-Как думаешь, - сказала я Фестану несколько недель спустя, - не пора ли мне обзавестись настоящим оружием вместо этой железяки?
Он задумчиво окинул меня взглядом.
-Что ж, может быть ты и права. В последнее время ты делаешь поразительные успехи.
Уже наступила зима - сезон густых проливных дождей. В Тардове почти никогда не бывает снега и морозов, но их отсутствие с лихвой восполняется бесконечной промозглой сыростью, слоистыми туманами, холодными ветрами, несущими сизые тучи и хлещущие ливни. От влаги в это время не спасает ни теплая одежда, ни толстые стены. Хижины бедняков разбухают и подгнивают, а дома знати покрываются плесенью, копящейся в каждой комнате, которую не протапливают ежедневно. Три четверти года Благословенный полуостров радует прекрасной погодой, разбавленным легкими дождичками теплом, но зима обрушивает на его жителей все запасенное на год ненастье.
Мне не хотелось ехать в карете - там все равно было столь же сыро. Мы с Фестаном накинули плащи и отправились по оружейным лавкам пешком.
Оживленная Тардова зимой притихает, прячась от вездесущей сырости. Большая часть знати разъезжается по своим отдаленным замкам, прихватив весь штат прислуги, придворная жизнь замирает. Моряки стараются уйти в рейс до сезона дождей, торговцы снаряжают осенние караваны на север. Столица Империи не остается безлюдной, но сегодня нам почти не попадалось экипажей, запруживающих улицы в теплое время года, а редкие прохожие, за стеной хлещущих струй казавшиеся серыми тенями с размытыми контурами, неслись сломя голову, словно пытаясь убежать от вездесущего дождя.
Рынок и торговые ряды находились в северной части города, вблизи порта, и конечно, никакая непогода не могла остановить торговлю. Тардовский рынок сочетал в себе и черты строгих, чопорных лавок Севера, где покупателю, выложившему немалую сумму за покупку кажется, будто его одарили небывалой милостью, позволив приобрести столь прекрасную вещь, и в то же время дух разудалых южных базаров, где продавец готов выполнить любую прихоть покупателя, осыпая его лестью, возводя на пьедестал и заставляя чувствовать себя всемогущим богатеем, пока он не обнаруживает, что накупил пропасть совершенно ненужного барахла.
Фестана, капитана императорских гвардейцев, знали здесь в лицо, и мы могли не опасаться ни подобострастных саратожских мошенников, стремящихся всучить негодный товар, ни высокомерных тавритов, заламывающих невероятные цены.
Оружейных лавок было много, среди них встречались и просторные магазины с чисто вымытыми витринами, в которых даже в этот пасмурный день сияли начищенные стальные клинки по баснословным ценам, а встречались и потрепанные палатки, где потускневшее, кое-где заржавленное оружие было свалено в кучу и отдавалось за гроши. Но мы, минуя красивые лавки, отправились прямиком к палаткам.
-Ты не поверишь, что здесь, в груде трухи, порой можно найти, - пояснил Фестан. - Все это, конечно, добыто путем неправедным, а потому столь дешево ценится. Однажды я откопал кинжал с рукоятью, украшенной двумя десятками алмазов, а на клинке - синеватые руны, непохожие ни на один из языков Великого Материка. К сожалению, лезвие было безнадежно испорчено, но теперь он занял достойное место в отцовой коллекции редкого оружия.
Мы принялись увлеченно копаться в кучах всевозможных мечей, палиц, копий, сабель, секир, кинжалов, алебард, кистеней, палашей, кончаров, шестоперов, топоров, ятаганов и всякой прочей железной всячины самых причудливых форм, названия которых я затруднялась с точностью определить. Разглядывая привычное и диковинное оружие, как невероятно ржавое, так и совсем новое, можно было провести целый день, но мне нужен был меч. Не таинственная реликвия, не странное изделие полоумного кузнеца, и не загадочный атрибут вооружения неизвестного племени. Самый обыкновенный меч - не слишком длинный и тяжелый, иначе я вряд ли смогла бы им драться, но и не слишком маленький, иначе я вряд ли могла бы что-то противопоставить в сражении мужчине с боевым дорианским клинком. Как оказалось, выбор этот, простой на первый взгляд, на деле оказался мудреной задачей. Мы уже осмотрели все мечи, имевшиеся у лейда Братиса и у лейда Дитрема, но не нашли ничего подходящего. Все эти клинки были изготовлены для тяжело вооруженных воинов, обладающих недюжинной силой и рассчитывающих в бою именно на силу. По мнению Фестана, с которым я не могла не согласиться, такового преимущества у меня не было. Поэтому мне оставалось полагаться только на ловкость - ну и на боевую магию, если мне удастся ею овладеть.
Больше всего для моих целей подходили мечи, выкованные мастерами степняков. Достаточно длинные, но тонкие, слегка изогнутые клинки, вполне отвечали моим требованиям по весу. Однако Фестан отвергал все те, что мы обнаруживали.
-Плохая сталь, - морщился он, пробуя удар по другому мечу и тыкая пальцем в появлявшиеся на лезвии зазубрины. - У степняков вообще мало умелых кузнецов, которые способны как следует сварить и закалить сталь. Их дело - тонкая работа, а не прочность. Вот этот кусок железа, может быть, и сгодился бы против степняка, вооруженного таким же половником, но против человека или морянина с настоящим мечом - никогда.
Большое внимание мы уделили морянскому оружию. Их клинки из особой стали с красноватым оттенком ковались облегченными - по видимому для того, чтобы вооруженные ими воины были способны плавать и сражаться в воде. Однако то, что предлагали перекупщики, большей частью было никуда не годной рухлядью.
-Это все отнято в грязных нападениях, - поморщившись, сказал Фестан. - Моряне очень трепетно относятся к своему оружию: скорее утопят или сломают, чем позволят наглому пирату завладеть им. Поэтому добычей оказываются только изрубленные клинки стариков или плохонькие мечи мальчишек.
Мы дошли почти до конца оружейного ряда, так ничего и не подобрав, когда в такой же грязной палатке я заметила меч. Ничего особенного, если не считать того, что меч не валялся в общей куче, а висел на полотняной стене среди немногих удостоившихся такой чести - обычно в каждой палатке была "витрина", собранная из наиболее новых и чистых клинков. Фестан не обратил внимания на эту "витрину" и принялся со звоном перекладывать товар. А я молча стояла и смотрела на меч.
Он был простенький и невзрачный. Безыскусная деревянная рукоять с вырезанными на ней перевитыми между собой шипастыми ветками и сдвоенными треугольниками. Обоюдоострое лезвие, слишком широкое и длинное для моей женской руки, блестело словно зеркало: то ли оно приобретено неряшливым торговцем совсем недавно, то ли он отчего-то озаботился протереть его прежде, чем выставить на продажу. Я протянула руку и коснулась клинка кончиками пальцев. Он был холодным, но на мгновение мне почудился жар, затаенный в сердцевине и скрытый до поры.
-На что ты там уставилась? - Фестан заметил наконец, что я не принимаю участия в его поисках. - А-а. Да, вот это наверняка отличная работа. Но нам он не подойдет, ты же видишь: слишком велик.
-Купи мне его, - неожиданно для себя попросила я.
-Но ты с ним не справишься.
-Ты обратил внимание на этот меч, мой лейд? - тут же подскочил торговец, разбойничьего вида парень со шрамом через все лицо и без нескольких передних зубов. Понятно, что он вертится вокруг Фестана: кто же может предположить, что это я подбираю меч. - Превосходный выбор! Это самый удивительный меч из тех, что я когда-либо видел. Великолепная горская сталь.
-Горская? - не поверил Фестан. - Ты лжешь, проныра, я в своей жизни насмотрелся на горские клинки. Эти глыбы стали под силу ворочать лишь великанам среди людей, а мы можем использовать только горские ножи.
-То-то и оно, мой лейд, - торжествующе воскликнул торговец, снимая меч и предлагая Фестану взглянуть. - Проверь, и ты убедишься, что этот меч прочнее любой стали, выкованной человеком. Вот, соблаговоли взять любой из тех!
Фестан усмехнулся и выбрал здоровенный палаш поистине устрашающего вида. Даже мне показалось, что против палаша дела сравнительно небольшого "горского" меча безнадежны.
Лязг столкнувшихся со всей дури клинков был оглушителен, вспыхнули искры. Торговец пошатнулся, но выдержал удар Фестана - а я по себе знала, что удар этот способен вколотить в землю неумелого противника.
Фестан изумленно разинул рот. На блестящем лезвии не осталось и следа страшного удара, зато палаш приобрел заметный скол.
-И это еще не все, - торговец наслаждался произведенным впечатлением, - прислушайтесь.
Он быстро взмахнул мечом, потом еще раз.
-Какой-то шорох, - сказала я, расслышав звук сквозь шум дождя.
-Вот именно, у прекрасной лейдин тонкий слух. Этот меч сделан по принципу горской чамберды: внутренняя полость содержит подвижный сердечник, металлический песок. Такое не под силу ни одному человеку, это можно проделать только с помощью горской магии. Из-за пустоты внутри клинок гораздо легче, чем выглядит, но подвижность сердечника компенсирует известный недостаток легкого оружия: силу удара. При замахе песок уходит к рукояти, и вы непринужденно орудуете им, а при рубящем ударе песок ближе к острию, добавляя инерции. Поверь мне, лейд, этот меч сделан горцами, но сделан для человека.
-Никогда не видел ничего подобного, - пробормотал потрясенный Фестан. - Похоже, это именно то, что нам нужно.
Я слушала разглагольствования торговца, не отрывая взгляда от меча. Конечно, здорово, что он мне подходит. Но я чувствовала, что даже если бы оказалось не так, не отступилась бы от желания его приобрести. Этот меч был одним из тех видений, кусочков огромной мозаики, что изредка всплывали перед моим внутренним взором с четкостью и ясностью, которых не имела даже настоящая реальность. Море, книги, бал во дворце, морянская шебека - и вот теперь этот меч. Прошлое, оставшееся за чертой. Я не зову его, но порой оно само врывается в мою новую жизнь. Мне следовало бы гнать его прочь, отворачиваться, ведь эти осколки не принесут ничего кроме тягостных раздумий, от которых сжимается сердце. Но я не могу. Просто не могу.
Лихорадочная дрожь сотрясала меня, пока мы возвращались домой. Меч, заботливо обмотанный холстиной, нес Фестан, но мои руки так и тянулись к нему. Я с трудом укрощала нетерпение, сдерживала шаг, чтобы не сорваться на бег.
В нашем тренировочном зале, сбросив мокрый плащ, Фестан размотал холстину и провел рукой по лезвию.
-Хм, - одобрительно кивнул он, заметив проступившую на большом пальце тонкую полоску крови. - Острый. И в самом деле очень легкий для своих размеров.
Он осматривал клинок, а я изо всех сил сжимала руки, чтобы не показать, как сильно им хочется отобрать оружие. Фестан решил, что я случайно заметила чистый, блестящий меч. Пусть и дальше так думает.
Я прикрыла глаза, наблюдая сквозь ресницы, как свет ослепительно отражается от клинка. И вдруг... Что это, тени сыграли со мной шутку? Мне вдруг показалось, что меч держит вовсе не Фестан. Этот человек был моложе, немного выше и гораздо стройнее - от всей фигуры веяло легкостью, гибкостью и в то же время силой. В коротких светлых волосах солнце зажигало золотистые блики, но лица мне так и не было видно. Вот он взмахнул мечом... и я чуть не застонала от того, как грубо Фестан нарушил иллюзию. Не так, все не так! Этим клинком играют, легко и изящно, словно танцуя, а не рубят с плеча как дрова топором...
Зажмурившись, я отвернулась и вонзила ногти в ладони, пережидая, когда Фестан натешится с новым мечом, и я смогу его коснуться. По щекам скользнули дорожки слез, непрошенных, ненужных, горьких...
С превеликим трудом мне удалось дождаться ухода Фестана, не бросившись на него с кулаками. Но вот дверь захлопнулась, и я осталась наедине с мечом.
Сталь, когда я коснулась ее, была идеально гладкой, холодной, но вновь как будто обещала тепло - или это было мое воображение? Рукоять удобно ложилась в ладони, гарда таинственно мерцала. Я выпрямилась, поднимая меч в позицию. Нет, он не был таким уж легким, значительно тяжелее моего учебного. Но производил сильное впечатление.
Я бросила мимолетный взгляд в зеркало - и больше уже не смогла его отвести. Потому что передо мной вновь предстало туманное видение.
Я знала, как надо сражаться этим мечом, знала твердо. Нет, я никогда не держала его в руках, я лишь видела его в действии.
Передо мной сгустился полумрак. Зал потонул в тумане, исчезли все звуки, все ощущения кроме одного - ощущения меча в руках и вида воина в зеркале, сжимающего рукоять. Контуры этого воина расплывались, менялись, то я видела силуэт светловолосого молодого мужчины, то оттуда выглядывало мое бледное лицо.
Я медленно повела мечом вокруг себя, действуя одними руками - лезвие вертикально скользнуло вдоль спины и вновь оказалось спереди. Ох, как неуклюже, как неловко, некрасиво... Еще раз. Еще. Еще. Светловолосый отточенным движением взмахивал сверкающим клинком - я повторяла за ним, пока не получалось что-то похожее. Потом он начинал новое - я спешила освоить, запомнить. И снова, и снова, и дальше, пока внезапно я не почувствовала, что проваливаюсь куда-то глубоко, во тьму. Пытаюсь позвать светловолосого на помощь, но я ведь не знаю его имени...
Я сидела в широком кресле у окна, поджав под себя ноги, и следила за скользящими по стеклу каплями дождя. В глубине комнаты, нахохлившись, словно бойцовый петух, за массивным столом восседал Асфир. Перед ним лежал развернутый свиток, но он с видом бунтаря пялился в угол.
Конечно, я любила Асфира. Немалую роль в этом играло знание того, что я "его мать во всех смыслах кроме физического", как некогда изволил выразиться лейд Братис. Однако здесь было все: и забота, и опасения во время его детских шалостей, которые были бы безобидны, если бы Асфир был крошечным карапузом, и гордость за его успехи, и терпение при ответе на тысячи наивных вопросов, и нежность, когда этот верзила поминутно хватал меня за руку, таща за собой туда, где по его представлениям происходило нечто захватывающее. Часто я искренне наслаждалась своей ролью матери бывшего фантома, понимая, что вероятнее всего он - единственный сын, который у меня когда-либо будет. Эта мысль наполняла меня безысходной тоской и в то же время сближала с ним.
В ответ Асфир обожал меня как никого иного. Он почитал и уважал лейда Братиса, побаивался магов, а Фестана считал кем-то вроде приятеля. Пока кто-нибудь не начинал требовать выполнения поручений, которые мой подопечный выполнять желания не имел. Асфир оказался упрям и хитер в изыскивании предлогов увильнуть - и это первые черты, которые оформились в характере новорожденного. Фестан не замедлил ввернуть, что нравом он пошел в меня. И только мои просьбы и распоряжения Асфир считал законом. В первые месяцы жизни.
Наконец, наступил момент, когда однажды он осмелился ослушаться и меня. Но, получив справедливую выволочку, неожиданно для всех счел, что игра стоит свеч. Естественно, я не могла бы его поколотить даже если бы захотела, но меня не особенно тянуло даже гневаться. Я видела в нем ребенка, страдающего от собственной несхожести с другими, и страдающего по моей вине. Ведь Асфир, сущее дитя, никогда не сможет играть с другими детьми: кто же примет в свою компанию бородатого дядьку? А даже и случись такое - Асфир очень быстро развивается умственно, и вскоре с трудом обретенные друзья оказались бы не интересны. Не терпящая несоответствий природа стремится воедино слить тело и разум. Уже через несколько месяцев после рождения трехлетний непоседа и почемучка превратился в семилетнего любителя самостоятельных экспериментов, затем - в десятилетнего сорванца и, наконец, в четырнадцатилетнего упрямца.
Лейд Братис указывал мне, да я и сама понимала: столь быстро меняющемуся уму необходима пища для упражнений, необходимы знания, которые Асфиру пришлось бы усваивать огромными порциями, пока мозг податлив и деятелен, чтобы превратиться в полноценную личность.
В первое время Асфир полюбил уроки. Он очень быстро научился читать, писать, считать. Проглатывал книги: ему чрезвычайно понравились сборники легенд и преданий, героические романы. А занятий с Фестаном парень ждал с нетерпением, легко выполняя все указания. Однако к языкам Асфир отнесся равнодушно, теория устройства мира не слишком его заинтересовала, а чтобы он запомнил хоть что-то из географии и истории, приходилось выискивать в книгах повествования о приключениях, битвах и придворных интригах. Магия же с ее безусловными требованиями терпения, сосредоточенности, напряжения ума и сил, вызвала бурный протест.
-Мне это не нужно. В жизни не пригодится, - сердито заявил Асфир, когда бегущий в воздухе человечек в очередной раз подернулся рябью и растворился среди теней. - Я стану воином, а не магом, буду проникать во вражеские крепости и добывать секретные письма, а не гнуть спину над свитками в затхлом подземелье.
Нахмурив лоб и выпятив нижнюю челюсть, он уставился перед собой. Зная своего подопечного, я видела, что на него опять нашел приступ упрямства, которое не слушает никаких доводов кроме своего внутреннего "я не хочу".
Я вздохнула, отвернувшись к окну. Сезон дождей в самом разгаре. Сырость и серость никому не добавляли энтузиазма. Против обыкновенного, все постепенно становились какими-то вялыми, чаще раздражались, быстрее утомлялись, впадали в беспричинное уныние.
Я то же замечала в себе: единственное, что еще вдохновляло меня, будило чувства и энергию, были упражнения с таинственным мечом, который всегда вызывал призрак светловолосого воина. В эти дни, когда я избегала лейда Братиса, сторонилась волшебников и отмалчивалась во время занятий с Фестаном, когда Асфир перестал быть моим неизменным спутником, становясь все более и более самостоятельным, этот светловолосый воин обретал для меня все большую значимость. Я с нетерпением ждала наших встреч, каждый раз боясь, что по какой-нибудь причине не сумею вновь вызвать его образ. Я знала, что он не видит меня, но тянулась к нему всем своим существом. Он снился мне по ночам, а днем я ловила себя на том, что веду долгие монологи, обращенные к нему, все пытаюсь объяснить что-то, самой себе непонятное, рассказать о себе, дать ему знать о моем существовании, дотянуться в ту реальность, где он живет не бесплотным призраком. Я мечтала когда-нибудь встретить его наяву и не сомневалась, что узнаю, почувствую, несмотря на то, что ни разу мне так и не удалось разглядеть его лицо...
Меня терзала мысль: кто он. Человек ли? Или демон, заключенный неким колдовством в сталь, покой которого я тревожу, быть может, на беду. А может, сам дух волшебного меча, пробужденный к жизни, подобно ожившему фантому, зовом тоски моего одинокого сердца. Возможно, у него вовсе нет лица, которое я могла бы увидеть, нет чувств, которые я могла бы разделить. Но душа у него есть - в этом я не сомневалась ни мгновения, и душа эта стремится к моей душе с такой же силой, даже не зная, что я есть на свете. Так не все ли равно, кто он? Добро или зло он - это моя судьба, и я принимаю ее с благодарностью.
Мысленно я стала звать его Духом меча.
-Что молчишь? - это Асфир не выдержал затянувшейся паузы. Он думает, я сержусь. А я просто забыла о нем.
Я с усилием вернулась в полутемную комнату, служившую нам помещением для уроков. И подумала, что заговорившая в моем ученике совесть - хороший признак. Значит, сегодня еще можно попытаться добиться результата. С детьми порой нужна не только снисходительность, но и твердость.
Асфир подошел ко мне и выглянул в окно через мое плечо.
-Эй, а это еще кто?
И в самом деле. Как это я не заметила? В саду, под облетевшим деревом магнолии неподвижно стояла девушка. Невысокая и хрупкая, она зябко обхватила обтянутые промокшим шелковым платьем плечи. Дождь лил ей на голову, и насквозь мокрые темные волосы облепили бледные щеки, струились по спине, перемешанные со струями воды.
-Она же простудится!
Забыв о своем споре, мы бросились в сад. Холодный ветер тут же швырнул мне в лицо поток дождя.
-Что ты здесь делаешь, совсем с ума сошла? - Асфир резво обогнал меня и уже знакомился с девушкой с присущим его внутреннему возрасту грубоватым участием. Однако она вряд ли догадывалась, что на самом деле Асфиру, который сегодня настоял на том, чтобы побриться самостоятельно, лет пятнадцать. Для нее несущийся к ней, злобно рычащий верзила, весь в царапинах и клочках торчащей щетины, в неряшливо распахнутой одежде, ибо ему было лень возиться с завязками и неохота ждать, пока с ними справится камердинер, выглядел просто разбойником с большой дороги.
Глядя, как в страхе расширились ее глаза, я ожидала, что девушка сейчас повернется и убежит. Чем снимет с моих плеч заботу о ее здоровье и предоставит нам с Асфиром возможность закрепить достигнутый во взаимопонимании успех. Но я ошиблась. Девушка лишь слегка попятилась под натиском, но потом гордо вздернула подбородок и расправила плечи. Я была потрясена самообладанием, с которым она проигнорировала вопрос, заданный столь устрашающим персонажем. Ее взгляд был устремлен мимо Асфира прямо на меня и полон всепоглощающей ненависти.
Наверное, я была изумлена, недоумевая, чем могла вызвать такую неприязнь у девушки, которую вижу впервые в жизни. Но недоумевала я лишь какую-то секунду. Не составило труда догадаться, откуда мне знакомы эти темные, пылающие глаза. Так часто в свете свечей мне мерещился притягивающий, горячий взгляд таких же точно глаз другого человека. Лейда Братиса.
-Так значит, это ты, - обличающе сказала Аника. - Шлюха моего отца.
Я молча склонила голову набок, с интересом разглядывая ее. Молоденькая, не старше шестнадцати. И конечно, столь же капризна и вспыльчива, как любой подросток. Как мой Асфир. Во внешности девушки немало черт отца: помимо выразительных глаз четко очерченные брови, слегка выдающийся подбородок, покатый лоб. Но его исключительно мужественные черты заметно смягчены, скруглены нежным овалом лица, высокими скулами, тонкой костью. Быть может, это она унаследовала от матери? Я впервые задумалась о том, какой она была, покойная жена лейда Братиса. И почему он никогда не рассказывал мне ни о ней, ни о дочери, ограничиваясь сухими пояснениями в случае необходимости.
Вероятно, он любил ее. Настолько, что воспоминания о ней причиняют боль? Настолько, что даже общество родной дочери, так похожей на нее, в тягость? Настолько, что чужой женщине-саби, претендовавшей на место в его сердце, ни к чему знать дорогое имя?
Я попыталась укротить свою собственную ревность и горечь. Не лейд Братис виноват в том, что мы так и остались чужими. Я сама отказалась от сближения, предпочитая все или ничего, тогда как он готов был не претендовать на большее, чем дружба.
Но какая ирония. То, в чем меня обвиняет Аника, так и осталось недоступной мечтой.
-Тебе даже нечего сказать, - с презрением заключила она, не дождавшись ответа. Вернее, моего ответа.
-Да как ты смеешь? - взревел Асфир, грудью бросаясь на мою защиту. - Кто бы ты не была...
-А это кто? Еще один твой любовник?
Слова девушки сочились ядом, но я слышала в них беспомощность и жалкие попытки ненавистью вытеснить тоску ребенка по любви - любви вечно занятого отца, у которого за важными государственными заботами никогда не хватает времени на единственное дитя, которое не сумело даже родиться сыном. А вот Асфиру было не до тонкостей. Он слышал, что оскорбляют меня - самого близкого ему человека, сколько бы разногласий у нас не было. И если человек взрослый контролировал бы свои чувства, то мой Асфир еще даже плохо представлял себе, что такое учтивость мужчины по отношению к даме.
-А ну-ка прикуси язык, дрянь, - выкрикнул он ей в лицо, ухватив за ворот платья, - или, клянусь Богом и Богиней, ты его проглотишь!
Девушка побелела, а я схватилась за голову.
-Асфир, немедленно отпусти лейдин Анику и прекрати вести себя как дикарь! Ни один воин, каким ты хочешь стать, никогда не ударит женщину. Как не стыдно!
-Я ее не ударил, - пробормотал опомнившийся Асфир, отпуская надорванный ворот. Аника покачнулась, и я вынуждена была поддержать ее под руку, чтобы не упала. - Но разве настоящая лейдин говорит такие слова? А базарные торговки другого языка, кроме кулаков, не понимают.
-Воин не бьет и базарных торговок, - отрезала я. Тем не менее, его отповедь для вздорной девчонки пришлась мне по душе. Особенно потому, что бледные щеки девушки тут же порозовели от замешательства. Вряд ли злобствовать и брызгать ядом для нее привычное занятие, подумала я. Однако страдать от ее детской ревности не входило в мои планы, так же как и стать причиной размолвки дочери с отцом. Так же, как и заболеть, поскольку мы все трое уже насквозь промокли и ежились от холода.
-Не трогай меня. И убери своего цепного пса, - она вырвала руку, но уже без прежнего запала.
-Значит так, Аника, - сказала я решительно. - Мне ровным счетом все равно, что ты обо мне думаешь. Но все это мне уже надоело. Так что сейчас мы идем в дом, и поднимаемся в мою спальню. Там ты переоденешься в сухое платье и сядешь возле огня, пока я попрошу служанку принести горячего чаю. И когда нам всем будет тепло, можешь говорить все, что вздумается. А если будешь упрямиться, - я повысила голос, предвосхищая возражения, - Асфир тебя отнесет. Так что выбирай: идти ногами или ехать тылом кверху у него на плече.
-Я закричу, - возмутилась она.
-Ну да. Сбегутся люди, а потом в подробностях доложат лейду Братису, какую истерику ты сегодня закатила. Как по-твоему, он очень обрадуется?
Аника сжала посиневшие от холода губы. Но когда мы двинулись к дому, пошла за нами, хоть и отставая на три шага.
-Тылом кверху! - фыркнул Асфир, когда мы поднимались по лестнице. - Какая изящная формулировка.
-Т-с-с.
Был вечер, и в моей спальне ярко пылал камин, а среди простыней лежали нагретые кирпичи в ожидании часа, когда мне захочется улечься в постель. Я выставила Асфира, велев распорядиться насчет чая, и заставила Анику раздеться. Мокрое платье плохо слушалось ее негнущихся от холода пальцев, так что пришлось помочь, а потом тщательно вытереть ей волосы полотенцем, натянуть на дрожащее тело свой пеньюар и чуть ли не силой запихать в теплую кровать.
Ее зубы застучали о край чашки, когда нам наконец принесли чай.
-Не думай, будто я сейчас растаю от благодарности, - с вызовом предупредила Аника.
-Пей, - я вздохнула.
-И не думай, что я стану считать тебя своей подругой или матерью.
-Боже упаси. Есть у меня уже один великовозрастный ребеночек, с меня хватит.
Настороженность в ее глазах сменилась растерянностью.
-У тебя есть ребенок?
-Да. Ты его уже знаешь, это Асфир.
-Не может быть. Сколько же тебе лет? Пятьдесят?
Я засмеялась.
-Может быть. Но думаю, лет двадцать пять.
Наверняка, для Аники и двадцать пять - старость. Но тут она мне не поверила и, естественно, рассердилась, со стуком отставив пустую чашку.
-Хочешь надо мной посмеяться? Думаешь, если отец из-за тебя все на свете забыл, то теперь ты его жена? И можно носить мои платья, читать мои книги, запрещать ему писать мне письма, и вообще заставить его забыть о моем существовании?
-О чем ты говоришь...
-Он даже забыл, что я сегодня должна была вернуться из монастыря, хотя я ему три раза писала! - выкрикнула Аника, и слезы брызнули у нее из глаз. Отвернувшись, она зарылась лицом в подушку, и до меня донеслись судорожные всхлипывания.
Я молча присела рядом на постель, давая девушке возможность выплакаться. Отец забыл встретить? Да, это обидно. Но стоило ли так все драматизировать? Какие простые, тривиальные, безобидные страдания. Но детям они всегда кажутся огромными, значительными, страшными.
-Ты напрасно думаешь, будто дело во мне, - сказала я, когда рыдания понемногу затихли. - Я вовсе не любовница твоего отца.
-Думаешь, я поверю? - Аника оторвала от подушки покрасневшее лицо. - Отец за четыре месяца не написал мне ни строчки, но зато моя няня ответила на письмо, а то я уже думала бы, был пожар или наводнение, и не осталось никого живого. Она-то и рассказала мне, что отец поселил тебя в доме и с тех пор переменился до неузнаваемости, что он отдал тебе мою одежду, что каждый вечер проводит только с тобой, ездит с тобой на балы, что собрал целую толпу магов, чтобы отыскать твою семью, которую ты якобы потеряла...
О, Всемогущие Бог и Богиня. Вот и первые последствия деятельности злых языков, которые слышат звон, да не знают, где он. Тайны всегда порождают домыслы, и всегда эти домыслы искажают правду. Вот только тогда, когда я с пренебрежением думала о сплетнях, я не догадывалась, что больнее всего они ударят не по мне, а по тому, кто более уязвим.
Я не думала. А вот лейд Братис обязан был подумать.
-Отец страшно удивился, когда увидел меня, - продолжала Аника. - Хотя я писала, что он должен выслать за мной карету. Хорошо, мою подругу, тоже из Тардовы, забирали родители, они и привезли меня домой, а то не знаю, когда удалось бы выбраться. Я думала, он обрадуется, что я уже дома, - ее нос снова угрожающе наморщился, губы скривились, голос дрогнул. - А он посмотрел и кисло говорит: "Что ты так быстро? Разве год уже прошел?" А потом: "Ну ладно, я сейчас занят, иди спать". А он всегда занят! Он рад бы навсегда запереть меня в "Северной обители", чтобы я не путалась под ногами. Он и раньше-то на меня не обращал внимания, а сейчас еще и ты...
Кажется, Аника готова была плакать и перечислять обиды до утра. Я поспешила перебить ее:
-Может быть, моя вина в этом и есть, но не та, что ты думаешь. Я не любовница лейда Братиса, а его подопытный кролик.
У девушки даже рот приоткрылся от изумления.
-Кто?
Не так уж сильно мне хотелось говорить, но я хорошо понимала, что разговора не избежать. И лучше уж сейчас, чем потом, и лучше я, чем доброжелательная няня.
-Ты знаешь, кто такие саби?
Она сдвинула брови.
-Что-то я слышала... А, перевертыши, люди-звери. Но не то же, что оборотни, не злые. Да, отец когда-то рассказывал, давно.
Я улыбнулась, потому что в детской этой характеристике прозвучало что-то вроде гордости: все-таки отец не всегда не замечал дочь. Аника явно ободрилась при этом воспоминании.
-Так вот, сейчас лейд Братис вместе с живущими в доме волшебниками изучает саби. Но как ты понимаешь, это тайна, которая не должна выйти за пределы этой комнаты.
-Да? А ты-то тут при чем?
-Я саби.
-Не может быть! - округлившиеся глаза девушки загорелись любопытством. - И в кого превращаешься?
-В орлана.
-Докажи!
Что поделаешь, хотя мне вовсе не хотелось перекидываться, пришлось продемонстрировать Анике несколько взмахов крыльями и резкий клекот, отчего у нее волосы встали дыбом - уж не знаю, от поднятого мной ветра или от возбуждения.
-Вот это да! - от неприязни Аники не осталось и следа. Никакие слова не могли убедить ее, но орлан, как обычно, оказался куда внушительнее человека. - Слушай, а этот верзила...
-Какой верзила? - я быстро натягивала платье.
-Ну, Асфир, или как его. Он тоже?
-Тоже.
-А может он...
-Э, а вот об этом будешь спрашивать его сама. Захочет - покажет, я ему не указ. Так что сначала налаживай отношения, вместо того чтобы кричать и сквернословить. Но это завтра, а теперь тебе надо поспать. Усталость, гнев и дождь - дурное сочетание.
-Но я ведь заняла твою постель.
-Ну а я займу твою. Не стоит тебе сейчас вылезать на холод. Увидимся завтра.
Закрыв дверь, я глубоко вздохнула. Утомительное это занятие - утешать. Тем более для того, кто утешать вовсе не умеет, кто сам едва на шаг ушел от возраста детских обид. Да и ушел ли?
Но о сне я и подумать не могла. Уверена, всю ночь буду метаться между сновиденьями и грезами, теряясь в том, что из них реально, и не подозревая о том, что не реально ничто...
На этот раз я проникла в спальню лейда Братиса через дверь и в человеческом обличье. Сердце громко стучало, когда я бесшумно толкнула ручку. Столько дней я бежала от него прочь, не думая, что мое недоверие может быть жестоко, не считаясь с его чувствами несмотря на то, что он всегда уважал мои. Зачем же сейчас сама вступаю в логово собственных демонов, рискуя их пробуждением? Аника, считала я, достаточная причина для неотложного разговора наедине. Но не обманывала ли себя? Не желала ли вновь испытать демонов на стойкость?
Лейд Братис сидел за столом, ярко освещенном тремя канделябрами для работы. Но сейчас его глаза были закрыты, ладони рассеянно терли виски. Вся его поза выдавала утомление, но упорное нежелание бросить работу и пойти отдохнуть, как поступают в этих случаях обыкновенные люди.
Дверь тихо стукнула, закрываясь. Лейд Братис обернулся на звук. Я думала, он скажет что-нибудь. Но он молчал, словно в комнату вошел слуга с выглаженным платьем и сейчас удалится, не мешая хозяину.
-Ты позволишь мне поговорить с тобой, лейд Братис? - смиренно спросила я.
-Ты снова что-то придумала, и это не может подождать до завтра? - он улыбнулся, но одними губами. В глазах была только усталость. Вероятно, ему не хотелось видеть меня в своей спальне.
-Я больше не стала бы отвлекать тебя по столь ничтожному поводу, - отрезала я. Хотя давала себе слово вести себя кротко и сдержанно, видно, это выше моих сил. - На свете есть куда более важные вещи, чем магические эксперименты.
-Да? - лейд Братис поднял брови. - И что же это?
-Люди. Близкие тебе.
-Что-то не пойму, к чему ты клонишь. Наверное, я сегодня слишком устал, чтобы разгадывать загадки. Так что извини...
Вместо того чтобы обидеться на холодно-ироничные слова, и уйти, я рассердилась. Наверное, я напрасно поверила сказанным под влиянием минуты словам: этот человек не способен любить. Я без приглашения уселась в кресло и воинственно выпрямилась:
-Рискну напомнить кое-что, по-видимому, благополучно тобой забытое. На свете существует человек по имени Аника.
-А-а, ты уже познакомилась с ней? Но она же вроде отправилась спать. Ну хорошо, а что означает этот обвиняющий тон?
-Нет, - едко произнесла я, - она отправилась не спать, а рыдать под дождем. Подожди, куда собрался бежать? Неужели ты думаешь, что я оставила ее там?
Лейд Братис опустился обратно на стул.
-Извини, она совсем перестала слушаться...
-Бог и Богиня! Может быть, ты не заметил, но она не двухлетний ребенок, и уже поздно воспитывать ее строгими внушениями. Впрочем, и двухлетнему ребенку нужны забота и внимание отца, а не одни только указания и выговоры, тебе не кажется?
Он изумленно воззрился на меня:
-Я, наверное, ослышался. Никак ты решила изобразить из себя еще и ее мать?
-Можешь ерничать сколько влезет - кстати, упрямство - ваша с ней общая черта. Но не ты ли хвастался, что всегда выслушиваешь чужое мнение, от кого бы оно ни исходило? Так вот, считай меня кем хочешь, но хотя бы обдумай мои слова. А насчет матери... я бы не стала ее опекать, если бы было кому это сделать. Видишь ли, Аника нуждается в защите, хотя бы от злых языков. Как ты думаешь, что произошло после того, как она не дождалась от тебя ответа ни на одно свое письмо? Правильно, написала какой-то там няне, которая изложила свою собственную точку зрения на происходящее, а именно: в доме появилась некая особа, с которой ты носишься, даришь драгоценности и платья дочери, ради которой собрал волшебников, и много еще всякого. Например, что я желаю вычеркнуть Анику из твоей жизни и уже почти добилась успеха в сем черном деле. Почему ты не писал дочери, лейд Братис? - я наклонилась вперед, опершись о подлокотники. - Как ты умудрился забыть о том, что ей пора возвращаться домой? Неужели тебе совсем безразличны ее чувства?
На протяжении этой тирады он понемногу бледнел. Было странновато отчитывать собственного учителя, который совсем недавно так же яростно распекал меня. Но лейд Братис умел владеть собой, умел видеть истину в речах, кто бы их ни произносил.
-Признаться, я не думал о том, как все происходящее выглядит со стороны, - медленно произнес он. - Наверное, я слишком привык думать об Анике как о маленьком ребенке, который нуждается только в няньках и игрушках, и который не поймет поступков или слов взрослых.
-И в результате твоя дочь росла на редкость одинокой девочкой, уверенной, что только раздражает отца своим существованием. А теперь она пятнадцатилетний подросток, готовый поверить в любую грязную ложь, потому что отец не дает себе труда переубедить ее.
-Ты-то откуда все это можешь знать? - я явно переоценила выдержку лейда Братиса.
-Видишь ли, у меня сын приблизительно такого же возраста.
-Ах да, действительно, - он засмеялся, но это была не насмешка, а признание поражения. - Так где она?
-Спит в моей кровати. Думаю, будет лучше всего, если завтра утром она первым увидит тебя, и услышит, как сильно ты по ней скучал. Как считаешь?
-О, я полностью полагаюсь на твой опыт.
-Не смей надо мной потешаться!
-И не думал. Я действительно восхищен твоими воспитательными способностями, раз после всего, что ей написала няня - а с этой доброй няней я еще разберусь - ты так быстро успела добиться ее доверия.
Я вздохнула.
-Да нет, дело не в воспитательных способностях. А в орлане.
-Ты ей рассказала? - лейд Братис нахмурился.
-Да ладно тебе, неужели можно утаить шило в мешке! А кроме того, увольнение няни проблемы не решит. Она всего лишь выразила общее мнение прислуги. Для того чтобы Аника не слушала злобных сплетен, ей надо рассказывать правду, а не отделываться отговорками или плохо придуманной ложью.
Он покачал головой:
-Я вот все думаю, то ли ты - мудрец, то ли я безнадежно закостенелый разумом старик, неспособный осознать, что его дочь уже выросла?
Пришла моя очередь сдвигать брови:
-Не кокетничай, лейд Братис! Ты напрасно себя оговариваешь, никакой ты не старик, по моему мнению. Я вижу происходящее так: ты занят делом, а я маюсь от безделья. У тебя есть дочь, а у меня никогда не будет, поэтому ты воспринимаешь ее как данность, а я...
-Магре!
-Не беспокойся, я не закатываю истерику, - и все-таки я встала, чувствуя, как защипало глаза.
Жестокое это слово, "никогда". Произнося его, я и представить себе не могла, каким болезненным окажется осознание его беспощадного значения. Я вовсе не хотела терять над собой контроль.
Лейд Братис не сумел сохранить маску равнодушия. Он осторожно обнял мои вздрагивающие плечи, и я благодарно спрятала лицо у него на груди.
Моя попытка превратиться в хладнокровного воителя, чуждого всех земных страстей, далекого и от горестей, и от соблазнов, провалилась. Вся ледяная броня, в которую я так старательно облекала себя в течение нескольких месяцев, не стоила даже упоминания о ней. Никакой я не гвардеец. Я - обиженное дитя, появившееся на свет всего-навсего год назад и неспособное повзрослеть и очерстветь душой по одному только пожеланию, от одного только удара судьбы, мнящегося несправедливым, предательским...
-Я уверен, что ты ошибаешься. Не может быть, чтобы не нашлось выхода. Вот смотри, мы думали, что не сможем одеть вас в доспехи - а что теперь? Значит, есть способ преодолеть и это.
Не знаю, действительно ли лейд Братис считал, что есть способ превратить меня в настоящую женщину, или просто говорил первое, что приходило в голову, чтобы утешить. Но мне действительно стало немного легче. Не потому, что у меня появилась надежда, нет. А потому, что он в самом деле хочет меня утешить.
Внезапно раздался резкий стук в дверь. Мы отпрянули друг от друга, словно застигнутые на месте преступления, переглянулись - и одновременно рассмеялись. Я отвернулась к окну, вытирая слезы, а лейд Братис велел стучавшему входить.
Появился лакей с запечатанным свитком на бронзовом подносе. "Срочно", - прошелестел он. Лейд Братис взял письмо и слуга исчез. Я уже собралась распрощаться и уйти, позволив ему заниматься делами, когда лейд Братис поднял на меня изменившийся взгляд.
-Это от Дитрема, - сказал он. - Кажется, тебя ожидает настоящее испытание.
-Дзорские пустоши, - кисло сказал лейд Дитрем, указывая на запад, - наше проклятье.
Свирепый влажный ветер, ожесточенно трепавший одежду и волосы, относил его голос в сторону, и мы с лейдом Братисом и Фестаном, стоя в двух шагах, едва разбирали пояснения, но не решались переспросить.
В Ямаду нас перенес лейд Братис, и я впервые увидела в действии его метод перемещения с помощью заранее подготовленных убежищ. После короткого путешествия в головокружительной темноте мы втроем оказались в квартале ремесленников, в надежно запертой и запечатанной заклинаниями комнатке, на которую здешние жители не обращали никакого внимания. Капитан Бейнехт, начальник местного гарнизона, энергичный сорокалетний ветеран с лицом, украшенным длинным шрамом, встретил нас у ворот замка, ничуть, похоже, не удивившись скорости, с которой мы прибыли из Тардовы.
Старый королевский замок, массивное, сырое двухэтажное сооружение, сложенное из огромных замшелых каменных глыб, навевал мысли о седой древности и былом суровом, аскетическом величии. В нем не было и намека на сибаритскую роскошь и праздные увеселения современного императорского двора - это было мощное укрепление, созданное для успешного отражения атак неприятеля, а не для удобства проживания. Маленькие окна, пропускающие внутрь слишком мало света, каменные стены и полы, хранящие вековой холод, затхлые ледяные сквозняки, от которых невозможно спастись никакими коврами и драпировками, гулкое эхо, рождающееся в высоких пустых помещениях при каждом шаге, облачка пара, вырывающиеся изо рта при дыхании, дрожащие язычки пламени в факелах, которые не рассеивали, а углубляли вечный сумрак, царящий в огромных парадных залах - я успела начать стучать зубами, пока мы поднялись на вершину Небесной башни и вышли на свежий ветер. Замок ныне пустовал; использовались лишь флигели, в которых размещался ямадский гарнизон, да некоторые хозяйственные помещения на первом этаже, где жил небольшой штат прислуги на случай, если императору вздумается почтить визитом древнюю столицу и остановиться в замке. Такое иногда случалось - кажется, при жизни императора Рагнара, раза два.
Мы стояли на смотровой площадке Небесной башни, которая на пятьдесят саженей возвышалась над Ямадой, и по праву носила свое имя: это была самая высокая башня старого королевского замка первой столицы Дориана. С ее вершины, полускрытые туманной дымкой, виднелись приземистые строения и толстые, низкие стены древнего города. Чуть севернее Ямады развернулась величественная панорама слияния рек Санкрии и Гренарина - в здешней холмистой местности они разливались широко, разветвлялись на десятки проливов, отделенных зелеными островами замысловатых форм и купами водяных растений. А западнее берега Гренарина начинались те самые пустоши, которые императорский военачальник окрестил проклятьем.
-Это настоящий лабиринт из холмов, поросших вереском и кустарником, - говорил лейд Дитрем, а капитан Бейнехт кивал и поддакивал. - Если кто-то пожелает скрываться, лучшего места не найти. Там сотни ключей и ручьев, множество меловых пещер, входы в которые замаскированы естественной растительностью. Поисковые отряды могут неделями прочесывать холмы, а наглые беглецы будут водить их за нос.
-Почти полгода здесь действовала одна из самых жестоких шаек, которые мне приходилось встречать в жизни, - начал капитан, повинуясь жесту лейда Дитрема. - Они нападали на всех путешественников, у которых не было целого отряда вооруженной стражи, причем для не имело значения, кто двигался по дороге, и какую это сулило поживу: купеческий караван, группа паломников, кибитки бродячих актеров, вольные наемники, лейды или нищие. И не щадили никого; трупы тех, кто попадал им в лапы, вызывали содрогание даже моих солдат, а мы видали всякое. Потом разбойники бесследно исчезали в пустоши. Собаки не могли взять след из-за ручьев, не было ни дыма костров, ни шума оргий, выдающих обычные шайки. Несколько недель назад мы предприняли отчаянную попытку. Отряд гвардии пополнился добровольцами народного ополчения - город уже не мог терпеть и бояться. Набралось около трех сотен - для того лишь, чтобы изловить шайку разбойников! Однако, как показало время, меньшее число людей не справилось бы с задачей. Вернулись не больше двухсот - мы потеряли треть людей! Однако шайка была разгромлена. Их оказалось всего сорок человек... Трое главарей были захвачены и торжественно доставлены в Ямаду для публичного суда. Суд прошел три дня назад, на сегодняшний рассвет была назначена казнь. Но вчера негодяям удалось бежать. Не знаю, как они сумели подкупить стражу - казалось, их лютой ненавистью ненавидит весь город, а тут четверо гвардейцев... Словом, они исчезли все вместе. Следы привели к холмам Дзорской пустоши и затерялись там - как и следовало ожидать, - капитан Бейнехт стукнул кулаком по каменному парапету и поморщился от боли. Повествовать о своем промахе перед холодным неодобрительным взглядом лейда Дитрема - не позавидуешь. Вздохнув несколько раз, чтобы подавить бессильную ярость, он продолжил: - Мы не сможем вновь собрать такую же армию. В прошлый раз погибло слишком много горожан, чтобы семьи еще раз отпустили уцелевших кормильцев. А гвардейцев не хватит, чтобы перевернуть каждый камешек, заглянуть под каждый куст в этих проклятых пустошах, мы лишь впустую потратим время и, возможно, жизни. Ждать, пока из Тардовы или Санкрийской заставы придет подкрепление, опасно: сейчас три разбойника одни, но спустя несколько дней они могут соединиться с теми, кого мы, возможно, упустили, и набрать новую шайку: в округе хватает нищих и бездельников, готовых схватиться за кистень. Действовать надо прямо сейчас, но для этого мы должны знать, где негодяи затаились.
Лейд Дитрем перевел взгляд на меня:
-Твоя задача - выследить разбойников и привести туда отряд капитана Бейнехта. Мерзавцы не будут опасаться орлана, парящего в небе, поэтому не станут прятаться.
Лейд Братис с усилием кивнул.
-Это не опасно, если ты не станешь спускаться на землю и превращаться в человека, - выдавил он.
-Хорошо, - я вглядывалась в далекие холмы пустоши, сизые от клубящегося над ними тумана, и была почти спокойна. Вот только руки чуть подрагивали от возбуждения, - в таком случае кольчуга мне не понадобится.
-Лучше оставь... - заспорил лейд Братис.
-Орлана она не защитит, если кому-то вздумается пустить в меня стрелу, верно? Поэтому лишняя тяжесть мне ни к чему.
-Ты не чувствуешь ее веса, когда ты орлан.
-Зато она нервирует меня, когда я человек, - отрезала я, решительно бросая кольчугу на каменный пол. - Я боюсь, что туман или возможный дождь замедлят поиски. Но я постараюсь.
-Мы сейчас же выступим из города и будем ожидать вестей у подножия вон того холма, - лейд Дитрем взмахнул рукой, указывая на самую близкую к нам, раздвоенную вершину.
Я поежилась: под порывами сырого ветра я уже насквозь продрогла, поскольку отказалась от теплой одежды, еще не испытанной на практике. Наверное, во мне всегда будет жить панический страх перекинуться в орлана и оказаться пленницей тяжелых удушающих мехов.
-Кстати, - я уселась на парапет и свесила ноги вниз, заметив, как расширились глаза капитана гвардейцев, - я не могу летать целый день непрерывно. Надеюсь, мне не придется выпрашивать обед, чтобы подкрепить силы?
Не дожидаясь ответа, я спрыгнула в воздух, и услышала сдавленное "ох!" позади - очевидно, Бейнехт еще не встречал людей-птиц. Тугая струя ветра ударила снизу, разворачивая крылья - мне оставалось только парить в восходящих потоках, направляя стремительный полет на запад.
Знаменитая Дзорская пустошь была совсем недалеко от сильной и грозной Ямады - но десятки верст меловых холмов с топкими оврагами между ними представляли собой дикие и необжитые места, куда добрые люди не совались, зато лихие существа чувствовали приволье.
Я преодолела расстояние до слияния рек в несколько длинных взмахов крыльями, между которыми ветер сам нес меня вперед. Немного поразмыслив, я решила двигаться по периметру холмов, а затем сужающимися кругами к центру пустоши. Свинцово-серые воды Санкрии остались справа, мелькнул севернее разлив Гренарина - и вот подо мной сизое пространство вересковых холмов, усеянное светлыми проплешинами выходящих на поверхность известняков и коричнево-зелеными извилистыми путями ручьев. Над ними плыли полосы белесого тумана, не слишком густого, чтобы объявить поиск невозможным, но достаточно изменчивого, чтобы сбивать с толку и отвлекать внимание.
Пришлось опуститься пониже и лететь, почти задевая крылом верхушки голых мокрых кустов. Обзор резко уменьшился, обещая большее количество кругов, которые надо будет сделать, чтобы обыскать пустошь. Будь сейчас солнечная, ясная погода, поиски не заняли бы и полдня, но ведь могло быть и хуже. Туман может сгуститься до непрозрачной пелены, из низких туч может посыпать дождь или мокрый снег...
В облике орлана я мало ощущала холод: теплые перья хорошо защищали тело от непогоды. Но люди должны мерзнуть от пронизывающей сырости, окутавшей незащищенные холмы. В тумане они могли не бояться разводить костер, пользуясь тем, что запах дыма будет отнесен восточным ветром прочь от погони. Это значит, что мне может вскорости улыбнуться удача.
Но прошло два часа бесплодного кружения над одноликой землей, прежде чем я заметила признаки близости разумных. И это оказался не огонек в тумане, а черные угли - уж не знаю, каким чудом их удалось заметить. С маху я пролетела мимо, пришлось вернуться. Выбрав более или менее прочную ветвь корявой ракиты, я опустилась на нее. Ветвь прогнулась под тяжестью орлана, не приспособленного для лазания по кустарникам, лапы скользнули по мокрой коре, пришлось помочь себе крыльями, подняв хруст, шорох и шелест. Надеюсь, разбойники не видели этого представления.
Я сразу поняла, что кострище должно было быть замаскировано. Тот, кто здесь останавливался, ловко замел следы: выкопанный в зарослях куст был установлен на головешки, а несколько камней прятали корни и свежую землю. Но ветер нарушил планы беглецов, уронив незакрепленный куст и откатив его в сторону.
Может быть, здесь были вовсе не те, кого я ищу. Но зачем обычным людям так прятать остатки своего лагеря? Итак. Если разумные ночевали здесь и на рассвете тронулись в путь - конечно, на запад, в сторону, противоположную Ямаде - то у них в запасе около трех часов. Как далеко можно уйти по заросшим кустарником холмам за три часа?
Я снялась с ветки и поднялась повыше, чтобы запомнить место покинутой стоянки, и вновь принялась кружить над пустошью, теперь уже относительно обнаруженного кострища.
На цепочку людей я наткнулась всего через четверть часа. Они шагали по каменистому мелководью небольшого ручья, разбрызгивая воду. Шли молчаливо, как-то понуро; впереди двое в грязных лохмотьях и украшенных извернувшимся драконом нагрудниках - явно арестанты, раздевшие своих освободителей. Следом четверо бывших гвардейцев - с непокрытой головой, безоружных, без привычных доспехов, в зачем-то расстегнутых колетах, словно не чувствуют холода, который начал пробирать даже меня. Замыкает шествие еще один разбойник; у него в руке обнаженный меч, которым он изредка подталкивает идущего впереди солдата. Разбойники иногда оглядывались по сторонам, гвардейцы горбились, деревянно волочили ноги, не поднимая головы.
Ну вот и все. Попались, негодяи, можно возвращаться, остается только запомнить путь.
Я поднялась повыше, и вдруг совсем рядом обнаружила заросший тростником берег, за которым струились укрытые еще более густым туманом мрачные холодные воды Гренарина. Ручей, по которому шли беглеца, впадал в реку. Стало быть, они прячутся на берегу, вот в этой топкой грязи? Не может быть.
У места впадения ручья росло кривое дерево. Я выбрала прочную ветку, решив понаблюдать.
Люди выбрались из зарослей и остановились без видимого облегчения. Разбойники хмуро оглядывались, солдаты безучастно стояли на месте, словно все происходящее их никоим образом не касается. Затем бывшие арестанты сели прямо на землю и застыли в неподвижных позах, не обращая внимания на своих - кого? Спутников? Пленных? Те, впрочем, тоже не шевелились и даже не смотрели на тех, кого должны были охранять.
Во всем этом было что-то неестественное. Я не считаю себя знатоком разбойничьих повадок, но разве так ведут себя бежавшие от неминуемой позорной смерти? Разве так ведут себя изменники, за золото выпустившие на свободу злобных убийц, или плененные в неравном бою солдаты? Казалось, они готовы были провести так весь день. Я уже почти собралась лететь в условленное место за капитаном Бейнехтом, когда в тумане внезапно раздался чуть слышный плеск.
Минуту спустя послышался шорох раздвигаемого тростника, и в мшистую кочку ткнулся нос длинной лодки. Разбойники встали, к ним на берег вылезли двое: крепкий старик с белой бородой и переломленным носом, и мужчина помоложе, высокий и статный, со светлыми волосами, остриженными коротко надо лбом и длинными сзади. Оба были одеты в белую полотняную одежду, украшены широкими браслетами и ожерельями из желтого металла.
-Это все, кого вы сумели раздобыть? - угрожающе спросил старик вместо приветствия.
Разбойники заметно съежились.
-Необходимо было быстро уходить, - начал оправдываться один.
-Убиты четыре десятка, а вы приводите четверых, - свистящим голосом перебил старик, - ну что ж, когда Хозяину понадобятся жизни, вы накормите его своими.
-Скоро появятся еще люди, - поспешно заговорил разбойник, - их много вокруг...
-Ладно, - отрезал старик, - вы знаете, чем вам грозит промедление. Садитесь в лодку.
Без промедления беглецы забрались в небольшое суденышко, которое от веса девяти человек осело в воду чуть ли не по самые борта, медленно расселись по дну. Молодой спутник старика осторожно отпихнул лодку от берега длинным шестом, разбойники взялись за весла.
Не скажу, чтобы подслушанный разговор сильно меня обрадовал. От него веяло безумным, нечеловеческим страхом, который исподволь влиял и на меня, поднимая перья на загривке дыбом. Больше всего мне хотелось броситься назад, к Ямаде, под защиту лейда Братиса и капитана Бейнехта, но что я могу им доложить? Разбойники скрылись в тумане реки. Разве это то указание на их местонахождение, которого они ждут?
Я поднялась в воздух, пытаясь не упустить из виду лодку. Это оказалось непросто: тяжело груженая, она двигалась еле-еле, а густой туман не позволял взлететь на безопасную высоту и следить оттуда. Я кружила над протокой и ближайшими островками, ежеминутно боясь, что кто-нибудь в лодке подсчитает, сколько раз над ними низко пронеслась темная тень крупной хищной птицы, которой, если уж начистоту, нечего делать в сумраке болот. Несколько раз я присаживалась на прибрежные деревья, следя, как запыхавшиеся разбойники и молодой человек с шестом с усилием пропихивают лодку сквозь мели, заросшие тростником и кувшинками. Старик в это время неподвижно сидел на носу, вглядываясь в клубящийся туман и изредка отдавая команды поворачивать. У меня каждый раз замирало сердце, когда его взгляд из-под кустистых белых бровей скользил по мне или ветвям, за которыми я скрывалась: вот сейчас он взмахнет рукой в широком рукаве, приказывая остановиться, и скажет "Что-то я слишком часто вижу этого орлана". Но нет, старик молча отворачивался, и я вновь видела только застывший профиль с уродливо искривленным носом.
Наконец лодка скользнула под низко нависшие над водой ветви ивняка одного из гренаринских островов - и пропала с глаз в плотно сплетенных, словно добротная корзинка, зарослях. Попытки последовать за разбойниками оказались тщетными: в густом кустарнике я не могла развернуть крылья. А легкий шорох шагов и хруст лозняка извещал, что преследуемые удаляются от берега.
Вот я и перед выбором. Продолжать погоню став человеком или вернуться к холму с раздвоенной верхушкой, где в ожидании сигнала томился отряд гвардейцев. Но если я правильно помню карту, Дзорская пустошь уже осталась позади, и для того, чтобы пересечь ее, а потом перебраться на остров, понадобится не меньше целого дня. Затем наступит ночь, во время которой мы не сможем двигаться не рискуя заблудиться в лабиринте островов. Кто знает, как далеко сумеют уйти разбойники за это время?
Земля была ледяной под моими босыми ногами, студеный зимний ветер немедленно пробрался под тонкую суконную сорочку, и я тут же пожалела о теплых перьях орлана. До чего же несовершенно человеческое тело, слабо и беззащитно... Но об оставленной кольчуге я не жалела. Мне понадобится вся ловкость и быстрота, чтобы двигаться бесшумно следом за разбойниками, знающими эти места как свои пять пальцев, вечно настороженными, и звон металлических звеньев, как и лишняя тяжесть, были бы ни к чему. Кроме того, чего мне опасаться? Я могу обернуться орланом за долю мгновения, куда быстрее, чем длится полет стрелы или взмах клинка.
Беглецы шагали медленно, оставляли глубокие следы в топкой земле, с шелестом приминали траву. По-видимому, здесь они могли быть уверены, что возможная погоня из Ямады осталась далеко позади, однако даже ощущение безопасности не заставило их быть более многословными. Шли угрюмо, перебрасываясь только самыми необходимыми словами, словно впереди их ждала не желанная свобода, а суровая обязанность. Я кралась следом, по единственной тропе, прорубленной в непролазном гущаре. Корни и острые ветки впивались в ступни, но очень скоро холод сделал их нечувствительными к боли, и я могла не обращать на это внимания.
Путь оказался недалек. Скоро местность приподнялась и стала суше, кустарник поредел, уступая место деревьям, а откуда-то донесся приглушенный, непонятный, как все звуки в тумане, оклик. Старик отозвался, и спустя несколько минут процессия оказалась в лесу. Кроны деревьев здесь смыкались над головой, образуя вечный полумрак, поэтому подлесок почти не рос. После кустарника это был настоящий простор.
В лесу горели костры, а вокруг сидели и бродили люди. Шайка разгромлена? Тогда кто же это? Боюсь, ты сильно заблуждаешься, капитан Бейнехт... В дымной и сумрачной мгле я не могла пересчитать всех, но мне показалось, что тут не меньше полусотни человек. Приглядевшись, я заметила входы в землянки, в которых могли находиться еще люди.
Значит, они живут здесь. А ведь капитан ничего не говорил об острове, только о пустоши. Гвардейцы вместе с ополченцами ценой сотни жизней вовсе не расправились с шайкой, а лишь нанесли ей небольшой ущерб. Такую ораву людей надо кормить, и для этого небольшие группы выходят на охоту, разбойничают вокруг Ямады, но здешнее убежище неприкосновенно.
Беглецы вышли на открытое пространство, но вопреки ожиданиям, им не бросились навстречу, не разразились восторженными приветствиями. Никто даже не взглянул в сторону вернувшихся почти из лап смерти приятелей, все продолжали заниматься своими делами: что-то варить в котлах, вострить оружие, чинить платье.
Еще минуту спустя я поняла, что здесь царит то же неестественное молчание, что и среди беглецов. Никто не смеялся, не болтал, не ругался, не пел похабных куплетов. Слышались только отрывистые фразы: "Подбрось дров", "Подай нож", "Не трогай это"... Находившиеся здесь женщины говорили еще меньше, чем мужчины; опустив голову, каждая занималась какой-либо работой. Детей я не заметила.
Пока я украдкой разглядывала лагерь, белобородый старик и его люди подошли к странному сооружению - единственной наземной постройке. Вообще-то она не выглядела постройкой, скорее я назвала бы ее кучей темных гнилых бревен, скрепленных в между собой в диковинном порядке. Тонкие сучья переплетались, короткие колоды, тонкие прямые колья и целые комли деревьев с остатками веток подгонялись посредством вырубленных пазов или соединительных клиньев, и каждый кусок дерева торчал под своим углом в свою сторону.
Сооружение выглядело нелепо, но один взгляд на него вызывал безотчетный ужас, словно там, под грудой гнили, может скрываться некое невообразимое зло.
Это оказался алтарь. Вновь прибывшие опустились на колени вкруг, и старик с невнятным бормотанием сунул под кучу горящую головню. Неожиданно ярко вспыхнул алый огонь, словно дрова были сухими, как солома; в одно мгновение алтарь оказался объят пламенем. Старик громко крикнул и бросил что-то в костер, отчего во все стороны повалил желтый дым, а огонь медленно опал, задрожал и потух. Я вздрогнула: похожий на кучу мусора алтарь ничуть не изменился, словно и не горел вовсе. Не было ни следа на миг вспыхнувшего пламени. Если не считать тягучего дыма, расползающегося во все стороны, низко стелясь по земле.
Все это напоминало старые языческие ритуалы, которые проводили наши предки еще до Переселения. Наверное, от них нет никакого вреда - как и пользы, но... Старик и его молодой спутник, за все время так и не произнесший ни слова, вдруг извлекли из поясных сумок резные деревянные маски и поспешно водрузили себе на головы - так, словно торопились успеть, пока дым не коснулся их. На масках были вырезаны одинаковые зловещие образины, оскаленные в свирепой ухмылке, в глазах поблескивали стекляшки, а сзади голову прикрывали длинные перья, под которыми я заметила толстую ткань.
Итак, маски нужны не для обряда. Значит, пора лететь, пока дым не добрался до меня - кто знает, что это за дрянь. Может быть, простой дурман, от которого жертвы испытывают иллюзорное наслаждение от "общения с богом", а может и нет.
В это время дым коснулся ближайших к алтарю коленопреклоненных людей - но ничего не произошло. Они не повалились в жутких судорогах и не расплылись в гримасе болезненного счастья, продолжая все так же понуро и неподвижно стоять.
Старик поднялся на ноги и вытащил короткий меч с позолоченным лезвием. Не успела я сообразить, что он собирается делать, как тот ловко и быстро ухватил за волосы ближайшего гвардейца и отрезал ему голову - словно разделал курицу. Хлынула кровь, тело упало набок. Голова в сопровождении невнятных молитв отправилась внутрь алтаря, а ближайший к мертвому телу человек - кажется, тоже бывший гвардеец - наклонился и сделал глоток крови.
Меня скрутила судорога страха и тошноты - что же это, что за мерзкий обряд, я никогда не слышала ни о чем подобном. Я боролась с собой, чтобы не закричать, не ринуться в панике куда глаза глядят, пока весь лагерь, разбойник за разбойником подходили к телу убитого и пили кровь, даже женщины молча и неторопливо опускались на колени, припадали к еще пульсирующей артерии и вставали с измазанными кровью губами.
Внезапно клуб желтого дыма оказался прямо передо мной, и я поняла, что не успеваю взлететь. В ужасе я вжалась лицом в прелую мокрую траву, закрываясь руками, но видно это не помогло - некий сладковатый привкус появился во рту с очередным вдохом, слабо, но ощутимо закружилась голова и мир словно бы поплыл. В ушах что-то загудело, засвистело, словно я, сложив крылья, камнем падаю сквозь не успевающие расступиться слои воздуха, я попыталась расправить их, боясь разбиться...
-Неужели это та, которую я так долго ждал? - донесся до меня гулкий голос из далекого-далекого поднебесья. Я почти не разбирала слов, но каким-то образом понимала смысл сказанного, хотя и далеко не сразу. Но голос меня не пугал, моей единственной целью было расправить крылья прежде, чем стремительно приближающаяся земля поглотит меня.
-Смотри-ка, еще сопротивляется, - вновь прогудел голос. Или это был уже другой?
-Ничего, так и должно быть. Будет достаточно, если эта душа будет взнуздана, но не запряжена.