- Никто не хочет стать магом по собственной воле. Ни один человек в здравом уме, более-менее знакомый с магической традицией, не согласится вступить на этот смертельный путь, на котором он окончательно потеряет собственную идентичность. Человеческое время для него полностью закончится, и после этого спастись от критически складывающихся обстоятельств, нескончаемых тоскливых настроений, сильнейших физических недомоганий, конфликтов взаимоотношений, телесных страданий и иных загадочных знаков духа поможет только безжалостная безупречность. Человеку, которого коснулось намерение магов, придется принести в жертву свой успех, свое здоровье и свое благополучие, потому что он познает, что мир полон пугающих, волшебных, грозных и неизмеримо могущественных вещей. Если же он отнесется к этому несерьезно и без должного смирения, существа ночи раздавят его, как букашку.
Мы с доном Хуаном стояли на пешеходной дорожке Живописного моста. Дон Хуан выглядел немного усталым, и вдобавок был заметно небрит.
Шел четвертый час ночи, и по пустынной Крылатской улице лишь изредка проносилась одинокая машина.
- Как же ты сам стал магом?
- Решение о карьере мага принимает сила. Сила дает бенефактору энергию и хитрость, чтобы он соблазнил ученика. Но по собственному желанию, из обывательского интереса, стать магом невозможно.
Дон Хуан пробрался в небольшую дверь в огромных красных пластиковых щитах, и вышел на узкую служебную пристройку. Я последовал за ним. Перед нами открывался чудесный ночной пейзаж на канал, конькобежный дворец, велотрек и олимпийскую велотрассу.
- Ты же говорил, что если мы выберем жить только в повседневной реальности, то, в конце концов, станем глубоко несчастны и будем проклинать жизнь. Но, во-первых, миллионы людей умирают в относительном комфорте, и в старости не выглядят уж такими несчастными. А во-вторых, если за нас все решает дух, выходит, у нас вообще нет собственной возможности стать счастливыми?
Дон Хуан перелез через невысокую оградку и вышел на узкую стальную балку. Он стоял на высоте пятидесяти метров над темной водой с редкими отблесками рыжих фонарей. Прямо под ним уходили в ночную тьму гигантские стальные перекрытия. Дон Хуан поманил меня за собой. Он сделал еще пару шагов, и добрался до лесенки, тянущейся куда-то высоко вверх, к огромной сфере на вершине моста -- недостроенному и заброшенному ресторану. Он ловко для своих семидесяти с лишним лет вскарабкался на эту лесенку и махнул мне рукой. Я осторожно последовал за ним.
Сначала мне было не очень страшно, но дон Хуан уже значительно опередил меня. Он без устали поднимался вверх, как обезьяна, причем его удивительно ловкие и синхронные движения выглядели завораживающе и немного волшебно.
Я неуклюже лез за ним, и когда он далеко оторвался от меня, почти добравшись до купола, я почувствовал, что остался на этой крохотной лесенке один, и понял, что обливаюсь от страха едким потом. Мокрые ступеньки проскальзывали под ногами, руки сильно мерзли, цепляясь за ледяное железо. На миг я глянул вниз, голова страшно закружилась, и я едва не сорвался.
Я передохнул минут пять, отдышался и продолжил подъем. Карабкался я не спеша, осторожно и долго, не меньше часа.
Наконец я забрался внутрь. Гигантское недоделанное помещение, слегка покачиваясь под ногами, производило гнетущее впечатление. Везде был разбросан строительный мусор, повсюду виднелись груды бутылок. Кое-где в здоровенных завалах грязи пробивались какие-то чахлые травинки, неведомо как занесенные на такую высоту. Это место явно было давным-давно обжито бомжами и любителями экстрима. Я устало присел на грязный ящик, смахнув с него разбитое стекло. Под моими ногами расстилался невероятно заманчивый ночной пейзаж.
Дон Хуан выглядел великолепно. Казалось, он ничуть не устал от столь длительного подъема. Он вышел ко мне откуда-то из полумрака, положил на несколько секунд свою правую руку на мою голову и удержал ее в неподвижности, направив мой взгляд в какую-то точку на небе.
- У нас нет свободы выбора в том смысле, в каком ты понимаешь свободу, находясь в первом внимании. Люди становятся магами тысячью разных путей, однако все пути объединяет одно -- никакие действия и усилия в первом внимании никогда не сделают тебя магом. Но смертельная опасность заключается в том, что во втором внимании очень легко заблудиться и погибнуть. Поэтому, когда дух решает за некоторого человека, что тот станет магом, он не вышвыривает его сразу во второе внимание. Дух просто делает его жизнь столь невыносимой, что человек мало-помалу начинает терять свою идентичность, его точка сборки начинает расшатываться и плавать, и если он не сойдет с ума, то рано или поздно его отыщет бенефактор.
Дон Хуан замолчал, потом вновь заговорил мягким голосом.
- Хотя и у обыденных людей тоже есть свой выбор. Они не могут стать новыми видящими, но у них есть возможность превратиться в древних видящих -- с помощью невероятного развития сосредоточенности и концентрации в первом внимании, что требует огромного количества энергии. Некоторые, например, лишь упорной сосредоточенностью выращивают себе новые зубы.
Я подумал, что дон Хуан шутит.
- Они отказались от всех форм иррационального знания в пользу практических действий -- сложнейших ритуалов, позволяющих управлять таинственной, как они считали, силой. Они называли ее устрашающей и не пытались изучить, и по этой причине не смогли безупречно овладеть силой намерения.
Впрочем, этот путь в конечном итоге приведет их к самоуничтожению.
Он уверенными шагами подошел к приличной, метров пять в ширину, дырке в одной из боковых панелей ресторана. Ветер на такой высоте завывал, казалось, особенно жутко. Дон Хуан почти полностью высунулся наружу -- так сильно, что я на миг испугался, что он может выпасть. Затем он повернулся ко мне и пригласил сесть вместе с ним у этой дыры, похлопав по полу слева от себя. Сам он, ничуть не пугаясь холодного воздуха, разместился на пыльной картонке, свесив ноги вниз. Я поплотнее застегнул все молнии моей туристической куртки, накинул капюшон и примостился рядом, невольно прячась от ветра за его тело. Но мокрое от пота лицо физически ощущало гигантские объемы воздуха, перемещающиеся прямо передо мной.
Понемногу, едва заметно, начинало светать. Дон Хуан сидел молча и недвижимо; с полчаса прошли в безмолвии, лишь приглушенный шум Москвы доносился откуда-то снизу, словно из другого мира.
Я украдкой взглянул на него.
- Послушай, - наконец решился я прервать наше молчание, - давно хотел тебя спросить... Твое учение очень обширно и во многом противоречиво. Ты перечисляешь всевозможные практики, настаивая, что каждая из них невероятно важна для становления мага. И в то же время на практику даже одной такой практики, нередко самой простой, причем без особого результата, может уйти вся жизнь. Зачем надо так много информации? Кастанеда записал девять книг, его ученики тоже внесли немалый информационный вклад в толтекское наследие, но, по-моему, это только запутывает дело... Достаточно ведь просто сказать: остановка внутреннего диалога -- ключ ко всему, и настаивать в учении только на этом. А получается, что люди заинтересовываются подчас каждой крупицей знания, хватаются за все подряд, и у них либо ничего не получается, либо получается совсем не то.
Дон Хуан покачал головой.
- Простые пути не работают. Конечно, если бы человек мог сосредоточить всю свою энергию только на одном -- прекращении внутренней болтовни, то он достиг бы результата всего за семь дней. Но таких людей сейчас нету. Раньше бенефактор мог долго соблазнять потенциального ученика, если видел, что его выбрала сила, как было со мной и со многими другими, или же дух неведомыми тропинками напрямую обращался к целостности человека, если выбирал его по каким-то собственным правилам, как было с самыми великими магами.
Но, действительно, я позволил записать Кастанеде его книги неспроста, и отнюдь не для того, чтобы многословием соблазнить новых учеников или привлечь их к знанию толтеков. Сегодня слабо работает даже самое искусное соблазнение, потому что люди с самого детства интенсивно обучаются быть самостоятельными и не просить помощи ни у кого, тем более у какого-то мифического, с их обывательской точки понимания, духа. Мой бенефактор немного жалел таких людей. Он говорил, что когда эти люди наконец научатся открываться помощи духа, такой день станет самым великим в их жизни.
Я раскрыл рот, намереваясь задать уточняющий вопрос, но дон Хуан прервал меня нетерпеливым жестом руки.
- Дело в том, что к некоторым тайнам древних видящих вы сегодня подобрались слишком близко -- в основном из-за того, что оказалось открытым и общедоступным огромное количество информации, ранее считавшейся секретной, и эта мешанина практик стала реальной опасностью для всего мира. А книги Карлоса, разошедшиеся огромными тиражами -- за счет того, что в них имеются соблазнительные крупицы истинного знания, содержат несколько забавных ловушек, которые делают бесполезным и неработающим практически все, что я рассказал. Конечно, если ты сможешь полностью выключать внутренний диалог на любое время, ты будешь магом! Но все описанные методы не то, чтобы не работают -- они работают, но, во-первых, очень слабо, а во-вторых, требуют такого количества энергии, что ни один из ныне живущих обывателей никогда не сможет ими воспользоваться.
В результате книги Кастанеды стали гигантской профанацией толтекского учения и сформировали устойчивый массовый скептицизм в его отношении. Этого-то мы и добивались. Мы своевременно отвлекли толпы любопытствующих от опаснейших магических практик древних видящих, направив их по ложному пути, ну а сегодня такого направленного интереса уже не может быть. Эти ваши интернеты содержат столь много мусора, что откопать в нем реально ценное, а главное, привлечь к этому большое число людей, совершенно невозможно. Поэтому в поисках учеников мы вновь можем действовать по старинке.
Я неожиданно закашлялся нервными выдохами.
- А насчет того, что миллионы умирают в относительном благоденствии, это не так. Ты не можешь не умереть глубоко несчастным, если ты не маг. Просто все тщательно прячут свое несчастье от окружающих, старательно демонстрируя свое счастье и благоденствие. Ведь если ты покажешь свое несчастье другим, тебя тут же поднимут на смех как лузера. Смеяться будут, конечно же, такие же несчастные и полные слез внутри, но радостные, улыбающиеся, самостоятельные и энергичные снаружи. Но так как внешне они выглядят веселыми, то тебе будет казаться, что несчастлив только ты, а все остальные успешны и счастливы. Богатые и бедные, умные и глупые, сильные и слабые -- все они счастливы снаружи. И каждый из них верит, что несчастлив внутри только он, потому что снаружи все остальные выглядят успешными. Поэтому каждый старается полагаться только на свои силы, считая, что ослиное упорство и немного удачи обязательно сделают и его счастливым.
На секунду он покосился на меня, после чего вновь обернул лицо навстречу ветру.
- Но когда ты действительно понимаешь, что несчастливы абсолютно все, и с этим решительно ничего не поделать, ты тем самым делаешь себя открытым для магического намерения. Возможно, ты сможешь приманить дух своим безупречным поведением, возможно, нет. Но кубический сантиметр шанса у тебя появляется. Ведь с точки зрения мага, не имеет совершенно никакого значения, счастлив человек в своей обыденной жизни, или несчастлив. Когда ты понимаешь, что несчастны вокруг тебя абсолютно все, ты неожиданно понимаешь, что также и можешь помочь им всем без исключения -- помочь своей сострадательной и холодной любовью мага, которым ты теперь наконец можешь стать.
Вопрос только в одном -- как ты живешь и как ты умрешь, как воин, или как трусливый койот.
Мы долгое время не разговаривали. Солнце меж тем поднялось уже довольно высоко. Дон Хуан сдвинулся на самый край прорехи, мне даже показалось, что он буквально повис в воздухе, и я не мог понять, что удерживает его от падения. Освещенный первыми, чуть теплыми, лучами, он устроился на самом краю поудобнее и заболтал над пропастью ногами. Происходящее явно доставляло ему огромное удовольствие.
- Дон Хуан, но ты сейчас не только выглядишь счастливым, я убежден, что ты счастлив и внутри. Тогда зачем ты сейчас делаешь то, что приносит тебе обыденное удовольствие?
- Нет совершенно ничего плохого в том, что мы наслаждаемся случайными мелкими радостями и приятными переживаниями. Проблема в том, что люди пытаются всю свою жизнь превращать в цепочки подобных приятностей. Вся ваша культура ориентирована на "кайф" во всех его формах. Снаружи улыбающиеся, внутри несчастные, вы называете счастьем цепочки сменяющих друг друга приятных событий и безуспешно пытаетесь превратить всю жизнь в потребление: вкусный завтрак, интересная работа, приятное вечернее общение, комедия по телевизору и хороший сон. Да, в этом вы достигли приличного мастерства и прикладываете к этому поистине неимоверные усилия. Однако оно ни на йоту не уменьшает вашего внутреннего несчастья -- оно просто загоняет его все глубже и глубже внутрь. Воин же, никогда и никуда не увиливая, просто бесстрашно смотрит в глаза каждому событию своей жизни. И знаешь, что он там видит?
- Что же?
- Завитушки.
Дон Хуан легко подпрыгнул и встал на пятки на краю дыры. Я тоже поднялся и опасливо встал рядом. От невероятной высоты голова сильно кружилась. Дон Хуан улыбался, бесстрашно покачиваясь под напором ветра.
- Ты еще не знаешь, как чистое восприятие скачет между тоналем и нагвалем? Ты не знаешь, как восприятие обычного человека свершается восприятием мага? Ты не знаешь, есть ли там, внизу, предел, и можно ли его раздвинуть? - спросил он. Я вспомнил прыжок Карлоса Кастанеды в пропасть, и замер от ужаса, на миг ощутив неприятное чувство внизу живота. Я изо всех сил пытался уловить дыхание ветра, который можно было бы воспринять как знак того, что мое время пребывания на земле еще не истекло, хотя в глубине души уже отлично понимал, что мне предстоит -- но ветер, словно нарочно, полностью стих.
И тотчас мне захотелось лететь.
- Сфокусируй все свое жалкое второе внимание и не сопротивляйся океану осознанности, иначе тебя раскидает по всем небесам, -- драматически-насмешливо сказал дон Хуан. Я стоял на самом краю и смотрел вниз, на туманный мир повседневных человеческих занятий, уныло раскрашенный небогатой палитрой помаленьку гаснущих искусственных подсветок, и в одном месте неожиданно заметил словно подмигивавший мне огонек. Красный... Синий... Зеленый... Погас.
Окружающее плавно стягивалось в крохотную исчезающую лиловую точку в увядающей ночи. Мое восприятие внезапно изменилось -- весь мир словно сдвинулся с места. Мне показалось, что стены ресторана исчезли, и я просто вишу в бескрайнем сияющем пространстве, величественном и ошеломляющем по своей красоте.
