Ной из большого города.
Тучи истекают в дождь и град
И бьются оземь водою небесной,
Наполняющей ручей, огород, овраг,
Оседающей в лужах практически бесполезно.
И когда я ещё не раскрыв свой зонт
Выплываю эсминцем в каналы улиц -
Я как радиолуч сквозь грозовый фронт
Пробиваюсь, за плащ волнуясь.
Обдирая бока об зазубрины молний
И калошей впечатывая полёт шмеля,
Я играю в ковчег и, довольный ролью,
Заявляю - "А вон земля!".
Вылетает мой голубь, разведчик слив,
Но приносит не ветвь, а весть -
Что потоп не стерильность, а паллиатив,
И что змеи попрежнему здесь.
Я, кингстоны открыв, улыбаясь хитро,
И славянки прощанье играя не в такт,
Погружаюсь во впадину - то есть в метро,
И срываю размокший флаг.
Тучи режут себя на куски полотна,
Тщась накрыть целый город сетями ручьёв.
Я в вагоне - а сверху рыдает весна,
Разрывая бинты новогодних снов.
И толпа в подземелье несёт наверх,
На сигнал крысолова - к воде, на мыс.
Обещали с кота сапоги в четверг,
Но сейчас - утопиться, за дудкой - вниз.
Отражение в луже как калейдоскоп -
Расколочено зеркало серых небес.
Я разбит на куски - вот зачем потоп,
Собираю их - быть иль не быть? Я - есть.
* * *
Грозою вспорото небо,
Скалою вспороты воды.
А мы нос уперли в небыль,
В безветрие беспогоды.
Глаза мы уперли в строки,
Где бродят Адам и Ева.
Но гонит, шевЕлит ноги
Ехидный демон дороги.
Туда, где зацвел багульник.
Туда, где синие горы.
Где носится ветер-распутник
И кажутся мелкими споры.
* * *
Пройди всю планету по тени по свету
А нету ни патоки ни конфеты
Ни мяты ни ваты но лица помяты
И жаждой объяты душой вороваты
В мечтаньях в скитаньях
В сопливых стенаньях
Не зная призванья но зная желанья
А может до лампы а может до фени
Предавшись без имени бурям-теченьям
И всё столь похоже на хаос и кашу
Что кто же хлебать будет
Жизнь эту нашу?
Лебедь белая плывёт
Да орешки всё грызёт...
* * *
Слякотно. В душе слякотно.
Не тошнит, но серостью приплюснуто.
Были мы за этот век всякими:
И крикливыми и не-раскрой-уст-ыми.
Трех нулей забор. Крыльцо в порохе.
А запас ли спас, разве знаешь ли?
Знай, вали всю жизнь одним ворохом.
Знай, гори пока. Оклемаешься.
Иль копыта прочь - и откинешься.
Ночь, зима иль ров - куда двинешься?
Тьма бежит на метр перед фарами,
На сухом пайке, без гитары я.
Песня топора да по дереву.
То ли спать пора, то ли прятаться.
Звук со всех сторон - но не стерео.
Нулевая ты, наша матрица.
P.S> Трёх нулей забор - это про год 2000.
* * *
6 августа 1945 года, 8:15 утра
Город замер. Скоро Хиросимой
Стать ему в истории зарубкой,
Прорубью, пробойной и провалом,
Отсветом Содома и Гоморры.
Тихо спят святоши и гетеры,
Дети сон досматривают сладкий.
Поутру больного (не по теме)
Отпустили когти лихорадки.
Мост широкий через Стикса воды
Приготовлен. Скоро под фанфары
Открываем. Welcome, автокары,
Человеки, лошади, трамваи!
Заходи, оставь свою надежду,
Всяк сюда забредший причаститься.
Пейте кровь свою. Смотри в ресницы
Пламени в одеждах цвета хаки.
Дым печей и посвист ятагана,
Росчерк пули, поцелуй холеры -
Мир бредёт обкуренно и пьяно,
И хромой как старая собака.
Шаткое юлы солнцестоянье,
Тучи странной формы набежали.
А пока - безветрие и нега...
Сосчитай-ка быстрые секунды!
Кто не долюбил - тот не долюбит.
Взмах меча - и пропасть безвременья,
Словно холст с одною стороною.
На одной - Дали и Босх - сиамцы,
На другой - лишь мирозданья губы
Порванные яростью любови,
Зацелованы вдрызг жерлами Иуды.
* * *
Подлейший выдаёт себя
За своего. И входит в двери
Не сомневаясь, не любя,
Но жадно пользуясь доверьем.
А после - гложет изнутри,
Ключи прибрав к рукам липучим.
И сушит, жарит и горит,
Пока не сдушит.
* * *
День натянут на небо как пыльный чехол для дивана
Зелень листьев напомнила щей щавелёвых отраву
Люди прытко ползут муравьиной толпой хлеб насущный
Добывать добивать своих ближних пока не надкушен
По домам и по норам щеглы и скворцы расселились
Гнёзда вьют бьют баклуши и прячутся в белых утёсах
Я прилип в сей кисель я завяз будь я сто раз ленивец
Но подставлен ветрам и пурге будь я сто раз мимоза
* * *
Останься. Не спеши исчезнуть
В рутинных жестах и делах.
Пусть оставаться бесполезно
И день грядущий прочит страх.
Но расставание - причуда
Что лишь царям дозволенА,
Взаймы взять время ниоткуда,
Вернуть - изысканностью сна.
Грустить, несбывшихся мечтаний
Желая патоку продлить,
Ненужных избежать прощаний
И уходя - не уходить.
* * *
Он снимает плечо с мешка, не сдерживая смешка.
Он топит реку в мешке, застряв на последнем вершке.
Он выуживает удочку из рыбы, но руки его крИвы.
Му-Му говорит Герасиму "Адью" и садится в ладью.
Выключают воду, потому что слишком много народу.
Дно идёт к кораблю - "Магомет, я тебя люблю!".
Выключают свет, потому что не куплен билет.
Кассир покупает билетики у пассажира, толстого от жира,
И ухмыляется лживо, глотая червём наживку.
Он снимает мешок с ног и загибает курок.
Он насаживает реку на крючок, а далее - молчок.
Мост шагает через крейсер, матроса поёт песня.
Рыбы танцуют ловко с Му-Му польку-головомойку.
Барыня плавает с Герасимом в реке нагишом налегке.
Посторонним Вход разрешён - вот и вышел стишок.
* * *
Тему каждый определит для себя сам.
Это было милой подлостью,
Тихой сапой нежной радостью
От чужой послёзной горести,
Причинённой боли-гадости.
Это было без раскаянья,
Без сомнений в яме-совести,
"Справедливым воздаянием"
С бодрым привкусом греховности.
Недоверьем зверя дикого,
Рабством, возведённым в идолы.
Белой ниткой шито лыком бы-
ло по живому сердцу битому.
* * *
Не прорасту, не прорасту
В граните красными корнями.
Не зацвету, не расцвету
Над иноземными полями.
Не потеку, не растекусь
Рекою по пустыне дикой.
Не пробегу и не домчусь
Я до обители великой.
* * *
Невовремя зажжённая менора...
Семь красок, семь колонн и семь небес
Безмолвно расплетающих нить спора,
Безлико озирающих окрест.
Меноры пламя мечется, взывает,
Семь звуков, семь ступеней, семь замкОв...
И глина в свете кажется - живая,
Лишённая подпорок и оков.
II
Без устали расходятся тропинки,
Сплетаются в недели и века.
Летят по ветру нити паутинки
На синее сиянье маяка.
Мангустой ныркой марево пронзая,
Секунды утекают как ручьи,
Став памяти закрытыми глазами,
Впечатанные в камни - и ничьи.