Александр Ват. 
(1900-1967) 
Стихотворения. ( С польского) 


Мышью быть, полевой, или лучше садовой. 
Не домашней. 
Человек выделяет омерзительную вонь, 
Узнаваемую всеми - птицами, крабами, крысами, - она 
Возбуждает отвращение и страх. 
Дрожь. 

Питаться цветами глицинии, корой пальмовых деревьев, 
Выкапывать корешки в холодной влажной земле 
И танцевать в свежести ночной при полной луне. 
Отражать глазами округлый свет лунной 
Агонии. 

Спрятаться в норке мышиной на время, пока злой Борей 
Станет искать меня холодными костяными пальцами, 
Чтобы зажать моё маленькое сердце под своим когтем, 
Боязливое сердце мыши- 
Кристалл пульсирующий. 
*** 

У моей боли в четырёх стенах 
Нет ни окон, нет и двери. 
Слышно только как взад-вперёд 
Ходит стражник снаружи. 
Отмеривают слепое время 
Его глухие шаги. 
Ночь это, или уже светло? 
Темно в моих четырёх стенах. 
Зачем он ходит туда- обратно? 
Как же достанут меня косой, 
Когда в келье моей боли 
Нет ни окон, ни двери? 
Где-то там, наверное, летят годы 
Из пылающего куста жизни, 
А тут - ходит взад-вперёд 
Стражник со слепым лицом. 

*** 


Что говорит ночь? Нет, 
Ничего она не говорит. У ночи 
Загипсованы уста. 
День- напротив, говорит 
Без пауз, без раздумий, без секунды 
Перерыва. И будет так говорить, 
Пока не упадёт и умрёт 
От истощения. 
Но однако слышал я крик 
Каждую ночь. В известной 
Тюрьме на Любянице. 
Что за прекрасное контральто! Сначала 
Подумал, что это Мэрион Андерсон 
Поёт спиричуэлс. Но это был крик. 
Даже не о спасении. В нём 
Начало и конец были 
Так слиты, что нельзя было определить, где 
Кончается конец, 
Начинается начало. Это 
Кричит ночь, 
Хотя уста её загипсованы. 
Это кричит ночь. Потом 
День начинает своё траляля, 
Пока не упадёт и не умрёт 
От истощения. 
Ночь - та не умирает, 
Никогда не умирает, 
Хотя уста её 
Загипсованы. 
*** 


АРИФМЕТИКА. 

Даже когда ты один, 
Не верь этому. 
Он (она) всегда рядом, 

Куда бы ты ни пошёл- 
Всюду идёт с тобой. 
Самый верный пёс не так верен, 
Тень иногда пропадает, 
Он (она) - никогда. 

Вот рыжая девка оперлась о косяк двери отеля, 
А с ней - нет, не двойник,- она же, другая она. 
Этот, старый, как кот, проскользнёт за ней, 
А с ним и товарищ его неотступный. 
Те двое в постели сплетаются, 
Эти сидят в ногах, ждут, грустно головы повесив. 
*** 

ВЕРБЫ В АЛМА- АТЕ. 

Вербы - везде вербы. 
Прекрасна в инее и блеске верба алмаатинская. 
Но если я забуду тебя, сухая верба с улицы Розбрат, 
Пусть рука моя отсохнет! 

Горы - везде горы. 

Тянь-Шань предо мною плывёт в фиолетовом, 
Пена из света, камней и красок блекнет и мерцает, 
Но если я забуду вас, далёкие вершины Татр, 
Поток Белой, где с сыном мы мечтали о плаваньях, 
Напутствуемые доброй улыбкой нашей хозяйки, 
Пусть обращусь я в камень татранский. 

Если Вас забуду, 
Если я забуду город мой родной, 
Ночи варшавские, дожди, и те ворота, где 
Дед протягивал руку, 
Пёс разорвал мне одежду, 
Спи, Ендрусь. 

Опускаю горестно руки, как польская плакучая верба, 

Если вас забуду, 
Газовые фонари Журавей,- места моей муки любовной, 
Светящиеся сердца, укрытые тёмной стыдливостью листвы, 
И шопот, шорох, и дождь, и в аллее звуки дрожек, 
И златопёрых на заре голубей... 

Если я Тебя забуду, сражающаяся Варшава, 
Кровью политая Варшава, гордая славой своих могил... 

Если забуду... 
Если Вас забуду... 

*** 

Перевод Льва Бондаревского.