Богачко Павел : другие произведения.

Часть 3. Женские образы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    по следам любовных "похождений" главного героя.

   3. Женские образы.
  
  
  
   Женские персонажи "Тленного града" составляют в романе так называемый "женский круг" - сферу интимной жизни главного героя. Как мы уже писали (так неоднократно признавал и сам Цзя Пинва), женские образы всегда играли особую роль в его творчестве. Любопытно, что в этом автор очень напоминает своего героя - писателя Чжуан Чжиде. Вот что говорит о его книгах одна из героинь романа:
  "Я прочитала все его романы. Мне кажется, что больше всего ему нравится писать о женщинах. В его книгах они всегда прекрасны и добры, словно настоящие бодисатвы. Мужчины у него, на первый взгляд, наивны и немного простоваты. Их сердца переполняют сильные и глубокие чувства, но в то же время они и шага не смеют ступить за грань дозволенного, отчего в его романах ощущается сильный заряд подавляемой сексуальности". [А,1,137].
  Эту характеристику вполне можно отнести к ранним повестям и романам самого Цзя Пинва, где сюжетные коллизии строятся вокруг образов таких обольстительно прекрасных и одновременно духовно возвышенных героинь (таковы образы Дуйцзы в "Заставе Будды", жены мастера в "Небесном псе", Лянлян и Байшуй в "Пределе человеческом"). В "Тленном граде" женщины также находятся в фокусе авторского внимания, однако Цзя Пинва полностью отказывается от свойственной ему прежде идеализации, он как бы низводит "небожительниц" до уровня простых смертных женщин, наделённых, в отличие от своих предшественниц, вызывающе чувственной, иногда даже порочной красотой и самыми что ни на есть земными недостатками.
   Такова одна из главных героинь романа Тан Ваньэр. Она представляет собой особый тип женщины-хищницы (весьма напоминающий лис-обольстительниц Пу Сунлина - одна из героинь, кстати, так и называет Тан Ваньэр "лисой-оборотнем"), для которых наивысшей ценностью существования является собственное наслаждение. Прекрасно сознавая возможности, которые открывает перед ней её внешность, Тан Ваньэр стремится получить от этой жизни всё возможное. Её философия сформулирована в романе другой "хищницей-оборотнем", псевдо-монахиней Хуэй Мин:
  "Все магазины в городе битком набиты женской одеждой и косметикой как будто весь мир устроен для женщин. Но подумай, зачем это всё нужно: не затем ли, что женская красота просто-напросто служит удовлетворению мужских прихотей? Женщина должна понять, что это мужской мир и поэтому она должна прожить эту жизнь для самой себя - прожить ярко и интересно. Вот что называется умением женщины жить в этом мужском мире". [А,1,484]
  Тан Ваньэр вполне владеет этим "умением". Неудивительно, что её мало привлекает перспектива скучной и бесцветной жизни в богом забытом городке Тунгуань. Познакомившись в танцевальном клубе с молодым человеком по имени Чжоу Минь, Тан Ваньэр решает бросить своего деревенщину-мужа и ребёнка и убегает с Чжоу Минем в Сицзин - Западную столицу. В этом большом городе она буквально теряет голову от счастья, Тан зачарована окружающей её новой жизнью, она наслаждается ей как любопытный ребёнок.
  "Попав в Сицзин, она почутвовала себя, как рыба в воде - купила себе мебель и домашнюю утварь, посетила бассейны Хуацинчи (Великолепия и Чистоты), Большую Ястребиную пагоду, несколько раз ходила в отель "Танхуа" и парк "Тяньма"". [А,1,10]
  Эта её восприимчивость и неподдельный интерес ко всему новому и необычному, обыгрывются автором и в её имени. Ваньэр "宛儿" - значит "как ребёнок" или "подобный ребёнку". В её образе автор подчёркивает непосредственность, несвязанность путами предрассудков и моральных устоев, умение жить настоящим моментом. Но одновременно 宛- это некая "извилистость", или приспособляемость (Тан, действительно, легко адаптируется к любой обстановке). Кроме того, иероглиф 宛 ассоциируется с одним из своих омонимов, означающим "обольстительность", своего рода изысканную эротичность - 婉, что, как мы уже замечали, является определяющей чертой в её образе. Именно это привлекает в ней главного героя, любовницей которого она становится вскоре после появления в Сицзине.
  Несмотря на своё провинциальное происхождение, Тан Ваньэр не производит впечатления примитивной деревенской красотки. По словам автора, "эта женщина была изысканной "штучкой", ей, конечно, нравились роскошные отели и модная одежда, но кроме того, она любила читать и обладала неординарным умом". [А,1,10] Так, в одном из эпизодов мы застаём её за чтением "Антологии древней прозы", состоящей из "Шести записок о быстротекущей жизни" Шэнь Фу, "Записок из обители изумрудных вод" Мао Сяна и "Случайного пристанища для праздных дум" Ли Юя. Все эти три произведения не просто традиционная беллетристика с увлекательным сюжетом, - это психологически-исповедальная литература, литература размышлений с фокусом на внутреннем мире автора. Тан по-своему интерпретирует мысли и жизнь этих людей, как бы преломляя их через призму собственной жизни. В книге Ли Юя её внимание привлекает рассуждение о "тай" (стильности, повадке, темпераменте) своего рода "шарме", который является источником особого очарования в женщине, "подобного свету у лампы и драгоценному сиянию у жемчуга и яшмы". [А,1,144] Она, вдруг, узнаёт своё отражение в этих немного архаичных строках, и ей кажется, что она является воплощением красоты и женского очарования в том виде, как их понимали древние. Эти "праздные думы" в сочинении Ли Юя во многом опредили философию отношения Тан Ваньэр к Чжуан Чжиде. Но особенно её трогает книга-воспоминания поэта и эссеиста Мао Сяна, жившего в 17-м веке (конец эпохи Мин) в провинции Цзянсу. В ней рассказывается история его любви к гетере Дун Сяовань. Мао Сян полюбил эту гетеру, но она вскоре умерла (ей тогда было всего 27 лет). И вот тогда он и написал эти заметки. Тан Ваньэр обнаруживает одно "удивительное" совпадение: её собственное имя и имя героини этой повести почти идентичны - в обоих присутствует тот же самый иероглиф 宛 - "вань". Да и сама история этой любви кажется ей похожей на её отношения с Чжуан Чжиде (тоже, кстати, писателем "удивительного даровния"). К тому же Дун Сяовань славилась редкой красотой и талантом, и в этом Тан Ваньэр соотносит её с собой - она тоже необыкновенно красива, хотя в романе нет её портрета, если не считать нескольких штампов, вроде: "тело упругое, как натянутый лук", к слову сказать, взятых из средневековой литературы. Но и сама эта архаизированность в изображении Тан Ваньэр, как нам кажется, ещё более усиливает её сходство с Дун Сяовань. Кроме того, в этой истории для неё оказываются значимыми и трагические обертоны, которые отзываются в ней предчуствием надвигающихся несчастий и ощущением вины за совершённые прегрешения. Тан Ваньэр ищет убежища в настоящем, в безрассудстве своих отношений с Чжуан Чжиде, но эти настроения неотступно преследуют её. И в её разговорах с Чжуаном всё чаще звучит внутренний надрыв и отчаяние:
  "Ты вовсе не плохой человек, ты просто никогда не видел по настоящему плохих людей! Если ты негодяй, то как тогда назвать меня? Я обманула собственного мужа, бросила своего ребёнка, сбежала с Чжоу Минем, а теперь вот с тобой... Если ты и стал плохим человеком, то в этом только моя вина". [А,1,418]
  Образ Тан Ваньэр отличается внутренней динамичностью. К концу романа в ней мало чего остаётся от обольстительной "красотки Тан". Автор как бы ведёт героиню от сознания собственной привлекательности и превосходства над соперницами к разочарованию во внешней красивости, манящей новизне и остроте ощущений, которые первоначально являли для неё единственный смысл существования. В её мыслях всё отчётливей звучат ноты трагичности и бессмысленности жизни. Автор наделяет её образ несколько пессимистической философичностью. Вот один из примеров её размышлений:
  "Небесный владыка просто морочит людей. Он хочет, чтобы человек жил, а для этого надо, чтобы он ел. Чтобы поесть, человеку надо вспахать землю, вырастить зерно, перемолоть его и приготовить. А уж как утомителен сам процесс потребления пищи! Человеку приходится её пережёвывать, глотать, переваривать и, в конце концов, ещё от неё избавляться! Но всевышний дал человеку голод, так что тот по собственной воле впрягается во всю эту канитель. А если взять, к примеру, то, что происходит между мужчиной и женщиной. Богу нужно, чтобы люди размножались. Но если бы не плотское влечение, кто бы соблазнился на такой утомительный труд? Получается, что когда мы предаёмся наслаждениям, мы просто выполняем свою обязанность по продолжению рода". [А,1,395]
  
   Образ Тан Ваньэр связан в романе с образом Ян Гуйфэй, любимой наложницы танского императора Сюаньцзуна, которую ему пришлось умертвить вопреки своей воле. История гибели Ян Гуйфэй - один из излюбленных сюжетов китайской литературы, он интерпретировался во множестве различных произведений. Стоит хотя бы вспомнить "Песнь о вечной тоске", "Дождь в платанах", "Дворец вечной юности". Во всех этих произведениях подчёркивается соединение в образе прекрасной наложницы романтичности (с непременным элементом эротизма) и трагизма. Эта амбивалентность как бы "отражена" и в образе Тан Ваньэр. Отчасти автор подчёркивает эту параллель, рисуя романтический образ Тан с точки зрения Чжуан Чжиде, для которого она является идеальным воплощением этого древнего эталона совершенства. Не случайно, он дарит Тан Ваньэр медное танское зеркало, как бы намекая этим на древнюю природу её красоты. В другом эпизоде, глядя на её обессилившее от любовных утех тело, Чжуан вспоминает танское стихотворение, изображающее красавицу Ян Гуйфэй в состоянии томной неги - сразу после сцены страстных объятий (как решает Чжуан Чжиде). Однако помимо поверхностного эротизма Тан Ваньэр наследует саморазрушительную (и самозабвенную) жертвенность, воплощением которой являлась Ян Гуйфэй.
  "Такова уж природа женщины. Раз полюбив, она, подобно бабочке, летящей на свет, уже не в силах противостоять этому чувству. И её нисколько не пугает, что оно может спалить её дотла". [А,1,418]
  Мимолётность, неуловимость счастья - философия, к которой, в конце концов, приходит Тан Ваньэр. За одно такое мгновение она готова пожертвовать всей своей жизнью. В сцене последнего свидания с Чжуан Чжиде, где они занимаются любовью на его супружеском ложе, Тан на какие-то мгновения достигает пределов своих несбыточных мечтаний - она как бы становится женой Чжуана:
  "Теперь я, наконец, счастлива. Я сейчас лежу на вашей кровати вместе с тобой, как будто я твоя жена, чего ещё мне желать!...Если бы мы только могли умереть здесь, занимаясь любовью!" [А,1,467]
  После этой романтической встречи (или, точнее, прощания) Тан Ваньэр таинственно исчезает, не оставляя после себя никакого следа, она как бы "уходит" со сцены, отыграв свою роль, до конца выполнив своё "сценическое" предназначение. Как и обласканную судьбой, достигшую в своей жизни невероятных "высот" красавицу Ян Гуйфэй, Тан Ваньэр ждёт трагический конец. Читатель так до конца и не узнаёт, о том какая же её постигла судьба. Единственное, что становится известно - это, что её похищает приехавший в Сицзин на её поиски муж, который насильно увозит Тан Ваньэр обратно в Тунгуань. Здесь автор повторяет один из своих излюбленных приёмов неожиданного сюжетного сбоя - поворота, резко нарушающего размеренно текущее развитие событий (та же история, кстати, происходит и с другой героиней - одним из женских персонажей повести "Предел человеческий" - Байшуй, которая в конце концов кончает жизнь самоубийством, не выдержав побоев отыскавшего её мужа). Однако в романе эта трагическая коллизия - не просто "сюжетный сбой", она подготовлена самой логикой развития образа Тан Ваньэр, построеннного на постепенно усиливающихся трагических обертонах.
  
  Ещё одна героиня "Тленного града" - простая деревенская девушка Лю Юэ, приехавшая в Сицзин из маленькой деревеньки на севере провинции и ставшая домработницей Чжуан Чжиде. Автор частенько посмеивается над её немного примитивными взглядами и суеверниями (так, в эпизоде с грозой, девушка в ужасе кричит, призывая на помощь, всерьёз полагая, что это гроза - это не что иное, как "чудище-дракон, похищающий людей"). Однако она, как и Тан Ваньэр, обладает весьма живым умом (ведь, это именно ей принадлежит "литературоведческое рассуждение" о роли женщин в книгах Чжуан Чжиде), а также - незаурядной внешностью. Недаром же Чжуан Чжиде, этот искушённый знаток женской красоты, без колебаний соглашается взять её в свой дом.
   Цзя Пинва, как обычно, весьма скупо описывает внешность героини: "прямой носик, огромные глаза да несколько едва заметных родинок на широком круглом лице". [А,1,90] Его мало интересует реальный облик девушки. Настоящий портрет Лю Юэ - в её сходстве с небольшой женской статуэткой эпохи Тан, которую та сама сразу же выделяет из всего множества предметов в кабинете Чжуан Чжиде:
   "Облака волос, сочный румяный цвет лица, тонкие брови над красивыми глазами, короткая красная кофта, светло-зелёная накидка, изящно изогнутые руки и едва уловимая тень улыбки на прекрасном лице". [А,1,93]
   Чжуана поражает их неожиданное и несомненное сходство - ему даже в какой-то момент кажется, что две прекрасные девушки разговаривают друг с другом. Лю Юэ для него - это чудесным образом ожившая танская красавица, "чувственное воплощение совершенной и недосягаемой красоты прошлого". (Точнее - ещё одно воплощение, так как примерно те же чувства он ипытывает и по отношению к Тан Ваньэр) Поэтому он прощает ей и её легкомыслие, и колкие шутки, и даже, порой, непозволительную дерзость.
  Заметим, что Лю Юэ - это ещё одно говорящее имя в романе. Иероглиф 柳 "лю" (ива), её фамильный знак, - традиционный символ не только и даже не столько утончённой красоты, сколько чувственности, открытого эротизма, распущенности (ведь "ива" ассоциировалась в Китае с кварталами гетер). Занимаясь домашними делами, помогая по хозяйству жене Чжуан Чжиде - Ню Юэцин, она, в то же время, становится любовницей Чжуана, оказываясь, таким образом, на положении своеобразной наложницы в доме писателя. Любопытно, что мотив "принятия в семью" обыгрывается (или, точнее, пародируется) автором и в именах героинь (через совпадение иероглифа "月" (луна) в именах Ню Юэцин (牛月情) и Лю Юэ (柳月), которое они трактуют, как несомненное "предначертание судьбы"). В этом - своего рода перекличка с темой имён-предначертаний в "Сне в красном тереме" (однако это не просто "цитация" - Цзя Пинва здесь как бы "передразнивает" поэтизированную символику "Сна"). Вообще, образ Лю Юэ во многом навеян целым рядом расторопных героинь-служанок из древней литературы. Так, например, подобно служанке-наложнице Симэнь Цина - Чуньмэй, она, занимая довольно низкое положение в семье, всеми правдами и неправдами стремится “овладеть ситуацией”, вплоть до того, что помогает “хозяину” (так она называет Чжуана) устраивать тайные свидания с соперницей Тан Ваньэр. Её отношения с Чжуан Чжиде основаны не на чувствах (на чувства нет и намёка, если не считать вполне объяснимое физическое влечение, которое, которое Лю Юэ охотно провоцирует своим поведением), а на вполне прагматичном удовлетворении интересов друг друга. Поэтому, вопреки чувству ревности Лю Юэ, стремясь "утвердиться" в доме Чжуана, покрывает его тайную связь с Тан Ваньэр:
   "Она подумала, что любит хозяина, а тот, несмотря на все свои нежные речи, на самом деле - без ума от этой чертовки Тан Ваньэр. Лю Юэ стало очень досадно. Но с другой стороны, если хозяин будет и дальше встречаться с ней, то и ей, Лю Юэ, наверняка, что-нибудь перепадёт". [А,1,180]
  Эти душевные ("дешёвые") терзания Лю Юэ хорошо иллюстрирует эпизод, напоминающий двадцать седьмую главу "Цзинь, Пин, Мэй", где охваченная завистью, смешанной с ненавистью, Пань Цзиньлянь подсматривает за Симэнь Цином, наслаждающимся любовью с Ли Пинэр. Лю Юэ также наблюдает за влюблённой парочкой, и подобно Цзиньлянь, в конце концов, выходит из своего укрытия, требуя удовлетворения страсти. Однако даже "открывшись" сопернице, она не принимает её дружбы (хотя Ваньэр и пытается пробудить в ней симпатию и даже зовёт её "сестрицей") и при первой возможности (когда изменяются обстоятельства) "сдаёт" Тан Ваньэр своей "хозяйке" Ню Юэцин.
  Лю Юэ, как и Чуньмэй, свойственен крайний эгоизм и холодная рассчётливость. Ещё до знакомства с Чжуаном, работая няней-домработницей в другой семье, она в полной мере проявляет эти свои качества. Её бывшая хозяйка жалуется Ню Юэцин (жене Чжуана), что красотка Лю никогда не отличалась усердием в домашних делах и что в отсутствие хозяев вместо того, чтобы нянчить грудного ребёночка, поила его снотворным, а сама, пока он спал, развлекалась в городе.
  Эта рассчётливая и не слишком разборчивая в средствах красотка, в конце концов, добивается вожделенного ею "положения в обществе". В конечном счёте, ей, также как и служанке Симэнь Цина - Чуньмэй, удаётся устроить свою жизнь через весьма выгодный брак - Лю Юэ выходит замуж за сына мэра Сицзина - инвалида Да Чжэна (Чуньмэй становится женой комменданта провинции, которого, естесственно, нисколько не любит). Любопытно, что, став хозяйкой в доме, она, подобно Чуньмэй, проявляет свой истинный нрав, срывая злость на собственной домработнице.
  Образ Лю Юэ в романе - яркий пример изменившегося подхода автора к изображению женских персонажей, что выразилось в разрушении ореола "прекрасных (и обликом и душой) небожительниц" - своего рода распаде ("тлении") изначального в творчестве Цзя Пинва единства эстетической и этической составляющих понятия красоты. Лю Юэ - образ соблазнительной, но вульгарной, эгоистичной красоты. Она - единственная из героинь романа чувствующая себя вполне комфортно в мишурных декорациях "тленного града". Это и неудивительно. Это - её мир.
  
  Ещё одна героиня романа - жена главного героя Ню Юэцин. Это уже не провинциальная красотка, она - настоящая горожанка, причём происходящая из старого аристократического рода. Её образ соединил в себе черты двух очень непохожих друг на друга героинь "Цветов сливы в золотой вазе": "бесовки" Пань Цзиньлянь и добродетельной У Юэнян. Это пародоксальное сочетание определило колоритность и многогранность характера жены Чжуан Чжиде. Ню Юэцин, так же как и Пань Цзиньлянь, необыкновенно остра на язычок. Обе эти женщины обладают чувством довольно едкого юмора и служат, каждая в своём романе, неистощимым источником всевозможных колкостей, шуток и поговорок. Как бы подчёркивая это косвенное указание, Чжуан Чжиде то и дело восхищается виртуозностью и остроумием язвительных реплик своей жены. Кроме того, обеим женщинам (Юэцин и Цзиньлянь) присущи такие качества как мстительность и изобретательное коварство. Это хорошо иллюстрирует история с голубем, которого Чжуан Чжиде использовал для доставки романтических посланий своей любовнице Тан Ваньэр. Ню Юэцин, случайно узнав об этой связи и особой роли в ней голубя, пригласила Тан Ваньэр на тихий семейный ужин с “особым” угощением, с тем, чтобы самым жестоким образом наказать свою соперницу и мужа и уничтожить в корне все их возвышенные чувства.
  Однако эта властная, жестокая и увереная в себе женщина - только одна сторона её сложной натуры. Ню Юэцин выведена в романе, как "хранительница домашнего очага", верная и заботливая жена (что, кстати, отличает её от распутной и эгоистичной Пань Цзиньлянь). Весь смысл её жизни состоит в заботе о Чжуан Чжиде, о его благополучии и комфорте. Вот как она рисует Лю Юэ своё жизненное кредо:
  "Да, я не люблю по нескольку раз на дню менять причёски и мазаться косметикой, как какая-нибудь актриска. Твой "учитель Чжуан" жалуется, что я никогда не меняюсь. А я уже говорила ему: ну к чему мне меняться? Зря что ли я пожертвовала собственной карьерой и стала простой домохозяйкой? Что, если бы я, вдруг, напудрилась как все эти модницы и принялась целыми днями разгуливать по магазинам и паркам, распивать кофе в дорогих отелях да танцевать на дискотеках? Он бы, ведь, и одного дня не смог бы спокойно провести дома, что уж говорить о том, чтобы писать книги". [А,1,137]
  Стержень её характера - жертвенность. Но эта не та разрушительная, безумная жертвенность Тан Ваньэр, для Ню Юэцин она представляет собой скорее сознательное самоотречение - жизнь для любимого ею Чжуан Чжиде, и, что важно, не ради того, чтобы нравиться ему, а ради него самого, ради его таланта. Поэтому Ню Юэцин не интересуется никакими модными "побрякушками" и нарядами, этими атрибутами внешней красоты, пустой мишурной красивости. Туфли на высоких каблуках, которые носят Тан Ваньэр и Лю Юэ, для неё - настоящее "орудие пытки". Ню Юэцин отвергла "порочную, приносящую несчастье" обольстительность, стараясь заменить её заботой о муже и постоянством. Однако и её жертва не может "купить" ей счастья. Хотя совместная семейная жизнь внешне кажется идеальной, это внешнее благополучие - лишь видимость, которую каждый из них пытается поддержать, несмотря на всю её эфемерность. Ню Юэцин "игнорирует" чувства Чжуан Чжиде, которому давно уже опостылела назойливая опека жены. Трагическое взаимное непонимание супругов приводит их к духовной и физической отдалённости. Эту трещину в их отношениях автор раскрывает в их взаимной неудовлетворённости в интимной жизни. Потерявший влечение к жене Чжуан Чжиде пытается привнести в супружеские отношения элемент "новизны": то просит её "не лежать, как труп", то пытается "учить" её, показывая порнофильм, но Ню Юэцин с возмущением отвергает любые попытки мужа нарушить "благопристойность" - "Я же не какая-нибудь распутная девка!" Невольно вспоминается похожий эпизод из старого романа "Подстилка из плоти", где герой Вэйян "обучает" свою жену искусству любви, однако там его "обучение" заканчивается вполне успешно.
  Ню Юэцин испытывает настоящий шок, когда узнаёт об изменах Чжуана, о его предательстве (как она это воспринимает). Вся жизнь теперь представляется ей бессмысленной и глупой жертвой, её разочарование так глубоко, что она решает "уйти из мира" и стать монахиней, подобно настоятельнице Хуэй Мин, к которой она и отправляется за советом. Однако там её ждёт ещё больший "сюрприз". В ответ на свои вопросы она слышит проповедь - поучение о том, как женщина должна "управляться" с мужчинами: "...женщина, - говорит Хуэй Мин, - должна быть подобна речному угрю: дай мужчине поймать себя, а потом опять выскользни. Или же - дынным семечкам. Сколько их не ешь, никогда не наешься, только вкус во рту остаётся. Вот так мужчина и окажется у тебя на крючке..." [А,1,485] Характерно, что всё это говорит именно монахиня. Хуэй Мин оказывается ещё одной из представительниц лагеря "хищниц". Она рассказывает Ню Юэцин историю своего пострига. Оказывается, когда ей было ещё только девятнадцать лет, она водночасье потеряла свои роскошные волосы. Жизнь в миру в таком виде значила бы для неё довольно жалкую участь. Оставалось - просто сменить декорации. И она "ушла из мира", что было для неё лишь средством сохранить свою привлекательность, остаться красавицей и, что называется, "вдохнуть жизнь полной грудью". В довершение эта поддельная "монашка" сообщает Ню Юэцин, что только что сделала аборт. Этого Ню Юэцин уже не может перенести: "Если даже ушедшая из мира Хуэй Мин делает себе аборт, то что вообще в этом мире осталось настоящего?!" [А,1,486]
  Автор уготовил героине трагическую судьбу: Ню Юэцин сходит с ума. С этого момента автор отходит от реалистических черт в развитии её характера, он как бы вырывает героиню из привычной реальности, гиперболизируя в её образе нотки кризисного мироощущения. Кстати, такое же "переключение" он использует и в сцене самоубийства каллиграфа Гун Цзинъюаня (который в безумном порыве начинает сводить счёты с "исковеркавшими его жизнь банкнотами", расклеивая их по стенам комнаты и разбрызгивая по ним тушь) и в концовке романа, где главный герой Чжуан Чжиде практически "выпадает" из окружающей действительности и живёт в иллюзорном мире собственных фантазий (о чём речь ниже).
   Изображая состояние Ню Юэцин, Цзя Пинва использует свой излюбленный приём фантастического гротеска, с помощью которого он как бы "расшифровывает" психологическую трансформацию героини. Ню Юэцин кажется, что "всё её тело покрылось странной шелухой, похожей на змеиную чешую". Она принимается с ожесточением скрести своё тело, пытаясь избавиться от воображаемой сыпи, но тщетно - пятна не сходят. Тогда её помутившийся рассудок подсказывает ей другой выход - она отправляется в салон красоты, где полностью меняет свой облик: омолаживает кожу, выправляет форму носа, разглаживает морщины на лбу, избавляется от жировых отложений и натягивает кожу на ногах. Это своеобразное "очищение" или "омовение" как будто избавляет её от "наваждения". Она, подобно змее, "сбрасывает кожу", а заодно - и свои иллюзии, и своё прошлое, и самоё себя. Здесь невольно вспоминается метаморфоза произошедшая с Дуйцзы - главной героиней повести "Застава Будды", которая явилась рассказчику (юноше Кую) во сне, облачённая в странный кокон и с нимбом вокруг головы. Кокон кажется Кую - бинтами, наложенными на её израненное, обгоревшее тело - символ перенесённых Дуйцзы страданий. [В,1,80-81] Однако для Ню Юэцин эта "метаморфоза" - не символ "духовного перерождения", как у Дуйцзы. С ней происходит своего рода кафкианское "превращение" - она уже не прежняя Ню Юэцин, а некое странное существо, видимость, тень. Когда Ню Юэцин после всех этих трансформаций в туфлях на высоких каблуках появляется дома, её сумасшедшая старуха мать не узнаёт её и бормочет, что "дочь подменили", что это "поддельная" Ню Юэцин. Старухе кажется, что "подменили" вообще всё - весь мир. Сначала она начинает причитать, что "телевизор - ненастоящий", потом в разряд "поддельных" переходят кастрюля, соседи, гости, родственники. Под конец она принимается донимать дочь вопросом, не "подменили" ли её саму.
  В бреде этой сумасшедшей старухи слышится голос автора, который как бы подводит итог жизни Ню Юэцин и остальных героев романа. Они подобны бесплотным теням, телам, лишённым душ, а их отношения - отчаянное притворство и самообман. Ещё в самом начале романа Чжуан Чжиде разговаривает со своей тёщей - той самой сумасшедшей старухой, и его, вдруг, поражают её странные слова:
   "Сейчас, ведь, во всех этих салонах красоты можно себе сделать накладные ресницы, исправить нос, говорят, даже груди и зад и те можно подделать. По улицам разгуливает столько красоток - никак не поймёшь настоящие они или поддельные!" [А,1,108]
  Сразу же после этого разговора Чжуан Чжиде получает в фотоателье снимок - групповое фото, на котором была запечатлена вся его компания - он сам, его близкие друзья и женщины. Чжуана удивляет странный "оптический эффект": все предметы (стол, стулья, даже тончайшая резьба на ширме) получились резко и отчётливо, в то время как изображение самих людей на нём оказалось на удивление размыто и неясно. На мгновение этот снимок вызывает у Чжуана какое-то нехорошее чувство, будто на карточке он видит не людей, а их тени, какой-то обманчивый мираж.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"