Бодний Александр Андреевич. Поэзия вскрывает небеса

Александр Бодний

Поэзия вскрывает небеса

Том 7

0x08 graphic

Бодний Александр Андреевич

Русский писатель-оппозиционер.

Часть первая.

Пушкин А. С.

К Чаадаеву.

Любви, надежды, тихой славы

Недолго нежил нас обман,

Исчезли юные забавы,

Как сон, как утренний туман;

Но в нас горит еще желанье,

Под гнетом власти роковой

Нетерпеливою душой

Отчизны внемлем призыванье.

Мы ждем с томленьем упованья

Минуты вольности святой,

Как ждет любовник молодой

Минуты верного свиданья.

Пока свободою горим,

Пока сердца для чести живы,

Мой друг, отчизне посвятим

Души прекрасные порывы!

Товарищ, верь: взойдет она,

Звезда пленительного счастья,

Россия вспрянет ото сна,

И на обломках самовластья

Напишут наши имена!

Бодний А. А.

К Чаадаеву.

Любви, надежды, зла крушенья

Иллюзия не стала интроекцией,

Чтоб природу властолюбья

Совести создать бессрочной акцией.

Сама попытка самовыраженья

В свободолюбия эстетике -

Залог есть к факту повторенья

Чрез долг разумной этике.

И не в томленье ожиданья,

Истории урок чтоб извлекать,

А в становленье самосознанья

Нам нужно путеводность изыскать.

Начать бы надо с увещеванья

Власти предержащей,

Которая не брезгует обогащенья

Брать со среды гниющей.

Субъекты богатства хотя и не пахнут,

Однако труд раба споляризирован

Во гранях преломлений, что вспыхнут

Под Солнцем, - как будто сдетонирован.

А чтобы негатив не фокусировался

В ценностях, надо чтоб совестливостью

Знак богатства выпестовывался,

Тогда и ковка сольётся с духовностью.

Тогда и счастия звезда

Кровопролитие уменьшит.

Методики правления узда

Рефлексно дух послабит.

А это - вроде сдвинутый

Как будто с мертвой точки

Груз суперпроблемный,

Чтоб пасть в истории бы строчки.

Пушкин А. С.

Возрождение.

Художник-варвар кистью сонной

Картину гения чернит

И свой рисунок беззаконный

Над ней бессмысленно чертит.

Но краски чуждые, с летами,

Спадают ветхой чешуей;

Созданье гения пред нами

Выходит с прежней красотой.

Так исчезают заблужденья

С измученной души моей,

И возникают в ней виденья

Первоначальных, чистых дней.

Бодний А. А.

Возрождение.

Художник-реставратор в двух ипостасях

Как бы проявляется, когда спрягается

С шедевром; если в существенностях

Затерялся штрих, - художник не проявляется.

В этом фортуна может блеснуть

Только раз ему, чтоб призрачность

Близости с гением сопрягнуть,

Показывая таланта зарытость.

Во второй, если утрата - несущественности.

Художник может сверхпроявлённость показать,

Боязнь маска стушёвывая признаком вторстепенности, -

Меж разрывами гениальности облегчённо проявлять.

В межразрывности этой зачатки гения

Возьмут возможно возрождение

С исчезновением психологизма неполноцения:

Ведь в каждом есть Антитела Пыла озарение,

Пушкин А. С.

* * *

Я пережил свои желанья,

Я разлюбил свои мечты;

Остались мне одни страданья,

Плоды сердечной пустоты.

Под бурями судьбы жестокой

Увял цветущий мой венец;

Живу печальный, одинокий,

И жду: придет ли мой конец?

Так, поздним хладом пораженный,

Как бури слышен зимний свист,

Один на ветке обнаженной

Трепещет запоздалый лист.

Бодний А. А.

* * *

Я пережил несбыточность,

Но не теряю устремлённости,

Осознавая несвоевременность

Идеи и ситуации востребности.

А осознание, что рабство есть невечность,

Даёт пересмотреть методику,

Чтоб антиэкзистенциализма рациональность

Баланс общественный сдвигала бы в эстетику.

И это бы сдвижение давало чтобы стыд

Властности, обнажённой бы этически.

Поэта в связи с этим сменится должен вид -

Он, как юродивый, глашать призван пророчески.

А если же венец увял поэта

В идейной бесконтрастности,

То значит амплуа его с навета

Формировалось, как результат кисейности.

Пушкин А. С.

Демон.

В те дни, когда мне были новы

Все впечатленья бытия -

И взоры дев, и шум дубровы,

И ночью пенье соловья,-

Когда возвышенные чувства,

Свобода, слава и любовь

И вдохновенные искусства

Так сильно волновали кровь,

Часы надежд и наслаждений

Тоской внезапной осеня,

Тогда какой-то злобный гений

Стал тайно навещать меня,

Печальны были наши встречи:

Его улыбка, чудный взгляд,

Его язвительные речи

Вливали в душу хладный яд.

Неистощимой клеветою

Он Провиденье искушал;

Он звал прекрасное мечтою;

Он вдохновенье презирал;

Не верил он любви, свободе;

На жизнь насмешливо глядел -

И ничего во всей природе

Благословить он не хотел.

Бодний А. А.

Демон.

В те дни, когда формировалося самосознанье,

Когда людская мне природа

Казалась как ассиметричное благосклоненье,

В этике, эстетике идущее без брода,

Когда и трели птиц и лик Природы

Для девственной души божественными были,

Когда Свобода и Любовь превосходили небосводы,

А образы искусства как облака по небу плыли.

Когда мечты, надежды, сладость неги

Являлись псевдофакторами жизни,

Как будто мне формировали исторические вехи,

Я как бы забывал понятье тризны;

И вот тогда явилася подсказка внесубстанциальная,

Обретшая образ астрала с внутренним голосом,

И я это принял за демона, где сила дидактическая,

Приоткрывающая мне теневую сторону в бытийном.

Я понял сразу - это не соблазнитель-Мефистофель,

Что несёт обвал судьбы в сценарии закрученном.

Демон нёс мне тайны бытийной профиль,

Превратности вскрывая в разрезе диалектическом.

Он оперировал неотразимостью понятий, представлений

На основе фактов моей жизни, как нерешённых,

И вводил категорию зла логикой в круг наваждений,

Способствуя формированью мер у меня защитных.

Я шестым чувством уловил его благожелательность.

И после стал философически искать антонимы,

Как антиядра составляющим жизни, где устойчивость

Её несут мировоззренческо-идейные синонимы.

Пушкин А. С.

* * *

Свободы сеятель пустынный,

Я вышел рано, до звезды;

Рукою чистой и безвинной

В порабощенные бразды

Бросал живительное семя -

Но потерял я только время,

Благие мысли и труды.

Паситесь, мирные народы!

Вас не разбудит чести клич.

К чему стадам дары свободы?

Их должно резать или стричь.

Наследство их из рода в роды

Ярмо с гремушками да бич.

Бодний А. А.

* * *

Свободы нерациональной сеятель,

Я с юности бросал в плебеев души

Рацзерна просветленья, но христопредатель -

Мой народ - говнянил мои вирши.

Не по недопониманью сути он так делал -

Всю анатомию бытийную он, как и я, прошёл,

И проявленья зла или добра он чётко прогнозировал,

Носителей их он счёт даже меченый вёл.

Он предпочёл Свободу в онанистической лишь форме, -

Так Антитело Пыла его генетику сформировало,

Чтоб буриданил цель он в раболепии и в корме,

Его нутро тогда б протестами не зрело.

А в девяносто первом в сентябре на митинг

Прийти приказано баранам, до безработного иначе

Понизят трудовой им рейтинг, -

И в этом - псевдопротест духа бараньего паче.

Но казуистика выходит здесь философичная:

Сам свою согбенность лишь рефлексивно принимая, -

Плебеем тем самым платформа зарождается опорная,

Чтоб на ней Гарант и олигархи гарцевали, раж алкая.

Пушкин А. С.

Телега жизни.

Хоть тяжело подчас в ней бремя,
Телега на ходу легка;
Ямщик лихой, седое время,
Везет, не слезет с облучка.

С утра садимся мы в телегу;
Мы рады голову сломать
И, презирая лень и негу,
Кричим: пошел!

Но в полдень нет уж той отваги;
Порастрясло нас; нам страшней
И косогоры и овраги;
Кричим: полегче, дуралей!

Катит по-прежнему телега;
Под вечер мы привыкли к ней
И, дремля, едем до ночлега -
А время гонит лошадей.

Бодний А. А.

Телега жизни.

В ней бремя - переменчиво со временем.

Один ямщик - идея жизни - не знает передышки,

То ль пассажир иль на щите, или - накрытый

знаменем. -

Ему одно - вести людей на Времени-лошади до крышки.

Вести чрез три этапа жизни и экзистенций:

Чрез буйство сил младых, чрез буйство Разума идей,

И через обессиленность души и тела всех позиций,

Когда ведётся жизни счёт в разрезе дней.

Но вот последнюю и ставит точку Антитело Пыла.

Проблему о субстанции усопшего Время шлёт:

Кого предать пучине Леты, о нём чтоб память стыла,

Кого скрижально Млечный Путь к себе возьмёт.

Меняются по историческому ходу пассажиры,

Не ведая в конце туннеля свой исход,

И только лишь ямщик - идея жизни - лиры

Турбулентно-ламинарно вклиняет в судьбоносный

их поход.

Пушкин А. С.

Прозаик и поэт.

О чем, прозаик, ты хлопочешь?

Давай мне мысль какую хочешь:

Ее с конца я завострю,

Летучей рифмой оперю,

Взложу на тетиву тугую,

Послушный лук согну в дугу.

А там пошлю наудалую,

И горе нашему врагу!

Бодний А. А.

Прозаик и поэт.

О чем прозаик так мечтаешь?

Он не создаст тандем с поэтом,

Последний в эмпириях что витает, -

Изящность рифмы озабочена полётом.

Поэт на волне эйфории

Лишь может сердца обжигать,

Давая абстрактность позиции,

Идею чрез лозунг готов претворять.

И эйфорийною стрелой

В сердца идею запускает,

Как будто бы фортуновой волной

Скалу проблемную свергает.

Удача может быть поэту,

Когда плацдарм прозаик даст,

Идею выведет ко свету,

Чтоб социальность возбудила страсть.

А чтоб задействовать бы социальность,

То проза сути Бытия должна сквозить,

Чтобы плебей постиг принципиальность,

Тогда поэта можно подключить.

Пушкин А. С.

Пророк.

Духовной жаждою томим,

В пустыне мрачной я влачился,

И шестикрылый серафим

На перепутье мне явился;

Перстами легкими как сон

Моих зениц коснулся он:

Отверзлись вещие зеницы,

Как у испуганной орлицы.

Моих ушей коснулся он,

И их наполнил шум и звон:

И внял я неба содроганье,

И горний ангелов полет,

И гад морских подводный ход,

И дольней лозы прозябанье.

И он к устам моим приник,

И вырвал грешный мой язык,

И празднословный и лукавый,

И жало мудрыя змеи

В уста замершие мои

Вложил десницею кровавой.

И он мне грудь рассек мечом,

И сердце трепетное вынул,

И угль, пылающий огнем,

Во грудь отверстую водвинул.

Как труп в пустыне я лежал,

И Бога глас ко мне воззвал:

"Восстань, пророк, и виждь, и внемли,

Исполнись волею Моей,

И, обходя моря и земли,

Глаголом жги сердца людей".

Бодний А. А.

Пророк.

Духовной силой Прометея

Я отрешённо увлечён,

И жажду - не затея, -

Идеей чтобы был взнесён.

И вот отшельно я в лесу

Поляну нахожу уединенью,

И девственной Природе я несу

Составляющие к мироочищенью.

Я. кроме прометеевского,

Вспоможенья не ищу,

И серафима шестикрылого

Не надо: сам пророческое воплощу.

Идеи остроту самосознанье

Берёт в философичный круг,

Чтоб категорий изъявленье

Несло бы непорочный дух.

Когда идеей-страстью возгораешь, -

Язык на жало нет менять резона.

И смысл составляющих тогда ты понимаешь,

Когда достигнешь исторического тона.

Опыт исторический и Разум

Берут в расчёт проблему злободневную.

И объективности тогда посткриптум

В реальном времени ложится на среду востребную.

Тенденция к Свободы пониманью

Приоритет должна явить,

Чтобы не дать бы пены наслоенью

Псевдоистину, как Афродиту, породить.

С оценки всех позиций -

И за и против свободоизъявленья -

Поэт глаголом без амбиций

Сердечное обязан жечь Духовеленья.

Пушкин А. С.

Стансы.

В надежде славы и добра

Гляжу вперед я без боязни:

Начало славных дней Петра

Мрачили мятежи и казни.

Но правдой он привлек сердца,

Но нравы укротил наукой,

И был от буйного стрельца

Пред ним отличен Долгорукий.

Самодержавною рукой

Он смело сеял просвещенье,

Не презирал страны родной:

Он знал ее предназначенье.

То академик, то герой,

То мореплаватель, то плотник,

Он всеобъемлющей душой

На троне вечный был работник.

Семейным сходством будь же горд;

Во всем будь пращуру подобен:

Как он, неутомим и тверд,

И памятью, как он, незлобен.

Бодний А. А.

Стансы.

В надежде строфы посылаю

Я вразумителям антипредвзятым,

И объективность прилагаю

Я к вехам историческим.

Традиционно на Руси ведётся

Земного бога на две расчленять ипостаси:

На личность и госдеятеля, где соотнесётся

Суть по принадлежности, автономная как перси.

И Пушкин весь в этой методике,

Пленэр давая Петру Первому чрез правду, а не - Истину.

И я, как логограф, в исторической дидактике,

Псевдокатегории бросая в тину.

Но трудно мне противоставится

Гаранту навуходоносорскому,

Которым личность Сталина ставится

Труду сопутником государственному.

А в бытность Сталина Главой

Менталитет страны традиционно

Воплощался им, но по навуходоносорской такой

Методике и Русь стоит оплёвано.

Хоть лепта Сталина весомей, чем у Петра,

Но навуходоносорская шкала несёт основу классовую:

При Петре Олимпа была боярская, олигархическая пора,

А при Сталине Олимп олицетворял диктатуру

пролетарскую.

Такое во веки веков не простит

Гарант навуходоносорский Сталину,

Будь он хоть сподвижником Христа, и мстит,

Метит, метит, сбрасывая его имя в пучину.

Пушкин А. С.

* * *

Во глубине сибирских руд

Храните гордое терпенье,

Не пропадет ваш скорбный труд

И дум высокое стремленье.

Несчастью верная сестра,

Надежда в мрачном подземелье

Разбудит бодрость и веселье,

Придет желанная пора:

Любовь и дружество до вас

Дойдут сквозь мрачные затворы,

Как в ваши каторжные норы

Доходит мой свободный глас.

Оковы тяжкие падут,

Темницы рухнут - и свобода

Вас примет радостно у входа,

И братья меч вам отдадут.

Бодний А. А.

* * *

В глубокой каторге сибирской

Вы, декабристы, свет храните

Души, было воспрянувшей Свободой,

Но жертвой властолюбия вы слыте.

Подвиг ваш удвоили

Два судьбинные знаменья:

Во-первых, из среды вы вышли,

Где атрофировано семя состраданья.

Во-вторых, вы демократию

Не для себя, для общества

Несли, - тенденцию к раскрепощенью, -

Вбирая и плебейские истовства.

Хоть это горестно звучит,

Но хорошо, что мое время

За семью печатями от вас стоит:

Навуходоносорство сгноило б ваше семя.

Пушкин А. С.

Три ключа.

В степи мирской, печальной и безбрежной,

Таинственно пробились три ключа:

Ключ юности, ключ быстрый и мятежный,

Кипит, бежит, сверкая и журча.

Кастальский ключ волною вдохновенья

В степи мирской изгнанников поит.

Последний ключ - холодный ключ забвенья,

Он слаще всех жар сердца утолит.

Бодний А. А.

Три ключа.

В лесостепи с тропою жизни

Природа воссоздала три ключа,

Которые струистостью как будто вирши

Слагают людям, их к себе влеча.

Один из них - стремнинный,

Даёт шумливое звучанье

И юность влечёт в завихрённый

Поток, рискованности где созвучье.

Второй - с заметным придыханьем

Турбулентности, но сохраняющий

Ещё живительность движеньем,

К себе магнитя возраст средний.

А третий - с медлительностью ламинарной,

Слегка ловимое струи даёт дыхание,

И тянет он к себе уединённой

Ностальгией сердца забытые.

Пушкин А. С.

Ангел.

В дверях эдема ангел нежный

Главой поникшею сиял,

А демон, мрачный и мятежный,

Над адской бездною летал.

Дух отрицанья, дух сомненья

На духа чистого взирал

И жар невольный умиленья

Впервые смутно познавал.

"Прости,- он рек,- тебя я видел,

И ты недаром мне сиял:

Не всё я в небе ненавидел,

Не всё я в мире презирал".

Бодний А. А.

Ангел.

В дверях рая Мефистофель

Тесты выдавал входящим,

Чтобы осложнённостей бы профиль

Высветить огнивом псевдопрометеевым.

Гуманиста Мефистотеля не смущал,

Так как проекцией вложена в нем Истина.

Иной же сострадалец выдавал

Смешенье болей, как вроде бы - единая картина.

К тому, кто это делал бессознательно, -

Злой демон претензий не имел.

А кто самострадание вводил приоритетно,

Того в преддверье рая он молча свёл.

Преддверье находилося меж раем

И адовою пропастью, где витал

Разумный ангел, пред краем

Истинные чувства выявлял.

Фокусировка была осложнённостей

На границе меж ангелом и чёртом,

Где нужно понять природу парадоксальностей,

В которых дух отрицанья - в бессознательном.

Реабилитация тогда идёт,

И ангел переводит страждущего

В преддверье рая, и ему счёт

Совесть предъявляет, и он в разряде задолжавшего.

Так проявляется искони человек:

Судьба проекцией ложится

На полосу нейтральных вех, -

Меж ангелом и чёртом чтобы проявиться.

Пушкин А. С.

Поэт.

Пока не требует поэта

К священной жертве Аполлон,

В заботах суетного света

Он малодушно погружен;

Молчит его святая лира;

Душа вкушает хладный сон,

И меж детей ничтожных мира,

Быть может, всех ничтожней он.

Но лишь божественный глагол

До слуха чуткого коснется,

Душа поэта встрепенется,

Как пробудившийся орёл.

Тоскует он в забавах мира,

Людской чуждается молвы,

К ногам народного кумира

Не клонит гордой головы;

Бежит он, дикий и суровый,

И звуков и смятенья полн,

На берега пустынных волн,

В широкошумные дубровы.

Бодний А. А.

Поэт.

Хотя не требует поэта

Дня актуальность изъявиться,

Его традиционно нота

Должна всегда острыться.

Для него такое состоянье

Должно Астреей стать.

Не пред Басилею преклоненье, -

Народного кумара - стать.

И Дика для него - как поводырь,

Не должен с Нею расставаться,

Чтоб псевдоправды бы псалтырь

Не дал с идеей распрощаться.

Кумир народный же даёт

Приоритетность дел бытийных,

Поэт тандемом с ним поймёт, -

Рацзёрна в местах каких глубинных.

А дальше сам поэт Пегаса

Сумеет оседлать талантом,

Дождалась чтоб Секуритата паса,

Тогда пойдёт гармония простором.

Пушкин А. С.

Поэт и толпа.

Поэт по лире вдохновенной
Рукой рассеянной бряцал.
Он пел - а хладный и надменный
Кругом народ непосвященный
Ему бессмысленно внимал.

И толковала чернь тупая:
"Зачем так звучно он поет?
Напрасно ухо поражая,
К какой он цели нас ведет?
О чем бренчит? чему нас учит?
Зачем сердца волнует, мучит,
Как своенравный чародей?
Как ветер, песнь его свободна,
Зато как ветер и бесплодна:
Какая польза нам от ней?"

Поэт: "Молчи, бессмысленный народ,
Поденщик, раб нужды, забот!
Несносен мне твой ропот дерзкий,
Ты червь земли, не сын небес;
Тебе бы пользы всё - на вес
Кумир ты ценишь Бельведерский.
Ты пользы, пользы в нем не зришь.
Но мрамор сей ведь Бог! так что же?
Печной горшок тебе дороже:
Ты пищу в нем себе варишь".

Чернь: "Нет, если ты небес избранник,
Свой дар, божественный посланник,
Во благо нам употребляй:
Сердца собратьев исправляй.
Мы малодушны, мы коварны,
Бесстыдны, злы, неблагодарны;
Мы сердцем хладные скопцы,
Клеветники, рабы, глупцы;
Гнездятся клубом в нас пороки:
Ты можешь, ближнего любя,
Давать нам смелые уроки,
А мы послушаем тебя"

Поэт: "Подите прочь - какое дело
Поэту мирному до вас!
В разврате каменейте смело,
Не оживит вас лиры глас!
Душе противны вы, как гробы.
Для вашей глупости и злобы
Имели вы до сей поры
Бичи, темницы, топоры;
Довольно с вас, рабов безумных!
Во градах ваших с улиц шумных
Сметают сор, - полезный труд! -
Но, позабыв свое служенье,
Алтарь и жертвоприношенье,
Жрецы ль у вас метлу берут?
Не для житейского волненья,
Не для корысти, не для битв,
Мы рождены для вдохновенья,
Для звуков сладких и молитв.

Бодний А. А.

Поэт и толпа.

Поэт старался лирой вдохновиться,

Чтоб черни передать бы свой заряд.

Ему не требовалось осведомиться -

Какую черни суть даёт причинный ряд.

Он знал, что чернь презрения достойна

За христопродажный свой менталитет,

За то, что самогрехолюбованием порочна,

И это наслажденье принимает как завет.

Спектральность наслажденья многолика,

Гадина чтоб гадину бы черьевую ела,

Прозвищем чтоб обезличить простого человека,

Чтоб под удар подставить - коварство сила.

Поэт знал и о том, что инсинуация -

Любимое есть средство черни очернить,

Но только в поле зрения - не властная позиция,

Пред нею чернь покорнейше молчит.

Он знал, что чернь прожить не может,

Не заложивши друга, товарища иль свата

Чиновнику, что власть над нею держит, -

Дороже кто матери родной иль брата.

Он знал и более черни жестокие проказы:

Неугодный умерщвляется ножа ударом в спину.

А если в горы чернь идёт, - даёт метаморфозы

Жизни - толкает нерезонного в расщелину.

И перед батюшкой и пред начальством

Чернь лжива, как иудово отродье,

И это не психопатическим идёт раздвойством,

Берёт здесь курс лишь первородье.

Дух Вечности вначале заложил

Две категории людские, где одних

К раболепию магнитило, на берегу как волочил

Инстинкт к воде бы рыбу, спирая дых.

Чернь бараньим стадом

Без пастуха не может обходиться.

Категорией второй Дух Вечности его прообразом

Берёт со власти, чтоб на неё молиться.

Могут возразить: а как же Зимнего дворца

Явился штурм? А чернь и медом не корми,

Когда объект есть мародёрство, - как венца

Вожделенность порочная среди хаоса и тьмы.

А то, что Ленина декреты старалась

Ревностно исполнить чернь, так это потому,

Что в Нём стать земного бога олицетворялась,

И чернь бараньевым инстинктом служила праведно ему.

Попутно митинговый инцидент возьмём

От сентября девяносто первого года,

Где на Красной площади днём с огнём

Пустотность не сыскать, - как полновесность невода.

Не тяга слепая черни к Свободе

Дала энтузиазм, а приказ начальства:

Всем быть на митинговом своде,

Иначе безработица сомкнёт строптивые пространства.

Вот почему спокон веков ведётся,

Что чернь лишь инструментом может быть

У Лидеров, где интеграл их подковёрности вплетётся

В ход видимости, что рубикон пробит.

У поэта чернь в той же инструментовке,

Но составляющая здесь духовная иная:

Прогресс на надежду гуманности есть в постановке

Поэта, и эта цель его - страстная.

Пушкин А. С.

* * *

О сколько нам открытий чудных
Готовят просвещенья дух
И опыт, сын ошибок трудных,
И гений, парадоксов друг,
И случай, бог изобретатель.

Бодний А. А.

* * *

О сколько нам прогресс открытий

Даёт в общественном и личностном развитии,

Вводя понятие психоза мировых стенаний,

Для личности где буферность - в экзистенциалистском

осознании.

И просвещенье изощряется в лакированье

Старозаветных догм багряных,

Чтоб властолюбью сделать обеленье

И избежать проклятий бы христовых.

И опыт исторический прогресс рекомендует,

Ассоциировать чтоб с опытом общественным,

Что результативность устремлений повышает,

Контролем ограничивая Лидера негласным.

И гений приобщён к прогрессу,

В неординарности вскрывая мирозданья суть,

Давая новое истолкованье стрессу,

Как тайны составляющей, антислучая что держит пут.

Но парадоксы есть такие, что гений

Их определить способен лишь чрез призму

Навуходоносорства, рычаг где приложений

Слов с делами явно не даёт запору клизму.

А как очистится желудком, когда Гарант

В ответ на санкции по фруктам Запад

Сегодня божится российский возвратить генно-чистый

экологоквант,

А завтра просит Египет, Турцию офруктовать,

была бы чтобы сверхуслада.

Как гению с ума здесь не сойти,

Когда навуходоносорство сильнее мудрости.

А чернь своей согбенностью на плацдарм даёт взойти

Навуходоносорско-олигархической лукавости.

Пушкин А. С.

Поэту.

Поэт! не дорожи любовию народной.
Восторженных похвал пройдет минутный шум;
Услышишь суд глупца и смех толпы холодной:
Но ты останься тверд, спокоен и угрюм.

Ты царь: живи один. Дорогою свободной
Иди, куда влечет тебя свободный ум,
Усовершенствуя плоды любимых дум,
Не требуя наград за подвиг благородный.

Они в самом тебе. Ты сам свой высший суд;
Всех строже оценить умеешь ты свой труд.
Ты им доволен ли, взыскательный художник?

Доволен? Так пускай толпа его бранит
И плюет на алтарь, где твой огонь горит,
И в детской резвости колеблет твой треножник.

Бодний А. А.

Поэту.

Поэт не дорожит христопродажною любовью,

Настрой от прометеевой идеи он несёт,

И чрез неё он отношений новью

Сознательную часть людей ведёт.

Глагол всегда, поэт, твой позднеспелый:

В текущем ты резона не найдёшь,

Твой злободневный труд опасный -

От наймитов олигархов ты горе пьёшь.

Ты далеко не царь, и даже в экзистенциализме

Твой выживающий протест не сдвигнет

Телепатически хаос в шакалистом капитализме,

И голос твой пустынно сгинет.

Везде шлагбаум христопродажья

На твой гуманистической дороге.

Единственный просвет - в будущности подорожанья

Твоих трудов сведётся в праведном итоге.

Не потому, что ангелы все там

А потому, что медиумических влияний уже нет

По земнобожным прежним всем постам,

И объективности тогда польётся свет.

Толочь не надо в ступе любимых дум,

А прежде механизм реализации их вздень -

Тогда и на волне демократической возможен бум,

Чтобы плоды ввести бы в судьбоносный день.

Не будь поэт предвзято безупречным

И помни: Страшный суд вердиктит всех.

Пусть будет эгоизм в гармонии лишь распростёртым,

Пространство покоряя судьбоносных вех.

Пушкин А. С.

Элегия.

Безумных лет угасшее веселье
Мне тяжело, как смутное похмелье.
Но, как вино - печаль минувших дней
В моей душе чем старе, тем сильней.
Мой путь уныл. Сулит мне труд и горе
Грядущего волнуемое море.

Но не хочу, о други, умирать;
Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать;
И ведаю, мне будут наслажденья
Меж горестей, забот и треволненья:
Порой опять гармонией упьюсь,
Над вымыслом слезами обольюсь,
И может быть - на мой закат печальный
Блеснет любовь улыбкою прощальной.

Бодний А. А.

Элегия.

Младых годов полуотёчность действий

Букет несла мне осложнённостей,

Хотя стремился упредить я ложных направлений

Ход, извлечь чтоб составляющую благоприятностей.

Нехватку опыта я интуицией старался восполнять,

Но буйство сил младых стремилось разорвать

Причинный ряд мне с результатом, внедрять

Тенденциозно чтобы виртуальность - сиюминутностью

бы почивать.

Но приурочивались праздники поры далёкой

К пошиву матерью моей с отходов мне одежды,

Или к родительской зарплате с покупкой снеди пряничной,

Или с госудешевленью розничных товаров, как знак надежды.

Теперь же каждое удорожанье жизни мне

Сбивает тонус устремлений до горечи тягучей.

И с путом навуходоносорства гарантного лежу на дне,

В пучине дикокапиталистической, остервенелово-гремучей.

Мне интуиция подсказывает безысходность:

Спартак здесь не поможет, - сам ставший

Жертвою христопродажья, и я возьму идейность

С душой без тела - дух спартако-возродивший.

Пушкин А. С.

Рифма.

Эхо, бессонная нимфа, скиталась по брегу Пенея.
Феб, увидев ее, страстию к ней воспылал.
Нимфа плод понесла восторгов влюбленного бога;
Меж говорливых наяд, мучась, она родила
Милую дочь. Ее приняла сама Мнемозина.
Резвая дева росла в хоре богинь-аонид,
Матери чуткой подобна, послушна памяти строгой,
Музам мила; на земле Рифмой зовется она.

Бодний А. А.

Рифма.

Поэту рифма даётся, как Диана,

Своею девственною неприступностью

Она - градация сурового меридиана,

Пиит где вяжет рифму с квинтэссенционностью.

Поэт художественность с смыслом выдвигает

На текстовой форпост, протест же рифмы

Усмиряет в нефеловых чертогах, где легковесность выбирает

Из резонансных облаков, чтоб обрести звучанье формы.

И вот последний делает рывок в строфе поэт -

Он с Геликона Филомелу извлекает,

И соловьиное в строку Она ему созвучье льёт, как менуэт.

И форму с содержаньем так поэт сливает.

И так в разрезе каждой он строки

Ваяет с Музой гармоничное созвучье.

И так для каждой строчки он создает ростки,

Чтоб целостное обрести неповторимое созданье.

Пушкин А. С.

* * *

Два чувства дивно близки нам,
В них обретает сердце пищу:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.

Животворящая святыня!
Земля была б без них мертва,
Как .......... пустыня
И как алтарь без божества.

Бодний А. А.

* * *

Парадоксальные близки два чувства нам,

Питающие совершенства и дух противоречья:

Ангелоподобие души по детства нашего местам,

По-детски гарантному навуходоносорству подражанья.

И оба чувства несут нам таинство истомы,

Первое - даёт призрачность генерации Свободы эстетической

С виртуальным переходом в Свободу социальной формы

Без революций, по воли мановению всесильной.

Второе - гамму чувств обогатить в онанистической

Свободе,

Точнее, сузить абрис самопринудительного рабства,

Как будто императива уничижающего нету вроде,

А есть алтарь, правленье, где - онанистического божества.

И мнится порою, что первое чувство - родоначальник

Второму является впрок; чрез дефицит опыта

Первое идеализирует извечность проблемы, как буревестник,

Второе - даёт извечности экзистенциальность роста.

Пушкин А. С.

Эхо.

Ревет ли зверь в лесу глухом,
Трубит ли рог, гремит ли гром,
Поет ли дева за холмом -
На всякий звук
Свой отклик в воздухе пустом
Родишь ты вдруг.

Ты внемлешь грохоту громов,
И гласу бури и валов,
И крику сельских пастухов -
И шлешь ответ;
Тебе ж нет отзыва. Таков
И ты, поэт!

Бодний А. А.

Эхо.

Асинхронное в лесу разноголосие зверей

Полифония или гомофония эха отмечает.

И голос человеческих страстей

В горах чрез эхо идентичность получает.

И девственность Природы отражает

Чрез эхо правдоподобья разных голосов,

Свой статус как бы подтверждает,

И звуки не берёт предвзято в оценочный засов.

Иной же колорит доверия у власти,

Он в двустандартности содержит эхо:

Для христопродажного поэта даёт все виды масти,

А оппозиции поэта в цензурное вбирает иго.

Но это без учёта резона будущности,

Где сменяется местами достоинства поэтов

Оппозиции и косноязычной охранительности,

И эхо пеленённое взнесётся до столпов.

Пушкин А. С.

Осень.

Октябрь уж наступил - уж роща отряхает
Последние листы с нагих своих ветвей;
Дохнул осенний хлад - дорога промерзает.
Журча еще бежит за мельницу ручей,
Но пруд уже застыл; сосед мой поспешает
В отъезжие поля с охотою своей,
И страждут озими от бешеной забавы,
И будит лай собак уснувшие дубравы.

___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___

Унылая пора! очей очарованье!

Приятна мне твоя прощальная краса -

Люблю я пышное природы увяданье,

В багрец и в золото одетые леса,

В их сенях ветра шум и свежее дыханье,

И мглой волнистою покрыты небеса,

И редкий солнца луч, и первые морозы,

И отдаленные седой зимы угрозы.

___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___

И забываю мир - и в сладкой тишине
Я сладко усыплён моим воображеньем,
И пробуждается поэзия во мне:
Душа стесняется лирическим волненьем,
Трепещет и звучит, и ищет, как во сне,
Излиться наконец свободным проявленьем -
И тут ко мне идёт незримый рой гостей,
Знакомцы давние, плоды мечты моей.

И мысли в голове волнуются в отваге,
И рифмы лёгкие навстречу им бегут,
И пальцы просятся к перу, перо к бумаге,
Минута - и стихи свободно потекут.
Так дремлет недвижим корабль в недвижной влаге,
Но чу - матросы вдруг кидаются, ползут
Вверх, вниз - и паруса надулись, ветра полны;
Громада двинулась и рассекает волны.

Бодний А. А

Осень.

К середине идёт сезон, отряхаясь от позолоты,

И оголённость ветвей перспективу нищает

Для мятущихся душ, ищущих Истины соты,

Как бальзам, что хладность Вселенной сужает.

И отражающие эту хладность ледяные зеркала

На лике твердыни земной усугубляют

Дискомфорт Природы и души, видимо, чтоб была

Синхронность между ними - так трудности преодолевают.

И здесь Природа преуспевает в забавах для людей:

Пора охоты наступает и от бесцелья отвлекает

Захребетные натуры, но лишь поэт осенних дней

Да труженики нив уходят в труд, что озаряет.

Блаженная тоскливость осеннего сезона,

Как переход от кризиса отживших побуждений

До возрожденья новых весеннего поддона,

И это ожиданье - как смена опоры точек для субстанций.

Природы антидейство - умерщвленье,

Когда краса былая роняет всё убранство,

Инстинктом сохраненья людей ведёт в стреножье,

Чтоб переход прошёл, минуя бы раздвойство.

Инстинктом зарождается не вечность увяданья,

А лишь подвержен этому дизайн видовой.

И надо превратить лишь в фактор ожиданья

Настрой души по дороге к обновленью снеговой.

Спешит на помощь поэтическое вдохновенье,

Перевести чтоб серость в вертификационный маскарад,

Которому известны хода биоцикловые в обновленье,

Утраченное где опять на новационности пойдёт парад.

И рифмование мыслей пошло в сезоне оголённом,

Подстёгивая как бы мать-Природу к красоте,

Что скрытно Ею в генной спячке, чтоб в обновлённом

Наступленье дойти бы к факторной мечте.

Но странное в вертификации идёт явленье:

Берётся в абрис не прошедшая изъявленность красы,

А ищется, с протестностью чтоб шло в созвучье,

Уравновешенность, парадоксальные что выдают весы.

И здесь в протуберанце как бы видится Движенье,

Контрастность где снимает серость ожиданья.

И зимний ритм идёт с рифмовкой в перевоплощенье,

Рождая теплоту Вселенной по интегралу повышенья

Пушкин А. С.

* * *

Пора, мой друг, пора! покоя сердце просит -
Летят за днями дни, и каждый час уносит
Частичку бытия, а мы с тобой вдвоем
Предполагаем жить. И глядь - как раз - умрем.
На свете счастья нет, но есть покой и воля.
Давно завидная мечтается мне доля -
Давно, усталый раб, замыслил я побег
В обитель дальную трудов и чистых нег.

Бодний А. А

* * *

Ход времени неумолимо равномерный,

Хотя ритм жизни его меняет виртуально,

Как бы воле человека подчиняет извечный

Вселенский поток, где всё объективно.

Но чувствуя субъективно свою апробацию времени,

Подвластный и гений по-разному видят исход:

Первый - с годами утяжеляет ношение бремени,

Гипертрофируя бренность как вечности ход.

Второй - постоянно смерти ощущает дамоклов меч,

И спешит окрылённо оставить весомый свой след,

И в этом подстёгивает его Антитела Пыла мочь,

Чтоб изъявились бы чрез рацзерно всходы будущих лет.

Пушкин А. С.

Художнику.

Грустен и весел вхожу, ваятель, в твою мастерскую:
Гипсу ты мысли даешь, мрамор послушен тебе:
Сколько богов, и богинь, и героев! Вот Зевс громовержец,
Вот исподлобья глядит, дуя в цевницу, сатир
Здесь зачинатель Барклай, а здесь совершитель Кутузов

Тут Аполлон - идеал, там Ниобея - печаль.
Весело мне. Но меж тем в толпе молчаливых кумиров -
Грустен гуляю: со мной доброго Дельвига нет;
В темной могиле почил художников друг и советник.
Как бы он обнял тебя! Как бы гордился тобой!

Бодний А. А

Художнику.

Грустно жизни финал завершился

Художника, что детской памятью

В былую мою экзистенцию влился,

Как образец с сокрытой идеальностью.

Нет, он громовержца-Зевса не лепил,

На полотно Его гордыню олимпийскую

Не перенёс, и Аполлона идеал не выводил, -

Он брал лишь композицию адсорбционную.

Адсорбцией хотел он отделить на полотне

Дерезонансные узлы сей жизни грешной,

Как будто интроекцией в реальном сне

Желал он, чтоб шквальность лжи заменить бы Истиной.

Но, видимо, не смог он преуспеть в новации -

Теодицея одолела субстанциальность ангела,

А жить с таким настроем не мог он в экзистенции.

И смертный срок вошёл в стратегию пробела.

Он от меня кварталом выше жил

По улице - Парижская коммуна,

И томной неприкрытой грустью был

Изваянием, как неземного антитрона.

По образу мировоззренья он представлял

Двууровневое сенсуалистическое сознанье,

Где экзистенции прожект вбирал

Протест и одновремённо примиренье.

Первый уровень отторгал насилье,

Придерживаясь нейтралитета эмотивизма,

Но как антифункционализма проявленье,

Что дало натуре внедренье экстериоризацизма.

Второй уровень - уйти в имманентность

По собственной модели самоэкзистенциализма,

Где от зла людей иметь б иммунитетность.

Но не натура, а психопатия вводила дозу псевдоквиетизма.

И не достигнув средний лет от роду,

Он начал перед тризной запираться от людей,

Боясь их как исчадье, как сатанинскую породу.

И это походило на гипертрофию прометеевых идей.

И вот мне, мальчику одиннадцати, видно, лет,

Сказал отец мой: "Скончался наш художник

В закрытом доме с истощенья, рассеянный объемля свет

Чрез ставни, теперь он Млечного Пути есть странник". -

Но странником не в одиночестве он будет -

Там с Гоголем тандем составит он идейный.

Союз сей не библейского, а личностного мне Христа сваяет,

Как путеводную звезду - мой дух пойдёт за ней протестный.

Пушкин А. С.

Мирская власть.

Когда великое свершалось торжество
И в муках на кресте кончалось божество,
Тогда по сторонам животворяща древа
Мария-грешница и Пресвятая Дева
Стояли, бледные, две слабые жены,
В неизмеримую печаль погружены.
Но у подножия теперь креста честного,
Как будто у крыльца правителя градского,
Мы зрим поставленных на место жен святых
В ружье и кивере двух грозных часовых.
К чему, скажите мне, хранительная стража?
Или распятие казенная поклажа,
И вы боитеся воров или мышей?
Иль мните важности придать царю царей?
Иль покровительством спасаете могучим
Владыку, тернием венчанного колючим,
Христа, предавшего послушно плоть свою
Бичам мучителей, гвоздям и копию?
Иль опасаетесь, чтоб чернь не оскорбила
Того, чья казнь весь род Адамов искупила,
И, чтоб не потеснить гуляющих господ,
Пускать не велено сюда простой народ?

Бодний А. А

Мирская власть.

Когда пасхальное свершалось торжество -

Протест открытый за Свободу своего народа,

Пусть даже завершивший Христово естество, -

То этатизм под сенью оказался мирового свода.

Хотя меж этим священнодейством

И протестом стало эхо "Гемары" дерезонансной:

- Варраву! Варраву! Христа не надо, чтоб с чёртом

Отметить праздник, - кричал народ с душой христопродажной.

Но дело приняло чрез триста лет иной,

Диаметрального смещенья поворот -

Мария-грешница в ранге значится почти святой,

А Пресвятая Дева первой женщиной вошла в православья

свод.

Мирская власть сканонизировала так Христа

Чрез предвзятость содержания Писания Святого,

Что статус исторический Его затмила сень креста,

И всё земное перешло в астральный образ неземного.

И два тысячелетия уже не может

Православный воспринять в формате полноценном

Ни историческую стать Христа, где преобладает

Земная поступь, ни в виденье астральном.

И это, видно, потому, что исторический формат

Затребует детализацию земных Христа деяний.

А где весомость взять, дал когда эпизод мат

Эфемерный Римской империи - и в этом круг геройский.

Пушкин А. С.

* * *

Не дорого ценю я громкие права,
От коих не одна кружится голова.
Я не ропщу о том, что отказали боги
Мне в сладкой участи оспоривать налоги
Или мешать царям друг с другом воевать;
И мало горя мне, свободно ли печать
Морочит олухов, иль чуткая цензура
В журнальных замыслах стесняет балагура.
Все это, видите ль, слова, слова, слова.
Иные, лучшие, мне дороги права;
Иная, лучшая, потребна мне свобода:
Зависеть от царя, зависеть от народа -
Не всё ли нам равно? Бог с ними.
Никому отчета не давать, себе лишь самому
Служить и угождать; для власти, для ливреи
Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи;
По прихоти своей скитаться здесь и там,
Дивясь божественным природы красотам,
И пред созданиями искусств и вдохновенья
Трепеща радостно в восторгах умиленья.
- Вот счастье! вот права.

Бодний А. А

* * *

Я обесцениваю декларированность прав,

Которые безжизненны отсутствием самого механизма

Реализации статей закона - как сплав

Слова с делом, гарантия как гармоничности этатизма.

Возможно это лишь тогда, когда Гарант

Отчёт будет держать за год по госбюджету,

Верховный как экономики российской Интердант,

Вобравший интересы государства и народа по клятве и завету.

Тогда сольются составляющие этатизма и Свободы,

Поблекнет грань идейная между поэтом оппозиции

И поэтом охранительного дела, так как под своды

Истины войдут от обоих резонные тенденции.

У первых - тенденция к доверию соотношения

Меж отчетностью гарантной и уровнем жизни людей.

У вторых - тенденция к вовлечению чрез убеждения

Оппозиции в конструктивность госвластей.

Но это не значит, что размыты позиции

С обеих сторон, - сохраняется дозировочность доверительности

С оглядкой первых - на народные прострации,

С оглядкою вторых - на запас гарантной вразумлённости.

Свобода же, когда "зависеть от царя, зависеть от народа" -

На диктатуру пролетариата схожа, где составляющие

Обе увлечены иль изысканьем компромиссного лишь брода,

Иль нейтрализацией, где очаги свободомыслящие.

Пушкин А. С.

Истина.

Издавна мудрые искали
Забытых истины следов
И долго, долго толковали
Давнишни толки стариков.
Твердили: "Истина святая
В колодезь убралась тайком" -
И, дружно воду выпивая,
Кричали: "Здесь ее найдем!"

Но кто-то, смертных благодетель,
И чуть ли не старик Силен,
Их важной глупости свидетель,
Водой и криком утомлен,
Оставил невидимку нашу,
Подумал первый о вине
И, осушив до капли чашу,
Увидел истину на дне.

Бодний А. А

Истина.

Издревле истину искали мудрецы,

Вперяя взор свой в слаженность Вселенной.

И в стройности механики небесной, где венцы -

Созвездья вековечные - след истины узрели недоступной.

Через гармонию там истина лучилась

И неопровержимость несла через тысячелетья.

Незыблемость такая в мудрецов встроилась -

И начался анализ бытийного мироустроенья.

В законах физики, механики земной

Особый интерес закономерности не вызывали,

Так как копировали их из сути внеземной,

И осложнённости их на Земле до ныне не сопровождали.

Фокусировка проблематики на бытие пошла.

Вот здесь и вывелась неколебимость закономерности,

Как истины земной: бардачность мира шла

С изначалья самого, и это - истина - оплот неколебимости.

Пушкин А. С.

В альбом.

Пройдет любовь, умрут желанья;

Разлучит нас холодный свет;

Кто вспомнит тайные свиданья,

Мечты, восторги прежних лет?

Позволь в листах воспоминанья

Оставить им свой легкий след.

Бодний А. А

В альбом.

Пройдёт поток весь вожделённый жизни,

Пройдут все треволнения души и устремленья

И встанет вдруг сакраментальности вопрос у тризны:

А где хранилище всех технологий будет чувствованья?

По-разному кладезей идёт формированье человеком.

Один - потомству морфологический рисунок их передаёт,

Надеясь, эстафета что пойдёт вешним как потоком,

Не желая верить, что в затуханье это перейдёт.

Второй - психопатически настроен на сохраненье

Субстанциальной памяти чрез память ритуальную.

И в мрамор бездыханный, в живое как дыханье,

Стремится интерьер свой передать, - в нишу как бессмертную.

Но это слепое самовнушенье не псевдо-, даже,

А антибессмертья, так как регламент закона

Чрез пятьдесят лет после закрытия кладбища, - на страже

Кто стоит его, - имеют право снести, как псевдоканона.

Третий - в альбом летописности времени вносит

Скрижально субстанцию с сокровеньем своим.

А четвёртый - по силе ума хоть слабее, но тоже доносит

До будущности в ракурсе этом новации дым.

Пушкин А. С.

Деревня.

___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___

Я здесь, от суетных оков освобожденный,
Учуся в Истине блаженство находить,
Свободною душой Закон боготворить,
Роптанью не внимать толпы непросвещенной,

Участьем отвечать застенчивой Мольбе
И не завидовать судьбе
Злодея иль глупца - в величии неправом.

Оракулы веков, здесь вопрошаю вас!

___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___

Но мысль ужасная здесь душу омращает:
Среди цветущих нив и гор
Друг человечества печально замечает
Везде Невежества убийственный Позор.
Не видя слез, не внемля стона,
На пагубу людей избранное Судьбой,
Здесь Барство дикое, без чувства, без Закона,
Присвоило себе насильственной лозой
И труд, и собственность, и время земледельца.
Склонясь на чуждый плуг, покорствуя бичам,
Здесь Рабство тощее влачится по браздам
Неумолимого Владельца.
Здесь тягостный ярем до гроба все влекут,
Надежд и склонностей в душе питать не смея,
Здесь девы юные цветут
Для прихоти бесчувственной злодея.
Опора милая стареющих отцов,
Младые сыновья, товарищи трудов,
Из хижины родной идут собой умножить
Дворовые толпы измученных рабов.
О, если б голос мой умел сердца тревожить!
Почто в груди моей горит бесплодный жар
И не дан мне судьбой Витийства грозный дар?
Увижу ль, о друзья! народ неугнетенный
И Рабство, падшее по манию царя,
И над отечеством Свободы просвещенной
Взойдет ли наконец прекрасная Заря?

Бодний А. А.

Деревня.

За трагедийный весь период человечества

Деревня не снимала контрастный свой наряд:

Согбенность шла и от трудов излишества

И от душевной смуты в причинный ряд.

И ряд давал истолкованье Истины, когда закон

Не по велению Творца - из недр выходил он самовластья,

Разбалансируя полярность, челядь где и трон,

Давая первым рабство, вторым - безмерность властью упоенья.

Спартак попытку предпринял разрушить

Причинный ряд, Закон который зарождал,

И равноправие каноном в Нём возвысить,

Но намерение Освободителя христопродажный ход

прервал.

Тогда и Истину усвоили поработители,

Что сила вся Закона - в христопродажье,

И множиться должны его производители,

Во веки бы веков Закон чтоб нёс предвзятье.

Теперь лишь ждать народу второго Спартака,

Причинный ряд чтоб вывести иной,

Иначе будет игра глобальная поставлена на простака,

Меченая чтоб колода вводилась вечно в строй.

А если демократический избрать здесь путь,

Но под эгидою правителей, царей,

То дело праведное примет иную суть -

Христопродажье ложью введёт Закон контидей.

Здесь Истина двуполярную расстановку

Сделать может - по велению души одних,

Извечно социальную жаждущих перековку,

И по властолюбивой страстности других.

Когда приоритеты обоих полюсов даны,

Тогда Закон задействоваться должен западный:

Порабощённые обязаны, а не правами лишь награждены,

Сплотиться в Профсоюзы, а не в союз партийный!

И это станет преддверием "Зари прекрасной",

Но при условии одном оно спленэрится:

Если не вклинится навуходоносорство волею гарантной,

Когда каждое императивное слово лживится.

Пушкин А. С.

Разговор книгопродавца с поэтом.

___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___

Книгопродавец: "Итак, любовью утомленный,
Наскуча лепетом молвы,
Заране отказались вы
От вашей лиры вдохновенной.
Теперь, оставя шумный свет,
И муз, и ветреную моду,
Что ж изберете вы"?

Поэт: "Свободу".

Книгопродавец: "Прекрасно. Вот же вам совет.
Внемлите истине полезной:
Наш век - торгаш; в сей век железный
Без денег и свободы нет.
Что слава?- Яркая заплата
На ветхом рубище певца.
Нам нужно злата, злата, злата:
Копите злато до конца!
Предвижу ваше возраженье;
Но вас я знаю, господа:
Вам ваше дорого творенье,
Пока на пламени труда
Кипит, бурлит воображенье;
Оно застынет, и тогда
Постыло вам и сочиненье.
Позвольте просто вам сказать:
Не продается вдохновенье,
Но можно рукопись продать.
Что ж медлить? уж ко мне заходят
Нетерпеливые чтецы;
Вкруг лавки журналисты бродят,
За ними тощие певцы:
Кто просит пищи для сатиры,
Кто для души, кто для пера;
И признаюсь - от вашей лиры
Предвижу много я добра".

Поэт: "Вы совершенно правы. Вот вам моя рукопись".

Бодний А. А.

Разговор книгопродавца с поэтом.

Книгопродавец: "Вы бились рыбою об лёд

В потере ваших жизненных приоритетов,

И вы вошли в самовнушённый бред

Переиначить жизнь, дабы лишить её авторитетов.

На что вы ставите? Мне непонятно.

С времён Гомера, не говоря уже о пушкинской эпохе,

Вбирал любой Закон суть отрицания подтекстно,

Коррупцию отражая в каждой эволюционной вехе".

Поэт: "Ставлю на Свободу, но не демократическую,

Которая по сути переходит в свою диаметральность

От навуходоносорства гарантного, - а на социальную,

Которая, превентивя классовость, даёт надёжность.

В Ней чётко видно: кто враг, кто друг.

Проблема в том, чтобы идейно Профсоюзы

Были сплочёнными, внушая членам, что круг

Порочный могут разорвать протестные лишь позы.

Так как богатство обретается не праведным путём,

А ложью и насилием, то даже протестными позами

Могут почувствовать поработители анусный лом

И принять условия с конструктивными компромиссами.

История случаев не помнит судьбоносных,

Когда поработители вернули сами бы награбленное.

Но крайним мерам - баррикадам, есть предварённых

Вариант решений - общепринятое изъявленье митинговое.

Поэт и должен воодушевлять народ

На подвиг праведный с учётом опыта истории,

Идейность прометееву внедряя и в дух и в плоть

И требования доводя до вразумительной концепции".

Книгопродавец: "Но в мире нету непорочных,

Чтоб не желали б "злата, злата, злата,

И средь богатых и среди, тем более, порабощённых,

А посему совет даю за доверительность, как плата:

Глаголом призовите Профсоюзы, чтоб требовали

Уровень гарантированной жизни для народа,

А иначе Дух Вечности Октябрь повторит, где не поняли,

Что скотами не рождаются, а становятся рабами

из-за злата".

Пушкин А. С.

Вольность.

Беги, сокройся от очей,
Цитеры слабая царица!
Где ты, где ты, гроза царей,
Свободы гордая певица?
Приди, сорви с меня венок,
Разбей изнеженную лиру.
Хочу воспеть Свободу миру,
На тронах поразить порок.

Открой мне благородный след
Того возвышенного Галла,
Кому сама средь славных бед
Ты гимны смелые внушала.
Питомцы ветреной Судьбы,
Тираны мира! трепещите!
А вы, мужайтесь и внемлите,
Восстаньте, падшие рабы!

Увы! куда ни брошу взор -
Везде бичи, везде железы,
Законов гибельный позор,
Неволи немощные слезы;
Везде неправедная Власть
В сгущенной мгле предрассуждений
Воссела - Рабства грозный Гений
И Славы роковая страсть.

Лишь там над царскою главой
Народов не легло страданье,
Где крепко с Вольностью святой
Законов мощных сочетанье;
Где всем простерт их твердый щит,
Где сжатый верными руками
Граждан над равными главами
Их меч без выбора скользит

И преступленье свысока
Сражает праведным размахом;
Где не подкупна их рука
Ни алчной скупостью, ни страхом.
Владыки! вам венец и трон
Дает Закон - а не природа;
Стоите выше вы народа,
Но вечный выше вас Закон.

___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___

И днесь учитесь, о цари:
Ни наказанья, ни награды,
Ни кров темниц, ни алтари
Не верные для вас ограды.
Склонитесь первые главой
Под сень надежную Закона,
И станут вечной стражей трона
Народов вольность и покой.

Бодний А. А.

Вольность.

Бегите слабости души -

Я Дике нишу отдаю,

Вольность от рабства вышла с глуши,

Я вирши Ей передаю.

Повсюду - непролазность для Правды,

Такую язву трон даёт.

Лишь только вспоможеньем Аты

Венец Борца огонь зажжёт.

А вы, певцы псевдосвободы,

Под сенью трона вглубь вошли,

Когда протестной силы воды

Все меты сразу перешли.

И я один, как в поле воин,

Истории векторю ход.

Теперь забвения достоин -

И Басилея дарит сход.

Но я ту грань не перешёл,

Когда телесно правит Карна;

Но Пушкин патетически вошёл -

И мы свершаем парно.

И Пушкин дарит виртуально

Мне архимедовый рычаг, -

Рабы, что павшие, свободно

Свой ощутили бы очаг.

Теперь с подмогою доступно

Армаду Аримана победить.

Тираны! трепещите вы шакально,

Вас - Страшному суду казнить!

А мы лишь с Пушкиным - прелюдия,

Чтоб остроту явленья показать,

Нагроможденье воли беззакония

На бумеранг чтоб нанизать.

Во лжи и зле противобоги Аримана

Сверстали нам земной Закон.

Христопродажными штыками рана

Нанесена извечно нам, как жизни кон.

Лишь там, где правил Петр с Февронией

Закон земной с Творца Законом слился.

Истины прообраз с прометеевой идеей

Там праведных на царство засветился.

С кончины праведных правителей

Активизировалась вновь Эрида.

И Ариман опять поработителей

На трон ведёт - и плачет Эгестата.

Тиранам если Эгестату не поднять, -

Армагеддон их Октябрём растлеет.

А мало - Одного, то будет повторять -

Урок истории Творца облаголелеет.

Пушкин А. С.

* * *

Погасло дневное светило;
На море синее вечерний пал туман.
Шуми, шуми, послушное ветрило,
Волнуйся подо мной, угрюмый океан.
Я вижу берег отдаленный,
Земли полуденной волшебные края;
С волненьем и тоской туда стремлюся я,
Воспоминаньем упоенный.
И чувствую: в очах родились слезы вновь;
Душа кипит и замирает;
Мечта знакомая вокруг меня летает;
Я вспомнил прежних лет безумную любовь,
И все, чем я страдал, и все, что сердцу мило,
Желаний и надежд томительный обман.
Шуми, шуми, послушное ветрило,
Волнуйся подо мной, угрюмый океан.
Лети, корабль, неси меня к пределам дальным
По грозной прихоти обманчивых морей,
Но только не к брегам печальным
Туманной родины моей,
Страны, где пламенем страстей
Впервые чувства разгорались,
Где музы нежные мне тайно улыбались,
Где рано в бурях отцвела
Моя потерянная младость,

Где легкокрылая мне изменила радость
И сердце хладное страданью предала.
Искатель новых впечатлений,
Я вас бежал, отечески края;
Я вас бежал, питомцы наслаждений,
Минутной младости минутные друзья.

Бодний А. А.

* * *

Погасло дневное светило

На небе и в жизни активной моей.

И сумеречье Азовское море накрыло,

Дыханье Эола - всех прожитых дней.

Чрез пелену невозвратного времени

Вижу прошедшие судьбы людей.

Не состраданье даёт ощущение бремени,

А сверенность поступки с ходом идей.

Не уничижением совести веду корректуру

Я станов, этапов, что смерила жизнь,

А что самосознаньем вобрал я в натуру,

Чтоб с Бытием унисонить, как песнь.

В пору былую это почти невозможно.

Пульс ежедневный в текучке гасился.

И только лишь в окнах свободных возможно,

Обобщённости чтобы синтез лился.

Теперь же море житейское ассоциирую

Я с морем палеонтологическим.

Окрылённостью вдруг оперирую:

Каждый поступок был почти правомерным.

Излишество я иногда проявлял,

Когда расчёт велся мною со злом.

Но первым вызов я никогда не брал

И аналитическим центром ездил верхом.

И достоинства моего умаленье

Несправедливо обидой глотал.

И сотоварищей - на одно лицо изваянье -

Как будто Мом один питал.

А потому житейское былое море

Мне обезличилось с природным морем,

Закономерность Бытия я вывел в лире.

Теперь былое стало изысканья полем.

Пушкин А. С.

* * *

Краев чужих неопытный любитель

И своего всегдашний обвинитель,

Я говорил: в отечестве моем

Где верный ум, где гений мы найдем?

Где гражданин с душою благородной,

Возвышенной и пламенно свободной?

Где женщина - не с хладной красотой,

Но с пламенной, пленительной, живой?

Где разговор найду непринужденный,

Блистательный, веселый, просвещенный?

С кем можно быть не хладным, не пустым?

Отечество почти я ненавидел -

Но я вчера Голицыну увидел

И примирен с отечеством моим.

Бодний А. А.

* * *

Я оппозицию глобально провожу:

И для чужих брегов и для земли родной.

Больным вопросом душу обвожу

О парадоксальности правозащитной мировой.

И объективный инцидент представился:

Война безумная на юго-восточной Украине.

И резонанс правозащитников сравнился

С пустынным гласом, доступным Тациты тине.

Ой-её-её-её! Сколько в мире статусов

Правозащитных - гораздо больше, чем червей

В жару есть в туалете! А в ООНе сколько штатов

Их числится - не сосчитать до страшносудных дней.

Уже одни напалмы с фосфорной начинкой,

Уже одни стратегии ракеты против мирных жителей

Должны идти набатной строкой правозащитной,

А на поверку - штиль на море правозащитных въедливостей.

Зато усердно каждый правозащитник забугровый

Дяде Сэму смотрит в рот, унисон дабы поймать,

Чтоб оправдать на жизнь даримый куш финансовый, -

Вместо того, чтоб состраданьем мир вздымать.

Неистребима перестройка в правозащитном деле:

Сменить весь штат бы надо мировой,

Чтоб каждый чувствовал в душе и в теле,

Что "человек есть ложь" - для духа отрицанья повод

есть страстной.

Пушкин А. С.

Ты и я.

Ты богат, я очень беден;

Ты прозаик, я поэт;

Ты румян как маков цвет,

Я, как смерть, и тощ и бледен.

Не имея ввек забот,

Ты живешь в огромном доме;

Я ж средь горя и хлопот

Провожу дни на соломе.

Ешь ты сладко всякий день,

Тянешь вины на свободе,

И тебе нередко лень

Нужный долг отдать природе;

Я же с черствого куска,

От воды сырой и пресной,

Сажен за сто с чердака

За нуждой бегу известной.

Окружен рабов толпой,

С грозным деспотизма взором,

Афедрон ты жирный свой

Подтираешь коленкором;

Я же грешную дыру

Не балую детской модой

И Хвостова жесткой одой,

Хоть и морщуся, да тру.

Бодний А. А.

Ты и я.

Охранительный ты сателлит,

Я бедный оппозиции поэт.

Твой лик лоснящийся, как кит,

За Басилею здравит свет.

Я жалкое влачу существованье

На радость навуходоносорства России.

Летописит мне Кассандра безысходье.

Ты же антропофагишь все миссии.

Я тень лишь бледную бросаю

На встречные апартаменты.

Ты христопродажную всю стаю

С апартаментов вводишь в аргументы.

Тебя встречают в навуходоносорских местах,

Помпезную как сволочь, где ворон ворону

Не выключает не только глаз, - в страстях

Идейных солидарствуют, керов беря сторону.

Но придёт Страшный суд на ублюдков,

Как ты, заговняет тебя эволюция.

Просветят свору всю церберов

С тобой: где ложь, а где Истины ваяния.

И если тебе автомат вытирает анус,

То я ради прихода Страшного суда

Свою геморройную дырку, как опус,

Твоей писаниной сонмлю - судьбоносности это страда.

Пушкин А. С.

* * *

Кто, волны, вас остановил,

Кто оковал ваш бег могучий,

Кто в пруд безмолвный и дремучий

Поток мятежный обратил?

Чей жезл волшебный поразил

Во мне надежду, скорбь и радость

И душу бурную и младость

Дремотой лени усыпил?

Взыграйте, ветры, взройте воды,

Разрушьте гибельный оплот!

Где ты, гроза - символ свободы?

Промчись поверх невольных вод!

Бодний А. А.

* * *

Кто, волны, вас остановил,

Когда прорабский путч прошёл,

Или ярмо быть может послабил

Парами алкогольными, в цари кто шёл?

Неужто среди сосен трёх

Вы разобраться не смогли:

От челяди где прячут стог,

А где лишь буриданство развели?

В интеллигентную прослойку дело упирается,

В градиентах стоящую меж олимпийским

и плебейским,

Там которая сознательно межуется,

Псевдоистину передавая от Олимпа к низшим.

Любое возмущение к зыбленью волн

Прослойка навуходоносорски срезает,

И дух её христопродажьем извечно полн,

И этим внутренне она сверкает.

А чтоб гроза могла свершиться,

Два обстоятельства присутствовать должны:

Второй Спартак обязан проявиться,

И тяготы плебеев сверхвозможностей важны.

Часть вторая.

Хлебников В. В.

* * *

Годы, люди и народы

Убегают навсегда,

Как текучая вода.

В гибком зеркале природы

Звезды - невод, рыбы - мы,

Боги - призраки у тьмы.

Бодний А. А.

* * *

Годы на месте стоят,

Люди и народы меняют

Декорацию сути, чтоб подражать

Движению Вечности - сущему вменять.

А ослушников не бывает здесь.

Годы не движны к Потоку

Вечного Времени, и Пыл весь

Аккомпанирует подсознательно антиРоку.

Ход времени, что на Земле зовётся,

Есть силы тяготенья результат,

Старения эффектом она льётся,

И биологии оно как брат.

И звёзды и мы в Вселенной

Стареем асинхронно

В Потоке Жизни вечной,

Меняя формы, сути постоянно.

И Бог один у нас -

Дух Вечности, давая разный

Каждому для жизни класс,

Антителом Пыла разносимый.

Хлебников В. В.

* * *

Русь, ты вся поцелуй на морозе!
Синеют ночные дорози.
Синею молнией слиты уста,
Синеют вместе тот и та.
Ночами молния взлетает
Порой из ласки пары уст.
И шубы вдруг проворно
Обегает, синея, молния без чувств.
А ночь блестит умно и чёрно.

Бодний А. А.

* * *

Русь, ты вся в гипотетическом влеченье

Поцелуя детей своих беспутных.

А взаимность только сретенье

С Тобою минут аффектных.

А если уж любовь венчает,

То Ты из тлена вечность ткёшь.

Не биология конкретность разбивает -

Антитела Пыла решают сути брешь.

Ту стадию, что Ты даёшь,

Воспринимают люди как сохранность.

И Ты как будто не влечёшь

Монады их в вечностную данность.

И здесь двоякое томится ощущенье:

Как будто бренность - непреложность,

Стенание сути - как оголенье,

Онанистической Свободы проявлённость.

Второе - чрез веру или чрез философичность

Даёт тенденцию к соприкасанью

С Вечностью, пускай - перерождённость,

Но есть надежда воскрешенью.

Хлебников В. В.

* * *

Приятно видеть

Маленькую пыхтящую русалку,

Приползшую из леса,

Прилежно стирающей

Тестом белого хлеба

Закон всемирного тяготения!

Бодний А. А.

* * *

Надрывно видеть мечтателю

Псевдоусердия передвигающейся

По суше русалки - знаменателю

Закона тяготения нет сопрягающейся.

А может и была она при сотворенье

Мира, русалка помнит это, видно -

Закон как антитяготенье.

Для философа это бесследно.

Но он хочет закон тот вернуть,

Чтобы звёзды совлечь бы в земное.

Только Солнце проблемно может сверкнуть -

И ему и русалке тяготенье двойное.

Хлебников В. В.

* * *

Когда над полем зеленеет

Стеклянный вечер, след зари,

И небо, бледное вдали,

Вблизи задумчиво синеет,

Когда широкая зола

Угасшего кострища

Над входом в звездное кладбище

Огня ворота возвела, -

Тогда на белую свечу,

Мчась по текучему лучу,

Летит без воли мотылек.

Он грудью пламени коснется,

В волне огнистой окунется,

Гляди, гляди, и мертвый лег.

Бодний А. А.

* * *

Когда над полем траура спектр,

Подпёртый снизу вечерней дымкой,

В пространство вводит антивектор,

То небо озабочено расплывчатой тропинкой.

Но брезжит из-под горизонта Солнце

Слоистость бликов огневых,

Чтоб ранней бы звезды не видел донце,

Кто мерит размер идей страстных.

И первый кандидат нашёлся -

Строптивый мотылёк зари вечерней.

Он с волею экстримною сошёлся

И посчитал - заря за смерть приемлемей.

Вклинившийся в поток воздушный,

Пошёл вослед светилу он.

Но понял он на подступе, где воздух душный,

Интерполяции забыл он тон.

Так часто человек в прострацию впадает,

Когда сознанье субъективную проекцию,

Голографичности лишённой, выдаёт.

И исторический он опыт превращает в фикцию.

Хлебников В. В.

* * *

И я свирел в свою свирель,

И мир хотел в свою хотель.

Мне послушные свивались звезды в плавный кружеток.

Я свирел в свою свирель, выполняя мира рок.

Бодний А. А.

* * *

Сцентрировать я хотел мир

С синхронностью мутненья Бытия,

И чтоб проблема вселенских дыр

Энергоёмила моё второе "Я",

Чтоб звёзды стали бы марионетками

В причинном ряде бытийных дел,

И жизнь мою хронологическими строчками

От света импульсов кодировали б за предел.

Но за пределом был бы Разум мой,

И вторым "Я" искал бы диссонансы,

Чтоб можно было бы звездой

Сигнализировать мне мировые трансы.

А так как рока мира нет в Вселенной, -

Она - продукт Эксперимента Духа Вечности, -

То я ловлю Движенье по хвостистости кометовой,

Как знаковость есть степени надежности.

Хлебников В. В.

О свободе.

Вихрем разумным, вихрем единым

Все за богиней - туда!

Люди крылом лебединым

Знамя проносят труда.

Жгучи свободы глаза,

Пламя в сравнении - холод!

Пусть на земле образа!

Новых построит их голод.

Двинемся, дружные, к песням!

Все за свободой - вперед!

Станем землею - воскреснем,

Каждый потом оживет!

Двинемся в путь очарованный,

Гулким внимая шагам.

Если же боги закованы,

Волю дадим и богам!

Бодний А. А.

О свободе.

Вихрем пустозвония поэт завихряется,

И этим не может суть уловить:

Свобода - не богиня, - цепь - распадается

Когда на рабах - станет громить.

Она - не жгучесть горящих глаз,

Она - глубокая истома по сохранению

Разрыва раболепья, на соединение пас

Чтобы не дал другой класс, перейдя ностальгию.

Свобода - это динамика предтечи нетерпения,

Когда осознан судьбоносности вопрос,

Что выше возвышается стенания,

И с былыми мертворождёнными апробациями - врозь.

Свободу не ищут впереди, Она остаётся

Сзади с цепным металлоломом.

А впереди рубиконова фиксация лишь вьётся,

Как знамя боевое, субстанции пространством.

И в это переломное истории движение

Богам предписано в оковах быть,

Чтоб меланхолия чрез умиротворение

Не сковала пролетарскую бы прыть.

Хлебников В. В.

Жизнь.

Росу вишневую меча

Ты сушишь волосом волнистым.

А здесь из смеха палача

Приходит тот, чей смех неистов.

То черноглазою гадалкой,

Многоглагольная, молчишь,

А то хохочущей русалкой

На бивне мамонта сидишь.

Он умер, подымая бивни,

Опять на небе виден Хорс.

Его живого знали ливни -

Теперь он глыба, он замерз.

Здесь скачешь ты, нежна, как зной,

Среди ножей, светла, как пламя.

Здесь облак выстрелов сквозной,

Из мертвых рук упало знамя.

Здесь ты поток времен убыстрила,

Скороговоркой судит плаха.

А здесь кровавой жертвой выстрела

Ложится жизни черепаха.

Здесь красных лебедей заря

Сверкает новыми крылами.

Там надпись старого царя

Засыпана песками.

Здесь скачешь вольной кобылицей

По семикрылому пути.

Здесь машешь алою столицей,

Точно последнее "прости".

Бодний А. А.

Жизнь.

Росу вишневую меча,

Старозаветность что пересытила,

Досушит новорусская свеча,

Неистовство где эволюция перекрутила.

Неандертальца все благодарят

За силу мышц и выживаемость,

Иначе бы старозаветности не удержать

Мечей вишневую звонковость.

Иначе новорусским не устоять

В торгашеской вибрации, где отголоски

Цепей рабов, чтобы понять,

Что жизнь чертыхается без передышки.

Новорусскому теперь же не поднять

Меч палеонтологический в позу боевую:

Бизнес отучил силу напрямую проявлять,

А мошну с деньгами холуй подымет, как святую.

Вот жизни и приходится дерезонансным

Методом всё на ходу решать:

Кто остаётся приоритетом палеонтопризрачным,

А кто святое место сейчас обязан оседлать.

И жизнь увязывается усреднено,

Темп сохраняя как константу:

И тому, кто черепашьим шагом идёт обременённо,

И тому, кто в безбрежье получает ренту.

И всем находишь ты приют на земле грешной,

Зацикливая ДНК в биологический круговорот:

И в природе мамонта ты возрождаешься начальной,

И вписываешь в современность, как эволюционный ход.

Хлебников В. В.

Мои походы.

Коней табун, людьми одетый,
Бежит назад, увидев море.
И моря страх, ему нет сметы,
Неодолимей детской кори.
Но имя веры, полное Сибирей,
Узнает снова Ермака -
Страна, где замер нежный вырей,
И сдастся древний замок А.
Плеск небытия за гранью Веры
Отбросил зеркалом меня.
О, моря грустные промеры
Разбойным взмахом кистеня!

Бодний А. А.

Мои походы.

Манящий призрак социальных перемен

Зовёт в поход людей, как лошадей,

Но отрезвляет, сели моря плен,

Когда прозрачность меняется идей.

И даже будучи в спартаковском перевоплощении,

Идею я б до звёзд не залучил,

Сознаньем историческим я был бы во пленении,

И ход бы в Бытие, реалией где сверено, меня студил.

А зеркало небытия вселенскую дало бы дырку -

Иль с верой я или без веры, чтоб я гадал:

То ль суперэнергетику заполучу, то ль - пустышку;

А может моря блик дырою мне блистал?!

Хлебников В. В.

* * *

Помимо закона тяготения

Найти общий строй времени,

Яровчатых солнечных гусель, -

Основную мелкую ячейку времени и всю сеть.

Бодний А. А.

* * *

Помимо закона тяготения

Который притягивает и плебеев и царей,

Определить бы направление Движения

Потока Вечного Времени, как вектор идей.

А увязывать земное время с Вечным -

Не резон, - первое есть Второе,

Если биологию не зациклить автономным

Процессом на Земле, тогда развернётся Второе.

Бессмертье войдёт с параболы расцикленности

На гиперболы двух конусов, где Вечность -

В одном направленье, и где диаметральность Вечности -

В другом, слиянье Их будет - Закруглённость.

Хлебников В. В.

Голод.

Почему лоси и зайцы по лесу скачут,
Прочь удаляясь?
Люди съели кору осины,
Елей побеги зеленые.

Жены и дети бродят по лесу
И собирают березы листы
Для щей, для окрошки, борща,
Елей верхушки и серебряный мох, -
Пища лесная.
Дети, разведчики леса,
Бродят по рощам,
Жарят в костре белых червей,
Зайчью капусту, гусениц жирных
Или больших пауков - они слаще орехов.
Ловят кротов, ящериц серых,
Гадов шипящих стреляют из лука,
Хлебцы пекут из лебеды.
За мотыльками от голода бегают:
Целый набрали мешок,
Будет сегодня из бабочек борщ -
Мамка сварит.
Но зайца, что нежно прыжками скачет по лесу,
Дети, точно во сне,
Точно на светлого мира видение,
Восхищенные, смотрят большими глазами,
Святыми от голода,
Правде не верят,
Но он убегает проворным виденьем,
Кончиком уха чернея.
Вдогонку ему стрела полетела,
Но поздно - сытный обед ускакал,
А дети стоят очарованные.
"Бабочка глянь-ка, там пролетела.
Лови и беги! А там голубая!"
Хмуро в лесу, волк прибежал издалека
На место, где в прошлом году
Он скушал ягненка.
Долго крутился юлой, все место обнюхал,
Но ничего не осталось -
Дела муравьев, - кроме сухого копытца,
Огорченный, комковатые ребра поджал
И утек из леса.
Там тетеревов алобровых и седых глухарей,
Заснувших под снегом, будет лапой
Тяжелой давить, брызгами снега осыпан.
Лисонька, огнёвка пушистая,
Комочком на пень взобралась
И размышляла о будущем.
Разве собакою стать?
Людям на службу пойти?
Сеток растянуто много -
Ложись в любую.
Нет, дело опасное.
Съедят рыжую лиску,
Как съели собак!
Собаки в деревне не лают.
И стала лисица пуховыми лапками мыться,
Взвивши кверху огненный парус хвоста.
Белка сказала ворча:
"Где же мои орехи и жёлуди? -
Скушали люди!"
Тихо, прозрачно, уж вечерело,
Лепетом тихим сосна целовалась с осиной.
Может, назавтра их срубят на завтрак.

Бодний А. А.

Голод.

Почему звери и зверюшки очумело

Скачут по лесу, людей страшась?

Потому что всеплебейский голод смело

По Руси идёт, смертоносностью вершась.

И зверей и птиц будоражит инстинкт выживанья -

От орудий людских убегают в глухие леса,

Голос предков их гонит в уединенья.

Люди же не голосом, опытом истории ставят жизнь

на веса.

Он подсказывает белок жизневажный,

Чтобы жизнь продолжала тлеть, а не гаснуть -

Приемлемо-доступный - ремень кожаный

Кипятить, чтоб мог он белком разбухнуть.

Другим источником белка были драные

Собаки, кошки, с которых делали котлеты и супы.

Каннибализмом занимались люди срамные -

Голод спутал все нравственные нормы и столпы.

И в унисон лихой годины рыба вся речная

Исчезла с вековечных мест обитанья.

Но место святое заняла сила чумная -

Рыба-игла - вестник непреложного смертоносья.

Вся фактически сморфологизирована из костных сегментов

В форме увесистой иглы - она знала себе цену:

Плебей, сотый процент белка чтобы извлечь из закоулков,

Давился ею смертельно, выпуская изо рта пену.

Был поход от голода и на ниву оскуделую,

Чтоб горсточку насобирать бы зёрен павших.

Но жизнь давала составляющую подлую:

НКВД за горсточку пленила, и в Колыму был путь

пропавших.

У современной молодёжи недоумённость

Может всплыть: "а голод почему всеплебейский

Только, а остальная часть не испытывала тягость?"

Вопрос парадоксальный и извечно псевдотайный.

И усугубляется вопрос декорацией противоречья.

В период мора крутили фильм "Кубанские казаки",

Где яствами богатыми ломилися столы простонародья.

А в это время за окном плебеи истощались как собаки.

А где же правда: на экране или в реалиях?

Вопрос, несущий утвердительно логичность.

Весь парадокс - в христопродажных есть регалиях,

Которые с ног на голову всю ставят сущность.

Потомки этого христопродажного кощунства

Великий Советский Союз разложили безысходно.

Вот их предки в комиссарских куртках псевдокулачества

Кампанию превратили в преисподнюю беспродыхно.

Сталин давал указ: если у крестьянина перед посевом

Два мешка зерна, - то один изъять на нужды государства.

Перевёртышное же христопродажье с комиссарством

Изымали всё подряд, даже лепёшка была доказательством

кулачества.

Советская власть компроментировалась и в хвост и в гриву

Императивным христопродажьем, а плебею бедному

Куда податься, когда сосуд Пандоры пошёл весь в прорву:

"Куда ни кинь - всюду клин", и от голода внутри -

по-адовому.

Но просится вопрос гамлетовски-сакраментальный:

А где же это - изысканное продовольствие, что на складах

До голода хранилося утайно? А жрало продовольственный

Запас в период мора всё христопродажье в ресторанах.

Ни одного здесь не найдётся оппонента,

Кто бы сказал, что рестораны не работали

В период мора; ресторан - дыхание элитного есть света.

И даже для собак олигархи рестораны сзодчествовали.

А кто даёт тенденцию к тому, чтобы плебея

Особачить всё нутро, одновременно вид биологический -

Собаки, - декоративностью чтоб стал бы, как затея, -

А навуходоносорство гарантное - как Янус двуликий.

Хлебников В. В.

* * *

Вши тупо молилися мне,
Каждое утро ползли по одежде,
Каждое утро я казнил их -
Слушай трески, -
Но они появлялись вновь спокойным прибоем.

Мой белый божественный мозг
Я отдал, Россия, тебе:
Будь мною, будь Хлебниковым.
Сваи вбивал в ум народа и оси,
Сделал я свайную хату
"Мы - будетляне".
Все это делал, как нищий,
Как вор, всюду проклятый людьми.

Бодний А. А.

* * *

Вши находили во мне в детстве

Свою предрасположенность от социальности,

Хотя та гигиена, что была в моём свойстве,

Беспощадно погружаясь в омут беспросветности.

Но самосознание рвалось к просвету

Не в личностном плане, а в всеплебейском,

Прометееву служить чтоб завету.

Но Бытие методично шло с парадоксом.

По духу оценим прожекты, что я выдавал.

В них нет именной утаённой корыстности.

Да я и понюшку на нужды не брал, -

Моя оппозиция - вся есть в форпостности.

Не по плотской чистоте, а по духу Дики -

Я изымал из навуходоносорской трясины

Механизм облегчения, чтоб смягчить социальные тики.

По малому счёту, это - микробыстрины.

Заходил я и на соцвостребность в стремнину,

Диссонансы Олимпа бросал на ось земную.

Сам голодал, другим отдавая мякину.

Результат: "всюду проклятый людьми" за жизнь страстную.

Хлебников В. В.

* * *

Если я обращу человечество в часы
И покажу, как стрелка столетия движется,
Неужели из нашей времен полосы
Не вылетит война, как ненужная ижица?
Там, где род людей себе нажил почечуй,
Сидя тысячелетьями в креслах пружинной войны,
Я вам расскажу, что я из будущего чую,
Мои зачеловеческие сны.
Я знаю, что вы - правоверные волки,
Пятеркой ваших выстрелов пожимаю свои,
Но неужели вы не слышите шорох судьбы иголки,
Этой чудесной швеи?
Я затоплю моей силой, мысли потопом
Постройки существующих правительств,
Сказочно выросший Китеж
Открою глупости старой холопам.
И, когда председателей земного шара шайка
Будет брошена страшному голоду зеленою коркой,
Каждого правительства существующего гайка
Будет послушна нашей отвертке.
И, когда девушка с бородой
Бросит обещанный камень,
Вы скажете: "Это то,
Что мы ждали веками".
Часы человечества, тикая,
Стрелкой моей мысли двигайте!
Пусть эти вырастут самоубийством правительств

и книгой - те.
Будет земля бесповеликая!

Предземшарвеликая!
Будь ей песнь повеликою:
Я расскажу, что вселенная - с копотью спичка
На лице счета.
И моя мысль - точно отмычка
Для двери, за ней застрелившийся кто-то.

Бодний А. А.

* * *

Человечество не только в часы, хоть в Вельзевула

Превращай, проблему милитаризма истребленья

Не решить и с магом, даже с направленного дула.

Корень - не в массовости, а во властности бреденья.

А человечество в императивности и так по струнке ходит,

Как часы, и лишь в быту разнуздывает психику,

Как напор сжимавшейся пружины, и тогда выходит

Обманчивость - первые решают, а вторые - толику.

Они часами могут быть в взрывном лишь механизме.

И силы взрыва в джоулях большую несут,

Чем вторые; степень же сближения в милитаризме

Относительно равна, оба что дают.

Не парадокс: здесь детерминический лишь симбиоз.

Явью войны становятся, когда оба унисонно

Критическую массу переводят в апофеоз,

Где у первых псевдоинтересы, а у вторых это - истинно.

И вот готов симбионический пассаж,

Поспешно сшитый иглою Рока наносного,

Где слился с согбенною платформой стаж

Олимпийской изощрённости в провоцировании страстного.

И сила импровизации властолюбивой даёт

Толчок Вселенной, Она воинствующие знаки

Слепляет с комето-звёздного распада и льёт

Псевдопророчество, как будто бы субординарят не владыки.

Есть спасение мира в правдоподобной чудодейственности:

Мысль - это энергия, могущая стать фактором

Судьбоносным, если дать место супероригинальности.

Фактор киберпровокацию даёт переориентиром.

Милитаристские волны вулканической властности

Попадают в ловушку переориентации

По законам вселенской псевдоинтерферентности,

Где приоритет - факторной интонации.

Завершающая стадия - сфокусированный поток

Милитаристский уходит по-флюидному в дыру

Вселенскую, где сверхэнергетический потенциал, как Рок,

Глотает предкритичность, эффект давая поэтичному перу.

Хлебников В. В.

* * *

Я не знаю, Земля кружится или нет,
Это зависит, уложится ли в строчку слово.
Я не знаю, были ли моими бабушкой и дедом
Обезьяны, так как я не знаю, хочется ли мне

сладкого или кислого.
Но я знаю, что я хочу кипеть и хочу, чтобы солнце
И жилу моей руки соединила общая дрожь.
Но я хочу, чтобы луч звезды целовал луч моего глаза,
Как олень оленя, о, их прекрасные глаза!
Но я хочу, чтобы, когда я трепещу, общий трепет

приобщился вселенной.
И я хочу верить, что есть что-то, что остается,
Когда косу любимой девушки заменить, например,

временем.
Я хочу вынести за скобки общего множителя,

соединяющего меня,

Солнце, небо, жемчужную пыль.

Бодний А. А.

* * *

Земля кружится или нет? Всё зависит

От степени осиротелости мироощущения:

Если я детерминировано-ощутимый - меня равнодушит,

Если я в экзистенциалистском центре - у меня с Ней

состязания.

Откуда утяжеленье весозначимости уединения?

От возможности перейти в антиимманентность,

Дистанцируясь от злобы бытия, чтоб дисгармония

Перешла как бы в облегчающую относительность.

И наступает как бы новая стадия экзистенции:

Преодолевать сопротивление тяготения уже надо

С субъектами Вселенной, приучая в фигуральности

гравитации

К субъектной принадлежности себя, воспринимая

это свято.

Взойти на этот уровень - значит исчерпать

Все компромиссы с Бытиём через дрожь звёздную.

Тогда будет трудно понять, кто стяжать

Должен я или звезда дорожку лучистую.

Видно, Солнце-множитель должно вписаться

В нашу модель, но не обезличенно, а вес

Давая кванту в раскрытии таинства, что бережётся

Как гармонизированное свойство на вселенский плес.

Хлебников В. В.

Трущобы.

Были наполнены звуком трущобы,
Лес и звенел и стонал, чтобы
Зверя охотник копьем доконал.
Олень, олень, зачем он тяжко
В рогах глагол любви несет?
Стрелы вспорхнула медь на ляжку,
И не ошибочен расчет.
Сейчас он сломит ноги оземь
И смерть увидит прозорливо,
И кони скажут говорливо:
"Нет, не напрасно стройных возим".
Напрасно прелестью движений
И красотой немного девьего лица
Избегнуть ты стремился поражений,
Копьем искавших беглеца.
Все ближе конское дыханье
И ниже рог твоих висенье,
И чаше лука трепыханье,
Оленю нету, нет спасенья.

Но вдруг у него показались грива
И острый львиный коготь,
И беззаботно и игриво
Он показал искусство трогать.
Без несогласья и без крика
Они легли в свои гробы,
Он же стоял с осанкою владыки -
Были созерцаемы поникшие рабы.

Бодний А. А.

Трущобы.

Не надо недооценивать трущобы -

В чащах глухоманных есть красавцы -

Олени-герои, не только убегающие, чтобы

Спасти себя, но и вписаться в святцы

Охотник-насильник гонит его до точки критической.

Олень убегает с подвохом, ища психологическую

Точку опоры, которая может совместиться с телесной

Раненностью, переполняя чашу духовную.

"На миру и смерть красна", - а цену знающему

Себе оленю и вдвойне потребно духоизъявленье.

Ему не обязательно здесь скопляющему

Стадному окружению отдаваться во влиянье.

Наоборот, они помеха для него, как бы подстраховывающие

Его силы устремленья, давая как будто относительность.

А он свой героический эгоизм на возвышающие

Душу сваи генетические ставит как автономность.

И вот когда подраненный и духом встрепенённый,

Он судьбоносный на врага проводит разворот.

От внезапности насильник - как поражённый.

Олень-герой идёт во святцы через осечковый взвод.

И здесь вот автономность прерывается героя,

Так как потенциально ширится Свободное пространство.

И закреплять позиции - задача биологического строя,

Над которым станет красавца-героя изящество.

Такой же принцип и в роде человеческом:

Герой, идущий из трущоб, сам путь до искры судьбоносной

Себе верстает; а дальше забота идёт в плане тактическом

С верхоглядьем на стратегию - залог победы рациональной.

Хлебников В. В.

* * *

Я победил: теперь вести
Народы серые я буду.
В ресницах, вера, заблести,
Вера, помощница чуду.
Куда? Отвечу без торговли:
Из той осоки, чем я выше,
Народ, как дом, лишенный кровли,
Воздвигнет стены в меру крыши.

Бодний А. А.

* * *

Решению о достижении победы - львиная доля,

Обустройству - с гулькин нос.

Тенденция историческая - насильственная воля

Впереди, а сзади - псевдосвободолюбия воз.

Насильственная воля гарантирует крышу

Под стать распрямившемуся росту плебея.

Но результирующая даёт народу нишу

В задворье чертогов, не надо и крышу - была бы идея.

Хлебников В. В.

Зверь+число.

Когда мерцает в дыме сел
Сверкнувший синим коромысел,
Проходит Та, как новый вымысел,
И бросит ум на берег чисел.

Воскликнул жрец: "О, дети, дети!" -
На речь афинского посла.
И ум, и мир, как плащ, одеты
На плечах строгого числа.

И если смертный морщит лоб
Над винно-пенным уравнением,
Узнайте: делает он, чтоб
Стать роста на небо растением.

Прочь застенок! Глаз не хмуря,
Огляните чисел лом.
Ведь уже трепещет буря,
Полупоймана числом.

Напишу в чернилах: верь!
Близок день, что всех возвысил!
И грядет бесшумно зверь
С парой белых нежных чисел!

Но, услышав нежный гомон
Этих уст и этих дней,
Он падет, как будто сломан,
На утесы меж камней.

Бодний А. А.

Зверь+число.

Пусть числа будут хобби у Пифагора,

Но я зверино-потаённым числам

Буферность приемлемо даю, до вздора

Чтоб психологизма их свести - к пустотам.

Поклоненье шло из древности,

Беря в расчёт все числа звёзд,

Старозаветных войн исходности,

Развёрстывая панораму бездн и грёз.

А где основа прочная расчёта звёздного,

Когда в Вселенной постоянно появляются

И гибнут звёзды, распотенцируя кванта сверхмощного

Энергию, но псевдопостоянства с Земли их сохраняются.

И получается, что числа не на звезду ложатся,

А на иную энергетическую субстанциальность.

Старозаветные приметы сутью ярлычатся

С числами, входившими в бытия предметность.

Без изменений к нам дошла числовая знаковость,

Волоча суеверного цепь порабощения.

Но контрприём у меня: я тринадцатого числа

невезучесть

Отвожу предрасположенным обостреньем бдения.

Уроки жизни учат, что страшно не само число,

Что восседает на бочке пороха зверьём смиренно,

А предпосылка появленья бочки, где судьбоносье б шло

До суеверного пересеченья, от псевдорока - как навеянно.

Хлебников В. В.

* * *

Вновь труду доверил руки
И доверил разум свой.
Он ослабил голос муки,
Неумолчный ночью вой.
Судьбы чертеж еще загадочный
Я перелистываю днями.
Блеснет забытыми заботами
Волнующая бровь,
Опять звенит работами
Неунывающая кровь.

Бодний А. А.

* * *

С двадцати четырёх лет рост костей прекращается,

Как признак апогея бытийно-биологического,

И человек плавно в старость скатывается,

На начальных спусках убытка не ощущаемого.

И со скатыванием всё больше и больше накапливается

Прожекта слезливость и разочарованность.

За поезд надежды бы ухватиться, а сила уж рассредоточивается.

И на проекцию будущего ложится лишь порывистость.

А близкие уходят безвозвратно, и круг сжимается

Шакалистою хваткой; и наступает миг истерии -

В подручье к Ате принцип соотнесенья разрывается

Меж максимальным потенциалом и ощутимостью

в приобретении.

Взлёт приобретаешь несоразмерности субстанции.

И здесь индивидуально - как везет в поимке птицы

Счастья: ценою жизни может ты в везении

Всю сокровенность покорить, или - пойдёт судьба

как в колеснице спицы.

Хлебников В. В.

* * *

Народ поднял верховный жезел,
Как государь идет по улицам.
Народ восстал, как раньше грезил.
Дворец, как Цезарь раненый, сутулится.

В мой царский плащ окутанный широко,
Я падаю по медленным ступеням,
Но клич "Свободе не изменим!"
Пронесся до Владивостока.

Свободы песни, снова вас поют!
От песен пороха народ зажегся.
В кумир свободы люди перельют
Тот поезд бегства, тот, где я отрекся.

Крылатый дух вечернего собора
Чугунный взгляд косит на пулеметы.
Но ярость бранного позора -
Ты жрица, рвущая тенета.

Что сделал я? Народной крови темных снегирей
Я бросил около пылающих знамен,
Подругу одевая, как Гирей,
В сноп уменьшительных имен.

Проклятья дни! Ужасных мук ужасный стон.
А здесь - о, ржавчина и цвель! -
Мне в каждом зипуне мерещится Дантон,
За каждым деревом - Кромвель.

Бодний А. А.

* * *

Народ пошёл под поднятый жезл Революции,

Упрощая понятие Фактора с извечным

Представлением Свободы с позиции

Псевдовостребованья методом старозаветным.

Но камень преткновения в решении проблемы

Вековечной в субстанциальном есть разрыве:

Революция - Фактор, Свобода - призрачность дилеммы,

Эволюция которую несёт в детерминированном взрыве.

Не для решенья социальных данностей,

Чтоб сбалансировать приоритеты классов,

А ради псевдомессии сокрытых заданностей,

Которые резонансируют в градиенте идеоскоморохов.

Последние пытаются, чтоб идиомой

Два зайца сразу пристрелить себе бы в стан:

Спровоцировать до немоты плебеев псевдосвободой,

Поезд надежды возглавить должен двууровневый Пан.

Перетрубация такая на пользу безыдейным,

Примкнувшимся с боку Потока, есть диапазон

Выбора жизни с шансом результативным.

На сколько? А как позволит приемлемый фасон.

А потом уже гадай о степени проклятья:

Кто весомей - Поток, или тягость экзистенции,

Они по эволюции мышленья - не совпаденья.

Но любой Поток приносит робость к регрессии.

Хлебников В. В.

* * *

Ветер - пение
Кого и о чем?
Нетерпение
Меча быть мячом.
Люди лелеют день смерти,
Точно любимый цветок.
В струны великих, поверьте,
Ныне играет Восток.
Быть может, нам новую гордость
Волшебник сияющих гор даст,
И, многих людей проводник,
Я разум одену, как белый ледник.

Бодний А. А.

* * *

Ветер не дует впустую -

Он дыхание хода истории.

Даже поступь бытовую

Он даёт, как в Бытия смещении.

По мимо твоей воли,

Ты подсознательный наблюдатель,

В лучшем отношении - логограф доли

Своей, Случая выжидатель.

Даже за выжидание - спасибо,

Когда Случай придёт,

Меняя меч на орало, ибо

Антропа на свой лад перекуёт.

Случай - турбулентно-поточен -

Выбирать надо целеустремлённо:

Или цветок жизни будет распочен,

Или смерть придет невознесенно.

Ветер играет в те струны,

Которые силой натянуты.

Вспоможенья всегда - луны,

Самогореньем таланы налиты.

Угловая скорость к оси Ледника

Предательски медлится -

Обуза для Истопника,

Но в Разум верится.

И ветер на клише эволюции

Внушённость кегеля ложит.

А Высший Разум в утверждёнии

Случая отрицание отрицания проводит.

Хлебников В. В.

* * *

Весны пословицы и скороговорки

По книгам зимним проползли.

Глазами синими увидел зоркий

Записки стыдесной земли.

Сквозь полет золотистого мячика

Прямо в сеть тополевых тенет

В эти дни золотая мать-мачеха

Золотой черепашкой ползет.

Бодний А. А.

* * *

Весна неблагодарно вспоминает

Самопожертвования предшественницы

И гаммою расцветия играет

На однотонном фоне страстнодольницы.

Зима полные чаши первых факторов

Дала весне, и в том числе - потенциал

Для обновленья жизненных просторов.

А зоркий глаз увидел общий интеграл.

И зима и весна покрывалами -

Первая - безыскусным, вторая - пленэрным

Стыдливость земли роста валами

Приукрывают, как с выданным.

И социация меж ними подснежником

Проходит, зимы души сокрытость

Как будто золотисто-серебристым вестником

Явилась и брендом - весны как знаковость.

Хлебников В. В.

* * *

Точит деревья и тихо течет
В синих рябинах вода.
Ветер бросает нечет и чет,
Тихо стоят невода.
В воздухе мглистом испарина,
Где-то, не знают кручины,
Темный и смуглый выросли парень,
Рядом дивчина.
И только шум ночной осоки,
И только дрожь речного злака,
И кто-то бледный и высокий
Стоит, с дубровой одинаков.

Бодний А. А.

* * *

Дипольно вода протекает

По лоне Природы, как субстанция

Живая, и всё живое на Земле включает

Её, она - нестандартно-начальная материя.

И характер её разбросной -

То тихо журчащий и полунемой,

То резкий, с Судьбою страстной,

Но интеграл изыскания - супербольшой.

Она неприхотлива в выборе чувств:

И страсти пары молодой кропит,

Насильникам смывает кровь, свойств

Псевдоблагородства чтобы оттенить.

Везде перенасыщенность водой,

Где судьбоносность жизнь отмечает:

Осоке - обязательность в системе корневой,

Зерну семенному - когда прорастает.

Хлебников В. В.

* * *

И черный рак на белом блюде
Поймал колосья синей ржи.
И разговоры о простуде,
О море праздности и лжи.
Но вот нечаянный звонок:
"Мы погибоша, аки обре!"
Как Цезарь некогда, до ног
Закройся занавесью. Добре!
Умри, родной мой. Взоры если
Тебя внимательно откроют,
Ты скажешь, развалясь на кресле:
"Я тот, кого не беспокоят".

Бодний А. А.

* * *

В фарфоровом орнаменте насилье:

Кузнечик гложет ржаной колос.

И представляешь саранчи всесилье,

Когда всемирный голод поднял голос.

Орнамент дидактично нам напоминает,

Когда подносим ложку мы ко рту:

Счастливчик, это кто осуществляет,

Поперхнувшись, где мель берёт реку.

И будто Чехов молоточком за спиною

Стучит, стучит по левоспинью,

Напоминая - помощью Сотейра нулевого

Отзовётся, Рок когда пройдётся тенью.

Хлебников В. В.

Кузнечик.

Крылышкуя золотописьмом
Тончайших жил,
Кузнечик в кузов пуза уложил
Прибрежных много трав и вер.
"Пинь, пинь, пинь!" - тарарахнул зинзивер.
О, лебедиво!
О, озари!

Бодний А. А.

Кузнечик.

Изваян золотой росписью кузнечик,

Несущий судьбоносность перевоплощения

Через пузо, - без него он - безобидный прыгунчик,

Дети очень любят с ним игровые общения.

Но вот пузо пищей до предела заполнилось.

Посерел прыгунчик от переедания,

Пузом даже солнце заслонилось.

"Пинь, пинь, пинь" - колдовство перевоплощения.

И появился новый антропофаг в экзистенции -

Саранча - гроза для пуза людского,

И пошла по стопам Вани Дылдина во взрослении:

Что ни пролёт - людскому пузу напасть - бог земного.

Хлебников В. В.

* * *

С журчанием, свистом
Птицы взлетать перестали.
Трепещущим листом
Они не летали.
Тянулись таинственно перья
За тучи широким крылом.
Беглец науки лицемерья,
Я туче скакал напролом.

Бодний А. А.

* * *

Птицы чувствуют градус

Темперамента людского,

Особенно когда фактор-резус -

Делитель настроения классового.

Они предпочитают тогда

Грозность небесную людской,

И так было - всегда,

Когда низался минимум стрелой.

Я тоже подобен птице,

Боюсь напряжения хаоса людского,

Но ориентируюсь сквозь тучи на Солнце -

Дальше от лицемерно страстного.

Хлебников В. В.

* * *

Чудовище - жилец вершин,

С ужасным задом,

Схватило несшую кувшин,

С прелестным взглядом.

Она качалась, точно плод,

В ветвях косматых рук.

Чудовище, урод,

Довольно, тешит свой досуг.

Бодний А. А.

* * *

Властовище - последний с династии

Царского двора, его пахотливость -

На мариинских стрекоз в перенесении.

Одна лишь Варвара проявила протестность.

Но точку этому изъятию напрокат

Поставил симбирский суперправедник:

На дно уральской шахты в виде расплат

За всё горе российское ушёл развратник.

Хлебников В. В.

* * *

Бобэоби пелись губы,
Вээоми пелись взоры,
Пиээо пелись брови,
Лиэээй - пелся облик,
Гзи-гзи-гзэо пелась цепь.
Так на холсте каких-то соответствий
Вне протяжения жило Лицо.

Бодний А. А.

* * *

Бобэоби - Бобылённое,

Вээоми - Всемировое,
Пиээо - Протестное,
Лиэээй - Лицо контррабское.

И Он воссоздан художником,

Как гзи-гзи-гзэонная дисгармония,

Идейность которой выйдет Переворотом

Земных закономерностей - сущего Прелюдия.

Хлебников В. В.

* * *

Слоны бились бивнями так,
Что казались белым камнем
Под рукой художника.
Олени заплетались рогами так,
Что казалось, их соединял старинный брак
С взаимными увлечениями и взаимной неверностью.
Реки вливались в море так,
Что казалось: рука одного душит шею другого.

Бодний А. А.

* * *

Слоны самцевались насмерть бивнями

В первобытного наскальности,

И сам он заражался бойцовскими страстями,

Предвкушая дух старозаветности.

И реки на холсте борьбы колорит

Как будто несли за первенство

Излиться в океане, чтоб был сбит

Напор соперниц - мелководили их свойство.

И современный новорусский капиталист,

Слабый физически в коленках, удушает

Противника лабиринтом ходов, как неофашист,

И гадина гадину по-иудовски пожирает.

Хлебников В. В.

* * *

Люди, когда они любят,
Делающие длинные взгляды
И испускающие длинные вздохи.
Звери, когда они любят,
Наливающие в глаза муть
И делающие удила из пены.
Солнца, когда они любят,
Закрывающие ночи тканью из земель
И шествующие с пляской к своему другу.
Боги, когда они любят,
Замыкающие в меру трепет вселенной,
Как Пушкин - жар любви горничной Волконского.

Бодний А. А.

* * *

Человек влюблённый - горы смещает

Экспрессивно-замкнутым чувством,

Которое и на йоту участь не облегчает

Окружающим, живя античеловечеством.

И такая природа у всех влюблённых,

Начиная с Ромео и Джульетты.

И в этих аномалиях душевных

Витают палеонтологически филомелы-поэты.

Боги земные, когда друг друга любят,

Насыщая потенциал властолюбия

Из энергетики рабов, они дисгармонят

Через любвеобилие основы мироздания.

Хлебников В. В.

* * *

Зеленый леший - бух лесиный
Точил свирель,
Качались дикие осины,
Стенала благостная ель.
Лесным пахучим медом
Помазал кончик дня
И, руку протянув, мне лед дал,
Обманывая меня.
И глаз его - тоски сосулек -
Я не выносил упорный взгляд:
В них что-то просит, что-то сулит
В упор представшего меня.
Вздымались руки-грабли,
Качалася кудель
И тела стан в морщинах дряблый,
И синяя видель.
Я был ненароком, спеша,
Мои млады лета,
И, хитро подмигнув, лешак
Толкнул меня: "Туда?"

Бодний А. А.

* * *

У болота средь смешанных лесов

Домовничал, забытый всеми леший.

И будто бы нутро его закрыто на засов.

И дух его уже - смиренно пеший.

В языческое время такое не бывало,

Милитаристского духа шла реабилитация:

Греховье всё до лешего стекало,

И псевдопросветлённость - как лик Провидения.

В диком капитализме этика сменилась

В координатах антинравственных ликов.

Греховность не лешему уже вменилась,

А нишу стала заполнять души у олигархов.

И модой хамство стало неприкрытое,

Подобно доблести на поле битвы за скаредность,

Как менталитетное начало новорусское.

И лешего постигла безработность.

Но встретился мне леший на болоте,

Он думал - я прошу интеркалярный рост пороков,

Чтобы сравняться с новорусским, в пессимистической

же ноте.

Он понял - ниши их, чтоб принял он, как исчадье роков.

Хлебников В. В.

Курган.

Копье татар чего бы ни трогало -
Бессильно все на землю клонится.
Раздевши мирных женщин догола,
Летит в Сибирь - Сибири конница.

Курганный воин, умирая,
Сжимал железный лик Еврея.
Вокруг земля, свист суслика, нора и -
Курганный день течет скорее.

Семья лисиц подъемлет стаю рожиц,
Несется конь, похищенный цыганом,
Лежит суровый запорожец
Часы столетий под курганом.

Бодний А. А.

Курган.

От старозаветного милитаризма

И до татаро-монгольского нашествия

Земля российская в духе материализма

Вздувалась курганами - как истории последствия.

Курган два значения несёт для миропонимания:

Как пуп Земли, показывающий новорусским,

Что они пришли уже на готовые обогащения,

Не давясь в тщеславии духом скаретным.

Второе - курган - мета градиента

Тела Земли, как высшая точка по достоинству -

Основа истории современного фрагмента,

И это надо знать, как отче наш, потомству.

Земля курган обволокла, как реликвию,

Не погребла, чтоб наглядней урок был истории.

И кто лежит там вечно усыплённым, предтечею

Исторической наличествует в нашей экзистенции.

Часть третья.

Цветаева М. И.

В раю.

Воспоминанье слишком давит плечи,

Я о земном заплачу и в раю,

Я старых слов при нашей новой встрече

Не утаю.

Где сонмы ангелов летают стройно,

Где арфы, лилии и детский хор,

Где всё покой, я буду беспокойно

Ловить твой взор.

Виденья райские с усмешкой провожая,

Одна в кругу невинно-строгих дев,

Я буду петь, земная и чужая,

Земной напев!

Воспоминанье слишком давит плечи,

Настанет миг, - я слез не утаю.

Ни здесь, ни там, - нигде не надо встречи,

И не для встреч проснемся мы в раю!

Бодний А. А.

В раю.

Дерезонанс былых решений давит,

Когда свою предвзятость ощущал.

Совесть исподвольно на поверку ставит

Гарантию защиты, что Дух Вечности послал.

Мне рай - как состояние тенденции

К надёжности духовной через плотские ходы,

Увязка первой и вторых по традиции

Доверена райской абстракции, где запретные плоды.

Вот почему мы бьёмся рыбою об лёд,

Познавши благость экзистенции

Посредством ложных технологий, где бред

Псевдосовершенства омеляет реальность позиции.

И рождается спонтанность технологий -

Райский переформировать удел

Под самосознание и самость мироустроений,

Но сущего закономерностей - предел.

Цветаева М. И.

Ни здесь, ни там.

Опять сияющим крестам
Поют хвалу колокола.
Я вся дрожу, я поняла,
Они поют: "и здесь и там".
Улыбка просится к устам,
Ещё стремительней хвала.
Как ошибиться я могла?
Они поют: "не здесь, а там".
О, пусть сияющим крестам
Поют хвалу колокола.
Я слишком ясно поняла:
"Ни здесь, ни там. Ни здесь, ни там".

Бодний А. А.

Ни здесь, ни там.

Во время звонопения колоколов

Я раньше вожделенно изливался -

На эмпириях райский кров

Я ощущал, и землей он мне являлся.

С старозаветности колокола поют,

Казалось, для сретенья с Богом,

Но почему-то милитаристские приверженцы встают

Под звоние ликующе-психозным скопом.

И тогда я осознал вдруг аберрацию,

Что мелодия колоколов мне выдавала

Ошибочно - "и здесь и там" - по отклонению

Взамен - "ни здесь, ни там", - жизнь что посылала.

Цветаева М. И.

Мятежники.

Что за мука и нелепость
Этот вечный страх тюрьмы!
Нас домой зовут, а мы
Строим крепость.
Как помочь такому горю?
Остаётся лишь одно:
Изловчиться - и в окно,
Прямо к морю!
Мы - свободные пираты,
Смелым быть - наш первый долг.
Ненавистный голос смолк.
За лопаты!
Слов не слышно в этом вое,
Ветер, море, - всё за нас.
Наша крепость поднялась,
Мы - герои!
Будет славное сраженье.
Ну, товарищи, вперёд!
Враг не ждёт, а подождёт
Умноженье.

Бодний А. А.

Мятежники.

Что за самобичеванье -

В одиночестве держаться,

Этическое в мету изъявленье -

Как удел - идёт впираться?

Но для жопника - Чайковского

Это не было проблемой:

Он разгон брал из Садомского,

Воспаряяся к красе мадонской.

Дух такой противоречия

Диапазон безмерности давал.

И в человечестве пределу восхищения

Нет музыкальности, что он создал.

Но разносортен по природе человек,

Кто-то стремится в мир окно

Пробить, чтоб через штрек

Навязывать эстеко-метное панно.

Фиксация даёт обратный ход:

Ведь общность духа противория -

Это мандат, чтоб вход

Обресть туда, где этикоэкспансия.

Цветаева М. И.

Бывшему чародею.

Вам сердце рвёт тоска, сомненье в лучшем сея.
- "Брось камнем, не щади! Я жду, больней ужаль!"
Нет, ненавистна мне надменность фарисея,
Я грешников люблю, и мне вас только жаль.
Стенами тёмных слов, растущими во мраке,
Нас, нет, - не разлучить! К замкам найдём ключи
И смело подадим таинственные знаки
Друг другу мы, когда задремлет всё в ночи.
Свободный и один, вдали от тесных рамок,
Вы вновь вернётесь к нам с богатою ладьёй,
И из воздушных строк возникнет стройный замок,
И ахнет тот, кто смел поэту быть судьёй!
- "Погрешности прощать прекрасно, да, но эту -
Нельзя: культура, честь, порядочность. О нет".
- Пусть это скажут все. Я не судья поэту,
И можно всё простить за плачущий сонет!

Бодний А. А.

Бывшему чародею.

Неуверенность в очищении нравов -

Не этического потенциала размерность,

А замутнённость первичных истоков,

Где оттеняет суть патологичность.

Но этому не верит чародей

И думает, что камень его обойдёт.

Но это не значит - бессилье идей:

Грешников пусть грешники любят, а праведных - обет.

Перехлёст же в любви - неблагодарность:

Инерционность порока - тотальна,

Извечная падчерица миру - любвеобильность.

И эта закономерность - стабильна.

Поэт весь в пожеланиях живёт,

Страхуя ход свой страшносудным днём.

И категории духовные он в судьбоносье жнёт,

Чтоб воскрешать опять всё рацзерном.

Цветаева М. И.

Шуточное стихотворение.

Придёт весна и вновь заглянет
Мне в душу милыми очами,
Опять на сердце легче станет,
Нахлынет счастие - волнами.
Как змейки быстро зазмеятся
Все ручейки вдоль грязных улицев,
Опять захочется смеяться
Над глупым видом сытых курицев.
А сыты курицы - те люди,
Которым дела нет до солнца,
Сидят, как лавочники - пуды
И смотрят в грязное оконце.

Бодний А. А.

Драматично-шуточное стихотворение.

Возврат весны - как шутка затяжная,

Меняет выжидательность на действие.

И снова нас обманет цикличность псевдовнеземная,

На вечность как бы нам давая вдохновение.

И мы под стать себя самообманом

Метаморфозно тешим, переиначив

Ручьёв мутнистость издержания потоком,

Новую субстанцию весны как бы зачатив.

Но ложка дёгтя, где в бочке мёд,

Есть оконце грязное, смотрящее

Куда скопище мещан, познавших ход

Весны через навуходоносорство лучедарящее.

Цветаева М. И.

* * *

Как простор наших горестных нив,

Вы окутаны грустною дымкой;

Вы живете для всех невидимкой,

Слишком много в груди схоронив.

В вас певучий и мерный отлив,

Не сродни вам с людьми поединки,

Вы живете, с кристальностью льдинки

Бесконечную ласковость слив.

Я люблю в вас большие глаза,

Тонкий профиль задумчиво-четкий,

Ожерелье на шее, как четки,

Ваши речи - ни против, ни за.

Из страны утомленной луны

Вы спустились на тоненькой нитке.

Вы, как все самородные слитки,

Так невольно, так гордо скромны.

За отливом приходит прилив,

Тая, льдинки светлее, чем слезки,

Потухают и лунные блестки,

Замирает и лучший мотив.

Вы ж останетесь той, что теперь,

На огне затаенном сгорая.

Вы чисты, и далекого рая

Вам откроется светлая дверь!

Бодний А. А.

* * *

Тонально различен лик русских нив

В дикокапиталистической раздрайности.

И это - национальный колорит див,

Когда с суперобогащённостью уживаются нив убогости.

Последние - извековечная доля крестьянина,

Сопряжённая столетьями с сосудом Пандоры,

В сравнении с благополучностью она - прогалина, -

Как будто бы отметились лунные просторы.

Крестьянская нива - на виду у всех ветров

Истории, которую пишет потом хлебороб,

Смысл жизни свой беря с её даров,

Отодвигая взаимосвязью этой всемирный потоп.

И Дух Вечности эгидою оберегает

Биологический привес, как стимул,

И в унисон плеяда гуманистов умягчает

Свободой нивы плодородие, милитаризм что сдвинул.

Ход истории ставит печать одряхленья.

Только нивы одни не подвластны старению,

Когда хлебопашцу цель жизни - нивы обновленья,

Как дуновения к плодоживлению.

Только заброшенные нивы горестны бывают,

Осиротело забельмованными взорами моля, -

Союз с зерном и плугом желанно предваряют,

Чтоб вновь прозрели бы крестьянские поля.

Цветаева М. И.

* * *

Солнцем жилки налиты - не кровью -
На руке, коричневой уже.
Я одна с моей большой любовью
К собственной моей душе.
Жду кузнечика, считаю до ста,
Стебелек срываю и жую.
- Странно чувствовать так сильно и так просто
Мимолетность жизни - и свою.

Бодний А. А.

* * *

Видно, есть такие состояния

В Вселенной, где встречаются

Потоков двух дыхания -

Земное, внеземное - Эфиром возмущаются.

И здесь из грязи Бытия

Выходят сокровенности.

Аранжируется Эфиром мое "Я",

Что без парадоксальности.

И место в Вселенной своё понимаешь -

Фактором Разума монадным,

Запальником душевным возгораешь -

И плод рождается неординарным.

Он - истома в Разуме вечного-земного,

Омывающая естество мое, растворённое

В Эфире флюида рассредоточенного,

Где Вечное Время с текущим - сопряжённое.

И Оба Они ощущаются биочасами,

Как миготечность антител Движения

С плоти и Эфира размерностями,

Навевающими фатальность бессмертия.

Часть четвёртая.

Бальмонт К. Д.

Паутинки.

Если вечер настанет и длинные, длинные

Паутинки, летая, блистают по воздуху,

Вдруг запросятся слезы из глаз беспричинные,

И стремишься из комнаты к воле и к отдыху.

И, мгновенью отдавшись, как тень, преклоняешься,

Удивляешься солнцу, за лесом уснувшему,

И с безмолвием странного мира сливаешься,

Уходя к незабвенному, к счастью минувшему.

И проходишь мечтою аллеи старинные,

Где в вечернем сиянии ждал неизвестного

И ребенком следил, как проносятся длинные

Паутинки воздушные, тени Чудесного.

Бодний А. А.

Паутинки.

Бывают минуты на свете,

Когда паутинки от флоры и фауны

Приземность колышат в полёте,

Воздушные как бы саваны.

И Вселенная вроде стяжена -

Свой Эфир паутинками овеществляет.

И кажется сонмом вплетена

Душа, сверхжелание что представляет.

Она туда по морфологии входит, -

Как потребность проявления озарения, -

От паутинок мозга коры пленэрит,

Как сонет единству Жизни и Бессмертия.

Бальмонт К. Д.

В чаще леса.

Дальнее, синее,

Небо светлеется,

В сетке из инея

Ясно виднеется,

Синее, синее.

Тихое счастие

В синей Безбрежности,

Проблеск участия,

Чаянье нежности,

Кроткое счастие.

Счастье забвения -

Там в беспредельности,

Свет откровения,

В бездне бесцельности -

Цельность забвения.

Бодний А. А.

В чаще леса.

Из чащи леса небо - таинство,

Заиндевелость чрез ветвистую

Просини - как врата в царство

Безбрежности - в Свободу раскрепощённую.

Контраст синевы - ярче обычного,

Контраст оцелённости и возможности -

До порыва самозабвенного,

И сила тяжести - в ослаблённости.

Полифония земная как бы отходит,

Звуки вибрации космоса льются.

И гармония будто снисходит -

Счастью земному права воздаются.

И мониторится Разумом там экзистенция:

Недостижимость земная - предметится:

Сила полёта воображения -

Ощущением фактора стелится.

Бальмонт К. Д.

* * *

За то, что нет благословения
Для нашей сказки - от людей,-
За то, что ищем мы забвения
Не в блеске принятых страстей,-
За то, что в сладостной бесцельности
Мы тайной связаны с тобой,-
За то, что тонем в беспредельности,
Непобежденные судьбой,-
За то, что наше упоение
Непостижимо нам самим,-
За то, что силою стремления
Себя мы пыткам предадим,-
За новый облик сладострастия,-
Душой безумной и слепой, -
Я проклял всё - во имя счастия,
Во имя гибели с тобой.

Бодний А. А.

* * *

За то, что псевдосострадание всемирное

Патриотизм подымает на ура,

И в ложности находим мы забвенное,

Боясь, когда придет исповедальная пора; -

За то, что мы примат любви зацикленной

Превыше ставим тех основ,

Что нам даны для цели жизненной,

Считая разграниченность чрез самоличность - как новь; -

За то, что вынуждены мы двусмысленностью

Свободу толковать предвзято-обреченно,

От миазмовых издержек страдаем самостийностью,

И с безыдейностью идём мы псевдоустремлённо; -

За всё за это я возьму одно стенанье:

Идею прометееву, как страсть, способную

Взломать порочный круг, где псевдосчастье

Добровольно давало пустоту интенционную.

Бальмонт К. Д.

Безглагольность.

Есть в русской природе усталая нежность,
Безмолвная боль затаенной печали,
Безвыходность горя, безгласность, безбрежность,
Холодная высь, уходящие дали.
Приди на рассвете на склон косогора,-
Над зябкой рекою дымится прохлада,
Чернеет громада застывшего бора,
И сердцу так больно, и сердце не радо.
Недвижный камыш. Не трепещет осока.
Глубокая тишь. Безглагольность покоя.
Луга убегают далёко-далёко.
Во всем утомленье - глухое, немое.
Войди на закате, как в свежие волны,
В прохладную глушь деревенского сада,-
Деревья так сумрачно-странно-безмолвны,
И сердцу так грустно, и сердце не радо.
Как будто душа о желанном просила,
И сделали ей незаслуженно больно.
И сердце просило, но сердце заныло,
И плачет, и плачет, и плачет невольно.

Бодний А. А.

Безглагольность.

Есть в русской натуре обречённость молчания

Там, где душа по-антиэкзистенциалистски стенается.

И табу на предикат глагольности самосознания

Инертность выдаёт, как будто кем-то поручается.

И этот потаённый механизм традиционно

Шествует в истории, и эволюция

Его берёт фундаментально,

Но с ним спрягается парадоксально революция.

Прелюдия спряжения - в протестах очаговых.

Её аффект есть преходящая депрессия,

Что метится в дубравах стародавних,

В закатной воздыханности, пленэру где регрессия.

Но смена светотени естественным путём

Разжиженную ощутимость плавно

Погружает в ностальгию, что огнём

Противоречья умаляет переходы равно.

Но уравнённость не долго пребывает -

Борьбы сокрытость даёт результативность,

И волной парадоксальности являет

В мире просвет - туннельную целенаправленность.

Бальмонт К. Д.

* * *

Он был из тех, на ком лежит печать

Непогасимо-яркого страданья,

Кто должен проклинать или молчать,

Когда звучат аккорды мирозданья.

Средь ликов, где прозрачен каждый взгляд,

Средь ангелов, поющих светлым хором,

И вторящих свой вечный "Свят, свят, свят", -

Он вспыхнул бы и гневом, и укором.

Нет, в нем сверкал иной зловещий свет,

Как факел он горел на мрачном пире:

Где есть печаль, где стон, там правды нет,

Хотя бы красота дышала в мире.

"Ответа - сердцу, сердцу моему!"

Молил он, задыхаясь от страданья,

И демоны являлися к нему,

Чтоб говорить о тайнах мирозданья.

Он проклял мир, и, вечно-одинок,

Замкнул в душе глубокие печали,

Но в песнях он их выразить не мог,

Хоть песни победительно звучали.

И полюбил он в мире только то,

Что замерло в отчаяньи молчанья:

Вершины гор, где не дышал никто,

Безбрежность волшебства их без названья.

Ночных светил неговорящий свет,

И между них, с их правильным узором,

Падение стремительных комет,

Провал ночей, пронзенный метеором, -

Все то, что, молча, выносив свой гнет,

Внезапной бурей грянет в миг единый,

Как чистый снег заоблачных высот

Стремится вниз - губительной лавиной.

Бодний А. А.

* * *

Он был страдальцем за весь мир,

Погрязший в безотчетности порока.

Его немой протест вселенских дыр

Касался, всесильность умножая рока.

Эфиру космоса он был интерферентен,

Фантомами слагаяся в Безбрежности.

И протозвёздам он был потенциален,

Его модель кинетики доступна звёздности.

Ритмы его сердца хороводом воплощались

В звёздных созвездиях, и Потоком

Потом гармоническим изливались

В земное распадье, единяясь Эфиром.

И звёзды первичным началом несли

Землянам сущего закономерность

Чрез фокус его Самостийности, и сутью вели

Нить типичности - Мондатности разновидность.

И он - прототип насаждаемой морали

Вселенной землянам, доступ имел

К таинства Вечного Потока магистрали,

Где формируется совершенства удел.

Он соразмерял глубину паденья

Человеческой страстности, где в море

Мутном бурлились Содомского хотенья,

С Разумностью, где примат похоти в заторе.

Он на Земле плацдарм готовить стал:

Внушать тотально факт фатальности

Закона Высшего, где исполнимость бы верстал

Гарант в отчётной неизбежности.

И вот настало время обновленья:

Он превращается в комету судьбоносности,

Которая с расчётностью вселенской землетрясенья

Акт влечёт - весь Негатив в Леты сокрытости.

Бальмонт К. Д.

Осень.

Я кликнул в поле. Глухое поле
Перекликалось со мной на воле.
А в выси мчались, своей долиной,
Полёт гусиный и журавлиный.
Там кто-то сильный, ударя в бубны,
Раскинул свисты и голос трубный.
И кто-то светлый раздвинул тучи,
Чтоб треугольник принять летучий.
Кричали птицы к своим пустыням,
Прощаясь с летом, серея в синем.
А я остался в осенней доле -
На сжатом, смятом, бесплодном поле.

Бодний А. А.

Осень.

Я, на поле находясь, в полифонию

Хочу включиться, чтоб с отходящими

На зимовку флорой, фауной гармонию

Прощальную прочувствовать бы фибрами.

Подёрнутою лёгкой, туманной дымкой

Мне поле воздыхалось; а в небе косяки

Перелётных птиц душой гортанной

Благославляли репродуктивный изгиб реки.

И понял я: они ещё сольются с душой моей,

С изгибом, и с весной, что здесь кохала их

До окончанья щедрых, лучезарных дней,

И путь им будто бы растлал мой резонансный стих.

Бальмонт К. Д.

Умей творить.

Умей творить из самых малых крох.

Иначе для чего же ты кудесник?

Среди людей ты божества наместник,

Так помни, чтоб в словах твоих был Бог.

В лугах расцвел кустом чертополох,

Он жесток, но в лиловом он - прелестник.

Один толкачик - знойных суток вестник.

Судьба в один вместиться может вздох.

Маэстро итальянских колдований

Приказывал своим ученикам

Провидеть полный пышной славы храм

В обломках камней и в обрывках тканей.

Умей хотеть - и силою желаний

Господень дух промчится по струнам.

Бодний А. А.

Умей творить.

Умей творить, парадоксальности вскрывая.

В них суть потенцирует прогресс.

И сонм со Справедливостью давая,

Снимай теологически-раздрайный пресс.

Пойми, любая ведь парадоксальность -

Она природе человека - мать,

Из подсознания неся неразрешённость

Проблем, что судьбоносьем могут стать.

Здесь историческим сознанием очерчена

Не сама рациональность устремления,

А диссонанса сущность, которой вверена

Дисбалансов властности продления.

А так как корни дисбаланса - теневые,

Палеонтологии печать несущие,

То твои потуги первоочередные -

Апперцепционные, психику революционизирующие.

Бальмонт К. Д.

К Лермонтову.

Нет, не за то тебя я полюбил,

Что ты поэт и полновластный гений,

Но за тоску, за этот страстный пыл

Ни с кем неразделяемых мучений,

За то, что ты нечеловеком был.

О, Лермонтов, презрением могучим

К бездушным людям, к мелким их страстям,

Ты был подобен молниям и тучам,

Бегущим по нетронутым путям,

Где только гром гремит псалмом певучим.

И вижу я, как ты в последний раз

Беседовал с ничтожными сердцами,

И жестким блеском этих темных глаз

Ты говорил: "Нет, я уже не с вами!"

Ты говорил: "Как душно мне средь вас!"

Бодний А. А.

К Лермонтову.

Я гений твой и творчество твоё

Величу тем, что ты стиха энергоёмкость

Пополнял не чрез суггестию, сгибая Бытие,

А собственной природой рождал ты демоничность.

Она не блескостью была, - души надлом

С фокусировкой на прометеево огниво.

Ты будущего жил авансом, как сном,

Реальное интроекцировал, как диво.

В демократические не вступал союзы,

Чтобы в методике не затерять свой пыл

И самостийностью оптимизировал Свободы позы,

Беря их прочность за социальный тыл.

Ты интуицией предвидел ход истории,

Свою благополучность ставил же на кон,

Как нравственный протест элиминации.

И властность твой ждала предсмертный фон.

Бальмонт К. Д.

За пределы.

Вечность движенья -

Область моя,

Смерть и рожденье,

Ткань бытия.

Гете, Дух Земли.

Бодний А. А.

За пределы.

Моя пожелаемость - Движенье

На миг хотя б остановить,

Чтоб каждое бы псевдорвенье

Распадом растворить.

А в категориях извечных

Инерция спружинится.

И после путов прекращённых

Цель из сути вся сгинется.

Вот здесь и время

Поменять коней,

Достойным чтобы - стремя

Для страстности идей.

И в это дело анимизм

Внесёт достойно лепту:

Души и духа бы вещизм

Навечно канул в Лету.

Структурная основа Бытия -

Монадных общность элементов,

Телесности как жития,

Продолжит восхожденье градиентов.

Бальмонт К. Д.

Океан.

Вдали от берегов Страны Обетованной,

Храня на дне души надежды бледный свет,

Я волны вопрошал, и океан туманный

Угрюмо рокотал и говорил в ответ.

"Забудь о светлых снах. Забудь. Надежды нет,

Ты вверился мечте обманчивой и странной.

Скитайся дни, года, десятки, сотни лет -

Ты не найдешь нигде Страны Обетованной".

И вдруг поняв душой всех дерзких снов обман,

Охвачен пламенной, но безутешной думой,

Я горько вопросил безбрежный океан,

Зачем он страстных бурь питает ураган,

Зачем волнуется,- но Океан угрюмый,

Свой ропот заглушив, окутался в туман.

Бодний А. А.

Океан.

Необитаемый мне остров

Пристанищем вдруг стал.

И я безбрежностью просторов

Всецельно в априори пал.

Аппроксимацией замену

Рациональности искал,

И взор на белковую пену

Философично стлал.

Откуда водная однообразность,

Дипольная в своей структуре,

Из зева изрыгает инородность?

Наверно, относительность в фактуре.

И я так понял по своей натуре:

В экстриме я иной, точнее, -

Строптивый океан, как в буре,

И прагматизмом я живу в идее.

Бальмонт К. Д.

* * *

Вечно-безмолвное Небо, смутно-прекрасное Море,

Оба окутаны светом мертвенно-бледной Луны.

Ветер в пространстве смутился, смолк в безутешном

просторе,

Небо, и Ветер, и Море грустью одною больны.

В холод гибнет и меркнет все, что глубоко и нежно,

В ужасе Небо застыло, странно мерцает Луна.

Горькая влага бездонна, Море синеет безбрежно,

Скорбь бытия неизбежна, нет и не будет ей дна.

Бодний А. А.

* * *

Вечно бездушным нам кажется Небо

В звёздно-лунной куполовидности,

Светло-лучистым от Солнца - либо,

Когда в золотистых нитях пленённости.

Этот экзистенциальный парадокс

Мы не замечаем: слишком силён эгоизм,

Инерционно ему потребен позитивный ортодокс,

И в этом - его пассивный антиэмотивизм.

Отделить рациональность неба от иррациональности

Не позволяет врождённая от Природы зависимость.

И этот диссонанс был в первозначимости,

Бумерангово рождавший самостийность.

Бальмонт К. Д.

* * *

Ветер перелётный обласкал меня
И шепнул печально: "Ночь сильнее дня".
И закат померкнул. Тучи почернели.
Дрогнули, смутились пасмурные ели.
И над тёмным морем, где крутился вал,
Ветер перелётный зыбью пробежал.
Ночь царила в мире. А меж тем далёко,
За морем зажглося огненное око!
Новый распустился в небесах цветок,
Светом возрождённым заблистал восток.
Ветер изменился, и пахнул мне в очи,
И шепнул с усмешкой: "День сильнее ночи".

Бодний А. А.

* * *

Ветер похолодавший остудил мне чувства

И проникновенно шепнул: "Ночь умиротворяет сном".

И её ингредиенты меняли мои свойства

На сдержанность, неся дисгармонию в слом.

В то время как гармония в потёмках

Старалась песню колыбельную верстать, -

Дисгармония за горизонтом в золотых тесёмках

На солнцевом хребту готовилась над миром стать.

И вот первые лучи светоконтраст смягчают,

За серостью приходит блескость фона,

Форпосты солнценоса опять всё пеленают,

И ветер прибодрённо шепчет: "Днём правит Мнемосина".

Бальмонт К. Д.

Неясная радуга.

Неясная радуга. Звезда отдаленная.

Долина и облако. И грусть неизбежная.

Легенда о счастии, борьбой возмущенная.

Лазурь непонятная, немая, безбрежная.

Зарница неверная. Печаль многострунная.

Цветы нерасцветшие. Волненье бесцельное.

Мечта заповедная, туманная, лунная.

И Море бессонное, как сон беспредельное.

Виденья прозрачные и призрачно-нежные.

Стыдливого ангела признанья несмелые.

Стремление к дальнему. Поля многоснежные,

Застывшие, мертвые,- и белые, белые.

Бодний А. А.

Неясная радуга.

И в сердце и в небе неясная радуга -

Расстройство Природы и стадия психики,

Как заклинанье вселенского недруга,

Где голоса лишь минорной фонетики.

Без причинного ряда никто и ничто не бывает.

Чрез Движенье мне видится пауз пассивность:

Как переход от витка до витка, циклы что продлевает,

И по достоинству оценить чтоб активность.

Но въедливость в тонус Разума жизненный

Не терпит заминки подчас объективные:

Иль в просак впадает иррациональный,

Иль вектор берёт необузданно-субъективный.

Бальмонт К. Д.

* * *

От последней улыбки луча

На горах засветилася нега,

И родились, блестя и журча,

Два ключа из нагорного снега.

И, сбегая с вершины горы,

Обнимаясь в восторге едином,

Устремились в иные миры,

К отдаленным лугам и долинам.

И в один сочеталися ключ,

Он бежал, прорезая узоры.

Но от мрака разгневанных туч

Затуманились хмурые горы.

И последняя ласка луча

Потонула в туманной печали.

И холодные капли ключа

На остывшую землю упали.

Бодний А. А.

* * *

На тонких снежных настилах,

Что высь пеленуют горную,

Тепло лучей солнечных в силах

Двум ручейкам дало судьбу проворную.

Робко вначале стекали они,

Особо в ночи сковано пели,

Когда зажигала звездистость огни,

Но воскресали с восходами трели.

К подножью горы они вместе

Слили свои светлые воды.

В долину вошли они в тесте,

Чтоб судьбоносные знали о реченьке своды.

И, кстати, здесь ливень прошёлся, -

Речушка перевоплотилась в речку.

Теперь её путь распростёрся

И к морю и в восхвалебную строчку.

Бальмонт К. Д.

Белая страна.

Я - в стране, что вечно в белое одета,

Предо мной - прямая долгая дорога.

Ни души - в просторах призрачного света,

Не с кем говорить здесь, не с кем, кроме Бога.

Все что было в жизни, снова улыбнется,

Только для другого,- нет, не для меня.

Солнце не вернется, счастье не проснется,

В сердце у меня ни ночи нет, ни дня.

Но еще влачу я этой жизни бремя,

Но еще куда-то тянется дорога.

Я один в просторах, где умолкло время,

Не с кем говорить мне, не с кем, кроме Бога.

Бодний А. А.

Белая страна.

Я ушёл от властной имманентности

В белую страну, экзистенциалистскую.

Способствуют мне в этом чувствованья притуплённости

Не как по возрасту, а по миру, дающему суть

контрзакономерную.

Я ухожу от этой сути в антропоцентризм,

Чтоб был мне антуражем - второе "Я".

Я буду сущего блюсти детерминизм,

И апейрон мне целью не будет Бытия.

С Землей синхронно я буду в апекс стремиться,

Но параллельно очищать я буду сущего закономерность,

Чтоб мезомерия гармонией могла явиться,

В свой антимир тогда вдохнул бы я живительность.

Бальмонт К. Д.

* * *

Я полюбил своё беспутство,
Мне сладко падать с высоты.
В глухих провалах безрассудства
Живут безумные цветы.
Я видел стройные светила,
Я был во власти всех планет.
Но сладко мне забыть, что? было
И крикнуть их призывам: "Нет!"
Исполнен радости и страха,
Я оборвался с высоты,
Как коршун падает с размаха,
Чтоб довершить свои мечты.
И я в огромности бездонной,
И убегает глубина.
Я так сильнее - исступлённый,
Мне Вечность в пропасти видна!

Бодний А. А.

* * *

Я полюбил парадоксальность,

Мне контрасты тешат дух.

И процесса изъявлённость

Социально режет слух.

Я в безмолвии светил

Ход ловил стагнации.

И в душе я нишу свил

Прометеевой прострации.

Разрядить мне ситуацию

Протозвездный сможет взрыв.

И я чрез эманацию

Обрету новый порыв.

Сутью распылюсь в Вселенной

И цену Движения узнаю.

Меж вечной субстанцией и тленной

Я зарожденье жизни распознаю.

Бальмонт К. Д.

Отпадения.

Отпадения в мир сладострастия
Нам самою судьбой суждены.
Нам неведомо высшее счастие.
И любить и желать - мы должны.
И не любит ли жизнь настоящее?
И не светят ли звезды за мглой?
И не хочет ли солнце горящее
Сочетаться любовью с землей?
И не дышит ли влага прозрачная,
В глубину принимая лучи?
И не ждет ли земля новобрачная?
Так люби. И целуй. И молчи.

Бодний А. А.

Отпадения.

Мы счастье подменяем целью

И светлы этим отпаденьем.

В анализе играем трелью,

Но метим петли подсознаньем.

Трагикомедию играем отпадениям,

Признаться же самим неловко,

Что отдаём мы следствиям,

Причинности чтоб было ковко.

Мы зрим через туманность действо,

Но зачастую выбираем

Умышленно не то мы средство,

И эгоизму антиномию вверяем.

Часть пятая.

Бунин И.А.

* * *

На поднебесном утесе, где бури

Свищут в слепящей лазури,-

Дикий, зловонный орлиный приют.

Пью, как студеную воду,

Горную бурю, свободу,

Вечность, летящую тут.

Бодний А. А.

* * *

На горной вершине стенанья

Геройству как будто подобны.

И от свербленья лазури дыханья

Подъёмы с орлиными сходны.

От земного как будто отрёкся,

Но во имя его на паренье

Распрямленьем души я увлёкся,

И Вселенная ловит томленье.

И я будто сливаюся с Ней

Под эгидой Неординарности.

И земное пусть время скорей

Обменяется с антиципацией Вечности.

Бунин И.А.

* * *

Седое небо надо мной

И лес раскрытый, обнаженный.

Внизу, вдоль просеки лесной,

Чернеет грязь в листве лимонной.

Вверху идет холодный шум,

Внизу молчанье увяданья.

Вся молодость моя - скитанья

Да радость одиноких дум!

Бодний А. А.

* * *

Неба осенняя хмурость,

И раздеванье просторов лесных,

И гармоничная позолотость -

Стелятся в грязях земных.

Я в эту сферу вклиняюсь

С любвеобильем ещё молодым,

Будто поправить стараюсь

Ход обречённости духом страстным.

Бунин И.А.

* * *

Как дымкой даль полей закрыв на полчаса,

Прошел внезапный дождь косыми полосами -

И снова глубоко синеют небеса

Над освеженными лесами.

Тепло и влажный блеск. Запахли медом ржи,

На солнце бархатом пшеницы отливают,

И в зелени ветвей, в березах у межи,

Беспечно иволги болтают.

И весел звучный лес, и ветер меж берез

Уж веет ласково, а белые березы

Роняют тихий дождь своих алмазных слез

И улыбаются сквозь слезы.

Бодний А. А.

* * *

Дисперсной поволокой заволочилась даль -

Активно летний дождь умерил пыл полей,

И блюдечки на них пошли сверкать, как сталь;

Озоном прибодрённые и синева небес и травостой теней.

И хлорофилл полей стал щедрым на привес,

Цветы полей настойным ароматом воздыхают.

И изумрудит хвойный вдали лес.

И трели соловья моменты обновленья отмечают.

И флора благодарно обновленьем дорожит:

Воспряла ликом освежённая Природа.

От ветерка листочек каждый благоговейностью

дрожит,

И капельки дождя, подобно соку, стекают мелодично с них,

как ода.

Бунин И.А.

* * *

Зачем и о чем говорить?

Всю душу, с любовью, с мечтами,

Все сердце стараться раскрыть -

И чем же? - одними словами!

И хоть бы в словах-то людских

Не так уж все было избито!

Значенья не сыщете в них,

Значение их позабыто!

Да и кому рассказать?

При искреннем даже желанье

Никто не сумеет понять

Всю силу чужого страданья!

Бодний А. А.

* * *

Откровение - смерти подобно

В этом мире бардачном.

С изначалья истории свербно

Падчерится гуманность пороком.

Гуманисты повсюду изгоем

Свой мандат обретают.

И лжецы псевдоангельским воем

Дивиденды чрез насилье считают.

И Олимпа навуходоносорство

Точку ставит надежде последней:

Этатизму антипод - благородство,

Истина чёрта стала раздрайней.

Бунин И.А.

* * *

Ту звезду, что качалася в темной воде

Под кривою ракитой в заглохшем саду, -

Огонек, до рассвета мерцавшей в пруде, -

Я теперь в небесах никогда не найду.

В то селенье, где шли молодые года,

В старый дом, где я первые песни слагал,

Где я счастья и радости в юности ждал,

Я теперь не вернусь никогда, никогда.

Бодний А. А.

* * *

Безмятежно-условная детства пора,

Когда мир как сказочный

Вроде казался - не хватало жар-птицы пера.

Каждый взрослый - с иконы как списанный.

Навуходоносорство с христопродажным сподручьем

Контрастят ностальгию в былое псевдорайство:

Уйти хотелось бы туда пусть даже с многоточьем

У бытийной проблематики, вобравши одиночество.

Бунин И.А.

Родине.

Они глумятся над тобою,
Они, о родина, корят
Тебя твоею простотою,
Убогим видом чёрных хат.
Так сын, спокойный и нахальный,
Стыдится матери своей -
Усталой, робкой и печальной -
Средь городских его друзей,
Глядит с улыбкой состраданья
На ту, кто сотни верст брела
И для него, ко дню свиданья,
Последний грошик берегла.

Бодний А. А.

Родине.

Власть предержащая патологически

Глумится над тобою,

Армаду сателлитов псевдопатриотически

Готовит чрез попытку возрожденья к бою.

Незримый бой идёт с Тобой, с народом:

Твой плацдарм - для них скаредность.

Навуходоносорство - традиционно в углу красном,

Как божество земное, чтоб проводить псевдоидейность.

Чрез псевдоидейность Тебя доят,

Опустошая залежи природные,

Которые контрКонституцией иудоят, -

Как достояния народные.

Без Родины им тоже нельзя жить -

Так исторически сложилася традиция.

Они родимое гнездо с капитализмом стали вить

Не у Тебя, а за бугром - как истинная Бестия.

Бунин И.А.

Плеяды.

Стемнело. Вдоль аллей, над сонными прудами,

Бреду я наугад.

Осенней свежестью, листвою и плодами

Благоухает сад.

Давно он поредел, - и звездное сиянье

Белеет меж ветвей.

Иду я медленно, - и мертвое молчанье

Царит во тьме аллей.

И звонок каждый шаг среди ночной прохлады.

И царственным гербом

Горят холодные алмазные Плеяды

В безмолвии ночном.

Бодний А. А.

Плеяды.

Сумеречит, я иду вдоль аллей оголённых,

В придорожных прудах легкой зыбью

Колыхаются отраженья созвездий извечных,

И листва под ногами предаётся шуршанью.

И меня в меланхолию будто бы тянет

Оголённая серость Природы.

Но блуждающий взгляд отраженье звезды вдруг

встречает,

И касанью оптимизма увлекает в исторические своды.

Как звезд палеонтология, так Плеяды гуманистов

Представляться стали мне калейдоскопически.

Я с каждой Плеяды фугу ловил для душевных просторов, -

И экстериоризация пошла гармонически.

Бунин И.А.

* * *

Первый утренник, серебряный мороз!

Тишина и звонкий холод на заре.

Свежим глянцем зеленеет след колес

На серебряном просторе, на дворе.

Я в холодный обнаженный сад пойду -

Весь рассеян по земле его наряд.

Бирюзой сияет небо, а в саду

Красным пламенем настурции горят.

Первый утренник - предвестник зимних дней.

Но сияет небо ярче с высоты;

Сердце стало и трезвей и холодней,

Но как пламя рдеют поздние цветы.

Бодний А. А.

* * *

Протозима сегодня утренник сплела

С дисперсной звёздности снежинок,

И серебристый тон местами в фокусы свела -

Как будто мишура предновогодних сказок.

А в саду деревья, как ели серебристые.

И изморось хладит пожухлый лик земли,

И закрывает былые раны, чтоб гармоничные

Соткать покровы, как видятся вдали.

И небо вроде колер подбирает

К земной греховной, кающейся участи,

Чтобы остаточность тепла, когда вздыхает

Гармония последняя, душа вобрала б в мезомерности.

Бунин И.А.

Тропами потаенными.

Тропами потаенными, глухими,

В лесные чащи сумерки идут.

Засыпанные листьями сухими,

Леса молчат - осенней ночи ждут.

Вот крикнул сыч в пустынном буераке.

Вот темный лист свалился, чуть шурша.

Ночь близится: уж реет в полумраке

Ее немая, скорбная душа.

Бодний А. А.

Тропами потаёнными.

Кто в чащах лесных был,

Антуража тот ловил особенность:

Там вроде сумерок прописан антипыл, -

Осенью послаблен в оголённость.

И кажется, когда светило в землю грузится,

Что сумерки идут из чащи к горизонтам,

И на пути полифония лесного царства глушится,

И внемлит флора с фауной мрачным градиентам.

Часть шестая.

Тарковский А. А.

* * *

Позднее наследство,
Призрак, звук пустой,
Ложный слепок детства,
Бедный город мой.
Тяготит мне плечи
Бремя стольких лет.
Смысла в этой встрече
На поверку нет.
Здесь теперь другое
Небо за окном -
Дымно-голубое,
С белым голубком.
Резко, слишком резко,
Издали видна,
Рдеет занавеска
В прорези окна,
И, не уставая,
Смотрит мне вослед
Маска восковая
Стародавних лет.

Бодний А. А.

* * *

Отошедшее наследство,

Иллюзорности реальной,

Детства царство -

По морали внебытийной.

Стареющее уж сознанье

Бытию стремится навязать

Инерцией из детства освеженье -

Былое время дежавать.

Контрастность же предметности

Былого - современного

Черты рассредотачивает сущности,

Лишая вида цельного.

Хоть небосвода признаки всё те же, -

И туч разнообразье и синевы тона,

Но пелену незримую возвёл пред детством кто же?

Видать, Движенье - контрастность Вечности дана.

И стародавность превращенье вызывает:

Себя монадой Вечности почувствовать хочу.

И как протест земному времени - душа вершает:

Устоявшимся традициям накидываю я парчу.

Тарковский А. А.

* * *

Струнам счет ведут на лире
Наши древние права,
И всего дороже в мире
Птицы, звезды и трава.

До заката всем народом
Лепят ласточки дворец,
Перед солнечным восходом
Наклоняет лук Стрелец.

И в кувшинчик из живого
Персефонина стекла
Вынуть хлебец свой медовый
Опускается пчела.

Потаенный ларь природы
Отмыкает нищий царь
И крадет залог свободы
Летних месяцев букварь.

Дышит мята в каждом слове,
И от головы до пят
Шарики зеленой крови
В капиллярах шебуршат.

Бодний А. А.

* * *

Мы парадоксальностью все струны

В лире интенциально уравняли,

И счёту здесь мы не верны.

Антураж идейностью мы спеленали.

Знаковость созвездий небосвода

Мы воспринимаем чрез сенсуализм.

А подвижки мирового свода

Мы без ласточек сведём в свой пантеизм.

У пчелы мы трудолюбие возьмём

Инстинктивно, как функционализм.

А базилику мы в сподручные сведём,

Чтобы цену воздал бы этике эмотивизм.

Мы пленэр Природы ложно метим,

Как свободы абсолют, Духа Вечности

Эксперимент мы приемлемостью двоим,

И субстанцию свою видим в лике обновлённости.

И пульсация здесь жизни - в антиципации,

Когда мыслится синхронность с апогеем

Кровообращения Природы, как бы в эманации;

С хладом осени мы только лишь прозреем.

Тарковский А. А.

* * *

Пляшет перед звездами звезда,
Пляшет колокольчиком вода,
Пляшет шмель и в дудочку дудит,
Пляшет перед скинией Давид.

Плачет птица об одном крыле,
Плачет погорелец на золе,
Плачет мать над люлькою пустой,
Плачет крепкий камень под пятой.

Бодний А. А.

* * *

Величаво блещет протозвезда Вселенной;

Игриво в зыби вода шуршит;

И ветерок вздыхает в листве меланхоличной;

И дождик моросящий урожаю льстит:

Но вот протозвезда взорвалась, новыми звёздами сверкая;

Прорвавшаяся плотина стихийно воды вздымает;

И ураган как будто бы у ада края;

И ливень проливной без разбора все с земли смывает.

Часть седьмая.

Ахматова А. А.

* * *

Вместо мудрости - опытность, пресное,

Неутоляющее питье.

А юность была - как молитва воскресная.

Мне ли забыть ее?

Столько дорог пустынных исхожено

С тем, кто мне не был мил,

Столько поклонов в церквах положено

За того, кто меня любил.

Стала забывчивей всех забывчивых,

Тихо плывут года.

Губ нецелованных, глаз неулыбчивых

Мне не вернуть никогда.

Бодний А. А.

* * *

Мудрость - признак изначально-аполлонный,

Путеводный луч в решении парадоксальностей,

И стремится человек разумный

Ею овладеть, чтобы прописаться у бессмертностей.

Но взамен почти лишь каждый

Опытность берёт за мудрость

И инстанцией последней псевдоистиный

Даёт вердикт - эгоизма самость.

Для такого эгоизма опытность

Всегда пресна, результат когда идёт

Иррациональный, а обусловленность

Апперцепцией найти - дух неймёт.

Эта псевдомудрая гордыня

Жизнь зачастую осложняет.

Для властителя она - псевдотвердыня,

Дисгармонией весь мир сплетает.

Но эмпирическим сознаньем

Зачастую каятся гордыней,

Но не с истиной сретеньем,

Эгоизм опять чтоб стал твердыней.

Ахматова А. А.

* * *

Есть в близости людей заветная черта,
Ее не перейти влюбленности и страсти,-
Пусть в жуткой тишине сливаются уста
И сердце рвется от любви на части.
И дружба здесь бессильна, и года
Высокого и огненного счастья,
Когда душа свободна и чужда
Медлительной истоме сладострастья.
Стремящиеся к ней безумны, а ее
Достигшие - поражены тоскою.
Теперь ты понял, отчего мое
Не бьется сердце под твоей рукою.

Бодний А. А.

* * *

Людей сближает души менталитет,

Который состраданьем способен отзываться.

Чем шире действия авторитет

Души, тем способнее Свобода расширяться.

Душе абстракция Свободы не нужна.

Она формат очерчивает океаном,

Где сострадание - безмерности волна.

И чувства в ней идут круговоротом.

Круговорот всемирным может быть -

И в этом есть её Свобода.

Когда Свобода выбором диктата может слыть,

Тогда сердечным ритмом избирательно поётся ода.

Ахматова А. А.

Стансы.

Стрелецкая луна. Замоскворечье. Ночь.

Как крестный ход, идут часы Страстной Недели.

Я вижу страшный сон. Неужто в самом деле

Никто, никто, никто не может мне помочь.

В Кремле не надо жить - Преображенец прав,

Там зверства древнего еще кишат микробы;

Бориса дикий страх и всех иванов злобы,

И самозванца спесь взамен народных прав.

Бодний А. А.

Стансы.

Меняются истории пленэры властолюбий,

Не дожидаясь Страшного суда, калейдоскопят

Кремлевские апартаменты поступь богоземий,

И подковёрно дисгармоничность копят.

Примеры есть с кого списать:

И Годунов Борис, и Иван Грозный

И вся старозаветная милитаризма стать,

И ныне - дух навуходоносорства верховный.

Ахматова А. А.

Защитники Сталина.

Это те, что кричали: "Варраву!

Отпусти нам для праздника", те

Что велели Сократу отраву

Пить в тюремной глухой тесноте.

Им бы этот же вылить напиток

В их невинно клевещущий рот,

Этим милым любителям пыток,

Знатокам в производстве сирот.

Бодний А. А.

Защитники Сталина.

Это те, кто отрёкся от идиллии Христа,

Заменив прагматизмом Варравы,

Чтобы навуходоносорства фарисеев верста

Не давала в борьбе бы Свободе потравы.

Дух свободолюбивый Варрава бы внёс,

Чтоб смешенье решений старнировать,

Где в одном лице были, кто хулу на Сталина нёс

И глашатаем был его интерьерных велений.

Ахматова А. А.

* * *

Кого когда-то называли люди

Царем в насмешку, Богом в самом деле,

Кто был убит - и чье орудье пытки

Согрето теплотой моей груди.

Вкусили смерть свидетели Христовы,

И сплетницы-старухи, и солдаты,

И прокуратор Рима - все прошли.

Там, где когда-то возвышалась арка,

Где море билось, где чернел утес, -

Их выпили в вине, вдохнули с пылью жаркой

И с запахом бессмертных роз.

Ржавеет золото и истлевает сталь,

Крошится мрамор - к смерти все готово.

Всего прочнее на земле печаль

И долговечней - царственное Слово.

Бодний А. А.

* * *

Кого царём в насмешку прозывали,

Тот оправдал свой иронический удел, -

Его живое Слово навеки распластали

Теологические технологии под видом страстных дел.

Мир развивается в иных закономерностях,

Где всё антихристово утверждается крестом

От имени Его в фальсифицированных проповедях,

Чтоб Слово Искупителя стало фарисейским бы венцом.

И это обрело черты тотального психоза:

Нагорной проповедью стали туалетную бумагу подменять,

И всего парадоксальнее такая умиляет поза,

Когда пошли фатально совесть на христопродажие

менять.

И в этом - привкус Истины прогоркшей:

Ведь Страшный суд волынку тянет до сих пор.

Но Духу Вечности здесь, видимо, развёрстней

Через Эксперимент апперцептировать всемирный вздор.

Ахматова А. А.

* * *

Земля хотя и не родная,
Но памятная навсегда,
И в море нежно-ледяная
И несоленая вода.

На дне песок белее мела,
А воздух пьяный, как вино,
И сосен розовое тело
В закатный час обнажено.

А сам закат в волнах эфира
Такой, что мне не разобрать,
Конец ли дня, конец ли мира,
Иль тайна тайн во мне опять.

Бодний А. А.

* * *

Не может быть земля родной

Ахматовой, когда главы дурманится

Угаром ностальгическим - былой

Породой царского двора ей нежится.

Попытка есть реанимировать

Природу в духе прежнем.

Инстинкт спасенья здесь растормаживать

Старается, чтоб связь бы уловить в потоке вешнем.

Эксперимент такой Есенин испытал,

Но больше стал ещё опустошённей.

Слабее он в себе инстинкт спасения питал,

И безыдейности мотив явился перед ним

смертельней.

Ахматова А. А.

Последняя роза.

Мне с Морозовою класть поклоны,
С падчерицей Ирода плясать,
С дымом улетать с костра Дидоны,
Чтобы с Жанной на костер опять.
Господи! Ты видишь, я устала
Воскресать, и умирать, и жить.
Все возьми, но этой розы алой
Дай мне свежесть снова ощутить.

Бодний А. А.

Последняя роза.

Ахматова, поклоны бей

Хоть самому Ивану Грозному,

И пляски хоть пред Вельзевулом лей,

Но только не предайся желанию запретному.

Запрет - в Жанну д'Арк метаморфозится,

Тем паче - на костре, тебе - дух поговорки

О герое и трусе, где пред истинной и мнимой он

приемлется

Смертью, твоё - розу алую вдыхать без передышки.

Часть восьмая.

Гумилёв Н. С.

Людям настоящего.

Для чего мы не означим

Наших дум горячей дрожью,

Наполняем воздух плачем,

Снами, смешанными с ложью.

Для того ль, чтоб бесполезно,

Без блаженства, без печали

Между Временем и Бездной

Начертить свои спирали.

Для того ли, чтоб во мраке,

Полном снов и изобилья,

Бросить тягостные знаки

Утомленья и бессилья.

И когда сойдутся в храме

Сонмы радостных видений,

Быть тяжелыми камнями

Для грядущих поколений.

Бодний А. А.

Людям настоящего.

Люди, выбирайте дилемму:

Или псевдоупоение навуходоносорством,

Или в предтечность - спартаковскую тему.

Но в любом случае - стенанье в фатальном.

По варианту первому - совесть безвекторна,

И нет обременённости по отчётности

Ни перед Духом Вечности, где участь экспериментальна,

Ни перед наступленьем мира безыдейности.

Но должен быть безопасности страж всемирный,

Который бы регламентировал беспечность,

Инстинкту сохраненья давал бы ход расчётный -

Сохраненье рисунка аномалий чрез психонавязчивость.

Но под эгидой Страшного суда идти

Она должна, как мораторий на смертную казнь.

Тогда появится потребность возвести

Истины проект на неуправляемую жизнь.

Гумилев Н. С.

Деревья.

Я знаю, что деревьям, а не нам

Дано величье совершенной жизни;

На ласковой земле, сестре звездам,

Мы - на чужбине, а они - в отчизне.

Глубокой осенью в полях пустых

Закаты медно-красные, восходы

Янтарные окраске учат их, -

Свободные, зеленые народы.

Есть Моисеи посреди дубов,

Марии между пальм. Их души, верно,

Друг другу посылают тихий зов

С водой, струящейся во тьме безмерной.

И в глубине земли, точа алмаз,

Дробя гранит, ключи лепечут скоро,

Ключи поют, кричат - где сломан вяз,

Где листьями оделась сикомора.

О, если бы и мне найти страну,

В которой мог не плакать и не петь я,

Безмолвно поднимаясь в вышину

Неисчислимые тысячелетья!

Бодний А. А.

Деревья.

Деревья - как антенны вселенского эфира,

Земные побужденья человечества

В гармонии и в дисгармонии в безбрежность мира

Переводят, давая сущему цельность свойства.

Они застолблены навечно в одно место,

Срок хранения истории своей земли - столетья.

Фатально неизменны они родине своей и просто

И с ветрами перемен играют в судьбоносья.

Но изощрённее в храненье генеалогии

Среды и человека есть хвойные деревья,

Которые прикосновенья к иголкам-листьям, -

как хронологии

Листы, хранят менталитет агента, и в этом

есть поверья.

А если в палеонтологическую глубь смотреть,

То древние деревья свою субстанцию в полезность

Влили, чтоб снова в комплексах сгореть

И человечеству в реальном повысить жизненность.

И в этой древней преемственности

С учётом дарованья чрез фотосинтез кислорода

Деревья чудо нам несут в неблагодарной неоценённости.

Но Дух Вечности их ставит выше человеческого рода.

Гумилёв Н. С.

Творчество.

Моим рожденные словом,
Гиганты пили вино
Всю ночь, и было багровым,
И было страшным оно.
О, если б кровь мою пили,
Я меньше бы изнемог,
И пальцы зари бродили
По мне, когда я прилег.
Проснулся, когда был вечер.
Вставал туман от болот,
Тревожный и теплый ветер
Дышал из южных ворот.
И стало мне вдруг так больно,
Так жалко стало дня,
Своею дорогой вольной
Прошедшего без меня.
Умчаться б вдогонку свету!
Но я не в силах порвать
Мою зловещую эту
Ночных видений тетрадь.

Бодний А. А.

Творчество.

Я стадию всю творческого изливанья

Совместно провожу с новорождёнными героями

И тем как будто по ходу дела обновленья

Ввожу в пространство проективное, обозначённое

ролями.

Но не всегда и не везде пространство

Антиципацией пленится, и остаётся

Лишь половинчатое мне довольство,

Где заданность идеей пока вьётся.

Но анимизмом я иду на штурм пространства,

В Эксперимент чтоб Духа Вечности войти.

И в вспоможенье мне антропоморфизм свойства

Неживой материи даёт, чтобы в живительность свести.

Но нить стараюсь сущего я удержать,

И апотропеем мне - Андреева кинетика психизма,

Где абрис парадокса даёт мне атом расщеплять,

Энергией чтоб высветить, где Бытия - проблема спазма.

К концу творчества - я весь как в эманации.

И если получилась в результате антибуффонада,

То цель-апекс достигнута, чтоб в интеграции

Узреть бы творчество идейно-априорного фасада.

Гумилёв Н. С.

Императору.

Призрак какой-то неведомой силы,
Ты ль, указавший законы судьбе,
Ты ль, император, во мраке могилы
Хочешь, чтоб я говорил о тебе?
Горе мне! Я не трибун, не сенатор,
Я только бедный бродячий певец,
И для чего, для чего, император,
Ты на меня возлагаешь венец?
Заперты мне все богатые двери,
И мои бедные сказки-стихи
Слушают только бездомные звери
Да на высоких горах пастухи.
Старый хитон мой изодран и черен,
Очи не зорки, и голос мой слаб,
Но ты сказал, и я буду покорен,
О император, я верный твой раб.

Бодний А. А.

Императору.

Твои деяния подобны призракам,

Да Ты и сам как псевдоангелосозданье,

Как маг, Ты числа в зев бросаешь перепадам.

И это - псевдофеномен в мировом соотношенье.

Особо Ты плебеям сказки любишь петь

О том, что число тринадцать в взимании

Налога на богатство - божественный просвет

Есть в небесах, помогающий в стенании.

И чрез просвет пройдёт, мол, инвестиции поток.

А разве не пройдёт он чрез дыру, когда

Она сорокапроцентной будет, ведь потолок

Мировой - до шестидесяти процентов, почти всегда.

По минимуму он - сорок пять процентов.

Даже пятипроцентное занижение не изменит

Поток, - так будешь первым Ты из мировых меценатов.

Тринадцать же - сокрытые похоти возбудит.

Император здесь делает навуходоносорский ход:

Предвидит безмерность уважения с Запада.

Но вместо эффекта - исторического удручения ввод -

Навуходоносорство было всегда причиной доверия распада.

Плебеи же навуходоносорству создают ореол,

Превращаясь в христопродажное скопище.

И этим уже четверть века крепится императора престол.

Я ввёл бы приём, чтоб это узаконилось, как власти детище.

Приём извечно опробованный: каждый день

Причастять холопов розгами по заднице,

Чтоб думали не ею, - мозгами, тогда не пень -

Голова, а подспорье судьбе-вестнице.

Гумилёв Н. С.

В пути.

Кончено время игры,

Дважды цветам не цвести.

Тень от гигантской горы

Пала на нашем пути.

Область унынья и слез -

Скалы с обеих сторон

И оголенный утес,

Где распростерся дракон.

Острый хребет его крут,

Вздох его - огненный смерч.

Люди его назовут

Сумрачным именем "Смерть".

Что ж, обратиться нам вспять,

Вспять повернуть корабли,

Чтобы опять испытать

Древнюю скудость земли?

Нет, ни за что, ни за что!

Значит, настала пора.

Лучше слепое Ничто,

Чем золотое Вчера!

Вынем же меч-кладенец,

Дар благосклонных наяд,

Чтоб обрести наконец

Неотцветающий сад.

Бодний А. А.

В пути.

Наивный герой, в жизнь вступая,

Первопроходцем мыслит:

- "Конечно время игры", рая

Контуры надо высветить. -

Отчего заколдованный круг

Псевдоидейности? Оттого что изначально

Точка отсчёта - Эдем - дух

Мифичности давала, - обозначится тотально.

От Бруно каждый гуманист

Опору брал в объекте пантеизма,

И он являлся как горнист,

Взывавший к диалектике монизма.

Но теология изощрённей была:

Она бога над каждой точкой

Опоры поставила, чтоб лила

Свободу божья воля рассрочкой.

Рассрочка измеряется тысячелетьями.

Но фокусировка покровительства в боге

В сравненье с языческими суеверьями и поверьями

Дала теологии верх в мифологическом итоге.

Вот и приходится самостоятельным героям

Выбирать зачастую "слепое Ничто"

В противовес философичным изъявленьям,

Замыкая "неотцветшим садом" эволюции лото.

Гумилёв Н. С.

Ворота рая.

Не семью печатями алмазными
В Божий рай замкнулся вечный вход,
Он не манит блеском и соблазнами,
И его не ведает народ.
Это дверь в стене, давно заброшенной,
Камни, мох, и больше ничего,
Возле - нищий, словно гость непрошенный,
И ключи у пояса его.
Мимо едут рыцари и латники,
Трубный вой, бряцанье серебра,
И никто не взглянет на привратника,
Светлого апостола Петра.
Все мечтают: "Там, у Гроба Божия,
Двери рая вскроются для нас,
На горе Фаворе, у подножия,
Прозвенит обетованный час".
Так проходит медленное чудище,
Завывая, трубит звонкий рог,
И апостол Петр в дырявом рубище,
Словно нищий, бледен и убог.

Бодний А. А.

Ворота рая.

С рожденья человек - экзистенциалист,

Стремясь ось земную завертеть

Вокруг своей субстанции, как идеалист,

Но жизнь прозаически старается он бдеть.

И рай, нет, не земной - небесный

В эгоизма самость вбирает человек

Сущему вразрез, ломая смысл здравый,

И в тайне необмолвленной он держит век.

И дизайн себе рая создает,

Как зазеркалье жизни земной.

С нефокусированным экстерьером живёт

Его воображенье, как в сфере антиземной.

Он знает в горе тот пролом,

Чрез который в рай ушёл Христос.

Но внутренний нигилизм вход в Дом

Внеземной усыпает благоуханьем роз.

И движет этим - ген оптимизма,

Без которого немыслимо Движенье

Антимира экстериоризированного психологизма.

Но человек не признаёт это рвенье.

Гумилёв Н. С.

Детство.

Я ребенком любил большие,

Медом пахнущие луга,

Перелески, травы сухие

И меж трав бычачьи рога.

Каждый пыльный куст придорожный

Мне кричал: "Я шучу с тобой,

Обойди меня осторожно

И узнаешь, кто я такой!"

Только дикий ветер осенний,

Прошумев, прекращал игру.

Сердце билось еще блаженней,

И я верил, что я умру

Не один - с моими друзьями,

С мать-и-мачехой, лопухом,

И за дальними небесами

Догадаюсь вдруг обо всем.

Я за то и люблю затеи

Грозовых военных забав,

Что людская кровь не святее

Изумрудного сока трав.

Бодний А. А.

Детство.

Детство любят за незнанье зла,

Которое баланс сознанья и души

Стабильно держит, как два весла

Во время штиля и тиши.

Эпиметейским мозгом детство

Осознаётся предтечей возможности,

Когда теоретически внедряется свойство

Дифракции Свободы в парадоксальности.

И здесь детский функционализм

Дороже взрослого дизайна чувств,

И детское таинство сенсуализм

Передаёт как будто из божественных уст.

И трезвость жизни взрослой,

Вкусившей горечи превратностей,

Хочет найти рычаг опоры архимедовой

В детстве, где граница протоконтрастностей.

И силой ностальгии рычаг тот повернуть,

Чтоб эволюция пошла бы иным ходом, -

Идеализация детства должна тогда вернуть

Разуму уникальность с антропософическим окрасом.

Сентябрь 2014 года.

Конец седьмого тома.

Оглавление.

Часть первая.

Часть вторая.

Часть третья.

Часть четвертая.

Часть пятая.

Часть шестая.

Часть седьмая.

Часть восьмая.

Оставить комментарий © Copyright Бодний Александр Андреевич (bodnyalexander@yandex.ru) Размещен: 21/12/2017, изменен: 21/12/2017. 244k. Статистика. Монография: Поэзия		Ваша оценка:
Аннотация: Настоящий 7-й том многотомника "Поэзия вскрывает небеса" отражает общую тенденцию к философичности о роли деятельности человека и его взаимосвязи и взаимообособленности с человечеством и вселенским Потоком Вечного Времени.

Бодний Александр Андреевич : другие произведения.

Поэзия вскрывает небеса