имя, работая в Индии с армейской статистикой: он собирал сведения о болезнях и смертности военнослужащих в дальних гарнизонах и, время от времени, извлекал из цифр любопытные вещи. Так, чрезмерно долгий срок жизни военных пенсионеров оказался трюком их родственников - последние попросту скрывали факт смерти и продолжали получать пенсию умершего; Туллох вскрыл и эту плутню, и всякие способы Ост-Индской компании не платить солдатам либо вынуждать их к покупкам за несуразно высокую цену. У него были свои диетические теории, призванные улучшить солдатское здоровье. Так, он верил в целительные силы свежего хлеба и разработал пекарни собственной конструкции для войск в Бирме. Вопросы снабжения армии и здоровья солдат не были ему в новинку[5].
6 марта 1855 года комиссия МакНейла приехала в Скутари. Началось расследование.
Собственно, МакНейл и Туллох действовали в двух направлениях: во-первых, изучение обстановки, сбор информации; во-вторых, старания исправить положение дел.
Открылись множество бед. Армия питалась солониной и сухарями, а скот возили из Англии и Франции, хотя союзник - Турция - мог без труда доставить свежее мясо из Малой Азии и с берегов Мраморного моря, а свежий хлеб нетрудно было печь на месте, построив полевые пекарни; в Балаклаве оказалось достаточно сена, но оно не попадало на фронт; больные и раненые страдали на земляном полу, без белья и бинтов, пока всё необходимое лежало на складах; в рационе не было хинина и овощей - армию терзали цинга и малярия; гнилые палатки, нехватка топлива, фуража и тягловой силы. То есть, важные для армии вещи были запасены на складах, но не поставлялись на фронт; либо могли быть доставлены из близких к фронту районов Турции - но не закупались там, а шли издалека, трудными морскими путями. Естественно, чего-то просто не было - из-за тягот доставки. Или по нерадению снабженцев.
Приведу один лишь пример из жизни знаменитой Лёгкой бригады графа Кардигана, той самой, что сходила в самоубийственную атаку при Балаклаве, потеряв половину состава, а Теннисон написал по этому случаю хрестоматийное стихотворение:
Пушки - справа от них
Пушки - слева от них
Пушки - прямо им в лоб
Били и грохотали... и т.д.
Из отчёта МакНейла:
"Бригада лёгкой кавалерии стояла у Уиндмила, в семи-восьми милях от Балаклавы. ... Второй заместитель командира бригады, генерал Крукшенк утверждает, что в Балаклаве хранилось достаточно сена, но не было средств доставить его на фронт; он, время от времени, добывал понемногу, но к 14 ноября запасы иссякли. То же стало с ячменём и, после означенной даты, несколько дней кряду лошади получали от 1 ½ до 2 фунтов корма - только чтобы не умереть с голоду. Когда запасы стали подходить к концу, комиссариатский офицер предложил, чтобы бригада ежедневно откомандировывала часть лошадей за фуражом - тогда остальные могли бы прокормиться... но лорд Кардиган отверг это предложение."
МакНейл, со своим опытом работы в Азии и знанием людей и местности, разыскивал и находил неподалёку фураж, овощи, скот; Туллох строил пекарни. За делом, МакНейл свёл знакомство с Флоренс Найтингейл: они тесно сошлись и оставались очень дружны до самой смерти сэра Джона.
И, разумеется, расследование всех обстоятельств:
"Они опросили - порознь и группами - командующих, главврачей и интендантов каждого крымского корпуса; дивизионных и бригадных командиров; офицеров медицинской и комиссариатской служб при дивизиях и бригадах; наконец, генерал-квартирмейстера, его первого заместителя, начальника Комиссариата и двух его главных помощников - в общем, более 200 офицеров".
Беседы велись по тщательно составленному МакНейлом опроснику, записи заверялись респондентами.
Тем временем, в Лондоне, общины - невзирая и помимо миссии МакНейла - собрали свой комитет. Отчёт коммонерам давали вернувшиеся из Крыма офицеры; комитет выпустил три Синие книги и обвинил во всём предыдущий Кабинет. Правительство Пальмерстона осталось довольно, но ненадолго - парламентская оппозиция не унималась, комиссия МакНейла - Туллоха закончила работу и представила три отчёта - "Предварительный и конфиденциальный", "Первый" и "Второй". Первый отчёт был передан правительству в июне 1855, Второй - в январе 1856. Парламент ознакомился с результатами расследования в начале 1856 года (когда был закончен Второй отчёт).
И факты, и выводы комиссии МакНейла - Туллоха оказались отнюдь не благостны для Кабинета и армейского руководства. МакНейл более упирал на факты неустройства со снабжением, Туллох - на вину указанных выше четырёх лиц. Разгорелся большой скандал.
Не пересказывая всех дальнейших перипетий и хитросплетений, остановлюсь вкратце на противоборствующих сторонах, ходе и завершении случившегося политического действа. МакНейл попал в традиционно болезненную точку английского государственного организма. Британия всегда чтила свою армию и одновременно побаивалась её. В самом деле, этот замкнутый, кастовый, профессиональный организм слабо поддавался парламентскому - да и правительственному - контролю. В ход шли рассуждения "вам, штатским, не понять" и соображения военной тайны; так было и во времена тори, вигов и Мальборо; во времена Китченера и "снарядного скандала" 1915 года; так было в коллизии Ллойд-Джордж - Хейг - Робертсон; так вышло и с МакНейлом. Парламент и пресса желали правды и лучшего устройства вооружённых сил; Виктория-Альберт писали Пальмерстону, что всё это затеяно, дабы вырвать армию - исконную регалию монарха - из рук венценосицы и передать её под контроль парламента; армия вообще гневалась на штатских горлопанов; Кабинет метался между королевой, Палатами и военными, пытаясь замять дело. Создали контркомиссию - "Челсийскую комиссию из высших офицеров", дабы опровергнуть МакНейла с Туллохом, но этот орган немедленно покрыл себя позором, и выводы его стали априори ничтожны. Виктория гневалась, военные ярились, Кабинет юлил, пресса и коммонеры негодовали. Парламент два раза давал правительству запросы: первый (29 февраля 1856 года) - как Кабинет оценивает работу и выводы крымских комиссионеров?
Говорит Гладстон:
"Я прошу нашего благородного коллегу [лорда Пальмерстона] объяснить нам, как правительство оценивает отчёт и в каком положении оказались теперь сэр Джон Макнейл и полковник Туллох?
Пальмерстону, перед лицом большинства Палаты, не оставалось ничего, кроме:
"Я желаю сказать безо всякой двусмысленности, что правительство весьма обязано двум этим джентльменам за толковое и хорошее исполнение возложенного поручения... проведённое ими расследование, отчёты, рекомендации, предпринятые на месте меры стали весьма полезны для армии..."
Парламент успокоился, но Челсийская комиссия продолжила работу, а правительство принялось вынуждать МакНейла и Туллоха к ревизии отчётов. Тогда парламент поднялся во второй раз - и уже не только парламент. МакНейлу пошли адреса от видных людей Ливерпуля, Эдинбурга, других мест; Туллох слёг от огорчений, затем выздоровел и написал задиристую книгу; движение в защиту комиссионеров приняло отчётливый антиаристократический, антикастовый характер - общество хотело видеть в армии не забаву высокорождённых гвардейских офицеров из окружения Альберта, но подконтрольную, наряду с прочими, государственную службу.
МакНейл, отбросив привычную сдержанность, писал в ответ на ливерпульский адрес:
"Я не могу ни знать, ни понять, какие цели преследуют министры её величества в том, что касается нашей работы, но как бы то ни было, судя по их поведению, наши, общепризнанно точные отчёты не отвечают желаниям правительства...
Стране пытаются внушить, что неисчерпаемые ресурсы, любые таланты, энергия, дальновидность - всё было тщетно, и ничто на свете не могло помочь нам одеть и накормить двадцать - тридцать тысяч солдат в первую крымскую зиму".
11 февраля 1857 года мистер Эварт задал вопрос канцлеру Казначейства: намеревается ли правительство как-то наградить комиссионеров? "Работа их не представляла ничего экстраординарного" - ответил Палмерстон среди всеобщего шиканья Палаты. Наградить, впрочем, решили - Панмюр предложил сэру Джону и Туллоху по 1 000 фунтов. Авторесса пишет, что оба - Панмюр и МакНейл были шотландцы, но МакНейл - хайлендер, а Панмюр - лоулендер и второй - осознанно или нет - нанёс первому тяжкое оскорбление, предложив тысячу за труды. Комиссионеры решительно отвергли деньги, а 4 марта 1857 года переписка Панмюра с МакНейлом и Туллохом о тысячефунтовой премии оказалась в Палате. "Таймс" писала, что это невиданное, невероятное дело - предложить 1 000 фунтов ветерану-дипломату и полковнику её величества армии за верную, тяжкую, отменную службу; 12 марта, вопреки желанию премьера, в Палате прошли горячие дебаты о заслугах и награде МакНейлу и Туллоху.
И тут оппоненты сдались. Ни королева, ни принц-консорт, ни армия, ни Кабинет не могли больше держаться против общественного мнения. МакНейлу предложили выбор: баронетство или членство в Тайном совете? МакНейл ответил Пальмерстону, что стар и имеет лишь дочь, так что баронетство с ним умрёт и выбрал второе. А Туллох получил гражданский орден Бани.
И в 1858 году началась реформа комиссариатской службы армии - королевским указом.
10. Последние годы. Литературный сын и странная правнучка сэра Джона МакНейла.
А затем сэр Джон МакНейл вернулся в Шотландию, к прежней работе по вспоможению бедным. Теперь он был очень известный, почтенный и славный гражданин Эдинбурга. В 1857 году его избрали почётным президентом Объединённых сообществ Эдинбургского университета - на место Бульвер-Литтона. В том же году, Оксфорд присвоил ему звание доктора гражданского права. Сэр Джон занимался всякой общественной деятельностью: отмечу работу на пользу фонда Найтингейл; в 1868 году, то есть в возрасте 73 лет, МакНейл ушёл на покой, в полную отставку.
Его вторая жена, Элизбет, умерла 26 ноября 1868 года. В 1870 году МакНейл женился в третий раз - на сестре герцога Аргайля, леди Эмме Кемпбелл - по-видимому, убегая старческого одиночества.
Умер он в Каннах, 17 мая 1883 года.
"Ближе к концу, мысль его стала блуждать, и он часто воображал себя в седле - молодым, не знающим ещё устали; и любимый арабский конь нёс его к Герату или по другим дорогам Персии".
***
Теперь поговорим о Шерлоке Холмсе.
Весенней ночью 1894 года полковник Моран разрядил духовое ружьё конструкции слепого немца фон Хердера в сидящего у окна Холмса - естественно, в его восковую статую, как знают миллионы читателей и как с огорчением узнал сам Моран. Холмс, справившись с картотекой, зачитал Ватсону краткую биографию злодея-полковника.
"Моран Себастьян, полковник в отставке. Служил в первом саперном бангалурском полку. Родился в Лондоне в 1840 году. ... Окончил Итонский колледж и Оксфордский университет. Участвовал в кампаниях Джовакской, Афганской, Чарасиабской (дипломатическим курьером), Шерпурской и Кабульской. Автор книг: "Охота на крупного зверя в Западных Гималаях" (1881) и "Три месяца в джунглях" (1884). Адрес: Кондуит-стрит. Клубы: Англо-индийский, Тэнкервильский и карточный клуб Бэгетель".
На полях четким почерком Холмса было написано: "Самый опасный человек в Лондоне после Мориарти".
Это описание мало что даёт для идентификации Морана. Полк вымышлен; прочие характеристики подходят к десяткам британских офицеров. Но затем Холмс - ни к селу ни к городу - высказывает Ватсону некоторые соображения из области негативной евгеники.
- Странно, - сказал я, возвращая Холмсу книгу. - Казалось бы, его путь - это путь честного солдата.
- Вы правы, - ответил Холмс. - До известного момента он не делал ничего дурного. Это был человек с железными нервами, и в Индии до сих пор ходят легенды о том, как он прополз по высохшему руслу реки и спас человека, вырвав его из когтей раненого тигра. Есть такие деревья, Уотсон, которые растут нормально до определенной высоты, а потом вдруг обнаруживают в своем развитии какое-нибудь уродливое отклонение от нормы.
Это часто случается и с людьми. Согласно моей теории, каждый индивидуум повторяет в своем развитии историю развития всех своих предков, и я считаю, что каждый неожиданный поворот в сторону добра или зла объясняется каким-нибудь сильным влиянием, источник которого надо искать в родословной человека. И следовательно, его биография является как бы отражением в миниатюре биографии всей семьи.
- Ну, знаете, эта теория несколько фантастична.
- Что ж, не буду на ней настаивать.
Итак, все беды Морана проистекли из дурной наследственности. Но кто его предки?
"Сын сэра Огастеса Морана, кавалера ордена Бани, бывшего британского посланника в Персии" - отвечает Шерлок Холмс.
А это наш знакомый, тыняновский лекарь Макниль и, кажется, никто иной.
Просеивание списка послов Британии в Персии по двум критериям (1) кавалер ордена Бани и (2) мог обзавестись сыном в 1840 году (Лондон) даёт двух персон: сэр Джон МакНейл и сэр Генри Раулинсон. Но второй подходит куда хуже - если вообще подходит.
Во-первых, назвать Генри Раулинсона "бывшим британским посланником в Персии", то же, что определить Холмса "скрипачом - любителем", а Конан Дойля - "основателем Андершоуского стрелкового общества". Сэр Генри Раулинсон (кстати, друг и в одно время сотрудник МакНейла) был, прежде всего, учёным - ориенталистом, "отцом ассирологии", историком; затем, военно-политическая его деятельность связана с Афганистаном и Портою; в Персии он прослужил только год (1859) из всей своей долгой жизни (1810 - 1895), и оставил пост посла из-за несогласия с утеснением из Лондона своей посольской самостоятельности.
Во-вторых, у сэра Генри Раулинсона и впрямь был сын-военный - знаменитый военачальник Первой мировой генерал Генри Раулинсон (1864 - 1925). Ко времени "Пустого дома" (1903), Конан Дойл достаточно знал Генри-младшего по бурской войне. Тогда тот был майор, а в 1903 году стал полковник, как и Моран. Генри Раулинсон был офицер превосходных качеств, отличившийся под Китченером в Судане и Робертсом в Претории, восходящая звезда, полковник в 39 лет, бригадный генерал в 40, начальник Штабного колледжа с декабря 1904 года. У Дойла не было оснований делать из этого блестящего сорокалетнего офицера отставника, шулера и убийцу - пятидесятипятилетнего Морана. Затем, это могло стать диффамацией; затем, в 1840 году Раулинсон - отец вообще не был женат (женился он в 1862 году).
А МакНейл как раз годится - и годится в точности. Он жил в Лондоне с марта 1839 по май 1841 года (после Гератского дела). Определить сэра Джона "посланником в Персии" совершенно естественно - это одна из вершин его карьеры.
Сыновей у МакНейла не было. Вернее, был один - Джон Роберт; младенец родился в плохом, холерном 1830-м в Персии и умер через месяц или около того. Были дочери - несколько, я о них упомянул, но выжила лишь одна: Маргарет Феруза, 1834 года рождения.
Так что "литературный сын" сэра Джона МакНейла, "британского посланника в Персии", "кавалера ордена Бани" вполне мог бы родиться в 1840 году в Лондоне. Именно так работает механизм создания псевдоисторических - вернее, криптоисторических - литературных персонажей.
Осталось понять, какая дурная наследственность привела Морана на кривые дорожки? Что порочного унаследовал он от отца - МакНейла?
Судя по биографии, жизнь сэра Джона, отличного имперского работника, прошла достаточно ровно, безо всякого позора и бесчестья. Имеет ли в виду Конан Дойль какие-то личные счёты МакНейлом? Я не смог найти в книгах ничего подобного. Возможно, что Дойл недоволен эмиграционной работой МакНейла, его ролью в "зачистке" шотландских горцев? Но создатель Холмса был имперец, унионист, либерал-империалист (по крайней мере, около 1903 года). Возможно, Дойл остался на стороне армии и двора в крымском скандале? Но всё это лишь домыслы.
Так или иначе, но Себастьян Моран, вернее всего, сын МакНейла, хотя причина этого непонятна.
Странная правнучка МакНейла - миссис Мэри Бейкер Эдд, основательница "Христианской науки", женщина с пламенной натурой Савонаролы и пробивными качествами тяжёлого танка. Суть её учения, кажется, в том, что[6]:
"... так как бог благо, то зла быть не может. В соответствии с этим никакие болезни невозможны, и мнимое их наличие есть всего только неправильная сигнализация со стороны наших чувств, ошибка человечества. ... Значит, болезни, старость, недомогания могут лишь постольку угнетать человека, поскольку он, в ослеплении своем, дает веру этой нелепой мысли о болезни и старости, поскольку он сам создает себе мнимую картину их наличия. На самом же деле (великая истина Science!) бог никогда не посылает человеку болезни... Болезни, следовательно, только заблуждение человечества; против этого опасного и заразительного заблуждения, а не против болезней, вовсе невозможных, и ополчается истинное, новое искусство врачевания. ... Врачеватель, значит, ни в каком случае не должен наподобие врача исследовать симптомы и сколько-нибудь серьезно ими заниматься; наоборот, его единственная задача не видеть их, принимать их не всерьез, а как плод заблуждения, и добиться от пациента, чтобы и он точно так же не видел больше их и в них не верил. И тогда сразу, без всякого исследования, без всякого вмешательства, устранены туберкулез и сифилис, рак желудка и перелом ноги, золотуха и белокровие, все эти мнимые явления, порожденные заблуждением человеческим - и все это единственно благодаря духовному наркозу Christian Science, этому непогрешимому универсальному средству..."
На рубеже 19-20 века этот прелестный коктейль из теодицеи с месмеризмом пришёлся по вкусу многим: учение и сама личность миссис Эдд стали популярны в Америке и Британии.
В ноябре 1903 года, американский "Ледиз Хоум Джорнал" напечатал статью "Миссис Эдд, как она есть", утверждая, что сама основательница "Христианской науки" материал этот проверила и одобрила.
"Среди предков миссис Эдд был сэр Джон МакНейл, шотландский дворянин, известный британский политик, посол Англии в Персии. Миссис Эдд - правнучка этого знаменитого человека, единственная, кто осталась из всего его потомства и кто одна может носить цвета древнего рода МакНейлов".
Авторесса " Memoir of the Right Hon Sir John McNeill..." резонно сообщила в адрес "Христианской науки", что сама она - единственная замужняя внучка сэра Джона, и не припомнит миссис Эдд среди своих дочерей; затем, между датами рождения МакНейла и миссис Эдд - 12 августа 1795 года и 16 июля 1821 года - никак нету места для правнуков; не стоит ли дать опровержения?
Опровержение последовало, правда в несколько шкодливой форме ("Крищен Сайенс Сентинел", 12 марта 1904 года)
"Миссис Эдд провела скрупулёзное расследование и, не найдя положительных фактов о своём происхождении от достопочтенного сэра Джона МакНейла, попросила всех своих биографов иметь в виду это обстоятельство".
[1]Бларамберг И.Ф. Воспоминания. - М.: Наука, 1978, стр. 106.
[2] Бларамберг И.Ф. Воспоминания., стр. 116-116.
[3]Бларамберг И.Ф. Воспоминания.
[4]Бларамберг И.Ф. Воспоминания.
[5]Сведения взяты из Small, "Florence Nightingale: avenging angel". Palgrave Macmillan, 1999, стр.47.
[6]С.Цвейг, "Врачевание и психика".