Мать девочки тихонько вздохнула и улыбнулась. Еле-еле. Через силу.
- На тебе яблочко, девочка.
- Ябечко? - девочка торопливо захлопала глазками цвета весёлого василька и протянула руку за угощением.
Яблоко большое золотистое и местами румяное. Налитое. Душистое. Девочка осторожно поднесла яблоко к бледным губам и откусила кусочек. Сперва крохотный, потом побольше, потом ешё, ещё... И тут автобус резко остановился - яблоко выпало из рук девочки и укатилось под соседнее сидение.
Спереди скрипел сердитый голос.
- Приехали, конечная! Выходим! Живее, язви вас!
***
На жаре кувалдой махать, не семечки на лавочке лузгать. Семь потов сойдёт, а тут ещё вода во фляге закончилась... Зараза... Всё бы отдал за глоток воды... Ужас как пить хочется... С ума можно от жажды сойти. Попросить бы у кого...
- Бабка, попить нет ничего?!
- Квас будешь?
- Давай!
- Серёня, - две руки протянулись к счастливому обладателю бутылки с квасом, - нам оставь...
***
Население Города в это лето выросло раз в пять, а то и больше. Года два назад никто о такой фантазии и помыслить не мог, а теперь всё это случилось наяву. Городские власти едва-едва справлялись. Злой гадиной ползла с запада война, роняя с кривых клыков своих смертоносный яд пуль и снарядов, давя огненным телом города и деревни. И люди бежали, спасаясь от подлого гада. Спасались по-разному: самые удачливые в вагонах, которые тянули чумазые и натужно пыхтящие паровозы, кто-то в телегах, какие тащили старые костлявые лошади, признанные негодными для военного дела, а большинство шли пешком с узлами и мешками на плечах.
Многие беженцы остановились в Городе, надеясь ухватить здесь капризную птицу удачи за хвост и забраться в тесный вагон поезда, спешившего в глубокий тыл - подальше от беды. Огромный табор расположился сперва около железнодорожных путей, а потом и по всему Городу. Люди жили в избах, в сараях, в наскоро построенных шалашах и ждали. Только двери вагонов для беженцев были закрыты. Пока. Важнее было отправить в тыл раненых бойцов и оборудование эвакуированных заводов. Один такой эшелон рано утром попал под бомбёжку в двух километрах от города. Надменный ас с истинно арийским профилем лица, освоивший за три года войны в совершенстве искусство бомбометания, точно направил пятидесяти килограммовую бомбу на паровоз, и тот в один миг обратился белым шаром с огненно-черной внутренностью. Передние вагоны заскрежетали, вздыбились и повалились с насыпи, увлекая за собой весь поезд. Насыпь, как на грех, оказалась довольно высокой. До вечера солдаты-железнодорожники разбирали покорёженные вагоны. Около полусотни людей те вагоны раздавили сразу. Их похоронили недалеко от насыпи в лесу, а тех, кто уцелел, поскорее отправили в городскую больницу.
Много переломов, резанных, рваных и сдавленных ран. В приёмном покое от крови стало скользко. Хирург Иван Иванович - старик семидесяти лет не отходил от операционного стола до самого утра, а утром ему самому стало плохо. Он прилёг на кушетку и потерял сознание. Рядом с Иваном Ивановичем работала заведующая больницей Зинаида Павловна. Она тоже еле держалась на ногах, но усталость не сломила её. Она сделала хирургу укол, и опять пошла шить рану на голове молоденького парня, дрожащего, словно запоздалый осиновый листок осенней порой. Пожилой фельдшер Сергей Петрович занимался легко ранеными, и ему досталось полной сторицей. К утру руки фельдшера дрожали, а спину сводило от приступов жесточайшей боли. И всё-таки, как ни тяжело было, но медики справились с напастью, правда, спасли не всех. Ещё семнадцать человек отнесли в морг.
Зинаиде Павловне казалось, что она только закрыла глаза, а её кто-то уже за плечо тормошит.
- Зинаида Павловна, - тихо проговорила дежурная сестра Варя. - Тут девочку привезли...
- Что? - заведующая быстро села на кровати. - Как Иван Иванович?
- Полегче ему, спит, - также тихо продолжила говорить сестра. - Я говорю, девочку привезли...
- Какую девочку?
- Пять лет. Плохо ей очень. Рвота, понос...
- Отравление?
- Не знаю...
Маленькая худенькая и очень бледная девочка лежала на сером одеяле. Рядом, вцепившись в спинку кровати, стояла её мать. Девочка хватала ртом воздух и судорожно дёргалась, словно внутри у неё сидел какой-то зловредный паразит и бился своей противной харей в крохотное детское горло. Девочку вырвало. Зинаида Павловна осмотрела рвотные массы. Понюхала. Осмотрела рот девочки - язык белый, слизистые покровы сухие. Предчувствие большой беды неприятно шевельнулось в душе Зинаиды Павловны.
- Павловна, - фельдшер Петрович протягивал заведующей медицинскую маску. - Надень.
Зинаида Павловна надела. Фельдшер показал ей баночку с мутноватой жидкостью, в которой плавали серые хлопья.
- Беда, Павловна, - шепнул Петрович. - Похоже на холеру.
- С ума сошёл?
- Очень похоже... Я во время первой мировой служил лаборантом в Кавказском бактериологическом отряде... Я хорошо помню эти симптомы... Командир у нас холерные вибрионы изучал, а мне приходилось отбирать материал для их выращивания...
- Чего? - заведующая тряхнула головой.
- Нам сейчас никак нельзя терять время, - сказал фельдшер, понимая, что Зинаиде Павловне сейчас наплевать на его рассказы.
- Откуда её привезли? - Зинаида Павловна посмотрела на мать девочки.
- С кирпичного, - еле слышно прошептала та.
- Там беженцы есть? - заведующая больницей быстро перевела взгляд на фельдшера.
- А где их теперь нет, - вздохнул тот и подошёл к кровати, где страдала от рвотных позывов девочка. - Народа густо, как мурашей в муравейнике. И если это начало эпидемии...
- Не каркай, Сергей Петрович, - сердито прикрикнула на фельдшера Зинаида Павловна. - Больную в отдельную палату. Приготовьте ей питьё, надо предотвратить обезвоживание организма, иначе... Глюкозу... Хлорид калия... Сами знаете... И мать её туда же! А я в горком. О такой ситуации по телефону не желательно... Надо, как можно скорее изолировать очаг...
Первый секретарь, измотанный последними событиями, выслушал заведующую больницей, нахмурился и прохрипел:
- Этого нам только ещё не хватало. Надо, наверное, около кирпичного завода оцепление поставить?
- Непременно, - кивнула Зинаида Павловна, - и дезинфекцию там провести. Мне люди нужны...
- Сейчас позвоню военному коменданту.
Первый секретарь велел срочно соединить его с воинским начальником. Он быстро рассказал коменданту о ситуации, а потом с минуту слушал ответ. Слушал и мрачнел лицом, которое и без того было хмурым и серым.
- Что? - тревожно спросила Зинаида Павловна, когда секретарь положил трубку. - Они нам не помогут?
- Помогут, - секретарь потёр пальцами лоб. - Только у них тоже холера. Три солдата из строительной роты слегли. Боится командир, как бы его помощь нам боком не вышла. Заразу боится разнести по городу. Вот такие дела...
На улице затрещал пулемёт, а следом заработала зенитная пушка. И громкий испуганный многоголосый вопль слился с трескотнёй выстрелов.
- Чего там ещё?! - заорал первый секретарь, и лицо его из бледно-серого стало багровым.
- Воздушный налёт! - вбежал в кабинет взъерошенный помощник секретаря. - В убежище надо! В убежище!!!
Пока они бежали в подвал, так грохнуло, что стёкла на окнах зашлись мелкой дрожью.
Когда воздушная тревога миновала, Зинаида Павловна побежала в больницу, представляя жуткую картину огромного числа раненых осколками вражеских бомб. Но в больнице было тихо, видимо, фашист промахнулся, и город не пострадал. Повезло. Только обманчивой оказалась тишина.
- Опять беда, Павловна, - встретил на пороге заведующую фельдшер.
- Чего?
- Ещё двоих пацанов привезли. Симптомы те же.
- Опять с кирпичного?
- Нет, на этот раз от городского гаража.
- Так это же совсем на другой окраине, - тихо сказала Зинаида Павловна, села на лавку возле больничного крыльца и бессильно опустила руки.
- Ты чего, Павловна, - фельдшер положил руку на плечо заведующей.
- Пошла она городу гулять, Петрович, - Зинаида Павловна подняла на фельдшера глаза полные растерянности и отчаяния.
- Кто?
- Холера... В трёх местах сразу... Не успели мы...
- Как в трёх? В двух...
- В трёх... Солдаты ещё заболели.
- Зинаида Павловна, простите меня! - к заведующей подбежала недавняя выпускница медицинского техникума Лиза. - Если б я знала, что тут такое случится, то никогда б!
- О чём ты, Лиза! - Зинаида Павловна быстро провела ладонью по лицу, будто стряхивая паутину противного наваждения.
- Я отпросилась на два дня, к бабушке в деревню поехала, а тут такое! Простите меня! Я же не знала!
- Прекрати, - заведующая быстро встала с лавки, - сейчас не до этого. А тебе от меня будет задание.
- Какое?
- Беги в комитет комсомола, собери там ребят побольше. Возьмите хлорку и поезжайте сперва к кирпичному заводу, потом к городскому гаражу. Дезинфекцию домов, где жили больные, проведёте. Выгребные ямы, помойки на всех близлежащих улицах. Поняла? И колодцы. Это очень важно. Адреса у дежурной сестры. Ты - старшая. Проследи, чтобы все оделись надлежащим образом - перчатки, маски... Сама знаешь... Всё в кладовой возьмёте.
Когда Лиза убежала, Зинаида Павловна велела фельдшеру пройти к ней в кабинет.
- Петрович, - сказала она, усаживаясь на своё начальственное место, - что-то я не совсем понимаю... Если это эпидемия, то должен был один очаг, от которого идёт распространение, а у нас одновременно в трёх местах началось. И места эти друг от друга не близко.
- Тут два варианта, - фельдшер присел к столу. - Или инфицированный человек побывал во всех этих местах, или...
- Что "или"?
- Диверсия...
- Чего?
- Диверсия. Старинная технология. Известен факт, как еще в конце восемнадцатого века англичане специально заражали оспой американских индейцев. Они дарили им одеяла, какими открывались больные, а дальше - сами понимаете. Вполне возможно, что и здесь так... Время-то военное... Сами по себе вибрионы холеры в городе у нас никак не появятся. Либо больной в организме своём принёс, либо... Нам, наверное, надо в милицию обратиться.
- Обратимся, - Зинаида Павловна посмотрела на дверь, - только, Сергей Петрович, давай сначала сами немного разберёмся. У милиции сейчас и без нас забот выше крыши, а тут ещё слухи о диверсантах пойдут. Боюсь, как бы нас за паникёров не посчитали. Давай сами...
Заскрипела и медленно открылась дверь кабинета. Вошёл хирург Иван Иванович. Он подошёл к столу и сел напротив фельдшера. Лицо старика осунулось, дряблая кожа под седой щетиной обвисла, глаза его все в красных жилках и подёрнуты мутью злой болезни. Говорил Иван Иванович медленно и с одышкой.
- Нам сейчас никак не обойтись без бактериофагов...
- Ясное дело, - вздохнула Зинаида Павловна, - эти убийцы бактерий здорово бы помогли нам, но где их взять?
- Мой сын, - старик утёр со лба пот, - сейчас в Сталинграде. Он в группе профессора института экспериментальной медицины Ермольевой, той самой, которая на границе с Афганистаном эпидемию остановила. Они как раз и занимаются предотвращением эпидемии холеры. О них по радио недавно говорили. Я же на днях разговаривал с сыном телефону. Не знаю, как уж он до меня дозвонился... Это сейчас неважно... Им из Москвы должны были прислать большую партию бактериофагов, но эшелон попал под бомбёжку. И Зинаида Виссарионовна Ермольева организовала производство лекарства для лечения холеры в подвале разрушенного дома... Нам тоже надо сделать что-то подобное...
- Иван Иванович, что за фантазии? - усмехнулся фельдшер. - Во-первых, сравните Сталинград и наш городишко. Там ресурсов море, а у нас что? Во-вторых, здесь нет профессора Ермольевой...
- Подожди, Сергей Петрович, - перебила речь фельдшера заведующая больницей. - У нас есть телефон. Военные помогут связаться со Сталинградом. Я уверена! Это и в их интересах!
- Зинаида Павловна! - вбежала в кабинет медсестра Вера. - Ещё двоих привезли! С кирпичного!
- Ладно, вы тут мечтайте, - быстро встал из-за стола фельдшер, - а я поеду в посёлок кирпичного завода, первопричину надо искать. Это сейчас главное, а ну как носитель по городу до сих пор бродит...
Но прежде чем уехать, Сергей Петрович пошел в инфекционную палату. Девочка была ещё жива. Она лежала, прижав худенькие коленки к груди. Медсестра попыталась её напоить, но девочка, сделав глоток, неожиданно стала сопротивляться так отчаянно, что стакан упал на пол и разбился. Осколки разлетелись по полу. Медсестра стала собирать их веником, а девочка судорожно забилась на смятой постели, её вырвало какой-то мутной слизью. Мать бросилась к девочке, но медсестра отстранила её, и поднесла к губам больной алюминиевую кружку. Фельдшер отвёл заплаканную женщину к окну и стал расспрашивать. Ещё два мальчика в палате стонали и корчились от судорожных рвотных позывов.
- Мы две недели назад пришли в Город, - рассказывала женщина, часто утирая глаза полные слёз. - Около кирпичного завода мой двоюродный дядя живёт, мы у него и остановились. Сначала отдыхали, а вчера поехали на станцию узнать насчёт поезда. Семья дяди впроголодь живет, а тут мы ещё на их шее. У меня сестра в Чкалове. У неё муж в училище лётчиков служит. Я к ней хотела поехать. На станции нам сказали, что в ближайшие дни нет никакой надежды уехать в тыл. Мы поехали обратно. Вечером Машеньке стало плохо. Я думала - пройдёт, а оно вон как.
- Как вы ехали на станцию? - спросил фельдшер.
- На автобусе. Туда на автобусе и обратно.
Девочку опять стало рвать, мать оттолкнула фельдшера и рванулась к дочери.
До кирпичного завода Сергей Петрович доехал на газогенераторном автомобиле ГАЗ-42 вместе с комсомольцами, спешившими сделать дезинфекцию выявленного очага страшной болезни. У нужного дома их встретил плешивый старик. Он встал у калитки с лопатой наперевес, будто страж границы, и принялся прогонять прочь комсомольцев, одетых в прорезиненные плащи. На всякий случай комсомольцы надели ещё и противогазы. Вид у дезинфекторов был зловещий, поэтому на помощь к старику прибежали и соседи. Галдёж поднялся, почище, чем в вороньей стае. Сергей Петрович хотел успокоить встревоженных жителей посёлка, но он не успел. Медсестра Лиза стянула противогаз и, часто отбрасывая ладонью спадавшую на вспотевший лоб чёлку, произнесла такую пылкую речь, что хозяин избы не только пропустил санитарный отряд, но и поклонился ораторше в знак уважения. Пока ребята обрабатывали раствором хлорной извести избу, двор и прочие возможные очаги заразы, фельдшер попробовал поговорить с хозяином, но ничего путного из этого не вышло. Единственное, что удалось выяснить - вслед за девочкой (дочерью дальней родственницы) заболели два его внука. Они и девочка пили вечером парное молоко из одной кринки. Пока Сергей Петрович пытался разговорить старика, из избы под руки вывели женщину. Около машины остановились - женщину вырвало.
В район городского гаража поехали уже без Лизы, её задержала в больнице Зинаида Павловна. Командовал теперь дезинфекторам какой-то секретарь комитета комсомола - бойкий парнишка лет шестнадцати, которому очень нравилось командовать. Он кричал на всех до тех пор, пока не сорвал голос. Дальше ему пришлось руководить жестами, мимикой лица и плохо разборчивыми хрипами. И очень ему мешал командовать противогаз.
По адресу нашли больного старика, возле которого хлопотала встревоженная старушка. На полу у кровати стоял позеленевший медный таз, дно таза было покрыто мутной слизью. Старик всё пытался встать и причитал.
- На работу мне надо. Моя ж смена. Что ж Маруське вторую смену подряд? Она третий месяц за рулём. Какой из неё шофёр? А тут автобус... Люди... Идти надо... Идти...
- Старательный он у меня, - старушка утёрла глаз кончиком платка. - Каждый день, почесть, раз по десять от кирпичного завода до военного городка колесит. Как шофера на войну ушли, так он опять за баранку автобуса сел. Вот и старается. Старость, не радость, силы уже не те, но он не сдаётся.
- От кирпичного завода до военного городка, - еле слышно повторил слова старушки Сергей Петрович и задумался.
"Кирпичный завод и военная часть, - думал фельдшер, поглядывая на больного, - два очага. Девчонка вряд ли заразилась в другом месте. Они здесь уже дней десять. Болезнь проявила бы себя при любом раскладе. А вот солдаты заразиться вполне могли. К ним и новобранцы приходят, и в командировки их постоянно посылают, и в часть командировочные приезжают... Если так, то и с шофёром автобуса тоже всё ясно: он подхватил заразу от солдата, принёс её в дом, у самого инкубационный период шёл подольше, а у внуков его раньше болезнь проявилась. Надо срочно идти к военным".
- Солдаты у тебя в автобусе часто бывают? - спросил Сергей Петрович у больного.
- А то, - махнул ослабевшей рукой старик. - Каждый день... Война... Куда же без солдат...
Старика к машине понесли на носилках.
- Всё, кажись, Луша, - протянул больной к старухе руку. - Кончусь в больнице... Отжил своё... Ты уж прости, если чего не так... Прости...
- Кончай дурить, старый, - хотела отругать мужа старуха, но не смогла. Слезы сдавили её горло.
- А если выживу, яблок тебе мешок куплю, - продолжал шептать старик. - Сладких. Я вчера такое в автобусе нашёл. Красивое. Не чета нашим. Я его мальчишкам отдал. Срезал надкусанное да и разделил напополам. И сам не удержался. Откусил малость от доли старшего... Сладкое. Я таких никогда не пробовал. Куплю тебе целый мешок... Из-под земли достану таких...
- Достанешь, достанешь, - прошептала старуха и посмотрела на Сергея Петрович, мол, бредит супруг. Вместо того чтоб важное что-то сказать на прощание, о какой-то ерунде твердит.
Но Сергей Петрович не слушал: ни старика, ни старуху, он мысленно был уже у ворот военного городка. Он теперь точно знал, где искать очаг болезни.
- Не положено здесь гражданским, - остановил фельдшера солдат в выгоревшей добела гимнастёрке. - Не положено...
- Ты меня в лазарет отведи, - уговаривал солдата фельдшер. - Мне с вашим врачом поговорить надо. Понимаешь? Это важно очень.
- Не положено, - стоял на своём страж гарнизонных ворот. - Иди отсюда, отец, а то я за себя не ручаюсь. У меня приказ.
- Что у тебя тут, Клименко? - подошёл к воротам молоденький политрук.
- В часть рвётся, - указал пальцем на Сергея Петровича солдат. - Подозрительный....
- Что такое? - политрук сдвинул брови, посмотрел фельдшера и положил ладонь на кобуру.
Сергей Петрович отвёл политрука в сторону и торопливо рассказал ему свою версию событий.
- Нет сейчас врачей части, - сказал политрук, внимательно выслушав Сергея Петровича. - В штаб дивизии их вызвали. Как раз насчёт этой самой болезни. Стружку, поди, снимают...
- Тогда мне с больными надо переговорить, - отозвался фельдшер.
- Это тоже никак не получится, - потёр пальцами подбородок военный. - Санин умер, а другие двое еле дышат... И палата у них карантинная... Короче, нельзя с ними поговорить... А вот командира их отделения я сейчас велю позвать. Он сегодня помощник дежурного. С ним можно поговорить.
Сержант Сливенко стоял перед фельдшером, глядя в землю и отрицательно качая головой в ответ на любой вопрос.
- Не могу знать, - ответил на очередной вопрос сержант и ещё ниже опустил голову.
- Сливенко! - неожиданно рявкнул политрук. - Кончай воду мутить! Говори!
- Чего говорить? - сержант поднял глаза на командира, и в глазах тех командир разглядел рябь смятения. Какие-то две силы терзали душу младшего командира, лишая покоя и уверенности.
- Правду!
- Я сначала я подумал, что они квасом отравились, - глубоко вздохнул сержант. - Я знаю, что нельзя ничего у гражданских лиц брать во время выполнения боевой задачи. Не усмотрел я...
- Какой ещё задачи? - начал свирепеть политрук.
- Мы железнодорожный путь от станции к нашим складам делали! - отрапортовал Сливенко, вытянув руки по швам. - Такая была поставлена задача! Жарко очень было! Пить всем хотелось! А тут старуха эта! Не доглядел!
- Какая ещё старуха?! Чего мелешь?!
- Подожди, - чуть приостановил командирский порыв Сергей Петрович. - Подробнее о старухе.
- Да я её и не запомнил вовсе, - пожал плечами сержант. - Вся в чёрном. Сейчас все старухи в чёрном. По дороге шла с сумкой. Серёга Санин спросил - нет ли у неё чего попить, она бутылку кваса из сумки и достала. Я на старуху и не смотрел, мне работу надо было организовать. Когда я подбежал, они всю бутылку выдули. Как раз втроём. А на следующий день я их в лазарет отправил. Весь толчок загадили, сволочи! Дневальный исплевался весь. Его сегодня тоже в лазарет отвели. Та же ситуация. Ещё перчатки черные на руках старухи ли. Единственное, что ясно запомнилось.
- А на автобусе они в тот день ездили?
- Куда?
- Куда угодно!
- Нет! Я бы им поехал! У нас боевая задача была - путь достроить. У меня не забалуешь! Чуть я проморгал, но в остальном всё было в норме. Выполнили мы к ночи задачу.
Больше ничего интересного сержант не рассказал. Политрук пообещал отправить его со следующей маршевой ротой на фронт и велел идти в расположение. Сержант ушёл, а Сергей Петрович поспешил к автобусной остановке. Теперь он был почти уверен, что имеет дело с диверсией.
Мать девочки тоже слегла, но еле слышным голосом о доброй старушке в чёрном одеянии рассказала.
- Добрая она... Машу яблоком угостила... Такое яблоко красивое... Я таких раньше и не видела... Большое, румяное... Здесь не такие... Только не успела Маша его съесть. Упало яблоко под сидение... Не смогла я его достать... Остановка конечная... Некогда было мешкать...
- А перчатки на руках той старухи были?
- Были, - простонала женщина и зашлась в приступе сильной рвоты.
Умер младший внук шофёра автобуса. Остальные ещё держались. И этих остальных становилось всё больше. Для них освободили ещё одну палату.
- Диверсией пахнет, Павловна! - докладывал заведующей Сергей Петрович. - Какая-то старуха в черном появлялась там, где люди заболели. И была та старуха в перчатках...
- Ещё в исправительном лагере вспышка, - сказала Зинаида Павловна, будто не слыша удивительных подозрений фельдшера. - Мне первый секретарь позвонил и попросил послать им кого-нибудь в помощь. Сразу восемь человек у них свалилось. И нет там никаких старух. Ни в перчатках, ни без перчаток. Поезжай-ка туда, Петрович. Мне больше послать некого. Там же твоя подруга работает. Поговори с ней, она врач опытный... Надо помочь, так помоги, а потом сюда возвращайся. Зашиваемся мы... Я всех кого только можно привлекла... Учителя из школ... Женщины из райкома... Но они, сам понимаешь... Не медики...
- Я сперва на почту хотел зайти.
- Зачем?
- Яблоко мне покоя не даёт. Больная сказала, что нет у нас таких. Посмотрю: не были посылок с самого юга. Из Ташкента, например. Там яблоки уже поспели. И красивые они там до ужасти... Бывал я там...
- Некогда сейчас яблоками заниматься, Петрович, людей спасать надо, - сказала заведующая и ушла.
В коридоре Сергей Петрович встретил Лизу. Она была в маске, в резиновых перчатках и несла деревянную подставку, из которой торчали пробирки, закрытые темными пробками.
- Сергей Петрович, - полушепотом начала рассказывать Лиза, - ту у нас такое... Зинаида Павловна дозвонилась до Сталинграда. Разговаривала с самой Ермольевой... С профессором... С Зинаидой Виссарионовной... Она сказала что надо делать. И сейчас мы начнём из яичного белка получать лизоцим... Составляющую бактериофага. Заведующая птичником никак не хотела яйца давать, но первый на неё поднажал по партийной линии... Сейчас привезут... А уж там самое главное - нужную щелочную среду поддерживать. За это дело учительница химии - Лидия Семёновна взялась... А уж она-то... Ой, Сергей Петрович, некогда мне... Побегу... Мне посев надо делать... Потом биоматериал фильтровать... Делов куча...
У крыльца больницы столпотворение. Бегали люди в белых халатах, они что-то таскали с кузова грузовика. Два старика под руки вели бледную женщину. Возле самого крыльца её вырвало. Здесь же два отряда дезинфекторов, сформированные из старшеклассников городской школы, слушают инструктаж. Инструктирует Иван Иванович. Говорит он тихо, так что слушатели первых рядов, при первой же паузе оборачиваются и передают слова врача как по эстафете.
- Хлорки не хватает, - шепнул Сергею Петровичу завхоз Петряев. - К военным сейчас поеду, обещали поделиться. И две бочки хлорамина обещали дать. Ох, как всё закрутилось...
Дежурный охранник лагеря был предупреждён о визите фельдшера из городской больницы, а потому без лишних разговоров провёл того к начальнику лагеря.
- Беда, - утирал засаленным рукавом кителя лоб начальник. - У меня в санчасти остался один фельдшер, и тот из сидельцев. А он только и умеет, что руками разводить да бубнить себе под нос: а чего я могу, а чего я могу... Да помощник его такой же... Придурки...
- А где же Гелла Ивановна? - Сергей Петрович с немалой толикой удивления глянул на начальника.
- Была бы Гидра, так вопросов бы не было, - махнул рукой начальник. - Два месяца назад пришёл этап, эвакуированный с запада, так вот там двое доходяг с холерой были. Так Гидра в три дня их на ноги поставила. Я даже доложить по команде не успел. Она мне ещё хвастала, что у какого-то важного профессора училась, насчёт холеры этой... Дескать, самой лучшей была. Вот так вот, училась, училась, а теперь сама без памяти лежит - и, гляди того, помрёт.
- Так чего же с ней?
- Чего, чего, - начальник закурил папиросу. - Взбунтовались чуток уголовнички. Мы их, конечно же, приструнили по полной программе, но они больничку успели разгромить - спирт да марафет искали. Гидра им под горячую руку тоже попалась, хотела своё добро защитить, так её бутылкой по голове и оприходовали. Лежит теперь - труп трупом, хотя и дышит. Придётся мне самому теперь этих придурков лечить.
Гидрой Геллу Ивановну Драгунову прозвали не только из-за созвучия имени и фамилии, но и за склочный характер. Самовлюблённость её граничила с безумием. Узнать о том, что кто-то в чём-то разбирается лучше неё, для Геллы Ивановны страшнее степного пожара в засушливую пору. Три года назад она ждала назначения на должность заведующей больницей, но неожиданно вместо неё прислали из областного города Зинаиду Павловну. Гидра была вне себя от злости. Она рвала и метала. Накричавшись вдоволь о сущей несправедливости высшего руководства, Гелла Ивановна подала заявление об уходе. Специалист она высшего класса - и врач, и фармацет. Всё у неё получалось. Талант редкостный, но упрямства выше крыши. Как не уговаривали её остаться в больнице, ни в какую не соглашалась. И как раз в то время недалеко от города в старом монастыре стали устраивать исправительный лагерь, вот туда Гидра и ушла работать, громко хлопнув на прощание дверью да пообещав сделать так, что всё городское начальство ей в ноги кланяться будет.
Гелла Ивановна лежала в небольшой каморке рядом с тесным приёмным кабинетом. Голова её была перевязана, бледные черты лица казались - будто вырубленными из серого камня. Хотя нет, таких глубоких морщин у камней не бывает, а тут их имелось в достатке.
"Как время с тобой обошлось, Гелла Ивановна - подумал Сергей Петрович и вспомнил их первую встречу ".
Это был тридцать шестой год или тридцать пятый. Тогда теплым весенним утром откуда-то с самого юга появилась в Город загорелая и уверенная в себе Гелла Ивановна. И хотя ей было уже за пятьдесят, но выглядела она отменной красавицей. Начальник райздрава (из бывших), слегка обалдевший от той красоты, хотел ей даже руку поцеловать, но вовремя опомнился, ограничившись крепким рукопожатием. Сергей Петрович иногда дежурил с Геллой Ивановной, во время одного дежурства они разговорились - и нашёлся у них общий знакомый. Владимир Александрович Барыкин. Сергей Петрович служил под его началом в бактериологическом отряде, а Гелла Ивановна работала вместе с ним сперва в Донском университете, а потом в институте экспериментальной медицины. Много они о нём тогда говорили, и не только о нём... А теперь... А теперь очень постаревшая Гелла Ивановна неподвижно лежала с закрытыми глазами и еле-еле слышно дышала.
- Не выжить ей, - тихо вздохнул рядом с Сергеем Петровичем лысоватый мужик с подслеповатыми глазами и крупным носом, напоминающим недозрелый баклажан. Это был местный фельдшер. Тот самый - из заключённых.
- Она не приходила в себя? - посмотрел Сергей Петрович на лагерного фельдшера.
- Нет, - мотнул тот головой. - Бредила пару раз. Какую-то Зинку гадюкой называла. А ещё - то ли Агафона, то ли Афоню поминала. Вроде Зинка ей с этим Афоней дорогу перешла. Чего-то такое... Неразборчиво она всё это лепетала. И ещё обещала кого-то спасти.
"Насчет Зинки понятно, это она Зинаиду Павловну кастила, - подумал Сергей Петрович, вглядываясь в бледное лицо больной, - никак не может простить, что ту заведующей поставили, а вот что за неведанный Афоня ей насолил, так тут не особо понятно. А впрочем, чего тут разбираться, мало ли чего больному человеку в голову взбредёт. Тем более, в разбитую".
- Эх, Гелла Ивановна, Гелла Ивановна, - прошептал Сергей Петрович. - Как же угораздило тебя?
И Гелла Ивановна будто услышала его. Он мотнула головой и застонала, перемежая стоны с неким подобием криков.
- Зинка гадюка... Всё се... А вафа... не стану... Я... Они приползут... Я спа... Она примаз... Ась... Только я... А... а... я... А-а-а!
И тут больная судорожно дёрнулась, широко открыла рот и обмякла.
- Отмучилась, - вздохнул фельдшер.
Геллу Ивановну унесли, и Сергей Петрович собрался уходить, но тут вспомнил о первопричине его визита в исправительный лагерь.
- Насчёт холеры, как тут у вас ситуация, - спросил он местного фельдшера. - Помощь нужна?
- Ничего не надо, - усмехнулся фельдшер. - Начальник сам больных лечит.
- Он врач?
- Нет, - мотнул головой заключённый. - Он новатор. Книжки любит читать и экспериментировать.
- Как так?
- Собрал всех больных в одну камеру, пол весь там хлоркой велел сплошь засыпать, вот и всё лечение. Говорит, мол, хлорка любую болезнь вытравит.
- Они же там умереть могут! - изумлённо глянул на фельдшера Сергей Петрович. - Помещение-то замкнутое. Хлор токсичен. Большая его концентрация может вызвать нарушение дыхания и остановку сердца. Надо срочно сообщить об этом начальнику. Сейчас же пойду...
- Не вздумай, - остановил Сергея Петровича заключенный. - Если он себе что-то в голову вобьёт, то это всё. А будешь перечить, так он тебя в ту же камеру велит посадить. Ему здесь сам чёрт не брат. Ничего он не боится. Да и бояться ему, по сути сказать, нечего. У нас каждый месяц по десятку заключённых мрёт, и лишних десять смертей никто и не заметит, а заметят, так всё на войну спишут. Иди отсюда подобру-поздорову, мил человек, пока не поздно...
Не послушался Сергей Петрович мудрого фельдшера и пошёл к кабинету начальника, но того на месте не было. Дежурный сказал, что сегодня начальник в лагере больше не появится.
Времени ждать у Сергея Петровича не было. Он поспешил к своей больнице. Проходя около здания городской почты, фельдшер вспомнил о своей идее насчёт яблок и остановился.
"Пять минут больше, пять минут меньше, - подумал он, поднимаясь на крыльцо почтового отделения".
- С юга, говоришь, - сразу же по-доброму отозвалась на спрос Сергея Петровича заведующая почтой. - Что-то было... Сейчас по журналу посмотрю. Вот. Фатима Мурадовна посылку из Ленкорани получила. С фруктами, вроде...
- Кто получил? - насторожился Сергей Петрович, будто охотничий пёс, почуявший пока еле различимый след.
- Фатима Мурадовна. Старенькая она. В библиотеке нашей она работает. Сколько себя помню, всегда она там. А муж её начальником милиции здесь был, но он умер давно. А сын...
Сергей Петрович не дослушал сведений о родных этой пожилой женщины. Не до этого ему было, всё сходилось, и он теперь подозревал эту самую Фатиму в страшном злодействе, а потому поспешил к библиотеке. Он хотел найти в библиотеке гнездо диверсантов, а нашёл большой висячий замок. Сергей Петрович сжал кулаки, ударил себя по ноге за то, что не взял на почте адреса подозреваемой. От библиотеки до больницы было ближе, чем до почты, поэтому Сергей Петрович, немного подумал, и решил - сначала доложить обо всём Зинаиде Павловне. А она эту Фатиму и через милицию в один момент отыщет.
В больнице Сергей Петрович не разглядел даже лучика надежды на лучшее. Все надежды валились в зловонную яму мутной безнадёги. Больных прибавилось. То там, то тут слышались стоны, брань и женский плач. В воздухе витал запах хлорки и чего-то не совсем понятного, а потому и страшного.
- Как тут? - спросил Сергей Петрович сторожа, тащившего с крыльца ведро с помоями.
- Да, не приведи Господи, - тяжело вздохнул сторож и не стал продолжать разговор. Такое с ним случалось редко. Любил старик поговорить, ни одного удобного момента не пропускал.
Зинаиду Павловну Сергей Петрович застал в кабинете. Она сидела, подперев ладонями голову, уставившись на следы давних чернильных пятен письменного стола.
- Уже сорок два человека, - тихо сказала заведующая, даже не взглянув на фельдшера. - Умерли семеро.
- Ничего, скоро полегче станет, - сказал тот также тихо, присаживаясь к столу. - Дезинфекция должна помочь... А как с бактериофагом? Получается что-то?
- Пока нет, - Зинаида Павловна подняла голову. - Делаем, но долго всё это... Долго... А их всё везут...
Заведующая показала на окно. Перед крыльцом больницы остановилась лошадь. Женщина в сбившемся на затылок платке взяли с телеги мальчишку лет десяти, и стала подниматься по ступеням. Лицо у женщины красное от натуги, а на шее вздулась упругие жилы.
- Петрович, иди помоги Ивану Ивановичу, а то боюсь у него опять сердце прихватит, - Зинаида Павловна взялась за трубку телефона. - А мне велено каждый час докладывать...
- Зинаида Павловна, - Петрович пошёл к двери, но у порога остановился, - а я, кажется, нашёл след.
- Какой след?
- Диверсанта, вроде...
- Слушай, Петрович, - Зинаида Павловна поморщилась, - говори толком. Не до загадок с предположениями мне сейчас.
Сергей Петрович быстро рассказал обо всех своих подозрениях, попросил позвонить в милицию и пошёл в наскоро организованное инфекционное отделение работать.
А через полчаса его из отделения вызвали на крыльцо. На крыльце стоял сам начальник районной милиции, а с ним ещё два сотрудника в серой пыльной форме.
- Ты чего, гнида, поклёпы подлые на людей наводишь? - без всяких предисловий начальник милиции схватил фельдшера за грудки и прижал к стенке.
- Да я..., - безуспешно пытался высвободиться от крепкого захвата милиционера Сергей Петрович. - На кого поклёп?
- На Мурадовну! - глаза начальника сверкали такой злобой свирепого пса, пытающегося разорвать крепкую цепь. - На вдову героя гражданской войны! На мать секретаря обкома! Как у тебя язык повернулся, сволочь! Это ты диверсант и паникёр! Сейчас пойдем к ней! На коленях просить прощения за свои подозрения будешь, гад!
Жила Фатима Мурадовна через три улицы от больницы. По пути Сергей Петрович рассказал начальнику о своём расследовании. Тот, хотя и с большой неохотой, но выслушал.
- Не может этого быть, - сказал он. - А вот насчёт яблок ты в точку попал. Получала она посылку. И меня угощала. Яблоки нормальные. Я же не заболел...
Они долго стучали в дверь запертой изнутри квартиры. Начмил уже послал милиционера в жилконтору, когда за дверью послышались шорохи. Фатима Мурадовна открыла дверь.
- Васенька, - всплеснула руками пожилая женщина. - Проведать пришёл? А я вздремнула. Потом слышу, вроде, стучат. Пока встала... Пока дошла... Заходите, что вы в дверях встали? Заходите... Сейчас я вас квасом угощу. Я его сама делаю на мяте. Здесь выпьете, да с собой по бутылочке дам. У меня много...
Сергей Петрович тронул начальника милиции за руку, мол, видишь как всё сходится, и квас тут как тут, но начальник в ответ только по лбу пальцем постучал. Хозяйка добрела до кухонного стола и налила всем гостям по кружке кваса. Первым схватил кружку один из рядовых сотрудников, но Сергей Петрович остановил его.
- Не надо пить.
- Почему? - удивлённо глянула на строптивого гостя Фатима Мурадовна.
- Не слушайте его, - сверкнул глазами начмил и залпом выпил свой квас. - Бредит он. Всё у него вокруг отравленное. И он сказал мне, будто вы... Да у меня язык не поворачивается такое сказать...
- А что такое? - хозяйка продолжала смотреть на Сергея Петровича.
- Вы посылку с яблоками по почте получали? - Сергей Петрович сам решил перехватить инициативу.
- Да. Племянница мне из Ленкорани прислала. А что тут такого?
- А в автобусе девочку этим яблоком угощали? - продолжил терзать вопросами старушку неугомонный фельдшер.
- В каком автобусе?
- У нас в городе один автобус: от кирпичного завода до военного городка. Угощали?
- Да, я в автобусе уж лет двадцать не ездила, - улыбнулась старушка. - А яблоками я многих угощала. Васеньку, например... Пионеров - тимуровцев, которые в библиотеке помогают. Племянница много прислала...
- Подождите, - озабоченный Сергей Петрович, потёр пальцами щёку. - А из пожилых женщин вы угощали кого?
- Из пожилых? - Фатима Мурадовна задумалась. - Подождите... Кого же? Соседок... Марью Петровну... Кого ещё? Больше никого... А, хотя, нет.. Геллу Ивановну ещё...
- Кого? - Сергей Петрович даже вздрогнул от удивления.
- Геллу Ивановну Драгунову. Она в соседнем доме живёт. И ко мне часто заходит. Подлечивает немного. Она же очень хороший врач. Читать она любит. Я сейчас уж не месяц не работаю, так она сюда приходит... У меня дома хорошая библиотека... Недавно она приходила книги поменять...
- А квасу? - Сергей Петрович потёр виски, будто хотел успокоить расшалившиеся извилины.
- Что квасу?
- А вы ей квасу давали?
- Здесь она кружку выпила и с собой я ей бутылку дала. Я вам сейчас тоже налью. Я сама готовлю квас по старинному рецепту...
- Подождите, - Сергей Петрович, полностью вошедший в роль сыщика, остановил хозяйку. - А книжки какие она брала?
- Разные. Вон те, что на комоде лежат, так она их и принесла на днях. Я убрать не успела.
Сыщик метнулся к старинному комоду, схватил книги и стал их листать. Из одной книги выпала газетная вырезка. Сергей Петрович быстро пробежал её глазами, усмехнулся и сказал.
- Значит, не Зинаиду Павловну ругала она...
- Какую Зинаиду Павловну? - начальник милиции вырвал из рук Сергея Петровича газетный листок. - Опять бредишь? Чего тут написано? За разработку препарата против возбудителя холеры, за ликвидацию эпидемии на границе Афганистана Зинаиде Виссарионовне Ермольевой присвоено звание профессора...
- Про профессора Ермольеву мы с Геллой совсем недавно разговаривали, - подошла к комоду и старушка. - Когда по радио сказали, что профессор Ермольева успешно борется с холерой в волжском городе, Гелла как раз у меня была. Как услышала, так сразу ругаться стала, мол, Ермольева ничего не понимает. Ей только везёт во всём. И так ругалась, что я даже ничего возразить не смогла. Мне даже показалось, что безумие у неё началось. Будто богиня Ате накинула ей на голову своё злодейское покрывало.
- Покорнейше прошу меня извинить, Фатима Мурадовна, - Сергей Петрович низко поклонился хозяйке.
- За что?
- За всё, - ещё раз поклонился фельдшер и обернулся к начальнику милиции. - Нам надо срочно ехать в исправительный лагерь.
- Зачем?
- По дороге расскажу. Вызывайте машину.
Рассказ свой Сергей Петрович начал вот с чего.
- Я думал, что у нас в городе действуют диверсанты. Эта, пока ещё туманная версия у меня появилась, когда я узнал, что солдаты перед тем как заболеть, пили квас. Квас им дала старуха. А когда мать заболевшей девочки рассказала, о яблоке, которым, опять же, старуха угостила девочку, я уже в диверсии не сомневался. Только не знал, как начать распутывать этот клубок. Кончик ниточки в моём распоряжении был только один - красивое яблоко. Яблоко с юга. И я уверился, что в городе завелся диверсант-отравитель. Я представлял - как он вкачивает отраву шприцем в яблоко, потом вливает её же в квас. А его подельница в старушечьем наряде разносит заразу по городу. Мне бы остановиться, чуть-чуть подумать... Мне же говорил начальник лагеря, что у них два месяца назад были больные холерой, и Гелла вылечила их. Вот за эту ниточку должен был я ухватиться, а я её проморгал. А это же ключ к разгадке! Она - сподвижница профессора Барыкина, вполне могла получить вибрион. Я же тоже под его началом работал, а потому знаю что говорю.
- Ерунда, - не согласился с доводами фельдшера милиционер. - Заразу могли беженцы в город принести.
- Нет, нет, - сразу же запротестовал Сергей Петрович. - Тогда бы один очаг был, а тут сразу четыре почти одновременно. Понимаете? Когда заключенные громили медчасть, они или разбили колбу с вибрионами или съели что-то уже заражённое. Это теперь неважно. Важно, что все очаги, как бы это сказать поточнее, созданы искусственно. Вот.
- Не верю, - продолжал гнуть свою линию начмил. - Чтоб вот так пожилая женщина, тем более медик, стала просто так людей травить. Не может такого быть...
- Она эту заразу разносила с другой целью, - никак не унимался фельдшер. - Для неё главное был не заразить людей...
- А что же?
- Вылечить! Я уверен на сто процентов, что у неё и бактериофаги готовы. И она бы вылечила, если б не этот бунт в лагере. Как она рассуждала: как появятся больные, сразу об этом заговорят и гражданские и военные. Слух этот обязательно до начальника лагеря долетит, а он скажет, что его доктор такую болезнь в два счёта вылечит. И придёт тогда городское руководство к Гелле Ивановне на поклон. Как она и обещала. Потом она спасает город от эпидемии, и все ей славу будут петь. В общем, немного свихнулось она на почве невостребованности да избыточного самолюбия. Я так думаю... Как сказал какой-то мудрец - нет ничего глупее желания, всегда быть умнее всех. А она всегда этого желала.
- Ладно, будь по-твоему, - махнул рукой милиционер. - А зачем мы в лагерь едем, если умерла эта отравительница. Вот, дура...
- За бактериофагом. Вдруг, на наше счастье, не разбили его уголовники. Должна же его Гелла где-то спрятать, это же для неё была самая наипервейшая драгоценность.
Когда Сергей Петрович вернулся в больницу, уже стемнело. Зинаида Павловна докладывала о результатах последнего часа по телефону. Он присел рядом.
- А у нас получилось сделать бактериофаг, - сказала Зинаида Павловна, едва положив трубку. - Первая партия есть, дальше дело пойдёт... Только бы новых очагов не появилось.
- Не появится больше, - сказал, выставляя на стол три литровых бутылки из толстого стекла.
- Бактериофаг от Геллы Ивановны, от подруги моей, - вздохнул фельдшер. - Одну бутылку я своему коллеге в лагере оставил, чтоб он своих подлечил, четверо там ещё живы, а остальное всё сюда привёз. Теперь дело пойдёт.