КОНЕЦ ШАМАНА Сергей Бочков

ПОД МУЗЫКУ

Злой старик - вертлявый, старый,

От рождения больной.

Ты - советский пролетарий

За берлинскою стеной.

Ты - отец моей отчизны,

Ты - приученный к труду.

Жалом вечной укоризны

Научи меня стыду.

Нету в чувственном соблазне,

Кроме яда, ничего.

Посели во мне боязни

И болячки торжество.

Со старухою развратной

Я поспорил горячо,

А сегодня - на попятный.

Со старухою распутной

Я сразился горячо,

А сегодня - увлечён

Грешной силою подспудной.

А сегодня по желанью

Пьяных женщин и чертей

Я презрел Святого Духа.

На рассвете ранней ранью

От обиды и страстей

Умерла моя старуха.

Есть ли правда в вечной злобе?

Может быть, и ты, старик,

Вдруг очутишься во гробе,

Онемеет твой язык.

И тогда до самой сути

Я дойду, как никогда.

Только тень меня осудит

За отсутствие стыда.

Белый саван у меня

На охотничьей собаке:

Затравлю светило дня

И оставлю мир во мраке.

Засвечу свою лампаду,

Заведу свою ламбаду

И под музыку умру

Ранней ранью поутру.

ГОСПОЖА ЗОЛОТИСТОЙ МЕЖИ

Пахари давно перестали скрести

трухлявую землю...

/А. Белый/

-------

Нежный пахарь у межи,

неприкаян и бос,

отыскал для госпожи

необычных стрекоз.

Сотворил же их господь,

чтобы в жаркие дни

человеческую плоть

щекотали они.

Только так только так

Можно смерть побороть.

Три сороки на крестах -

это знак межевой.

Нежный пахарь не косарь.

он любим госпожой,

возведённой на трон.

но умрёт земная тварь,

когда явится Он.

Кто попрал Его закон,

Он объявит тому:

"Грубый пахарь, почему

Ты не взрыхливаешь твердь?

Отчего ты прервал

Временную круговерть?"

Но приятен привал -

Что нам труд неживой? -

Но чудесен хаос

Полосы межевой.

Нюхай ноги госпожи,

Обезумевший пёс!

Ты любим госпожой

Золотистой межи.

НА ТЕЛЕ У КОЛДУНЬИ

Будто на пятках порванные штрипки -

Наверно, это недоуздок.

Ты плюнула в камин. Твой сгусток липкий

Заставил зашипеть огонь.

Твой липкий сгусток -

Наверно, это Конь.

Зачем не хочешь ты остаться у меня

И растреножить бледного Коня?

Надо остаться, надо, значит, надо.

Царапины твои

Губами чмокаю. Зачем так много яда

В запёкшейся крови?

Что за поборник мира и морали

Бичом хлестал тебя намедни?

Какая гадина к последней швали

Мою колдунью отнесла?

Швали последней

Я буду вроде валаамского осла.

А для тебя - всем милосердьем мира.

Все капельки, все нюни

Пусть расцветают, становясь порфирой

На теле у колдуньи...

Должны с тобою мы до наступленья дня

Освободить голодного Коня.

ТАБУ

Ты прислонила своё плечо

К моей груди.

И я неслыханное прочёл

В твоём лице:

"Христос, великий, тревожный царь,

Гряди, гряди!

В своём хитоне, как было встарь,

В своём венце".

И я поверил тебе чуть-чуть,

И стал лобзать

Твоё плечо, и лицо, и грудь,

Как было встарь.

Но ты воскликнула: "Ах, не сметь!

На мне печать.

Я буду в рае, тебе же смерть

Подарит царь.

Пускай ты будешь и сир, и наг -

Без ничего.

Тебе погибнуть придётся так -

От рук Его".

В какую бездну я увлечён?

И кем? и кем?

Как рябь, дрожало твоё плечо,

А за окном

Усами дёргал холодный сом

И сплошь, как море, тянулась ночь,

Как мокрый сон.

а ты сказала: "Его закон

Не превозмочь".

КОНЕЦ ШАМАНА

Что делал я? Камлал напевы,

Испуганный коловращеньем.

И рукоплещущие девы

Смеялись над моим смущеньем.

Они при молниях, под гром

Гуляли весело втроём.

А я спасался Талисманом

И прозывал себя шаманом.

Теперь смотри, живая тварь!

Львы, чайки, звери, куропатки!

Теперь я встал вам на запятки

И больше вам не государь.

Но, подчинившись бабьей воле,

Я перестал мочиться в поле,

Когда безжалостный зигзаг

Сверкает прямо на глазах,

И виден мир за километр,

И гнёт ковыль свирепый ветр,

И жаром пышет из-под брюха

Томленье праведного духа.

Три рукоплещущие девы

Ввели меня в иной обман,

Навек благословив

Мои Посевы,

Цветочками увив

Мой Талисман.

СЕМЕЙНОЕ СЧАСТЬЕ

Почему же, почему же

Женщина не любит мужа?

Он не слышит благовоний

В запахе её ладоней.

Он смеётся над причёской,

Дёргая за волос жёсткой.

Перед сном, сорвав досаду,

Шлёпает её по заду.

Кука носится повсюду -

Грязная твоя посуда.

Згука лезет в антресоли -

Грубые твои мозоли.

Как бесчувственная Гука,

В комнату ползёт гадюка.

Но уже в кровавой луже

Женщина лежит на муже.

ИСКУШЕНИЕ СЕРЁГИ

Ты Серёжа рукомойник

Сарынь и дуда

Разохотился по-мойму

Совсем не туда

/Д. Хармс/

----

Из дымогана в небесах

Поднялся солнечный огонь.

Серёга выскочил в трусах

Во двор и снег набрал в ладонь.

И плоть косматую свою

Растёр со всех сторон.

- Ух, мать твою!

Ой, как в раю! -

Воскликнул он.

В окне на первом этаже

Резвились девочки-подростки:

- Гляди, там дворник неглиже! -

И взгляды юные уже

Скользили по его причёске.

Ногами голыми Серёга

На снеге оставлял бороздки.

Он чем-то смахивал на йога,

Который - холоду родня,

Который - что-то вроде бога

И для гвоздей и для огня.

Он потом так благоухал,

Что трудно выразить в стихах.

В одних трусах скакал и ухал,

И тело было в оплеухах.

И в воздух белые клубы,

Как дым, из ноздрей улетали.

Четыре глаза голубых

За ним усердно наблюдали.

Для девочек он был - мечта.

Им нравилась в морозной дали

Его мужская нагота.

Вокруг царила чистота.

Взросли сугробы, как грибы.

В такую чудную погоду

Бери лопату и греби!

Но взгляды девичьи в окне

Серёга замечал по ходу

И становился сам не свой.

И, как на медленном огне,

Его пытали эти взгляды,

Совсем по-взрослому дразня.

Рычал Серёга: 'Все мы гады,

Но вам не соблазнить меня'.

И вновь искал в себе он силы

По снегу прыгать нагишом.

Так из него тянули жилы

Две Девочки с одним Лицом.