Ярослав Ивашкевич.

Поздний вечер.

I

Ночь. Сижу при рюмке. Меня уже почти нет,
Но я ещё слышу биение подкожных часов,
Которые отмечают зернистый бег крови.
Скрежещет  понемногу пружина, первая ржавчина оседает,
Я думаю о молодости, которая понемногу минует,
Которая уже миновала, хотя я и не сознаю этого.
И пытаясь извлечь из себя остатки сознания,
Я гляжу на стёкла окон, затянутые бельмом....

Я отдал жизнь свою тем, которые живут за меня,
Знаю, что они меня дополняют, что они меня умножают.

I I

Один сейчас в Париже в убогом районе
Спит в ледяной комнате серого отеля.
Просыпается, вновь засыпает, трясёт чёрной головой:
Снится ему ломкий уголь и нагота модели,
Которую он ещё минуту назад набрасывал по памяти
В неярком свете высокой  электрической лампы.
Он весь пылает той мукой, которая во мне угасла,
Вспыхивает, временами плачет, сквозь сон зовёт мать, 

Меня никогда. Он станет тем, кто  создаст всё то,

Что я в упрямую форму заключить не мог.

I I I

Другой здесь. Каменным сном спит уже два часа,
Изработавшийся и грязный. Руки его в мозолях,
И сна его ничем не прервать. Никакой тревоги.
Только легко вздрагивает, потому что, хоть подсознательно,
Он думает об одной девушке,
Которая живёт через дорогу. Утром надо встать рано,
Ещё ночью морозной, когда мир тьмой укутан
И тяжелы на заспанных глазах веки.

Это тот, кто за меня  сделает всё то, 
чего бы мне, ленивому, делать не хотелось.


I V

Третий. Этот самый молодой. Ещё невинный,
В белой длинной рубашке спит между ними
В большой общей спальне. Ему ничего не снится,
А засыпая,  он думал о стихах и словах,
О саблях и о конях и о верных сердцах,
Готовых для  битвы, и о бедных людях, 
И вообще о людях, которые ему представляются
Серым сбродом , и которых он вправду любит.

Это тот, который когда-нибудь будет бороться за то.
За что я, трус, не посмел скрестить своё оружие.

http://www.gazetakulturalna.zelow.pl/images/stories/pdf/8_2012_11.pdf