Бобров Михаил Григорьевич : другие произведения.

      Под небом голубым — высокая белая городская стена. Тянется поперек, сколько хватает взгляда, запирает окоем. К стене прибойной волной подходит зеленое поле, тут и там поросшее краснолистом. Низкорослые деревца ветерком шевелит — точно факелы горят. Между красными пятнами и невысокими холмиками петляет серая дорога. Следуя по ней взглядом, упираешься в городские ворота — высокая арка в могучей кладке; над ней искусной работы навесная бойница: подножие двухарочное, да еще и с гирькой. А ведь не из дерева резано, сложено из местного хрупкого известняка.

      Ворота распахнуты и поднята решетка. Торговый город Рубинхейген сегодня со всеми в мире. Вход и выход настежь — даже денег не берут. Стражников перед воротами нет.

      А есть перед воротами невысокая пастушка в темно-буром плаще до пят, укрытая капюшоном и при гнутом посохе; вокруг пастушки носится черный пес, да жмутся к ногам десятка полтора белых овечек.

      Из ворот выходят парень и девушка. У парня в поводу смирная небольшая лошадка, запряженная в двухколесную тележку. Тележка работы неизящной; некрашеные дощатые борта потемнели; дорожную пыль проминают заметно истертые грубой ковки ободья — видно, что ходит упряжка эта намного дальше сельской околицы или уездной ярмарки.

      Владелец тележки и лошадки — Крафт Лоуренс — одет, как и приличествует странствующему торговцу: практично, неброско и немарко. Волосы светлые, непокрытые; а цвет глаз, наверное, можно было бы отсюда увидеть в бинокль — да ведь все равно знакомиться скоро.

      Вот сейчас Лоуренс и его спутница — женщина в одежде горожанки среднего достатка; тонкая фигурка; из-под берета волной темно-русые волосы — прощаются с пастушкой. Нора Арент выручила их в недавнем деле с провозкой золота опасным волчьим лесом, а Лоуренс и компаньонка взамен спасли пастушку от здешней торговой сволочи.

      Но все рано или поздно заканчивается; вот и махнули недавние спутники рукой друг другу. Двинулась пастушка на юг, в сторону Паттио, где собирается забросить гнутый посох и позабыть ночевки на жестких камнях, когда один бок подпаленный, а второй подмороженный; позабыть волчий вой и постоянное напряжение и страх за тех, кого ведешь мимо стаи. Станет Нора швеей, а о бешеном стуке сердца и холодной лапе утреннего тумана будет рассказывать сперва детям, а после и внукам… По крайней мере, мечтает об этом.

      Лоуренс подсаживает спутницу на тележку. Залезает рядом с ней на лавку, разбирает поводья. И направляет коня к востоку, в сторону Поросона, чтобы затем двинуться на Рамтору и еще дальше к северу, за реку Ром. Торговцу куда бы ни ехать — лишь бы с прибылью. А вот спутница его возвращается в родные края.

      Непростая у Крафта теперь попутчица и компаньонка. Мало что Холо Мудрая, живущая на свете белом больше лет, чем Лоуренс зерен в каше съел. Так еще и богиня урожая, чующая ложь.

      И вдобавок — оборотень.

***

      Оборотень — это не только ценный мех, но и пушистый хвост, который приходится прятать от любознательных. Особенно приходится скрытничать здесь, в Рубинхейгене. Город церковный. В еретики попасть легко — выпасть из черного списка трудно. Служители Единого всех прочих богов сразу в бесы и соблазнители пишут. Хоть ты громоносный бог войны и обмана, а хоть малый дух придорожного колодца или домовой сгоревшей усадьбы — все равны. Всем костер! Ну, если поймают, конечно.

      Вот и носит Холо красивый яркий берет, прячет под ним блестящие волнистые волосы и острые чуткие уши.

      Но слух и нюх в мешок не спрячешь, не спрячешь и опыт. И потому, едва замечают Крафт с подругой вдали на обочине небольшой бивак — шатры полукругом; да лошади спутанные; да вон там котелок над костром; да ходят переговариваясь люди… да ярко сверкают под голубым небом острия копий, а чешуйчатые вороненые брони тускло поблескивают — останавливается умная лошадка. И не выглядят люди на обочине опасными, и не впервой встречает Лоуренс Крафт лицом судьбу торговую — сколько раз его останавливали стражники всех размеров и сортов! — и Холо не сельская девчонка, чтобы ее можно было обидеть безнаказанно… А не идут ноги! Стоит тележка, фыркает лошадка, белые облака все так же спокойно плывут по безмятежному синему небу.

***

      — Небо?

      — Созвездия другие. Подтверждаю: переход есть.

      — Иное небо — записано… Воздух?

      — Мыши дышат как обычно… Внимание, пробую малый вдох, следите.

      — Готов.

      — Вдох… вкус обычный… выдох… Внимание, пробую снять повязку, следите…

      — Готов.

      — Вдох… вкус обычный… выдох. Мыши дышат…

      — Воздух пригоден, записано. Голова не кружится, виски не ломит?

      — В порядке.

      — Запахи?

      — Мокрой травой пахнет. Ветер влажный.

      — Глаза?

      — Не режет, не болит… — глухо доносится из серебристого портального обруча.

      — Воздух безопасен, записано… — Колдун-открыватель остался на исходной стороне. Ставит отметки в карточке, и готов по малейшему знаку втянуть первопроходца обратно — за прочную цепь, которой отважный разведчик миров мало что опоясан, так еще и поперек груди накрест обмотан.

      На темном полуночном горизонте чуть поодаль — несколько силуэтов. При слабом свете портального обруча и звездного неба можно разобрать только — все это люди, все они в глухих дорожных плащах. Люди ожидают конца проверки. Карточка длинная, отметок еще придется нацарапать много. Самый нетерпеливый скоро отворачивается, отходит еще дальше — к высоким фургонам, покрытым полотном по ореховым дугам. Фургоны запряжены парами мощных лошадей-тяжеловозов. На первый взгляд, совершенно обыкновенный транспорт в мире мечей и магии, куда по замыслу странников открывается портал.

      Человек идет вдоль каравана и ворчит:

      — …Пока тюки проверю. Там стекло упаковали хоть? Или как всегда? Ратин, проснись, уже скоро тронемся.

      — Вот как тронемся, так и проснусь… Первый раз, что ли?

      — Правда твоя, атаман: даже и не десятый раз.

      — А всякий раз как переход, так в полночь.

      — Верно. И всякий раз в такой мир, где человек без дополнительных приспособлений существовать может… Ты что ржешь? Эй! Спарк! Эй, хлопните по спине кто-нибудь! Ну, отдышался? Что ты удумал?

      — Да так… Представил коней в скафандрах, да возы наши…

      Небо заметно светлеет, когда возвращаются, наконец, и открыватели перехода. Помощник скручивает звенящие цепи, а маг выдыхает:

      — Эй, Спарк! Я проверки закончил. Еще так… до рассвета пальцев пять, да от восхода с полпальца… продержится… Всего ручаюсь за два часа по вашему счету, да запасу с четверть часа… Устал.

      — На, выпей. А флягу верни, подарок… Вот ты аж целый Великий Маг. Тут атаман говорил: всякий раз открываемся в такой мир, где человек без дополнительных приспособлений существовать может. Что ты по атаманову вопросу думаешь?

      — Я так диву даюсь, почему вообще все эти миры существуют. Ведь маяком для портала всякий раз вымышленная картинка берется! Если ты, Спарк, не врешь, что только читал об этом. Или в kino твоем видел…

      Атаман просыпается, вылезает из фургона. Собирает холодную росу, растирает лицо и командует:

      — Ватажники, вставайте! Умствовать на той стороне будете, ведь не заснете от любопытства. Давайте гоните возы! Шатры ставьте на холмах… мало верю, что дождь будет, ну, а все-таки. И земля там потверже, а у нас товара сами знаете сколько, еще не хватало на оси встать.

***

      Встала тележка Лоуренса на полевой дороге. Пока торговец думает: ехать мимо странных этих вояк, или от греха круг на Кумерсон заложить — от бивака в их сторону направляется всадник на громадном золотистом коне. Подлетает, осаживает коня, спрыгивает — здоровенный мужик в броне вороненой, морда обветренная, ладони как лопаты… похоже, и твердости той же — а соскочил с коня мягко, что твой кот с табурета… Подходит и кланяется. Смотрит в глаза Лоуренса… хмыкает. Тоже ведь karie глаза, что у Ignata. Ну, чуть больше в прозелень. Торговец пытается держаться спокойно, но время от времени все же хмурится — и тогда глаза становятся красивого фиалкового цвета.

      А вот у спутницы его глаза ярко-алые. Спокойные.

      — Господин Крафт Лоуренс… Госпожа Холо?

      — Холо Мудрая! — с явным вызовом поправляет громилу спутница и компаньонка.

      — Мое имя Ратин, и обращаюсь к вам по слову княгини Алиенор. Вон ее шатры. Известно стало княгине, что вы путешествуете на север.

      — Известно от кого? — хмурится Лоуренс.

      — Да неважно! — машет ручищей атаман, — Вы ж через лес пойдете на Ramtora?

      Лоуренс настороженно и аккуратно наклоняет голову.

      — Вот; а у нас тут кроме княгини со свитой еще пять возов со стеклянным товаром; а дорога неизвестна. Слухи же ходят в городе, что опасная стала дорога. Видели там нынче ночью громадного волка. И знаете что, господин Крафт?

      Лицо у Ратина делается при этом такое потешно-заговорщицкое, что торговец и не хочет, а спрашивает:

      — Что же?

      — След волчий в локоть величиной сам лично я видел! — атаман торжествующе складывает ручищи на пузе. — И было то сегодня на рассвете! Еще не остыл след, наверное.

      А ведь без меча прискакал атаман! Это как торговцу без улыбки из дому выйти, а женщине — слезы и язык позабыть. Что ж он спешил так? И какого лысого на следы намекает?

      Или, может, знал Ратин, что против милой красноглазой девушки бесполезен даже лучший клинок?

      — А мы тут причем? — Крафт, наконец, устает вертеть в голове доводы.

      — Во-первых, вы ту дорогу знаете хорошо и можете указать тяжелым груженым повозкам добрый путь, — Ратин загибает палец, — Во-вторых, мы вас, в каком случае недобром защитим от лихих людей, — загибает второй палец, — В-третьих, товар наш может быть Вам небезынтересен…

      Потом машет всей ладонью, смотрит на компаньонку Лоуренса прямо и отчеканивает:

      — А четвертое то, госпожа Холо…

      — Холо Мудрая!!!

      — … Что в нашем караване Вам не будет необходимости прятать уши и хвост!

      Затем, не давая опомниться, вскакивает на золотистого своего зверя, который за все время беседы не фыркнул и с ноги на ногу не переступил. Всадник из седла коротко кланяется; зверь поворачивается и с места в галоп улетает к шатрам.

      И все. Хочешь, присоединяйся к свите княгини… как ее… Alienor. Хочешь — езжай мимо или круг давай… а только ведь знают эти неизвестные про сущность Холо. Уж не от старых ли врагинь из деревни Пасроэ, откуда богиню урожая удобрениями выжили? Или от церковников города Паттио, кои спят и видят, как бы волчицу-оборотня в железа взять; а уж лучше бы и сразу спалить?

      Так, может, местная торговая братия, зная про это, все же извернулась напоследок за пятку цапнуть — шепнув рясоносным, кто в тележке Лоуренса путешествует?

      С двенадцати лет учится Крафт подобные загадки раскалывать, ибо нет у одиночки защиты, кроме знания — какой поворот безопасен, а куда лучше не лезть даже за деньги. Смотрит направо торговец, в красные глаза компаньонки.

      — Он… мало воспитан… — морщится Холо, — Что взять с вояки! Но он говорит правду.

      — А ты с ними справишься? В случае чего? — осведомляется парень с нарочитым безразличием. Волчица фыркает:

      — Я — Холо Мудрая, а не какая-то там Alienor!

      — Ну так едем! — торговец щелкает вожжами, — Товары их посмотрим. Да и в свите княгини наверняка будут симпатичные девушки… Ой! Ты чего?!

      Холо молча и сосредоточенно втыкает спутнику локоть в бок.

***

      Бок о бок запряжены тяжеловозы — в каждый фургон по две пары. Всего четыре фургона, потом промежуток, потом еще шесть фургонов. Да к последним на чембурах три пары запасных лошадей привязано.

      Медленно и уверенно сквозь лес движутся телеги. Торговец и волчица едут на своей двуколке в середине каравана. Казалось бы, проводник должен впереди двигаться. Но у ватажников свой порядок: проводник едет в середине, с самым ценным грузом. А как надо поворот выбрать или проходимостью поинтересоваться — или прискачет кто от головного дозора, или заранее, еще на привале, расспросят и на карту ответы нанесут.

      Фургоны загружены полностью: идут ровно, сидят низко, скрипят громко. Колеса у них непривычно широкие и отчего-то мягкие, след оставляют непривычный. Товары в фургоне такие, что Лоуренс и не вздыхает, а только затылок чешет: откуда? Ну вот откуда в мире такое?

      Люди в караване диковиннее даже холодного света или жидкого огня, разлитого по фигурным бутылкам из неимоверно прочного стекла!

      Охранники еще ладно. За долгую жизнь Холо всяких бойцов навидалась. Ватажники далеко не из худших: приказы старшего выполняют быстро и на совесть; каждое утро разминают мышцы и суставы; очередь на караул соблюдают. Даже ночью на постах не спят!

      Ну, допустим, раз уж нашлась такая княгиня, что сама с товаром ездит… Ну, кто знает, отчего бы и нет. Так ведь есть в караване муж этой самой Alienor, а никто ни разу князем его не назвал. Называют Спарк, Ignat или Проводник. И это, допустим, бывает в свете. Вот может, например, обычная богиня урожая и простой торговец… Нет, погоди, недостойно Холо Мудрой отклоняться.

      Больно уж хмур этот парень. Пять суток идет медленный обоз через лес; пять ночей ставится лагерь; пять рассветов с прибаутками и поддевая друг друга просыпается охрана. Пять длинных дневных переходов свободные от караула охранники веселят себя и девушек сказками да шутками.

      А Ignat ни разу не улыбнулся по-настоящему. Видно же, что губы в улыбку он складывает для порядка. Чтоб своих не тревожить. Правда, хоть мужики в таких вещах нечуткие да деревянные — а и те догадываются, что со Спарком неладно. Ну, а женщины просто вид показывают, что все путем идет. Им, похоже, и догадываться не надо было. По всему видать, в них-то и причина Игнатовой хандры.

      Женщин в караване трое — если Холо посчитать. Потому что, против ожиданий Лоуренса, в свите княгини Alienor нет ни смешливых юных служанок, ни толстой доброй поварихи или там злобной камеристки — а есть лишь полноправная вторая жена. И какая!

      Саму княгиню яркой красавицей назвать нельзя. Но Alienor хотя бы выглядит ласковой. Госпожа Ери так даже и не пытается выглядеть… «Хотя могла бы», — скрепя сердце, самой себе признается Холо Мудрая. И фигура и лицо Ери вполне хороши, да и возраст не подвел. Сама княгиня старше Ери лет на семь, но выглядит при ней младшей сестренкой. Госпожа Ери ростом почти с атамана, носит мужскую одежду, а на седле возит длинный тяжелый клинок. Которым — на взгляд Холо — вполне умело орудует. Имя княгини звучит приятно, а когда зовут Ери — словно простуженный медведь воет. Правильно ее имя звучит как Ерри День, но когда хотят подшутить, называют ее Ирре Ночь… Загадка на загадке!

      А, ну и все они из иного мира. Холо все-таки богиня и может легко определять подобные вещи. Это так, мелочи. Но Лоуренсу надо бы все же сообщить. Кто знает, что из всего может выйти?

***

      — Для Вас, господин Крафт, может выйти большая прибыль. Все-таки мы предлагаем товары, коих в мире Вашем не сыщешь, хоть наизнанку выверни его весь. И ведь никто же не заставляет Вас кричать о происхождении товара.

      — Я же не товара вашего боюсь!

      — А чего тогда?

      — Да как объяснить?! Ну… мы ведь совсем не знаем… Что и как пойдет дальше! Зачем Вам нужен наш мир. Вам что, своего мало? Или Вам там тесно? — Лоуренс резким движением ворошит угли; над костром выбивает столб искр, — Вы сюда, а мы куда?!

      Собеседник Лоуренса неожиданно смеется. Смех неприятный, горький и недолгий; Спарк обрывает его так же внезапно, как начал. Ставит на угли закопченный котелок с водой. Сыпет в воду пахучий порошок:

      — Закипит, кофе выпьем. Кофе еще не пробовал? Представляешь, Крафт, пятнадцать лет думаю. Ведь не зря же это все!

      Торговец принюхивается и не говорит ничего. На прежних привалах пробовал он понемногу всякого разного, что нашлось в караване. Больше всего понравился белый текучий мед из металлических наглухо запаянных кружек без ручки. Привкус и запах был почему-то молочный.

      А гость размешивает кофе в котелке. Потом снова хрипло и коротко смеется, вынимает фляжку маленькую, аккуратную, для железа слишком блестящую, для серебра слишком прочную. Льет из нее в кофе нечто хмельное, с резким запахом:

      — Да… получил эту роль! Выпал, блин, счастливый билет! И ведь было ж все… как у людей! Мечом рубить худо-бедно выучился, в Магической Академии прогресс двигал понемногу, женился на принцессе — ну все решительно, как у больших мальчиков! Взрослые-то — они и дома устраиваются нормально. Да… Башенок понастроил что командирских, что магических — целый Город-на-Мосту. Правда, Высоцкого из-за несходства языков перепеть не получилось… — хмыкает Ignat и тут вдруг улыбается по-настоящему:

      — А книги мы все-таки потом в Лаак-Хааре продавали! Но и тут… Хотели, чтоб делал это Берт… ну там знакомый был у нас купец… А его на костер за связь с колдунами. А теперь вот я приперся и тебя уговариваю… И зачем это все? Что мне в гробу не лежалось, что мне дома не сиделось? Эх, Крафт! Пей вот: кофе с коньяком. Ты на север идешь, в Реноз. А там порт огромный, корабли отовсюду. Ну что б тебе поверить, что мы просто с острова Уинфилд? Велика ли разница, от воды те корабли надо конопатить, или «вакуум вот-вот хлынет в щель»?

      Лоуренс понимает гостя через слово. Но вдруг замечает возле костра еще двух человек. Здоровяка-атамана и огненно-рыжего молчаливого мужчину, которого всю дорогу принимал за книжника или травника. Ратин и Великий Маг Скорастадир тихонько слушают; по их напряженному вниманию торговец догадывается, что слов таких Ignat им тоже не говорил.

      — Что ж я толком погрузиться-то не могу? — вздыхает Спарк и белой волосатой рукавицей хватает горячий котелок прямо из огня, разливает в подставленные слушателями кружки. — Есть же у меня и верная дружина, есть и красавица-жена — даже две! Это ж какую книгу ни открой, все о гареме пишут… А у меня есть. И врагов, наверное, до той самой матери! Что ж я вместо подвигов-то все голову сушу?

      Тут Ignat залпом выпивает свою кружку. А потом падает на бок и храпит — так, что Лоуренсу самому хочется заснуть. Но вместо этого торговец спрашивает:

      — Часто он… так?

      — Да первый раз лет за двадцать, — серьезно отвечает Ратин. — Худо. Еще бы он в кружке утешения искал.

      — А жен у него и правда две?

      Ратин оглядывается:

      — Бабы не слышат вроде… Давай уже, расскажу… Откуда мы взялись, ты уже знаешь. Что до меня, так никакой разницы. Что с вами торговать через дырку в небе, что с далекими островами через люк трюма корабельного. Вот. А Спарк, он в наших краях вроде наместника. Есть же у вас такая должность?

      Крафт кивает, выдыхает и оглядывается. Костер, у которого они говорят, слабо дымит в одной стороне неправильного кольца повозок. В другой стороне, у такого же костра — стройный силуэт Ери. Полулежит и что-то по обыкновению пишет Alienor, а Холо Мудрая сидит лицом внутрь лагеря. Ловит взгляд Лоуренса и подмигивает ему с улыбкой. Торговец неожиданно для себя делает большой глоток — и чуть было не задыхается от необычной резкости питья. Ратин подает фляжку:

      — Вода. Запей. Скор! Может, отнесем его в фургон?

      — Отнесем, — кивает Скорастадир, и капюшон падает ему на нос. Маг тоже устал, тоже душераздирающе зевает. Но просит:

      — Ты раз уже начал, доскажи. Я-то эту историю не слышал. Весной уезжал — одна жена. Осенью приехал: две! Это ж не дети, которые родиться могут…

      — Да просто все, — атаман тоже подавляет зевок, — Спарк женат на Alienor, ее отец — Великий Князь ТопТаунский. Логвин Лапушка, как его теперь все называют. И как-то взбунтовался город княжеский. Логвин зятя и попроси: твои там ближе, наведи шороху… Пошли от Леса сколько-то войска, да Спарк с ними, он же Опоясанный. Город в осаду взяли, и послов направили: сдавайтесь, мол. А в городе несколько семей правили. Кто мятежный, кто за Логвина, кому все равно. Мятежники послов не приняли, а всех, кто за переговоры стоял, изменой перерезали. Одна Ерри День Лета в строю была и в железе… Да просто все: отец ее мальчика ждал. Родилась девочка — воспитал как бойца, так она на стенах и стояла, а не в ратуше была с высокопоставленными. Вот ее дурой считали, что не в политике искушена, а клинком машет, однако вон как повернулось. Лес-то на ратушу зеленых поскидывал, те всех, кто в золотом шитье, без разбору и повыстегнули. Приказ был: начальников убивать, ополченцев на стенах не трогать… — утомившись длинной речью, Ратин допивает свою кружку и долго разглядывает звезды над поляной. Вытирает губы, выдыхает:

      — Ишь ты, впрямь иное небо… И вот горожане и говорят Опоясанному: либо союз и от нас жена… Заложника-то обидеть можно, а жену… У нас боги сильно против будут, как у вас тут — не знаю. Так вот, или союз — или приступ. То-то будет радости, как Логвину пустой город и тела наши мертвые предъявишь… Как они с Alienor поладили, сам не знаю. Да хочешь, у своей потом спроси… — атаман подмигивает в сторону второго костра. — Ставлю золотой против дырки в сапоге, они щас нам кости моют.

      Тут Ратин и Скорастадир поднимают спящего и бережно несут в фургон. Лоуренс в свою очередь зевает и глядит в небо. Бормочет:

      — Ну… поделили же как-то?

***

      — А вот этот шрамик… — Холо осторожно касается кожи; Alienor вздрагивает, а Холо продолжает допытываться:

      — Это вы его делили, что ли?

      Княгиня вежливо и спокойно произносит незнакомую фразу, но Холо понимает без перевода: ругательство из тех, которые княгиням знать не положено. Госпожа Ери хмурится и фразу повторяет — слово в слово. Потом цедит сквозь зубы:

      — Ладно! Ты рассказывай!

      Княгиня говорит ровным и скучным голосом:

      — Хотели надавить на мужа. Узнали один из путей, по которому мы ездим. Охрану перебили. Времени у них мало было, дорогу часто патруль смотрел. Ну… начальники их за деревьями стоят, не выходят… Понятно: возьмут рядовые двух девок, наиграются… прирежут… не прирежут — как жить с таким? … Командиры потом выйдут: ах, какая жалость, мы тут немного не успели, а с рядового что взять? Ну вот… Я за нож, а руки трясутся. Себя ударить не могу… Страшно… Ери хватает меня за волосы, нож к горлу… и спокойно так говорит: если что, ей горло перерезать всегда успею… а я жена по договору, он меня не любит и не полюбит никогда… И крутится так… вокруг меня, чтоб видеть откуда кто или что кинется. И так до патруля. Потом стали у нее нож забирать, а рукоятка липовая, мягкая. И пальцы вдавились…

      Холо кивает своим мыслям и подводит итог:

      — Вот он с тех пор и злится.

      — Ну да, — соглашается Ерри День Лета. — Что мы только не делали… Понимаешь, его ткнули носом в собственное бессилие.

      — Мы его даже сюда вытащили, чтобы отвлечь. Пусть договаривается с твоим Лоуренсом. Пусть хоть в море идет!

      — Веселые у вас места, — Холо Мудрая пожимает плечами, на что гостьи ворчат в два голоса:

      — Вспомни, как сама за золотом ходила — десяти дней не прошло ведь!

      — Ну язвы… Ну ходила за золотом. Привезла, между прочим. И что?

***

      — Да ничего особенного, — неожиданно для собеседника легко отвечает Спарк. — Вам туда, вон уже стены Кумерсона. Лавку оснуешь где-нибудь, товару навезем, у тебя на продажу поставим…

      Утро ясное и холодное. После памятной ночевки, на которой Ignat высказался, начался трудный кусок дороги: болотистые берега речушки Тотор, поворот на Раммтору, где местный барон пытался взять пошлину и пришлось полдня идти под щитами, ожидая каждую минуту свиста стрел; потом несколько тревожных по той же причине ночей… «В лесу с волками и то безопасней было» — ворчала Холо. Лоуренс отвечал: «Ага, Нора защищала, вот и безопасней», на что спутница метко била его локтем в бок: «Любитель блондинок!»

      — А все-таки? — спрашивает Лоуренс. — Ты приоткрыл завесу над тем, как и о чем думаешь. Что дальше?

      Спарк пожимает плечами:

      — Я, может, зря это высказал, да не сумел в завлекательную оболочку завернуть. Но красивые или корявые, а это мои мысли. Дальше? У нас так летать учились. Я ведь планер тебе упаковал? Ну, как запускать, помнишь, вчера показывал. Игрушка, но ведь и большие можно так построить. И что приятно, без магии всякой… Вот, значит, писали сперва много-много сказок, выдумок — как летать, зачем летать, куда летать, на чем… А потом как начали в металл воплощать, так уже в идеях недостатка не было. И самое главное, людей было много, которые идею полета и ее варианты восприняли из этих сказок. Чего знаешь, того боишься меньше. Тут же с порталом проще. Единственное, что от человека нужно — чтоб не кинулся с ножом на гостя вроде вот нас. Если это есть, так и с Туманностью Андромеды договоримся. Если нету, так и с соседом будем насмерть воевать… Да очевидно ж все, что я несу! Главное, чтобы желание иметь — не Сибирь повоевать, так астероидный пояс. Для меня все именно с желания началось; а уж кто его услышал да исполнил — высшая ли сила, низшая ли автоматика, я даже не думаю.

      Подкравшийся справа Ратин тоже хочет поучаствовать в умной беседе:

      — А что ты говорил, Спарк, что погрузиться не можешь? Во что?

      Тут Ignat полностью уверен, плечами не пожимает:

      — Мне всегда интересней было, во имя чего меч подымается и стрела летит, чем восхищаться мастерством мечника или стрелка. Оттого я на перекрестке в драку с тем бароном и не полез. Хотя и не сомневаюсь, что мы бы его смяли.

      Госпожа Ери хмурится:

      — Не навоевался?

      Спарк прикасается к щеке воительницы и больше уже не говорит. Лоуренс выводит свою лошадку из каравана — в двухколесной тележке теперь много образцов небывалых вещей; а вот особенно небывалых мыслей нету, о чем торговец немного печалится. Он привычно подсаживает Холо на скамью тележки, а сам ведет лошадь под уздцы — на север, к далекой родине беглой богини урожая, по первоначальному замыслу — и как-то пропускает момент, когда, обернувшись, мог бы еще видеть нездешний караван.

      — Все, — говорит Холо, — они уже за холмом.

(с) КоТ Гомель