Актриса Ирена Орел-Соколовская, а для родных и знакомых просто Ирина Игл, размышляла над своей родословной. Её корни по линии матери уходили в Польшу. Именно там когда-то процветал могучий и богатый род Орел-Соколовских. Своим богатством род был обязан женщинам. Женщины этого рода были необычными. Сейчас их называют экстрасенсами, тогда называли проще - ведьмы, колдуньи. И последние слова Ирине были больше по душе.
Ведьмы рода Орел-Соколовских умели когда-то все: лететь, преображаться, менять внешность, лечить людей, притягивать к себе золото. И никогда ведьмы этого рода не приносили людям несчастий.
За долгие века измельчали способности женщин, не было больше умных могучих колдуний, некоторые ведьмы сами отказывались от своих способностей, жили обычной жизнью. Сейчас на планете 21 век, но до сих пор среди потомков рождаются не совсем обычные женщины. И доказательством тому Алина - мать Ирины, бабушка Соня, сестра Елена.
Ирина поставила себе цель - найти потомков польского князя Юзефа Орел-Соколовского, что жил во второй половине 19века. Дальше, в глубь веков, пока не получалось проникнуть ни историкам, ни детективам.
Юзеф Орел-Соколовский был прапрадедом Ирины. У него было трое детей. Старшая Анна, средняя Елена и младший сын Иван.
Легче всего было разобраться с потомками Анны, которая прожила почти сто лет, но детей своих не родила.
От младшего Ивана идет линия самой Ирины. Иван был сыном Владека Орел-Соколовского и отцом Григория Соколовского, любимого дедушки Ирины.
Долго не находились следы средней дочери Юзефа, Елены, что стала в замужестве Соколовой, и растворилось, казалось, в необъятных просторах России. Но Ирина была упорна. Она нашла потомков внучки Елены Соколовой - Регины. (Эта история рассказана в романе "Вершительницы судеб"). Следы дочери Елены - Екатерины, в первом замужестве Тургеневой оборвались в одной из южных республик будущего Советского Союза. По одним сведеньям она умерла вместе со своим мужем Андреем Тургеневым от тифа. Но какая-то древняя старушка утверждала, что вошедшие в город красные части увезли еще живого Андрея Тургенева. А его русскую жену спрятал врач. Андрея Тургенева, скорее всего, расстреляли, большевики убивали всех белых офицеров. А вот Екатерина выжила, так утверждала старая женщина, врач ее выдал за свою жену, и она, в самом деле, стала его женой, потеряв надежду отыскать следы мужа, дочери, матери и брата.
Да, был еще и сын у Елены Соколовой. Звали его Евгений. Вот про эту линию было ничего неизвестно.
Мать и сестра Ирины очень интересовались родословной. Вот и сегодня Ирина им рассказала, как удалось найти потомков Екатерины Тургеневой от первого брака. И ничего неизвестно было о её детях от второго брака. А про брата Екатерины вообще ничего не удавалось узнать. Он словно сгинул.
Ирина грустно вздохнула. Её мать Алина тихо заговорила:
--
Ваша бабушка Соня как-то сказала, что пути потомков Орел-Соколовских всегда пересекаются. Надо просто замечать это. Видишь похожую женщину, остановись, спроси, кто она.
--
Мать, ты это к чему говоришь? - насторожилась Ирина.
--
Я никогда не осмеливалась спрашивать незнакомых мне женщин. И порой об этом жалею. Сейчас я вспомнила, как когда-то в П-ве, где жил какое-то время мой брат, мы с вашей бабушкой Соней познакомились с одной, очень похожей на меня женщиной. Бабушка Соня говорила с этой женщиной о многом, я нет.... - Алина замолчала.
Как сказать дочерям, что тогда все её мысли были заняты Валентином, её вторым мужем, с которым её на долгие годы разлучила судьба, по которому она тосковала. А в П-ве они случайно встретились. Сейчас Валентин сидел тут же, только с ним Алина обрела истинное счастье. И та давняя встреча с женщиной, внешне так похожей на нее, Алину, порой не давала покоя.
--
Мы еще крестили у неё девочек, - продолжила после некоторого молчания Алина. - Люду и Лену. И больше я ничего не знаю. Только имя - Лиза.
Ирина расстроенно вздохнула, а сестра Елена неожиданно сказала:
--
Папа должен знать. Он же тоже был там в эти дни и даже потом от нашего имени передавал подарки нашим крестницам.
Валентин улыбнулся своим взрослым дочерям:
--
Да, было такое. Лиза Годеонова звали её, она родила тогда двойняшек... Кстати, я подскажу, как её найти. Племянник Лизы женился на подруге нашей Эллы. Люба ее зовут.
--
Папка, ты у меня просто золото, - взвизгнула Ирина.
Приворотное зелье на единственную.
Гадальная веточка.
Люба вышла после обеда ненадолго пройтись тридцать первого декабря по улице. Остановилась в отдалении от парка и застыла. Красота была необыкновенная. После нескольких лет, когда зимой холода и снега практически не было, зато часто лил дождь, эта зима стояла настоящая, снежная, с морозами. Пришлось достать забытые уже меховые шапки и шубы. Старики вытащили валенки. Эта зима радовала. В новогоднюю ночь вообще обещали необычайно приятную погоду: несильный морозец до минус десяти, ясное небо, луну, звезды и даже лунное затмение..
Старый парк застыл, казалось, на веки вечные. Он стоял неподвижный и величественный, обычный и мудрый. Морозный иней, что покрыл холодной ночью каждую веточку, каждый сучок, каждую хвоинку на редких соснах, не исчез и днем: не растаял, не осыпался. На чистом фоне неяркого синего неба могучие серебряные деревья отчетливо выделялись своей неземной красотой.
--
Так, наверно, выглядит само мироздание, - вот такое странное сравнение пришло в голову молодой женщины. - В нем должен быть такой же неземной покой, такая же величественность.
Еще вчера предстоящая новогодняя ночь не вызывала никаких радостных эмоций у этой женщины, что любовалась старым величественным парком. И хорошо, что мысли и чувства были никакие - ни грустные, ни радостные. Слава Богу, что наступало долгожданное успокоение, не подступали к глазам злые и обидные слезы, не преследовала мысль, что надо сорваться с места и бежать, бежать неизвестно куда. Люба этот Новый год решила встречать одна. Сколько можно верить глупой примете: как встретишь Новый год, такая и жизнь будет. Но пусть не жизнь. Пусть один только год. Но даже это было не так. Если бы эта примета соблюдалась, сбывалась, не стояла бы молодая красивая женщина тридцать первого декабря в полном одиночестве недалеко от старого парка.
А парк был вечен и великолепен. Чистый, белый снег не был испорчен человеческими следами и сиял россыпями бриллиантов на косом солнышке, что выглянуло на часок среди хмурого дня, словно принося свои извинения за то, что так редко баловало своим посещением людей в декабре. Одинокая лыжня разрезала это нетронутое пространство. Немного в стороне слышался веселый ребячий визг. Парк завершался спуском вниз к узенькой речке, что замерзла в эту зиму. Там, с небольшой горки, катались дети. Как хорошо, что в этом году много снега, ребятишки достали и лыжи, и санки.
--
Загорушки, - вспомнила Люба ласковое название местной горки.
Это была даже не горка, просто местность с одного боку парка отлого спускалась вниз, а сам парк стоял на берегу оврага. Там дети не катались. Круто было. Лишь порой смельчаки лезли туда через снег, но редко кто решался скатиться вниз.
Глядя на это великолепие, слушая звонкие голоса, Люба вдруг почувствовала в душе небывалое спокойствие. Стало хорошо-хорошо на душе. "Умиротворение", - вот такое хорошее вспомнилось слово.
--
Нет, я буду встречать Новый год по всем правилам. Ну и подумаешь, что одна. Я докажу себе, что больше не боюсь одиночества. Да, не забыть позвонить Веронике и еще раз сказать, что не приду к ним. Я одна встречу Новый год. Жизнь продолжается. Итак, решено. Сейчас иду домой и озадачиваюсь праздничным столом. Зажарю целиком курочку. Я люблю жареную курицу. Зайду куплю хорошей рыбы. Форели. Мне она больше семги даже нравится. Тоненько настрогаю, украшу оливками. И сделаю один салатик. Оливье. Только брошу туда вместо соленых огурцов авокадо. Замечательный салат. И все! Хватит. И так буду неделю есть. Хотя нет. Надо сварить картошки. Без неё, как говорил отец, и праздничный стол не стол. Открою шампанское, выпью под бой курантов. Одна! У меня все нормально в жизни, - улыбаясь, Люба пошла домой. - Мне надо все успеть приготовить к одиннадцати часам ночи. В одиннадцать я ухожу смотреть лунное затмение. Но тогда я не успею к бою курантов. Ну и подумаешь! За стол я сяду после двенадцати. Или до двенадцати попробовать успеть?
Да, на этот Новый год обещали полное лунное затмение. Надо же какое совпадение! Оно должно было начаться в одиннадцать часов тридцать минут и продлится около часа. Кто-то вспоминал приметы, связанные с затмением луны, кто-то утверждал, что это обычное явление, а Любе было просто интересно.
--
Час я, конечно, не буду торчать на улице ночью, даже новогодней, - приняла решение женщина. - Посмотрю только, что такое затмение. Я никогда не видела никакого затмения: ни лунного, ни солнечного. А к двенадцати вернусь домой. Сяду за стол. Послушаю поздравление президента. Выпью бокал шампанского.
Ровно в одиннадцать Любаша вышла из дома. Мороз крепчал, вопреки предсказаниям синоптиков. Женщина это предвидела и оделась тепло. Надела теплые толстые джинсы, под них шерстяные колготки, длинную шубу, что когда-то купил ей муж, дорогую, добротную, Люба её не то что не любила, терпеть не могла: шубу была тяжелая, неудобная, хоть и дорогая.
--
Как бабушка, - посмотрела на себя женщина в зеркало и весело засмеялась. - Нет, медведь средней упитанности.
Немного подумала и укутала голову пушистой козьей шалью. Опять глянула в зеркало.
--
Миленько, во вкусе наших старушек, по-деревенски. Настоящая деревенская модница и красавица начала двадцатого века, - прокомментировала свой образ молодая женщина. - И где же вы, местные холостяки? Налетайте, я свободна. Но не абы какие, лучше непьющие, работающие и состоятельные.
Довершая образ, женщина обула теплые валенки и ушла в таком виде любоваться луной, что обещала сегодня попасть в тень солнца. На улице в это время никого практически не было. Все семьи уже потихоньку садились за столы, придумывали повод пораньше поднять тост, чтобы выпить первую рюмку. Покойный муж Любы, Кешка, начинал праздновать Новый год по сахалинскому времени. Он там служил в армии. И, подняв несколько раз стопку с водкой, немного вздремнув, обычно к двенадцати часам начинал собираться в другой дом, к родственникам. Он уже насиделся в обществе жены, душа жаждала компании, ему надо было поговорить, выпить. Что там выпить - пить без меры могли родичи Кешки в любой праздник. И Люба сдавалась, собиралась и шла с мужем. Родственники-собутыльники - это было еще терпимо. Но вот их жены-гусыни, особенно жена младшего брата, сочная красавица Катька, раздражала часто жену Иннокентия. У Катьки была одна цель - доказать, что она живет лучше Любы. А Люба и не возражала. Пусть живет лучше. У неё была своя жизнь, свои интересы. У Катерины своя. В последний раз, когда муж дал команду собираться, Люба обиделась и сказала, что у неё есть свой дом, и она хочет, отмечать праздники в этом доме, хочет, чтобы в нем звучали детские голоса, а если Кешку это не устраивает, то пусть идет один к своей ненаглядной тетушке, где сидят его двоюродные братцы-собутыльники и квохчут их жены. И Кешка ушел. А Люба осталась одна. Было обидно. Она не разговаривала с мужем две недели. Ей больше всего хотелось собрать вещи и уехать. Женщина даже сходила на вокзал, постояла в задумчивости перед расписанием поездов и, не приняв никакого решения, вернулась в свой уютный дом. Кешка что-то заподозрил, жену ему терять не хотелось, он несколько дней возвращался домой рано, дарил дорогие подарки. Люба глянула на свои длинные пальцы, на каждом золотое кольцо - вина Кешки за тот Новый год. И в шкатулке еще целая куча. Муж стал такой ласковый тогда, и женщина решила остаться, ей казалось: еще чуть-чуть и она уговорит его согласиться родить ребенка. Не уговорила. Не успела!
--
Дура я была, - констатировала Люба, вспоминая по дороге в парк свою замужнюю жизнь, - Не надо было спрашивать Кешку, а поставить перед фактом. Куда бы он делся? А если бы и делся? Все равно я осталась одна. А так у меня был бы ребеночек. Я - молодая вдова! Какое неприятное слово. Как я его не люблю.
Любе исполнится скоро тридцать лет. Два года назад неожиданно оборвалась жизнь мужа. Полтора года Люба прожила там, в А-ке, где была относительно счастлива с Кешкой, где плакала по погибшему мужу. А потом молодая женщина решительно вернулась в родные места, в город П-ов. Квартиру купила в пригороде, где когда-то был родительский дом. Сначала мама и папа жили в деревянном деревенском доме. Потом стал наступать город, развернулось строительство, и старый дом снесли. Отец и мать получили двухкомнатную квартиру, в которой Люба выросла. Но вернувшаяся Люба не хотела жить с родителями. Предвидя возможные финансовые катаклизмы, женщина вложила деньги, что остались ей от мужа в большую трехкомнатную квартиру. Работать пошла в ближайшую школу. Устраивалась среди года. Кто-то из соседей сказал, что учительница литературы уходит в декрет. Каково было удивление Любы, когда, подходя к школе, она столкнулась с Вероникой Рычаговой, старой своей подругой. Они вместе учились в Ж-ском педагогическом институте. Вера осторожно спускалась со ступенек школы. У неё был большой живот, поддерживал подругу под руку мужчина с интересным цветом волос, то ли рыжий, то ли блондин. Волосы напоминали светлую медь.
--
Любка! - обрадовалась Вероника.
--
Верка! - завизжала Люба. - Это ты?
Так Люба удачно устроилась на работу и встретила подругу. Именно она звала сегодня к себе Любу вместе отметить Новый год.
--
Верная примета про Новый год, - вдруг пришла мысль в голову молодой женщине. - Поругались в то злосчастное тридцать первое декабря, ушел Кешка в гости к тетушке один, Новый год встречали порознь, вот и случилось через полгода несчастье. Навсегда стали порознь. Не стало Кешки. Надо же, хоть и невысокий был Кешка, но здоровый, никогда не болел. Но, к сожалению, непомерно любил охоту и рыбалку. Они его и погубили. Эх, Кешка, Кешка! Знал бы ты, как плохо было Любе первые дни после твоей смерти. И сказать-то об этом было некому, некому поплакаться.
Сегодня женщина перестала бояться одиночества. Она решила, что хватит ей искать своей доли, смотреть надеющимися глазами на мужчин. Мужчинам больше одной ночи не надо. А Люба хочет семью, детей. Не повезло ей, короткой оказалась замужняя жизнь, значит, она будет жить одна. Потом как-нибудь родит себе ребеночка. Тоже одна. Справится. Вот только кандидата подходящего в отцы надо найти. Боль от потери мужа в последнее время немного притихла. В одиночестве тоже есть положительные стороны. Вот сегодня Люба нарушит все традиции и будет в двенадцать ночи смотреть лунное затмение. Одна. К черту поздравление президента. Телевизор надоел до чертиков. Лучше на луну посмотреть.
Женщина приняла окончательно это решение, но оно ей пришлось по душе.
Ночь стояла хоть и холодная, но под стать дню, просто удивительная, ясная, светлая. Мороз не ослабел, но не был и сильным, около пятнадцати градусов. Небо чистое, таинственное, все в крупных звездах. Такие звезды только здесь, в П-ве, есть. Луна желтая, огромная. Не луна - лунища. Бросает свои серебряные холсты всюду, придавая загадочность каждому кустику, каждой веточке.
--
Я никогда не видела затмения, - думала женщина. - Я понимаю, как луна загораживает солнце, а вот как тень земли закроет луну? Не могу представить. Солнце с той стороны Земли, Луна с этой... Да ну эту науку, буду просто смотреть!
Женщина глянула на часы. Еще есть десять минут. Как хорошо! Нет никого вокруг. Тишина. Одни столетние липы охраняют покой этой бывшей деревни. Парк этим летом расчистили. Выпилили сухие деревья, вырубили все заполоняющие кустарники шиповника. Какой-то бизнесмен выкупил это удивительное место. Скоро парк огородят, не будут в него пускать. Ну и пусть. Может, спасут уникальное творение рук человеческих. Люба рассматривала деревья, озаренные луной. Их ветви четко выделялись на фоне лунного неба. Иней по-прежнему украшал ветки. Надо же, у одной липы сук по форме напоминает человеческую руку с кокетливо вытянутым указательным пальцем.
--
И куда ты советуешь мне пойти? - спросила Люба старое дерево.
Дерево качнуло веткой, оно показывало на овраг.
--
Но там ведь овраг, полно снега, - возразила женщина немому собеседнику. - Как же я туда пролезу?
Мудрое дерево не ответило. Его палец продолжал простираться в направлении оврага. Люба отвернулась от дерева. Глянула на небо, усеянное частыми звездами. Никаких признаков приближения затмения не было нигде: ни в природе, ни на душе. И предчувствий тоже не было никаких.
--
Жаль, что звездочки сегодня не падают, ни одной не видела, я бы загадала желание, - посетовала женщина.
И словно по мановению волшебной палочки одинокий метеор пропорол атмосферу, оставляя за собой огненный след. Люба автоматически произнесла:
--
Я бы хотела увидеть хоть раз Кешку, - и тут же горько засмеялась. - Какие я говорю глупости. Нет, умирать я не собираюсь. Да и с мужем мне не о чем будет говорить. Я была хорошей терпеливой женой. Устраивала во всем Кешку. Он был доволен жизнью. И ни грамма не любил меня. И не дал любить мне. Вот этого, муженек, я тебе даже сейчас не простила. Я очень хочу тебя видеть. Но если бы ты вернулся.... Я бы к тебе теперь не вернулась.... Зачем я была нужна тебе? Для чего ты сделал гравировку на колечке: "Любка, я люблю только тебя!" Кешка, ты не любил меня, хоть и верен мне был.
Какая-то глупая обида, глупое подозрение, которые высказать-то стыдно, уж больно нелепо, неправдоподобно они звучат, упорно жили в душе. Отсюда это нелепое желание - увидеть Кешку. Любе все казалось, что жив Иннокентий, что она бросила его там, в А-ке, уехала сюда. А он выздоровел и живет... Чтобы уйти от этих нежелательных и надоевших мыслей, Любаша решила отвлечься, подумать о другом, вот хотя бы погадать, узнать свою судьбу. Когда-то она студенткой подрабатывала в детсаду, и умная пожилая нянечка-татарка рассказала про самое верное гадание: надо зайти в чащу кустарника и с закрытыми глазами сломать веточку. Сколько побегов на ней, столько и в семье будет человек. Если веточка будет одна - жить придется одной. Много лет назад Люба боялась остаться одной, струсила и не стала гадать, не стала ломать веточку. А сейчас она больше не боялась одиночества.
--
Полезу-ка, я в заросли ивняка на краю оврага, погадаю, - засмеялась женщина и посмотрела на липу с человеческой рукой. - Я поняла, что ты мне показывала. Ты, мудрое дерево, советовало мне узнать мою судьбу. Я слушаюсь тебя, королева лип старого парка, поэтому пойду, сломлю веточку. Но, мудрое дерево, молю тебя, дай мне не абы какую веточку, а такую, что мне по душе. Муженька и доченьку!
Приметив у самого края крутого оврага стройные побеги вездесущих ракит, Люба решительно направилась к ним. Не доходя двух шагов, закрыла глаза, как было положено, шагнула вперед и глубоко провалилась в снег. Но гадание нельзя было прервать.
--
Найду веточку получше, сорву и вылезу, - решила женщина и стала шарить рукой в стройных одиночных кустиках. - Я найду одинокую веточку, с двумя побегами. Я сейчас живу одна и не хочу всегда жить так.
И подходящая ветка нашлась. Люба на ощупь стала ломать. Ветка была упругой, сопротивлялась. Внизу обнаружился отходящий в сторону сучок.
--
Нет уж, - подумала женщина. - Я в данный момент волк-одиночка. Кешку не вернешь! Нового не предвидится...
Но так как ветку менять нельзя было, Люба до неё уже дотронулась, она постаралась сломать так, чтобы этот сучок был там, внизу: муж - пройденный этап в жизни. А дальше пусть будет ровная линия стройного прутика с двумя ответвлениями. Пальцы женщины скользнули по выбранному прутику. Все так. Она начала выполнять намеченное. Несколько раз сгибала, разгибала прутик, и он стал поддаваться. Женщина уже почти отломила ветку, когда совсем близко раздался приятный мужской голос:
--
Вам помочь?
Люба вздрогнула, дернула ветку, та неожиданно легко оторвалась. Женщина автоматически шагнула в сторону от мужчины. И угодила на тайную ледяную тропинку. Самые смелые мальчишки там накатали скользкую дорожку прямо в глубину оврага и, проверяя храбрость, скатывались вниз на картонках. Люба поскользнулась именно на этой дорожке, шлепнулась на свою длинную тяжелую шубу и с огромной скоростью понеслась вниз. Дух захватывало, только ветер свистел в ушах. Прокатилась женщина просто замечательно. Шуба смягчила неровности ледяного пути. Внизу оврага Люба встала, отряхнулась, шагнула в сторону и на этот раз провалилась в яму, на дне которой был огромный сугроб. Приземлилась Люба удачно, мягко, но вылезать не стала. Кто-то следом за ней катился по ледяному откосу. Это был тот самый мужчина. Он, как и Люба, встал на дне оврага, удивился, что никого тут нет, и, конечно же, шагнул в сторону и провалился. Приземлился относительно удачно. Прямо на лежащую Любу.
--
Не жалуюсь, - в тон ей ответил мужчина. - Шуба мягкая.
--
А я?
--
Что вы?
--
Мягкая?
--
Мне нравится.
--
Я очень рада. И все же... Будьте добры, откатитесь в сторону, я неба не вижу, - произнесла Любаша. - Да и вы просто тяжелый.
Мужчина откатился и лег рядом.
--
Вы может ногу сломали, - произнес он, садясь. - Почему вы лежите, не встаете?
--
А лежа лучше небо видно, - ответила Любаша. - Любуюсь Большой и Малой Медведицей. Так что сидите и молчите. Хотите, ложитесь рядом. Или уходите. Но мне надо видеть небо. Обязательно!
Женщина повернула свое лицо к мужчине. Луна светила все еще отчетливо. И тут она его узнала. И он тоже.
--
Любка! - воскликнул он. - Кубикова!
--
Пикунова, - поправила она. - А вы... Мишка! Это ты?
Это был Мишка. Михаил Дубинец. Её хороший друг и первая любовь. Когда-то они вместе учились в З-ком институте, и именно на Мишкиной свадьбе Люба познакомилась со своим будущим мужем - с Иннокентием Степановичем Пикуновым.
--
Ты чего в овраг залезла, да еще в самый сугроб? Да еще лежишь, не встаешь? - продолжал удивляться Мишка, пытаясь встать.
--
Лунное затмение из оврага лучше видно, - ответила женщина. - Как звезды в ясный день из колодца. Вот специально залезла.
--
Какое затмение? - спросил Мишка.
--
Гляди на небо.
Мишка быстро прилег рядом и перевел глаза на небо. Оба они, лежа в сугробе, смотрели в звездное небо. Темный полукруг медленно закрывал желтую луну. Получался очень интересный месяц. Такого обычно не бывает. Словно кто-то накладывал другой круг на луну и двигал, двигал, загораживая все больше и больше. Месяц сначала оставался упитанным, словно поросеночек, потом потощал и исчез совсем, только смутное сияние дымилось вокруг того круга, что был недавно луной. А потом выглянул и засиял первый кусочек. И опять стал появляться поросеночек, который толстел, толстел, пока не округлился до полной луны. Это было замечательное зрелище, завораживающее своей таинственностью.
--
Ты смотри-ка, - сказал Мишка. - Я и не знал! Я никогда не видел лунного затмения. И солнечного тоже.
--
И я, - отозвалась женщина, завороженная космическим зрелищем.
Это смешно, но целый час они пролежали в сугробе, замерзли до чертиков, но дождались окончания затмения, когда в небе вновь засияла огромная желтая луна. А в пригороде П-ва жили нормальной жизнью: вовсю гремели петарды, люди пускали запрещенные фейерверки, салюты. Было уже ноль часов тридцать минут нового года. Михаил вылез первым из снежной ямы и протянул руку Любе. Та встала и ветку не забыла. Судьба все-таки.
--
Ну что, идем домой? - спросила женщина, когда они еле выползли по крутому отвесу оврага.
--
Давай подвезу, у меня тут машина недалеко, - предложил Михаил.
--
Да и дом мой недалеко. Дойду пешком. Заодно согреюсь. А то промокла слегка. Полны валенки снега. Постой, я вытряхну, пока не растаял. Что-то я стала замерзать.
--
Это точно, - засмеялся мужчина. - И я замерз. В сугробе сырость и холод так не чувствовались. Давай все-таки в машину
И Михаил настоял на своем. Они уселись в теплый салон машины. Откуда-то на колени Любы прыгнула крошечная собачонка с задорно загнутым хвостиком, который дрожал явно не от восторга.
--
Фу, Сяпа, - строго сказал Михаил, - нельзя. Иди на свое место.
Собачка была миниатюрная, с короткой шерсткой, палевого цвета. Она жалобно повизгивала и мелко дрожала.
--
Да ты совсем замерзла, малышка, - сказала Люба и, сняв с головы шаль, укутала её собачонку, потом подумала, расстегнула шубу и посадила туда животное. - Вот теперь ты согреешься. Тетя Люба - женщина горячая.
Песик пригрелся и перестал дрожать. Только влажный носик торчал из густого меха шубы. Они поехали от старого парка к многоэтажным домам. На площади, возле огромной елки, украшенной электрическими гирляндами, им перегородила дорогу веселая разгулявшаяся толпа. Люба осторожно высадила песика, оставив его в теплой шали, и выпорхнула из машины, крикнув:
--
Я их сейчас быстренько уведу. А ты поезжай. А то уже времени много. Пока доберешься до дома!
Но Мишка и не подумал этого сделать. Он поставил машину в стороне, вышел и хохотал, глядя на хоровод, который отплясывал возле стоящей на площади елки. Хоровод построила Люба. Вот люди весело побежали по кругу, распевая во все горло любимую детскую песню.
В лесу родилась елочка,
В лесу она росла.
Зимой и летом стройная,
Зеленая была....
Михаил хоть и мерз в тонких модных ботиночках, но быстро внедрился туда же, схватив руку Любаши. Все пели:
Трусишка зайка серенький
Под елочкой скакал...
Любаша разорвала руки и поскакала зайчиком у елки, руками изображая длинные уши. Длинные полы шубы расстегнулись и подметали утоптанный снег. Скакал зайчиком и Михаил. Ему стало беспричинно весело. Следом поскакали и остальные. А вот уже и сердитый волк пробежался вокруг елочки. Но всех превзошла лошадка мохноногая. Люба пошла крупным аллюром, насколько позволял ей рост и шуба.
--
Иго-го-го, - громко прозвенел её звонкий голос.
--
Иго-го-го, - подхватил мужчина.
Стоящие вокруг зрители хохотали, другие скакали, веселились. А Михаил был просто счастлив. Давно он так по-глупому без всяких мыслей не веселился. В его доме.... Нет! Лучше сейчас не вспоминать, когда так хорошо на душе.
Глянув на это по-прежнему деревенское веселье, хоть город сюда давно наступил, но люди знали друг друга, Михаил вспомнил про ящик шампанского, что был у него в багажнике. Мужчина ускользнул из хоровода и торжественно притащил новогоднее шипучее вино. Как хорошо, что у кого-то нашлись пластмассовые одноразовые стаканчики. Все оживленно загомонили, еще звонче стал смех, шампанское было очень кстати. Раздались новые взрывы - это открывались бутылки.
--
Мишка, не пей, - крикнула Люба. - Ты за рулем. Обязательно какой-нибудь гаишник выйдет на дорогу денежки собирать! Не откупишься.
--
В новогоднюю ночь простят! - откликнулся мужчина.
--
Ну смотри сам. Это на кого нарвешься!
А на кого бы ни нарвался! Сегодня Михаил будут веселиться. Это новогодняя ночь. Проблемы после будет решать. Днем! А с шампанским все теплее замерзшим промокшим ногам в модных ботинках.
Уговорив шампанское, погомонив немного, сплясав еще один хоровод, толпа стала расходиться.
--
Любка, откуда такого мужика взяла? - прозвенел веселый девичий голос.
--
Дед-Мороз привел, - озорно крикнула женщина. - Сказал, пользуйся, Люба. Это тебе новогодний подарочек.
--
Жених что ли?
--
Нет, брат, - хохотала женщина.
Михаил понял её. Когда-то так Люба называла его в институте. Братишка. А он именовал сестренкой.
Наконец люди стали расходиться. Сдалась и Люба. Она подошла к машине, в которой уже сидел Михаил, озабоченно спросила:
--
Ну и как ты теперь поедешь? Шампанского ведь выпил много. Я видела. Все видела! Зачем пил?
Мужчина вышел из машины, распахнул дверцу перед Любашей. Ноги тут же охватил холод. Мороз крепчал. Михаил невольно стал дрожать.
--
Я к сестренке хочу в гости напроситься, - засмеялся он, приплясывая от холода. - Пустишь?
--
Ладно, идем, - тряхнула головой женщина. - Холодно ведь. И я промокшая. Снег-то так и не вытряхнула из валенок. Растаял. А шаль моя у твоей Сяпы. Как бы мне не заболеть? - озабоченно произнесла Люба. - А ладно, я сейчас дома стопочку коньяка махну во имя здоровья и за исполнение желаний.
--
А какое у тебя желание? - игриво спросил Мишка, он уже давно замерз, а ночевать ему сегодня было негде. - Может, я помогу? И даже скоро!
Люба с интересом глянула на него. Ведь знает, что Кешка умер. Мишка всегда пользовался успехом у женщин, был любвеобильный. А Любу пропустил свое время. Для неё он оставался другом, братом. "Значит так, - решила женщина, - скажем желание, которого Мишка никогда не исполнит".
--
Хочу увидеть солнечное затмение.
--
Что ж, - невозмутимо сказал Михаил. - Так как здесь не все от меня зависит, то придется немного подождать. Но я обещаю тебе - рано ли, поздно ли, но исполню твое желание. Как только астрономы объявят на нашей планете, так сразу и исполню...
--
А я так понимаю, должна спросить, какое у тебя желание? - поддержала игривый разговор женщина. - И тоже постараться выполнить. Говори, но в пределах разумного. Я не обладаю твоими средствами и возможностями.
Михаил подумал: " А мне бы как у Маяковского: хочется на ночь что-то теплое, женское". Но вслух Любе такого сказать не посмел.
--
У меня все просто, Любаш, с желанием. Думаю, где мне согреться и высохнуть? Ботинки промокли полностью.
--
У вас вроде был построен громадный дом в этих местах, верст пять от нашего пригорода. В Соткино. У тебя там еще тетушка жила в тех местах. Кешка так говорил мне.
--
Этот дом не мой, - ответил мужчина, распахивая дверку машины. - Это дом тестя. А тесть за границей. С женой я поругался. Так что туда мне нельзя.
--
А тетушка? Тетя Лиза? - спросила Люба, усаживаясь в салон, подбирая длинные полы шубы.
--
Я не могу туда пойти. Во-первых, Лиза уехала на несколько дней, во-вторых, я виноват перед ней. Очень виноват, еще со свадьбы. Ты ведь знаешь!
--
Знаю, что дурак ты, Мишка. Лиза давно тебя простила. Она чудесная, добрая женщина. Я её недавно видела. Но у тебя вроде в Соткино еще деревянный дом остался от родителей. У тебя же мать там жила.
--
Дом есть. Но там очень холодно. Я днем туда заезжал. Всю зиму он не топился. Да и оказывается, что одно стекло выбито. Отопление давно полетело, не стал делать, хотел новый построить... Свой. Для себя... Словом, признаюсь тебе, Любаша, после ссоры с женой я гол как сокол, ничего нет у меня. Я беден, как церковная мышь. Одна машина осталась. Но если я на ночь свой BMV куда-нибудь не загоню, то лишусь и его.
--
Думаешь, угонят?
--
Могут, - вздохнул Мишка. - А BMV - это мой дом, моя крепость в последние два дня. Я живу в машине. Что смотришь удивленно? Сбежал я от жены.
--
Бросил все-таки свою Криску? - удивилась Люба.
--
Бросил, - покаянно ответил мужчина.
Женщина неожиданно засмеялась:
--
Долго ты терпел. Мы с Элкой и Вероникой спорили перед твоей свадьбой, те утверждали, особенно Элка, что тебя хватит на месяц только.
--
А ты?
--
Что я? - не поняла женщина.
--
Ты сколько лет моей семейной жизни пророчила?
--
Я думала подольше, года на два.
--
А я задержался на семь лет. С хвостиком. Словом, пока был нужен, меня держали. Я дела вел совместно с тестем, с Годеоновым Родионом Прокопьевичем. Неплохой мужик. Но он сейчас отдыхает уже два месяца с очередной любовницей неизвестно на каких Канарах. Хозяйки, Криста и её матушка, на меня все в благородном гневе, и с одобрения деда Эдуарда и дядюшки Герасима, настоящего хозяина "Империи", меня выставили без всего, - объяснял Михаил. - Формально, все принадлежит старому Эдуарду. Он по бумагам владелец всех магазинов, но командует парадом Герасим. Контролирует все денежные средства. Но машину я купил на свое имя и свои деньги. Я же все-таки тоже работал эти годы. Но, думаю, про машину Криска еще вспомнит, и её придется отдать, Герасим заставит. Родня Кристы крепко держит свое имущество. Вот только Сяпка моя беспородная никому не нужна. Поэтому её со мной тоже выставили.
В голосе мужчины неожиданно прозвучала горечь. Люба не поняла, чем это вызвано. Неужели он так любит свою собачонку? Или обида на жену? Надо было думать, когда женился. Всем было ясно, это брак по расчету. Женщина взяла дрожащее животное на руки.
--
Знаешь, Миш, - сказала женщина, опять засовывая Сяпу к себе под шубу, - что зря стоять, поехали, я тебе покажу, где мой гараж, дам ключи от него. Поставишь туда свою крепость. Пользуйся, сколько надо.
Михаил подвез Любу, она показала, где гараж, потом они быстро поднялись к ней на третий этаж, Михаил получил ключи. Ушел. Вернулся он через пятнадцать минут.
--
Ты не позвала меня, - сказал он утвердительно.
--
Я помню это, - насмешливо отозвалась женщина.
--
Но мне некуда деться.
Люба засмеялась.
--
Я знала, что ты вернешься. Куда тебе идти еще? И Сяпка твоя у меня осталась.
--
Это точно. С Сяпкой я не расстанусь. И она мне верна.
Старый серый здоровенный Любин кот, по кличке Буржуй, важно спал кверху лапами, выставив круглый сытый живот, развалившись на кресле. Сбоку от него между ним и спинкой втиснулась миниатюрная Сяпа. Она больше не дрожала, а дремала, положив изящную головку на передние лапки. Ей было уютно под теплым боком жирного Буржуя. Люба покормила собачонку теплым бульоном, накрошив туда мелко порезанного мяса и белого хлеба. Собачка с аппетитом все съела, присела к удивлению Любы на кошачий лоток, справила свои дела и прыгнула к коту под бок. Тот лениво пошипел, но с места не сдвинулся, только презрительно отвернулся. Вот и спали вдвоем. Сяпе было хорошо, она пригрелась и даже не открыла глаз посмотреть на хозяина.
--
Хорошо устроилась, - засмеялся мужчина и подумал: - Мне бы так на всю ночку, под теплый бок. К Любашке! Но меня преследуют неудачи с женщинами. С тех пор, как Криска что-то подлила в мое пиво... Подлила или все-таки мне это показалось?
А Люба говорила:
--
Проходи в ванную, Миш, я налила воды уже. Там висит большое махровое полотенце, розового цвета, оно чистое, для тебя приготовила, а переоденешься после в мой спортивный костюм, по ширине он тебе сойдется, но штаны коротки будут, и есть огромная футболка. А свой модный костюм снимай. Вот вешалка. Повесишь в прихожей. Пусть высохнет. Завтра я его почищу. Все принадлежности для ванны сам увидишь. Бери, что больше по душе. Вот только запасной зубной щетки у меня нет.
Как Люба догадалась, что ему больше всего хочется в горячую ванну. Лечь в воду, и согреться, и просто помыться.
--
Да, Люб, я принес ветку, что ты так упорно подбирала в овраге и потом оставила в машине. Вот она.
Он протянул гадальную веточку. Люба только сейчас увидела при ярком электрическом свете увидела, что сорвала. Внизу болталась полуоторванная ветка, потом шел стройный прутик, который через несколько сантиметров раздваивался на две стройные веточки, увенчанные целой кучей мелких отростков.
--
Ни фига себе, - подумала женщина. - У меня, кажется, есть шанс выйти замуж и стать матерью-героиней.
Приглашая к себе Михаила, Люба ни на минуту не сомневалось, что спать они будут в одной постели. Она позвала его в свой дом и сама придет к нему ночью. Даже не будет ждать инициативы с его стороны.
--
Я хочу мужчину, - сказала женщина сама себе. - И это нормальное желание. Кроме того, несколько лет назад я уступила Михаила Криске. Теперь верну, хотя бы на ночь. Дура Криска. Не понимала никогда, что Мишка не будет её любить. А вцепилась. Даже, что во время первой брачной ночи он сбежал к Элке, её не остановило.
Исполнение второго желания.
У Михаила возникла огромная проблема. Не деньги! Другая! Она пугала больше всего. Мужчину с недавних пор преследовали неудачи с женщинами в постели. Жена, дохлая рыба Кристина, добилась своего: он стал избегать женщин. В самый неподходящий момент всплывало перед глазами её бледное лицо с белыми волосами и белыми бровями и ресницами, её тощее тело, куриные ручки и ножки, и желание заняться сексом с приглянувшейся красавицей напрочь пропадало.
Нынешний побег мужчины от жены не был первым. Михаил дважды уходил и дважды возвращался под давлением тестя и Герасима в семейное гнездо. Герасим, выждав несколько дней, звонил и сухо напоминал про долг. Родион Прокопьевич Годеонов, возвращая блудного зятя, обычно добродушно говорил:
--
Ну что тебе надо, Миш? Никто же не запрещает, гуляй, сколько хочешь от жены. Кристине не говори. Но семью сохраняй. Я сколько лет так живу. А потом, ты единственный, кто смыслит в моей системе, реально помогает, а не только контролирует. Без тебя "Империю" я не удержу.
"Империей" называлась сеть крупных супермаркетов, разбросанных по П-вской и близлежащим областям. Магазины приносили хорошие деньги. И Михаил соглашался, он вынужден был соглашаться, он был связан не только брачным контрактом с Кристиной, но и огромным долгом Герасиму. И мужчина возвращался к жене. Спал с ней от силы раз в три месяца, в промежутках имел многочисленные, но кратковременные связи с женщинами. Однако в последние дни желания провести приятные минуты наедине с какой-либо красавицей не возникало. Во-первых, Михаил уже несколько месяцев работал один, без тестя, поэтому сильно уставал. Во-вторых, два месяца назад, как раз перед отъездом тестя, Кристина, зло смеясь, сообщила, что подлила мужу в его любимое пиво приворотное зелье. И теперь этот плебей, так она назвала мужа, не сможет иметь дело с другими женщинами. Мишка тогда только посмеялся, что это полная ерунда. Но Криска, гордо подняв голову, удалилась в спальню, обронив, что теперь не она будет ждать мужа долгими вечерами, а муж приползет к ней на коленях, будет умолять о физической близости.
--
Ты знаешь, - закончила Кристина. - Я считаю секс делом постыдным, недостойным человека благородных кровей, это скотское занятие нужно только для продолжения рода. Я пока не планирую рожать детей от тебя. И когда ты будешь валяться в моих ногах, умоляя о близости, я, может быть, окажу тебе милость.
--
Такого никогда не будет, - засмеялся Михаил. - Ты знаешь, я могу в любое время, в любом месте, с любой женщиной. Зачем мне к тебе-то идти? У тебя вечно то звезды не благоволят, то благородная кровь протестует, то критические дни наступили, а то и просто очередная депрессия.
--
Зато у плебеев это скотская способность на первом месте, с первой попавшейся сучкой, - ответила Кристина, - например, во время собственной свадьбы, что там свадьбы - первой брачной ночи, лечь в первом попавшем месте на диван с подругой жены, лучшей сучкой института, потом продолжить за углом.
--
Элка была в отличие от тебя настоящая живая женщина, - не смутился Михаил, вспомнив их с Кристиной свадьбу. - И благородства в ней побольше, и признаков высшей расы тоже. Настоящая дворянка! И рост, и внешность, и фигура! В ней настоящая порода чувствуется, не то что в тебе!
--
Врешь! - взвизгнула жена, потеряв на секунду самообладание, но тут же взяла себя в руки. - Она из дворовых девок... Хотя мне, княжне из рода Облонских, все равно. Но ты помни, что отныне ты сможешь заниматься сексом лишь с одной женщиной. Той, которая тебе предназначена свыше. Ведьма использовала очень сильное и древнее заклятие.
--
Ой ли? Передай своей ведьме, что её заклятие дало осечку на твоем муже, - язвительно отозвался мужчина и добавил со вздохом: - Сбросила бы с себя благородную дурь, Кристина, стала бы нормальной женщиной, родила бы детей, глядишь, и заклятие не нужно было бы трогать.
--
Ты кто? Как твоя фамилия? - высокомерно отозвалась жена. - Дубинец. Из крестьян! Я - Облонская. Княжна Облонская. Я никогда не буду рожать от плебеев по фамилии Дубинец.
Михаил не стал отвечать. Он давно устал от своей семейной жизни. Зачем Кристина в свое время добилась, чтобы они поженились? Оскорблять было ей некого, что ли? Когда-то слово "плебей", которое часто звучало в устах жены, мужчину сильно обижало и унижало. Теперь он научился скрывать свои чувства и смеяться над этим, что сильно раздражало жену. Впрочем, Михаил виноват сам во всем. Думать надо было раньше, когда на последнем курсе играл в казино.
В тот же вечер после ссоры с женой Михаил снял номер в гостинице, пригласил красивую сотрудницу, которая давно ему строила глазки и была согласна на любые услуги. И к своему стыду уснул в постели, как убитый, дожидаясь партнершу из душа. Та обиделась и ушла. Через день неудача повторилась вновь. А потом опять. Михаил с ужасом думал, что стал импотентом. Ну, первые два раза уснул, спал мало по ночам, работы было много, а последний раз понял, что не сможет, и пришлось притвориться спящим. Мужчина обратился даже к врачу. Тот долго беседовал с ним, провел кое-какие тесты и успокоил его, сказал, что это психологические проблемы, что Михаил - настоящий мужчина, полный еще сил, что ему надо просто отдохнуть. Но отдыхать вместо Михаила неожиданно улетел тесть, который отличался поистине богатырским здоровьем и таким же любвеобилием. Женщин у Годеонова было еще больше, чем у Михаила. Криста же в эти дни милостиво распахнула двери своей спальни и сказала, что готова потерпеть несколько минут скотского положения ради мужа. Михаил внимательно посмотрел на неё: на жидкие, стянутые на затылке в узел белые волосы, узкий рот, совсем без губ, так, одна щель, на бесцветные водянистые глаза, тощую фигуру, прямые ноги, всегда широко расставленные, и с досадой отвернулся. Вот уж она точно не вызывала никакого желания. Мужчина стал одеваться, он решил, что больше не останется здесь. Вслед за ним с жалким лаем бросилась подобранная им собачка Сяпа. Кристина ненавидела это безобидное животное, она вообще ненавидела все, что было живым. Сяпа обычно пряталась от хозяйки в комнате Михаила, выбирала темный уголок или забивалась под кровать и тихонько сидела. Но по приказу жены животное выуживали щеткой из его убежища и стали выбрасывать на улицу. Тогда мужчина стал Сяпку всюду возить за собой. И сейчас жена поддала ногой худенькое тельце собачонки, что бежала за хозяином.
--
Криска, - остановился муж. - Ты еще и дура. Злая, бессердечная дура. Если бы ты была сильнее меня, я бы тоже сейчас от тебя получил пинка. Ты бы и не вспомнила про свое благородство. Так? Ты трусливая и подлая. И на меня только тявкаешь. Никогда больше я не зайду в твою спальню. Ты мне противна! Я ухожу от тебя навсегда.
--
Скатертью дорога, - ответила жена. - К деньгам больше не притрагивайся даже. Я звоню маме. Она быстро все сообщит Гере. Живи на свои плебейские гроши. Деньги Облонских не для тебя.
Мужчина не ответил, подхватил на руки собачонку и ушел.
Его банковские карточки заблокировали в этот же день. Он даже не успел нисколько снять денег, не рассчитывал на столь быструю оперативность Облонских. За гостиницу заплатить было нечем. Два дня Михаил прожил у Сашки Махнова, своего заместителя, исполнительного, но недальновидного человека. Можно бы было напроситься к одной из старых любовниц, но мужчина испугался: а вдруг опять ничего не получится. А Сашка давно набивался в лучшие друзья своему начальнику. На третий день Махнов с повеления Кристининой мамочки, Снежены Эдуардовны Облонской, стал вместо Михаила первым человеком в "Империи" Облонских в отсутствие Годеонова и попросил бывшего друга найти для ночлега новое место. Михаил попросил у него взаймы денег, но тот отговорился, что нет. Вот так и остался Михаил ни с чем: ни денег, ни друзей, и к женщинам не мог пойти.
Эту ночь мужчина провел в машине, в гараже. Потом вспомнил про дом покойных матери в деревне, что была в километре от пригорода П-ва, в деревне Соткино. Да и Лиза жила там, хотя в данный момент она была в отъезде.
--
Поеду в Соткино, - решил мужчина, - хоть крыша над головой будет. Хорошо бы, если Лиза уже вернулась. Где же Годеонов? Куда он пропал? Не звонит даже. Развалит все Сашка, развалит.
Но от Годеонова по-прежнему не было никаких вестей. Телефон постоянно был заблокирован.
А погода удивляла. Последние дни стояли сильные морозы. Лишь тридцать первого декабря столбик термометра немного пополз вверх. В машине было спать холодновато. Хоть на вокзал иди. Денег не оставалось практически нисколько, только на бензин, чтобы добраться до деревни. Жаль, но стали мелькать мысли о продаже машины.
В деревенском доме матери было чуть теплее, чем на улице. Там гуляли сквозняки, было выбито одно окно и заколочено досками, старая печь развалилась, а отопление давно вышло из строя. Была еще младшая сестра матери, Лиза. Она очень любила Михаила, и он её. Но Лизы, как и предполагал Михаил, не было дома. Соседка сказала, что она уехала в З-жье. Там были похоронены мать и отец Лизы, и она давно туда собиралась. Ключей от дома Лизы неразговорчивая соседка не предложила, хотя хорошо знала Михаила. Наверно, помнила, как про Лизу забыли в день свадьбы. Михаил не стал сам просить ключи, и вынужден был опять вернуться в машину. Там хоть относительно тепло. В кашемировом пальто мужчине было нехолодно, а вот Сяпка жалко дрожала, тихонько тявкала. Она замерзла и хотела есть. Сегодняшний день собачка питалась молоком и хлебом, что купил ей Михаил. И сам это поел, а так хотелось похлебать горячих щей. Только где взять? Придется поехать в магазин и опять питаться всухомятку, при этом выбрать что подешевле. А телефон тестя упорно молчал. Сашка Махнов уже начал благополучно разваливать дело Годеонова, затеял продажу выгодного объекта, но Михаила к делу теща так и не пустила.
--
Нам гулящие плебеи на стороне не нужны, - манерно заявила мать Кристины. - Обойдемся без вас, без Дубинцов. Князья Облонские в силах справиться со всеми трудностями сами.
Был еще отец тещи, старый Эдуард, настоящий владелец "Империи", и Гера, брат Снежены, истинный хозяин. Но те почему-то заняли позицию невмешательства. Эдуард, это понятно, старый уже, инсульт перенес. А почему молчит Гера? Болеет, наверно. Вот Снежена с Криской и старались.
Поэтому в новогоднюю ночь Михаил ехал в тяжком раздумье. Что ему делать? Как сохранить дело Годеонова? Куда пойти переночевать. И Лизы, как назло нет. Уехала прямо на Новый год, не посоветовалась с племянником. А с другой стороны, на что обижаться Михаилу. Сколько обид Лиза перенесла от Кристины. Когда-то не разрешила приглашать её на свадьбу, отказалась знакомиться с ней.
--
Нам не нужны деревенские знахарки на свадьбе, - заявила она. - Мы Облонские, а это какая-то безродная Соколова
Тетушка Елизавета Сергеевна Соколова была единственным родным Михаилу человеком. Сколько помнит себя Михаил, столько и Лизу. Всегда она была рядом. Мать его пила. Бабушка Нюша работала, а Лиза всегда рядом, нянчилась, играла, водила за собой. И старше его тетушка была всего на девять лет. Михаил вспомнил, как умерла баба Нюша. Ему было одиннадцать лет. Он боялся, что теперь его отдадут в детдом, плакал отчаянно, а мать лежала пьяная, горе заливала. Пришли соседи, увели к себе Мишку, накормили, уложили спать и тоже говорили о детдоме. Мишка не спал, все слышал, всю ночь ревел тайком в подушку. А утром, о счастье, приехала из института Лиза, худенькая, стройная девушка. Обняла мальчишку, сразу поняла, чего он боится, шепнула ласково:
--
Не бойся дурачок. Никому тебя не отдам. Ни в какой детдом не пойдешь. Я останусь с тобой.
И не отдала. А тут и мать немного образумилась. Пить бросила, но уехала на север, решила жизнь свою устроить. А Лиза и ей не отдала Мишку. Учиться бросила, пошла работать. Мать умерла, когда сын учился на предпоследнем последнем курсе института, и доучивала студента опять та же Елизавета Сергеевна, а родного отца Михаил не знал совершенно. И свою тетушку не пригласил Мишка на свадьбу! Уже сколько лет было стыдно за эти слова Кристины. И что хуже всего, Кристина еще несколько раз ухитрилась оскорбить Елизавету Сергеевну. Последний раз это было год назад. Домишко тетушки был в той же деревне, что и огромная дача Годеонова, только в разных концах деревни. Как-то Елизавета Сергеевна пришла за помощью к племяннику, он был в гостях у Годеонова, Лизе были нужны деньги, чтобы сменить проводку. Её замкнуло, чуть не сгорел дом. Кристина, как специально, оказалась в этот день в Соткино, куда не любила ездить. А тут черт её принес, наверно. Мишка с тестем сразу же умотались на рыбалку, Криста воспользовалась их отсутствием и приказала не пускать "эту плебейку" в дом. И ведь скрыла все от мужа и отца. Годеонов с большим уважением относился к Лизе. И Михаил, и Годеонов не любили, когда на дачу приезжала Криста, старались куда-нибудь исчезнуть из дома. Так было и в этот день. Слишком поздно Михаил узнал про этот отвратительный поступок жены, но сразу поехал тогда к Лизе. Та устало поморщилась, сухо просила не напоминать ей это. Она уже нашла выход, деньги от племянника не взяла. А сейчас мужчине ничего не оставалось: или ехать на вокзал и поспать, если удастся на жесткой скамье, или вернуться в старый домишко Лизы, попросить соседей открыть его и там переночевать, другого угла у него не было. А пока Михаил поехал в магазин, в Соткино он так поздно не работал. И вдруг мужчина увидел женщину, стоящую на краю оврага. В длинной шубе, с пуховой шалью на голове, в валенках. Так одевалась тетушка. Она любила шали. Может, это Лиза? Уже вернулась? Что она там делает? Михаил вышел из машины и поспешил туда. Как попала сюда тетя Лиза? Хотя она травница, наверно, что-то собирает. Хотя какие травы зимой? Но женщина стала перебирать ветки, что-то явно выискивая. Точно, тетя Лиза. Для какого-то снадобья ищет что-то, может, кору какую. Вот как тщательно шарит рукой. Михаил незаметно подошел ближе и тихо спросил:
--
Вам помочь?
Женщина испугалась, отпрыгнула в сторону, угодила на ледяную дорожку и покатилась вниз. Это была не тетушка.
В овраге, куда скатилась женщина, не слышно было признаков жизни. Мужчина забеспокоился, вдруг что случилось с ней, ударилась головой, лежит без сознания или ногу или руку сломала, сама тогда ни за что не выберется из оврага. А мороз приличный, замерзнет ведь. Он решительно ступил на дорожку и покатился вниз, это было здоров, только ветер свистел в ушах... В овраге никого не было.
--
Интересненько, - пробормотал Михаил.- Куда же таинственная незнакомка делась? Может, мне показалось? Или еще куда ледяная дорожка ведет. Непохоже, снег всюду, сугробы. Где же она есть?
Стал оглядываться, оступился и угодил в яму, приземлился прямо на женщину, что лежала там в сугробе.
--
Черт побери, - чертыхнулся он.
--
И вам доброй ночи, - весело отозвалась женщина.
--
Извините, - сконфуженно пробормотал Михаил.
--
Ничего, - с юмором ответила женщина. - Полежите немного, если вам удобно. Отдохните минутку.
Это была красивая молодая женщина, и голос был приятный, напоминал кого-то. И Михаил вдруг почувствовал желание заняться с любовью с ней прямо здесь! В овраге! Несмотря на мороз и последние любовные неудачи! Но у женщины были другие планы. Она весело спросила:
--
Отдохнули?
Михаил, как дурак, ответил:
--
Да.
--
Тогда, будьте добры, откатитесь в сторону, я неба не вижу. Да и вы просто тяжелый, честно сказать.
Михаил спохватился, откатился и лег рядом. Ему очень хотелось познакомиться с женщиной.
--
Вы, может, ногу сломали, - произнес он, садясь. - Почему вы лежите, не встаете? Замерзнете ведь.
--
А лежа лучше небо видно, - ответила незнакомка. - Любуюсь Большой Медведицей, говорю с космосом. Так что сидите и молчите. Не мешайте мне.
Женщина повернула свое лицо к мужчине. Луна светила все еще отчетливо. И тут она его узнала. И он тоже.
Они оба смотрели лунное затмение. Михаил даже не чувствовал, что его модное кашемировое пальто набрало кучу снега, он промок. Потом оба еле вылезли из ямы, хохоча, стали взбираться по ледяной дорожке, несколько раз упали, пару раз прокатились специально. Было смешно и очень весело. А Любка все переживала, как бы не потерять веточку. Не выпускала из рук.
--
Мой талисман это, - отшутилась она в ответ на вопрос мужчины. - Желания исполняет.
У Михаила было замечательное настроение. Он уже тогда, в овраге, знал, что этой ночью будет ночевать на чистом белье, в теплом доме, у Любы. И еще одно ему грело душу: сегодня ночью у него будет женщина. Он точно знал, что спать они будут в одной постели. Много лет назад он потерял Любашу, отдал Пикунову Кешке. Но сегодняшнюю ночь Мишка не упустит. Мужчина незаметно улыбнулся: когда-то в студенческие времена он утверждал, что спит только с теми девчонками, что сами приходят к нему в постель. Люба не пришла, она выбрала роль друга, сестры. А он выбрал Кристу. Нет, неправильно! Криста выбрала его, и Михаил подчинился
Мужчина поставил машину в гараж, поспешил в дом Любы, она не позвала его, не пригласила, но оставила под шубой Сяпу. А без Сяпы он не может уйти. Хотя Сяпка, предательница, даже носа не высунула, пригревшись на теплой груди женщины, когда Михаил уходил ставить машину. Он, кстати, тоже не прочь там погреться. Так что Сяпка все правильно сделала. Мужчина единым духом взлетел на третий этаж. Позвонил. Люба открыла дверь, засмеялась:
--
Я знала, что ты придешь.
А в доме уже всюду витали ароматы вкусной еды. Пахло жареной курицей. Михаил всегда любил мясо. Только в его семейном гнезде Криска боролась за правильное питание и в малых дозах. Мясо было объявлено отравой номер один. Расскажи кому, не поверят, что мужчина постоянно хотел есть. Сколько раз свой рабочий день Михаил начинал с гамбургера, перехваченного в Макдоналдсе. И тесть, кстати, тоже, когда Криста ночевала у него. О, как ненавидели мужчины овсянку, что подавалась дома по утрам, как не любили они протертые вегетарианские супы, Михаил даже возненавидел зелень, которую прежде любил, потому что листик салата нередко заменял ужин.
Любаша быстро отправила мужчину в ванну, даже заранее налила воды. Значит, ждала. Крикнула вслед, что дверь ванную не запирается. Но пусть Михаил не беспокоится, она не претендует на его невинность.
--
А могла бы, - пробурчал Михаил. - Я нисколько не против. Прыгнула бы ко мне, вместе поныряли бы.
А четвероногая предательница Сяпка спала под боком старого жирного кота, на хозяина не прореагировала, только похрапывала во сне.
--
Правильно делает Сяпка. Я тоже сегодня буду спать не один и тоже под женским теплым боком, у Любаши, - думал мужчина, нежась в ванне, наслаждаясь теплом. - И что же получается? Впервые я лягу в постель к женщине в её доме, а не к себе приведу, не в гостиницу. Хотя нет. Я фактически не изменю своим принципам. Люба, я так думаю, постелет мне на диване. А я её туда и приведу, и уложу. Значит, женщина опять в моей постели. Все правильно. Я не меняю своих принципов.
Придя к такому решению, мужчина стал вылезать из ванной. Посмеялся над предложенным костюмом, но он был сухой и теплый. И тапочки широкие нашлись, только в длину были коротковаты. Так и сел Михаил за стол: в спортивных штанах по колено и необъятной футболке и розовых широких тапочках. Люба накрыла стол на кухне.
--
Ближе к холодильнику и плите, - смеясь, пояснила она. - По телевизору уже все "Голубые огоньки" кончились. Время три часа. Сейчас опрокинем по бокальчику и спать. Я уже устала что-то.
Мужчина глянул на часы. Точно! Начало четвертого. А на кухне хорошо, уютно, стоит мягкий уголок, Михаил сел на него, окинул стол взглядом. А на столе! Он даже застонал от предстоящего удовольствия. Жареная курочка с румяной корочкой, горячая картошка, посыпанная мелко нарезанным укропом, хорошая, тонко нарезанная рыбка, салат оливье с вредным, так утверждала Кристина, майонезом. Словом, все запрещенные женой к употреблению продукты.
Шампанское пить не стали.
--
Я от него лопну, если еще хоть фужер выпью, - заявила Люба. - Я на площади, наверно, ведро выпила. Шуба даже мала стала. А я сама, как тесто от дрожжей. Раздуваюсь на глазах.
Михаил смотрел на неё и автоматически отмечал, что Любаша уже не та худенькая студенточка, которую он опекал. Перед ним была женщина в самом соку, расцветшая самой настоящей женской красотой. Люба пополнела, налилась грудь, шире стали бедра. Да, после тощей Кристины Михаилу нравились все полные женщины. Но в Любе было всего в меру. А в целом женщина была такая уютная, такая домашняя в своем простом ситцевом халатике. Михаил опять почувствовал желание унести её на диван. Но и кушать сильно хотелось. Они выпили водочки и с аппетитом налегли на еду. Люба извинялась, что грела все в микроволновке, что не из духовки курочка, а это уже немного не то.
--
Ты что, - отвечал невнятно мужчина, поглощая удивительно вкусный салат, откусывая большой кусок курицы. - Давно я не ел такой вкуснятины. Из чего ты такой оливье приготовила?
--
Секрет, - смеялась женщина. - Тайна повара!
От сытной еды и тепла стало клонить в сон. Все-таки странно. И спать хочется, и мысль о сексе не дает покоя. Михаил помог Любаше раздвинуть диван, что стоял в зале, она постелила ему, выдала теплое одеяло, от окон тянуло холодом, пожелала спокойной ночи, ушла сама в ванную.
Принципам изменили оба.
Люба знала, что эту ночь она будет спать с Михаилом. Она это поняла еще в овраге, лежа рядом с мужчиной на снегу. Откуда была такая уверенность, она не могла сказать. Знала и все! И сейчас, когда мужчина уже устроился на диване, а Люба, принимая душ, думала только о Михаиле. Много лет назад она была настоящей дурой, любила ведь его, но заставила подавить свои чувства, пожелала счастья, когда он неожиданно решил жениться на Криске, даже была на их свадьбе, кричала "горько", веселилась, дурачилась. Правда, в тот вечер она встретила будущего мужа, Кешку, который сразу прилип к ней, словно ждал этой встречи. С Кешкой Люба жила хорошо. И если бы он не умер, женщина никогда бы не вернулась в родные места. Но только никогда не понимал Иннокентий, насколько ему верное сердце досталось... Нет, о Кешке сегодня нельзя вспоминать. Сегодня Люба начнет новый этап в своей жизни. Ей нужен мужчина. К ней дважды присватывались после смерти мужа, но она была очень строга. Люба изменится сегодня, станет другой женщиной. Для этого и нужен Михаил. В голову вдруг пришла нелепая мысль:
--
Я всегда утверждала, если пущу мужчину в свою постель, то стану его женой. Наверно, поэтому и с Мишкой ничего не получилось. Он принципиально не ходил по другим постелям, всех тащил к себе. Только меня не тронул. А я сама не пошла. А сегодня получается: я Мишку к себе сама позвала. Но в роли мужа я его не вижу - он выбрал Криску. Она не отпустит. Облонские мертвой хваткой держат свою добычу. А с другой стороны, Мишка в моем доме, спит на диване. Я пойду туда. Значит, это все будет не у меня в постели. Все сходится. И я довольна, что наставлю рога девице благородных кровей - Кристине.
Люба вылезла из ванны и стала вытираться. Когда она держала уже в руках красивую шелковую ночную рубашку на тонких бретельках, дверь ванной резко распахнулась. Это был Михаил в нелепых старых спортивных штанах по колено:
--
Ничего не надо надевать, - хрипло сказал он и сделал первый шаг к женщине. - Какая ты красивая!
Люба еще владела собой немного и решила поддразнить мужчину. Она лениво изогнулась, показывая себя со всех сторон, выставила вперед обнаженную полную грудь и напомнила своей грациозностью ленивую гибкую кошку. Это была последняя капля. Михаил перестал владеть собой окончательно, выхватил ночнушку и рук Любы, отшвырнул её в сторону, порывисто обнял женщину, сильно прижав её к себе, нашел губы и властно стал целовать их, рука его поползла вниз по спине женщины. Люба чувствовала, насколько он сильно возбужден. Буквально через минуту мужчина оторвался от губ, подхватил обнаженную женщину на руки. Спальня Любы находилась рядом с ванной. Она была ближе. Туда и шагнул мужчина с женщиной на руках. Он бережно положил её на кровать, скинул с себя остатки одежды, быстро лег рядом и опять обнял женщину. Давно Михаил не испытывал столь сильного возбуждения. Он только пару раз поцеловал Любу, руки еще не успели изучить её тело, женщина чувствовала его нетерпение, точно такое же нетерпение овладело и ею:
--
Иди ко мне, - прошептала она. - Быстрее.
И сама скользнула под него.
Миллионы ярчайших звезд одновременно взорвались перед ними. Они еще долго лежали, прижимаясь, обнимая друг друга, боясь отпустить. Лишь потом Михаил не спеша стал целовать и ласкать женщину. Люба отвечала тем же. И никому из них не было дела до того, что они изменили своим принципам. Принципы - это глупость. А любовь, пусть физическая, это замечательно.
--
Это не сушеная рыба Криста, - мелькнула мысль у мужчины.
--
Это не вечно усталый Кешка, - успела подумать Люба.
Страсть вновь охватила их обоих. Оба спешили к наслаждению, к его пику, оба одновременно как можно теснее прижались друг к другу, испытывая все поглощающее удовлетворение.
--
Миша, мой Мишутка, - простонала женщина. - Ты лучший в этом мире.
--
Люба, моя Любаша, - прошептал мужчина. - Ты прекрасна, ты лучше всех!