Старичок - бодрячок, или хроники попаданца
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Семидесятипятилетний старик через блуждающий портал попадает в параллельный мир. С минимумом бонусов и без приблуд. Как выжить одному в новом незнакомом мире, да ещё и в таком преклонном возрасте? И не просто выжить, но и кое-чего добиться в этой несправедливой жизни! По моему мнению жанр романа: социально-психологическая фантастика; попаданцы. История - простая "бродилка", сдобренная различными приключениями. Приятного чтения!
|
Борискин Александр Алексеевич
Старичок - бодрячок, или хроники попаданца
Фантастическая история.
Оглавление.
Пролог.
Часть первая. Навстречу судьбе.
Часть вторая. Наперекор судьбе.
Часть третья. Судьба - злодейка.
Эпилог.
Аннотация.
Семидесятипятилетний старик через блуждающий портал попадает в параллельный мир. С минимумом бонусов и без приблуд. Как выжить одному в новом незнакомом мире, да ещё и в таком преклонном возрасте? И не просто выжить, но и кое-чего добиться в этой несправедливой жизни! По моему мнению жанр романа: социально-психологическая фантастика; попаданцы. История - простая "бродилка", сдобренная различными приключениями. Приятного чтения!
2020
Omnia mutantur, nihil interit.
(Всё меняется, ничего не исчезает. Лат. пословица.)
Пролог.
Глеб Петрович Котов - семидесятипятилетний пенсионер - совершал свой ежедневный часовой променад по набережной своего родного городка. Это настолько вошло в его привычку, что отступление от сего правила считалось им подобным святотатству. Как не уговаривала его жена Капитолина Михайловна делать себе поблажки в ненастные дни - муж не обращал внимания на эти уговоры.
Вот и в этот раз утром 10 мая 2019 года не обращая внимание на надвигающиеся тучи с озера, откуда вытекала широкая река, делящая город на две части: "торговую" и "ремесленную", названия которых сложились ещё несколько веков назад, упрямый старик медленно брёл по набережной. В руках он держал полиэтиленовый пакет, в котором лежала буханка чёрного хлеба, литровый пакет с молоком, килограммовая упаковка с сахарным песком и коробка с пакетиками чая "Липтон", приобретённые по наказу жены.
Глеб Петрович опирался на самодельную трость со спрятанным внутри неё заострённым титановым клинком "против лихих людей и бродячих собак", в последние годы всё чаще встречающихся в городе. В этот день идти было тяжело: хромал не на шутку. Невесёлые мысли роились в его голове:
"Два дня назад совершенно неожиданно для себя попал "под замес": возвращался из поликлиники и случайно оказался среди толпы людей, проводящих несогласованный митинг около муниципалитета против организации свалки рядом с их садовым товариществом, расположенным в сорока километрах от города N между ним и Санкт-Петербургом. Да ладно, если бы туда хотели свозить их собственный мусор, что тоже очень неприятно! А то - мусор из Санкт-Петербурга! Толпа была человек триста, с самодельными плакатами и российскими флагами.
Пока пробирался вдоль домов, набежали "космонавты" из пяти близ припаркованных автобусов с номерами из соседней области и надписью "ОМОН" и начали разгонять толпу, усердно работая "демократизаторами". Чай не своих бьют, а соседей! Не жалко и не стыдно!
На меня набежало аж три здоровяка и, несмотря на мой явно пожилой и болезненный вид, ловко стали проводить "массаж" спины и боков. А один из них всё время старался попасть в грудь. Пока мне помогала трость: я ловко подставлял её под "демократизатор", защищая левую верхнюю часть груди, где находился вшитый под левую ключицу кардиостимулятор. Врачи предупредили, что любое физическое воздействие на него могло привести к трагическим последствиям. Но сильный удар сзади по ногам повалил меня на землю, и я упал, придавив телом свою трость. "Космонавты" тут же переключились на других протестующих. Минут через десять, похватав несколько десятков человек и загрузив их в автозаки, они отбыли с места митинга на своих автобусах.
Меня подняли на ноги две пожилые женщины, отряхнули одежду, и я медленно побрёл домой, благо дом был близко.
Зря сегодня пошёл на прогулку! Надо было ещё денёк отлежаться дома!"
* * *
До дома оставалось пройти метров триста, когда первые капли дождя и сильные порывы ветра вынудили Глеба Петровича надеть прозрачный дождевик из плёнки, засунутый женой в пакет перед уходом мужа на прогулку, и ускорить шаг.
Умные люди в преддверии приближающейся грозы уже давно разбежались по домам, предпочитая наблюдать за разбушевавшейся стихией сквозь стёкла окон. Порывы сильного ветра с озера качали деревья, поднимали столбы пыли на вымощенных плиткой дорожках набережной между клумбами с только недавно взошедшей рассадой цветов, раздували полы дождевика Глеба Петровича. Однако старик продолжал двигаться против ветра, упрямо наклонив вперёд голову и придерживая левой рукой срываемую с головы тёмно-синюю жокейку с надписью "Plus!".
Наконец водопады дождя пролились из чёрных туч, заполонивших небо, засверкали молнии, загремел гром, и Глебу Петровичу пришлось спрятаться под вековым дубом, росшим на берегу реки. Листья на дереве были ещё маленькие и плохо защищали от сильного дождя, но длинный дождевик с поднятым капюшоном не позволял ему вымокнуть до нитки. Только кроссовки с матерчатым верхом и торчащие из-под дождевика концы чёрных полотняных брюк через несколько минут после начала грозы уже можно было выжимать.
Стоять с мокрыми ногами и пережидать разбушевавшуюся стихию, грозящуюся надолго затянуться, Глебу Петровичу было невместно, и он решил перебраться в помещение маленького магазинчика "Ткани", расположенного на первом этаже двухэтажного дома, находящегося в пятидесяти метрах от давшего ему приют дуба.
Наблюдавшая за ним из окна второго этажа этого дома старушка, хорошо знавшая Глеба Петровича по совместной работе, потом рассказывала, что, отойдя метров десять от дуба тот неожиданно пропал: просто растворился в потоках дождя, окутанный какой-то радужной плёнкой. Был человек - и пропал. Её показания были приобщены к делу, заведённому полицией о пропаже человека, но никак не помогли в его поиске. Да и веры особой им не было: всё же недавно эта старуха отметила своё восьмидесятилетие, и её внуки считали, что она неадекватно оценивает действительность, не отдавая добровольно им половину своей мизерной пенсии на развлечения.
Следователи СК, внимательно просматривавшие видеозаписи с разогнанного митинга, с большим неудовольствием констатировали потерю такого "перспективного кандидата в бунтовщики": очень уж ловко Глеб Петрович, держа свою трость за концы двумя руками, подставлял её под удары демократизатора "космонавта". Вполне можно было приписать ему сопротивление законным требованиям полиции, а то и нанесение травм сотруднику полиции своими действиями. Так что ещё неизвестно, не являлось ли столь странное исчезновение Глеба Петровича среди бела дня - благом для него или нет! Оказаться за решёткой в семьдесят пять лет или заплатить штраф в сотни тысяч рублей - в таком возрасте неподъёмное дело.
Капитолина Михайловна недолго горевала о пропавшем муже: сердце не выдержало и уже через неделю её похоронили на местном кладбище. В городе редко вспоминали о пропаже старика: другие заботы волновали людей в это трудное время.
* * *
Виновником происшествия с Глебом Петровичем был блуждающий портал, проявляющий свою активность только в моменты сильных гроз с обилием молний, которые напитывали его энергией, позволяющей иногда срабатывать на живых существ, перенося их в один из параллельных миров Земли. Сам портал был создан в незапамятные времена магами цивилизации шумеров и случайно сохранился, будучи смещён со своего постоянного места очередным катаклизмом, случившимся на Земле. Он постепенно терял свою силу, развоплощаясь при уменьшении подпитки магической энергией, которая по необъяснимым причинам стала пропадать в этом параллельном мире Земли.
Глеб Петрович, совершенно случайно оказавшийся не в том месте и не в то время, был захвачен этим порталом и телепортирован в другой параллельный мир. Этот мир отличался от родного ему тем, что развитие цивилизации в нём сильно отставало и находилось на уровне примерно конца девятнадцатого века.
Часть первая. Навстречу судьбе.
1.
В первый момент после перехода в новый мир Глеб Петрович вообще не заметил, что оказался незнамо где: здесь тоже лил дождь, правда не такой сильный, как в родном мире, и не было грозы. Однако, пройдя немного по траве вместо привычного тротуара в выбранном ранее направлении, он неожиданно обнаружил, что никакого магазина "Ткани" в ожидаемом месте нет, а имеется "Трактир "У реки" - именно такая надпись красовалась над входом в деревянное строение, обитое досками и окрашенное в яркий изумрудный цвет. Глеб Петрович резко остановился.
"Что за чертовщина? Где магазин "Ткани"? Почему нет тротуара из плитки и где набережная, закованная в бетон?"
Дождь постепенно прекращался, уже только отдельные капли воды падали с неба. Глеб Петрович снял дождевик, хорошенько встряхнул его и, свернув, убрал в пакет. Появились первые прохожие, до этого прятавшиеся от дождя под деревьями около реки.
"Ни хрена себе! Где они такие сюртуки и сарафаны отыскали? Может артисты? Неужели кино снимают про старину? Почему я ничего про это не знаю? Ведь местную газетку, бесплатно разносимую по домам, я читаю от корки до корки! Да и Капа об этом ничего не говорила."
Ответа на эти вопросы у него не было. Приставать к незнакомым людям с расспросами Глебу Петровичу было неудобно. Он решил с этим повременить и попытаться самому разобраться в сложившейся ситуации.
Деревянная некрашеная скамья, стоявшая рядом с ближайшим деревом, была свободна, но мокрая от дождя. Он достал из пакета свой дождевик, вывернул его, положил на скамью и уселся на него с удовольствием вытянув уставшие ноги.
"Надо позвонить домой, может моя Капа знает, что происходит в городе", - подумал Глеб Петрович.
Он достал из заднего кармана брюк старенький мобильник "Nokia 3110" образца 1997 года, верно служащий ему уже более пятнадцати лет и подаренный сослуживцами при выходе на пенсию, и набрал номер телефона жены. Гудка не было. Не было и сети.
"Не паниковать! Так, что мне известно. Место - знакомо, но совершенно не соответствует тому, что я привык видеть при ежедневных прогулках по набережной. Такое впечатление, что я перенёсся на сто лет назад, куда-нибудь в начало двадцатого века. Нет ни бетонного обрамления реки, ни тротуаров, замощённых плиткой, ни клумб, ни знакомых домов вдоль набережной. Нет даже моего кирпичного дома, где я прожил почти двадцать пять лет и который с этого места должен быть прекрасно виден! Вон, на его месте стоит какая-то деревянная изба и из неё баба с вёдрами на коромысле идёт в сторону реки к деревянным мосткам за водой. Люди, окружающие меня, одеты в странные одежды. Причём не похоже, что снимается какой-нибудь исторический фильм. Вокруг слышится русская речь, хотя не все слова мне понятны. По мощёной булыжниками дороге вдоль набережной двигаются экипажи, телеги с грузом, запряжённые лошадьми, понукаемые извозчиками в каких-то армяках. Нет ни одного автомобиля. На реке - только вёсельные лодки. Причём причалы для них построены вдоль всего берега. Ни одного катера и моторки! Не видно ни одного парохода!
Да куда же я попал!?
Вот мой самый младший внучок Сашка - четырнадцати лет - всё время читает книги про каких-то попаданцов. Даже мне о них рассказывал. Мол, люди по той или иной причине через порталы попадают в прошлое или будущее, даже на другие планеты, молодеют, становятся здоровыми и богатыми, а некоторые - даже магами, королями и т.п. Если я попал в прошлое, то почему не помолодел? Кардиостимулятор, что мне установили в прошлом году, так и остался под левой ключицей! - он ещё раз ощупал его рукой через рубашку. - Надо бы найти зеркало и посмотреться: вдруг помолодел? Да о чём я думаю! Если и правда я попал в прошлое или ещё в какой мир, то надо думать о другом: где жить, где спать, что есть, где брать лекарства, которые я каждый день заглатываю пястками чтобы сердце нормально работало!"
После таких мыслей от волнения у Глеба Петровича должно было защемить сердце и начаться очередной приступ стенокардии, но он этого не почувствовал. Пульс несколько возрос, но боль в сердце отсутствовала. Это не должно было не радовать.
"Ладно, день то я продержусь на чёрном хлебе и молоке, что купил для дома, а дальше что? Надо бы проверить, что у меня ещё имеется с собой."
Он вытащил из одного кармана брюк большой чистый клетчатый платок, из другого - горсть мелочи - сдача из магазина. Из одного заднего кармана брюк - мобильник, который уже доказал свою никчёмность в этом мире, из другого - связку ключей от дома. Из нагрудного кармана рубашки достал паспорт и две красненькие сторублёвки - остатки от пятисотки, что недавно потратил на покупку продуктов. Осмотрел свои простенькие швейцарские в позолоченном корпусе механические часы "AppellA"", больше двадцати лет верой и правдой служащие ему, и золотое обручальное кольцо на безымянном пальце правой руки, не снимавшееся уже пятьдесят пять лет. Подержался за серебряный крестик, висящий на шее, с которым не расставался последние тридцать лет. Не забыл проверить титановый стилет, спрятанный в палке и доставаемый оттуда одним движением руки при нажатии стопора в случае опасности.
"Ещё имеются семейные трусы весёлой расцветки, тельняшка десантника с длинными рукавами, подаренная старшим внуком после возвращения со службы в ВДВ, рубашка в клетку с длинными рукавами, носки чёрного цвета, брюки китайского производства, дешёвые кроссовки, жокейка, пакет с продуктами и плащ-дождевик. И всё! Как хочешь, так и попаданствуй!"
Глеб Петрович был стариком с железным характером. Ему пришлось пройти в своей нелёгкой жизни через многие испытания. Он всегда руководствовался принципом: "Умерла, так умерла!". Что толку убиваться, горевать и плакать, если что-то изменить ты не в силах? И сейчас он думал только об одном: как зацепиться за этот мир, устроиться в нём и дожить достойно до конца своих дней. Бегать по берегу реки и, задравши штаны искать ту радужную плёнку, что окутала его во время дождя, а потом усвистала через реку - глупо. Ясно, что с ним произошло случайное событие и ничего изменить нельзя. Капа осталась в старом мире, у неё есть квартира, накопления, которых ей хватит безбедно прожить оставшиеся годы, два сына, наконец. Сейчас надо думать о себе. Тем более, что никаких особых заданий по свержению строя, разработке нового оружия и тому подобных глупостей ему никто не давал, переместив в новый мир. Это - трагическая случайность и не более того.
* * *
Тучи давно развеялись, резко потеплело, вокруг парило. Глебу Петровичу стало жарко. Он огляделся. Мимо проходили люди. Никто особо внимания на него не обращал. Глеб Петрович снял кроссовки, вылил из них воду, поставил около скамьи на просушку. Рядом повесил сушиться и носки. Отжал концы брюк. Снял рубашку и спрятал её в пакет. Остался в одной тельняшке. Пакет засунул за спину, снял жокейку, положив её рядом с собой, зажал палку между коленей, откинулся на спинку скамьи и закрыл глаза. От перенесённых сегодня приключений он очень устал. Потихоньку навалилась дрёма и Глеб Петрович, тихо посапывая, заснул. Старческий сон беспокоен и недолог. Уже через час он проснулся и с испугом проверил: целы ли вещи? Кроссовки и носки уже высохли, брюки - тоже. Жокейка тоже никуда не делась: лежала рядом. Только в ней оказалось чуть больше десятка медных и серебряных монет различного достоинства.
"Похоже, меня посчитали за нищего, собирающего милостыню, и накидали в шапку мелочи. Как же стыдно! Надо быстрее одеваться да уходить отсюда. Ещё полицейского позовут. А у меня никаких документов, кроме паспорта из родного мира."
Натянув носки и надев кроссовки и рубашку, Глеб Петрович встал со скамьи и, опираясь на палку, медленно пошёл в сторону небольшой церкви, выстроенной на берегу реки. В его мире на этом месте стоял памятник князю Александру Невскому.
"Зайду в церковь, поставлю свечки, благо теперь деньги на них появились."
Однако, чем ближе он подходил к церкви, тем неуютнее у него становилось на душе. Сначала Глеб Петрович никак не мог понять, в чём дело, и, только подойдя к церкви, понял, что на ней вместо знакомых крестов на куполах установлены овалы с вписанными в них крестами. Он остановился, не решаясь войти в храм с такими странными символами веры. Даже не стал на них креститься. Люди, проходящие мимо храма, на мгновение приостанавливались и кланялись, рисуя на груди рукой овал и после этого вписывая в него крест.
У входа в храм на ступеньках сидело несколько нищих. Они давно заметили Глеба Петровича и со злобой на лицах наблюдали за ним, не иначе как считая его конкурентом на получение подаяния от верующих. Он почёл за благо пройти мимо храма, не заходя в него, и прошёл в небольшой сквер, разбитый метров за сто от храма. Там также стояли скамьи, и Глеб Петрович уселся на одну из них.
"Похоже, этот сквер оккупировали няни с детьми. Дети всех возрастов: от годовалых, сидящих в колясках, до малолеток, играющих в прятки и догонялки. Да и няни разные: величественные матроны, властно покрикивающие на расшалившихся детей, худосочные гувернантки, читающие любовные романы и изредка бросающие свои взгляды на подопечных, совсем юные девицы: курсистки или гимназистки, зарабатывающие деньги, выгуливая детей на почасовой оплате. Не знаю, можно ли мне сидя в этом парке перекусить хлебом и молоком. Не нарушу ли я этим действом принятые здесь правила? Да и кружки у меня нет: как я буду пить молоко? Из пакета? Пожалуй, лучше прогуляться по городу да походить по лавкам и магазинам, посмотреть, что тут имеется в продаже из посуды и прицениться. Заодно узнаю цену милостыни, поданной мне во время сна. Кстати, надо бы пересчитать эти деньги".
Глеб Петрович внимательно рассмотрел поданную ему мелочь. Две серебряные монетки были номиналом в рубль каждая, а медных денег было ровно шестьдесят восемь копеек.
"Значит, у меня имеется два рубля шестьдесят восемь копеек. На такие деньги в моём родном мире ничего купить невозможно. Интересно, а как тут?"
Он поднялся со скамейки и отправился в город на "шопинг".
* * *
В первой же скобяной лавке Глеб Петрович увидел в продаже металлические кружки разных размеров стоимостью от двадцати копеек до двух рублей. Стеклянные штампованные стаканы дороже полтинника не стоили. Здесь же продавались и зеркальца от самых маленьких до настенных. Глеб Петрович не преминул в одно из них посмотреть на себя любимого и убедился, что моложе выглядеть он не стал. Довольно густые седые волосы на висках и затылке и седой пушок на темечке, едва прикрывающий большую лысину, глубокие морщины, изрезавшие лоб и щёки и крупный нос, делящий лицо пополам - вот, что он увидел в зеркале.
"Выгляжу на свои семьдесят пять лет. Не больше и не меньше. Одет вполне прилично, если только не обращать внимания на мятые концы брюк. Но моя одёжка явно не годится для вечера и ночного времени: сейчас начало мая, ночи холодные. Замёрзну и заболею. Пока не поздно надо думать, как утеплиться для ночлега."
Обойдя ещё несколько хозяйственных магазинов и лавок, Глеб Петрович купил себе большую металлическую кружку, коробку спичек, складной однолезвийный нож, ложку. А на местной толкучке - старый потрёпанный длиннополый сюртук, нуждающийся в стирке и ремонте. Да ещё прикупил местную газету за копейку с таким же названием "Копейка". Осталось в наличии после всех покупок только десять копеек.
"Как раз на пару луковиц и три маленькие морковки хватит. Всё же пора перекусить. Прогуляюсь ка я за город вдоль реки: тут близко. Там и костерок можно развести, чай заварить, благо и сахар, и чайные пакетики для заварки имеются. Дело уже к вечеру. И рыбаков у реки можно встретить, за жизнь поговорить. Может, что интересное узнаю.
Удивительно, я сегодня почти весь день на ногах, а сердце - не ощущаю. Как будто и нет его. Если бы я столько дома походил, то сейчас бы лежал, и Капа вокруг меня бегала, лекарствами отпаивала, а то и неотложку бы вызвала. Всё же в шестьдесят лет - первый инфаркт, потом операция на сердце: АКШ (аортокоронарное шунтирование), потом установка и замена через пять лет кардиостимулятора.... Неужели это портал так на меня повлиял? И это - мой бонус, полученный от переноса в другой мир?"
* * *
Прошагав по тропинке вдоль реки минут тридцать, Глеб Петрович добрался до первого рыбака, сидевшего напротив трёх удочек, установленных на рогульки. Чтобы не мешать ловле рыбы прошёл вперёд метров на тридцать и стал собирать выброшенный на берег плавник для костра. Вскоре костерок разгорелся, а в кружке, установленной на три булыжника, кипела вода для чая.
Усевшись на бревно, оставшееся на берегу после весеннего разлива, он не торопясь съел полбуханки хлеба, запивая его молоком, одновременно читая купленную газету. Оказывается, название городка было такое же, как и его родного города. Государство называлось Российской империей, столицей был город Санкт-Петербург, а во главе империи находился император Александр Пятый. Сейчас шёл 239 год с момента заключения Всеобщего мирного договора, который всеми странами Земли признавался точкой отсчёта Нового времени.
"Надо бы почитать хоть какие-нибудь книги по истории этого мира, а то скажешь что-нибудь этакое - сразу в местный дурдом отвезут. Пожалуй, лучше самому сразу прикинуться человеком, имеющим от старости провалы в памяти и немного не в себе, но не буйным, а таким типа юродивого, тихого и вполне разумного."
Больше ничего интересного узнать из газеты не удалось.
Глеб Петрович изредка поглядывал в сторону рыбака. Это был пожилой мужчина на вид лет за шестьдесят, одетый в брезентовую рыбацкую куртку и кирзовые сапоги. Рыба не клевала. Рыбак стал часто крутить головой по сторонам, подыскивая новое место для рыбалки. Наконец он встал и направился к Глебу Петровичу.
- Уважаемый! Не будешь возражать, если я присяду около тебя и попробую половить в этом месте? Это место у меня тоже прикормлено, может здесь повезёт. Ты, я смотрю, рыбу не ловишь, просто отдыхаешь. Так что, договорились?
- Договорились. Лови, где хочешь. Если желаешь, могу чаем с сахаром угостить. Только у меня одна кружка ...
- Сейчас удочки перенесу сюда, заброшу и почаёвничаем. Кружка у меня своя есть. И пироги с капустой и морковью с собой припасены. Будешь?
- Почему нет. Приходи быстрее. Меня Глебом зовут.
- А я - Василий. Сейчас приду.
Вскоре новые знакомые пили час с пирогами и беседовали за жизнь. Сначала, как обычно, поговорили о погоде, о видах на урожай, о росте цен на продукты, о бесправии простых людей, о введении новых налогов и ужесточении законов, направленных против людей, борющихся за свои права. При этом Глеб Петрович помалкивал, только кивал поощрительно, а Василий изливал вслух накопившиеся в душе претензии к властям. Потом разговоры перекинулись на личности новых знакомых.
- Глеб, ты где живёшь? Что-то я тебя тут ни разу не видел. Да и в городе тоже: городок у нас маленький, все друг друга знают.
- Так я не отсюда. Только сегодня утром приехал. Люди добрые помогли из столицы досюда добраться. Целых два месяца на перекладных добирался! В марте из Санкт-Петербурга выехал и только сегодня приехал. Я уже лет десять по России путешествую. Как тепло становится, так сразу снимаюсь с места и вперёд: сам не знаю, куда меня тянет. Знаешь, Василий, несчастье у меня: от старости стали проявляться провалы в памяти. Тут помню, там забыл, потом наоборот. Врачи говорят это болезнь такая старческая, склероз называется. Не дай Бог с тобой такое несчастье приключится! Мне уже под восемьдесят лет! Только вот документы куда-то делись. Хорошо, полиция меня пока не останавливает, а так бы в кутузке обязательно оказался. Вообще-то я всё понимаю, читать, писать, считать могу. Когда в зимнее время останавливаюсь в каком-нибудь месте, то всегда к купцу какому в работники нанимаюсь: бухгалтер я хороший. Меня всегда уважают, отпускать не хотят. Но вот не могу на одном месте долго сидеть!
- Да, Глеб, вот несчастье, так несчастье! Себя не помнить! Никому такое не пожелаю! А на что же ты живёшь?
- Да по-разному. Зимой денег заработаю - лето прожить хватает. Да и земля не без добрых людей: помогают, кто, чем может. Вот, например, сейчас: до Чудово добрался и заболел. Целый месяц добрые люди выхаживали: на больницу-то денег не было: все вещи подчистую с документами и деньгами какие-то разбойники отобрали. У старика больного всё отобрать можно! Хоть жизни не лишили! Бога не боятся! Сегодня хлеба, молока, да сахару на последние копейки купил. Чай мне добрые люди подарили. Живу одним днём, но редко голодным спать ложусь: как-то всё само собой устраивается.
Василий молчал с жалостью глядя на Глеба Петровича, примеривая на себя такую неприкаянную жизнь.
"Чем же ему помочь? Ну, могу предложить у меня несколько дней прожить, могу накормить. Да ведь уйдёт! Сам говорит, что долго на месте сидеть не может! Но без документов и денег много по России не попутешествуешь! Не в каталажку, так в дурдом заберут! И что старик не посмотрят. Ладно, пока предложу у меня несколько дней пожить, а там видно будет. Вроде этот Глеб - хороший человек, безобидный".
- Послушай, Глеб. Может, поживёшь у меня несколько дней. Я баньку натоплю, с супругой познакомлю. Мы вдвоём в собственном доме живём. Дети выросли, разъехались. А у тебя-то семья, дети есть?
- Всё было, как не быть. Вот только где остались - не помню. Говорю же, последние годы по миру хожу. Вот видишь кольцо обручальное у меня на пальце. Уже вросло в палец, захочешь - не снимешь, только вместе с пальцем. Значит, женат был. Или часы наручные, "AppellA" называются. И надпись на них выгравирована: "Дорогому Глебу Петровичу в честь юбилея от сослуживцев". Вот, посмотри. А где и когда мне их подарили - не помню.
Они ещё долго сидели около костра, пили чай с пирогами. Василий за разговорами совершенно забыл о закинутых удочках. Когда стемнело, они собрались уходить.
- Да, интересная у меня сегодня рыбалка случилась! Вот с тобой, Глеб, познакомился. Даже подружился. Пошли ко мне ночевать!
* * *
Домик у Василия был невелик: 6*6 метра, не считая крыльца, продолжением которого была большая терраса. В доме были: прихожая, кухня, спальная и гостиная. Посреди них - большая печь. Удобства - во дворе. Пустобрех - так назвал Василий главного сторожа его домика, чёрного как смоль пса, встретил его и гостя заливистым лаем, сообщая всем в округе о возвращении хозяина домой. На крыльце их поджидала Маша - супруга Василия, женщина возрастом лет пятидесяти, которая сразу утащила мужа и гостя в гостиную, где быстро накрыла немудрящий стол. Опять знакомство, разговоры, пара стопок беленькой, охи и ахи по поводу сложной Глебовой жизни.
- Глеб, а чем ты по жизни занимался, кроме как бухгалтером у купцов зимами работал? Что ещё умеешь делать? - поинтересовалась Маша.
- Да много чем занимался. Во-первых, окончил петербургский университет, не помню, в каком году, вроде бы, когда мне исполнилось двадцать три года, получил диплом экономиста. Работал в государственных структурах где-то в южных областях России. Потом ушёл со службы и перешёл на работу в коммерческую организацию: был главным бухгалтером большого торгового дома, вроде бы в Одессе. Только работал не в этом городе, а в Германии в Гамбурге, потому что хорошо по-германски говорил. Где-то лет десять - пятнадцать там пробыл. Потом опять вернулся домой, доработал до шестидесяти лет и заболел: сердце подводить стало. Тут и выяснилось, что больной я никому не нужен: ни детям, ни жене. Когда деньги зарабатывал да отправлял им в Россию - всё хорошо было, а денег не стало - выяснилось - неугоден никому. Оставил им всё, что имел и уехал в Сибирь. Там меня местные якутские шаманы подлечили, но после этого лечения долго не могу на одном месте усидеть, так по миру и болтаюсь. И память стала подводить: врачи говорят, что болезнь у меня началась - склероз называется. Забывать всё стал. Сегодня вдруг что вспомню, завтра - забуду, зато другое вспомню. Так почти до восьмидесяти лет и дожил. Но я не расстраиваюсь. Живу - пока живётся, а что потом будет - что и со всеми - помру. Мир не без добрых людей - похоронят, крест поставят.
После этих слов Глеба Петровича повисла тишина: Василий с Машей переглянулись и Маша спросила:
- А в какой ты вере рождён был и воспитан?
"Ну вот, попался. О местных верованиях я ничего не знаю. Как бы впросак не попасть. Да чего скрывать-то! Покажу крест нательный, и будь что будет! Не пустят на ночлег - переночую на воздухе. Завтра всё равно уходить из городка собрался."
- Верую я в Бога Иисуса Христа и в доказательство этого крест нательный ношу! - сказал Глеб Петрович и, расстегнув воротник рубашки, достал из-под ворота тельняшки свой крестильный крест.
Василий и Маша молча смотрели на него.
- Давайте ложиться спать, - наконец сказал Василий, - Маша, постели Глебу в гостиной. Утром продолжим разговор.
* * *
Когда все улеглись спать: Глеб в гостиной, Вася с Машей в спальной и был погашен свет, супруги долго ворочались в постели: сон не приходил.
- Вася, - прошептала Маша на ухо мужу, - Глеб-то не понимает, что о вере никому нельзя рассказывать. Или просто забыл об этом. А ведь единоверцам надо помогать! Вот так сболтнёт где - и отправится на Сахалин тачку с рудой в кандалах возить. И не посмотрят, что уже восьмидесятилетний старик, умом слаб, больной ... Да, что говорить! Помочь ему надо! Нам от Бога зачтётся!
- Маша, давай завтра поговорим.
- Решить всё надо сегодня! Завтра уже рассказать всё Глебу и, если он согласится, претворять наше решение в жизнь. Да и когда мы с тобой наедине останемся, чтобы всё обсудить? Не оставишь же ты Глеба одного. Надо решать сейчас!
- Согласен я с тобой, единоверца нельзя не спасти. Уже давно думаю об этом. Первым делом ему надо выправить документы. Без них он рано или поздно обязательно попадёт в полицию, а потом и к вероотступникам под суд. Затем надо как-то объяснить ему правила поведения: что можно, что нельзя. Лучше всего бумагу ему от врача достать, что умом Глеб слаб, но не буен, спокоен и миролюбив и в лечении в больницах церковных не нуждается. Это в случае чего помочь должно. И уходить ему отсюда надо куда-нибудь подальше, да хоть в ту же Германию. Только деньги надо на это найти. У него кольцо золотое есть и наручные часы. Вот их продать надо, да ещё денег добавить - может и хватит из России уехать. Я так думаю.
- А где документы возьмём?
- Так у тебя!
- Как у меня? Мои что ли.
- Не твои, а твоего отца! По возрасту они почти одногодки, да и похожи. Глеб бриться неделю не будет, как вылитый твой отец на фото в паспорте выглядеть будет. Паспорт-то твоему отцу уже не нужен: на том свете без него обходятся. И справка от врача соответствующая имеется: забыла, что ли? Недаром же он в дурдоме пять лет провёл и вчистую оттуда отпущен как совершенно безопасный для общества, церкви и власти человек. Ты хоть эти документы не выкинула? Ты можешь.
-Да ты что! Целы, в тайничке лежат. Ты хорошо придумал. Так и сделаем. Давай спать.
2.
Утром Василий уединился с Глебом в гостиной, отправив Машу на базар.
- Разговор у нас будет не простой и лучше в него не впутывать женщину. Поэтому её отослал. Я вчера долго не мог уснуть, всё думал о тебе, твоём несчастье, о том, как я могу тебе помочь. Посоветовался с женой. Выслушай внимательно, что я тебе скажу и предложу, но уж решать будешь сам.
Глеб Петрович молча смотрел на Василия, ожидая продолжения разговора.
- Мне кажется, ты забыл всё касающееся отношения к Богу в нашей империи и без небольшого дискурса мне не обойтись. Или я не прав?
- Да, я тебе буду благодарен, если ты просветишь меня в этой проблеме. Я ничего не помню.
- Российская империя ещё тысячу с лишним лет назад приняла христианство, привнесённое нам из Греции. Это был трудный процесс, когда огнём и мечом выжигалась память о старых Богах и внедрялась вера в новых. Но всё когда-нибудь случается. Так и у нас в империи главной верой стало христианство. Неоднократно за прошедшее тысячелетие находились священники, пытавшиеся ревизовать это учение, что приводило к расколу, бунтам, неповиновению церкви и властям. Примерно триста лет назад стала набирать силу новая трактовка отдельных положений христианства, которая постепенно была внедрена в умы верующих, и произошёл раскол нашей церкви на так называемых "староверов" и "нововеров". В итоге длительной борьбы между ними и поддержке "нововеров" властями их учение взяло верх и стало в империи главенствующим. Староверы ушли в подполье, на них начались гонения, и приверженцы старой веры были вынуждены скрывать свои обряды и атрибуты старой веры. Вчера ты показал нам крест, который носишь на груди. Это - атрибут старой веры. Люди, открыто демонстрирующие принадлежность к старой вере, подлежат церковному суду, перевоспитанию и приобщению к "нововерам". Отказы от перевоспитания не принимаются. Атеисты и отказники считаются государственными преступниками, и самым лёгким для них наказанием является бессрочная каторга.
Я и Маша являемся староверами, но скрываем это от окружающих нас людей. Староверы получили индульгенцию от церковных иерархов - староверов на это и не считаются отступниками от старой веры. Староверы объединены в тайное общество, противоборствующее "нововерам", и считают, что их дело правое и рано или поздно победа будет за ними.
Глеб, ты - старовер. На это чётко указывает атрибут старой веры, носимой тобой на груди. В то же время ты болен страшной болезнью - склерозом, которая не даёт тебе возможности активно участвовать в нашей борьбе с "нововерами", поскольку ты в любой момент можешь всё забыть, а потом не вовремя вспомнить и тем самым подставить под удар своих единоверцев. Чтобы не случилось несчастья с тобой из-за невозможности хранить постоянно в памяти каноны нашей веры и тем самым не подвести своих единоверцев я предлагаю тебе покинуть Россию и уехать в другую страну, например, в Германию, где ты уже жил и хорошо знаешь язык германцев. Насколько мне известно, там отсутствует гонение на людей различных религий. Я помогу тебе получить документы, позволяющие легально покинуть Россию. Чтобы доехать до Германии и устроиться там, тебе нужны деньги. Мы с Машей - не богатые люди, но какую-то сумму можем тебе выделить. Если ты продашь своё золотое кольцо и наручные часы, являющиеся диковинкой в России и поэтому стоящие достаточно дорого, то средств на такое путешествие тебе должно хватить. Я помогу продать принадлежащие тебе вещи. В Германии имеются наши единоверцы, бежавшие отсюда. Я снабжу тебя специальным знаком, предъявив который ты сможешь получить от них помощь. Расскажу, как и где их можно найти.
"Разумное предложение, позволяющее оказаться в Германии, не конфликтовать с иноверцами, сохранить принадлежность к старой вере, получить помощь в организации новой жизни ..."
- Я согласен. Когда пойдём продавать кольцо и часы?
- Прямо сейчас. Собираемся и уходим.
* * *
Глеб Петрович и Василий обошли несколько ювелиров, показав им золотое кольцо и приценившись. К сожалению, снять его с пальца и взвесить, не получилось. По оценкам специалистов примерно кольцо весило грамм шесть - семь и они готовы были купить его по стоимости золотого лома, заплатив пятьдесят - шестьдесят рублей. Если бы кольцо удалось снять с пальца, не испортив, то цена поднялась бы на десять - пятнадцать процентов.
Часовщики и владельцы антикварных лавок с большим интересом рассматривали наручные часы Глеба Петровича. Некоторые готовы были предложить за них до семидесяти рублей, но гравировка на крышке снижала цену до пятидесяти пяти - шестидесяти рублей.
- Что будем делать? - поинтересовался Василий.
- В первую очередь попробуем снять кольцо. Моя супруга предлагала мне это сделать и отдать его ювелиру для увеличения размера, но оно мне не мешало, и я отказался. Она даже рассказала, как можно снять кольцо не травмируя палец.
- И как же? Что для этого надо?
- Нужна небольшая тряпочка из натурального шёлка, шёлковая нить и тонкая гибкая костяная игла. С помощью иглы нить подсовывается под кольцо, затем к ней прикрепляется за уголок шёлковая тряпочка, которая протягивается под кольцом и расправляется внутри него вокруг пальца. Теперь кольцо легко будет вращаться на пальце. Далее я поднимаю руку с кольцом вверх и держу её так долго, как смогу. Это делается для того, чтобы обеспечить отток крови из кисти. В это время кто-то другой должен, осторожно вращая кольцо перемещать его по окружающей палец шёлковой тряпочке до тех пор, пака оно не снимется. Капа говорила, что процедура не простая, долгая, болезненная, но вполне реальная.
- Пошли домой, и там попытаемся снять кольцо. Думаю, у Маши найдётся шёлковый лоскуток. А твоё решение в отношении наручных часов?
- Убрать гравировку с крышки невозможно. Придётся их продать тому антиквару, который предложил дать за них максимальную цену.
- Может быть, стоит их продать позже в другом городе, где антикварных лавок и часовых мастерских побольше? Там цену могут предложить повыше.
- Нет, там я буду один, а одного старика всегда проще обдурить или просто отнять часы. Лучше здесь торговать ими в твоём присутствии.
- Хорошо, пошли домой.
* * *
Маша осторожно, руководствуясь методикой, рассказанной Глебом Петровичем в течение получаса сняла кольцо. Конечно, сустав на безымянном пальце болел: большой синяк распространился на две фаланги пальца, но прибавка до десяти рублей за кольцо стоила таких жертв.
После обеда Василий с Глебом Петровичем опять сходили в город и продали кольцо и часы. Домой возвратились, принеся с собой сто тридцать семь рублей.
- Мы с Машей договорились дать тебе ещё шестьдесят три рубля. Чтобы было всего двести рублей для ровного счёта. Это - максимум наших возможностей, - проговорил Василий, передав деньги Глебу Петровичу.
- Ещё я вот порылась в старых вещах и нашла одёжку сына Прокла: ты, вроде, одной с ним комплекции, такой же худощавый, невысокий. Примерь, если подойдёт - возьми. И мешок заплечный я тебе отдаю: в нём лучше вещи носить, чем в твоём пакете. Пакет можешь где за границей продать: там таких красивых точно нет. Это надо же какую красоту нарисовать: лесное озеро с плавающими лебедями среди кувшинок! Да за такой пакет и десяти рублей не жалко! На стену можно повесить и любоваться.
- Маша! Возьми этот пакет себе как память обо мне. Дарю от чистого сердца!
- Что ты, Глеб, как можно! Я тут в своём доме остаюсь, всё у меня есть. А ты невесть в какую Германию отправляешься. Тебе нужнее! И не уговаривай, всё равно не возьму. А помнить о тебе я всегда буду. И молиться тоже. Иди лучше, померяй одежду сына.
Через час гардероб Глеба Петровича пополнился ещё одними штанами, ситцевой рубашкой, комплектом тёплого белья для зимы, свитером и тонким тулупчиком из овчины. Также старой тирольской шляпой с пером и тёплыми вязаными рукавицами. Ещё в мешок положили небольшой котелок, две металлические плошки, кухонный нож, вилку, кусок мыла и полотенце. Глеб Петрович добавил туда свой дождевик, оставшийся сахарный песок в пакете и коробку с чайными пакетиками.
- Глеб, садись за стол. Сейчас будем с твоими новыми документами разбираться, - проговорил Василий, положив перед собой пакет из пергамента, перевязанный бечёвкой.
Он извлёк из него старый потрёпанный паспорт на имя Гурия Ивановича Кострова, родившегося в 161 году в деревне Костровка Гдовского уезда Псковской губернии, крестьянина. Паспорт был выдан пятнадцать лет назад при вводе императорского указа об обязательном наличии фотографии в этом документе.
Также там находилась справка из псковской психбольницы о выписке Кострова Гурия Ивановича в связи с излечением от заболевания, названного "головными болями и потерей памяти в результате неумеренного употребления спиртных напитков". В которой также говорилось, что "крестьянин Костров Г.И. опасности для общества не представляет, больше спиртные напитки не употребляет, вполне адекватен и приспособлен для самостоятельной жизни в Российской империи несмотря на сильную забывчивость". Справка была датирована июлем 224 года.
Глеб Петрович внимательно рассмотрел эти документы, особенно лицо старика на фото в паспорте. Человек на фото был без бороды и усов, с венчиком седых волос на голове, с узким несколько продолговатым лицом.
"Если отпустить бороду и усы, то вполне сойду за этого Гурия! Пока буду добираться до города, откуда начнётся мой путь за границу, пройдёт не менее двух недель. Как раз и борода, и усы вырастут. Вон, уже вовсю щетина лезет!"
Особенно позабавила Глеба Петровича справка, выданная Гурию в псковской психбольнице.
"Эта справка едва ли мне пригодится. Только на территории Российской империи для оправдания своей забывчивости в результате последствий от неумеренного пьянства российских граждан."
- Спасибо! Отличные документы. Василий, а ты не расскажешь мне правила выезда подданных Российской империи за границу? Не нужны ли для этого какие-либо справки, письма с приглашением из Германии, виза германского посольства?
Василий задумался.
- Придётся просить моего хорошего знакомого тоже старовера учителя германского языка из нашей гимназии Адольфа Генриховича Прусса. Он имеет родню в Германии и изредка туда ездит. В прошлом году там был. В городе Киле. Сейчас к нему наведаюсь, постараюсь всё узнать.
* * *
Адольф Генрихович был видным мужчиной средних лет. Придя в дом Василия, он сразу уселся за стол в гостиной и начал разговаривать с Глебом Петровичем по-германски.
- Добрый день! Василий попросил меня рассказать Вам особенности выезда в Германию. В двух словах он объяснил мне причины поездки, так что говорить об этом мы не будем, а сразу перейдём к сути проблемы. Если что-то Вам будет неясно -то сразу задавайте вопросы.
И так. Для поездки в Германию необходимо иметь на руках следующие документы:
- Российский паспорт.
- Военный билет или приписное свидетельство для лиц мужского пола в возрасте от 16 до 60 лет.
- Письменное обоснование необходимости поездки в Германию. Для купцов, промышленников достаточно предъявить подписанные контракты на поставку или приобретение продукции. При поездке в гости к родственникам или знакомым - письмо-приглашение, завизированное по месту жительства приглашающего. При поездке по своей инициативе, а именно: посмотреть города, познакомиться с жизнью германцев, показаться для лечения врачам-специалистам - необходимо представить в письменной форме объяснение этого желания с указанием городов пребывания, длительности поездки и т.п.
Обязательно наличие денежных средств: не менее пяти германских марок на день пребывания. Допускается иметь русские рубли по курсу соответствующие названной сумме.
Российский паспорт и военный билет предъявляются только на российской границе. Пограничный офицер самостоятельно принимает решение о разрешении подданному российской империи выезд за границу после личного с ним собеседования. Им же ставится соответствующая отметка в паспорте. Отказ в выезде не объясняется.
Остальные названные мною документы, включая российский паспорт необходимы только при пересечении германской границы. Тут также по итогам собеседования и рассмотрев представленные документы, германский офицер-пограничник самостоятельно принимает решение о въезде подданного российской империи в Германию. Если въезд разрешён, то въезжающему выдаётся на руки документ, действительный при предъявлении российского паспорта, с указанием срока пребывания в Германии. При этом при посещении городов Германии требуется в каждом городе отметка этого документа в полиции.
В случае отказа в посещении Германии причина отказа не называется.
Я рассказал Вам именно о необходимых документах при поездке в Германию. Так как общей границы между нашими странами нет, то для Вас лучшим вариантом является перемещение в Германию на пароходе или из Санкт-Петербурга, или из Ревеля. Советую плыть из Ревеля: там пограничная служба менее придирчива и отказы в пересечении границы очень редки. Обязательно при предъявлении паспорта вложите в него десять рублей и не удивляйтесь, если Вам вернут паспорт после собеседования без этой купюры.
Германским пограничникам деньги не предлагайте. Если Вы это сделаете - в Германию Вас не пустят. Там установлен такой контроль за пограничниками, что никакая полученная ими взятка не покроет потери при обнаружении нарушения закона.
- Адольф Генрихович! Посоветуйте, что мне лучше назвать в виде причины поездки в Германию, учитывая мой возраст и знание немецкого языка.
- Лучше всего причиной поездки назовите посещение врача для диагностики болезни или лечение в германских клиниках. При таком обосновании поездки сразу будет видно, что Вы едете туда, чтобы оставить свои деньги в Германии, дав возможность заработать жителям этой страны. От такого отказываются только дураки.
- Вы сказали, что лучше сеть на корабль в Ревеле. Насколько сложно это сделать? Я имею в виду частоту рейсов в Германию и наличие билетов.
- Кроме трёх регулярных рейсов грузопассажирских кораблей, имеющих место быть один раз в десять дней, имеется возможность договориться с капитаном корабля и доплыть до Германии на грузовых кораблях, рейсы которых довольно часты. По крайней мере, мой опыт говорит, что, прибыв в Ревель, всегда в течение трёх дней его покидал на корабле, направляющемся в Германию.
- Какой сейчас курс германской марки к рублю и сколько стоит билет в третьем классе на корабле до Германии?
- По данным недельной давности из газеты "Петербургские новости" за одну германскую марку давали сорок копеек. А билет в среднем стоит пятнадцать марок. Время плавания из Ревеля в Киль составляет три дня.
- И последний вопрос: как мне лучше всего добраться до Ревеля?
- На поезде доехать до Пскова, там пересесть на поезд Санкт-Петербург - Ревель. Общая стоимость проезда в третьем классе составит семь рублей.
- Большое спасибо, Адольф Генрихович! Вы мне очень помогли!
* * *
Спустя три дня Василий проводил Глеба Петровича на вокзал, где посадил на поезд, следующий до Пскова. Путешествие попаданца началось.
3.
Вагон третьего класса, в котором ехал Глеб Петрович в Псков, имел только места для сидения. Ехать до Пскова предстояло восемь часов. В Пскове пересадка на поезд до Ревеля. Он отправлялся в двенадцать часов ночи. Прибытие - в семь часов утра. Дорога длинная. Было время обо всём хорошо подумать, разложить по полочкам мысли о случившемся с ним, ещё раз определить цели и задачи.
Глеб Петрович занял место около окна, достал из рюкзака купленный в городке сюртук, сложил его вчетверо и подсунул под зад. Всё же не привыкла эта часть тела к такому издевательству: просидеть восемь часов на жёсткой деревянной скамейке! Засунул рюкзак под скамейку, прижав ногами к перегородке под скамейкой: чтоб не украли! Привалился к спинке, поставил палку между ног и задумался. Почему-то вспомнились прожитые годы.
"Трёхлетним мальчишкой вместе с матерью и бабушкой вернулся в городок из эвакуации. Выкопали себе землянку и жили в ней три года, пока отец не был демобилизован. На домашнем совете решили строить себе дом. А из чего? Материалов не было, всё шло на восстановление разрушенных фабрик и заводов. Дома строили пленные немцы: бараки засыпные. В них комнаты получали в первую очередь специалисты, до рабочих очередь доходила не скоро. Пришлось отцу устраиваться в леспромхоз механиком: там была возможность официально разжиться стройматериалами. За два года накопили необходимое и в 1948 году за лето выстроили себе дом. Небольшой, 4*6 метров. Вот радости то было! Сразу после этого события родители стали подумывать о прибавлении семейства и на следующий год у меня появилась сестричка Аня. Жили тесно, голодно, но были счастливы.
Потом школьные годы. Учился я хорошо. Десятилетку окончил в 1960 году и уехал в Ленинград, где с первого раза поступил в Лесотехнический институт на механический факультет. После окончания распределили в леспромхоз, где работал отец. Уже через три года я работал главным инженером на новом деревообрабатывающем заводе, построенном при леспромхозе. Ещё через три года возглавил леспромхоз, женился, родились двое сыновей. В 1967 году меня забрали инструктором в райком партии, в промышленный отдел, через два года по разнорядке отправили в Москву на учёбу в Дипломатическую академию. Случай помог: было выделено в райком одно место для второго секретаря, а тот заболел. Хотели послать заведующего промышленно-транспортным отделом райкома, да первый секретарь воспротивился: кто за промышленность в районе будет отвечать, когда второй секретарь болеет и неизвестно, когда на работу выйдет. Подумали, да и решили меня послать: никому не обидно.
В 1972 году окончил академию и был распределён в ГДР в торговое представительство: как раз там нужен был специалист, понимающий в деревообработке: СССР стал закупать мебель в больших объёмах и частично рассчитываться поставкой пиломатериалов в ГДР. Надо было курировать этот процесс, решая постоянно возникающие проблемы. Немецкий язык я учил ещё в институте, в академии значительно его улучшил, а за восемь лет работы в ГДР постиг в совершенстве. В Академии изучил и английский язык - он был обязательным. Пришлось и им неоднократно пользоваться при работе в торгпредстве.
Интриги, интриги... Они везде были. И в торгпредстве срочно потребовалось освободить место для сынка работника МИДа, только что окончившего МГИМО. У меня волосатой руки нигде не было, поэтому вернули обратно домой и назначили директором деревообрабатывающего комбината, в который развился завод при леспромхозе. В этой должности доработал до самой перестройки. Когда началась приватизация, получил тридцать процентов акций комбината и очень выгодно продал их местным бандитам. Вопрос стоял именно так: или акции или жизнь. Деревообрабатывающий комбинат был очень доходным предприятием в районе, и за него среди криминала началась настоящая битва. В это время мне стукнуло уже полвека, бездельничать я не привык и решил из района перебраться в город и там замутить какой-нибудь небольшой бизнес. Продал дом и купил себе двухкомнатную квартиру: многого нам с женой было не надо: сыновья выросли, разъехались кто куда. Один - в Эстонию, второй во Владивосток. Деньги, полученные от продажи акций, разделил на три равные части и поровну поделил их между собой и сыновьями.
Заниматься снова производством мне совершенно не хотелось. Тем более время было такое, что сегодня ты - бизнесмен, а завтра - банкрот. Хорошо ещё остался жив - здоров, а не прикопан где-нибудь в лесочке. Поэтому подумав, я решил, пока голова ещё соображает, получить специальность бухгалтера, тем более что в этом деле, будучи долгое время руководителем предприятия неплохо разбирался. Встретился со знакомым банкиром, недавно организовавшем собственный банк, рассказал ему о своём желании и был зачислен в штат бухгалтерии рядовым бухгалтером. Одновременно поступил на заочное отделение в финансовую академию в Санкт-Петербург на бухгалтерский факультет в специальную группу для лиц, уже имеющих высшее образование. За два года учёбы много чего узнал, получил диплом и стал работать главным бухгалтером банка. В 1998 году хозяин продал свой банк небольшому немецкому банку, который стал его филиалом. Меня оставили в прежней должности и теперь каждый квартал я ездил в Германию во Франкфурт-на-Майне в головной офис банка для сдачи бухгалтерской отчётности. Прошло ещё три года, и у меня случился обширный инфаркт. Операция на сердце в Германии, инвалидность, пенсия ... А тут и шестьдесят лет стукнуло. Последние годы просто жил, читал книги, ездил с женой по миру: деньги были. Потом это попадание."
Поезд остановился на очередной остановке. Часть пассажиров вышла, другие зашли. Вагон был наполовину пуст. Напротив Глеба Петровича на скамейке уселись два мужика, ещё один сел рядом с попаданцем. Из их разговоров было понятно, что они возвращаются домой с заработков из города: надо заниматься крестьянскими делами, и так припозднились. Достали бутылку водки, закуску, разложили всё на чемодане. Глянули на Глеба Петровича и предложили ему принять участие в их празднике. Тот отказался, сославшись на здоровье.
Колёса поезда отсчитывали километры.
Мужики уже достали вторую бутылку, потом третью. Прилично захмелели. Стали хвастаться друг перед другом своим заработком, который везли домой. Сидевшие через проход от них двое молодых цыган с интересом прислушивались к их пьяным разговорам. Глебу Петровичу стало ясно, что добром эта поездка для работяг не закончится: или тут их грабанут или дождутся, когда мужики в очередной раз выйдут покурить в тамбур и там зарежут, деньги отберут, а самих выкинут из поезда.
"Так и меня заодно как свидетеля прикончат. Не посмотрят, что старик. Надо что-то делать. И ввязываться в эту историю не с руки, и выступать свидетелем в полиции, если цыган поймают - не хочется."
Праздник жизни рядом продолжался. Прикончив третью бутылку, мужики совсем захмелели, и только появление в вагоне билетного контролёра в сопровождении полицейского разрядило тревожную обстановку. Проверив билеты у крестьян, контролёр предупредил их, что следующая остановка - их и они должны выходить. Буквально через пять минут поезд остановился и мужики, качаясь и таща за собой мешки с добром, вывалились из вагона на перрон. Цыгане, переглянувшись, вышли за ними.
"Дай Бог им живыми и здоровыми добраться до дома", - подумал Глеб Петрович, наблюдая, как мужики остановились у пустой телеги и договаривались с возницей о доставки в деревню, откуда они были родом.
* * *
Часов у Глеба Петровича не было, поэтому он ориентировался только по карте, приобретённой на вокзале, соотнося остановки поезда с пройденным им расстоянием. Выходило, что ехать ещё около четырёх часов.
"Пора бы и перекусить тем, что Маша собрала мне в дорогу. Вот повезло! Таких хороших людей встретил. Помогли мне, чем могли. Если удастся в Германии нормально прижиться и появятся деньги, обязательно верну долг переводом по почте. Адрес знаю".
Заморив червячка, Глеб Петрович опять предался невесёлым думам о своём житье-бытье в Германии, если туда удастся добраться.
"Сейчас у меня имеется сто девяносто рублей. Приеду в Псков, закомпостирую билет на поезд и доеду до Ревеля. Куплю билет на пароход до Киля, десять рублей вложу в паспорт на взятку, как советовал Адольф Генрихович. И останется у меня всего сто шестьдесят пять рублей. Ещё на жизнь в Ревеле надо: пусть пять рублей. Остаётся сто шестьдесят. По курсу это составляет ровно четыреста марок. Значит, с учётом требуемых пяти марок в день могу рассчитывать на разрешение пребывания в Германии в течение восьмидесяти дней. Но это без учёта денег на обратный билет и стоимости лечения у врача, о чём мне придётся заявить на германской границе. Думаю, уж на месяц-то разрешение на пребывание в стране я получу. Буду считать, что это - максимальный срок, в течение которого я должен там устроиться на жительство. Какие же умения и знания, кроме бухгалтерского учёта и деревообработки я могу там применить? Знаю германский язык - значит, могу устроиться переводчиком. Знание германской литературы и поэзии из моего родного мира. И, не обязательно германской! То есть, могу стать писателем. Знаю, как вести переговоры, как "впаривать" покупателю товары, могу давать советы по удачному вложению денег, хотя таких советчиков и среди германцев, думаю, хватает.
Если не получится устроиться в Германии, могу перебраться в Чехию. В Карловых Варах и Марианских Лазнях в санатории мы с женой раз пятнадцать бывали по месяцу. Язык чешский более-менее понимаю. За небольшое время освою. То же самое Австрия. И там не менее десяти раз бывал и жил как в Вене, так и в Зальцбурге, да ещё и в Альпах отдыхал, катаясь с гор на лыжах. Значит, могу предложить новые конструкции горных лыж и другой техники. За денюжку малую, конечно."
Под стук колёс дремота стала окутывать мозг Глеба Петровича и, опираясь на верную палку - защитницу, он задремал.
Погода за окном вагона стала портиться, набежали тучки и мелкий дождик застучал по стеклу. Шум дождя усилил дрёму: Глеб Петрович даже стал изредка всхрапывать во сне.
Постепенно вагон наполнялся пассажирами и, когда попаданец проснулся, свободных мест не было. Поезд проезжал уже пригород Пскова и народ в вагоне зашумел, готовясь выгружаться.
Проснувшись, первым делом Глеб Петрович проверил наличие мешка под ногами - на месте!
"Вот так в старости и бывает, нежданно-негаданно заснёшь, глядь - и вещички пропали. Тщательнее надо беречься от ворья, тщательнее!"
Поезд остановился у перрона, и народ стал выходить из вагона. Глеб Петрович не торопился: никто его не встречал, из вокзала он выходить в город не собирался. Одним из последних спрыгнул на перрон, даже не удивившись своей прыти - уже привык, и зашагал к вокзальным кассам компостировать билет на поезд до Ревеля.
* * *
Поезд в Ревель был проходящим, поэтому в Пскове продавали и компостировали билеты на свободные места, которых в это время года оказалось мало. Хорошо хоть удалось приобрести один из последних, около самого выхода. Из вагонной двери тянуло сквознячком, было зябко, пришлось надевать сюртук. Сидеть было некомфортно, и Глеб Петрович весь извертелся на своём месте. Только глубокой ночью в три часа удалось пересесть на освободившееся место в середине вагона. Границу с Эстландской губернией проехали два часа назад, поэтому входящие пассажиры разговаривали, в основном, по-эстонски.
Хоть спать и хотелось, но Глеб Петрович стойко боролся со сном: попутчики часто менялись, под сидениями не были оборудованы места для хранения вещей. Их легко было утащить с другой стороны лавки, поэтому свой заплечный мешок он расположил между колен, прижав сверху палкой. Перед самым Ревелем женщина средних лет, ехавшая с маленькой девочкой, обнаружила пропажу чемодана и сумки с вещами, спрятанными под лавкой, на которой они сидели. Крики и слёзы обокраденных продолжались до самого Ревеля. Глеб Петрович про себя перекрестился, что его миновала чаша сия.
От вокзала до порта пешком идти было довольно далеко, да и Ревель этого мира был ему совсем незнаком. Местные плохо говорили по-русски, да особенно и не хотели разговаривать с ним. Пришлось нанимать пролётку.
В порту в кассе Глеб Петрович узнал, что очередной регулярный рейс грузопассажирского парохода в Германию состоится через пять дней. Билеты в третий класс ещё имеются, но их осталось мало. Кассир посоветовал ему сходить в справочное бюро и за десять копеек получить информацию о всех отправляющихся в ближайшее время пароходах из Ревеля. Таких оказалось двенадцать: три в Финляндскую губернию, два в Швецию, один в Норвегию, три в Польшу и три - в Германию. Там же в справочном бюро, узнав, что ему надо добраться до Германии, сообщили, что сегодня после обеда отходит грузовой пароход в Киль и капитан сообщил, что может взять двух пассажиров. Одного без места в каюте за девять марок, второго - на свободное место в матросском кубрике за семнадцать марок, но с питанием.
- Что означает "без места в каюте"? - поинтересовался Глеб Петрович.
- Это значит, что спать пассажиру придётся на полу в коридоре на месте, которое ему будет указано. В дневное время надо находиться на свежем воздухе на палубе. Питаться он должен собственными продуктами, взятыми с собой в дорогу, пользоваться кипятком можно бесплатно, - охотно рассказал служащий справочного бюро. - Как правило, за одну марку можно договориться с матросом и переночевать на его месте в кубрике, когда тот находится на вахте. Таким образом до Киля можно будет добраться за одиннадцать марок, не считая стоимости продуктов.
- Я согласен на такое путешествие, - проговорил Глеб Петрович.
- Тогда я Вас запишу пассажиром на пароход "Gumbold" и выдам билет. Оплатите мне аванс в четыре марки. Остальные пять марок заплатите на пароходе после прохождения паспортного и таможенного контроля. Если Вас не пропустят - четыре марки не возвращаются. Это - Ваш риск.
Подумав, Глеб Петрович согласился и оплатил четыре марки, получив на руки билет с указанием времени отплытия парохода и начала прохождения пограничного контроля.
Продуктов, которые дала Маша на дорогу: пироги с капустой и морковью, шмат сала и буханка чёрного хлеба и ещё остатки сахарного песка и пакетики чая на его взгляд хватит на дорогу до Киля. До начала прохождения паспортного и таможенного контроля осталось три часа и Глеб Петрович, сдав свой мешок в камеру хранения, решил прогуляться по Ревелю.
* * *
В Таллине, такое название имел Ревель в его родной реальности, он бывал несколько раз, как в СССР, так и после того, как Эстония стала независимым государством. Выйдя из порта Глеб Петрович направился сразу в Старый город. Ему очень хотелось посмотреть на собор Святого Александра Невского и церковь Николая Чудотворца: заменены ли на них старые атрибуты веры на новые. Даже не подходя к ним близко, было видно, что и здесь "нововеры" взяли верх. Спустившись с горы, он прогулялся по улочкам Ревеля. К сожалению, архитектура города совершенно не напоминала ту, которую он видел в своей реальности. Время уже поджимало, и Глеб Петрович возвратился в порт.
Объявили прохождение паспортного и таможенного контроля для матросов и пассажиров парохода "Gumbold". Сначала пропускали офицеров и матросов парохода, бывших в увольнении на берегу. Наконец, дошла очередь и до Глеба Петровича. Он был единственным пассажиром парохода. Его пригласили к столу, за которым находился пожилой офицер пограничной службы. Просмотрев паспорт, офицер ловко смахнул десятирублёвую банкноту в ящик стола и поинтересовался о причине выезда в Германию.
- Болен я сильно, господин офицер. Вот собрал последние деньги для поездки к германским докторам. Может помогут.
- Чем же больны? Справка медицинская имеется?
- Конечно, господин офицер, - проговорил Глеб Петрович, передавая справку из псковской психбольницы пограничнику.
Тот брезгливо взял её за уголок, развернул, прочитал и вдруг захохотал во весь голос. Возвратил обратно справку со словами:
- Конечно, только русским психам надо от пьянства лечиться в Германии. Желаю скорейшего выздоровления! - Раскрыл паспорт и проставил необходимую отметку, разрешающую выезд из Российской империи. Потом махнул рукой в сторону прохода на таможенный контроль. - Проходи!
На таможне осматривать багаж не стали, пропустили без досмотра.
На пароходе Глеба Петровича провели к старшему помощнику капитана, который на германском языке потребовал уплатить пять марок. Услышав ответ также на германском языке, предложил доплатить две марки и располагаться в пустующей пассажирской каюте. Глеб Петрович немедленно это сделал и был препровождён в трюм, где она находилась. В течение всего путешествия в Киль она находилась в полном его распоряжении. Он засунул мешок под койку, надел сюртук: на палубе было ветрено, и поднялся наверх посмотреть отплытие из порта. Резкие порывы холодного ветра со стороны Скандинавии заставили его спрятаться за пристройку на палубе. Уже через час берег скрылся из глаз закрытый плотным туманом. Пароход снизил ход и стал каждую минуту подавать сигнальные гудки: видимость не превышала ста метров. Больше на палубе делать было нечего, и Глеб Петрович спустился в каюту, решил перекусить и почаёвничать. Пароход был германский, команда - тоже. Кормить бесплатно его никто не собирался. Единственное, что ему предложили на второй день пути, это обменять имеющиеся рубли на марки, да и то потому, что если бы эту операцию обе стороны проводили официально через банк, то пришлось бы заплатить налог, составляющий три процента от суммы обмена. После этой операции у него на руках осталось четыреста десять марок.
* * *
На третий день к вечеру пароход пришвартовался к причалу в Киле. Глеб Петрович уже стоял наготове, чтобы покинуть корабль. Задерживаться на нём не было никакого смысла: уже к двенадцати часам ночи, приняв дополнительный груз, пароход уходил в Гамбург.
Процедура прохода через паспортный контроль и таможню была аналогична той, что Глеб Петрович наблюдал при выезде из Российской империи, и прошла довольно быстро. Пограничный офицер просмотрел документы попаданца, задал пару вопросов, пересчитал наличные марки у него и заполнил вкладыш в паспорт, объявив, что Глебу Петровичу разрешено находиться в Германии ровно сорок пять суток. Если необходимо будет продлить лечение, то он должен обратиться в МВД Германии.
Таможне он также оказался неинтересен и, подгоняемый командой "Schnell!", уже спустя пять минут оказался на территории Германии.
Пришлось опять брать пролётку и ехать в отель "Адмирал", названный Адольфом Генриховичем как недорогой и приличный. Там Глеб Петрович за девять марок снял на три дня самый дешёвый одноместный номер с завтраком, включённым в его стоимость, и, наконец, смог принять тёплый душ и смыть дорожную пыль и пот. Было уже восемь часов вечера. Он доел остатки продуктов и завалился в чистую постель. Заснул моментально и проспал двенадцать часов, не вставая даже в туалет. Таких подвигов он не совершал ни разу за последние двадцать пять лет.
* * *
Утром Глеб Петрович позавтракал и отправился по адресу, который дал ему Василий. Решил прогуляться пешком, пользуясь картой города, любезно предоставленной на ресепшен отеля. Современный Киль оказался не таким большим, каким был в его родном мире, но моряки тут встречались на каждом шагу.
Дом, который Глеб Петрович искал, находился на окраине города. Когда он к нему подошёл, то обнаружил обгоревшие растащенные по сторонам брёвна и доски, стоящую посередине пожарища закопчённую печь, вытоптанный небольшой цветник около сгоревшего дома и поваленный втоптанный в землю низкий заборчик из штакетника.
"На вид пожар случился несколько дней назад. Надо поговорить с соседями. Может они знают, куда делись погорельцы."
Он подошёл к соседнему дому и постучал кольцом на двери. Через минуту дверь открылась и из дома вышла пожилая женщина.