Юности, ушедшей навсегда и безвозвратно, с сентиментальной улыбкой - посвящается.
Байка двенадцатая.
Здравствуй, Магадан!
Магадан - край, где рождаются Легенды - страшные и романтические, героические и печальные. Тундра, северные олени, знаменитая трасса: Магадан - Палатка - Атка, золотодобывающие прииски, и зоны - заброшенные и действующие.
Романтика грёбаная в действии.
Благословенны эти края - особенно с точки зрения тех, кто покидает их без камня на сердце, с воспоминаниями сугубо хорошими.
Ну, вот и производственная практика. Выпадает ехать в Магадан, там, на месте, дальнейший маршрут уточнят. Подобрался неплохой коллектив - кроме меня - Толстый Витька, Генка Банкин и Михась. Ротмистр Кусков тоже с нами хотел, но Бур Бурыч твёрдость проявил - были обещаны степи Казахстана - извольте получить.
Билеты уже на руках, завтра в путь.
Перед отъездом случается, правда, небольшая неприятность - во время отвальной поспорили с Артуром из-за футбола. Я за "Зенит" болею, а он за "Спартак" московский. Как результат - у Артура зубов на два меньше стало, а у меня под глазом - синяк огромадный, пришлось к нему очки чёрные, размера соответствующего, подбирать.
С Артуром, конечно же, утречком помирились, но синяк то от этого, естественно, не прошёл.
Едем поездом в Москву, далее летим в Магадан - по маршруту: Москва - Свердловск - Усть-Илимск - Якутск - Магадан, часов двенадцать. Совершенно ошалевшие, вываливаемся из самолёта, садимся в рейсовый автобус - до города.
Но отъезжаем от аэропорта только на пару километров - останавливают пограничники.
В те времена Магадан считался погранзоной - порт, как-никак.
Выводят всех из автобуса, документы скрупулезно проверяют, в сумках и рюкзаках тщательно копаются - часа два проходит. Одну женщину с ребёнком грудным на руках задерживают, сажают в зелёный газик и увозят куда-то.
Шпионка империалистическая "под прикрытием", не иначе.
Въезжаем в город. Окраины - сплошные бараки и халупы, центр - вылитый Московский проспект города Ленинграда - массивные дома с колоннами времен сталинской застройки.
Начальник местного геологического Управления выстраивает нас в ряд, зовёт "покупателя" - Главного инженера Апрельской геолого-разведывательной партии, здоровенного мужичину с внешностью забубённого пирата.
Фамилия у пирата знатная - Вырвиглаз.
- Ну, Вырвиглаз, смотри - каких орлов нам из Питера по блату выписали, говорит Начальник Управления, - Вот этого, здорового, - и пальцем указывает на Толстого Витьку, - На ССК поставишь. Читал телеграмму из Москвы, что мол, рекорд требуется? Вот, пусть и поучаствует, вклад свой, так его раз так, вложит.
- А рекорд то какой, - встревает Толстый, - Мировой, или просто так - общесоюзного значения?
Начальник глубокомысленно чешет в затылке:
- А хрен его знает. Не нашего ума это дело. Ты рекорд установи - в Москве решат - какой. А тебе то - не всё ли равно? Главное - чтоб денег заплатили. Вижу - кольцо у тебя на пальце - следовательно, нужны деньги молодой семье?
- Эти двое, - Начальник небрежно кивает на Генку с Михасем, - Тоже подойдут, на Центральном участке сгодятся, - А этого, - смотрит на меня, - в Управлении оставлю, бумажки разные перебирать, потому как - хиловат.
- Не торопись, Мих Саныч, - вмешивается Вырвиглаз, и командует, - А ну, молодой человек, снимите-ка Ваше маскировочное средство!
Тяжело вздохнув, снимаю чёрные очки, не хватало, чтобы вовсе выгнали - не вяжется громадный синяк с образом конторского служащего, бумажки перебирающего.
- Классная вещь! - Неизвестно чему радуется Вырвиглаз, лицом светлея, - Не, Мих Саныч, этого я тоже забираю, хоть и мелкий, но злоообный! Смотри, синяк какой - сине-жёлто-бурый. Красота! Я этого гаврика на участок Жаркий запихаю, там не забалует.
Вырвиглаз отводит нас в задрипанную гостиницу, отдаёт билеты на завтрашний рейс Магадан - Певек:
- Встречаемся завтра в одиннадцать в аэропорту. Ведите себя здесь прилично, без выпендрежа, с уважением. Магадан как-никак.
Вырвиглаз отбывает по своим делам.
Решаем размять ноги и совершить променад по городу.
Первым делом направляемся к морю, а как же иначе:
Кто не видел Нагайскую бухту -
Дурак тот.
Прилетел я сюда
Не с бухты-барахты.
Честно говоря, бухта особого впечатления не производит - берег усеян разнообразным мусором, над мусорными кучами - стаи наглых чаек, в море - мелкие частые жёлтые волны, повсюду - ржавые обломки кораблей. Грустное зрелище - сами собой возникают ассоциации, связанные с кладбищем.
Но Банкин, не смотря на холодную погоду - около плюс двенадцати, настроен искупаться - согласно неким Принципам Традициям:
- Даже сам Бур Бурыч здесь купался. И вообще - это как дань уважение месту отдать.
Сдаёмся под напором аргументов, раздеваемся и с разбега бросаемся в жёлтые волны.
Плескаемся пару минут, вылезаем - до чего же холодно! Чтобы согреться - играем в пятнашки, забавное, надо думать, со стороны зрелище.
- А что, на, господа, - предлагает последовательный Михась, - Выпить бы, надо, на. Целых три повода имеется. Во-первых, на, за Магадан. Во-вторых, на, согреться надо. В-третьих, на, у Грини Красовского сегодня свадьба - в Питере, уважить брата, на, требуется.
Все соглашаются с серьёзностью и уважительностью таких причин. Бодро отправляемся на поиски спиртного.
На полках магазинов - хоть шаром покати. Мороженый минтай, бычки в томате, развесные галеты, ливерная колбаса. При вопросах о наличие спиртного продавщицы лишь крутят головой и косятся подозрительно, явно раздумывая - а не позвать ли милиционера?
В скверике замечаем живописную группу бичей. Один играет на баяне и поёт, трое - задумчиво слушают:
А ещё вот скажу, постой,
Я устал от трефовых дам,
Я сроднился на век с тобой,
Мой заснеженный Магадан....
- Здорово, орлы, на! - Дождавшись, когда песенка закончится, решительно обращается Михась к бичам, А где, уважаемые, на, в этой деревушке обхезанной, на, водочкой можно разжиться?
Бичи посматривают на Михася уважительно - обозвать Магадан, столицу Колымского края "засранной деревушкой" - тут наглость громадную иметь надо, или статус нешуточный. Тот, что играл на баяне, вежливо отвечает:
- Это, господа проезжающие, и не проблема вовсе. Водки много в ресторанах. У нас, в городе, их целых два, один называется "Север", а другой насквозь противоположно - "Норд". Может - адреса этих заведений подсказать?
Прихожу Михасю на помощь, снимаю чёрные очки и доходчиво объясняю, что мол, мы на прииск за деньгами только ещё направляемся, вот осенью, на обратной дороге, мы кабаки эти обязательно посетим. А пока - нам бы что попроще.
Бичи тихонько совещаются между собой - незнакомцы по одёжке явно похожи на городских фраеров, но замашки, обхождение, фингал - не, не фраера. В конце концов, дают все необходимые наводки и наколки, подробно объясняют дорогу.
Вдвоём с Михасём едем на частнике в Нахаловку, находим нужный барак, стучимся условным стуком, говорим заветные слова. Без всяких вопросов нам продают две бутылки ханки - тёмно-бурой жидкости непонятного происхождения.
Возвращаемся в гостиницу, а там уже стол аристократический накрыт - на колченогом столике газетка постелена, на газетке - горка заплесневевших галет и пять открытых консервных банок "Бычки в томате". Королева Английская от зависти нешуточной - повесится, или в монахини подстрижётся.
Разливаем ханку по пластиковым стаканчикам, выпиваем по первой - за Магадан!
В желудок медленно падает здоровенный булыжник и лежит там, время от времени грузно ворочаясь между бычков томатных. Выпиваем по второй, и ещё один нехилый каменюга отправляется в гости к первому. Добром это не кончится. Судя по глазам друзей - у них те же проблемы. И из чего только эту ханку делают, спрашивается? Дальше рассказывать не буду - грустная история.
Но с утра похмелье было - жутчайшее. Головы у всех раскалываются, глаза - жёлтые, как у котов беспризорных. Приезжаем в аэропорт. Вырвиглаз ехидно ухмыляется, но проявляет определённое понимание:
- Судя по цвету глаз - ханку вчера попробовали? Шустры, вы, орлы ленинградские. А, сейчас - плохо, небось? Ничего, потерпите, прилетим в Певек - всех вылечу. Там пиво продаётся - куда там живой воде из сказок. Чёрное, крепкое, ароматное - "негл" называется. Нигде такого нет. Будите обратно улетать - затартесь по самое не могу, оно, если крышка качественная на сосуде - месяц может храниться.
Летим, сперва над Магаданской областью, потом - уже над Чукоткой. Внизу - зелёная равнина, изрезанная тысячами рек и ручьёв, и - миллионы больших, маленьких и вовсе крошечных озёр.
Прилетели. Около здания аэропорта стоит потрёпанная ветрами скульптура - чукча в компании с северным оленем. У оленя, почему-то, только один рог.
Метров через сто видим первого живого чукчу - тоже потрёпанного и непрезентабельного, правда, без оленя, но с картонной коробкой. В коробке копошатся пятеро лобастых щенков.
- Дядьки, чайку бы, а? Отработаю чем, или на щенков меняю: один щенок за одну пачку чая, - обращается к нам чукча.
- Обойдёшься, гнида, - невежливо отодвигает просящего в сторону Вырвиглаз, и поясняет, - Спиртного им уже лет десять как не продают - строго запрещено. Так они чифирить моду взяли. За пачку чая на всё готовы. Но лучше - вовсе ничего им не давать. Логика у них железная - если кто один раз чего дал, значит и второй раз дать может. Полгода потом будет следом за тобой ходить и канючить слёзно. А если за щенка пачку чая дашь - совсем замучит. Будет каждый день щенков приносить. Говоришь ему, не надо, мол, больше щенков. А он, морда тупая, думает, что этого конкретного не надо - мозги у него так устроены. Назавтра другого обязательно притащит. Послезавтра - третьего. И так - до бесконечности. Так что - учтите на будущее.
Первым делом Вырвиглаз заходит в магазин, покупает две трёхлитровые банки берёзового сока, открывает и выливает содержимое за ближайшим углом - под карликовую берёзу.
Видя наши недоумённые взгляды, поясняет:
-А вы что думали, негл вам в кружки наливать будут? Откуда в Певеке - кружки? Сейчас банки помоем, и - вперёд. А вертолёт до Апрельской - только вечером.
Пиво продают почему-то только в порту.
Наполняем свои банки и устраиваемся на каком-то заброшенном причале.
Волшебный напиток - похмельный синдром проходит практически сразу, через десять минут глаза у всех приобретают первозданный природный цвет. Посматриваем на Вырвиглаза как на волшебника и отца родного в одном лице.
Неугомонный Банкин решает опять искупаться - Принципа ради. Но единомышленников в этот раз у него не наблюдается - в воде, среди мазутных пятен, плавают многочисленные льдины разных форм и размеров.
Генка храбро бухнулся с пирса в воду, взвизгнул, через десять секунд выбрался обратно, вытерся собственной футболкой, оделся и, довольный собой, умчался за новой порцией пива - негла.
Мимо нас, к противоположной стороне причала, проходит очень красивая женщина.
Чуть-чуть за сорок. Гордая, королевская осанка, грива роскошных чёрных волос, глаза - словно два голубых светлячка. Женщина одета совершенно необычно для этих мест, где преобладают ватники и бушлаты - городской кожаный плащ, туфли на высоком каблуке.
Вырвиглаз тут же вскакивает с пустого ящика и торопливо срывает с головы кепку - в знак приветствия. Женщина грациозно кивает в ответ и гордо проходит мимо. Глазеем ей в след в немом изумлении.
Отойдя от нас метров на триста, незнакомка подходит к краю причала и замирает, неотрывно всматриваясь в морские просторы.
Все синхронно переводят взгляды на Вырвиглаза. Тот ещё пару минут притворяется непонимающим, словно набивая цену, но потом сдаётся:
- Ну, хорошо, висельники, так и быть - расскажу. Тем более что молоды вы до умиления, вам такие истории весьма и весьма полезны быть должны.
- История эта прекрасна и страшно романтична, а суть ее заключается в следующем: самое эффективное в этом мире средство, обостряющее ум человеческий до невиданных высот, - это кружка чёрного пива "негл", выпитая в нужном месте, в нужное время и в правильной Компании.
Байка тринадцатая.
Полярная математика.
О том, как Мария Николаевна осчастливила Певек своим многолетним присутствием, вам расскажет любой местный бич, спросив за эту услугу совсем даже недорого - двухлитровую банку чёрного "негла" и свежий анекдот с Большой земли, обязательно - политический.
Итак, незадолго до Нового Года, Мария Николаевна Иванова, двадцатипятилетняя аспирантка кафедры высшей математики Университета города Ленинграда, грядущее светило точных наук, красавица и умница, комсомолка и спортсменка, чинно сидела в пивном баре "Висла", за кружечкой светло-жёлтого напитка, который по какой-то жуткой ошибке именовался "пиво", и старательно продумывала сотый вариант решения знаменитой теоремы Ферма.
В те времена, в так называемой интеллектуальной среде, это считалось достаточно модным и почетным занятием.
Да и размер премии, обещанной каким-то иностранным чудаком за правильное решение, если говорить откровенно, впечатлял.
В этот ответственный момент, зловеще заскрипев, как говорят в модных романах о роке и неотвратимой судьбе, открылась старинная дверь, и в заведение вошел смуглый малый двухметрового роста.
Судя по обветренному, украшенному двумя неровными шрамами лицу, вошедший был моряком, а милый акцент, который проявился несколько позже, явно свидетельствовал о его отнюдь "не столичном" происхождении.
Это был никто иной, как Семён Походня, знаменитый в иных соленых водах капитан парохода "Красный Октябрь", перевозившего особо стратегически важные для Чукотки товары - красную рыбу и тюлений жир, коренной житель славного города Певек.
Молодые люди познакомились и славно поболтали, выпив по кружечке вышеупомянутого светло-жёлтого напитка.
Случайно узнав, что эта отвратительная жидкость называется "пиво", моряк сперва удивился, потом рассердился, затем разгневался.
Засучив рукава своего бушлата, он, крепкой загорелой рукой, не торопясь, обхватил горло несчастного бармена, требуя объяснить смысл этой несмешной шутки.
После последовавших затем незамедлительных и витиеватых извинений, благородный Семён решил простить глупого бармена и даже, достав из своего бездонного походного баула объёмистую флягу, сработанную из моржовой шкуры, угостил всех желающих благородным чукотским "неглом".
К этому моменту большинство посетителей благоразумно покинуло опасное заведение.
Но Мария Николаевна осталась сидеть на прежнем месте.
Безусловно, она была несколько фраппирована поведением своего недавнего собеседника, но ничуть не испугана - ведь общеизвестно, что напугать ленинградскую комсомолку гораздо труднее, чем даже решить неразрешимую теорему Великого Ферма.
- Милая Мария, - чуть смущенно проговорил неустрашимый морской волк, - Отведайте, пожалуйста, благородного чукотского "негла". В его вкусе - вся правда о моей прекрасной Родине. Сделайте глоток, закройте глаза - и Вы погрузитесь в мир прекрасных видений. Голубые далекие горы, полные неизъяснимой печали и зовущие в дорогу - прочь от родного очага, за неведомой призрачной мечтой, стада северных оленей, пугливых и грациозных, как наши детские сны, молчаливая таинственная тундра, и океан, Великий Северо-Ледовитый Океан...
- И ещё, если Вы сделаете глоток этого благородного напитка, то перед Вами могут открыться многие тайны мироздания....
И тут произошло неожиданное.
Элегантная, по последней моде одетая питерская девица, бестрепетной рукой, затянутой в тугую лайковую перчатку, решительно взяла со стола кружку капитана и единым махом осушила её до дна.
Результат превзошел все ожидания.
Глаза Марии Николаевны широко распахнулись и засияли, словно два самоцвета, собольи брови удивленно взлетели вверх, а маленькие карминные губы прошептали непонятные слова:
- Эврика! Эврика! Эврика!
Она быстро вскочила на ноги и, схватив со столика свою элегантную сумочку крокодиловой кожи, мгновенно выбежала из кондитерской.
Бедный Семён только растерянно хлопал ресницами, делая при этом руками какие-то непонятные движения явно извинительного характера, словно беззвучно призывая Господа в свидетели своей полной невиновности в происшедшем.
Как говорят в Певеке охотники: "В чем ошибся белый медведь уже не важно, важно, что тюлень все-таки улизнул".
А Марию Николаевну просто посетило озарение, она неожиданно нашла решение Великой Теоремы и срочно побежала домой, стремясь как можно скорей зафиксировать на бумаге свое неожиданное открытие.
К вечеру все было записано, оформлено как надо, запечатано в конверт и отправлено почтой в город Москву - Ивану Терентьеву, тогдашнему её жениху, который в поте лица трудился профессором высшей математики в тамошнем Университете.
Покончив с этим важным делом, усталая наследница славы Архимеда и Лобачевского, уснула сном ангела.
Утром же выяснилось, что имеет место быть маленькая неприятность - за ночь решение теоремы напрочь Марией Николаевной было забыто, и виной тому, по ее мнению, был некий смуглый верзила с двумя крайне безобразными шрамами, который снился ей безостановочно всю ночь, рассказывая всякие байки о северных морях, золотоносных россыпях, спрятанных глубоко под вечной мерзлотой, о белых медведях, моржах, северных оленях и прочих глупых разностях.
Это действительно была, на первый взгляд, просто маленькая неприятность - ведь решение было у Ивана Терентьева, который через месяц должен был прибыть в Ленинград для официального предложения руки и сердца.
Месяц прошел как один день.
И вот долгожданная встреча любящих сердец.
- Иван! - взволнованно щебетала девушка, радостно улыбаясь и теребя рукав пиджака своей будущей половинки, - Правда же мое решение просто великолепно и бесспорно? Ну, скажи же скорей. Правда?
- Дорогая Маша, - несколько озадаченно проговорил Иван, неодобрительно подёргивая роскошными усами, - Я, право, несколько удивлен. Ведь любой студент знает, что решения теоремы Ферма не существует, да и не может существовать. Как же ты, право...
Стоп, Иван Терентьев, - безапелляционно перебил его голос, в котором уже угадывались грозовые нотки, - Оставь свое мнение при себе. А мне отдай МОЕ решение. И отдай немедленно!
- Но дорогая, - ошарашено промямлил уважаемый и заслуженный профессор, - Я искренне подумал, что это твоя предновогодняя шутка. Розыгрыш, так сказать. Ну, я и....
- Короче говоря, - пророкотал громовой раскат, и профессору даже показалось, что где-то совсем рядом сверкнули две голубые молнии, - Ты выбросил его? Выбросил? Выбросил?
- Ну, конечно, я...,- это были его последние слова в этом диалоге.
Вы знаете, что такое настоящий гнев?
Гнев ужасный, беспощадный, Гнев с большой буквы?
Если Вы не встречались с по-настоящему разгневанной советской комсомолкой - Вы не знаете о гневе ничего.
Первый удар, нанесенный закрытым дамским зонтом, сбил с головы бедного Ивана его модную кепку; после второго разлетелся на тысячи мелких осколков его стильные очки, привезённые из заграничной поездки на какой-то научный семинар; после третьего...- впрочем, будем милосердны - кровожадность ныне не в почете.
После этого инцидента о свадьбе и речи быть не могло.
Но вовсе не это беспокоило нашу воительницу.
Гораздо более важная и неразрешимая проблема стояла перед ней - в Ленинграде, в этом советском Мегаполисе, где, казалось бы, есть всё (в принципе, и при наличие нужных связей), невозможно было достать ни единой кружки, или там - бутылки, чёрного чукотского "негла". Даже связи нужные не помогали. А как без этого волшебного помощника вспомнить секрет решения Великой Теоремы?
Проблема разрешилась как-то сама собой.
Села Мария Николаевна на первый же пароход открывшейся Навигации и отправилась в экзотическое путешествие с конечной точкой маршрута в захудалом городке Певеке, что расположился где-то на самом краю земли.
А дальше случилось то, что случается в этих местах всегда и со всеми.
Полюбила молоденькая жительница Ленинграда эти благословенные края, да и забыла и о теореме Ферма, да и вообще - обо всех и всяческих теоремах.
А, кроме того, вышла замуж за морского бродягу Семёна Походню, который, к несчастью, лет десять тому назад сгинул где-то на просторах Океана - не вернулся старенький пароход "Красный Октябрь" в порт приписки.
Детей у них не было, но Мария Николаевна не вернулась на Большую Землю, живет себе в маленьком ветхом домишке, выращивает в самодельном парнике - на зависть местным клушам - гвоздики и тюльпаны, и каждое утро приходит на дальний причал - все ждет своего верзилу с двумя симпатичными шрамами на смуглом обветренном лице.
За это все жители этого городка ее безмерно любят и уважают.
- Вот так то оно, пацанчики. Вот она какая - Настоящая Любовь. Как же везёт некоторым. Как же везёт! - Проговорил Вырвиглаз, нешуточно растроганный собственным рассказом, не отрывая глаз от стройной женской фигурки, застывшей на дальнем краю причала.
По своему малолетству мы так и не поняли - а кому, собственно, повезло - в конечном итоге? Но спросить не решились.
- Ладно, орлы, хватит лирики, ей тоже меру знать надо, - совсем уже другим, обычным, голосом произнёс, поднимаясь на ноги, Вырвиглаз, - Нам уже пора - вертолёт отправляется через два часа. Как говорил один легендарный герой - "Нас ждут великие дела"!