Армия из мечты.

Редьярд Киплинг.

(В ред. сб. Traffics and Discoveries (1904)).

Пер. Crusoe.

Часть 1.

Я устроился в клубной курительной и стал набивать трубку.

. . . .

Конечно же, я не преминул заговорить с "Боем" Бейли. Мы познакомились двадцать лет назад, в Индии, за застольем Тайнсайдских Хвостокрутов; в последний раз - если не изменила память - свиделись в отеле Маунт Нельсон - само собой, не в Индии^[1] - и проговорили заполночь. Потом Бой Бейли отправился на фронт^[2] где, помнится, остался надолго, очень надолго.

Но теперь он вернулся.

- По-прежнему Тайнсайдер? - спросил я.

- Командую батальоном Имперской Гвардии Cтарого полка^[3], сын мой - ответил Бейли.

- Каким чудом вы стали гренадёрами? Полк был стрелковым со времени Фонтенуа. Дурачишься, Бой?

- Я сказал "гвардия", а не "гренадёры". Тайнсайдский Батальон Имперской Гвардии. Теперь понятнее?

- Ничуть.

- Пойдём с нами, узнаешь за обедом. Здесь полшага до наших казарм. Держись справа от меня: я, как бы это сказать - туг на левое ухо.

Мы вышли из клуба, перешли улицу, и вышли к огромному четырёхэтажному особняку; никогда не принял бы его за казарму, скорее - за один из благотворительных хосписов лорда Роутона. Вошли мы свободно, входы никак не охранялись.

- Нам ни к чему часовые - улыбнулся Бой. Он провёл меня в просторный ресторан; за многими столами во множестве закусывали люди гражданские и люди в хаки. В конце залы, на невысоком подиуме громоздился отдельный, большой стол.

- Наше место. Обычно мы обедаем здесь, и сейчас ты в клубе-столовой Гвардии. Все в сборе, знакомься впрочем, о чем я? Здесь тебе знакомы почти все. Вот Девин, он теперь мой заместитель. Старик Латрелл - помнишь его по Герату? Баргард, Вершуль (помниться, ты учился с ним в школе?); Харрисон; а это Пиджон и Кид.

Я знал почти всех, кроме двух последних персон, но никак не мог припомнить - разве все они были Тайнсайдерами?

- Не случалось обедать в таком заведении - начал я, оглядываясь по сторонам. - Но почему половина людей в штатском, и с ними женщины, и ещё дети - зачем они тут?

- Полагаю, пришли пообедать - ответил Бой Бейли. - Наши кантины никак не окупились бы без клиентов из Линейных или Милиции. Когда наши столовые открылись, люди думали, что кормят тут кониной, но мы заполучили к трапезе парочку герцогинь, и с тех пор считаемся фешенебельным заведением.

- Вижу, вижу - сказал я. Женщина - по виду из тех, кто покупают в армейских кооперативных магазинах - вошла в залу, и встала, оглядывая публику. Навстречу вскочил мужчина в тускло-серой униформе; он проводил даму за столик, и усадил между тремя другими серыми. Маленькая компания оживилась, и приступила к дружескому обеду накоротке.

- Отказываюсь понимать - сказал я. - Неведомое, эксцентричное роскошество.

- Обыкновенное дело - отозвался сидящий напротив Баргард. - Когда Имперская Гвардия (И.Г., как принято говорить между нами) квартирует в казармах, мы получаем завтрак, обед и чай по армейским расценкам; то же Линейные и Милиция. И они вольны приглашать сюда друзей - если готовы платить за них. В этом наша прибыль. Гляди!

За четырьмя - пятью столами возле одного из входов тесно сидели мастеровые в одеждах своих профессий. Они вдумчиво харчевались, откликаясь, впрочем, на шутки соседей в военной форме; а когда через улицу, из большого, недостроенного многоквартирного дома громко пробили время - час пополудни - мастеровые поднялись и вышли из залы.

- Они - разъяснил Девин - либо Линейные, либо Милиция, то есть имеют право на армейский рацион по армейскому прейскуранту. И им дешевле питаться здесь, чем где бы то ни было; конечно, они приводят и друзей. Человек пройдёт милю, чтобы посидеть в обеденный час в своей компании.

- Погодите - взмолился я - Вы хотите сказать, что эти водопроводчики, штукатуры и каменщики - эти рабочие люди, только что вышедшие отсюда - как-то сообразуются с тем, что я привык называть "регулярные войска"?

- Объясни ему - сказал Бой, оборотясь к Баргарду. Сам он увлечённо говорил о чём-то с гигантом Вершулем, школьным моим приятелем.

- Линейные - следующие за Гвардией. Линейные в большинстве своём горожане, кто не желают идти в Волонтёры. В первый год им полагаются два месяца на Территории, во второй - шесть недель, в третий - месяц. За всё про всё они получают недельное жалование в пять шиллингов, обязаны нести службу два дня в неделю, а также - по особому приказу, когда потребуется - прийти, и встать обок с Гвардией. Линейный живёт в казармах только по собственному желанию; и он, и его семья могут питаться в полковой кантине за установленную армией плату. Это касается и женщин.

- Помилуй - сказал я вежливо, но твёрдо - всё это род горячечного бреда. Как и где твой замечательный рекрут, не желающий жить в казармах, пройдёт военную подготовку?

- В своей замечательной школе, дитя моё, как и все остальные - Бой оторвался от беседы с Вершулем - и не кажется ли тебе, что только умалишённый предложит человеку встать в первую позицию в двадцатилетнем возрасте, никак не беспокоя его до этого срока?

- Пусть так - кротко согласился я. - Не стану возражать, что сантехник-виртуоз, проведший пару месяцев своего бесценного времени в Олдершоте

- Олдершот! - застолье разразилось хохотом. Я несколько огорчился.

- Лагеря Территории несколько отличаются от Олдершота - сказал Баргард. - А твоё воображение обижает Линейных. Некоторые из них так хороши, что попадают даже к нам!

- Вы набираете из них пополнение?

- Вынужден вас поправить - с глумливой церемонностью заметил Девин. - Гвардия не набирает. Гвардия отбирает.

- И отобранный счастливец - подхватил я - проводит время в ресторациях Спирса и Понда; там он тешится с красивыми девушками и

- Не забудь - сказал Вершуль - что каждому полагается отдельная комната и пять шиллингов в день на всём готовом.

- Разумеется! Вы, должно быть, отгоняете претендентов палками?

- Нет, баллотировочной урной - хохотнул Вершуль. - По крайне мере так принято в ротах Р.К.

Здесь я осмелился заметить, что не знал о таком особом обыкновении у римо-католиков.

Застолье заухмылялось. - "Р.К." означает "разрешение на коллегиальность" - сказал Бой. - У надолго отличной и благочестивой роты появляется право - если командир не возражает - выбирать людей по своему усмотрению, точно так же, как выбирают в члены обыкновенного клуба. Все наши роты "Р.К.", а так как именно сейчас батальон должен заполнить несколько вакансий до новой гуртовки на бездорожье диких Территорий, Линейные подступили к нам крупными силами и подлизываются к сержантам, денно и нощно.

- Не потрудится ли кто-нибудь внятно объяснить мне смысл каждого слова, из только что произнесённых? - спросил я. - Что такое "гуртовка" по бездорожью? Что такое "Территория"? Что всё это значит, в конце концов?

- О, "гуртовка" - установление Британской Конституции - ответил Бой. - Появилось давным-давно, когда правительство отвело большие площади под военные манёвры - мы, для краткости, называем их "Территориями" - И.Г. проводит там две трети времени, там же обучаются иные части. Исходно, слово это происходит от бычьих гуртов: по меньшей мере, две трети нашего мясного рациона приходит на Территории своим ходом, а дальше мы распоряжаемся сами. Отсюда пошло; и "гуртовка" стала иносказательным именем военной полевой жизни со всеми её скорбями. Две Территории расположены в Ирландии, одна в Уэльсе - для действий на холмистой местности; пара в Шотландии; одна в Озёрном краю - что-то наподобие строевого плаца; но настоящие Территории для боевой работы устроены в Индии, Африке, Австралии и так далее.

- И что вы там делаете?

- Гуртуемся в условиях, приближенных к боевым; и условия там тяжёлые. Год или около того мы гуртуемся в Англии; затем на месяц уходим в казармы, чтобы возместить потери. Дальше нас отсылают на заграничную гуртовку, а потом наступает время морской, корабельной службы

- Каак?

- Морской - повторил Бейли. - Мы служим, как морская пехота; учимся работать с тяжёлой корабельной артиллерией; отрабатываем быструю высадку и погрузку. Вслед за этим мы возвращаемся в наши территориальные центры; шесть месяцев обучаем Линейных и Волонтёров в местах их расположения; знакомимся с новыми военными идеями в Хите; пополняем открывшиеся вакансии. Потом всё начинается по новому кругу: домашняя гуртовка, заграничная гуртовка, морская служба, обучение, учёба. Гуртовка не самое приятное из всех этих дел, но именно гуртуясь мы зарабатываем деньги на головах.

- Или теряем деньги - сказал Пиджон, человек с землистым цветом лица, и все засмеялись как смеются однополчане над знакомой только им остротой.

- Наш Голубок^[4] злопамятен - отозвался Бой Бейли. - Он говорит о марте прошлого года. Мы вышли на Вторую Северную Территорию, это верхняя оконечность Шотландии: край дремучих лесов и глупых оленей. Я предпочёл бы гуртовку в центральной Австралии - или Атабаску со всем почтением к нашему Голубку, у него родня в тех краях. Встали мы у Кейтнесса, и Армофлот (объединённое управление армией и флотом, устроитель наших игр) послал нам восемьсот необъезженных ремонтных лошадей, чтобы мы не отсиживались в тепле.

- Зачем пехоте лошади?

- И.Г. не пехота, хотя и умеет драться в пешем строю. Если отнять у нас игогошек как мы станем двигаться? Погоди, скоро сам увидишь. Итак, продолжу: мы кормили этих тварей прессованным фуражом, кололи их шпорами и, наконец, объездив, повели через всю Шотландию на Эплкросс, чтобы передать в тамошний конный парк. Зима стояла жестокая, снежная, а мы толком не знали местности. Помните 30-й - старый Восточно-Ланкаширский - по Миан-Миру? Так вот, к тому времени их гвардейский батальон уже шесть месяцев гуртовался в том же краю. Мы думали, что по такому снегу они не выйдут на нас, и дело пройдёт тишком, но Бёрден, командир 30-го, почуял наше приближение и заслал лазутчиков в Эшкол.

- Обдурил нас! - признался толстый, благодушный Латрелл. - Я даже угостил одного из этих шпионов - парня в красном шарфе, у Бен-Дерига его встретил. Представился арендатором. И я его стаканчиком угостил!

- Не стану скрывать - продолжал Бой - что из-за снега и холодов мы скорее не шли, а барахтались. И Бёрден запер нас под Сгур-Морром, в самый разгар метели. Он отбил половину лошадей, загнал многих наших в снежный занос, и, в конечном счёте, сделал нас, как несмышлёнышей.

- Он имел на это право? - спросил я.

- Военные Территории - немирные земли. Если бы мы разбили или отогнали его, не потеряв никого из своих, то взяли бы с Бёрдена дневное жалование каждого, кто вышёл с ним против нас. Но мы не смогли. Он отрезал пятьдесят наших людей, взял их в плен по всем правилам - на три дня - и потом выставил нам счёт на трёхдневное жалование каждого из пятидесяти. Пятьдесят человек по двенадцати шиллингов с головы, плюс пять фунтов за Голубка, пленного офицера; три фунта за Кида, младшего по званию; всего вышло около сорока соверенов в кассу Бёрдена и Ко. Ещё и потешались над нами.

- А можно было пожаловаться судье, арбитру - или как он называется?

- Можно; но мы обсудили дело среди своих и решили уплатить и утереться. Нас сделали честно. 30-й знал каждую кочку у Сгур-Морра. Я гнался за ними три дня по глубокому снегу, но Бёрден той же ночью ушёл на двадцать миль на отбитых у нас лошадях.

- И эти потешные бои - обычное у вас дело?

- Попав на Территорию, надо прежде всего заботиться о себе; и скажу тебе, что бои, где каждый наш парень может потерять недельное жалование совсем не потешное занятие. Они не дают застаиваться. Опять же, времяпровождение - как вист на ост-индских пароходах. За долгой игрой шансы уравниваются. Но время от времени можно сорвать куш - скажем, когда Линейные выходят на гуртовку и сообщают, что готовы играть по правилам. Брать деньги за головы Линейных запрещено на всех Территориях за одним исключением - когда они сами напрашиваются на игру; а после двух-трёх недель гуртовки некоторая хорошая Линейная часть непременно вообразит, что готова к охоте и сумеет сорвать банк. Они шлют приглашение ближайшим гвардейцам; тогда начинается забава. Два года назад, в Ирландии мы в одиночку захватили Линейных - зажали их в дефиле между берегом и болотом. Они двинулись на соединение со своей бригадой, а мы проделали сорокадвухмильный марш за четырнадцать часов и взяли всё, всех, со всеми потрохами. Они зарылись, словно барсуки - надо сказать, что Линейные умеют окапываться - но мы тайком, за одну ночь, снявшись с позиций, перекрыли единственную дорогу годную для их обоза и артиллерии. Затем мы взорвали мост - посторонние сапёры выстроили его для каких-то своих экспериментов (они потом сильно гневались) - на единственно возможном для Линейных пути отступления; осталось лишь обосноваться на окрестных возвышенностях и дать сигнал ближайшему А.К.

- Кто такие А.К? - спросил я.

- Арбитражный комитет - арбитры Военных Территорий. Компания старых-престарых полковников - их держат для всяких оказий, и, временами, употребляют для арбитража. Наши А.К. явились, осмотрели диспозицию и, объявив, что видят кровавое избиение Линейных, присудили нам по фунту их мяса - деньги за головы всей части, за снаряжение, за четыре пушки, за каждый походный вещмешок! По текущим расценкам на Линейных, мы заработали кругленькую сумму в двести пятьдесят. Неплохо!

- Но уплатили сапёрам семьдесят пять за то, что разнесли в щепу их патентованный мост - уточнил Девин. - Чистое мошенничество.

- Так и было - подтвердил Бой. - Но какое порицание вынесли А.К. нашим беспомощным Линейным! Речи их тянули на сотню, не меньше.

- Но разве вы не видите, сколько обид кроется в этой системе скальпов? - спросил я.

- Ничто не совершенно - ответил Бой. - Деньги за головы - попытка вознаградить результат, они возбуждают в людях живой интерес к делу. Конечно, в трёх случаях из пяти А.К. отвергает претензии обеих сторон, но всегда есть надежда выиграть приз.

- И в эту затею вовлечена вся армия?

- За редкими исключениями. Линейные платят по шиллингу за пленного, Милиция - девять пенсов, не говоря о дополнительных ставках, что весьма оживляют игру. Волонтёры не обязаны принимать вызов, но они самые азартные среди всех игроки. Помилуй, за головами охотятся даже дети в своём Первом Лагере в Олдершоте.

- Охота за головами - наше национальное установление, наравне с привычкой биться об заклад - сказал Баргард.

- Подтверждаю! - сказал вдруг Пиджон. - Однажды я поневоле оказался Арбитражным Комитетом Кемптонской начальной школы. Было так: скачу я по Брайтонскому ипподрому и слышу сигнал вызова арбитра - как положено по уставу, два длинных свистка и два коротких. Я не обратил на свисты внимания, но тут ребёнок, маленький, не выше ярда ростом, выпрыгнул ко мне из дрокового куста и закричал: "Гвардия! Гвардия! Ко мне! Вы нужны мне пер-фессионально. Альф говорит, что он не окружён. Врёт он! Пойдите, посмотрите, как я расставил своих солдат!" И я поехал, будьте уверены! Маленький чертёнок рысил у моего стремени, пока мы объезжали его армию (в двадцать человек), что залегла под прикрытием вокруг хлева в низинке, устроившись так, что любо-дорого было смотреть. И парень беспрерывно вопил: "Я загнал туда Альфа! Не устоять ему на этой па-зиции! Гвардия, скажи, что не устоять!" Я объехал вокруг, а Альф со своей армией вылез на крышу хлева, изъясняясь, как - как полковник Милиции - но факты были в пользу моего приятеля, и я рассудил соответственно. Альф, разумеется, покорился моему решению. Я объяснил ему положение во всех подробностях, и он торжественно уплатил - по фартингу за голову, как вам это?

- А они заплатили за арбитраж? - спросил Кид. - Однажды я целый день судил местную поселковую школу, и они выставили мне бутыль горячего имбирного эля.

- Я согласился на полпенни - щекотливое дело - иначе обидел бы ребят - мрачно сказал Пиджон. - Но дал им шесть пенсов сдачи.

- Как они маневрировали, чем пользовались? - спросил я.

- О, свистками и сигналами рукой. У них были макеты пушек - того сорта, что держат начальные школы - и флажки для отметки позиций, но они поспешили с броском в атаку в условиях открытой местности. Я указал им на ошибку, и они согласились.

- Но кто их выучил?

- Школа, разумеется, как и всех нас. Те ребята были старше десяти лет; а обучение в строю начинается с восьми. Они обучены действиям в составе роты куда лучше, чем литературному английскому.

- И сколько времени отводится на военные упражнения? - спросил я.

- Все ученики начальных школ занимаются гимнастикой под музыку с шести лет; с восьми - обучение в строю, по часу в неделю; занятия в составе роты с десяти, по полтора часа в неделю. Между десятью и двенадцатью годами проводится нечто вроде батальонных учений. В двенадцать ребята получают винтовки; в тринадцать - открывают счёт своим стрелковым достижениям. Так написано в Кодексе. На деле, возрастные границы не столь строги - главное, чтобы мальчик развился до определённого стандарта.

- Нам, в Канаде не нужна физическая подготовка. Мы годны с рождения - сказал Пиджон - и наши десятилетние вполне справятся с вашими двенадцатилетними.

- Должен сказать - разъяснил Бой - что наш Голубок - "обменный" офицер. - Он дикарь - хаски из Нутка-Саунда - там его дом. Имперская Гвардия раз в два года меняется офицером с Канадой или Австралией или Африканским Гвардейским Корпусом. Голубок у нас уже год, и нам будет жалко расстаться с ним. Он - вызов нашей островной гордыне. А Мортен, наш обменщик усмиряет на его месте канадцев, народ дикий и кичливый. Когда Пидж уедет, придётся менять Кида - он следующий в списке - на австралийца или маори. Но вернусь к школьникам. Мальчик не сможет отправиться в Первый Лагерь - по нашей терминологии - без должной подготовки и первого стрелкового аттестата. Образовательный Кодекс разрешает Первый Лагерь с четырнадцати лет; обычно, так и выходит и там собираются мальчики около этого возраста. По ходу учёбы в школах, они, разумеется, выезжают в маленькие, неофициальные лагеря; ходят в походы; частные школы устраивают собственные вылазки на природу, но Первый Лагерь - место, куда сходится всё юное армейское поколение. В Англии это Олдершот. В Первый Лагерь идут сроком на неделю или на десять дней. За мальчиками присматривают после вакцинации; составляют в бригады, поручают нетрудные задачи и дают вволю пострелять холостыми. Второй Лагерь устраивается для возрастов от пятнадцати до восемнадцати лет на десять дней или две недели, в программу включено окончательное медицинское освидетельствование. Людям очень не нравится, когда их отчисляют по здоровью - так обстоит дело в наши дни. Уверяю тебя, что наш Второй Лагерь - он, кстати, в Солсбери - серьёзное испытание для молодых офицеров Гвардии. Нас наряжают туда поочерёдно. Обиталище оголтелых обезьян ничто перед ним. Дети полагают, что они вполне солдаты, и мы умеряем их норов частыми дозорами и ночными атаками.

- А затем, после Второго Лагеря?

- Сложно объяснить. Наша система вполне нелогична. Теоретически, три или четыре года после Второго Лагеря молодые люди свободны от всяких сборов. Им надо определиться в дальнейшей жизни. На деле, молодые доктора или адвокаты или инженеры идут в батальоны Волонтёров, с минимальным сроком лагерей - десять дней в году. Им обеспечен отпуск на свежем воздухе; они охотно жертвуют средства на свой батальон; и теперь, когда учебные центры Волонтёров, выстроили на накопленные пожертвования читальные залы и бассейны, молодой человек находит в них достойную замену клубу. Там он встречается с людьми, кто станут полезны ему в дальнейшем; там он держится в курсе событий - остаётся при военной жизни, пока учится и овладевает профессией. Молодой городской люд - провизоры, клерки, водопроводчики, механики, электрики и им подобные - вступают в местный корпус Волонтёров, достигнув возраста, когда парни начинают гулять с девушками. Им нравится водить своих милых в наши рестораны. Гляди туда! - Я глянул по его жесту, через залу, и увидел за дальним столиком мужчину и девушку. Пара не могла наглядеться друг на друга; хороший обед, тем временем, стыл в их тарелках.

- Вижу, всё так - сказал я. - Продолжай.

- Итак, у нас заведены городские корпуса Волонтёров; места эти располагают должными средствами и привлекают молодёжь, так что большая часть обещающих девятнадцати- и двадцатилетних доводятся там до приемлемых кондиций - до уровня, когда они могут поступить в Линейный батальон, чтобы послужить стране. С учётом новых правил в графствах - местный уроженец либо постоянное трёхлетнее проживание - корпуса стали замечательным подспорьем для футбольной лиги, равно как и для крикета.

- Отменно, ей-богу! - воскликнул я - Кто это придумал?

- С.Б.Фрай - давным-давно. Он написал доклад, утверждая, что крикет в графствах и местное ополчение должны развиваться на одинаковой основе, и стать бесплатным занятием именно местных жителей. "Без крикетёров не будет корпусов. Без корпусов - крикетёров" - это его лозунг. Профессионалы возроптали, но С.Б. победил, а Лиге пришлось идти к нему на поклон. Поначалу крикетные поля опустели, доходы упали, но когда соревнования в графствах стали пукка^[5] графскими, и к ним добавились междуполковые матчи, сбор с публики утроился, а так как три четверти полей отошли на кошт полков с их командами, некоторые Волонтёрские корпуса стали купаться в наличных. Так называемые Корпуса Лиги - конечно же, неофициально - пользуются выгодами положения, отбирая игроков во Втором Лагере. А некоторые просят за вход десять гиней и получают их от молодняка, желающего блеснуть на поле. Я говорил тебе, мы готовим на все вкусы. Теперь, что касается именно Линейных: по моему мнению, большинство молодых ремесленников и механиков подают заявление на приём до собственных свадеб. Им нравятся двухмесячная гуртовка в первый год, и пять шиллингов в неделю для внеслужебного времяпровождения.

- Ты хочешь сказать, что они остаются при своём ремесле, служа в Линейных? - поразился я.

- А что мешает? Кто из высокооплачиваемых ремесленников работает сейчас больше четырёх дней в неделю? Единицы. Вспомни, что Линейного не нужно муштровать в твоём понимании этого слова. Он приходит после восьми лет обязательного обучения и после трёх лет в Волонтёрском батальоне. Пусть ночует там, где ему угодно. Конечно, он не может, не доложившись, выехать за пределы города, но когда ему желательно отъехать - он получает увольнительную. Служба, как правило, отнимает у него два дня в неделю; полк может призвать его для несения гарнизонной службы в Средиземноморье, но на такой случай он застрахован в кассе взаимопомощи. Я расскажу об этом попозже. В тяжёлые зимы, в пору плохого бизнеса, многие холостяки приходят жить в казармы И.Г. (если И.Г. на гуртовке) чтобы заняться военной теорией. И я уверен, что Линейным у нас вовсе не плохо.

- Удивительно - бормотал я - А что прочие?

- Волонтёры? Оцени, что за прелесть наша система - мы свободные люди. Мы вздуем и прикончим всякого, кто возразит на это. Но мы никогда не упоминаем об одной несущественной частности: если до тридцати пяти лет ты не волонтёр какого-то корпуса - военный, если годен; либо нестроевой, когда слаб здоровьем - ты не голосуешь, не пользуешься пособием для бедных, и женщины отворачиваются от тебя.

- Но это же принуждение, разве не так? - сказал я.

Бейли подтвердил мои слова, скорбно склонив голову. - Да, сэр, принуждение. Это закон: мы сами голосовали за него однажды, в пору паники и с тех пор не переменили решения. А женщины подкрепили закон неофициальным наказанием. Но как свободные граждане Британии -

- И снобы - вставил Пиджон.

- Хорошо отмечено, Пидж - мы учредили всякие иерархии, мы кроили и строили корпуса Волонтёров на всякий вообразимый лад; мы приправили дело, замешав в него "Оддфеллоуз", и Общество трезвости; "Баффало"" и пэров по списку Бёрка с Дебретом; не забудем спортивные лиги и атлетические клубы - всех, кого ты можешь вообразить и назвать. Помнишь юнца, полагавшего, что военные потакают порокам страны - неотвязный молокосос с повадками хорька, эдакий Фейси Ромфорд, отпрыск деревенского джентльмена? Что-ж, он, вместе с прочими пошёл в Заграничный Корпус после окончания колледжа.

- То есть Волонтёры могут служить заграницей?

- Отчего бы им не служить? В особенности, если командир или жена командира имеют влияние? Когда мы ведём маленькие кампании, Армофлот всегда готов выслать на помощь Гвардии Заграничный Корпус с хорошими связями в верхах. А иначе, Заграничный Корпус устраивается по-своему, выбирая себе лагеря. Я говорил тебе, что Военные Территории открыты любому желающему, так что они могут "гуртоваться" (и играть на деньги за головы) пока позволяет кошелёк; или устроиться на корабли для морской практики. Для молодого человека это дешёвый способ посмотреть на мир, а потом - если он достаточно хорош - перейти в Гвардию.

- По сути - сказал Пиджон - все эти Заграничные Корпуса одно лишь сборище пустых хлыщей - именно так. "Позвольте, но как же можно тянуть жребий в Милицию - это немыслимо!" - проговорил он, нарочито растягивая слова на английский манер.

- Такое случается с парнями, кто не приходят добровольно - заметил Бейли. - Так вот, после Заграничных Корпусов (у нас их около сорока) идут территориальные Волонтёрские батальоны; и вряд ли отыщется человек, кто не найдёт среди них места по своему вкусу. "Корпуса Лиги" - я рассказывал о них; корпуса учёных людей, едва наскребающих положенные десять дней лагеря; отменные корпуса высококвалифицированных механиков - те позволяют себе ежегодную двухмесячную гуртовку на интересных Территориях; корпуса техников, младшего и старшего персонала - котельщики, слесари и инженеры: они изучают бризантные взрывчатые вещества и гуртуются, собираясь в портах, чтобы поработать в утлых катерах - постановщиках мин. Затем, у нас есть тяжёлая артиллерия - туда идут жители больших промышленных городов и персонал верфей; отчаянные кавалеристы, Йоменри (теперь они в самом деле умеют ездить); корпуса светские, полусветские, корпуса Хулиганов и так далее и тому подобное вплоть до Штата Обороны Метрополии - это молодые парни, отвергнутые по медицинским показаниям во Втором Лагере, но вполне годные для стрельбы из-под прикрытия и старые бойцовые петухи, кто отслужили своё, но не желают расставаться с куражом лагерей и радостью общежитий. Они называют себя ветеранами, развлекаются на стрельбище в Бисли, но между нами, это просто любители свежего воздуха. Они издают Волонтёрские журналы и толкуют, как нехороша нынешняя Гвардия. Но я люблю их. Придёт день и я стану одним из них - старый, красноносый петушок Теперь ты видишь, какие они разнообразные - наши Волонтёры.

- Твоими бы устами - я осмелился на иронию.

- Ты упрощаешь, Бейли - сказал Девин. - Ты упустил важный пункт. - Он повернулся ко мне и продолжил. - Это десантирование. Волонтёры могут быть и такие и эдакие, как объяснил полковник, но все они обучены выходить в море. Тебе стоит посмотреть на большое развёртывание в дни банковских каникул. Мы останавливаем большую часть обычных железнодорожных перевозок и пускаем составы по расписанию военного времени - положим, в пятницу, в полночь. В 4 утра от каждого большого города Англии отправляются поезда - к ближайшим портам, с двухминутным интервалом. Обыкновенно, Армофлот встречает нас кораблями всех сортов: флотский резерв, линейный корабль, блокшив - всё, на что можно бросить трап. Мы грудим людей на жилых палубах, ставим винтовки в козлы, отправляем морскую экипировку в трюм и идём до какого-то плацдарма - поход, обыкновенно, занимает несколько часов. Хорошее дело; наша армия, при любой организации, всегда остаётся амфибийной армией. Вот, к примеру, в последний Духов день - сколько народу собралось на причалах за первые восемь часов? Скажи, Кид: ты у нас с колледжа энтузиаст Волонтёрского дела.

- Более ста восемнадцати тысяч - ответил через стол Кид - за первые десять часов. А тридцать шесть тысяч к этому времени успели и взойти на борт и выгрузиться с кораблей. Всего за тридцать шесть часов мы вывели в море около девяноста тысяч человек; а сто тридцать три тысячи стояли на причалах в готовности, при морской экипировке.

- Должно быть, выдающееся зрелище - сказал я.

- Никто ничего не заметил. Мы разбросали людей между Чатемом, Дувром, Портсмутом, Плимутом, Бристолем, Ливерпулем и так далее, чтобы дать нашим сухопутным островитянам шанс расстаться со своим завтраком. Мы не любим концентрировать силы и устраивать большие погрузки в одном пункте. Это нервирует Континент. Но - сказал Кид - я уверен, что при нужде мы сможем вывести с приливом двести тысяч со всем снаряжением.

- Зачем же нужно так много людей? - спросил я.

- Нам-то не нужно ни одного человека - вот только Континент завёл привычку говорить при каждой шероховатости в отношениях, что, дескать, легко завоюет Англию, если только получит на недельку господство на морях. Они толковали об этом долгие годы, но потом к нам пришло гениальное озарение - в такую игру могут играть две стороны и отчего же мы, кто уже властвуют морями и имеют несколько кораблей, отчего мы не можем, если так надо, организовать маленький рейд? Идею подхватили Волонтёры, им успели прискучить одни наземные манёвры, и с тех пор мы уже не слышим заявлений с Континента о морских десантах - ответил Бейли.

- Защита в нападении - пояснил Вершуль - та самая, многажды перетолкованная. Мы выучились у Континента - хвала им! Они так настаивали на этой теории.

- Нет, мы научились у собственного флота - возразил Девин. - Однажды на манёврах Средиземноморская эскадра десантировала десять тысяч моряков и морской пехоты при орудиях за двадцать минут. И случилось это давным-давно. Я видел, как Флотский Резерв и несколько арендованных на день колёсных пароходов высадили в Бантри двадцать тысяч Волонтёров - половина страдала морской болезнью - всего за четыре часа. Учения такого рода обесценили в ничто расчёты наших европейских друзей. Континент прекрасно знает, что такое вторжение. Это всё равно, что играть против оппонента, чьи нервы расстроены. В конечном счёте, морские учения обходятся недорого, а мы взамен крепко подружились с людьми из знаменитых европейских фамилий. Теперь мы друзья - не разлей вода.

- Но Имперская Гвардия, её место в этом великолепии? - спросил я. - Вы удивительным образом избегаете говорить о себе.

- На деле, мы обязаны выйти и выстоять. Наш удел - постоянная готовность. Думаю, в Англии теперь не больше восьми батальонов И.Г., а всего у нас сто батальонов. И большая часть гуртуется в Индии, Африке и так далее.

- Сто тысяч человек. Не мало ли? - спросил я.

- Полагаешь? Сто тысяч бойцов, без единого случая венерических заболеваний, обыкновенный список больных - два процента штатной численности; сто тысяч человек в постоянной боевой готовности? Допустим, ты прав; но, если начнётся, боеспособная маленькая сила выстоит, пока не подтянутся другие. Помимо нас, есть туземная армия Индии, опора ничуть не шаткая, а так как принцип "Не Волонтёр - не голосуешь" усвоен по всей империи, ты найдёшь некоторых дюжих парней, цвет своего класса, в Канаде, Австралии и повсюду.

- Но ста тысяч не хватит и для гарнизонной службы - настаивал я.

- Сто тысяч отборных людей; не щуплых парнишек, но мужчин готовых для дела - сказал Пиджон.

- Мы полагаемся на Линейных - сказал Бейли - в портах Средиземного моря и окрестных гарнизонах. Не пренебрегайте мастеровым. Он чертовски хорош на Службе. Мы не можем попросту взять и призвать его - это будет военным деспотизмом - так что опираемся на человеческие устремления. Как правило, Армофлот работает с группами Линейные полков, три полка в группе, отбирая людей на службу - Мальта, Гибралтар и тому подобное - за шиллинг в день на шесть месяцев в году. Между людьми из трёх батальонов обыкновенно набирается почти полный батальон холостяков. Дефицит покрывает набор в территориальных Волонтёрских батальонах; так формируются части, получившие у нас название Портовых батальонов. Здесь нет ничего удивительного. Британской молодёжи привит вкус к приключениям - попомни, что в нашей стране пятьдесят процентов крепких мужчин весьма расположены к военному делу и, более того, прошли череду полевых лагерей.

- На Мальте, Гибралтаре и Кипре не найдёшь особых приключений - сообщил я. - Они не скучают?

- Не забывай, что мы содержим их совсем не так, как это было в прошлые времена. Тебе надо бы съездить в расположение Портового батальона, набранного в промышленном центре и поглядеть, как люди без мундиров трудятся на виноградниках Кипра; что до мальтийских и гибралтарских батальонов, половину их времени занимает работа для флота.

- Полагаю - сердито сказал я - что, прежде всего, вы жертвуете полковыми духом и традициями во всей этой армофлотской возне. Так же плохо сообразил и

- Я знаю, что ты хочешь сказать. Что, дескать, так же плохо сообразил Китченер, когда решил, что тысяча команд, надёрганных с миру по нитке в вельд, станут действовать не хуже колонны из двух полков. В прежние времена, когда муштровка была чуть ли ни фетишем, когда человека начинали учить в зрелые годы, ты оказался бы непререкаемо прав. Но наши парни обучаются сызмальства, так что мы руководствуемся правилом: одна тысяча тренированных англичан ничем не хуже другой тысячи тренированных англичан. Мы распространили горизонт, только и всего.

- Распространили в область полной непредсказуемости, вот что я думаю. Теперь скажи - что это за чушь о принудительном волонтёрстве?

- Невинное дитя моё, никакого принуждения. Тебя муштруют с детства так же, как силою учат писать и читать; ты не обязан идти в корпус после тридцати пяти, или когда слаб здоровьем; или когда ты слабоумный, женщина, несовершеннолетний. Это разумная справедливость.

- Это насильственная рекрутчина - заключил я. - Но для чего - позволено будет спросить - учреждена Милиция?

- Я уже говорил - для тех, кого не привлекает волонтёрство. В Милицию идут по жребию - общему, что тоже весьма справедливо. Волонтёры из жребия исключены, но большинство людей, оставшихся вне военного дела, идут в Милицию. Они обязаны проводить в лагерях минимум три недели в году, получая на это время пятнадцать шиллингов в неделю, плюс выпавший доход, плюс ещё какую-то - я подзабыл, какую именно - годовую плату. Неброская, но очень полезная служба. Она поддерживает в приемлемой форме массу мужчин в возрасте, скажем так, от двадцати пяти до тридцати пяти, и даёт Армофлоту аргумент в пользу больших запасов снаряжения - на чрезвычайный случай.

- Полагаю, ты не совсем справедлив, говоря о Милиции - протянул Вершуль. - Мы ценим их ниже заслуг. Помнишь стачку угольщиков Мидл-Мура?

- Расскажите мне - тотчас попросил я. Прочие, судя по всему, знали эту историю.

- Ну-с, лет восемь назад забастовали множество углекопов - двадцать пять тысяч человек; все, разумеется, Милиция. Когда первый месяц стачки - октябрь - закончился безо всяких видимых перспектив, один умный профсоюзный лидер открыл Акт о Милиции и нашёл, что любая милицейская часть может помимо обычного ежегодного лагеря уйти гуртоваться на Территориях, если за это проголосуют не менее двух третей личного состава. Двадцать два батальона "джорди"^[6] проголосовали как положено и стали выпущены на ирландские и шотландские Территории, попав под начало бригадира И.Г.; а тот, согласно негласной инструкции, принялся выбивать дурь из шахтёров. Но углекопы - народ крепкий и сообразительный. Они благоденствовали среди снежных заносов, окопавшись и протащив орудия по вересковым пустошам. Армия кормила и одевала их задарма, дала шанс заработать на головах, а стачечные деньги шли без вычетов шахтёрским жёнам и семьям. Понимаешь? Хитрецы. Цепкие, как репей - в декабре, когда гуртовка кончилась, они и не подумали о выходе на работу. Тот же самый лидер вычитал в том же Акте, что если не менее тридцати-сорока человек от каждой милицейской части изъявят добровольное желание пойти на морскую службу, чтобы подучиться работе с главным калибром, им, ни в коем случае, не будет отказано, но наоборот: Флот примет и пристроит их и станет платить каждому шиллинг в день. Итак, в январе, джорди пошли добровольцами на морскую службу - по семьсот-восемьсот человек от каждого полка. И общим счётом на флот попросились семнадцать тысяч человек. Армофлоту представился превосходный случай, и случай не был упущен. Флот Метрополии и флот Канала и флот Северного Моря и крейсерские эскадры и призванные на помощь колченогие утки Флотского Резерва приняли эту новообразованную дивизию целиком^[7] - приняли и с некоторым напряжением растолкали по кораблям.

- Это так, но не забудь рассказать, как мы лгали Континенту, объясняя, что, собственно, происходит - вмешался Бейли - и как несчастный Кабинет метался по стране в самую зимнюю стужу, разъясняя в речах нашу новую систему помощи неимущим. Прости, я перебил тебя, Вершуль.

- Армофлот наскоро организовал манёвры между Гибралтаром и Лендс-Эндом с частыми погрузками угля, высадками и заключительной частью - походом вокруг Англии; шахтёры оторопели от такой программы. В первый день на море горняки просили флотских высадить их на берег - ненадолго, они лишь расправятся с профсоюзным лидером и тотчас вернутся на борт - но Флот не внял просьбе. Потом они вздумали бунтовать против угольных погрузок - против занятия, весьма похожего на прежнюю, гражданскую их работу. О, они роскошно провели время! Потом шахтёры вернулись - соединённые флоты бросили якоря против Гулля - затянувши пояса на морской узел. Они отыграли бой без правил с Портовым батальоном в Гибралтаре; они взяли на поток и разграбление город Лагос; они вели решительное наступление на штатский персонал девонпортской верфи. Они выказали себя молодцами, и насытились военной жизнью по самое горло.

- Но что забастовка?

- Закончилась соглашением, когда закончились стачечные фонды. Шахтовладельцы сильно обозлились. Они обвинили военных в умышленном потакании забастовщикам, дойдя в гневе своём до парламентского запроса. Армофлот ответил, что имеет - на случай осложнений - привилегию, право призвать пятнадцать тысяч отборных молодых людей и полгода снимать с их стружку; так что хозяева шахт, затеяв политический кризис, пожнут армейскую привилегию.

- И что потом?

- "Встреча окончена, разногласия улажены, вопрос решён, спасибо, все свободны" - ответил Бейли. Компания рассмеялась.

- Не совсем разобрался в этой вашей морской практике - сказал я - Что, Флот непременно примет и отправит заграницу любую воинскую часть?

- Не совсем. И.Г. - всегда и непременно, Линейных - по необходимости, Милицию - по мере возможности, Волонтёров - да, когда те напрашиваются на морскую практику. Последнее обыкновение пошло от Береговых Волонтёров, а потом вошло в моду по всему острову. В некоторых обстоятельствах, как тебе рассказал Вершуль, Волонтёры и Милиция могут голосовать сухую или мокрую гуртовку. Если победит мокрая, и если корпус имеет вес (как некоторые Заграничные Корпуса), таким пронырам удаётся попасть на корабли флота Метрополии или флота Канала, и крейсировать вокруг Англии, или до Мадейры, или по Северному морю. Солдаты одной части, разумеется, расходятся по разным кораблям; и Флот нянчится с новоприбывшими. Морская практика отчасти расшатывает береговую дисциплину, но даёт жителям внутренних районов страны некоторый опыт, а нам - хороший резерв людей, кто могут обращаться с морской артиллерией на случай каких-то трудностей на Флоте. Отдельные Береговые Корпуса увидели в морской работе профессиональную специализацию и соперничают между собой, добиваясь лучших результатов в высадке и погрузке. Полагаю, десять процентов личного состава некоторых Тайнсайдских инженерных корпусов проходят практику в корабельных машинных отделениях. Но так мы потратим весь день за разговорами. Пойдём, поглядишь на И.Г. в их берлоге - на этих несчастных рекрут, загнанных штыками под боевые знамёна.

Часть II.

Часы пробили два пополудни, огромная зала быстро опустела; мы вышли через двустворчатые двери в обширную читальню, в дым табака и гул голосов.

- Обычно у нас тише - сказал Бой - но сегодня день заполнения вакансий. Погляди, как волнуются эти Линейные и Милиционеры!

У стены, перед четырьмя столами толпились люди в форме. Толпа беспокойно шевелилась вокруг четырёх центров беспокойства - сержантов, кто, сидя за столами, выкрикивали и записывали имена.

- Пойдём к моему столу - предложил Баргард. - Так, Пурвис, ты объявил, что мест у нас немного?

- Объявил час назад, что у нас лишь двадцать три вакансии - ответил сержант -Успел записать около пятидесяти для Испытаний, а это те, кто остались.

Баргард улыбнулся.

- Мне очень жаль - он обратился к толпе - но рота C никого больше не примет.

- Простите, сэр - сказал один из толпы - возможно, вы примете во внимание мою морскую практику? Три месяца с флотом. Малые калибры, сэр? Ротные пулемёты? Любые прожектора, сэр?

- Уймись - раздалось из-за спины просителя - они отказались от лучшего коваля между Гуллем и Дьюсбери. Что им ты с твоими малокалиберными хлопушками?

Незадачливый кандидат повернулся на каблуках и гневно выругался.

- О, честите Гвардию, сделайте одолжение, - сказал сержант Пурвис, собирая бумаги. - Думаете, мне очень приятно отказывать таким крепким и умелым ребятам? Голосуйте за дополнительный гвардейский батальон, и мы примем всех вас. Теперь, если желаете, приглашаю всех в Училище, поглядеть на Испытание.

Большинство приняли приглашение, немногие пошли прочь с рассерженным видом. Я проследовал за всеми - из читальни, по широкому коридору на крытый кавалерийский манеж: там собрались несколько сотен людей и голоса отдавались под крышей гулким эхо.

- Вы извините, но я вас покину - сказал Баргард. - Ротному командиру не дозволено участие в таких играх. Ко мне, Метьюз! - он подозвал рядового и вверил меня его попечению.

В центре огромного пространства открылось замечательное зрелище: группа обнажённых людей - атлетов с прекрасными, загорелыми телами.

- Это наши - сказал Метьюз. - Сейчас они пройдут медосмотр; а затем мы устроим им испытания.

- Они не похожи на сырой материал - поразился я.

- Нет. Гвардии не нужны ни сырые люди, ни сырое мясо - если уж на то пошло - ответил Метьюз. - Жизнь слишком коротка.

Пурвис выступил вперёд и рявкнул по-военному. Началась жесточайшая, безостановочная проверка физических кондиций, хотя сержант изредка прерывал упражнения, прикладывая руку к чьей-то груди, к сердцу.

Я отметил, что на этом этапе отбраковали шесть-семь человек. Потом от группы штатских перед шеренгой кандидатов, извивающих тела в упражнениях, раздался крик: "Мокрота, Пурвис, мокрота! Девятый номер харкает!"

- Вижу - сказал Пурвис - Не беспокойтесь.

- Нечестно! - заворчал мужчина, понимающий в малых калибрах. - Попробуйте меня, и если я выступлю хуже, то, без претензий, наймусь возить детскую коляску. Он на последнем издыхании.

- Ничуть - решительно отмёл Метьюз - Ему нужна месячная тренировка, как лошади. Это лишь жир. А вы ведь специально готовились к отбору, верно?

- Посмотрите на меня - просто ответил мужчина.

- Вижу. Вы перестарались - отметил Метьюз. - Гвардия - не цирк.

- Пушки - выкрикнул Пурвис; группа успела разойтись, люди одевались - Расчёт справа. Четырнадцатый - первый номер, третий - второй, двадцатый и тридцать девятый - четвёртый и пятый, а пятый - шестой.

Он назначал номера орудийных расчётов, пока люди поспешно влезали в форму. Так он назначил первую и ещё три орудийных команды; оставшиеся без номеров вышли в двустворчатую дверь и вернулись из дальнего прохода, волоча на канатах четыре лёгкие скорострелки.

- Сборка - разборка, на время - объявил Пурвис.

Любопытствующие придвинулись теснее, глядя, как расчёты окружили орудия и как в их руках пушки, деталь за деталью, мягко распадаются на части.

- Никогда не видел ничего подобного - прошептал я.

- Ха - пренебрежительно сказал Метьюз - Это все умеют, обычная практика в тренировке Линейных и Милиции. Цирковое представление.

Пушки разобрали и собрали заново, кто-то объявил время. Следующие десять минут прошли за быстрой стрельбой холостыми, с зарядкой и перезарядкой орудий, под пристальным наблюдением всех собравшихся на плацу.

- Кажется, они кое-что умеют - эти новобранцы - мягко заметил Метьюз.

- И после того, что мы видели - чему вы сможете их научить? - спросил я.

- Быть Гвардией - сказал Метьюз.

- Шпоры - выкрикнул Пурвис; орудия исчезли в отворившихся дверях, по манежу пошёл запах конюшни. И люди стали как-то странно дёргать рукава, а потом поочерёдно задирать ноги.

- Ради бога, что они делают?

- Вот - ответил Метьюз. Он запустил руку в маленький кармашек с внутренней стороны обшлага своего форменного мундира, и показал мне пару очень маленьких шпор; затем задрал ногу в кавалерийской краге, вставил шпору в специальное гнездо на каблуке, и, продемонстрировав, вытащил.

- Такой шпоры вполне достаточно - сказал он.

Потом по учебному плацу зарысили неосёдланные лошади, и неофитам велели показать себя верхом.

Кони явно знали правила и наслаждались игрой, ничуть не желая облегчить жизни наездникам.

В угол бросили стопку сёдел, и каждый - поймав себе коня - шёл выбирать упряжь; а собравшиеся зрители нарочно пытались переманить лошадей, гоготали и надсмехались.

Это были дикие, в буквальном смысле, скачки; а когда они закончились, и рекруты и публика совершенно обессилели от смеха и немалых физических усилий.

- Мы закончили - Пурвис обратился к изнурённым, едва держащимся в сёдлах кандидатам - и я не увидел особых огрехов ни за кем из вас. Рота C! Кто-нибудь знает о чём-то, что порочит какого-то из этих людей?

- Пункт устава - прошептал Метьюз. - Это как вопрос при бракосочетании в церкви. Обычай очень давний; появился, когда доброе имя вошло в цену.

Все молчали.

- И вы возьмёте их такими, как они есть.

Раздался одобрительный ропот.

- Отлично. У нас сорок человек на двадцать три вакансии - сержант обернулся ко взмокшим всадникам - и я обязан кинуть жребий.

В ход с великими церемониями и под град свойских в роте и непонятных мне шуток пошла шляпа - комического вида и неимоверных размеров; туда бросили билетики с номерами и пустые жеребья. Некоторый рядовой - видимо, парень из роты C - протянул шляпу всадникам.

Метьюз объяснил, что каждая рота имеет своё, сакральное (хотя иногда и скандальное по вещному виду) вместилище билетиков для последнего выбора. Он принялся рассказывать, как его рота однажды выкрала Священный Предмет для жеребьёвки у роты D, о последовавшем мятеже, но тут через западную дверь на плац ввалилась свежая партия голых людей: начались испытания кандидатов в другую роту.

Метьюз повёл меня прочь, объясняя, что: "каждая рота проводит испытание на свой манер. Рота B дотошно проверяет, как люди готовят пищу и разбивают лагерь. Рота D в особенности упирает на верховую езду. Мы зовём D цирковыми наездниками, а B - поварами. А они окрестили нас "канонирами"".

- И вы отказали мне! - сказал незадачливый кандидат с морской практикой. Он уходил с манежа впереди нас - Армия катиться в тартарары!

В коридоре я остановился, выглядывая Баргарда.

- Пойдёмте, покурим в моей комнате - предложил Метьюз, рядовой Имперской Гвардии.

Мы поднялись на два пролёта каменной лестницы и вошли в огромное пространство, окружённое рядами пронумерованных дверей. Метьюз нажал пружинную щеколду и провёл меня в маленькую комнату, похожую на каюту. Для сна служила койка с нижним выдвижным ящиком, покрытая великолепным одеялом. Я отметил электрическую лампу и полку с книгами в изголовье кровати, письменный стол у окна; к моим услугам оказалось низкое, плетёное кресло.

- Классом выше, чем квартира субалтерна - сказал я, оглядывая фотографии, дхарри на полу, винтовку в стойке, полевое снаряжение за дверью, безделушки на стенах.

- Пока нас нет, квартиры занимают Линейные, из холостых, но хорошо вернуться сюда после гуртовки - Метьюз передал мне портсигар.

- Где вы гуртовались? - спросил я.

- Шотландия, Центральная Австралия, и Северо-Восточная Родезия, и Северо-Западный индийский фронт.

- Сколько служите?

- Четыре года. Осталось дослужить год. Я пришёл в двадцать два - по везению - прямо из Милиции - на испытании.

- Испытание такое же, как мы только что видели?

- Не такое жестокое. Тогда меньше взыскивали. Я надеялся на нашивки, но здесь у меня нет шанса.

- Почему?

- Нет умения управлять людьми. Пурвис поручил мне полуроту на месяц в Родезии - мы действовали в окрестностях озера Нгами. Я не смог достойно управиться. Это дар.

- Как старший сержант мог передать вам полуроту?

- Он может командовать нами на гуртовке. В роте всего четыре офицера: Баргард, Литтрел, Кид и Харрисон. Пиджон обменщик, он занимается объездкой. Баргард получил роту на гуртовке. Он, понимаете ли, был лейтенантом Линейных, но поступил в Гвардию рядовым, на испытании. Он умеет командовать. Они испробовали его в Индии, дав три месяца командования батальонным крылом. Баргард хорошо поработал и получил роту. Его пример стал мне надеждой. Но это дар - управлять людьми - так что я лишь старший рядовой. Они удерживают десять процентов из нас на два дополнительных года после трёх обязательных - чтобы мы полировали других.

- Вы даже и не капрал?

- Для такой работы в Гвардии нет ни капралов, ни младших капралов. Я, старший рядовой, командую двадцатью людьми в деле, но Гвардеец не станет учить другого, как содержать себя в чистоте. Вы учитесь этому до начала службы войдите!

В дверь постучали; это был Баргард, он вошёл, снимая фуражку.

- Я услышал, что вы здесь - объяснил Баргард. Метьюз освободил второе кресло, пересев на кровать. - Полагаю, Метьюз объяснил тебе всё в подробностях? Как прошло наше испытание, Метьюз?

- Сорок имён в шляпе, сэр, по окончании. У каждого немалый шанс. Они неплохо исполнили приёмы с пушками, но D, как обычно, забрали лучших кавалеристов.

- О, я приму это к сведению на следующей гуртовке. Дайте мне человека, умеющего управляться с ротным вооружением, и я обязуюсь сделать из него объездчика. Рота D может воображать о себе что угодно, пока, однажды, не встретиться с личной кавалерией капитана Пиджона.

Я никогда не слышал, чтобы рядовой и капитан вели беседу на такой манер; должно быть, лицо моё выдало всё моё изумление, так как Баргард сказал:

- Это не строевая манера. В наших комнатах, как говорят в Гвардии, всякий солдат - солдат. Когда мы выходим за дверь, мы офицеры и солдаты.

- Пытаюсь сообразить - сказал я с расстановкой. - Метьюз говорил мне, что сержант управляет полуротой и поднимается из рядовых - и я не встретил ни одного лейтенанта - а рота ваша, судя по всему, насчитывает двести пятьдесят человек. Это оттенок, неясный дилетанту.

Баргард подался ко мне и пустился в разъяснения.

- Уставы говорят, что каждый, способный к командованию человек, должен быть проверен со всей скрупулёзностью. Мы понимаем это буквально и применяем в полной мере, когда выходим на гуртовку. Например, любой человек имеет право занять место следующего перед ним старшего, и если кто-то слишком стеснителен для соответствующего запроса, командир его подразделения обязан проследить, чтобы стеснительному предоставили шанс. Сержант получает батальонное крыло на три недели, на месяц, на шесть недель - зависит от способностей - и идёт на Территорию, чтобы вести игру самостоятельно. Для этого и нужны Территории - помимо экспериментов. Хороший артиллерист - зачастую рядовой - получает под начало всю ротную артиллерию, четыре орудия, на неделю, на время боя, а значит, исполняет обязанности майора. К слову, майор Гвардейского батальона (у нас это Вершуль) отвечает за артиллерию. Итак, ничто не препятствует способному человеку торить путь наверх, к экспериментальному командованию батальоном на гуртовке. Пурвис, мой старший сержант, командовал батальоном три месяца погони у Кулгарди и справился отменно. Бейли стал временным командиром, взяв роту Харрисона, а Харрисон пришёл ко мне, как ротный сержант. Понимаешь? Теперь, когда откроется вакансия, Пурвис пойдёт на производство. Он тщательно проверен, все мы любим его. Двое других сержантов прошли ту самую трёхмесячную гуртовку на манер Пурвиса (так второй помощник, думая о будущем, сдаёт экзамен на капитана дальнего плавания). Теперь после их имён в списках стоит "Одобрены к производству". Это значит, что они способны командовать в случае войны. Результат нашей системы тот, что ты можешь убрать любого офицера Гвардейского батальона в любой день, и колёса продолжат катиться, не делая холостых оборотов. Нам позволено производить прямо из рядовых - до половины комиссионного списка. Теперь ты понимаешь, отчего люди так рвутся в Гвардию?

- Понимаю в точности. А ты командовал бригадой при всех этих экспериментах?

- О, время от времени - засмеялся Баргард. - Все мы "рекомендованы к производству".

- Не обижают ли людей постоянные замены и перемены?

- Непросто расстроить Гвардейца. К тому же, все мы в одной игре. И все честны в этой игре, поверь мне.

- Это правда - сказал Метьюз. - Когда я шёл к Нгами с моими - с полуротой - он вздохнул - все помогали мне, как могли. Но это дар - управлять людьми. И у меня его нет.

- Знаю - мягко сказал Баргард. - Но ты понял всё вовремя, а это - великое дело. Пойми - он обратился ко мне - мы, с нашими ограниченными силами никак не можем позволить себе человека, кто умеет исполнять свои обязанности, и не более того - это простой здравый смысл. Не обманывайся тем, что видел на испытании. Волонтёры и Милиция научены механической рутине дела: все эти сборка-разборка орудия, смешные нормативы, рекордные марши; да, новобранцы сели в нашу лодку, но потребуется много работы, прежде чем они в полную силу заработают вёслами.

В дверь постучали и передали записку. Баргард прочёл и улыбнулся.

- Бейли спрашивает, не хочешь ли ты пойти с нами в парк, поглядеть на ребятишек. Это лишь пополуденная воскресная прогулка к утехе налогоплательщиков. Отлично. Нажмёшь кнопку, и мы устроим всё остальное.

Он повёл меня двумя пролётами вверх, по железной лестнице, на платформу, чем-то схожую с капитанским мостиком; мы встали под полукруглой стеклянной крышей, ровно над тренировочным манежем. Я видел сквозь лопасти вентилятора, как далеко внизу испытуемые под надзором роты B гоняются за бараном. Баргард отпер застеклённый ящичек между слуховой и переговорной трубой, по виду устроенный для подачи сигнала пожарной тревоги, и предложил мне нажать центральную кнопку.

Когда бы Баргард не удержал меня, я подлетел бы вверх, проломив стеклянную крышу: огромное здание под моими ногами затряслось от верещания многих электрических звонков. Люди исчезли с плаца - так рыбная мелюзга бежит от тени ловца; по лестницам грохотали сапоги, за людским топотом слышалось конское ржание.

- Боже правый, что я сделал? - выдохнул я.

- Всего лишь поднял в ружьё Гвардию - кавалерию, пехоту, артиллерию.

Телефон требовательно зазвонил. Баргард взял слуховую трубу.

- Да, сэр Что, сэр?... Не слышал от них такого заявления - он засмеялся - но это очень на них похоже. Через полтора часа? Да, сэр. Против Памятника? Да, сэр.

Он повернулся ко мне, подмигнул и повесил трубку.

- Бейли устроил для тебя охоту. Теперь тебе будет, чем поразвлечься.

- На какую же дичь, объясни! - потребовал я.

- Всего лишь местный Заграничный Корпус. Их командир кичился, что, де, всегда готов примкнуть штыки и выстроить батальоны, "en tat de partir", так что Бейли станет ловить его на слове, устроив смотр полевого снаряжения сегодня же, в парке. А мне поручено передать им оповещение. Гляди вон туда, дружище, - крыша их казарм видна отсюда, она между трубой пивоварни и коньком той мансарды!

Он говорил по телефону, а я вглядывался в здание к югу от нас. Сначала на верхушке венчавшего здание флагштока появился и заполоскался на летнем ветерке "Голубой Питер".^[8] За ним поднялся штормовой сигнал.

- Заграничный Корпус ответил, сэр, сигнал принят - Баргард отрапортовал и повесил трубку. - Теперь нам лучше спуститься на манеж. Там соберётся батальон. Я должен переодеться, но ты свободен от службы. Ходи повсюду. Спрашивай обо всём. Мы выходим через десять минут.

Я немного помедлил, глядя сквозь круглые окна своего высотного, военного местоположения на огромный город, на скопления домов, на широкий окоём парков.

Когда я спустился, коридоры были пусты, столь же оглушительно, как шумны были прежде; одни мои шаги по кафелю широких лестниц звучали одиноко и гулко. На третьем этаже меня встретил Метьюз, улыбающийся, при оружии, в полевой форме.

- Я подумал, вам понадобится сопровождающий - сказал он. Нам остались пять минут - и он повёл меня в пронизанный солнечными лучами полумрак манежа. Три роты стояли здесь в сомкнутом строю, на пространстве, усыпанном коричневыми опилками. Раздались свистки и они пошли к выходу; я двинулся следом, пристроившись в тылы, когда меня остановил Пиджон: под канадцем ходила вороная кобыла с грубыми манерами.

- Погодите немного - сказал он - сейчас мы выведем лошадей; тогда поедете с нами. Сегодня в седле одна рота D, специально, на радость налогоплательщикам - он давал объяснения, перекрикивая топот лошадей по дубовым опилкам.

- Где орудия? - кобыла принялась жевать мой воротник.

- Ушли задолго до нас. Они выходят из собственных ворот, на задворках казарм. Мы стараемся, насколько это возможно, не препятствовать движению, возя по городу пушки Если Белинда станет докучать вам, дайте ей хлыста. Она успокоится на улицах. Ей нравится глядеть на витрины.

Конная рота двинулась следом за основными силами и, процокав по бетонному полу сводчатого коридора, вышла на оживлённые городские улицы.

Я отметил, что люд, толпящийся на тротуарах и глазеющий с двухэтажных трамваев, в большинстве своём отдаёт нам честь - не глумливо, не по принуждению, но сердечно и даже залихватски.

- Это всё Линейные и Милиция - сказал Пиджон. - А старина в цилиндре, кто забрался на фонарный столб - отставной Гвардеец. Вот почему он салютует врастяжку. Нет, это не устав, просто каждый делает это на свой манер. Тпру, нечистая сила!

- Смутное пока беспокойство от такого агрессивного милитаризма - начал я, но тут рота остановилась и Белинда едва не сбросила меня наземь. Впереди я увидел мелькание форменных обшлагов полисмена - он оживлённо регулировал движение на перекрёстке, стоя к нам спиной.

- Чертовски агрессивного, верно? - захихикал Пиджон, и мы двинулись дальше, нагоняя главные силы. При них я услышал оркестр и Пиджон объяснил, что музыканты не ходят с батальоном на гуртовку, а живут в казармах, зарабатывая игрой на городских вечеринках.

- Если на гуртовке нам нужно что-то кроме барабанов и дудок, мы поём - говорил Пиджон - пение помогает дыханию.

Я ощутил внутренний трепет: плещущие валы музыки среди отборного военного отряда, при солнечном свете, в толпящемся городе, чьи люди - как я теперь чувствовал - принимали нас как товарищей, с расположением к нам - и даже более.

- Помилуйте - я наконец-то понял всё, вглядевшись в обращённые к нам лица - но эти люди оглядывают нас, как лошадей!

- Почему нет? Они знают игру.

Взгляды с тротуаров, трамваев, конок, с верхних окон, ощупывали наш строй вдоль и поперёк со скрупулёзной, поначалу незнакомой мне придирчивостью - однако, порывшись в памяти, я вспомнил подобные взоры, такие же тысячи глаз, что глядели на наш переполненный линкор во время манёвров на Канале - тогда мы прошли мимо систершипа едва разминувшись: сумев, при желании, переброситься галетой.

Музыка внезапно изменилась; оркестр скорбно взвыл генделевым "Похоронным маршем Саула" и батальон - мы пересекали большую площадь - вновь встал.

- Чёрт - ругнулся Пиджон, оборачиваясь на свою конную роту - знаю, они нарочно хранят своих субботних покойников, ожидая оказии.

- Покойников? - спросил я.

- Мёртвого Волонтёра. Мы должны оказать ему почести.

Я снова приподнялся и увидел впереди верх катафалка; за ним двигались две траурные кареты, прямиком сквозь вставший батальон - и рота раздалась, чтобы пропустить их.

- Да они остановили всё движение на этой благословенной площади! - воскликнул я. - Почему бы им не выбрать объездной путь?

- Не так просто - ответил Пиджон. - В этом городе Волонтёр имеет право на последние почести от любого корпуса, оказавшегося на его последнем пути. И правом этим не пренебрегают - в большинстве своём. Глядите.

По рядам, по мере движения маленькой, бедной процессии сквозь разомкнувшийся строй бежала команда: "На погребение!". Извозчик одерживал чёрных фламандских лошадей, так что катафалк полз медленнее, чем приличествует и на похоронах; я разглядел в первой траурной карете заплаканное лицо - полная женщина, без сомнений мать покойного, прижимала платок к одному глазу, открыв другой, и глядела окрест зорко, с ясной гордостью. Последними прошла компания людей в форме - рядовые, насколько я разобрал, - однополчане усопшего.

Заговорил человек из толпы - он стоял позади нас, под руку с девушкой:

- Вот, Дженни! Хочу того же - счастливо встретить их, когда придёт моё время.

- Вот так счастье - фыркнула девица - Как тебе взбрела такая глупость?

- Последние почести от Гвардии - медленно повторил её спутник. - Гробовщик, кто сумеет гарантировать такое - поясняю тебе - кто сумеет гарантировать такое любому из своих клиентов - да, он станет монополистом в своём деле, и больше я ничего не скажу. Гляди, лошади пассируют!

- Она устроила это нарочно - фыркнула девушка.

- Именно; и я очень надеюсь, что ты возьмёшь её в пример. И ты позаботишься об этом, а я позабочусь о тебе.

Мы сомкнули строй, отпустив процессию на двадцать шагов. Маленький мальчик выглянул из задней кареты, завистливо глядя на нас.

- Чудесно! Удивительно! - бормотал я. - Это устав?

- Нет. Городское обыкновение. Немного разнится по стране, но люди ставят такие почести на первое место среди прочих, как я понимаю. Даддел, крупный промышленник из Ипсвича - он квакер - пытался запретить обычай, как нехристианский, и даже предложил Палате билль. - Пиджон засмеялся.

- И что?

- И лишился места на следующих выборах. Видите, все мы в одной игре.

Мы добрались до парка без дальнейших приключений; нас уже ждали четыре ротных орудия, с четырьмя упряжками-тройками, по одному ездовому на упряжку. Вокруг толпились множество людей; и мы встали - насколько я понял - так, чтобы досужие зрители могли поговорить с людьми в строю. Офицеры разошлись по группам.

- Почему, бога ради, ты не поехал со мной? - спросил меня Бейли - Я ждал тебя.

- По правде сказать, я постеснялся маршировать вместе с полковником во главе его батальона, так что остался с последней ротой и лошадьми. И не могу найти слов от изумления. А теперь - что ты намерен делать?

- Передать команду Вершулю: он позабавит и подучит школьников, а я тем временем пройдусь с тобой по нашему детскому саду. Не убивай никого, Вер. Ты ведь собрался повоевать с детишками?

Старина Вершуль вздёрнул широкие плечи и согласно кивнул - жест, знакомый мне со школьных годов. Тогда он был немногословный мальчик, выросший в добродушного молчуна.

- Итак! - Бейли обнял меня за плечи и повёл по дорожке для прогулок верхом к странному неухоженному выгону (полосе, совершенно неуместной среди парка) в полмили шириной на три четверти в длину. По границе, огороженной перилами, шевелилась сплошная полоса зрителей, мужчин и женщин, и женщины были в большинстве. Я увидел, как батальон Гвардии идёт по дороге, огибающей выгон, и скрывается за деревьями.

Насколько хватало глаз в мягкой дымке английского дня, пространство за оградой пестрело мальчиками в форме и штатском платье, при оружии и без оружия. Я разглядел в одном месте полуроту; в другом расчёт; в третьем месте открытого поля величаво вышагивали три роты; звуки барабанов и дудок доносились до ограды, легко перебивая гул толпы; некоторая часть побежала через поле и смела стайку уличных мальчишек, неудачно копошившихся в створе развёрнутой атаки. Гамены пустились в отступление, отчаянно мельтеша ногами; они рассеивались по кустам дрока, прятались в дырах и окопах, маневрировали между кочек, спотыкались, падали, увязали в песчаных наносах.

Бейли провёл меня за ограду и строго откозырял в ответ на приветствие конопатого мальчика лет двенадцати.

- Ваша часть? - полковник, командир батальона Имперской Гвардии, обратился к ребёнку.

- Начальная школа восьмого округа, четвёртый класс, сэр. Мы не смогли выйти сегодня - и потом, блеснув глазами - на следующий год мне в Первый Лагерь, сэр.

- Те парни, там, они бегут, отделение - кто это?

- Евреи, сэр. Еврейские общественные школы, сэр.

- А полная рота - они развернулись за вязом, на юго-западе?

- Государственные школы, сэр, дневное обучение. Не уверен. Большая дистанция, сэр.

- Вы можете сопровождать нас?

- Так точно, сэр.

- Это и есть сырой материал, только запущенный в обработку - сказал мне Бейли.

Мы двинулись вперёд, на прерывистые звуки "Велосипеда для двоих" - песню выдувала на губной гармонике тощенькая девица лет четырнадцати. Группа в несколько десятков детей, сжав кулачки и усердствуя ножками, старательно выделывали фигуры танца - для того и гудела музыка. Действо шло между порослью низкого боярышника, на ветку куста был привязан грязный белый платок, вьющийся по ветру. При виде нас девица покраснела, нахмурилась, и принялась вытирать гармонику о рукав.

- А мы ждём наших больших братцев - прогудел толстенький персонаж в голубых бриджах - лет семи, судя по виду.

- Так они поспокойнее, сэр - прошепелявила девочка - Старшие ушли с частью.

- Ага; и взяли с собою кучу патронов - неистово прорычал джентльмен в голубых штанах.

- Арти! Тихо! - вскрикнула девица.

- А зачем они взяли с собой кучу патронов? - спросил Бейли. Голубые Штаны твёрдо вёл свою линию.

- Потому - а потому что сегодня Гвардия пошла воевать со Школами; но мой большой братец сказал, что они попадут врасплох.

- Арти! - девочка подскочила к нему - Ты ведь слышал, как твоя мама сказала, что я непременно должна отшлёпать - -

- Нет, пожалуйста, не надо - вмешался Бейли - его распирал хохот, но он держался, полиловев от усилия. - Это моя вина. Непременно расскажу старине Вершулю. Как занимательно, что план его "На устах младенцев и грудных детей".^[9]

- Какой план? - спросил я.

- Старик Ви объяснил мне, что собирается прорвать порядки Школ, ударив с холма, и повёл батальон на высоту; но ребята уже на ногах и поджидают его. Он будет бит. Гвардия будет разбита.

Тут Голубые Штаны, донельзя удручённый порицаниями товарищей, расплакался.

- Я ничего не выдал - ревел он - Мой большой братец, он знал, он видел, как они поднимаются по дороге

- Пустяки! Не горюй, старина - успокаивал его Бейли - Я ведь не воюю сегодня. Всё в порядке.

В целях дальнейшего утешения, он дал пареньку шесть пенсов; тот сотоварищи принялись междоусобно делить трофей, а мы пошли прочь.

- О, Ви! Стратег Ви! - хихикал Бейли - Предвкушаю веселье за ужином - как мы станем глумиться над ним!

Сзади, от ограды, прибежал наш конопатый друг.

- Итак, вы знали, что мой батальон ударит с высоты? - требовательно спросил Бейли.

- Не определённо, сэр; но мы подготовились к худшему - мальчик заговорщицки ухмыльнулся. - Они выдают школам - классам, начиная с четвёртого - немного холостой амуниции, и мы обыкновенно прячем здесь то, что остаётся после субботних манёвров.

- Чёрт побери! А зачем?

- Чтобы отвечать этим дилетантам-Волонтёрам, сэр. Они нередко тренируются на Школах, сэр, приходят со своих полигонов и развёртывают против нас фланговые атаки. О, иногда, по субботам, здесь бывает жарко - если вы не под флагом, сэр.

Я проследил за его взглядом и увидел белый флажок над оркестром из барабанов и дудок; второй флаг вился над группой молодых людей в свитерах, кто, собравшись у учебного четырёхдюймового орудия, с умопомрачительной быстротой оперировали затвором.

- Атака обойдёт вас, когда вы под флагом, сэр - объяснил мальчик. - А это команда Второго Лагеря, Технические школы, соревнуются в скоростном заряжании - об заклад бьются.

Мы блуждали между группами людей, все вокруг были заняты делом, тем или этим. Здесь никак не замечали офицера Гвардии - должно быть, правило местного этикета; тем более что юноши у двадцатипятифунтовки слишком хлопотали, чтобы глазеть по сторонам. Я оглядывал ухоженный элеватор и толкатель полновесных снарядов с безопасного расстояния, когда вокруг начались какие-то движения: мальчики, рассыпавшиеся по пустоши, стали исчезать за неровностями местности под визгливые сигнальные свисты. Один-два велосипедиста переезжали от корпуса к корпусу, и школьные отряды немедленно исчезали из виду.

Юноши у орудия не прервали практики невзирая ни на поднявшуюся суету, ни на барабаны с дудками, что тянули теперь одну ноту. Бейли снова воодушевился.

- Ей-богу, а школы-то готовятся к нашей атаке. Кто у них главный? Ты знаешь?

Воин восьмого округа мучительно соображал.

- Когда Гвардия пошла по дороге, я заметил, что мистер Камерон говорит с мистером Левиттом. Это наш директор, мистер Камерон, но мистер Левитт - он из шестого округа - командовал здесь в прошлую субботу. Должно быть, он и сегодня командует, мистер Левитт.

- Здесь много школьных корпусов? - спросил я.

- О, изрядно, сэр - должно быть, тридцать-сорок. Но по свисткам слышно, что в дело пошли только общественные школы. Погодите - а теперь свистят частным школам. Их зовут на поле, бегом.

- Стоп! - выкрикнул бородатый человек с часами в руках; и ряды остановились позади него, пыхтя и утираясь.

- Привет! - сказал бородач - Здесь Школы под атакой, мне верно сказали? Марден, с тебя три полукроны. Я побил твой рекорд. Плати!

Мальчик позади нас досадливо притопывал на месте, глядя, как его товарищи по оружию расходятся за взгорки, но орудийный расчёт ни на миг не оторвался от работы с затвором, но лишь уравнял ставки.

По центру пустоши шла невысокая гряда, поросшая дроком, так что я не видел всего поля боя, но слышал слабый, отдалённый шум холостой стрельбы.

- Субботние запасы - бормотал Бейли. - Война началась, но нам неприлично вмешиваться. Что ты говоришь, сын мой?

- Ничего такого, сэр, но только - только я думаю, что Гвардия не пройдёт на таком узком фронте, сэр. Они попадут в клещи под холмом, если наши успеют вовремя. На том конце сильно вязнут пушки, сэр.

- Готов согласиться с тобой, Мольтке. Гвардия застрянет - без сомнений. Старому Ви придётся прорубаться вперёд. Но сколько же холостой амуниции у этих детей!

Десять минут по полю катался гул вполне натуральной баталии, совершенно сокрытой от нас. Потом из-за гряды донёсся сигнал "Прекратить огонь".

- Они послали за арбитрами - приплясывая, заверещал ученик начальной школы. - Вы застряли, сэр! Наверняка завязли в песчаном карьере!

- Всё, на сегодня хватит. Я ушёл - один из юнцов у орудия накинул пальто на свитер и пошёл к ограде, безо всякого внимания к делу на боевом поле.

- Я опасаюсь худшего - важно объявил Бейли по прошествии нескольких минут. - И вот! Вот идёт моя обесчещенная часть!

Гвардия текла через гряду - бесформенная толпа - кавалерия, пехота и артиллерия, вперемешку, а из каждой ямки на выгоне выросли и задвигались в отчаянном ликовании маленькие детские фигурки. Родители у ограды, замкнувшие пустошь в кольцо, ответили дружными криками, рукоплесканиями, взмахами платков.

Наш друг-рядовой из восьмого округа отбросил всякую сдержанность и пустился в необузданный пляс, визжа: "Мы сделали их! Мы сделали их".

Серо-зелёный поток остановился на долю минуты, самоорганизовался в должную форму, придвинулся и встал перед Бейли. Вершуль салютовал.

- Вер, Вер, - сказал Бейли - Верни мне мои легионы! Отлично; полагаю, ты доволен собой.

- Огольцы оказались наготове. Отменно проинформированы - ответил Вершуль - Надеюсь, ты видел первую атаку на наш фланг. Впечатляюще, весьма. Кто предупредил их?

- Не знаю. Что до меня, я получил сведения от мальчика в голубых плисовых штанах. Итак, они действовали хорошо?

- Вполне удовлетворительно. Я поздравил их командующего офицера и от души польстил всей компании - он понизил голос - по правде говоря, мне пришлось остановиться на пять полновесных минут, иначе они не успели бы на позиции.

- Замечательно; теперь мы можем приступить к инспекции нашего Заграничного Корпуса. Люди могут разойтись на час, Ви.

- Так точно, сэр. Старший сержант! - Вершуль поднял голос, приказ пошёл от роты к роте. Офицеры отошли в сторону, солдаты двинулись с пустоши, перелезли ограду и батальон растворился между зрителями и людьми городских школьных корпусов.

- Нет смысла без нужды держать людей в строю - сказал Бейли. - А школы за один сегодняшний день узнают от наших ребят больше, чем выучат за месяц тренировок. Посмотри, как эти воители - школьные учителя - облепили старого Пурвиса! Не иначе, толкуют о военном искусстве.

- Занятно, что напишут обо всём этом в вечерних газетах? - поинтересовался Пиджон.

- Узнаешь часа через полтора - хохотнул Баргард. - А скажи, Пидж, что подвигло тебя провести ротных пони через этот песчаный карьер?

- Гордость. Глупая спесь - ответил канадец.

Мы пересекли пустошь и вышли к совершенно уставному плац-параду под статуей Нашей Королевы. Вокруг собрались кареты, много богатых экипажей с красивыми женщинами; толпились сюртуки и цилиндры. "Высшее общество?" - предположил я.

- До некоторой степени - ответил Кид. - Наши Заграничные Корпуса обязаны держать тон, но им придётся попотеть с Бейли, он не делает разницы.

Шесть рот выстроились для инспекции, выложив перед собой длинные сосискообразные походные вещмешки. Оркестр приветствовал нас "Жизнью среди океанических волн".

- Какая наглость! - пробормотал Вершуль. - Бейли, устрой им головомойку.

- Намереваюсь - сурово ответил Бейли. - Угодно ли каждому из вас, друзья, взять по роте и провести нелицеприятную проверку? И помните их маленькое бахвальство: "Мы всегда начеку", "En tat de partir". А когда закончите, можете устроить им небольшой бой на подушках.

- Что значат нашивки с одним орудием на рукавах того человека? - спросил я.

- Что он работал с большим орудием, проходя морскую практику - ответил Бейли. - И если доля таких людей в некотором Заграничном Корпусе переваливает за двадцать процентов, они считают себя вправе исполнять "Жизнь среди волн" - с опаской, когда флот не слышит.

- Что за статные люди! Какой физический стандарт в этих частях?

- Рост не меньше пяти футов с восемью дюймами, объём груди тридцать восемь, возраст двадцать четыре года. Как насчёт вас? - Бейли обратился к рядовому в строю.

- Пять и девять с половиной, сэр, тридцать девять с половиной - последовал ответ. А потом, надменно: "En tat de partir". Корпус этот, судя по всему, отважно приготовился к худшему.

- А средний результат на стрельбище? - допытывался я.

- Не пою с чужого голоса - отказался Бейли. - Впрочем, тот, кто плохо стреляет, ни на день не задержится в корпусе, это я знаю точно. А теперь пойду ворошить их носки и шлёпанцы.

Инспекция вещмешков поразила меня невиданной доселе дотошностью. Я ходил между истязаемыми ротами, наблюдая за работой офицеров Гвардии. Каждый двадцатый, по меньшей мере, мешок стал вытряхнут на траву и подвергся тщательному исследованию.

- Для чего им свитера и парусиновые штаны? - спросил я Харрисона.

- Для флотской работы, разумеется. "En tat de partir" в применении к Заграничному Корпусу означает, что он амфибийный.

- Кто платит за эти вещи - правительство?

- Правительство выдаёт оклад на вещевое довольствие, но ни один командир им не ограничивается. Это как шитьё и золотые листья на флоте. Часть платы идёт из личных средств. Во сколько вам обходится обмундирование? - Харрисон адресовал вопрос солдату, кто стоял перед нами.

- От десяти до пятнадцати фунтов в год - ответил рядовой.

- Очень хорошо. Упакуйте мешок - быстро!

Солдат опустился на колени, уложил вещи в мешок, действуя с изумительной ловкостью, завязал, перетянул укладку и встал в исходное положение.

- Оружие - сказал Харрисон. - снять кожух, предъявить боекомплект.

Солдат одним - так показалось мне - вывертом тела избавился от скатки и вещмешка; повернул некоторый винт и снял щёчку казённика, обнажив затвор (не продольно-скользящего, как выяснилось, типа). Он протянул Харрисону винтовку, а другой рукой отстегнул набитый патронами пояс.

- Что за детские заряды - воскликнул я - Не больше малокалиберных патронов Флобера!

- Уставные, .256 - ответил Харрисон. - До сих пор на них никто не жаловался. Пуля несколько увеличивается по прибытии на место Опустошите флягу и предъявите рацион, будьте так добры.

Рядовой вылил воду из фляги и показал двухдюймовую жестянку с неприкосновенным запасом.

Харрисон перешёл к следующему человеку, а я задержался, восхищённо наблюдая, с какой ловкостью солдат приводит себя в порядок, управляясь с ремнями и пряжками без никакой помощи со стороны.

- Вы долго готовились к этой проверке? - спросил я.

- Узнал об инспекции сегодня и готовился двенадцать минут - улыбнулся он. - Был в клубе и увидел штормовой сигнал лишь в половину четвёртого.

- Но воскресенье - почему же многие из вас не загородом?

- Не сегодня. Мы знали, что готовится. Понимаете, когда вы выдерживаете проверку, корпус поднимается на строку вверх в списке на заграничную службу Вам лучше отойти. Сейчас будет бой на подушках.

Роты наклонились за набитыми вещмешками и приступили ко всяким эволюциям: солдаты бегали с мешками, складывали их в квадраты и кучи, передавали по цепи, словно пожарные вёдра, повторяя и повторяя репетиции.

- В чём смысл? - Вершуль, заложив руки за спину, наблюдал за развернувшимся действом. Женщины во множестве вышли из карет и восхищённо теснились у плаца.

- Во-первых, это отличная проверка дыхания и мускулатуры; во-вторых, для экономии времени на пристани. Положим, первая рота вышла на причал, прочие пять остались в железнодорожном составе. Как ты доставишь снаряжение на борт?

- Брошу его на пристани, а рота пойдёт по сходням - ответил я - а груз доверю промыслу небесному и нестроевой партии - вдруг повезёт, и они обождут напиться до конца погрузки?

- Пусть так, и всё равно половина вещей уйдёт с чужой частью. Я знаю наперёд - протянул Вершуль. - Больше мы так не делаем. Смотри!

Он поднял голос и пять рот, запыхавшиеся и несколько взмокшие, выстроились под прямым углом к строю шестой роты и каждый держал в объятиях свой походный вещмешок.

- Собрать багаж! - прокричал Вершуль, и дальше началась какая-то игра в набитые мячи (не подберу иного сравнения). Пять минут времени мешки шли из рук в руки по длинной ножке Т вперёд, к шестой роте, а та принимала багаж, штабелевала его, складывала в огромную гору. Потом пошли винтовки, ремни, шинели, ранцы, и после пяти следующих минут часть, не двинувшись с места, начисто освободилась от снаряжения.

- На транспорте, конечно же, одна рота идёт в трюм и там занимается штабелёвкой - сказал Вершуль - но и так не худо.

- Не худо! - воскликнул я. - Это потрясающе!

- Цирковой трюк - всего лишь цирковой трюк! - сказал Пиджон. - И он не поможет, когда волна начнёт швырять транспорт, и они лягут пластом в морской болезни.

Толпа вокруг нас аплодировала, а солдаты, прочно уверенные в собственных достоинствах, кротко глядели на всех свысока.

Маленький человек с седыми баками подскочил к Бою.

- Мы показали себя, Бейли? - спросил он - Мы en tat de partir?

- Именно так будет написано в моём рапорте - улыбнулся Бейли.

- Я знал, что выманю тебя на это славное французское словцо - сказал маленький человек, потирая руки.

- Кто это? - шепнул я Пиджону.

- Рамсей, их командир. Старый капитан Гвардии. Отчаянно шустрый человечек. Говорят, тратит на корпус по шести сотен в год. Был Линкольнцем, потом получил это хозяйство.

- Отведи их домой, дай попировать - я слышал, как Бейли даёт советы. - Вы ведь устроите праздничный ужин. Вместе с тем не забудь сообщить офицерам роты E, что я не впечатлён их успехами. Не стану упоминать в рапорте, но люди этой роты действуют бездумно.

- Да, но ты видел, как они молоды - начал полковник Рамсей.

- Ты совершенно прав. Пошли их ко мне для разговора. Когда ещё учиться, если не в молодости?

- Шесть сотен в год - я повторил за Пиджоном. - Тяжкое бремя для одного человека. Хуже чем в прежние, волонтёрские времена.

- А здесь ты ошибаешься - сказал Вершуль. - В прежние времена командир тратил свои деньги, чтобы улестить солдат к подготовке, потому что иных, настоящих людей у него не было. Ты понимаешь, о чём я. Он должен был расположить их к себе, чтобы потом муштровать - верно? А они были - в большинстве своём - как теперешние дети перед Вторым Лагерем, не так ли? Так; а в наши дни командир уверен в своих людях, сегодня ему не нужно тратиться, чтобы купить их расположение, не нужно подкупать их, поить их, баловать как детей-переростков, так что он не беспокоится о затратах на корпус - он видит работу каждого своего фунта. Ты понял?

- Я понял тебя, Ви. Когда имеешь надёжный человеческий материал - -

- Не только; ещё и загодя подготовленный материал - вступил Пиджон. - Попомните о восьми школьных годах - -

- Именно. Тогда командир находит одно лишь удовольствие в совершенствовании своей части.

- Бейли как раз говорит то же самое этим юнцам из Заграничного Корпуса - отметил Вершуль.

Бой стоял позади нас, между двумя молодыми офицерами Заграничного корпуса, обняв обоих за плечи.

- Да, мне очень интересно вас слушать - он ворчал, словно заботливый отец - Но учтите, дети мои, что если ваши люди обязаны служить, сами вы трижды обязаны довести их до совершенства в службе. А вы пустили дело на самотёк. Не надо никаких объяснений. Я знаю все эти увёртки наизусть - я сам использовал их в ваши годы. Виною одна ваша лень. Я знаю. Завтра приходите ко мне, в казармы, - пообедаем, я дам вам пару житейских советов - Бейли повернулся ко мне.

- Договоримся так: собираем разгромленные вершулевы легионы и идём домой. Сегодня ты ужинаешь с нами. Рамсей, всего хорошего. Ты en tat de partir, не сомневайся, но о заграничной командировке говори лучше с леди Гертрудой, а она поговорит о твоём корпусе с Армофлотом. Я не политик.

И мы пошли прочь, отвернувшись от большой белой статуи - Вдова в короне со скипетром и державой взирала на свой город - и вышли на пустошь, где солдаты рассыпавшегося батальона Гвардии гуляли с разнообразными барышнями своей мечты и детьми всех своих родственников и свойственников. При виде офицеров в форме, люди стали выходить из толпы и собираться поротно. Корпус начальной школы выходил с поля, под барабаны и дудки, распевая песню. Мы подошли ближе и расслышали слова - песню пели с намерением.

Перед служанкой кто форсит?
- Гвардеец, он!
За леди с сумочкой трусит?
- Гвардеец, он!
Гинеей в широте душевной о стойку звяк - что подешевле?
Потратит пару медяков,
Размен сгребёт и был таков!
- Гвардеец, он!

- Бог мой, это же песенка старушки Джемми Фоун, её репертуар. Давненько не слышал - начал я.

- Огольцы! - сказал Пиджон.

- Специаль! Оченно особенно! Спортивный выпуск! - вопил разносчик газет. - Это вам, капитан! Гвардия разбита!

- Куплю газетку - согласился Бой. Пиджон стал пунцовым от гнева. - Не могу упустить, непременно прочту, как наш Голубок потерял свою конную роту.

Он развернул плещущий газетный лист, а мы столпились вокруг.

- Безоговорочное поражение Гвардии - читал он. - Слишком узкий фронт. Это в твою сторону, Ви! - "Мистер Левитт, Бакалавр Искусств, предвидел направление удара". Ага! "Школы устояли".

- Здесь иная версия - Кид размахивал цветным листком. - "Благи шатры твои, Израиль! Еврейские школы остановили кавалерию". Пидж, так тебя уничтожили еврейские ребятишки?

- "Решение арбитров - потеряны все четыре орудия" - продолжал Бейли. - Ей-богу, придётся назначить расследование, Ви. Прискорбный случай!

- Раз вы так, впредь сами развлекайте детей - отбивался Вершуль - Нет ничего хуже детей и газет Смех - смехом, а мне разбили нос пыжом. Нельзя давать малолеткам холостые заряды.

Так мы беседовали у ограды в сумерках погожего вечера, а неслышный как тень батальон выстроился и стоял за нашими спинами, ожидая приказа. Жара, гул огромного города, схожий с шумами армейского лагеря; скрип ремней, глядевшие из полумрака знакомые лица подняли во мне память об ином, давнем вечере, когда мы с Вершулем ждали известий о пушках, потерянных в совсем не потешном бою.

- Настоящий Саннас-Пост, верно? - я, наконец, решился выразить воспоминание - Ты помнишь, Ви - рыночная площадь - когда ушли санитарные повозки?

Потом я, совсем без страха, но только с небольшим удивлением, вспомнил, чего именно ждали мы в ту ночь, Ви и я: мы ждали тело Боя Бейли; а сам Вершуль умер от тифа весной 1902 года. Газетные листы по-прежнему шуршали, но Бейли немного подвинулся и я увидел рану - трёхдневной давности, на левой стороне груди - и ещё увидел, что вся земля около него промокла от крови. Я увидел, как Пиджон беспомощно поднял руку, защищаясь от шрапнельного брызга; как Латтрел с глупой, застывшей ухмылкой шатается во все стороны всем телом словно застыв в суставах. Один старый Ви задержался и добро глядел на меня из темноты, что поглотила выстроившийся позади батальон; потом его челюсть отвисла, лицо окостенело и муха, не стесняясь, исследовала вздутую, всхлипывающую ноздрю.

Я проснулся, смахнул муху с носа и увидел, как клубный официант раскладывает по столу вечерние газеты.

1. Кейптаун - здесь и дальше прим. перев.

2. Вторая англо-бурская война 1899-1902 гг.

3. Полк, то есть "regiment", в английском смысле и в описываемое время был не воинской частью европейского типа, но постоянным воинским учреждением в некотором регионе Англии (стана была поделена на "regiments"), с задачей набирать, обучать, и передавать армии батальоны. В полк обыкновенно рекрутировались солдаты по территориальной принадлежности ("Тайнсайдский полк" - регион Нортумберленд, область на границе Англии и Шотландии), а офицерами полка зачастую становились уроженцы иных районов. Последнее входило в систему воспитания британского офицерства. Понятие "гвардия" во время написания повести (1900 - 1904): Колдстримские гвардейцы (батальон + рота), Шотландские гвардейцы (батальон + рота), Ирландские гвардейцы (батальон), Гвардейцы - гренадёры (батальон + рота). Естественно, никакой Тайнсайдский полк к гвардии относиться не мог. Отсюда недоумение рассказчика.

4. Pigeon - в буквальном переводе "голубь".

5. "Качественными", "высокого уровня" - то есть, когда графства обзавелись квалифицированными командами из местных обитателей.

6. Жители Ньюкасла-на-Тайне, по названию местного диалекта.

7. Пехотная дивизия того времени: 3 бригады по 4 батальона по 1000 человек в батальоне = 12 000 человек, плюс дивизионный штаб, артиллерия, служба логистики, инженеры, медики, кавалерия, военная полиция, артиллерийско-техническая служба, почтовая служба, ветеринарная служба - всего, 18 000 - 19 500 человек.

8. Морской флажный сигнал "Peter", "Судно собирается в море: всем доложить о прибытии", белый прямоугольник на голубом фоне.

9. Парафраз Псалом 8:3