Беатов Александр Георгиевич. Чувство Святости

АЛЕКСАНДР БЕАТОВ

ЧУВСТВО СВЯТОСТИ

Опыт онтологической феноменологии молитвы

Преодоление недуга

МОСКВА РОССИЯ 1984

БУФФАЛО США 2018

С А М И З Д А Т

Оригинальный тираж: 5 экземпляров: 1-й находятся у автора; 2-й был подарен писателю психотерапевту и психиатру Владимиру Леви; 3-й в середине 80-х годов ХХ-го века попал в руки КГБ при обыске квартиры Михаила Лапкина, верующего человека; судьба 4-го и 5-го экземпляров памяти автора недоступна.

Перепечатано автором с первого авторского экземпляра, доработано и отредактировано.

Все авторские права сохраняются. Изменение текста и редакция без согласия автора будут расценены как нарушение авторских прав.

Коммерческая перепечатка, переиздание или распространение неприемлемы и будут преследоваться законом о защите авторских прав. Тем не менее, перепечатка, издание, переиздание или распространение без преследования выгоды, исключительно не на коммерческой основе и только при условии исключительно бесплатного распространения, без какой-либо компенсации или обмена, или иного образа компенсации поощряется и разрешается автором.

Помещается на Интернате автором для свободного и исключительно бескорыстного распространения.

При использовании нижеследующего материала любые доходы или покрытия на какие-либо расходы исключаются.

Исключается всякая филантропическая манипуляция с нижеследующим материалом.

Распространение возможно лишь при условии безвозмездной отдачи нижеследующего материала за счёт распространителя.

Любые нарушения должны рассматриваться как акт против Бога, Которому, по сути, и в полноте, принадлежат все Авторские права на нижеследующий материал.

Черновые наброски этого материала, случайно попавшие в руки одинокой женщины, у которой трагически погибла дочь, спасли её от самоубийства.

Много лет спустя и сам автор этой книги, перечитывая её главы в тяжелейшие времена, выпавшие на его долю судьбы, был немало удивлён, что своей работой сумел заранее указать самому себе выход из тупика, неожиданно поставленного жизнью.

Эта работа вовсе не принадлежит автору этих страниц, ибо автор этих страниц - "читатель", сумевший лишь записать то, что ему открыл Автор "всех вещей видимых и невидимых".

"Религия - один из путей, которым человек стремится к счастью, и на котором обретает его. Религия обладает чудесною властью самые евыносимые страдания человеческой души превращать в самое глубокое и прочное счастье".

Вильям Джемс "Многообразие Религиозного Опыта"

"Мистический опыт и есть духовное освобождение от магии природного мира".

Николай Бердяев "Философия Свободного Духа"

"Новый электронный аппарат - синхрогенератор, изобретённый профессором психиатрии Денисом Горджесом, был недавно запатентован как аппарат для снятия психического стресса и улучшения памяти.

Можно надеть наушники синхрогенератора, выбрать соответствующую частоту звуковых волн и по желанию повысить степень внимания и концентрации мысли, или погрузиться в интенсивные воспоминания.

Так же, как хрустальный бокал резонирует на чистый звуковой тон, так и мозг синхронно резонирует на специфические звуковые волны. Особые частоты энергетических волн мозга, как, например, альфа-волны соответствуют специфическому состоянию человека, умственному и физическому, и процессам, происходящим в левом и правом полушариях мозга.

В 60-е годы (20-го века - прим. автора) учёные обнаружили существенную разницу в том, как оперирует левое и правое полушария человеческого мозга в процессе усвоения информации. Исследователи пришли к выводу, что люди по существу не пользуются одновременно обоими полушариями мозга, в случае активности включая то правое, то левое полушарие.

Что же случится, когда человек сможет по своему желанию активно использовать оба полушария мозга одновременно? Ответ на этот вопрос был найден лишь десятилетие спустя.

В 70-е годы (XX-века,- прим. автора) неврологи обнаружили, что обычно не связанные между собой и отличные друг от друга электрические волны обоих полушарий мозга сливаются в гармоническом ритме в состоянии глубокой медитации. Медитирующий начинает глубже осознавать действительность обоими полушариями головного мозга.

Профессор Горджес обнаружил, что сочетание звуковых и световых ритмов определённой частоты стимулирует электрические волны левого и правого полушария мозга и синхронизирует их активность. Так пришла мысль о создании электронного стимулятора мозга и применение его для психотерапии.

На сегодняшний день синхрогенератор используется для понижения психологического стресса пациента в более чем семистах научно-исследовательских центрах и институтах здоровья США и Канады.

Руководитель научно-исследовательского института в городе Тотова, штат Нью Джерси, профессор Ромен Крекки, отмечает, что применение нового аппарата даст врачу уникальную возможность для психотерапии. Есть основания предполагать, что применение синхрогенератора способствует понижению болевых симптомов у хронически больных, ускоряет заживление ран, улучшает память и даже стимулирует творческие возможности.

Подробную информацию об устройстве и применении нового аппарата можно получить, написав в научно-исследовательский институт психиатрических проблем в городе Кливленде, штат Огайо. Цена аппарата - порядка четырёх тысяч долларов".

(Запись с радио "Голос Америки", передача "Новости Американской Науки и Техники", 6 марта 1984 года; записано на магнитофон и впоследствии набрано машинописным текстом, с которого перепечатано в данном издании)

ПРЕДИСЛОВИЕ

Казалось бы, что проще! Написать в США и заплатить четыре тысячи долларов... Однако, к сожалению, весьма трудно иметь успех как в одном, так и в другом деле... Письмом заинтересуются в определённых инстанциях, а деньги вряд ли найдутся в таком количестве, тем более у нездорового человека... И тогда...

А не попробовать ли тогда самому сконструировать такой аппарат? Возможно, кто-то и будет иметь в этом успех. А кто-то, не пожалеет денег, и не только его письмо достигнет адресата, но, возможно, покупка осуществится, и... человек даже будет по-своему счастлив!

Но что если попытаться достичь той же цели без применения новинок техники и науки? Что если попытаться, не отрицая возможностей науки и техники, обратиться за помощью к старым, проверенным веками способам?..

Ведь весьма очевидно то, что синхронная работа обоих полушарий мозга - скорее есть естественное состояние человека. А тот факт, что он стремится к духовному и душевному здоровью, к вдохновению, творчеству и счастью, которых так не хватает в жизни, как раз и свидетельствует о том, что состояние гармонии нами утеряно, причём, утеряно так прочно, что естественным и привычным уже кажется состояние, при котором оба полушария мозга работают асинхронно, а мы воспринимаем мир, предстоящим перед нашими очами, как говорится, "как бы сквозь тусклое стекло, гадательно" (1 Кор.13,12), то есть, опосредованно, при помощи рациональных усилий, с минимальным участием чувства и сердца.

И тогда возникает вопрос: как вернуть гармонию?

Ответ на поставленный вопрос мы скорее найдём в богатом мудростью наследии прошлого, нежели приобретём у современных учёных "акул", даже, быть может, и съевших в своём деле не одну "собаку" ...

Впрочем, и те, и другие решают или пытаются решить одну и ту же проблему: проблему счастья и смысла человеческого существования. Однако, в этой попытке учёные мужи нашего времени, к сожалению, не имеют большого успеха: ведь взгляды их направлены в разные стороны, каждый смотрит во вне, и в попытке освободиться от магии объективного, в то же самое время подчиняется и становится зависим от объективного. Представим себе пользователя, привыкшего к своему персональному синхрогенератору... Не нужно прилагать никаких усилий: нажал на кнопку - ловишь кайф.

Видимо, решение этого вопроса можно найти иным способом: прежде всего взгляд свой мудрому человеку следовало бы обратить навстречу другому человеку и одновременно, подобно Сократу, сказавшему: "Познай самого себя", - внутрь самого себя...

Каждое поколение искало свой философский камень по-своему и пользовалось своей терминологией для передачи другим своих открытий. И потомки зачастую плохо понимали своих предков из-за того, что окружающее большинство всегда было и будет ориентировано на мир объективный и всегда диктовало и будет диктовать свои нормы поведения, морали, ценностей... Сам язык меняется, понятия прошлого кажутся архаичными и бессмысленными. Нужны новые мудрецы - переводчики или новые дерзостные герои-первопроходцы...

Известно, что левое полушарие головного мозга отвечает за рациональное начало, а правое - за эмоциональное (или - сердечное). Вводя эти уже известные термины, следует, однако, понимать, что "не ясно, в какой мере эти представления являются просто моделями нашего понимания, а в какой им может быть придан онтологический статус" (Василюк Ф.Е. Психология переживания. Анализ преодоления критических ситуаций. Издание Московского Университета, 1984, с. 61). Но для того, чтобы человек обрёл душевный покой, испытал творческий экстаз и нашёл счастье, не важно знать какова природа работы этого механизма. Для нас важна цель и результат. Конечно, удобно достичь такой цели простым включением кнопки... Но рай на земле, к сожалению, или к счастью, невозможен... Поэтому энтузиасты не ленятся изобретать велосипеды или просто надевают сапоги и с простым шестом в руках пробираются по болотам в поисках заросшего камышом оазиса...

Однако вернёмся к терминологии. Понятию "правое полушарие" будет соответствовать понятие "эмоциональное начало" или "сердечное начало". Иногда соответствующий "сердечному началу" психический процесс будет называться "кардиализацией сознания". Иными словами, это будет то же, что синхронизация рационального начала с эмоциональным, или сердечным. Соответственно функционирование левого полушария, связанного с рациональным началом, будет в "модели нашего представления" названо "малым разумом", что может быть связано с асинхронной работой полушарий мозга. Синхронное же функционирование обоих полушарий будет названо состоянием "большого ума" или - "большим сознанием". Процесс синхронизирования их работы назовём "расширением сознания". По ходу дела будут введены и другие понятия, несомненно, имеющие онтологический статус, а также будут рассмотрены и уже введённые понятия с различных углов зрения. И всё будет подчинено одной цели - научиться быть счастливым без помощи технических "костылей". Впрочем, не отрицая, прагматической пользы достижений научной и философской мысли, попытаемся понять, каким образом то и другое может быть объято и понято в совершенно ином аспекте - религиозном. Попытаемся рассмотреть вопросы, лежащие в области науки и религии, философии и физики, психологии и политики, искусства, эстетики, лингвистики, мистики - в их взаимосвязи... Не все из названных областей знания и веры, возможно, следовало бы включать в эту книгу. Однако автор усматривает глубинную связь между ними, если не явную, то скрытую и даже, порой, негативную. Поэтому эту книгу нельзя назвать научной работой. Скорее это - философско-психологическая публицистика, подчинённая одной широкой идее - идее гармонии, которой так недостаёт в жизни. Соответственно, эта книга является отражением мировоззрения и миросозерцания автора, пытающегося найти как можно больше связей между элементами мироздания и областями человеческого их постижения. Эта работа, кроме того, конечно, ещё и своеобразная апология, так необходимая для того, кому предстоит ещё долго идти в темноте в поисках света, однажды мелькнувшего перед глазами.

ВСТУПЛЕНИЕ

В результате несчастья происходит разрыв связи сознания с сердцем. Их единство нарушается оттого, что мысль, ранее желанная, делается невыносимой. Волевым усилием, мотив которого исходит от головы, она гонится прочь, чтобы освободить от неё сердце. Ибо некогда любимое теперь выглядит неприятным, отталкивающим. Становится даже болезненно невыносимой и сама мысль о ранее любимом предмете.

Кажется, невыносимым не только одна мысль, но и многие другие - почти все остальные мысли. Всё перестаёт интересовать. То состояние, когда мысль притягивала, хотелось бы принимать за норму, но этого уже нет. Поэтому, раз нет этого, то и всё остальное бессмысленно и чуждо.

Древние говорили: когда у мужчины есть невеста, он окружён не мужчинами и женщинами, а народом.

Но что происходит с мужчиной, если он теряет невесту?..

Всё бессмысленно... Всё становится ещё более невыносимым и мучительным... Сначала человеком овладевает меланхолия, затем - депрессия, болезнь, переходящая в клиническую фазу, из которой, как будто, уже нет обратного выхода...

Как вернуться в прежнее состояние духа?

Эта задача бывает не из лёгких, даже для того, кто выбрался однажды из болота, но потом снова наступил на те же самые грабли...

К какой же всё-таки первой мысли стоит прибегнуть в подобной ситуации?

По-видимому, нужно полюбить что-либо или кого-либо снова так, чтобы мысль о новом объекте любви стала радовать, и чтобы сердце вновь обрело гармонию с разумом.

Тогда всё начнёт постепенно возвращаться на свои места. Здесь находится ключ. Всё нужно распутывать с конца.

Сначала необходимо научиться ощущать каждую мысль сердцем. Вызывать её из памяти и сверять с сердцем: "Люблю? - Люблю!" Сначала возможен предварительный этап: "Нравится? - Нравится".

Нужно снова научиться ощущать сердцем мысль, направленную на объект или субъект любви. (Субъект, надо полагать, достоин большего внимания, чем объект. Конечно, можно и субъект, т.е. другого человека, понимать или чувствовать, как объект, мало отличающийся от материального неодушевлённого объекта. Однако в этом случае налицо несомненная ошибка в мировосприятии, точнее, налицо эгоцентрическая направленность характера).

Любовь... Любовь должна быть конкретной. Не следует её подменять космополитической филантропией, склонной к абстракции. Не следует говорить: "итак следует любить всех". Чтобы научиться большой любви, нужно, по крайней мере, научиться малой. А затем - как вокруг кристалла в перенасыщенном растворе...

Постепенно установится положительный взгляд на жизнь, исчезнет тоска и безнадёжность. Надо быть честным с собой и другими. Не следует влюбляться отныне в то или в того, к чему или к кому любовь может прекратиться. Не следует также влюбляться сугубо романтически. Ибо за экзальтацией, присущей такой влюблённости, последует неизбежное разочарование и, далее, начнётся процесс, ведущий к дисгармонии сознания и сердца, болезнь...

Но если такое уже произошло, нужно, начиная с самого начала, пройти все этапы исцеления, которые мы и попытаемся рассмотреть в этой работе.

Помимо этой, как бы "узкой" темы, возможно, интересной не всякому, будут затронуты, так сказать, ещё более "тесные" вопросы, приведшие автора к "вратам", пройти через которые без тайного знания невозможно ни больному, ни здоровому человеку. Если здоровый читатель вооружиться терпением, а больной - желанием исцеления, - то в определённом автором месте данной работы, оба найдут весьма интересные сведения, или, так сказать, тайные знания, вполне доступные для восприятия каждым нормальным человеком, желающим обрести ответ на извечный вопрос о смысле существования; и более того, автор откроет читателю в доступной форме то, что скрыто для простого видения, философами, учёными, богословами, - то есть всеми современными или древними мудрецами-снобами. То, что скрыто от нас - подобно очагу папы Карло. Стоит протянуть руку, сорвать завесу, вставить и повернуть ключ - и волшебная дверь откроется...

Но где взять ключ от этой двери, ведущей в "сказочный" мир счастья?

Впрочем, почему - "сказочный"? Кто сказал, что он "сказочный"?

Есть этот "золотой ключик" и он вовсе не от сказочной двери!

Есть эта дверь, которую нужно найти и отворить!

Итак, попробуем сделать это вместе?..

Сначала воспользуемся руководством Вильяма Джемса:

"Казалось бы, поступок должен следовать за чувством, но в действительности поступок и чувство идут рядом; и, управляя поступками, находящимися под более прямым контролем воли, нежели чувства, мы получаем возможность косвенным образом управлять чувствами.

Таким образом, высший сознательный путь к жизнерадостности, если она нами утрачена, - это взять себя в руки и заставить и поступать так, как если бы жизнерадостность была нами обретена..."

Совет весьма полезный с прагматической точки зрения. Но - недостаточный с точки зрения духовной. Кроме анализа необходим синтез, переход на другую качественную ступень духовности.

...Сознание - предметно. Предмет сознания может быть, как объективным, так и - образом из необъективного мира. Последний - более сродни природе сознания. Он ощущается исключительно субъективно и более внутренне, чем предмет из объективного мира, тем более, если он будет погружён в любовь. Истинная правда - в Боге, в Его любви, которая лишь с Ним возможна быть идеальной и всемогущей. Найти способ исцеления - и будет означать одновременно то, как найти путь к миру горнему, божественному, как войти с Ним в контакт, как найти Его Самого...

Почему не обратиться к этому живому источнику, если нас замучила жажда?

Если мир внешний не приносит счастья, не позволяет сердцу и сознанию находиться в гармонии в достаточной степени, то не указывает ли это на то, что следует направить внимание на мир духовный, который всегда с нами - стоит лишь обратить к нему взор.

В каком духовном состоянии мы будем пребывать - будут зависеть и плоды нашего духа: либо то будут взлёты и падения, инфантильные экстазы и депрессии, либо мы обретём настоящее счастье святых, душевный покой и - одновременно безграничное движение жизни в духе; познаем новый и "таинственный" скрытый от грубого взора мир, с его законами и тайнами, и даже, может быть, встретимся с Существом, дарующим космическую любовь и реальное бессмертие...

Гармония мысли и сердца предполагает их сознательную или бессознательную связь с Богом. Именно тогда становится понятным, что такое богомыслие. Настоящее богомыслие невозможно без благочестивой жизни. Отсутствие благочестия влечёт к появлению греха, который невольно заставляет думать и сосредотачиваться на себе, на своём эгоизме, на своей вовлечённости в материальный мир, от которого страдает падшая душа. Эта нездоровая направленность сознания вызывает дисгармонию с сердцем. Какое возможно богомыслие при неблагочестии? О том, что противно совести даже и неблагочестивому человеку будет неприятно думать. Столкновение грешных мыслей с сердцем приводит к бессознательному конфликту сознания с сердцем, к унынию, депрессии, болезни, к неспособности сопротивляться греху, а значит - к духовной смерти.

В то же время каждый избирает в силу своих духовных даров меру благочестия или даже, может быть, святости...

И "мерою доброю, утрясённою, нагнетённою и переполненною отсыплют вам в лоно ваше; ибо какою мерою мерите, такою же отмерится и вам" (Лк. 6,38).

Но в то же время "Не мерою даёт Бог Духа" (Ин. 3,34).

Солнце светит одинаково как для праведников, так и для грешников.

Следует предположить, что описанные в этой книге явления, не всякому человеку окажутся близки. По мнению автора, главным в этой работе является показать те духовные и психические процессы, которые не многие люди способны постичь, или, точнее, которые не многим людям открываются, а если открываются в экстремальной ситуации, то это происходит без их участия. Посему, если хотя бы человек, по меньшей мере, знал бы о возможности таковых феноменах бытия, то они и скорее бы ему открылись. Не следует, впрочем, отрицать возможного взгляда на описываемые явления через иные призмы мировосприятия: духовная жизнь богата сокровищами.

"В доме Отца Моего обителей много" (Ин.14,2).

ФИЛОСОФСКОЕ ВСТУПЛЕНИЕ

"Философия есть там, где есть искание единства духовной жизни на путях её рационализации" (прот. В. Зеньковский. История русской философии, т. I, с. 15).

Методами прагматизма необходимо зачеркнуть прагматизм как учение о том, что истин много и выбирать нужно ту, которая выгодна. Необходимо и освободиться от сознания сугубо практического во имя эсхатологического и мистического.

Эта работа писалась на протяжении многих лет, и многие главы остаются в том виде, в каком были написаны одним человеком в возрасте двадцати лет, тем же человеком в возрасте между двадцатью и тридцатью, и тем же человеком, в возрасте от тридцати и далее. И теперь этот же человек обрабатывает текст, написанный более тридцати лет назад, и не знает, имеет ли он право вносить какие-либо поправки: ведь тот, кто оригинально написал эту работу - вовсе не тот, кто её сейчас пытается отредактировать...

Я не имею права редактировать то, что было написано так давно. Я - совершенно другой. Тем не менее, нет никого - другого - кто мог бы выполнить эту работу лучше...

Чувствую, что это - мой долг: вынести это исследование из своего письменного ящика прежде других, может быть, более привлекательных в литературно-художественном плане произведений, тоже всё ещё находящихся в рукописных черновиках...

"Христианство аскетическое было обратной стороной христианства, приспособленного к миру" (Н. Бердяев, Самопознание. ТамИздат, 1949 с. 318).

Но освободиться действительно практически можно, используя сам же метод, выработанный практикой - ведь мы не можем сразу экзальтировать от объективного мира к горнему. Именно здесь, может быть, происходит связь прагматизма В. Джемса и персонализма Н. Бердяева. Сам прагматический подход В. Джемса к религиозному опыту - явление чисто инструментальное. - (В. Джемс, Многообразие религиозного опыта. Издание журнала "Русская мысль", М. 1910, Товарищество типографии А. И. Мамонтова, Предисловие к русскому изданию С. Лурье. с.V). Он ориентирован на минимальное онтологическое доказательство состоятельности религии. Это - своего рода вполне рассудительная апология. Апелляция к проблеме счастья даёт право не просто называться философией, а даёт и право претендовать на саму жизнь. Но любое доказательство всегда останется чисто рациональным продуктом. А жизнь может быть пережита только экзистенциально. И поэтому В. Джемс, конечно, по-своему убеждает, но его философия не преображает. Для преображения нужен полёт мысли и духа, нужна духовная свобода, которую отстаивает Н. Бердяев в своём экзистенциальном персонализме.

Тем не менее, используя методы прагматизма в чисто инструментальной функции, лишь для того чтобы правильно пользоваться своим рассудком и таким образом раскрыть при помощи него наше сердце для Откровения Божества, мы должны будем перейти в дальнейшем духовном развитии на ступень духовную - ту иррациональную область жизни, где рассудок станет в безмолвии созерцать открывающиеся душе божественные бесконечные миры.

И тогда будет преодолено противоречие между разумом и сердцем, между прагматизмом и персонализмом, между косной физикой объективизма и экзистенцией свободного духа; тогда душа обретёт мир, гармонию и экзистенциальное счастье.

В этой книге автор попытается показать то, что "сonsidentia oppositorum" ("увязывание противоположностей") этих двух философских направлений возможно именно в религиозном мистическом творчестве. Тут будут рассмотрены различные вопросы, соприкасающиеся той или иной своей стороной с главной проблемой - проблемой выхода из депрессии и нахождения путей, ведущих к счастью. Поскольку при этом нельзя избежать философских вопросов, будут и "философские" главы. Однако, работа эта - нефилософская. "Сам по себе опыт во всём его многообразии и его описание ещё не образует философии, - опыт лишь ставит проблемы для философствующего сознания, от него лишь исходит философское творчество" - (Прот. В.Зеньковский, История русской философии, т. I, с.16). Эта работа имеет более "приземлённый" характер в своей цели. Она адресована человеку, который попал в трудное положение, потерял счастье и радость. Если какие-либо места окажутся не совсем понятными, то автор просит его извинить за не дискурсивную манеру изложения. Читатель всегда вправе пропустить неинтересный материал: книга писалась на протяжении многих лет, и одна и та же проблема возникала под разными углами зрения, как философскими, так и житейскими. Тем не менее, по мнению автора, в этой работе сохраняется внутренняя логика, некий суггестивный слой, который возможно осознать лишь при втором прочтении, однако который должен войти в подсознание и при первом ознакомлении и создать некий общемировоззренческий фон...

Отметим заранее то обстоятельство, что автор не считает себя ни психологом, ни психиатром; не является ни тем, ни другим в той мере, в которой возможно относить данную квалификацию к профессии. Автор лишь увидел свет в тени собственных психологических и духовных трудностей, заметил некоторые закономерности, определил для себя спасительное направление и решил поделиться своими наблюдениями с другими. Насколько окажутся верными эти наблюдения, пусть судит человек, когда-либо оказывавшийся в депрессионных тупиках. Тот, кто не испытывал подобное, возможно, не найдёт в этой книге ничего для себя интересного. С другой стороны, здесь будут рассматриваться самые различные вопросы, которые, будем надеяться, не останутся ни у кого без внимания.

Тем не менее, автор будет рад, если эта работа кому-то станет близка, кто прочтёт её с интересом, извлечёт что-либо полезное. Ведь становится радостнее, когда поделишься пережитым с другими, облегчив тем самым их усилия в преодолении жизненных препятствий.

Психическое заболевание в отличие от заболевания телесного может развиваться незаметным для человека образом. Близкие больного, и те, не замечают порою изменений в человеке, постепенно, на протяжении длительного времени привыкнув к его странностям и причудам, толкуя их по-своему, заражаясь даже душевным его недугом и незаметно для себя "увязая" в болезни, о которой - скажи таким людям - оскорбятся, ни за что не признают себя больными.

Почему указание на душевное нездоровье способно так сильно задеть, обидеть или оскорбить? Видимо, всё-таки, духовное важнее физического (Мф.5,30).

Тем не менее, подобно тому, как изобилуют физические болезни и увечья, - нет почти что психически здоровых людей. И чтобы излечиться, человеку прежде всего следует признать себя больным или, по меньшей мере, духовно неразвитым; признать не с безнадёжной обречённостью на погибель, а с целью найти противоядие для преодоления своего недуга.

Это - первое условие: распознать в себе душевный излом. У каждого он свой. Но рецепты могут оказаться общими, поскольку онтологические корни всякого нездоровья располагаются в духовных сферах. И если вокруг этих корней неблагополучная питательная среда, то и душа, и психика, и тело подвержены страданию.

"Среди эмпирических событий, которые могут привести к кризису, различные авторы выделяют такие, как смерть близкого человека, тяжёлое заболевание, отделение от родителей, семьи, друзей, изменение внешности, смена социальной обстановки, женитьба, резкие изменения социального статуса и т.д." (Василюк Ф.Е. Психология переживания. Анализ преодоления критических ситуаций. Изд. Моск. Университета 1984, с. 46).

"Необходимым признаком фрустрирующей ситуации согласно большинству определений является наличие сильной мотивированности достичь цель - удовлетворить потребность - и преграды, препятствующей этому достижению" (там же, с.36).

"Из-за чуждых (внешних) соблазнов люди наживают себе внутреннюю печаль" (Гиппократ, цитируется по книге "Давид Анахт", Сочинения, Издательство социально-экономической литературы, Ф/Н "Мысль", М. 1975, с.61).

Чтобы избежать кризиса, как только возник на него намёк, возможно, как бы "завалить" его, поставив перед собою решение каких-либо иных проблем, играющих некоторую важную роль в нашей или чужой жизни...

Возможно даже заставить себя думать о чём угодно другом, но только не о том, что заполонило всю нашу черепную коробку потоком циклической бесконечной и беспокойной мысли...

Пройдёт время, и новые проблемы покажутся не менее, а наоборот, более важными, чем те, что готовы были выбить нас из колеи жизни надолго или даже навсегда...

Подобные и множество других приёмов, конечно, полезны и даже хороши. Они могут помочь. Но, вот, что делать, если вдруг мы снова наступили на те же самые грабли?

Счастье не бывает продолжительным... Всему наступает конец.

И, тем не менее, счастье бывает. И даже настоящее счастье.

Но как же всё-таки избежать стресса, фрустрации, депрессии? Что делать, если оказался в тупике?

Может существовать много различных средств. Одно из них - надежда на будущее счастье. Прагматическая забота о будущем состоянии духа может помочь выйти из кризиса. Могут помочь от мучащего вопроса встречи, беседы, помощь другим людям, а также - и это главное - молитва.

В этой работе будет предложено некое "средство" ...

Назовём его, например, целостным мироощущением, к которому автор призывает читателя. Мироощущение, со множеством индивидуальных оттенков, соответствующих психическому и душевному складу личности. Чтобы ближе подойти к этому вопросу, рассмотрим подробнее то состояние души, при котором человек оказывается на краю гибели или, напротив, у врат спасения - в зависимости от того, как он поведёт себя в дальнейшей своей жизни.

Несмотря на то что и другие заболевания могут иметь отношение к нашей теме, в качестве примера ограничимся рассмотрением заболевания, известного в психиатрии как маниакально-депрессивный психоз (МДП), или, по современной американской терминологии - "bipolar disorder".

Заметим, что элементы этого заболевания присутствуют в жизни любого человека, независимо от того, считает ли он себя или считают ли его другие здоровым или больным. Следует отличать болезнь клинического характера, ярко выраженную, от душевного недуга человека, привыкшего к своему душевному и психического складу и потому не ведающего о том благодатном состоянии, которого он лишён.

Прежде всего, что такое МДП? Каковы возможные причины этого дисбаланса психики?

Процитируем старый медицинский справочник.

"Наиболее благоприятной почвой для появления МДП является, по Павлову, повышенная возбудимость нервной системы..."

"Ничем не сдерживаемое возбуждение ведёт к перенапряжению, так что нервная система "расплачивается" тут же периодами депрессии..."

"Наблюдается ослабление как внутреннего, так и внешнего торможения, т. е. явное преобладание раздражительного процесса над тормозным в отношении простейших форм условно-рефлекторной деятельности..."

"Вместе с тем более сложные формы этой деятельности оказываются заторможёнными. При депрессивной фазе имеется преобладание тормозного процесса над раздражительным, относительная слабость раздражительных процессов в коре головного мозга..."

"Симптомы. Болезнь протекает в виде приступов (маниакально-депрессивные или смешанные МД фазы), между которыми отмечаются светлые промежутка, когда больной клинически здоров.

Симптомы маниакальной фазы: повышенное настроение, интеллектуальное и психическое возбуждение (скачка идей, но без разорванности, отвлекаемость, стремление к беспрерывной деятельности, резкое возбуждение, отсутствие чувства усталости). Наряду с этим имеет место переоценка собственной личности, иногда бредовые идеи (идея величия).

Симптомы депрессивной фазы: угнетённое настроение, интеллектуальная и психическая заторможенность, бредовые идеи самообвинения, преследования, стремление к самоубийству..."

Примером такого недуга могут быть некоторые герои А. И. Куприна:

влюблённый Желтков в "Гранатовом браслете", Назанский и Ромашов в повести "Поединок" ...

"- О, как мы не умеем ценить её тонких, неуловимых прелестей, мы - грубые, ленивые, недальновидные. Понимаете ли, вы, сколько разнообразного счастия и очаровательных мучений заключается в нераздельной безнадёжной любви? Когда я был помоложе, во мне жила одна греза: влюбиться в недосягаемую, необыкновенную женщину, такую, знаете ли, с которой у меня никогда и ничего не может быть общего. Влюбиться и всю жизнь, все мысли посвятить ей. Всё равно: наняться подёнщиком, поступить в лакеи, в кучера - переодеваться, хитрить, чтобы только хоть раз в год случайно увидеть её, поцеловать следы её ног на лестнице, чтобы - о, какое безумное блаженство! - раз в жизни прикоснуться к её платью.

-И конечно кончить сумасшествием, - мрачно сказал Ромашов.

-Ах, милый мой, не всё ли равно! - возразил с пылкостью Назанский и опять нервно забегал по комнате. - Может быть, почём знать? - вы тогда-то и вступите в блаженную сказочную жизнь. Ну, хорошо: вы сойдёте с ума от этой удивительной, невероятной любви, а поручик Диц сойдёт с ума от прогрессивного паралича и от гадких болезней. Что же лучше? Но подумайте только, какое счастье - стоять целую ночь на другой стороне улицы, в тени, и глядеть в окно обожаемой женщины. Вот осветилось оно изнутри, на занавеске движется тень. Не она ли это? Что она делает? Что думает? Погас свет. Спи мирно, моя радость, спи, возлюбленная моя!.. И день уже полон - это победа! Дни, месяцы, годы употреблять все силы изобретательности и настойчивости, и вот - великий, умопомрачительный восторг: у тебя в руках её платок, бумажка от конфеты, оброненная афиша. Она ничего не знает о тебе, никогда не услышит о тебе, глаза её скользят по тебе, не видя, но ты тут, подле, всегда обожающий, всегда готовый отдать за неё - нет зачем за неё - за её каприз, за её мужа, за любовника, за её любимую собачонку - отдать и жизнь, и честь, и всё, что только возможно отдать! Ромашов, таких радостей не знают красавцы и победители.

- О, как это верно! Как хорошо всё, что вы говорите! - воскликнул взволнованный Ромашов..." (Куприн А.И., Поединок, Издательство "Карелия", Петрозаводск 1976, с. 49-50).

В качестве другого, более приземлённого примера, можно сослаться на больного, выведенного в книге "Познай себя" (Издательство "Литур", Екатеринбург, 2000, Глава 6, с.195) под именем Яна Ленда, о котором пишет известный врач психоаналитик Эрик Берн.

Не будем, впрочем, углубляться в примеры, которых и без того предостаточно в нашей жизни.

В подсознании нашего "подопечного" находятся все предпосылки, чтобы после экзальтации окунуться в болото депрессии, дойти до сумасшествия. В его подсознании происходит конфликт двух искушающих начал - по терминологии Эрика Берна - одно из них: "Либидо", другое: "Ид". Иногда эти начала выходят из-под контроля сознания.

Заострению этих начал способствует несоответствие мира идеалам нашего героя, его непримиримость с обывательским общественным мнением, цинизмом окружающего большинства. Наступает конфликт благородного "Я" с низким "я" нашего "пациента". И даже если человек встал на путь самосовершенствования, он может оказаться в путах недуга. Путь духовного совершенствования таит в себе угрозу перейти в непролазные дебри деградации. Вот почему подвижнику необходимо руководство в лице опытного духовника. Но если нет такового, и ты уже оказался в болоте, то придётся, как уже говорилось, самому надевать простые сапоги и с шестого в руках выискивать тропу из непролазной топи...

Эрик Берн очень хорошо проводит психоанализ. Однако, он не идёт далее того. Впрочем, он ссылается на Карла Юнга, который, как пишет Эрик Берн, "заинтересовался мистическими аспектами психики" и что, "многие мысли Юнга поразительны и наводят на дальнейшие размышления, особенно его подход к вопросу об образах и о смысле жизни" (Эрик Берн, "Познай себя", Глава 8, стр. 257).

Которое из конфликтующих начал личности победит? Найдёт ли наш "герой" себе спутника жизни, разделяющего его взгляды? Не разочаруется ли он в нём очень скоро? Всё ли сложится так, как хотелось бы, как мечталось когда-то? Или холодный мир ударит его, искалечит, укажет место для прозябания? А может быть, всё-таки, "герой нашего времени" найдёт в себе силы и вновь узрит свет, который возвратит ему душевный мир, радость и даже счастье?..

В реальном мире для того, чтобы быть благополучным, наверное, не следует долго оставаться романтиком или идеалистом.

Мирской романтик в поисках идеала, в поисках спутника жизни, в кого-то влюбляется, возможно, по-глупому, ибо как романтик он не может быть не влюблённым, а за неимением иной "пищи" готов утолить голод любой внешне привлекательной едой, подобно герою романа Ивана Лукаша "Бедная любовь Мусоргского" (Издание книжного дела в США, Victor Kamkin, Inc. Washington, D.C. 1967). Он начинает есть, но не насыщается. Он думает, что не распробовал ещё вкуса, ест дальше...

Девушка красива... Он влюбляется так, что готов для неё на всё. Мало того, он сам убеждает себя в том, что влюблён безмерно, потому что не может жить без платонической влюблённости. Выбрав роль романтического героя, он становится безумен в своей беспредельной любви. Одна мысль о любимой вызывает в его груди блаженное ощущение трепетного поэтического пламени...

Так, наш герой ходит на работу, встречается со знакомыми, занят всевозможными обыденными делами, однако, внутренне устремлён в мир иной, выдуманный. Не проходит и четверти часа. Как мысль его наполняется образом возлюбленной и вызывает восторг всего его существа. Этот период его жизни может продлиться относительно долго. Он и не пожелает изменить своё положение, отказаться от блаженства, хотя и не знает ещё, любим ли. По ночам он не может заснуть - настолько он счастлив от одного воспоминания образа своей возлюбленной. Кратковременный утренний сон - и ему привидится она - и ещё более счастливый день ожидания: когда же настанет тотчас и он увидит её и даже, может быть, поговорит с нею по телефону? Хотя бы о каких-нибудь пустяках... Ведь эти "пустяки" для него имеют огромное значение! А может быть, он даже с нею встретится и при каких-то обстоятельствах прикоснётся к её руке или платью?.. Это кажется ему невероятным, и от одной только мысли он уже приходит в экстаз, который с ним не случится, наверное, если он встретится со своей возлюбленной и даже прикоснётся к ней в действительности. С каждым часом, с каждым днём, любовь возрастает в его сознании и сердце. Он может любить только платонически, в отличие от той пошлой "любви", что он наблюдает повсюду. И пока он не поймёт, что его любовь не меньше, чем та, о которой пишут в романах, то он не захочет и не сможет признаться своей возлюбленной в своих высоких чувствах. Ведь, он же не может "лгать" в таком святом деле ни ей, ни себе. Проблема, однако, заключается в том, что он слишком долго вынашивает в себе свои чувства, проверяет соответствие сердечного и ментального начал. Таким образом, происходит незаметная дифференциация в работе правого и левого полушария головного мозга, если следовать модели нашего построения, какое бы она не имела соответствие с физиологической онтологией. Замечается заострение внутреннего конфликта сердечного, эмоционального с неразвитым инфантильным рациональным началом. Это подготавливает почву для разрыва природной связи сознания с сердцем, которое не замедлит произойти, как только наступит кризис...

А время идёт... Возлюбленная навешивает на юношу "ярлык", полагая, что вполне изучила за время знакомства его душу, которую по-настоящему в состоянии оценить может лишь только Сам Бог...

С её женской природной логикой "terra-a-terra" он стал ей, по меньшей мере, неинтересен. А может быть, уже появился другой кандидат, этакий простой парень, который вполне устраивает её инстинктивные запросы...

Да, он - чудак, правда, хороший... Но он не тот мужчина, который применит карате, в случае необходимости, не тот, который сможет заставить её подчиниться - обнимет, как бы невзначай, легко и просто, так что покажется, будто всё так и должно быть... Так рассуждают, конечно, не все, а те, кто живёт в том мире, где закон сильного превалирует над моралью, где свои же обидят, а обиженный будет мстить, тем самым, поддерживая и упрочивая эти законы...

"Да... Этот чудак живёт нереальным миром... Какой-то сумасшедший... Какой он может быть муж? Какой он мужчина? Мужчина должен быть первым, как вожак в стае..." - рассуждает требовательная "самка".

"СВЕТ ЛЮБВИ"

"Готтлиб Шнейбель из университета города Ютика (США) утверждает, что влюблённые люди излучают особый свет.

Во всяком случае, это зафиксировал сконструированный им прибор. Более того, продолжает учёный, когда двое влюблённых берутся за руки, то свечение немедленно усиливается, рассказывает югославский журнал "Политикин забавник". (21 января 1989 года. Газета "Труд").

Поистине, нелегко современному романтику встретить свою вторую половину! Однако, такая встреча возможна, и не где-нибудь при необыкновенных обстоятельствах, а там, куда приходят "труждающиеся и обременённые", последовательно ищущие истину, а именно - в Церкви.

Вне церкви в лучшем случае в позапрошлом веке ещё, наверное, можно было встретить инфантильного романтика, не успевшего ещё разочароваться в своих наивных идеалах, в окружающих его людях, в самом себе; не успевшим ещё сформировать последовательного мировоззрения и не нашедшего гармонии интуитивного и сознательного. Однако двое подобных могут легко поддаться "мерзости запустения", и либо их союз окончится прахом, либо - что будет ещё хуже - оба привыкнут терпеть друг друга в силу каких-либо материальных или социальных обстоятельств: финансовая зависимость, "жилплощадь", дети...

Если же человек останется верным своему внутреннему голосу, то порвёт с невыносимым ему образом жизни и, может быть, придёт в Церковь как в последнее пристанище.

Тем не менее, прийти в Церковь, наверное, лучше не разочарованным во всём и вся, лишь для эгоистического утешения своих страданий, а - полным духовных сил и желания вложить их в то дело, в котором видишь исполнение своих надежд и желаний и в успех которого веришь. И чем раньше человек осознает необходимость в Посреднике, на которого можно положиться, тем скорее он найдёт и спутника своей жизни с подобными же взглядами.

Церковь учит всепрощению и смирению, которые редки в мире, но которые так необходимы для брака. Всепрощение и смирение без Христа, прощающего и унизившего себя до человека, до Своего Распятия - основы, на которой зиждется христианская Церковь - немыслимы.

В Церкви человек находит поддержку в своём желании измениться и преобразиться духовно. И не страшно опереться на руку Христа, оказавшись, подобно Симону Петру, в воде. Не страшно последовать за Христом! Любой кризис или внутренний конфликт подлежат преобразующему исцелению. При этом сами наши страдания и немощи могут послужить определённой ступенью в самопознании и духовном совершенствовании, которое закрыто для многих, поверхностно благополучных людей, не испытывавших по-настоящему кризисных ситуаций, всегда их избегавших. К сожалению, таково окружающее нас большинство людей. А мы, вдруг оказались не "как все", другими. Эти другие могут посчитать нас ненормальными, и даже навесить на нас ярлык сумасшедшего.

Можно впасть в депрессию через переоценку ценностей. Но с другой стороны, как раз посредством кризиса и депрессии, с неизбежной для них и сопутствующей переоценкой ценностей, мы можем достичь и реального духовного совершенствования, и преображения, закрытого для большинства "толстокожих".

...А любовь нашего подзащитного достигает апогея. Наконец, он делает признание. Ему отказывают. Наступает фрустрация, которая приводит к душевному конфликту и психическому кризису, к "мировой скорби", депрессии и т. п. Что же произойдёт дальше?

Ведь любовь нашего героя стала настолько сильной, что превратилась почти что в маниакальную одержимость. Что говорить, если одна только мысль о любимой делала его счастливейшим на свете! (Автору вспоминаются слова, найденные в библиотечной книге, на оставленной какой-то, по-видимому, влюблённой девушкой закладке: "Всё, что в мире есть, - у меня!"). Но любовь к смертной не может быть адекватна божественной безграничной любви, что изливает на всех Бог. Наш больной, однако, жаждал именно подобной любви, только, вот, в силу своей духовной инфантильности, ошибся немного адресом и выбрал объект, не совсем соответствующий для таких высоких чувств... Поистине, не следует создавать себе кумира...

Силу божественной любви он перенёс на человека... И сам, не будучи достаточно святым, оказался не способным выдержать силы такой любви. Его любовь превратилась в манию, в психоз, в болезнь. Пусть эта болезнь - сладостная. Но она подобна пороховой вспышке, которая сжигает вместе с собою...

И если в своей одержимости наш больной взлетел до беспредельного экстаза, - то что произойдёт дальше, когда направленность его чувств и одержимость ещё стремят его к счастливому состоянию, но разумом он уже знает, что любовь его невозможна, что отказ делает всё бессмысленным?..

Одновременно мысль о возлюбленной вызывает у него и экстаз, и - противоположное экстазу - осознание голой бесперспективной правды безответной любви, понимаемой его рассудком и унижающей его до состояния неодушевлённого предмета.

Сталкиваются две противоположные мысли: счастливая - о возможности любви, находящая ответ в сердце; и одновременно - другая - уничтожающая первую мысль и чувства с нею связанные, - мысль, не находящая привычного и комфортного сердечного ответа, но погружающая в пропасть небытия, в которую наш герой теперь стремительно летит. Первая мысль направлена к сердцу, вторая - от сердца прочь. Последняя получает развитие. А вскоре повергает в страшную бездну разочарования. Так из маниакально-возвышенной стадии психоз переходит в маниакально-депрессивную фазу, и тогда, вполне вероятно, наш больной становится клинически больным.

В прошлые века такие люди кончали собою или уезжали на войну, чтобы поскорее расстаться с жизнью благородным образом. Конечно, и сейчас находят способы сквитать счёты с судьбой тем или иным способом. Тем не менее, нашему веку это не свойственно. Окружающее общество склоняет лишившегося воли человека к своим обычаям и моральным нормам. Так, из человека, сгоревшего в поисках подлинного счастья возникает идиот или подонок, в качестве компенсации своей несчастливой судьбы, разменивающий высокие чувства на гедоническое желание мгновенного удовлетворения: уже не душевного, а плотского.

"Например", - пишет Василюк Ф.Е. ("Психология переживания, с.50), - "За такими целями защитных механизмов, как "избегания страдания", "устранение неприятного состояния", отрицание "болезненных элементов опыта", безо всякого труда угадывается одна и та же гедонистическая устремлённость к здесь-и-теперь удовлетворению".

Человек теряет уважение, друзей, хорошую работу, становится озлобленным на всех и вся, циничным, безразличным и небрежным - даже к самому себе...

10.

"Из зала суда"

"Опасный жених"

"Сорокалетний электромонтёр одного из тульских предприятий Лев Сапожков влюбился в работавшую вместе с ним Нину Т. и предложил ей выйти за него замуж.

- Не люблю я вас, Лев Георгиевич, и поэтому не могу стать вашей женой, ответила женщина. Отвергнутый жених расстроился.

- Вон из Тулы! - воскликнул он.

Нет, Сапожков не собирался идти искать по свету "где оскорблённому есть чувству уголок". Он потребовал, чтобы Тулу покинула Нина, а заодно и её сестра Галина, которая могла при встречах возбуждать нежелательные воспоминания.

Сёстры Т. оставлять любимый город и работу не пожелали.

- Напрасно. Хуже будет. Нам на одной земле места нет, - предупредил Сапожков и вскоре привёл свою угрозу в исполнение. Ночью он пришёл к дому, где жили ставшие теперь ненавистными сёстры (курсив мой, - А.Б.), поднялся на второй этаж, облил бензином дверь их квартиры, коврик, и поджёг.

На втором этаже загорелись двери двух квартир, деревянный пол, огонь перекинулся на лестничную площадку третьего этажа.

Люди, не подозревавшие об опасности, спали. К счастью, от огня замкнулись провода электрического звонка. Неумолкающий звон разбудил В. Лебедева, который вынес из огня своих детей, разбудил соседей. Люди спаслись, но их квартиры огонь не пощадил.

Судебная коллегия по уголовным делам Тульского областного суда приговорила Л. Сапожкова за покушение на убийство способом, опасным для жизни многих людей, уничтожение государственного и личного имущества граждан к лишению свободы сроком на 8 лет. Постановлено взыскать с осуждённого в пользу потерпевших материальный ущерб.

Верховный суд РСФСР оставил приговор без изменения".

М. Миронов.

(Газета "Труд", 25 августа 1983 года).

11.

Небрежность человека, которую мы так часто встречаем, может иметь своей причиной не обязательно плохое воспитание. Она может быть следствием затянувшегося внутреннего кризиса, - то есть внутренней небрежности, небрежности духовной; - следствие неудовлетворённости собою, подсознательным ощущением нечистой совести и не выполненного долга перед жизнью и Богом.

При бесхозяйственности и безразличии в государственной работе небрежность получает прогрессирующее развитие - тем более проявляющееся у социальных низов, которым "и так терять нечего" (см. "Манифест коммунистической партии" К. Маркса и Ф. Энгельса, - о люмпен-пролетариях).

Зачем быть аккуратным к тому, к чему я безразличен и что выполняю с неприязнью?.. За нелюбимую работу я получаю гроши... Так зачем же делать качественно для тех, кто не ценит твой труд?..

Из-за унижения человеческого достоинства человек начинает делать всё, кое-как и небрежно. Постепенно он и сам становится небрежным и не замечает, что сама его жизнь идёт кое-как...

Это же отношение незаметным образом переносится и на те объекты, которые когда-то радовали. Так, наверное, зарождаются циники, которых мы встречаем на каждом шагу. Мало что может по-настоящему радовать такого человека. Вырабатывается скептическое отношение, которое является своего рода защитой для больной психики, подобно шлему сварщика. Его душа надевает на себя маску, и сама на себя уже смотрит не изнутри, а глазами другого, кто видит эту уродливую маску со стороны. Происходит чудовищное овнешневление, объективация и профанация духовной природы.

Сама душа, разломившись на две части: овнешневлённую, связанную с социальной жизнью, и - искажённую внутреннюю, страдающую из-за такой диспропорции, и противящуюся другой половине, - незаметно конформируется в нечто больное психически, уже неспособное найти никаких исцеляющих средств...

12.

В словах Вильяма Джемса о взаимозависимости поступка и чувства, приведённых выше, можно найти прагматический ответ на вопрос о том, что следует предпринять в подобном случае.

Пребывая в болезненном состоянии, человек может не подвергать это своё состояние анализу. В этом случае он не будет способным понять все психические и духовные процессы, происходящие в его душе. Это состояние, выражающееся в негативизме ко всему окружающему, к которому человек относится с пренебрежением, скорее всего, будет иметь депрессивную окраску, хотя внешне он может даже выглядеть "весёлым циником", "рубахой - парнем", "любимцем публики" и т.п.

Выход из депрессии, вызванной разочарованием в окружающем (что равно отсутствию положительных эмоций, приходящих извне), заключается, очевидно, следуя мысли В. Джемса, в том, чтобы заставить себя всё делать так, как нужно для нашего блага, то есть, может быть, просто делать всё аккуратно для начала и - на следующей ступени выздоровления - с радостью и даже с интересом. Это будет наша сознательная психо-трудо-терапия.

Так прагматическая философия поможет нам "оторваться" от "грешной земли". Но чтобы оторваться и взлететь, сначала нужно научиться твёрдо стоять на "грешной земле", а затем уже при помощи другой науки изучать некоторые приёмы и закономерности взлёта... Этого мы и попытаемся достичь на страницах этой книги.

13.

До сих пор не приводилось в качестве аргумента отношение человека к труду как отношение христианина. Если недостаточно прагматических аргументов, чтобы проникнуться "всею мыслию" в затронутом вопросе, то проникновение "всею душою" и "всем сердцем", конечно, должно оказаться возможным именно для верующего, уповающего на помощь свыше.

Ведь, для Бога я не стану делать "кое-как". А всякое дело прежде всего делается для Бога, открывающегося нам как через мысль, так и через душу и сердце. И только вслед за этим и неразрывно с этим - для людей. (Эта мысль с большой глубиной и чувством подана в рассказах Дж. Д. Сэлинджера "Франни" и "Зуи").

Легче безответственному и небрежному рабу стать "свободным", чем конкретному - дискретным. Иными словами, легче стать неаккуратным бездельником, чем лишить себя так называемой "свободы", свободы, впрочем, рабской, неистинной, "свободы избавиться от пелёнок", как пишет Н. Бердяев ("Философия Свободного Духа") - "свободы ради свободы". Легче стать бездельником, нежели ограничить себя в чём-то во имя высшей свободы, свободы внутренней, духовной. Конечно, кому-то легче быть и рабом, нежели нести на себе бремя подлинной свободы; легче быть рабом своей псевдосвободы... Однако, следует помнить, что в духовном смысле "легче" - не является синонимом "свободнее". На подвиг свободы нужно решиться, ибо настоящая свобода на самом деле есть ответственность.

В этом смысле, между прочим, для современного верующего человека исполнение обрядов является именно вопросом о соотношении свободы и ответственности. Помимо этого, к этому же вопросу примыкает и вопрос об аккуратности. Человек - это организм души и тела. Если оба пребывают в гармонии, то не будет пренебрежения одного функциями другого. Так, пренебрежение церковными обрядами, на укладывающимися в рациональное ложе современного человека, познавшего Бога умом скорее, нежели сердцем, может иметь на самом деле своей причиной душевный разлад, дифференциацию сердечного и рационального начал, а вместе с этим разлад души и тела. Это ли не болезненная крайность для церковного христианина: пренебрегать обрядами: не молиться, не осенять себя крестным знамением, не становиться на колени, не прикладываться к иконам, не отстаивать службу, - в той или иной степени или совсем. Не является ли это тою же душевной неаккуратностью по отношению к Богу, что мы так часто проявляем по отношению к нашим ближним? Простые люди, не отравленные рассудочностью, тем не менее, следуют традициям и оказываются душевно целомудреннее верующего интеллигента, ответственнее в своём выборе религиозной свободы.

14.

Но вернёмся к нашему подопечному... Надо согласиться, что натура искренняя не выдержит порока и, возможно, после всех кризисов окажется в состоянии снова обрести радость и полюбить...

Однако, теперь, оказывается, что он может снова влюбиться только платонически и так же фанатично, как раньше. Испытав однажды экстаз любви, на меньшее он не согласен. У него остро дифференцировались начало сердечное и начало сознательное. Или, точнее, из его сознания вышло сердечное начало, а сознательное приобрело автономию и диктаторство. И теперь полюбить становится трудно, почти невозможно. Человек превращается если не в циника, то в подобие вычислительной машины...

Современный человек воспринимает огромное количество информации, его ум становится приспособленным исключительно к перевариванию логической пищи. Такой повышенный "интеллектуализм" способствует ещё большему отрыву сознания от сердца, знания от чувства.

"То, что захватывало меня, убито; то, что отвращало меня, отвержено; желанию моему пришёл конец, и незнание мертво. В мире спасаюсь я от мира..." - (апокрифическое "Евангелие от Марии", цитируется по книге "Историко-философские вопросы Гностицизма", [Наг-Хаммади, II, Сочинения 2, 3, 6, 7], М.К. Трофимова, Издательство "Наука", Главная Редакция Восточной Литературы, Москва 1979, с.53).

В своих поступках такой человек следует не движениям сердца, а холодному расчёту сознания о том, как в данной ситуации логичнее поступить с точки зрения отвлечённого рассудка. И хотя прагматический метод может принести немалую пользу в том, чтобы материалисту добиться в жизни успеха, а романтику - не улететь с "грешной земли" в своих мечтах в несуществующие "заоблачные выси", - тем не менее, голый рассудочный прагматизм сам по себе устрашающ. Сын поднимает руку на мать из-за денег, сестра лишает брата квартирной прописки, бывшая жена отсуживает всё по законному максимуму...

Прагматизм может быть хорош лишь в меру, лишь, если он составляет часть исключительно инструментальную, помогающую управлять чувствами и эмоциями при помощи здравого рассудка, изучившего законы, от которых зависит появление тех или иных чувств и эмоций.

(В этом и только в этом отношении хочется указать на известную книгу Дейла Карнеги "Как приобретать друзей и оказывать влияние на людей", в которой уделяется основное место прагматическому методу).

Что бы мы делали, если бы не выполняли правил дорожного движения? Мы попросту не смогли бы добраться до пункта назначения и возвратиться к своему дому. Для того чтобы нам, заблудившимся в джунглях рационализма, вернуться на родину, необходимо взять в руки инструмент прагматизма. Но как только мы окажемся на обетованной земле, он нам станет совсем не нужным и даже вредным.

15.

Показательно соотношение между частью и целым, которое мы можем наблюдать в двух миросозерцаниях - материалистическом и религиозном. Зачастую высказывания материалистов не противоречат религиозным воззрениям на тот или иной вопрос, потому что первое мировоззрение в подобных вопросах логически вписывается во второе. Например, некоторые невежественные неверующие люди часто говорят нечто подобное: "Вот, Гагарин летал в Космос - и никакого Бога там не видел: значит Бога нет". Ну как можно спорить с такими людьми?!

Если верующему может быть понятно мировоззрение материалиста, то для последнего вера "окутана туманом". В этом смысле высказывание "Религия - это вздох угнетённой твари, сердце бессердечного мира, подобно тому, как она - дух бездушных порядков" (Маркс К. И Энгельс Ф., Сочинения, т. I, с.415), даже независимо от мировоззренческой позиции автора "Капитала", верно указывает на исцеляющую сторону религии, способной вернуть человеку гармонию ума и сердца. Впрочем, не будем "передёргивать" "классиков" или... "смеяться над больными людьми" ...

Однако, каким холодом веет от людей практических, озабоченных разрешением бесконечных проблем, людей овнешневлённых, которые "никогда не ошибаются". (Картина Н. Ге "Пётр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе", иллюстрирует взгляд настоящего прагматика). А ведь возможно и совершенно иное отношение к жизни: жертвенное, альтруистическое, смиренно-терпеливое, глубоко религиозное в своей основе, такое мировоззрение, когда не ожидают какой-либо выгоды от исхода событий, а поступают по правде и совести, быть может, даже в ущерб самому себе... (Показательны в этом отношении для сравнения картины Эль Греко "Св. Андрей и св. Франциск", а также - "Апостолы Пётр и Павел").

Но где эти святые?! Их почти уже нет на нашей грешной земле...

16.

"Есть другой вид гордости, - пишет Н. В. Гоголь, - ещё сильнейший первого - гордость ума. Никогда она ещё не возрастала до такой силы, как в девятнадцатом веке. Она слышится в самой боязни каждого прослыть дураком. Всё вынесет человек века: вынесет название плута, подлеца; какое хочешь дай ему название, он снесёт его - и только не снесёт название дурака. Над всем он позволит смеяться - и только не позволит смеяться над умом своим. Ум его для него святыня. Из-за малейшей насмешки над умом своим, он готов сию же минуту поставить своего брата на благородное расстояние и посадить, не дрогнувши, ему пулю в лоб. Ничему и ни во что он не верит; только верит в один ум свой, и чего не видит его ум, того для него нет. Он позабыл даже, что ум идёт вперёд, когда идут вперёд все нравственные силы в человеке, и стоит без движения и даже идёт назад, когда не возвышаются нравственные силы. Он позабыл и то, что нет всех сторон ума ни в одном человеке; что другой человек может видеть именно ту сторону вещи, которую он не может видеть, и, стало быть, знает то, чего он не может знать. Не верит он этому, и всё, чего не видит он сам, то для него ложь. И тень христианского смирения не может к нему прикоснуться из-за гордыни его ума. Во всём он усомнится: в сердце человека, которого несколько лет знал, в правде, в Боге усомнится, но не усомнится в своём уме. Уже ссоры и брани начались не за какие-нибудь существенные права, не из-за личных ненавистей - нет, не чувственные страсти, но страсти ума уже начались: уже враждуют лично из несходства мнений, из-за противоречий в мире мысленном. Уже образовались целые партии, друг друга не видевшие, никаких личных сношений ещё не имевшие - и уже друг друга ненавидящие. Поразительно: в то время, когда уже было начали думать люди, что образованием выгнали злобу из мира, злоба другою дорогою, с другого конца входит в мир, - дорогою ума, и на крыльях журнальных листов, как всепогубляющая саранча, нападает на сердца людей повсюду. Уже и самого ума почти не слышно. Уже и умные люди начинают говорить, хоть против собственного своего убеждения, из-за того только, чтобы не уступить противной партии, из-за того только, что гордость не позволяет сознаться перед всеми в ошибке - уже одна чистая злоба воцарилась вместо ума.

И человеку ли такого века уметь полюбить и почувствовать христианскую любовь к человеку? Ему ли исполниться того светлого простодушия и ангельского младенчества, которое собирает всех людей в одну семью? Ему ли услышать благоухание небесного братства нашего?.." (Н. В Гоголь "Выбранные места из переписки с друзьями", глава XXXII "Светлое Воскресенье", т. V, с.239-240).

17.

Но вернёмся к нашему вопросу. Чрезмерный интеллектуализм граничит с депрессией, о которой человек может и не ведать. Он пребывает в зацикленности бесконечного потока мыслей (См. Картину И. Репина "Отказ от исповеди"). И не важно, вызвано ли такое состояние психики описанными выше внешними причинами (трагедия, беда, разочарование и т. п.), внутренними (экзальтация и фрустрация), или человек становится больным из-за греха, из-за того, что он просто забыл о своём сердце, открыв его миру материальных вещей, или от того, что его "я" отождествилось полностью с его отвлечённым рассудком и физическим телом; - из-за того, что он из-за отсутствия духовного опыта не видит и не чувствует в своём "я" души, не находит в своём организме многоструктурности...

Такое знание не даётся всякому. Но если однажды открылось такое, то человек навсегда приобретает внутреннюю опору, связь с Богом. Именно сам Бог в таком случае, как бы, "проглядывает" через человека, оставляя на нём отпечаток Своей неповторимой Личности.

Tu solus Sanctus! Tu solus Altissimus!

Ты един Свят! Ты един Всевышний!

18.

Зачастую такой взаимосвязи нет. А если и открылась однажды мимолётно, то потом, вдруг, прервалась. И тогда душа страдает, личность начинает меркнуть, начинает походить на безликое большинство. Свернул с дороги, по которой долго шёл в поисках истины, сделал всего лишь один неверный шаг и не пожелал поверить в свою ошибку, пока не стало уже поздно, когда настигло разочарование, душевное смятение, кризис... Может быть я потерял способность ученичества, о котором пишет Н. В. Гоголь ("Выбранные места из переписки с друзьями", гл. "Христианин идёт вперёд")?

Трудно бывает зачеркнуть свой отрицательный опыт, вернуться и начать всё сызнова. Но если есть то зерно, что дало однажды росток - в ту давнюю пору, когда мир был так близок, когда ты стоял перед ним, готовый в нём раствориться, - то, ежели этот росток ещё не совсем завял, - вставай, ленивый трусливый раб, не бойся потерять, что имеешь! Ибо если не смог употребить с пользой дар, так начинай всё снова. Главное, что теперь знаешь свои ошибки и видишь свет к которому стремиться.

19.

Личность может нивелироваться, если занимается тем, что ей не свойственно. Она исчезнет незаметно для себя - точно так же, как и появилась.

Необходимо видеть горящий огонь. Стоит от него отвернуться, - и ты заблудился! Его надо ощущать, быть рядом с ним и получать от него тепло.

Если случилось в себе заметить угасание божественного пламени, то следует осознать, прежде всего, себя как личность, бездонную в своей мистической глубине. Нужно оградить себя от всего того, что не способствует росту индивидуальности, движению туда, где чувствуешь божественное тепло. Необходимо отвергнуть всяческие обстоятельства, особенно бытовые. Оградить себя от "злых людей", от всех тех, кто повлиял однажды на движение индивидуальности в сторону её разложения, в сторону овнешневления, которому все мы так сильно подвержены...

20.

Общество, и всё свойственное ему общее, оказывает постоянное влияние, нивелирующее личность до обывательских ментальных норм. Носитель типичного обладает огромной энтропической силой. Эта сила воздействует на близкого тебе человека незаметно для него, а через него - и на тебя.

Может случиться, что внешне человек имитирует ту деятельность, которая когда-то была для него священна, но внутренне, он давно отступил от горящего пламени, стал типичен, как окружающее его большинство людей. И он не ведает, что типичность поглотила его с другой стороны: через близкого человека, потому что однажды не послушался своего внутреннего голоса...

Есть разные ступени типичности, изощрённо скрытые демоническим разрушителем личности, всего индивидуального и божественного в своей глубине.

И если мы не слышим более голоса нашего "гения", нашего ангела-хранителя, и законы мира сего овладели нашим разумом и душой, - то мы, как личности, - на пути к погибели. "Многие рождаются своеобразными, а умирают копиями" (Цитата взята из книги: "Основы христианства в изложении голландских католиков. Катехизис для взрослых". Составлен под руководством и ответственностью еп. Нидерландов, Неймегским Высшим Институтом катехизации по поручению голландских епископов. Книга в подлиннике называется: "De nieuwe Katachismus; geloofsverkondinging voor volwassenen, samengesteld in opolracht van de Bisschoppen van Nederland door het Hoger Katechetisch Instituut te Nimegen", 1966. перевод сделан с французского издания "Идок-Франс", Париж, 1968. Цитируется по машинописному Самиздату, Москва, 1984).

21.

Индивидуальность определяется степенью приобщённости человека к исключительно неповторимому и единственному во всём бытии - к Богу. Напротив, типичность определяется тем, насколько мы подражаем окружающему большинству. В этом смысле говорить "о подражании Христу" не совсем верно. Лучше говорить о приобщённости ко Христу и о мистической взаимопроникнутости со Христом: Его "Я" становится моим "я".

Люди могут путать понятия "быть личностью" и "быть эгоистом". Если у человека есть истинное убеждение, то отказ от своего взгляда и от своих принципов не сделает ему чести. Такое отречение может свидетельствовать лишь о том, что убеждение оказалось неглубоким или ошибочным. Потому глупа попытка некоторых бездуховных людей "надавить" на верующего с тем, чтобы он перешёл в их лагерь. Самое смешное то, когда они с уверенностью говорят: "Пройдёт время, и ты сам поймёшь, что заблуждался, но уже будет поздно, и тогда-то пожалеешь о потраченных зря молодых годах" ...

Были или будут ли эти годы потрачены зря?.. Вовсе не смешно, когда упрекают в эгоизме человека, занятого строительством своего мировоззрения. Почему каждый должен участвовать в социальной жизни и потворствовать обывательским нормам поведения? Конечно, не следует нарушать этих норм и преступать закон, но закон не должен довлеть над личностью, вынуждать её заботиться исключительно о материальном и внешнем в ущерб духовному...

Вот сейчас, наконец, мы приблизились достаточно к главной идее...

"Имеющий уши слышать - да слышит!"

Итак, индивидуальное противоречит типичному. Несение креста и отречение от себя - действия не противоположные индивидуализации. Это как раз движение внутри индивидуального, преодоление своего сознания, своего "малого ума", его "расширение" до "большого ума". Индивидуализация всегда связана со свободой, а следовательно - с ответственностью. Позднее будет введено такое понятие, как "творческая объективация", имеющее тоже связь с индивидуализацией.

Характер личности определяется степенью её приобщённости к Неповторимому. Поскольку индивидуальное стремится в идеале к исключительному, оно вызывает противление со стороны носителя типичного - обывателя, несмотря на то, что личность может быть такой, с мировоззренческими принципами которой согласился бы всякий здравомыслящий человек. А так как любое индивидуальное по природе своей субъективно в "хорошем" смысле, то личность, отстаивающую свои права, обыватели склонны считать "эгоистичной" - уже буквально в плохом смысле.

Обывателю неведомо понятие альтруизма, несения креста и самоотречения. Для него существует одно главное: понятие материальной заинтересованности.

"Если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари? И если вы приветствуете только братьев ваших, что особенного делаете? Не так же ли поступают язычники?" (Мф. 5,46-47).

И тот, кто не живёт по языческим законам, обзывается эгоистом! Впрочем, делающего добро с корыстью тоже нельзя счесть альтруистом... Вот в чём заключается разница между двумя древними символами - прямой и обратной свастики - абстрактное вращение которых в одну и ту же сторону имеют прямо противоположное значение.

Личность, созидающая своё мировоззрение, обязательно должна себя контролировать и корректировать. Для этого, прежде всего, ей необходимо в своих поступках следовать своим убеждениям. Всегда нужно помнить то, с чего начал, и уметь соотнести начатое с плодом, к которому пришёл в результате движения. В противоположность этому обыватель занят лишь самим процессом движения.

22.

Обыватель легко и, казалось бы, "свободно" "течёт" по руслу той реки, в которую попал когда-то, и не думает, что пожелай он большей свободы, нежели "свободы" барахтаться в проточной водице, пожелай понять самого себя, остановить плаванье, коснуться ногами грунта и выйти на берег, - то сразу бы увидал множество себе подобных, плывущих за его спиной ротозеев, которые рыбьими глазами моргают на звёздное небо и по своей наивности, проплывая мимо, презирают и даже жалеют тебя за то, что ты, как им кажется, не выдержал плаванья; презирают за то, что чистые и свободные "воды", якобы, "выбросили" тебя на берег...

А эти самые "воды" проносят их мимо берега, где находишься ты, с постоянным ускорением изнашивающегося сердца и совести, грубеющих каждый день всё больше и больше от долгого пребывания в несвойственной для души среде. Но ведь так привычно плыть туда, куда плывут все близкие и знакомые, которые и тебя тоже продолжают оценивать, как себе подобного!.. И, вот, несётся обезумевшая толпа, скрываясь за не столь отдалённым горизонтом... Один идёт по голове другого, топит его... И считается, что тот тонет сам, что тот просто не выдержал плаванья, что просто кончился срок его плыть туда, куда должны доплыть "мифические" апокалиптические потомки, ради которых и имеет место вся эта "борьба за существование", обусловленная "материальной заинтересованностью"...

Но если всё-таки плывущий пожелает настоящей свободы... Если попробует потихоньку плыть против течения... Тогда очень скоро его оттеснят к берегу или даже совсем утопят...

И другие пловцы поспешат занять освободившуюся в воде воронку и постараются продвинуться поближе к тем, кто плывёт не сам, а кого везут удачливые пловцы, поощряемые за свою работу сытными кусками еды, бросаемой их "пассажирами", с борта их "судна"...

Проплывая подальше от берега (как бы не зацепиться случайно, как бы не сесть на мель!), смотрит "пассажир" на "эгоиста", сидящего на берегу, и думает, что, вот, ведь, выбило беднягу на берег, и что, вот, нелегко будет тому снова научиться плавать... И жалеет его, как рыбу, забывая, впрочем, о себе, что и не мудрено при подобной скоропалительной гонке не расстояние в 60 - 70 лет при скорости 60 секунд в минуту...

Однако, некоторым, попавшим в тихие воды, приходит на ум задуматься над происходящим вокруг них. Кому-то - сидя на подвернувшемся бревне, а кому-то - и на вполне надёжном плоту, построенном заботливыми предками ради своих потомков. И вот видит он вокруг себя множество голов, торчащих над водой, и рук, разбивающих из последних сил воду... И приходит он неожиданно для себя к странным выводам, начинает завидовать тем, кто издали, возьми, да мелькни на неведомом берегу, подобно пришельцу из космоса...

Но кормчий - инстинкт привычки - выравнивает движение плота... Судно попадает в быстринку, где некогда задумываться... Иначе - наплывёшь на зазевавшегося бедолагу-работягу, и потом совесть, хотя и не подмоченная ещё, начнёт вдруг о себе напоминать...

Но и это со временем проходит... Рано или поздно всё равно наезжаешь на кого-нибудь... Конечно не сам... Наезжает твой плот... И тогда... Потом уже не следишь за кормилом столь скрупулёзно... Конечно же, во всём виноваты многочисленные пловцы, не успевающие выворачиваться вовремя... Что поделать... Такова жизнь...

23.

Откуда же берутся эти "иждивенцы" на берегу? Не оттого ли что однажды приходят к мысли, что, может быть, не следует впустую тратить свои силы на греблю, а стоит сначала научиться чему-то, стоя на берегу?

Пока человек не нашёл способа реализации своей личности, не следует его упрекать в социальной пассивности. Лучше быть "вне игры" нежели совершать наглый бег по головам. Пассивность с целью накопления сил для верного хода, может быть оправдана, если целью является альтруистическая мораль, совесть, вера...

Активность же ради движения - сущая бессмысленность - увлекающая "пловца" "по житейским водам" в сторону от его души, от самого себя.

Прежде всего необходим костяк, стержень, мировоззрение, пронизывающее все личность насквозь. Без этого становление личности невозможно. Необходима твёрдая опора, берег, оттолкнувшись от которого впоследствии, будешь знать точно, куда ты плывёшь и зачем плывёшь...

Случается, впрочем, что мы становимся такими же точно скептиками, которых когда-то в детстве сторонились, с негодованием говоря в себе: "Какое бесчувствие! Какое непонимание! Какое отсутствие всякой романтики!"

Особенно бывает больно услышать различные скептические или циничные высказывания от близких. Поражает мысль: "Родной человек, тот, кого я люблю, а говорит такое, что против него восстаёт вся моя душа! Нет! Я никогда не стану таким! Ни за что!.."

"Мотоцикл цыкал-цыкал - и старуху задавил..."

Легко ранимая детская душа может переживать такое до слёз. Но идут годы... И отчего-то уже не эта душа, а душа, проплывшая по течению и ни разу не ощутившая твёрдого грунта в глубине своего "я", теперь скептически разумно и практически трезво повергает в трепет своею логикой других детей, душа которых ещё не успела превратиться из прекрасного живого цветка в каменный...

Будет великим благом, если человек разочаруется в жизни из-за чрезмерной жажды любви. Тогда возможна переоценка ценностей, которая впоследствии выведет на путь духовного оздоровления и роста личности. Если же причина недуга - проточенное неверие в ценность духовного, если болезнь заключается в том, что рациональный подход - единственное мерило, - то жаль такого человека, ибо он не способен признать своей болезни и потому не в состоянии встать на путь исцеления. Впрочем, и для такого тоже написана эта книга...

24.

Случается, верующий человек, отпадая от Бога, испытывает муки сомнения, становится на время, как бы, неверующим. Именно поэтому возможность для верующего побывать в шкуре неверующего, хотя бы путём временного сомнения, даёт ему огромное преимущество перед неверующим человеком, который не способен испытать подобного "отрицательного" опыта. Таким образом, верующий человек обладает большим, нежели неверующий, основанием для выводов в правоте выбора своей веры. Подобно Рене Декарту, сначала нужно подвергнуть сомнению реальность окружающего, чтобы затем прийти к убеждению: "Cogito ergo sum" ("Мыслю - следовательно существую"), чтобы таким образом убедиться в том, что мыслительная, или духовная сущность - реальна и первична. После испытанного кризиса сомнения в своей вере, верующий человек способен лучше видеть различие между двумя верами: верой в Бога и верой в Его отсутствие. Проходя стадии сомнения, он находит, что односторонность взгляда неверующего не обнаруживает в его вере в неверие достаточной глубины жизни. Такое мировоззрение он находит для себя подобным патологии и болезни психики, не верующей в самое собственное бытие.

Отсутствие же связи между эмоциональным началом и рациональным умом, оторванным от подлинно духовной глубины личности, которая в своей глубине должна бы соприкасается с Самим Духом Божиим, способствует формированию нигилистического мировоззрения.

В данный момент, возвращаясь к нашей терминологии, попробуем внести более чёткое различие в понятиях, о которых далее пойдёт речь.

Рациональное начало в человеке - это его отвлечённый ум, который не обязательно связан с сердцем. Назовём этот ум малым сознанием или малым умом, как, как это делает Лодыженский М. В. в своей замечательной книге "Свет незримый. (Спб., 1912). Рациональное начало, или малый ум, следует отличать (в случае, описываемом здесь) от подлинного человеческого "я", от сознания. Для этого понятия Лодыженский вводит понятие большой ум, большое сознание. Процесс расширения малого ума до большого мы назовём здесь расширением сознания, о чём - ниже. А результат этой динамики назовём расширенным сознанием. Что будет тем же, что и большое сознание.

Большое сознание просветлено божественной благодатью и имеет непосредственную связь с сердцем, чего не наблюдается в случае малого ума, или, как это называется, в случае "обыденного сознания". Чаще всего мы именно пребываем в этом состоянии сознания... У больного МДП такое состояние - сплошное в период депрессионной фазы. Зачастую человек зациклен в бесконечной одержимости мыслями, почти что не подчиняющимся его воле, его стёртому "я", ощущение которого он потерял, как бы растворившись в "смене снов".

Хочется заметить, что процесс творчества может способствовать выходу из состояния малого ума в большой ум. (Далее не будем употреблять шрифтовое выделение терминологии). Творчество не есть "блуд мысли". Это движение сознания и сердца навстречу друг другу. Правда, бывает творчество чисто "головное". Это явление наблюдается у тех, у кого произошёл сильный разрыв ума и сердца. В творчестве зачастую приходится излагать мысли из памяти... В подлинном творчестве человек зачастую забывает, что даже если он и начал с обнажённого рассуждения, то в последствие границы его сознания расширяются, и сам процесс творчества настолько овладевает всем его существом, что бывает трудно уже говорить о какой-либо разорванности в связи сознания с сердцем.

Сердце поглощает в себе малый ум, вытесняя блуд рационального ума. В творческий процесс незаметным образом включается большое сознание, точнее, малое сознание поглощается большим. Наступает резонанс в работе обоих полушарий головного мозга (с физиологической точки зрения). Это аналогично тому, как непосредственно вписывается мир материалистических законов в религиозное мировоззрение, о чём упоминалось выше. То есть, часть растворяется в целом без остатка. Человек ограниченного ума может не ведать о более широком взгляде на мир. Подобно тому, как слепой от рождения не способен адекватно зрячему воспринимать мир видимый. Религиозному сознанию свойственно сознание расширенное, имеющее прочную связь с сердцем. В то время, как материалисту оставлен удел малого ума и холодной рассудительности, детерминированными исключительно объективным миром.

"Психические явления делятся Платоном на интеллект и на мир чувств. Каждое из них в свою очередь делится на два рода: чувственный мир на ощущения и восприятия, а интеллект соответственно на "ум" и "рассудок". В сравнении с рассудком ум более высокого рода: он имеет дело с чистыми идеями, и его методом является диалектика, тогда как рассудок свойствен, например, математике с её формальными приёмами мысли. Платон рассматривал ум предельно обобщённо, предельно упорядоченно и совершенно, предельно прекрасно. Ум и жизнь, взятые в предельном обобщении, вообще не различаются. Ум, воплощённый в космосе, а именно в правильном и вечном движении неба, устраивает и поддерживает всё существующее. Платон всемерно стремится подчеркнуть чистоту ума, тщательно отграничивая его от всего материального, вещественного. На этом основана его концепция ума как одной из способностей души" (Спиркин А.Г. "Сознание и самосознание. Изд. "Политическая литература", М. 1972, с. 14).

Далее в нашей терминологии платоновский "ум" мы будем приравнивать к "большому уму" или "большому сознанию", следуя терминологии Лодыженского, а платоновский "рассудок" мы будем соотносить с "малым умом" или "малым сознанием", "малым рассудком" или "узким рассудком". Особенно не впадая в детали терминологии, а полагаясь на непредвзятое понимание читателя, намеревающегося постичь эзотерическую суть науки, термины для которой не вполне определены для непосвящённых, автор, тем не менее, попытается расшифровать их значение, хотя и с большим для него самого трудом...

Неверующий взгляд, пытающийся осознать точку зрения верующего, исходя из посылок исключительно материалистических, ограничивает, не позволяет оторваться от земли и поверить в возможность полёта без материальных крыльев. Подвиг веры осуществить невозможно - исходя из природы материалистического мировоззрения: большее никак не может поместиться в меньшем.

25.

Бывает и так, что мы теряем чувство религиозного восторга, и это может случиться оттого, что нам начинает мешать постоянная рефлексия, озабоченность какою-то неосознанной проблемой. (Таков Пьер Безухов у Л. Толстого в "Войне и мире", надрывно пытающийся постичь смысл жизни). Его задача эту проблему разрешить. И пока это не случится, ему просто невозможно созерцать мир, испытывать радость.

Кто-то сказал, что смысл жизни - сама жизнь. Эта мысль выводит нас на уровень экзистенциального постижения реальности, или точнее, на уровень мистической реальности. К сожалению, ни в своих ранних произведениях, ни в поздних "великий русский писатель" не поднялся до такого уровня. Его героям необходимо либо приблизиться к порогу смерти, подобно князю Болконскому или Ивану Ильичу, либо пройти через страдания и невыносимые для барина (пленение Безухова французами). Рационалистический выход из мировоззренческого тупика Лев Толстой находит в зазеркалье русской революции. Он пытается надеть на нас сектантские "бремена неудобоносимые" через образ Левина, находящего отдушину в мужицких "трудах и днях".

Однако, что же это было за чувство религиозного восторга, что было дано нам однажды, как бы, само собою, даром, без всяких усилий с нашей стороны? Может быть, потому оно оставило нас, чтобы мы в дальнейшей жизни постоянно искали этот "источник вечной жизни", всё время жаждали по правде и истине и не позволили бы терниям заглушить произрастания духовного?..

Это чувство охватывает однажды, но потом постепенно угасает - мы теряем единство с Богом, лишаемся Его благодати. Он становится снова для нас закрытым и непостижимым, как и для большинства людей. Может быть, Бог желал бы в нас обнаружить проявление чего-то другого? А мы стараемся постичь его своим ограниченным разумом... И от чрезмерно затраченных на это бесплодных усилий испытываем разочарование и депрессию. И всё-таки это некогда пережитое чувство удерживает нас от того, чтобы окончательно разувериться. Память хранит тепло и не позволяет отойти прочь и порвать единственную связующую нить...

Какой-то абстрактный вопрос нависает над сознанием... Должен же быть ответ!

Потеряв живой интерес и увлечение, но, сохранив лишь привязанность к религии через память и знание о том, что истина должна быть где-то рядом, должна быть постигнута, если не разумом, то каким-то иным образом; уже, может быть, не интересуясь, как прежде, всякой острой новой идеей, оригинальной мыслью, а находя лишь то, что какую бы мысль не услышал, - ты знаешь, что где-то уже её встречал или додумался до неё сам, - начинаешь оценивать всё холодным рассудком, относя то или иное к тому или иному ряду явлений, фактов, догм или, в конечном счёте, собственным знаниям; начинаешь жить исключительно расчётом, и даже то, что было сокровенным в сердце, Сам Бог, воспринимается уже лишь через ум и становится, в конечном счёте, некоей отвлечённой догмой, в которую когда-то решил верить... И Бог, и мир закрываются от нашего духовного взора, воспринимаются "как бы через тусклое стекло, гадательно", и не радуют своим присутствием, как когда-то... Место веры занимает знание о ней. Рассудком понимаешь, что Бог должен быть, и потому только продолжаешь считать себя верующим...

Может быть, причина этого состояния кроется в нашей неверной психологической установке? Быть может, нами овладела та самая депрессия или хроническая фрустрация, причин для появления которой так много?! Возможно, это состояние, эта внутренняя помеха, приведшая нас к сухому рационализму, не позволяет нам быть по-настоящему открытыми для Бога и Его мира - так, чтобы Он проник в нас своим иррационально-непостижимым существом. Но чтобы это произошло, вероятно, необходимо понять то, что познание - это в некоторой степени вредная тенденция для души. На этом этапе, возможно, было бы примитивно-религиозное ощущение своего ничтожества перед Богом и -смиренное упование на Него. "Ложусь я, сплю и встаю, ибо Господь охраняет меня". Да! Он не позволит совершиться беде, избежать которой мы хотим посредством своего ума и хитрости, в связи с чем и получаем от сатаны желание обладать материальными благами мира, познав тайны которого, мы надеемся оказаться в безопасности...

"Разум действует медленно, принимая во внимание столько принципов, которые всегда должны быть налицо, что он поминутно устаёт и разбегается, не имея возможности одновременно удержать их. Чувство действует иначе: оно действует в одну секунду и всегда готово действовать. Вывод: надо, следовательно, возложить наше упование на "чувство", иначе упование наше постоянно будет шататься (...). Сердце имеет свои причины, неизвестные уму. (...) "Сердце чувствует Бога, а не разум" (Б. Паскаль)". (Архиепископ Лука Войно-Ясеневский, "Дух. Душа. Тело." Изд. "Жизнь с Богом", Брюссель 1978, с 46).

Наше ученичество, видимо, должно распространяться не на отвлечённые от жизни объекты познания, а на получение духовного опыта. Наше сознание должно это понять; и это уже будет сознание, доведённое до своего предела - сознание не поверхностно-эмпирическое, а сознание реалистичное и мужественное, не боящееся себя зачеркнуть и замолчать перед Ликом Непостижимого. Это сознание - для души - "верный в малом раб", которого Бог над многим поставит (Мф. 24, 45-51; Лк. 12, 42-46), не замедлив его расширить и наполнить Собою. Это сознание может быть сравнимо с гидравлической машиной, где, нажимая на небольшой рычаг возможно создавать огромное давление.

Чтобы исправить нашу болезненную психологическую однобокую направленность, нам следует возложить все заботы на Бога, вытеснить обыденные мысли из своего рассудка так, чтобы заполнить его исключительно мыслями о Боге. Необходимо забыть и о всякой необходимости и о той даже, что есть и данная необходимость. "Имеющий уши слышать - да слышит". Это вовсе не игра слов. Нужно отрешиться от логики и, чтобы полететь - оторваться от земли. "Всякое житейское отложим попечение"... Эти слова Херувимского церковного песнопения отражают как нельзя лучше всякую недосказанную мысль.

Однако, нельзя впадать в крайность обскурантизма. Сознание нам нужно хотя бы для того, чтобы осмыслить излагаемые в этой работе мысли. Сознание - инструмент, который способен подвести нас к черте, за пределы которой дорога ему закрыта. Подобно первой ступени ракеты, земная часть сознания отпадает, но иная его часть несёт своего пассажира в заоблачные выси, где - совсем иная логика, где в закон вступает совсем иная теория относительности...

Поэтому часть нашего сознания всё равно остаётся с нами, но только в качестве безмолвного пассажира, умолкающего от восторга открывающейся небесной перспективы и не смеющего открыть рта, чтобы вымолвить слово, так как в новой действительности "мысль изреченная есть ложь". Потом, когда он возвратится на землю и придёт в себя, то попробует рассказать другим о том, что сподобился лицезреть. Но, увы, человеческих слов ему для этого не хватит, и его никто не поймёт, и будут над ним смеяться, и, может быть, даже отправят в сумасшедший дом...

Эта та часть сознания, которая способна хранить память пережитого. Она обязательно попробует найти способы для выражения испытанного чувства, попытается облечь в знаки, символы, слова, образы то, что довелось узнать, чтобы поделиться с другими сокровенным. Это - творческая часть сознания.

Творчество мы рассматриваем как один из путей расширения сознания.

26.

Прежде чем отправляться в наше путешествие, давайте удостоверимся, что наш пассажир достаточно подготовлен к полёту. Может быть, ему лучше остаться на Земле?

Творчески можно додуматься до всего, даже если на пол пути и придётся изобрести не один велосипед. Стоит лишь последовательно размышлять в определённом направлении. Конечно, это относится не ко всякой области знания. Размышлять, возможно, придётся довольно долго, что может в конечном счёте привести к депрессии. Но сделаем из этого другой вывод. Нужно уметь переключать своё внимание с одного объекта на другой, научиться сосредотачиваться и в то же время давать себе отдых - уметь созерцать, освобождаться от замкнутого круга потока мыслей и забот.

Сосредоточение на Боге - самая лучшая панацея.

Какие же пути существуют для того, чтобы научиться такой медитации? Один из таковых - наша привычка к подобному роду занятий. Если не получается, то следует к этому делу относиться, как к необходимой работе. Чтобы облегчить нашу задачу, нужно постараться бывать чаще там, где возможно такое сосредоточение. Пусть это будет Церковь, природа, музыка, живопись, литература, собственное творчество...

Итак, мы отправляемся в дальнее путешествие... Оно может продлиться долго, если мы будем преодолевать пространство и время с трудом в силу тех или иных обстоятельств. Но возможно, всё произойдёт мгновенно: время - величина относительная. Мы будем недоумевать: что такое случилось? А может быть, мне всё это только привиделось, только показалось? Может быть ничего и не было?..

Так или иначе нужно подготовиться к такому необыкновенному вояжу. Поэтому попробуем затронуть некоторые вопросы, имеющие прямое или косвенное отношение к изучаемой нами теме.

"Проблема "я" и "мир" сопряжена с вопросом о том, что есть познание мира", - пишет М.К. Трофимова в своём исследовании, посвящённом апокрифическому пятому "Евангелию от Фомы" и рукописям Наг-Хаммади, найденным в середине прошлого века в Верхнем Египте ("Историко-философские вопросы гностицизма", Изд. "Наука", М. 1979, с.7). - "Размышляя о мире, - пишет автор, - человек может отделять себя от него, как познающий от познаваемого. Такое отделение и противопоставление себя ему необходимо аналитическому мышлению. Вместе с тем своей жизнью, существом, деятельностью человек включён в мир. Эта целостность, это единство столь же настоятельно заявляет о себе, требует внимания, отвечающего этому поведения, как и противоположная установка сознания - на разделённость познающего и познаваемого.

В текстах Наг-Хаммади обе позиции по отношению к миру, дробящая и целостная, отразились в виде двух форм существования человека - согласно гностической терминологии, в "мире" и в "гнозисе". Образ "мира" (kosmos) играет в рукописях огромную роль. Множественность, раздробленность, смерть, тьма совмещаются с этим образом. В "гнозисе", который обозначает в текстах не только цель (единство, жизнь, свет), но и путь к ней, противоположность познающего и познаваемого исчезает, человек обретает - через предельное напряжение своих индивидуальных возможностей - искомое чувство общности с мирозданием, отчуждённость преодолевается."

Пейзаж, точнее сама безыскусственная природа, открывающаяся в "звёздном небе" и в "былинке малой", являются, несомненно, более "реальными", чем какое-либо произведение искусства, в котором мы старательно высматриваем, а зачастую видим невольно (если перед нами плохая работа) те художественные средства и приёмы, которые автор попытался скрыть от нашего непосредственного взгляда. В искусстве нет той динамики, что разлита в самой жизни, открывающейся в своём глубинном полифоническом чувстве другой жизни - жизни активно созерцающей души. Поэтому жизнь, конечно, выше искусства. Как бы ни было бесценно художественное произведение, если оно попадает на чашу весов с человеческой жизнью, последняя должна перевесить, и билет в рай ценою слезинки ребёнка должен быть отвергнут.

Жизнь реальна. Искусство же показывает жизнь лишь с одной из бесчисленного множества сторон. Искусство всегда будет находить для себя предмет изображения и этим служить жизни. В этом одна из его задач.

Умение активно воспринимать, осознавать типичное в жизни, классифицировать и обобщать важно для науки и философии. Философия, однако, по определению Давида Анахта, армянского философа IV- го века, последователя учения Сократа, - выше науки и является "наукой наук и искусством искусств". Для настоящего художника подвести сознание к его последней черте не только научными приёмами, но и приёмами искусства, максимально сблизить его с жизнью - высшая творческая задача. В таком творчестве рождается новая жизнь: то, что открылось подвижнику, через художественные символы отражается во взоре созерцающего и через него проникает в жизнь человечества.

Есть и высшая задача искусства, решить которую удаётся немногим - тем лишь, кто не ограничивается одним лишь восприятием произведений искусства, но кто сам их творит. В творчестве жизнь художника наполняется новым смыслом. Подвижник постигает то, что до сих пор не замечал ни он сам, ни, порою, никто до него. В самом себе он обнаруживает бездонный колодезь, погружаясь в который, с трепетом выносит наружу нетронутые самородки таланта, извлекает на свет бриллианты, рассматривая которые позже привычным взором, сам поражается их красотою и неповторимостью.

Так происходит глубинный процесс самопознания...

Не всё оказывается возможным постичь рационально, не всё возможно воспринять как типичное в ряду явлений действительности. Порою мы сталкиваемся с индивидуальным, неповторимым, единичным, не подводимым под классификацию. Наш разум в безмолвии умолкает, уступая место иному способу восприятия. И тогда научное мышление уступает место художественному, понятие - образу, магический обман - мистике.

Не все люди оказываются способными к образному художественному восприятию и, тем более, творчеству. Иначе бы не было на свете Колумба и Петра Великого. Что говорить, даже и творческий человек, порою обнаруживает в себе безразличие, пустоту, утрату интереса в восприятии окружающего мира, депрессию... Но и это необходимо. Иначе творчество не было бы до конца прочувствовано, являлось бы дилетантски поверхностным. К сожалению, примеров таковому - множество.

27.

Для большого литературного произведения необходима постоянная внутренняя "нить Ариадны" или линия, придерживаясь которой художник остаётся всегда верен себе, а его произведение постоянным и выдержанным внутренне на всём его протяжении как идейно, так и стилистически. Причём, эта "линия" не должна быть просто формальной, продиктованной редакторскими, цензурными или иными объективными соображениями. Стиль, форма и прочее будут являться как раз материализацией этой внутренней линии. Эта внутренняя линия - позиция автора. В ней находится синкретика мировоззрения и миросозерцания, единство идеи и чувства. Она - вдохновение, которое сопровождает рациональные действия писателя, растворяет всякий его рационализм в сердце.

Если не почувствовал эту "линию". То нечего и браться писать. Она - свет, посредством которого концентрированно видно всё произведение целиком. Она подобна вере, которая сдвигает горы, и которая как бы называет "несуществующее, как существующее" (Рим. 4,17), из "несуществующего" творит "существующее"...

Бывает так, что человек, хорошо понимающий природу вдохновения, самого вдохновения оказывается лишён. Можно говорить о полифонии или монологичности позиции автора, об архетипах, тенденциозности произведения и прочих литературоведческих тонкостях, о которых не всякий художник и ведает, когда творит (что не мешает ему быть художником), - но при этом оставаться неспособным к художественному творчеству. Таковы зачастую талантливые критики, но бездарные художники. Как ни парадоксально, сами не создав ничего значительного, они в своих наукообразных рецензиях берутся судить тех, кто своим творчеством сдвигает горы...

Если нет такой внутренней линии, то необходимо направить усилия на её поиски. Мы уже говорили, что творчество - это один из способов расширения сознания. Вот почему вопросы, связанные с творчеством, близко соприкасаются с нашей темой. Не обязательно быть первым в творческом процессе, но необходимо быть творческой личностью, необходимо приложить усилие, чтобы обнаружить в себе глубину.

О чём может нам поведать шизофреник? О чём может писать тот, кто не имеет своего выстраданного ответа на вопросы, которые он ставит в своём произведении? Ответ, впрочем, вовсе не обязателен. Никто не любит выслушивать мораль. Но "страдание", или, скажем, "модальность", то есть отношение художника к поднимаемому вопросу, необходимо.

Через творчество больших художников, через всю их личную судьбу проходит эта линия, на которой они прочно стоят, подобно великану, вошедшему в прибрежные воды волнующегося волнами моря. Кто повыше, тот заходит глубже.

Но и в этой подводной "линии дна" есть некоторая ограниченность, искусственность, лейтмотивность: любое художественное произведение может быть только слепком с действительности, более или менее точным. Различные произведения будут наиболее приближены к жизни, если они окажутся и наиболее отличными друг от друга. Один и тот же художник зачатую начинает "надоедать" своею тенденциозностью. Впрочем, в мире искусства из конъюнктурных соображений "имидж" поощряется. Писатель, поклявшийся умирающим товарищам по лагерному заточению, заявить всему миру о творящейся в тоталитарном государстве несправедливости, вдруг начинает "бодаться с дубом" не только затем, чтобы поведать о страданиях безвинно и винно осуждённых людей, как только оказывается такая редкая возможность, вдруг начинает предъявлять претензии тем, кто не считается с его "авторскими правами", лишает его законного гонорара за переиздание его трудов. "Даром получили - даром давайте"... Воспитанному в советском концлагере и даже впоследствии уверовавшему, трудно понять евангельские истины и устоять перед искушением, когда камни вдруг начинают превращаться в хлеба...

"Слепки с действительности" легко классифицируются искусствоведами и художественными критиками. По ним легко определить "руку мастера", даже если последний и пожелал остаться в неизвестности. В то же время удивительно то, что существуют такие анонимные художники, сознательно не подписывавшиеся под своими произведениями и не оставившие после себя никаких автобиографических сведений: Шекспир, Рублёв, авторы "Повести Временных Лет"... Уже другие художники, проникаясь изнутри дошедшими до нас шедеврами, пытаются проникнуть в далёкие времена и показать нам приблизительно образ древнего гения (например, фильм Тарковского "Андрей Рублёв").

"Слепок с действительности" - например, текст - всё же, несмотря на всю его условность, одухотворяется при соприкосновении с ним реципиента и, несмотря на искусственность, приобретает жизнь: проникает в жизнь читателя при условии совпадения символики с той и с другой стороны. Он способен даже двигать судьбами людей. Таким образом, символ приобретает жизнь, подобно женщине, созданной из ребра мужчины. Но и он, и она - Божии. Так и текст - в широком смысле (Бахтин М, Проблема текста. ж. "Вопросы литературы" N 10, 1976, с. 122).

Ограниченность художественного произведения означенной "линией дна" относится к вопросу дуалистической диалектики её природы, преодолеть которую не так просто. Получается, что нужно стремиться быть тем, что ты ещё не есть, становиться таким, каким ты ещё не был. Подобно тому, как никто не может стать иной личностью, чем он есть, так и "линия дна", диктует быть косным, склоняет к диктатуре личности художника. В то же время для пытливого читателя остаётся текст. И вопрос заключается в том, действительно ли эта самая "линия дна" будет оставаться одной и той же основой, или художник окажется способным ступить глубже и ощутить иное дно. Существуют художники-натуралисты, художники-реалисты. Но не очень много художников-философов.

Две "линии" и больше - не есть истинная "нить Ариадны". Если их много - то они - лишь поверхностные отпочкования. В этом смысле талантливый художник пишет всегда об одном и том же. Кто не стал художником, не раскрыл в себе личности, не сумел детерминировать себя относительно себя же, более поверхностного - увы, тому остаётся удел духовного дилетантизма.

Многие люди деперсонализированы. Обрести личность и означает стать художником. И наоборот: в творчестве мы находим спасение нашей личности.

28.

"При анализе различных аспектов проблемы самосознания (...) особо важное значение имеет (...) методологический принцип единства сознания и деятельности", - пишет Чеснокова И. И. (Проблема самосознания в психологии. Изд-во "Наука", М. 1977, с 30).

Этот принцип наиболее полно выражен в реализации сознания ребёнка или инфантильного человека, то есть того, кто ещё не осознал самого себя, не почувствовал своего "я".

К. Маркс и Ф. Энгельс пишут, что "...сознание никогда не может быть чем-либо иным, как осознанным бытием" (цитируется по той же книге Чесноковой И.И., с. 31).

Но у младенца не может быть осознания своего бытия. Тем не менее, всякий младенец обладает каким-то сознанием. Сознание не есть то же самое, что самосознание. Самосознание приходит с возрастом, да и то не у всякого человека. О возрастных особенностях формирования самосознания, тем не менее Чеснокова говорит, отступая тем самым от классиков марксизма-ленинизма (там же с. 52).

Потому о самосознании инфантильного человека можно говорить лишь в смысле мышления его, - то есть того уровня сознания, когда оно ещё не почувствовало, не коснулось и, значит, не осознало самого себя и своего бытия.

"Декарт не употребляет термин "сознание"; он отождествляет его с мышлением. Но под мышлением разумелось "всё то, что происходит в нас таким образом, что мы воспринимаем его непосредственно сами собою; и поэтому не только понимать, желать, воображать, но также чувствовать означает здесь то же самое, что мыслить (Р. Декарт. Избранные произведения. М.1950, с. 429)", - (цитируется по книге Спиркина А. Г. Сознание и самосознание. Изд. "Полит. Лит.", М. 1972, с. 19).

Сознание ребёнка в отличие от сознания инфантильного человека имеет большую связь с сердцем в силу того, что рациональная деятельность ещё не приобрела над его душой тотальной власти. Тогда как инфантильный человек волей-неволей получил какой-то минимальный интеллектуальный опыт, ребёнок ещё свободен от этого груза "премудрости".

Однако существует и другая крайность, когда на самом деле инфантильность взрослого заключается как раз в том, что он не научился правильно пользоваться своим сознанием, не сумел систематизировать приобретённый опыт и использовать его для блага своей души; не нашёл способа, как оперировать своим мозгом для пользы души, подобно инструменту.

Может быть, он и пытался чего-то добиться в своей жизни. Но тернии поглотили и затмили его ум. Усилия его оказались малоэффективны в этом направлении. Он мог утратить необходимую для этого связь сознания с сердцем, стать хорошим и успешным бизнесменом или духовным дегенератом.

И может быть наоборот: если инфантильный человек слишком сильно "растворил" своё сознание в сердце. Это уже стадия наркомании. Здесь тоже нарушена надлежащая связь сознания и сердца, а также их гармония.

Осознать своё бытие - означает и одновременное его ощущение сердцем, то есть соединение сознания и сердца в одной, общей для них и родственной основе.

Ребёнок непосредственно и искренне ощущает своё бытие. Для такого мировосприятия открыт духовный мир. Иногда и нам, как бы, даром может быть дано Откровение свыше. И если испытал его, то будешь искать повторные пути к нему. Поневоле прибегнешь к рационализации полученного опыта, чтобы суметь его повторить и поделиться с другими сокровенным. "Царствие Небесное силою берётся". Существуют способы и пути к нему. Эту задачу мы пытаемся решить на этих страницах. Возможно, приходится крутиться вокруг и около. Но постепенно мы продвигаемся вперёд, очерчивая круги всё яснее и доступнее для осмысления и приближаясь к их центру всё более и более...

29.

Детское мировосприятие как раз отвечает принципу единства сознания и деятельности, их синкретизму. Такое мироощущение возможно не только у отдельного человека, но и в историческом прошлом народов. Например, в эпоху общинно - родового строя, когда человек не противопоставлял себя коллективу как личность. Об этом свидетельствуют дошедшие до нас памятники устного народного творчества. "Типичным для всей ранней философии было ещё безличное понимание души; душа была лишена неповторимости и индивидуальности человеческой личности" (Спиркин А.Г.: Сознание и самосознание. Изд. "Полит. Лит.", М. 1972, с. 13). Затем сознание проходит ступени фетишизации объективного, далее - объективации и отчуждения объективного и, наконец, подходит к объективации субъективного - способности посмотреть на себя со стороны и даже из глубины себя же.

Этот последний этап вначале не отделяет внутренних субъективных движений от движений своего физического существа в пространстве. То есть человек поначалу смотрит со стороны лишь на свои поступки, подвергая их анализу и соотнося с социально-этическими нормами своего культурного окружения, а затем лишь, он оказывается способным анализировать внутренние субъективные психологические мотивы, которые предшествовали тем или иным его поступкам. Это, видимо, и есть грань, когда у человека готово зародиться самосознание.

И лишь тогда, когда появится у него ощущение своего "я", своего внутреннего сакраментального личного начала, лишь тогда можно говорить о сложившемся самосознании. Для последнего необходимо "эмоционально-ценностное само отношение", наряду с познавательной тенденцией, расширяющей знания человека о себе, и с действенно-волевой само регуляцией, связанной с его психологической и физической деятельностью, а также с тем, в какой степени он способен пользоваться своим сознанием как инструментом. "В структурном отношении самосознание представляет собою единство (этих, - А.Б.) трёх сторон" (Чеснокова И.И... Проблема самосознания в психологии. Изд-во "Наука", М. 1977, с 30).

Попытаемся "истолковать" высказывание "классиков диалектического материализма", отнюдь не передёргивая их заявление о том, что "...сознание (...) не может быть чем-либо иным как осознанным бытием"... Как громко сказано! Однако... "устами младенца глаголет истина"...

Зрелый человек достигает той ступени в познании себя, когда его духовное бытие, как бы, возводится в степень и преобразуется из эмоционального мироощущения в мышление, из мышления - в сознание, из сознания - в самосознание; из быта - в инобытие и в самобытие.

30.

Показательно то, что человека, у которого появилось эмоционально-ценностное отношение к себе, то есть, иными словами, у которого родилось самосознание, можно призвать к совести.

Что такое совесть, то качество, которое отличает человека от животного? Это - способность самосознания посмотреть на себя и на своё внутреннее "я" из более сакраментальной глубины себя же самого; способность объективировать субъективное и выделить при этом некое ядро своей личности, ядро, более субъективное, - некий костяк или стержень, вокруг которого личность может конституировать себя как нечто отличное от окружающих его "монад", от бытующих норм поведения социальной среды.

Видимо, у людей, одержимых какой-либо манией, отсутствует такое самосознание. Они обезличены, деперсонализированы.

Но к ним как раз в большей степени, чем к кому-либо ещё, применим принцип единства сознания и деятельности, принцип синкретичный, о котором шла речь выше. Если, например, ребёнок может сделать что-то неблаговидное в силу того, что он не обладает ещё достаточным знанием, навыком, воспитанием, как взрослый, то как можно с ним сравнить взрослого маньяка? Если хулиган пристал к вам на улице, то вам сразу же следует установить: есть ли у него хотя бы доля самосознания. Если есть, то у вас может быть получится призвать его к совести прежде, нежели прибегать к защите кулаками. Зачастую, первое срабатывает лучше, учитывая тот факт, что большинство людей, и хулиганы тем более, оказываются весьма сентиментальными и чувствительными по характеру. Стоит лишь затронуть соответствующие струны - и хулиган обращается в вашего "друга". Скажите ему, что он - очень хороший человек, и при этом не показывайте страха, который сразу поставил бы вас в его глазах на уровень ниже его. Будьте в моральном смысле выше хулигана, а в человеческом - равным ему.

31.

"Термин "поле сознания" только в недавнее время стал употребляться в психологии", - пишет Вильям Джемс и продолжает: "Раньше общепринятой элементарной единицей душевной жизни было "представление" ("idea"), которое считалось вполне самостоятельным и ограниченным от других элементов. Но в настоящее время психологи склонны к допущению, что такою элементарной единицей вероятнее всего является всё душевное состояние целиком, вся волна сознания, или, иначе говоря, вся совокупность мыслимых в данный момент объектов; причём необходимо иметь в виду, что границы этой волны не могут быть намечены с определённостью.

Различные состояния сознания сменяются в нас, и каждое из них имеет свой наибольший яркий центр, вокруг которого располагаются объекты нашей мысли по степени направленности на них сознательного внимания; последние ряды теряются в окраинном тумане сознания, благодаря чему нельзя с точностью определить границы этого поля. В некоторых состояниях поле сознания расширяется, в других, наоборот, суживается. С расширением поля сознания мы испытываем обыкновенно радостное чувство, наш взгляд сразу окидывает множество истин, и до него доходит, обычно незримый для нас, отдалённый отблеск таких мировых ощущений, которые мы вернее угадываем, чем видим, скорее, предчувствуем, чем познаём. При подавленном настроении, болезни или усталости, поле сознания суживается почти до размеров точки, и человек чувствует себя угнетённым и печальным.

Поле сознания разных людей далеко не поддаётся одинаковому расширению; в этом отношении между людьми существует органическое различие. Лица с крупным организационным талантом обладают обыкновенно обширным полем духовного зрения, в которое одновременно укладывается вся программа предстоящей деятельности, и радиусы которого расходятся вдоль во всех направлениях. Средние люди лишены этой широты горизонтов их духовного видения. Они подолгу топчутся на месте, как бы нащупывая свой путь шаг за шагом, и нередко совсем останавливаются. При известных болезненных состояниях сознание является как бы угасающей искрой, без памяти о прошедшем и без мысли о будущем; а настоящее для такого сознания ограничивается какой-нибудь одной простейшей эмоцией или одним физическим ощущением.

Когда мы говорим о "поле сознания" мы должны отметить, как самую характерную черту последнего, неопределённость его окраинных областей. Содержание этих областей почти не попадает в сферу внимания; тем не менее оно существует и оказывает влияние на нашу духовную деятельность и даже на то направление, какое примет в ближайший момент наше внимание. Оно является как бы "магнитным полем" внутри которого, подобно стрелке компаса, вращается центр нашей духовной энергии, когда одна фаза сознания сменяется в нас другой. Все наши воспоминания носятся над этим полем, готовые войти его пределы от малейшего прикосновения; точно так же непрерывно находится в сфере его влияния наше эмпирическое "я", т. е. вся совокупность сил, импульсов и знаний, как находящихся в действии, так и не принимающих в данную минуту активного участия в нашей внутренней жизни. Граница между тем, что в данную минуту актуально и что потенциально в нашем сознании, так неопределённа, что всегда трудно сказать относительно какого-нибудь элемента душевной жизни, сознаваем ли он или нет". (В. Джемс. Многообразие Религиозного Опыта. Изд. Ж. "Русская Мысль", М. 1910, с. 220).

(Всматриваясь из 21-го века в поднятый В. Джемсoм вопрос, возникает невольное желание сравнить "поле сознания" человека с работой компьютера. И делая это, мы не находим никакой аналогии. Работа компьютера проистекает во времени, по программе, в последовательных операциях, тогда как активность человеческой души представляется мгновенной и персонализованной. Ничего подобного "Центральному Процессорному Устройству (CPU) с кварцевым генератором (clock), перемещающим единицы и нули из одних ячеек памяти в другие, в человеческом организме нет, как нет и необходимых для этого электромагнитных колебаний высокой частоты. Скорее, следует признать, что если и существует какой-то сверхскоростной "компьютер", то вероятнее всего он находится вне человеческого тела и вне материального мира и работает, скорее, по законам подобным законам квантовой физики, которая допускает пребывание одной элементарной частицы одновременно в двух удалённых друг от друга точках пространства. Если предполагать, что работа человеческого мозга основана на биохимических реакциях, то опять же возникает вопрос о невероятной скорости обработки информации...).

32.

Есть люди, которые заучивают при помощи зубрёжки, но есть и те, кто запоминают не внешнюю оболочку понятий, а интересуются самими понятиями, внешнюю оболочку которых в этом случае им запомнить уже не составляет труда. К первым относятся люди чистого рассудка, люди с малым "полем сознания". У них не происходит полного единства сознания и сердца в их деятельности в процессе объективации. А если такое и происходит, то нет последующего за этим состояния самосознания, ибо самосознание у них, по-видимому, плохо развито. Поэтому возможность оценки из глубины субъекта заучиваемого предмета слаба. Этим людям лишь путём усилия удаётся втиснуть понятие в своё сознание, границы которого узки, понятийные связи слабы и связь сознания с сердцем минимальна. "То, что усваивалось другими на лету", - пишет Леонид Андреев о своём герое в "Рассказе о Сергее Петровиче", - "ему стоило мучительных усилий и всё-таки, даже врезавшись в память неизгладимо, оставалось чужим, посторонним, точно это была не живая мысль, а попавшая в голову книга, коловшая мозг своими углами". (Андреев Л. Рассказы. Изд. "Сов. Россия". М. 1977, с 71).

К другой же категории людей относятся те, у кого сознание легко переходит в состояние самосознания, у которых оно кардиализовано, о чём пойдёт речь ниже.

33.

Человек, пережив не одну депрессию, привыкает к границам своего сознания, утрачивает свои живые интересы, которые отодвигаются в область подсознательного, за границы актуального сознания. Он начинает жить не согласно своим сокровенным убеждениям, а тою жизнью, которою живёт безликое большинство. Другой человек, вволю удовлетворив книгами свой ум, может потерять интерес к живой мысли. Он пожелает вновь испытать чувство, а не мысль о чувстве, пожелает обрести настоящее счастье, а не нарисованное. И тогда, быть может, он попробует отключить рассудительность, считая, что все беды - от излишнего ума, не понимая инструментально-прагматической роли сознания, которое как раз и способно помочь его выздоровлению. Он переключит свои интересы невесть на что, пытаясь забыться либо в какой-нибудь пустой деятельности, либо в пьянстве или в другом виде порочного наслаждения. Интересы становятся узки - соответственно сужающемуся сознанию. Если не поддерживать огонь - постепенно и незаметно наступает мрак старения души, конец которому - смерть. Даже рассуждения об этом и понимание этой проблемы не спасает. Нужна иная движущая и спасительная сила.

34.

Деперсонализация, как говорилось, связана с разрывом связи между сознанием и сердцем. У стареющего человека возможно и раздвоение самого сознания, начало раздробления личности. Деперсонализированный человек может оказаться неверным в критическую минуту, способным на подлость и предательство. Те, кто находится у сытой кормушки, сами выбирают себе судьбу безликих шакалов, не способных взглянуть на себя со стороны. Вот в чём разгадка вопроса, почему человек, казалось бы, безупречный по внешнему поведению на протяжении многих лет, вдруг предстаёт перед нами в облике лицемера, труса, негодяя, предателя, стукача. Герои Л. Андреева - "мародёры", замученные и задавленные жизнью, указывают нам на многообразие недуга этого типа. Подобное раздвоение сознания, однажды случившись, поддерживается тем, что человек начинает избегать всякого самоанализа, и наоборот, находит причины оправдания своим "нездоровым" поступка. Настрадавшись в полной мере, как он считает для себя, невротик опускает вёсла, обвиняет во всех своих бедах весь мир и всех людей. Он отдаётся течению жизни, избавляет таким образом себя от мучащих мыслей и наполняет свой мозг теми актуальными для него предметами сознания, которые дают ему ограниченные положительные эмоции. Таким образом он вступает на путь кажущегося выздоровления, в ущерб развитию личности. (Это может произойти даже, например, после обретения семейного очага, когда уже не нужно прилагать усилий, чтобы завоевать чьё-то сердце). Под старость лет такой тип обывателя скорее всего впадёт в "старческий маразм". Происходит постепенное и полное разложение личности и деградация, начало которых мы пытаемся проанализировать.

Этот больной сознательно отключает рассудок, атрофирует интересы, успокаиваясь, в лучшем случае в мышиной возне семейного, или производственного быта. И если человек стал на такой путь псевдо-выздоровления, то всматриваться в себя, анализировать свои мысли и поступки для него будет означать то же самое, что вспоминать те беды и страдания, которые он когда-то пережил, которые когда-то, может быть, и пытался осмыслить даже и путём анализа и самокопания, но, увы, не имел в этом успеха; которые, может быть, и были той экстремальной ситуацией, что могла бы проявить его самосознание, но что, к несчастью, не осуществилось в его судьбе... Впрочем, знает ли он о том, чем является подлинное счастье? Поле его сознания ограничено, горизонты закрыты облаками сиюминутных забот...

В дальнейшем своём успокоенном существовании он привыкает в себя более не смотреть, не объективировать своё субъективное по отношению к более личностному и для него сентиментально-сакраментальному. У такого человека постепенно пропадает и самое сакраментальное, нивелируясь в бытовом, объективируясь и овнешневляясь без соответствия с субъективным. В лучшем случае в глубине своей личности (если о таковой можно вообще говорить в этом случае) он может остаться сентиментальным. Диапазон таковой сентиментальности широк: от фашиста, только что закончившего пытку своей жертвы и испытывающего слёзный восторг от музыки Вагнера, - до простого хулигана, соблюдающего свой "кодекс чести".

О стяжании Духа, до которого душа должна прорваться сквозь объективированный плотной завесой сентиментализм, тут не может быть и речи.

Вот почему, казалось бы, невинный сентиментализм является серьёзным и жёстким препятствием к духовной жизни.

К примеру, герои Э. М. Ремарка - по-своему хорошие образы, способные нас многому научить, но, тем не менее - они тени своей эпохи, ограниченные сентиментальные люди, которых искалечила война, не позволив им подняться над своей меланхолией, и границы недостижимого для них горизонта их сознания невольно погружаются в "сладкую" "мировую скорбь".

Означенный тип больного избегает глубокой эзотерии. Он экзотеричен, начинает жить по привычке, стереотипно, социально-обусловлено, "как все". Он может оправдывать в себе здравый голос поруганной личности и внушать себе неоднократно, что, мол, ему итак в жизни всё ясно, что он сыт оригинальными мыслями, от которых, якобы, нет никакого "практического прока"; что обо всём много итак говорено и написано, и, что, якобы, в конечном счёте "ничего не нужно", так как нет ничего нового ни под солнцем, ни под луной...

Итак, отсутствие чувства ученичества приводит к остановке в развитии личности.

Привыкнув к такой установке, человеческое сокровенное "я" овнешневляется и перестаёт быть личным, деперсоналицируется и далее живёт, не утруждая себя самоанализом. Даже таинство Исповеди (если человек остаётся церковно-религиозным) становится чем-то невыносимым. Он избегает её. В лучшем случае относится к ней формально и видит в ней лишь индульгенцию, чтобы чувствовать себя спокойно на душевно-сентиментальном уровне. Такой человек не будет вдаваться в глубокий анализ своих поступков и помыслов, а скорее полусознательно ограничит свою формальную исповедь специально придуманными и, может быть, специально совершёнными посредственными обывательскими грехами. Впрочем, больших грехов такой человек и не совершает, чтобы не выйти из равновесия обывательского благополучия. Ведь он давно стал "ни холоден, ни горяч".

35.

Практический смысл интереса должен быть положительным: можно интересоваться лишь чем-то, а не интересоваться просто всем, вообще. И творческий человек, утративший однажды вдохновение по какой-либо причине, пытаясь осознать причину потери своего счастья, может ступить тем самым на дорогу, ведущую его на адскую сковородку, где бес будет поджаривать его "в собственном соку" самокопания. Так рождаются законченные эгоисты и самоуверенные циники, мнящие себя верхом совершенства, и ожидающие от других преклонения перед их псевдо-талантами. Аналогичная ловушка поджидает и всякого, кто вступил на путь самосовершенствования.

Именно сознание чего-то, а не просто сознание... Интерес возможен лишь в форме интереса к чему-то. И связь сознания с интересом неразрывна, как должна быть неразрывна связь сознания с предметом сознания - через сердце.

Наконец, мы подходим к главной идее...

Эта книга пишется многие годы... Приходится опускать целые главы, уводящие в сторону. Главное, реализовать написанное когда-то, чтобы не пропало.

Наберитесь терпения, читайте дальше. Нельзя подвести к главной сути иначе, без детального разбора. "Костыли интеллекта" не помогут пройти хромому через болото. Нам потребуется иное приспособление, иная помочь.

36.

"...Процессу самосознания свойственна некоторая инерционность. У каждого складывается обобщённое мнение о самом себе, иногда оно в целом или в отдельных своих сторонах не соответствует действительным сущностным особенностям данного человека..." (Чеснокова И.И. Проблема самосознания в психологии. М. 1977, с 105).

"... Американский психиатр Дж. Б Фурст (...) говорит, что в определённых областях жизни, деятельности, взаимоотношений с людьми, имеющими большое значение для каждой личности, человек такого типа оказывается почти неспособным учиться на опыте жизни, извлекать из этого опыта содержание, которое бы всё более объективировало понимание им самого себя." (Там же с. 106). (...) Такой человек (-А.Б.) "всеми силами пытается оправдать своё поведение; его оправдания предназначаются для того, чтобы убедить как самого себя, так и других в правильности своих действий. Его оправдания как раз и препятствуют осознанию того, что он действительно делает(...). Хотя эти оправдания сводятся к разновидности самообмана, невротик может держаться за них очень цепко. Он поступает так потому, что если он откажется от этих оправданий, он немедленно окажется перед лицом проблем, которых он боится и с которыми он всеми силами старается не сталкиваться" (Фурст Д.Б. Невротик. Его среда и внутренний мир. М.1957, с 248. Цитируется по: Чеснокова И.И. Проблема самосознания в психологии. М. 1977, с 108).

"... В итоге Фурст делает важный вывод: невротик, будучи привязан к привычному мнению о себе очень узко, шаблонно и инерционно, не может взглянуть на себя более свободно и широко как на некое целостное самостоятельное существо. Как бы ни были чувствительны невротики, они не в состоянии понять себя как целое, и точно также они не могут охватить в целом какие-либо из личных отношений, в которых они, их мыслительные процессы приобрели защитный, сложный и тенденциозный характер" (Фурст Д. Б. Невротик. Его среда и внутренний мир. М.1957, с 248. цитируется по книге: Чеснокова И.И. Проблема самосознания в психологии. М. 1977, с 107). "Все эти внутренние трудности процесса самопознания вытекают в свою очередь из специфики самопознания, которая состоит в слитности субъекта и объекта в его процессах и в необходимости их дифференцирования в случае познания субъектом самого себя, когда он смотрит на себя как на другого, как бы независимо по отношению к себе"..." (Чеснокова И.И. Проблема самосознания в психологии. М. 1977, с 108).

37.

В процессе самопознания может потеряться эмоционально-ценностное отношение к себе, потеряться синкретика связи сознания с сердцем. Даже если человек психически (относительно) здоров, стоит лишь встать на путь самосовершенствования, на путь познания природы собственного сознания, - процесс, связанный с объективацией своего "я" от себя самого же, процесс абстрагирования части своего "я" от натурально данного эмоционально-ценностного его ощущения, - как сразу же эти поиски истины при добросовестных усилиях приведут к неожиданному тупику иррационализма, где можно остаться с болезнью разрыва сознания с его неотъемлемыми интересами. После такой добровольной хирургии человек может замкнуться в обескровленном им же самим мирке и начать сознательно себя обманывать. Таков удел сектантского мещанства, претендующего на всё, обещающего горы и оставляющего ни с чем в пустыне болезни.

Именно связь сознания и интереса во многом определяет личность, отвечает в какой-то мере на вопрос о природе личности, о её конституции. Личность строится тогда лишь, если сознание человека не "зубрит", не втискивает безо всякого интереса догму, а интересуется самим понятием, самой сущностью предмета своего сознания; если свою неразумную изначальную свободу (до выбора) личность ограничивает разумным "перевоплощением" своего сознания в интересуемый предмет, не боясь подпасть под такую псевдо зависимость. Личность и творческое перевоплощение, сам процесс творчества, синонимично связанные понятия.

Большинство людей, попав в подобный тупик иррационализма, не способно к самоанализу, не терпит мысли о том, чтобы понять своё назначение, не интересуется ни наукой, ни философией, ни искусством, далеко от религии... Оно не в силах разглядеть внутренний смысл явлений, ибо вместо них видит лишь "декорации". Большинство оказывается в путах объективной магической материальности, не способно сосредоточиться на сущности всего видимого, "возлюбить чистое словесное молоко", познать истину, которая освободит от природной магии...

Мы рождаемся психически и духовно здоровыми, но если не осмысливать жизни и себя самого в ней, то можно легко "сдвинуться" в своём сознании с этой первоначальной позиции в ту, ненормальную, что начинает распадаться на кусочки. И если мы заметили в себе этот процесс распада, то единственный способ лечения - это творчество... Каким может быть исцеляющее творчество - попытаемся понять далее. Надо сказать, что творчество может быть удивительно многоразличным. И каждому дан свой дар и способ спасения.

Напрасно утверждать, что церковная жизнь сама по себе способна вылечить, точно так же как жизнь в больнице не обязательно ведёт к выздоровлению. В религии, быть может, все проблемы ещё более заострены: в ней не меньше догматизма, чем в мире. И творческий человек, попавший в церковную среду, подвержен воздействию догматической магии ещё более, нежели обыкновенный мирянин. Можно сказать, даже, что в догматической церковной среде творческому человеку находиться ещё опаснее рядом с источник живой воды, который скрыт "купелью Силоамской", рядом с которой толпы беспомощных уродов ожидают ложного движения. Но тем не менее, именно творческий человек скорее различит ложь и покажет другим путь для спасения, выведет незрячих из средневековья церковного мрака к забытому церковному свету истины.

В непосредственности заключено счастье. Вот различные взгляды на самого себя: "Как бы мне не поступить так, как запрещено поступать?" или: "Как бы мне не вызвать осуждение и недовольство других?" И другой взгляд: "Я поступаю так, потому что я чувствую и знаю, что поступаю по совести и согласно моим убеждениям". Последней установке присуще свободное самосознание.

Счастье и блаженство заключается в непосредственном интересе, выходящим за непосредственно содержащийся в сознании предмет, который влечёт, интересует меня; при этом я чувствую это движение внутри меня...

Счастье и вдохновение возможно в блаженстве творчества, а именно при таком условии, когда человек становится в отличие от неодушевлённой материи активен в отношении к интересуемому предмету его сознания.

38.

Отступая немного назад, к тому месту, где мы говорили о переключении интереса в область узкого сознания, неспособного постичь красоты искусства, заметим, что смещение интереса из конкретно-ощутимой области в иррациональную - явление, ведущее к нарушению психики, мировосприятия. Это может произойти в процессе самопознания или (что есть то же самое) - в процессе самосовершенствования, когда происходит отчуждение субъективного. Такое нарушение может произойти оттого, как уже говорилось, что человек поставил себе задачей познать природу своего сознания и даже Бога. Это может произойти из-за столкновения с непостижимыми догмами.

Так вот, в то же самое время, художественное восприятие и есть иррациональное восприятие. Попав в тупик иррационализма, мы можем и должны решать и решить нашу проблему не иначе как иррационально. Там, где логика сознания не способна постичь и наполнить себя определённым содержанием, поскольку, как говорилось, сознание предметно ("Предмет по понятию нечто внешнее, нечто перед субъектом находящееся, предстоящее, хотя и не обязательно материальное", - Василюк Ф .Е. Психология переживания. Анализ преодоления критических ситуаций. Изд. Моск. Университета. 1984, с 81), - там чистое детское созерцание и творческое художественное перевоплощение в созерцаемое без попытки его осмыслить сугубо рационально, разложив по полкам, - утоляет жажду нашего не знающего по существу своей природы сознания томящейся души. В этом заключается прагматический подход к тому, как сознанию пользоваться собою в качестве инструмента своей души.

Итак, мы находим несомненный смысл в любви и интересе к самой жизни. Но если мы утратили интерес, то должны обрести его в "умудрённом неведении" созерцания, в котором должно преобразиться наше сознание, активно воспринимающее окружающее нас, воспринимающее до самозабвения в творческом перевоплощении.

Как мы видим, всё оказывается довольно-таки сильно переплетённым, и кажется, что нелегко во всём разобраться. Но это кажется так только с точки зрения "малого ума", с точки зрения рациональной, ограниченной... Для "расширенного сознания" такой проблемы не существует.

С точки зрения "узкого сознания" возможен, впрочем, иной подход для кажущегося решения означенной проблемы...

...Можно как бы обмануть себя, внушить себе правильную мысль и прийти к той психологии, которая нам необходима для здоровой жизни, не вдаваясь в подробности, в которых для большинства обывателей "нет никакой практической надобности". Можно следовать увещеваниям проповедников и придерживаться строгому исполнению социальных житейских норм. Добиться благополучия, "полной семейной чаши", положения в обществе и т. под. Можно и вовсе забыть о своих душевных недугах и переживаниях... Не будет ли это уходом от проблемы вместо её решения?

39.

"Невротик", подпавший под самообман начинает жить двойной лицемерной жизнью. Лицемерной хотя бы в отношении его подсознания к сознанию, своего сокровенного к откровенно-сознательному, своей внутренней сакраментальной личности к цинизму обывательской общепризнанности. Его жизнь в результате перестаёт быть жизнью по своей сути, а становится "влачением существования", то есть медленным духовным умиранием.

"Материал клинических наблюдений расстройств самосознания, выражающийся в основном в синдроме деперсонализации, является фактическим обоснованием теоретических положений о самосознании как центральном "образующем" личности, связывающем воедино отдельные её проявления и особенности. (...) Целостная деятельность самосознания в норме основана на гностической его функции - интегрирующем системном чувствовании, которое обычно не заметно. Эта функция осуществляется на автоматизированном уровне и обеспечивает чувствование принадлежности психического процесса моему Я, моей личности, включает в себя эмоциональный тон соответствующей окраски и интенсивности и обобщает предшествующие знания в опыт в конкретной чувственной форме. Гностическое системное чувствование обнаруживается, как правило, негативно в дезинтеграции психических функций, когда наблюдается снижение его или вовсе его отсутствие. Картина этого синдрома разнообразна по своим проявлениям, но клинические критерии нарушения самосознания едины - это переживание исчезновения своего Я, состояние обезличенности, чуждости, изменённости своего тела, отчуждение собственных психических актов. Больные указывают на потерю своих эмоций, на отсутствие образов в мышлении, на пустоту своей психики" (Чеснокова И.И. Проблема самосознания в психологии. М. 1977, с 50 - 51).

Деперсонализация происходит оттого, что человек перестаёт работать над собою, всматриваться в себя, исповедоваться Богу, перестаёт строить своё самосознание: усложнять, уточнять, поправлять, утончать, возводить в степень. Деперсонализация происходит оттого, что человек может увлечься интеллектуализмом в ущерб сердечности и перестать практически следовать своим убеждениям; - или если человек деперсонализирован в силу того, что не развил в себе духовных способностей, остался инфантильным.

("... Учение о душе для Аристотеля - это общее учение о жизни и её функциях, включающее органические её отправления так же, как и сознательную жизнь. В соответствии с такой трактовкой души Аристотель первый отчётливо формулирует идею развития применительно к психике. Он различает три вида души - растительную, животную и разумную", - Спиркин А. Г. Сознание и самосознание. М. 1972, с 15).

Так или иначе, причин для болезни множество. Разобраться в них нелегко. Важнее найти способ, который исцелит, безотносительно причинам возникновения недуга. Какой смысл бередить больные раны? Это лишь ещё раз вызывает боль. После диагноза следует начинать лечение, но не пытку.

Апофатические (запрещающие) Моисеевы заповеди, можно предположить, имеют целью проявить в человеке самосознание, раскрыть в нём его личность. Поначалу, воспринимая их как табу, как запрет, человек воспринимает их наподобие любого объективного предмета сознания. Но затем они становятся традицией, нормой культурной, социальной и религиозной жизни. Наконец они проникают в "кровь и плоть" и для большинства становятся убеждением, за которое люди готовы пожертвовать жизнью. Но это происходит лишь при условии наличия связи сознания с сердцем. Вот почему любовь превосходит страх Божий. В любви человек имеет самосознание, обладает личностью. В страхе он безлик, скован узким своим рассудком. Вот почему, наверное, в Десять Заповедей входят и такие, как бы, "дубликаты": "Не укради" (обобщённая заповедь) - "Не пожелай жены искреннего твоего, не пожелай дома ближнего твоего, ни села его, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ни всякого скота его, ни всего, елико суть ближнего твоего (детализированная заповедь). Обобщённая заповедь - "для имеющих уши слышать", для тех, кто обладает самосознанием. Для непосвящённых - удел страха - объективный запрет юриспруденции, с детальным перечнем того, за что возможно наказание.

В этом понимании украсть у государства является грехом по заповеди "Не укради", но, как будто бы, не является таковым по заповеди, в которой говорится о ближнем. Тем не менее, обе заповеди входят в единую скрижаль. Воруя у государства, человек идёт на компромисс с совестью по заповеди "Не укради", ибо не важно в данном случае, у кого красть в объективном смысле. Но в смысле формирования самосознания "украсть" - вообще, как факт, как акт сознания, как его предмет, - означает разрушительную тенденцию, деперсонализирующую самосознание, способствующую разрыву связи сознания с сердцем. Поэтому в соответствии с этой заповедью, в заповеди "о ближнем", или "искреннем", говорится и о том, что не только нельзя у ближнего красть, но и даже нельзя пожелать украсть: пожелать совершить грех и совершить грех по отношению к ближнему уже в Моисеевых (апофатических) заповедях приравниваются. Так же строго приравнивается грех "реальный" и "желанный" в проповеди Христа: тот, кто посмотрел на женщину с вожделением, тот уже в сердце своём с нею прелюбодействовал.

Горе тебе, "премудрый" Соломон! Ты не только пожелал жены искреннего твоего, но и украл её, а также послал своего искреннего на смерть! Куда пропала твоя мудрость? Была ли она? Или под влиянием внешней среды личность твоя деперсонализировалась и не осталось ни самосознания, ни любви к Богу, ни страха Божия? Поистине, нет ничего нового ни под Луной, ни под Солнцем!..

40.

Человек желает быть свободным... Однако не всякий может понимать, что истинная свобода заключается в труде, в постоянном наполнении своего субъекта, согласно природе сознания. Конечно, имеется в виду предметность сознания, о которой ещё пойдёт речь ниже. То есть, сознанием возможно называть такое отображение реальности (впрочем, и нереальности, выдумки, в том числе), без которого сознание в чистом виде не имеет смысла. Если упало в лесу дерево, и никто этого не видел и не слышал, то какое значение имеет это событие?.. Если хлопать в ладони, то слышно хлопанье; но каков при этом звук от хлопка одной ладони? Издревле люди пытались осмыслить природу своего сознания, подойти ближе и подвести к его пониманию других через метафоры и мудрые алогизмы...

Обязательно сознание чего-то, как уже говорилось, но не просто сознание в чистом виде. Именно тогда только сознание и возможно. Именно тогда только можно о нём говорить и мыслить, когда оно является сознанием чего-то, когда оно любовно вбирает в себя свой объект, пропитывается им и отождествляется с ним. Содержание сознания, его предметность, обязательно связаны с отношением сердца к предмету сознания, с интересами личности. Если же такой связи не наблюдается, или если сознание наполняет себя нелюбимыми объектами, то именно тогда возможен разлад его с сердцем, потеря эмоционально-ценностного к себе отношения, сужение сознания, самообман, деперсонализация.

И наоборот, если сознание наполняется интересуемым его предметом, то оно делает это по любви и свободно. Если "осознать" означает одновременно и "полюбить, то в этом смысле и "свобода - есть осознанная необходимость" или, лучше, скажем, осознанная предметность. Впрочем, недосуг играть словами, набившими оскомину...

Своё сознание следует заполнять для того, чтобы отличаться от неодушевлённых предметов. Именно такова функция сознания, дарованного нам. Именно в этом заключается отличие сознания человека от сознания животного и тем более от бессознательных предметов. В этом наше отличие от неживого - мы обладаем неким бытием, которое способно осмысливать себя самого и, более того, смотреть из глубины себя как бы со стороны, что, можно считать, философским пониманием природы человеческой совести.

Итак, человеческое сознание способно не только познавать, то есть наполнять себя объектами познания (становящимися в этом случае предметами сознания), но также оно способно в какой-то мере познавать и природу своего сознания в гармонии его с сердцем.

Забегая вперёд, нужно сказать, что высшими ступенями познания вообще и самопознания в особенности, будет являться художественное восприятие и творчество, а также - мистическое молитвенное созерцание, или гнозис, в терминологии и понимании хорошо освещённом в книге Трофимовой М. К. (Историко-Философские Вопросы Гностицизма, Изд. "Наука", 1979), где рассматриваются различные аспекты, основанные на изучении коптских рукописей "Наг-Хаммади", включающих в себя, и, так называемое, "Пятое Евангелие от Фомы".

41.

Бог может быть Богом лишь для человека.

"Без человека не может быть никакого Бога".

(W. A. Luijpen. Theology as Anthropology. Pittsburgh (PA), 1973, p. 84. - Цитируется по кн. "Современная буржуазная философия и религия" под ред. А. С. Богомолова, М. 1977, Изд. "Полит. Книга", с 57).

И если не будет человека, то не будет Бога, ибо человек мыслит Бога Богом по отношению исключительно к себе, Его твари. И Бог, следует предполагать, определяется как Бог человеком и лишь в отношении к человеку, подобно тому, как царь определяется как царь тем, что у него есть над кем царствовать.

Это позитивный фактор.

Негативный фактор тот, что если царь не имеет царства, то он уже не царь. Такая "социальная" обусловленность переходит в экзистенциальную онтологию.

Чисто логически А не может быть В. Но А и не мыслимо без В, ибо оно определяется (дефинируется) отрицанием его от В: А - это то, что не есть В (негативный фактор); в то же время А - это есть только А (позитивный, номинативный фактор). То же самое относится и к В. Наличие факта С усложняет картину, но по существу не меняет её.

Бог не может быть без человека.

И человек не может быть без Бога.

Бог как Бог определяется человеком.

Эта экзистенциальная зависимость, а не просто логическая, находит подтверждение в мистическом ощущении человеком Бога - тварью Творца, именно в силу этой зависимости создавшего человека по Своему Образу и Подобию.

Это аналогично тому, как подлинное (большое) сознание человека может быть только предметно.

Сознание человека - Образ и Подобие Божие.

Исходя из вышесказанного, составим следующие силлогизмы:

Бог не может быть без человека.

Сознание не может быть непредметным.

Из этих соотношений приходим к следующему выводу:

Подобно тому, как сознание, будучи предметным, существует как сознание и только таким образом оно экзистирует, проникается своим предметом, точно так же и Бог является Богом лишь в том случае, если экзистирует человек.

Эта диалектика налагает на человека огромную ответственность.

И напротив, для того сознания, которое не проникнуто Богом, Бог не существует. Поэтому неверующие по своему правы, утверждая, что Бога нет: Его нет только для них и для их сознания, лишённого присутствия Бога, именно из-за такой их изначальной сугубо субъективной и ограниченной установки.

"Субъективное - объективно и объективное - субъективно..."

(Ф. Э. Дзержинский, из воспоминаний Н. Бердяева: "Самопознание", М. "ДЭМ", 1990).

42.

По Ф. Де Соссюру...

(Эта глава пропускается при этой предварительной публикации в силу необъятного количества материала, подлежащего обработке).

43.

Человек говорит: я больше никогда не удивлюсь, не поражусь открывшимся мне когда-то с такой удивительной стороны миром, в котором я однажды узрел глубину и смысл внутренних взаимосвязей. Человек говорит: я знаю, что мир глубок и прекрасен, я знаю, я знаю, я знаю... Но твердя это, он забывает об ученичестве, забывает ту глубину, тот смысл, то трезвящее ощущение реальности, которые когда-то были для него открыты. Он теряет динамику души, которая присутствует в ученичестве, и вновь пережить пережитое оказывается почти невозможно. Становится невозможным и счастье. Ибо другого счастья в своей жизни человек, переживший подобное, не желает. То ощущение Реальности, которое переживает человек в моменты Откровения, можно сравнить с огнём. Обычно мы видим пламя огня и считаем, что это всё. Однако, есть ещё и свет, и тепло пламени. И они не менее реальны, чем само пламя. Пережитую Реальность можно сравнить с чистым светом.

Для того, чтобы стать счастливым, для того, чтобы соприкоснуться вновь с этим поразительно трезвящим единством нашего Я с внутренней сущностью вещей, видимая оболочка которых не содержит в себе непосредственно того, что она лишь призвана обозначать, на что призвана указывать; - для того, чтобы наша жизнь не катилась многолетними водами однообразного течения, вливающегося в бесконечное море скуки, а, наоборот, чтобы каждая минута нашей жизни была интересна, полноценна, насыщена, чтобы мир снова и снова открывался нам своей неизвестной доселе и становящейся потом снова и снова созерцательно ощутимо достоверной стороной, подобно как молодой человек поражается однажды существованием своего Я, своим неожиданным созреванием и внутренним качественным изменением; - для наступления такого Откровения надо хотеть, надо жаждать, надо алкать по этой глубине, в отчаянии восклицая: "Быть не может, что в мире нет смысла жизни!" "Быть не может, что тогда нет и счастья!" Где, в чём этот смысл? Я хочу быть счастливым! Я готов за этим смыслом ринуться в бездну, в пропасть; и нежели жить так, лучше не жить: ибо без смысла жизни и жизнь, увы, бессмысленна, то есть, её, почти что и нет как таковой... Я не хочу быть обывателем, приравнивающим пошлое, низкое, к возвышенному и интересующимся лишь хлебом насущным...

44.

Человек одинок, он одинок даже в обществе людей, и даже, быть может, единомышленников. Ибо космическая оторванность распинаемого субъекта от влекущей невидимой реальности и одновременно влечение к такой, казалось бы, близкой эмпирической реальности этого мира, увы, не приносящей счастья, настолько противоречит рассудку и не хотят в нём ужиться, что человек страдает, страдает несмотря ни на что, и, порою, даже хочет страдать специально, чтобы в своём страдании остро ощутить всю разницу между тем, о чём он думает, во что верит, и тем, что видит, что навязывается ему для веры.

И может быть именно оттого, что человек начинает ощущать себя слабым, разуверившимся и беспомощным в этом мире, он ограничивается определённым кругом не только дел, но и мыслей. И это может происходить незаметно для него, ибо он не видит того зла, под которое подпадает всякий, кто идёт по лёгкому пути подчинения. Мыслить свободно и широко трудно.

У всякого человека появляется свой внутренний мир, который он отнюдь не называет "мирком", потому что всё, субъективно пережитое всегда значительнее объективного, каким бы оно ни было. С эзотерической точки зрения -- это мир, но в "экзотерических" поступках человека зачастую видна его ограниченность. Таким образом "мирок" приобретает в его уме звание "мира", и, вот, уже перед нами человек, лет примерно от тридцати и далее, считающий себя сформировавшимся субъектом, уверенный в себе нахал или сектант с зашоренными глазами.

Николай Бердяев в своей книге "Философия свободного духа" пишет о преодолении сознания человека, о преодолении своей веры в экзотерический мир, в который "мы слишком поверили... и потому он так открыт нам" (Н. Бердяев Философия Свободного духа. Глава III: Откровение, вера, ступени сознанию. Самиздат).

Он пишет: "Религиозное откровение есть событие, происходящее не только для меня, но и со мной, есть внутренняя катастрофа во мне. Если внутренней духовной катастрофы со мной не произошло, то для меня ничего не значат события, о которых мне рассказывают, как об откровениях Божества" (Там же). Далее он говорит, что "Откровение есть всегда откровение смысла, а смысл есть лишь в духе, его нет во внешних событиях, если они не расшифрованы в духе. Вот почему вера всегда предшествует авторитету.

Откровение есть двусторонний богочеловеческий процесс, встреча двух внутренне родственных пород. В откровении трансцендентальное становится имманентным. Отрицание высшей духовной богоподобной природы человека ведёт к отрицанию самой возможности откровения. У Бога не было бы Его другого, Бог был бы одинок" (там же).

О нашем сознании Н. Бердяев говорит в частности следующее:

"Сознание имманентно бытию, бытие же есть бесконечная духовная жизнь. Границы сознания раздвигаются. Два мира входят один в другой. То, что совершается в субъекте, в познающем, в моём сознании, то совершается в бытии и с бытием в глубине духовной жизни.

Трансцендентальность есть лишь часть имманентного, лишь событие в духовном пути, лишь раздвоение самого духа, который себя же себе противопоставляет. Откровение представляется трансцендентным в этом раздвоении и объективируется. По внутренней же своей природе откровение совершенно имманентно духу, есть внутреннее в нём событие..." (там же).

"Нельзя говорить о существовании объективной действительности с точки зрения статического пассивного сознания. Такого рода действительности самой по себе не существует. Действительность есть бесконечная жизнь, всегда активная и динамичная, и открываться она может лишь жизни, активной и динамической. Реальность бесконечного духовного мира не может прийти извне, она приходит лишь изнутри, как сама духовная жизнь в глубине. Я сам должен обнаружить реальность духовного мира, раскрыть её в своей жизни, в своём опыте, а не ждать, что извне она будет мне показана. Опыт зависит от границ сознания, границы же сознания полагаются направлением духа, т. е. процессом, совершающимся в самой первожизни: целые миры не доступны нашему опыту, потому что мы отвернулись от них, отделены от них стеной нашего сознания, избрали себе другой ограниченный мир. Нужна катастрофа сознания, чтобы раскрылись нам целые миры" (там же).

Философия экзистенциализма говорит нам о "пограничных ситуациях" - когда человек в критической момент жизни делает выбор, после чего ему открывается новый мир. Антоний Блюм, митрополит Сурожский, говорит, что не всякий способен на решимость. Человек может быть решительным в своих практических повседневных делах, но он может оказаться неспособным на решимость в вопросах, затрагивающих его привычки, ломающих его сознание.

"Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся".

"Вера идёт из глубины подсознательного или высоты сверхсознательного", - пишет Бердяев, - "И опрокидывает установившиеся формы сознания..." (Н. Бердяев Философия Свободного духа. Глава III: Откровение, вера, ступени сознания. Самиздат).

"Логическая научная общеобязательность и есть утверждение минимальной общности в истинах, дающих возможность ориентироваться в природном и историческом мире... Логизация и юридизация религиозных истин имеет социально-экзотерическое значение... Есть духовное и душевное совершенство, духовная и душевная святость, есть эзотерическое и экзотерическое сознание... И новозаветное откровение всё ещё подавлено природой ветхого Адама, ветхозаветно-языческими формами сознания" (Н. Бердяев Философия Свободного духа. Глава III: Откровение, вера, ступени сознания. Самиздат).

Эти слова предупреждают нас об опасности оказаться однажды той религиозной старушкой, что подбрасывала хворост в костёр, на котором сжигали Яна Гуса, который, видя это сказал: "O, sancta simpicitas!" ("О, святая простота!"), слова, так похожие на слова Христа: "Отче, прости им, ибо не знают, что делают...".

45.

"Некоторые потерпели кораблекрушение в вере..." (1 Тим. 1, 19). "Катастрофа" сознания вовсе не означает "кораблекрушение", ибо законы духовного развития не совпадают с законами видимого мира.

"Возникновение таких, несомненно обладающих существом вещей, как, например, архитектурные сооружения или биоценозы, хотя и может быть в принципе описано с точки зрения происходивших при этом физических процессов, но не может быть ни объяснено, ни тем более предсказано как необходимое на основании даже абсолютного знания всех физических законов. Несмотря не то, что последние при этом возникновении ни раз не нарушались. Следовательно, по (...) критерию "предсказуемости" и физический мир, точно так же, как и психологический, является открытым, то есть, и на него возможно влияние из нефизических сфер, закономерности которых не ухватываются физическим взглядом на реальность. Но это влияние осуществляется тем не менее целиком на физической почве, сообразно физическим законам, исключительно физическими средствами, и в этом смысле в виду отсутствия в физическом мире нефизических чуждых ему явлений и событий он является замкнутым, не имеющим внешнего, ибо всякий иной, лишённый физического воплощения процесс не оставляет в нём следа, никак не затрагивает его.

И точно так же одновременно открытым и закрытым (замкнутым) является жизненный, психологический мир данного существа. Психологический мир не знает ничего непсихологического, в нём не может появиться ничего инородного, относящегося к иной природе. Однако в психологическом мире время от времени обнаруживаются особенные феномены (в первую очередь трудность и боль), которые хотя и являются полностью психологическими и принадлежат исключительно жизненной реальности, но в то же время как бы кивают в сторону чего-то непсихологического, источником чего данный жизненный мир быть не мог. Через эти феномены в психологический мир заглядывает нечто трансцендентное ему, нечто "оттуда", но заглядывает оно уже в маске чего-то психологического, уже, так сказать, приняв психологическое гражданство, в ранге жизненного факта. И только своей тыльной стороной эти феномены настойчиво намекают на существование какого-то самостоятельного, инородного бытия, не подчиняющегося законам данного жизненного мира" (Василюк Ф.Е. Психология переживания. Анализ преодоления критических ситуаций. Изд. Моск. Университета, 1984, с. 91-92.).

Как страдание порой "облагораживает" человека, так и "катастрофа" имеет свою аналогию с высказыванием Христа о зерне, которое "... если, пав в землю, не умрёт, то останется одно, а если умрёт, то принесёт много плода" (Ин. 12.24).

Способность к мужественному преодолению пограничных ситуаций есть характеристика человека творческого (разумей: разумного или даже мудрого), - того, кого, по-видимому, желал видеть Христос в своих учениках, которыми все мы являемся, в той или иной степени. И потому Его слова о том, что "всякий грех и хула простятся человекам: а хула на Духа не простится" (Мф.12,31), - относятся и к тем, кто подобно фарисеям с упорством приписывают нечистому духу чудеса, которые Христос совершает силою Духа Святого (См. Комментарии к Мф.12,31 в "Новом Завете Господа нашего Иисуса Христа", Изд. "Жизнь с Богом", Брюссель, с.412), и к тем, кто, разочаровавшись в своей жизни, игнорирует творческое развитие своей личности.

Конечно, нельзя и не нужно требовать от всех "жажды" (Мф.5,6; Ин.4,13-14) творчества. Но ведь интерес к жизни и есть творческий подход к своей личности. Однако, не следует его путать с эгоизмом, ибо в творческом акте субъект объективируется, забывая о себе. Эгоист на подлинное творчество не способен, точно так же как коварство и подлинная гениальность -- несовместимы. Вот почему эгоисты тяготятся жизнью и даже зачастую ищут способ, чтобы развязать тот узел, который не позволено трогать, увлечь за собою в пропасть слепцов или невинные жертвы.

46.

Откровение возможно лишь для открытого. Желание, воля, жажда -- это есть акты открыт и я нашей души для вхождения в неё Духа. Это есть открыт и е, которое неминуемо повлечёт за собою и открытие смысла жизни, - того смысла, который нам однажды открывался, когда молодыми мы страстно жаждали ощутить неведомое доселе, а теперь, вот, остыли, устали, разочаровались...

У жаждущего человека, у активного своим алканием, не может быть скуки. Если же кто-нибудь подпал под её разлагающее течение, надо со страхом её бежать, ибо это -- медленная смерть. И не следует успокаивать себя, говоря: "Я когда-то уже испытал Откровение Божества. Я помню это. Это -- моё самое сокровенное. Я не желаю о моём личном и сокровенном говорить с другими. Я обладаю этим. Оно внутри меня. Я извлеку его в самую хорошую или плохую (критическую) минуту жизни... Я знаю -- значит обладаю... Мне незачем это извлекать сейчас, в суете, чтобы не опошлить, не привыкнуть к этому..."

Что можно сказать этому человеку? Только одно: "Душа! Много добра лежит у тебя на многие годы: покойся, ешь, пей, веселись..." (Лк. 12.19).

Когда человек так рассуждает, он ошибается потому, что динамическую жизнь духа, которая переживается лишь в состоянии активного движения, он мыслит ("знает") законсервировано, застывшим опытом давно минувшего переживания, о котором вспоминает с тоской ностальгии.

Открывается, повторяем, открывающемуся. Но если душа закрыта "знанием", если в сознании - жёсткий шаблон, то для такой человек и не желает приоткрывать свою душу, и поступает он так затем, чтобы избежать всякого сомнения, которое может оторвать от привычного порядка жизни. А даже если бы такое с ним случилось, то занавес рассудительности сразу же закрыл бы от него всё плотной непроницаемой пеленой...

Если бы с небес звучала музыка, то обыватель и это принимал бы за норму и, если бы не нашёл объяснения такому "феномену", то просто бы его не замечал, как, например, не замечает бытия своего собственного "я".

В жизни ничего не повторяется. Поэтому об откровении нельзя сказать, что "знаешь" его. Его можно только переживать и только в то время Святого Настоящего, в которое оно проистекает. Его можно сравнить лишь с чувственным восприятием. Слепой никогда не будет иметь соответствующего представления о свете и красках окружающего мира, как бы ему хорошо о нём ни рассказывали.

47.

Сознание предметно. Вопрос лишь в том, что является предметом или что выступает по отношению к сознанию в предметном значении? Под предметом здесь необходимо мыслить, как понятия об объектах (противоположных субъекту категориях), так и о понятиях понятий(!). Сравните с "указателями" ("pointers") - "переменными", используемыми в языке программирования "С" для сохранения адреса. Arg.c Arg.v. ("command-line argument" - лазейка для владеющих компьютерной терминологией программирования). Или - это аналогично первой и второй сигнальным системам в медицине Павлова. Впрочем, это сродни вообще знаковой природе человеческого языка, неразрывно связанного со своим лоном -- человеческим сознанием. Само понятие для сознания может служить объектом, предметом сознания, невзирая на его абстрактную сущность.

Один и тот же объект может заполнять наше сознание как тем, что мы воспринимаем его как понятие, или отстранённо, через образ или слово (заключённое в звуки, буквы, или иные символы), то есть через знаки.

А знак своей одной частью соотносится с объектом действительности, по лингвистической терминологии, называемой "означаемое"; а другой своей частью, которая проникает в наше сознание и становится образом этого знака -(объект/субъект), а именно, самой существенной своей частью сознания в той форме, что зовётся в лингвистике "означающее". (Означаемое/Означающее = Объект/Субъект).

"Когда... говорится о субъективности образа, то имеется в виду прежде всего не только искажение действительности, но и то, что этот образ есть нечто идеальное. Понятно, что мысль о предмете и предмет мысли не одно и то же. Мыслимая вещь -- это образ, а реальная вещь -- это её прообраз" (Спиркин А.Г. Сознание и самосознание. Изд. "Полит. Лит." М.1972, с.71).

48.

Человеку необходимо наполнять своё сознание объектами, т. е. понятиями о них; ему необходимо быть объективированным. Но в этой объективации предпочтительно осознание своей объективации, необходимо самосознание. Именно оно отличает человека от животного и растительного мира. Овнешневление субъекта, отожествление себя с телом, забвение присутствия духовного начала, увы, присуще и Homo sapience'у.

Другой крайностью является обратная тенденция -- стремление к так называемой "свободе", когда сознание провозглашается автономным, независимым от внешнего объективного мира. Её представитель -- крайний идеализм.

Люди начинают молиться, и забывают, что именно такая их молитва выступает по отношению к их сознанию в предметном значении. Беда таких людей заключается в том, что они живут в отрыве от реальной жизни, в плену догматических предметов сознания, мало отличающихся от предметов сознания объективных. Это явление можно назвать религиозным материализмом (Liga = связь, религия = связь с Богом), ложью, искажающей подлинные отношения человека с Богом. Впрочем, это явление присуще не обязательно псевдорелигиозному сознанию. Это явление называется идолопоклонничеством. В какой бы форме оно ни проявлялось, в религиозной или антирелигиозной, или безрелигиозной.

Такой "идеалист" не знает о предметности своего сознания. Но беда не в "предметности". Любое сознание, как мы выяснили, предметно. Беда в том, что такой псевдо-идеалист на самом деле поклоняется идолам. Называя Бога словом "Бог", он вкладывает в знаменатель понятия "Бог" означающее от другого знака, например, от знака-слова "царь", "патриарх", "папа"; т. е. экстраполирует антропоморфические понятия до тех, которые ещё с древне-иудейских времён не могут быть никаким человеческим языком выражены. Богу приписываются человеческие черты, будь то злые или добрые, или даже бездушные.

Образ Бога застывает, становится иконописным шаблоном. Только некоторые способны отступить от общепринятых норм и застывших традиций. Сначала их преследуют, предают анафеме, объявляют еретиками, а затем канонизируют и приравнивают к лику святых.

Подлинная религиозность, тем не менее, открывается этим "немногим", и происходит это не путём бессознательной объективации, но через субъективную объективацию - посредством того сакраментального мира, что называется мистикой, где "Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит" (Ин. 3.8).

Попав в эту идеалистическую крайность, человек перестаёт жаждать, предаваясь традиционным культовым обрядам, принимая их, как нечто заранее обусловленное и не подлежащее никакой критике. Именно из такой среды выпрастываются всякого рода экстремисты, фанатики и шовинисты.

Какое тут может быть ученичество, о котором говорилось выше! Догмы делают сознание косным: "Я обрёл Бога, я знаю Его... Ни за что не изменю... Буду стоять до последнего... Лучше умру, как Он... А больше мне ничего не надо... Пропадайте, если хотите, зато я - спасусь..."

Как это напоминает лагерную психологию: "сегодня умрёшь ты, зато я умру завтра".

Такой человек вовсе ничем не обладает, как ему кажется. Сама истина, разве что может обладать нашим сознанием, подобно тому, как объект обладает сознанием, которое таким образом только и способно мыслить этот самый объект.

Догматы - это лишь частные проявления различных сторон истины, подобно кусочкам, по которым пытаются восстановить целое, и что в конечном счёте оказывается невозможно сделать ограниченными человеческими усилиями.

Если динамическая жизнь замораживается, догматизируется, то она перестаёт соответствовать своей внутренней природе. Всё подвергается искажению, возникают кумиры, идолы. Совершаются революции. Провозглашаются новые символы, новые догматы...

49.

Догматизм в современном христианстве заключается по крайней мере в том, как понимают Бога: Бог - это Святая Троица. И дальше этого понимание становится весьма расплывчатым.

Но ведь это лишь одна сторона истины. Забывают о том, что Святой Троицей Он был и до явления Сына. А знать о Сыне стало возможным лишь после Его явления.

Точно так же, как догматически примитивным было понимание Бога у древних иудеев, примитивно и современное понимание Бога со стороны большинства христиан.

Необходимо к догмату о Святой Троице прикладывать то, что нарушит сам консерватизм догмата, но, однако, сохранит его истинное значение. К понятию о Святой Троице необходимо добавить динамику жизни. Бог - это Бог не мёртвых, но Бог живых, Бог присутствующий, вопрошающий, взывающий, активный, проявляющийся во всём; исторический - как открывается нам во времени; и не-исторический - как потенциально сокрытый, сокровенный, недоступный по сути для человеческого рассудка, но постижимый иррационально, мистически посредством слияния с Ним человеческой души.

Человек - соучастник в Его мироздании, в Его истории и, одновременно, истории человеческой.

Но человек не видит Бога за догматами. Он более занят созданием своей истории - истории своих бесконечных ошибок, которую, он именует "прогрессом".

Следовало бы не иметь понятия о Боге, а переживать Бога. "Знать" о Боге, мыслить о Нём в понятиях, подобных объективному миру, значит общаться не с самим Богом, а лишь обращаться к Его отображению тени, которое идолизируется, а молитва при этом становится идолопоклонством.

50.

Ещё до начала существования мироздания, "visibilium omnium et invnsibilium" ("всех вещей видимых и невидимых"), вечно был Бог - Святая Троица.

Святая Троица - великая тайна. То, что Бог одновременно, односущно (для изображения вечных понятий лучше не пользоваться временными) - Один и одновременно, (а точнее - односущно) - Три Лица, Три Сущности - это "misterium tremendum" ("страшная тайна").

"Сын" - антропоморфическое понятие. Но Бог Сын - совершенно иное. По существу, Он - дополняющая ипостась, необходимая и завершающая сущность бытия Святой Троицы и всего мироздания, с которыми она совокупна и вечно ей присуща.

Если представить себе две сущности, две какие-либо категории, то для их полноты и завершённости им не будет хватать третьей, которая выведет их из двумерного пространства их рефлектирующих зацикленных отношений в трёхмерное творческое пространство, более сложное и более совершенное, более жизненное и перспективное, более свободное, творчески открытое, но и более, признаемся, проблематичное и даже, наверное, трагичное...

Зло - это небытие. Оно - лишь неизбежная функция творческой триединой жизни. Преодоление зла свободы, которая открыта лишь только в триедином пространстве бытия, возможно в мистической трансценденции в это духовное пространство. Мы слишком поверили в двуединый плоский материальный мир, в неизбежность присущего ему зла. Только Сын, открывающий нам новые горизонты третьего измерения, есть, как он сказал "путь, истина и жизнь", и "никто не войдёт в Царство Моего Отца, как только через Меня".

Третье лицо, третий сущностный элемент, всегда будет разрешающим в исходе "конфликта" или "диалога", возникающего по необходимости самой диалектики природы двумерного отношения между двумя силами, сущностями или существами, имеющими бытие.

Поэтому самым совершенным в этом философском понимании может быть только число 3.

Если стараться осмыслить адекватно какие-то явления, то строить свои рассуждения лучше всего, рассматривая не каждое одиночное явление само по себе, взятое отдельно, но одно явление относительно другого, взглядом со стороны, то есть трансцендентальным синтезирующим взглядом третьего. В католической философии Фомы Аквинского это называется "consistentia oppositorum" ("связывание противоположностей").

Если "бытие" и "небытие" рассматривать относительно друг друга, то нельзя утверждать, что одно чем-то превосходит другое по какому-либо качеству, если не привносить субъективной оценки. Значит, бытие и небытие - одно целое, и как два их как таковых нет. Но восприятие этого парадокса предполагает субъект, способный к созерцанию, а, следовательно, обладающий бытием. Таким образом, наличие третьего разрешает дилемму бытия-небытия; поскольку ipso facto субъект воспринимающий бытие обладает бытием, то небытия нет, а есть лишь слово-пустышка "небытие", синоним слова "ничто", которое ничего не обозначает.

Таким образом мы приходим к выводу, что субъект - "мера всех вещей", ибо единственно он обладает подлинным бытием: "мыслю - следовательно существую". Но не следует обольщаться, что этой "мерой всех вещей" является человек.

Человек - инструмент в руках Божиих, и если он работает исправно как инструмент, то способен обрести бытие: ведь, по слову Евангелия, спасутся один из десяти и десять из тысячи.

Компьютер тоже обладает по-своему бытием и может функционировать намного порядков лучше человека. Однако, физическая судьба всякой железки предрешена: тлен и небытие, как бы она ни была логически функциональна.

Человек может обрести бытие только через Бога Сына, сказавшего:" Я есмь путь истина и жизнь", - если "меру всех вещей" он обретёт в духовных сферах, к которым по своей природе (как образ и подобие Божие) приобщён.

Наличие третьего бытия - это творческая, созидающая новое бытие, модальность, отношение субъекта, который воспринимает нечто, открывающееся ему, производит свой анализ по отношению к объекту восприятия.

Гипотетически, если нет третьего лица, то нет смысла ни бытию, ни небытию. И тем не менее, обе "противоположности" даже не антагонистичны: бытие поглощает, растворяет в себе небытие, как бы накладываясь на него, Небытие - это пустая свобода, среда, в которой имеет бытие само бытие, в которой оно "экзистирует". И бытие, и небытие (как среда) диалектически связаны, немыслимы одно без другого. Потому роль небытия так же функционально позитивна, как роль бытия. Бытие - свет, который светит во тьме. Но без тьмы свет был бы невидим. Невидим кому? Третьему - живому субъекту, уже обладающему бытием.

Чем мрак кромешней, тем ярче светит моя нетлеющая лампада!..

"Две ладони издают звук хлопка. Каков звук от хлопка одной ладони?"

Феномен третьего уже подразумевает феномен бытия, являя его собою "ipso facto". Потому небытие даже можно сравнить, но не отожествить, с бытием Святого Духа - одного из лиц Святой Троицы, для которой Он, как бы, является Её средой, но в то же время проникая и пронизывая всех и вся, в том числе и материальный и духовный мир человека и всего мироздания, может быть сравним с той "божественной энергией", или "black mater", которую совсем недавно открыли учёные.

Невольно возникает вопрос о вечности. Ибо если, положим, небытие было всегда вне времени (если и бытия времени когда-то не было), то есть, если предположить на мгновение, что когда-то ничего не было, то постольку-поскольку оно каким-то образом всё-таки же превратилось (даже хотя бы в наших рассуждениях) в бытие, то соотнесённое с небытием (ибо никакое понятие не мыслимо без наличия своей противоположности), оно возможно только благодаря наличию присутствия небытия. Но присутствие небытия - нонсенс. Значит вместо небытия должно быть что-то совершенно иное, по ошибке глупых философов именуемое небытием.

Вот почему хочется сравнить это псевдо-небытие с Духом Святым. Может быть, оно и есть Нирвана, которая поглощает души умерших? Что если вместо небытия, вместо смерти существует что-то совершенно иное, третье, до чего в познании не поднялась ни одна религия и ни один учёный? И если есть это нечто третье, то оно - подобно пространству-времени (термин из современной релятивистской физики), и - вовсе не то "ничто", что мы полагаем в своём безверии, а нечто, что-то, что всё-таки как-то или где-то существует. А если небытие существует - то мы сами противоречим себе, нарушая элементарные законы математики: складывая минус с плюсом, отдаём предпочтение минусовому результату.

Нельзя отрешиться в моделях какого-либо построения от фактора времени. Поэтому мы вынуждены рассуждать с учётом прошлого и будущего. Если бытие было всегда и будет вечно, то оно есть, и небытие не имеет смысла при нём, являясь лишь какой-то опосредованной функцией бытия, и потому не обладает объективной реальностью, - подобно тому, как не обладает реальностью прошлое, так как оно прошло и его фактически нет, и как не обладает реальностью будущее, которое ещё не настало и которого тоже фактически нет.

Бытие Бога определяют Лица Святой Троицы. Одно из Них - Отец, Творец "всех вещей видимых и невидимых". Другое - Сын, прообраз человека. Так и человек тоже становится причастным к божественному миру, и бытие определяет его иная "сущность" - сознание, сознание человека, сказавшего устами Декарта "Cogito ergo sum" ("Мыслю - следовательно существую"). Человеческое бытие так же позитивно, так же вечно, как бытие вообще. Ибо сознание является связующей нитью с основой бытия. Самосознание - раскрытие в себе духа, открывает возможность к приобщению с Мировым Духом, со всеобщим бытием, с Бытием-Основой.

Когда ещё не появился первый атом окружающего нас материального мира, то этот мир (в момент сингулярности) уже существовал, хотя имел иные формы. И вполне вероятно, что все виды материи имели иные формы бытия, не обязательно материальные. Но то бытие вовсе не являлось небытием оттого лишь, что нам неведомы тайны мироздания. (См. Творения Блаженного Августина, епископа Гиппонийского, ч. I, Киев, 1880, с. 338, где он говорит о том, что время сотворено совместно и одновременно с миром. К этой точке зрения приходят и современные физики, причём, даже сами ссылаются на Бл. Августина - см. Ахундов М.Д. Пространство и время в физическом познании. М. 1982, Изд. "Мысль". с. 148).

Бог был, есть и будет вечно. Когда Он не совершил Своего великого акта творения мира, то не было ничего видимого (материального). Не было времени, чтобы можно было сказать "когда". Не было ничего кроме Него, трёхликого, трёх сущностного, вкупающего в Себя и бытие и небытие...

В томительной творческой жажде по Себе Иному, он решает создать существ и среду обитания для них. Так возникает Четвёртая ипостась - София - Премудрость Божия, идея которая до сих пор не осмыслена богословами в полноте. Существа, получившие от Него Жизнь как дар, должны быть совершенны, как совершен их Отец. А потому он создаёт их свободными, свободными, прежде всего духовно. Ибо истинная свобода как среда обитания и как основа духовного самосознания - находится в Самом Духе Святом, принизывающем Отца и Сына.

Это были Ангелы. Один из них, не осознав блага духовной свободы, смешав свободу выбора и свободу духа, противопоставил себя Богу по сути и по действию. Он не потерял бытия. Но обладая им, начал противостоять идее созидания разрушительными действиями. Так возникли силы притяжения и отталкивания, которые дали возможность существования материальной Вселенной, будущей человеческой обители. Борьба добра со злом до сих пор её пронизывает во всех точках.

Вселенский врыв создал мир видимых вещей. Разумная часть бытия стремится к равновесию, дьявольская - к бессмысленному разрушению, злу, хаосу и уничтожению. Но невозможно уже остановить задействованного в ход механизма. И тщетны попытки дьявола противостоять созидательной силе добра. В конечном счёте его борьба закончится физической смертью мироздания и одновременно его собственным уничтожением. Объективация духовного начала имеет свой конец в смерти, в физическом уничтожении. Субъективация объективного - путь к бессмертию.

Бог победит дьявола в конце времён не только потому, что сущность Бога позитивна, но и из того вытекающего логического вывода, что дьявол, борясь против своей же сущности, наконец, перепилит ветку, на которой сидит сам. Змея, в азарте предельного эгоизма, сожрёт самое себя, поглощая свой собственный хвост.

Свернутся, как свиток, небеса. Пролетит ангел с громогласной трубой, провозглашая конец света. Праведники пойдут в жизнь, а грешники в смерть вечную - муку бездуховную, материальное рабство злым силам, где не будет свободы и будущей духовной жизни... Аккрецию накопленного зла в дальних галактиках мироздания можно наблюдать в телескоп, направленный на область, где предполагается нахождение чёрной дыры. Случится ли такое с планетами Солнечной Системы, или падение одинокого лесного дерева никем замечено не будет в силу того, что человек сам сначала истребит все земные деревья, а затем задохнётся, окружённый небоскрёбами, асфальтом и бесполезным металлом?..

Дьявол, видимо, понимает, что в отличие от Бога, до конца света ему нельзя быть последовательным в своей деятельности. В этом и состоит различие истины и лжи. Отец лжи живёт сегодняшней минутой, сиюминутным наслаждением от причиняемого зла, творя которое, он испытывает удовлетворение, оправдываясь перед сатаной, хозяином ада, актами разрушения бытия.

А сам сатана, наверное, даже карает своих подчинённых за перегибы, когда дьяволята оказываются последовательными в деяниях зла. Ибо в таких случаях обнажается истина, которую он тщательно прячет, искажает и оболгивает. Ведь если он был бы последовательным, то неминуемо начал бы бороться против самого себя. Вершина горы, сокрытая облаком - символ царства зла.

Итак, сатана отпал от Бога, нарушил законы духовной свободы ради псевдосвободы, негативной, эгоистической, выдуманной на словах, подобно слову "небытие", синониму "ничто", слову-пустышке, которое само по себе ничего не обозначает. Он нарушил волю Бога. Воля же такова, что тварь по идее её Создателя, должна быть совершенна. Но к совершенству своему теперь она может прийти лишь только через тернистый путь свободы...

И человека Бог создаёт не иначе, как согласно с законами свободы - по Своему Образу и Подобию. Он связывает Себя и человека взаимной и свободной любовью, подобно той любовной связи, что вечно пребывает между Тремя Его Лицами, идею о которой так точно выразил Андрей Рублёв в его знаменитой "Троице". Одно из этих Лиц - Сын, кого мы лучше всего способны понять и почувствовать, ибо "Он обитал с нами, полный благодати и истины" (Ин. 1, 14).

В жажде по Себе другому Он создаёт великую идею о Человеке и Человечестве, идею, снятую со Своего Другого Образа - Сына. Именно поэтому мы говорим Сын, а не Кто Другой. Мы не знаем сколько в реальности Образов Бога. Но благодаря явлению Сына, Который открыл нам не только Свой Образ, но и Образ Духа Святого, а также приблизил для большего понимания Образ любящего Бога-Творца, Бог стал для человека ближе, и даже так, что в мистическом молитвенном акте человек способен слиться с Богом воедино.

Эта идея по Божественной воле актуализируется и превращается в действующее Слово-Логос (Ин. 1,1). Слово "Логос" в переводе с греческого предполагает не только значение благой вести, или информации, но ещё и воплощение идеи, актуальное творческое действие. Так посредством Логоса возникает София - "Премудрость Божия", всё прекрасное, что содержит в себе тварная природа, весь мир, что открыт для человека, включая материю, разум, душу, дух, красоту, любовь, творчество, стремление к совершенству, всё то, чем может обогатить тварный божественный мир человек, становящийся в Софии, соработником Бога, участником в Его мироздании.

Когда ещё галактики не начали свой бег по Вселенной, потому что её ещё не существовало, Бог стал Сыном, Сын - Словом, а Слово-Логос - Софией, Матерью-Природой и Адамом-Евой - собирательным образом человека для окончательного отражения в твари Образа Божия.

Но прежде чем это произошло прошли миллиарды веков. И вот возникла планета, с благоприятными условиями для жизни. И "всё чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть..." (Ин. 1.3). Путём долгой эволюции наконец человек возвышается над минеральным, растительным и животным миром, обретает элементы сознания. Проходит ещё достаточно времени - и человеческий разум становится интеллектом, и сам он теперь способен мыслить абстрактно, осознавать себя и дифференцировать своё "я" от окружающего материального мира; не только чувствовать, но и сознавать своё бытие, понимать и любить Прекрасное; через Софию узреть Бога; познать, наконец, ту истину, ради которой существовал всё это время.

И вот, наступил долгожданный момент в истории человечества: через земную мать Богородицу Марию Логос становится Сыном Человеческим во плоти.

Таков был долгий путь Бога для спасения Его творения. Две тысячи лет назад совершилось то, чего ждал Бог, чего не ожидало в своём большинстве Его человечество.

В мир явился Христос: "Был Свет истинный, Который просвещает всякого человека, приходящего в мир. В мире был, и мир чрез Него начал быть, и мир Его не познал. Пришёл к своим, и свои Его не приняли" (Ин. 1, 9-11).

Это была истина, без которой мучилось и томилось всё живое. Был открыт путь к той Итине, в которой должна открыться подлинная жизнь.

Но человечество в целом не поняло истины. Это так свойственно отторгать то, что выше одномерного измерения сознания. Увы, не все достигли того уровня самосознания, когда человек способен почувствовать свою собственную душу и в её глубине - Дух Божий.

Лишь единицам открылось это. Несмотря на окружающий мрак, всё-таки человек увидел луч света. Впрочем, это не его заслуга. "Ибо свет во тьме светит, и тьма не объемлет его..." Таков закон природы. К сожалению, большинство людей - слепо...

Богу приходилось и приходится создавать множество причин для достижения той цели, сокровища которой он приготовил для человека ещё до начала создания мира.

Именно для того, чтобы правильно быть понятым, Он послал перед Христом "предтечу", человека, которому было дано от Бога более, нежели другим. Это был последний из предшествовавших ему пророков. Его звали Иоанном Крестителем (Ин. 1.6). После Иоанна Крестителя тех, кто был подобен ему в святости (в способности быть в близком контакте с Богом) уже стали называть не пророками, а святыми. Ибо пророчества сбылись: путь к спасению и святости - открыт...

Вот почему в Апостольском Символе Веры мы читаем: "Верую... в святых общение..." Все, кто с Богом - святы. Общение возможно в мистическом контакте - молитве. Разумеется, прежде всего, для этого нужна вера и чувство святости...

51.

Человек - это сложная физико-психическая и душевно-духовная структура. Если "прислушаться", то можно уловить в себе начало "сердечное" и начало "рациональное". У больного человека "сердечное" начало оторвано от рационального, связь между ними - минимальная. Необходима же их гармония.

Впрочем, разделяя рассудок и сердце, даже этим анализом, мы уже как бы отделяем от себя сердце, так как погружаемся в рассудочную деятельность. В своей крайности рассудочность приводит к деперсонализации, к потере эмоционально-ценностного к себе отношения. Через рассудок человек объективирован и овнешневлён, в силу предметности своего сознания, о чём было уже сказано выше.

Но неверно считать, что сердце и рассудок рационалиста совсем не связаны. Они всё-таки остаются связанными через подсознание, через окраинные области поля сознания, которые плохо согласованы, слабо соотнесены с активным сознанием, поглощённым развитой логикой. Из сердца же исходят мотивы, которые через подсознание попадают в активное сознание, однако уже в рационализированном виде. Поэтому можно сказать, что всякое помышление исходит из сердца, хотя и не прямо, а косвенно, через подсознание. Чрезмерная дифференциация сердечного и рационального приводит к интеллектуальной и душевной болезни, когда наблюдается асинхронная работа полушарий головного мозга.

Гармония же заключается в ощущении своего большого ума, в просветлении и обожении Духом Святым нашего "я".

Итак, как было сказано, больному следует различать в себе такие начала:

1. Сердечное начало;

2. Начало ощущения своего "я", которое связано с сердечным началом (это и есть состояние большого ума);

3. Начало рациональное, которое сознательными усилиями устанавливает свою связь с началом 1 и 2.

Иными словами, начало рациональное - это малый ум, если он не связан с другими началами. Все эти разделения, впрочем, весьма условны. Они условны настолько, насколько это разделение имеет место в болезни, ибо последняя и заключается в нарушении их гармонии и их разделении. Здоровому человеку, может быть, и нет нужды замечать в себе эти крайности. Но кто из нас без греха - пусть первым бросит камень...

52.

Однако, человек уже бросил камень...

Пока камень находился в состоянии покоя, его масса была равна "m". В состоянии полёта к его массе прибавилась энергия "e", приложенная к нему в момент броска. Теперь материя камня, масса и энергия являются неким единством, вовсе не равным их арифметической сумме. Масса и энергия - свойства материи.

Но что следует понимать под понятием "Материя"? Это понятие в этом исследовании будет включать в себя явления реальности не только действительного материального порядка, но и реальности, переходящей по своим свойствам в иную область, в корне отличающуюся от материальной.

Исключительно ради того, чтобы показать непоследовательность иных публицистов, которые пытаются на современную науку надеть форменную спецодежду материализма, оставляем термин "Материя" в том виде, как и в подцензурной публицистике. Однако, будем писать это слово с большой буквы - разумея в этом случае под этим понятием более широкую степень обобщения. Впрочем, даже сами подцензурные публицисты вынуждены признавать неточность понятия "Материя". И думается, продолжают ссылаться на экстраполированное понятие "материи" классиков марксизма-ленинизма лишь из-за цензурных соображений.

Например, В. С. Барашенков в книге "Существуют ли границы науки: количественная и качественная неисчерпаемость мира", пишет следующее:

"Положения диалектического материализма, в том числе и вывод о неисчерпаемости материального мира, не априорны, а являются теоретическим обобщением практики, в том числе уже известного частнонаучного материализма, отражающего определённый, исторически ограниченный этап развития наших знаний. По мере развития конкретных наук и практики философские положения наполняются новым содержанием, уточняются и совершенствуются. Поэтому проблема эмпирического обоснования философских положений, в частности тезиса о количественной и качественной неисчерпаемости свойств материи, не может вызывать возражений и всегда будет оставаться важной проблемой науки." (Барашенков В.С. Существуют ли границы науки: количественная и качественная неисчерпаемость материального мира. Изд. "Мысль". М.1982, с. 12.).

Примерно то же самое дело обстоит и с понятием энергии. Тот же автор пишет:

"Проблема гравитационной энергии очень сложна и ещё далека от своего решения. По-видимому, мы ещё плохо понимаем сущность той чрезвычайно специфической по своим свойствам реальности, которую мы называем гравитационным полем. Трудности выглядят настолько фундаментальными, что закрадывается подозрение, не вступили ли мы здесь, ещё того не осознавая, на границу совершенно нового мира явлений, где энергия, возможно, теряет своё универсальное значение и должна быть заменена какой-то более общей и фундаментальной характеристикой материальных процессов. Это означало бы настоящую революцию в физических представлениях."

Далее он продолжает:

"В последнее время большое внимание привлекают работы А. А. Логунова с сотрудниками (Денисов В. И., Логунов А. А., Мествиришвили М. А. Полевая теория гравитации и новые представления о пространстве и времени. - Препринт ИЯИ АНСССР П-0153. М.1980; Логунов А.А. И др. Новые представления о пространстве-времени и гравитации. -Теоретическая и математическая физика, 1979, т.40, с.291), где гравитация в отличие от теории А. Эйнштейна рассматривается не как кривизна пространства-времени, а как физическое поле, которое, подобно всем другим известным полям переносит энергию и действует в плоском, неискривлённом пространстве. Специфической особенностью гравитационного поля является то, что если его исключить из уравнений, то для всех других полей пространство-время становится искривлённым. Само гравитационное поле всегда действует в плоском пространстве; эффективного самодействия, искривляющего пространство-время, у гравитации нет. Это поле представляет собой как бы всеобщий фон, на котором действуют все другие поля и макроскопические объекты. При таком подходе система уравнений общей теории относительности отличается от уравнений Эйнштейна. Отличными оказываются и многие физические следствия, для проверки которых необходимы специальные эксперименты. В то же время новая теория, как и теория Эйнштейна, объясняет все известные в настоящее время экспериментальные факты. При этом энергия сохраняется. (Барашенков В.С. Существуют ли границы науки: количественная и качественная неисчерпаемость материального мира. Изд. "Мысль". М.1982, с.32).

Впрочем, вернёмся к полёту брошенного камня...

Единство массы и энергии может быть тесно связано с пространством-временем, им обусловлено. Ибо камень не может лететь, не будучи в пространстве и во времени. Его полёт характеризуется расстоянием, которое он пролетит за определённое количество времени. А всё же, чем же таким может при этом являться энергия?

Возьмём, к примеру, радиопередатчик, который возбуждает электромагнитные колебания на определённой частоте. Откуда получают энергию электромагнитные колебания, которые распространяются в электромагнитном поле, на безграничное расстояние? (Передатчик уже выключен, а колебания продолжают распространяться по эфиру Вселенной миллиарды лет).

Радиопередатчик - материальный преобразователь одного вида энергии в другой. Энергию солнца или падающей на турбину генератора воды, а затем энергию электрического тока он в свою очередь преобразует в незатухающие колебания электромагнитного поля. Энергия переходит из одного вида в другой. Вид энергии зависит от вида поля, в котором она распространяется. Поле принято считать видом Материи. Значит поле - это особый вид Материи, так же, как и энергия.

Все поля могут существовать в пространстве Вселенной одновременно, как бы накладываясь и пронизывая друг друга. Можно даже предположить, что все они совпадают в своей глубине, в чём-то едином для них и синкретичном.

Происходит трансформация энергии из одного вида поля в другой. И материальный мир это - тоже один из видов полей, самый "тяжёлый" и менее подвижный, однако, может быть, необходимый для того, чтобы в нём, как в аккумуляторной батарее, сохранялась энергия для всех других, "лёгких" и тонких полей. Современная "теория струн" ("string theory"), возможно, ответит на этот вопрос лучше...

Снова вернёмся к полёту камня... Налицо движение материи. Материальный представитель материального поля - камень переносит энергию в пространстве и во времени. Подобно радиопередатчику, и камень может послужить в качестве преобразователя одного вида энергии в другой. Поистине, всё течёт, всё изменяется, перетекает из одного сосуда в другой...

Движение массы, движение электромагнитных или гравитационных волн, - всё это - передача энергии. Причём каждое поле занимает своё индивидуальное и исключительное место во Вселенной, и каждое поле связано с другим. Возможно, существуют неведомые нам поля, через которые можно проникнуть в иные, параллельные миры...

Какое место в этой иерархии полей занимает биологическое поле или, по терминологии Вернадского, теорию которого продолжил Терьяр де Шарден, - "Ноосфера"? Какое место занимает поле психическое, душевное и духовное? Они так же реальны, как известные нам материальные поля. Мы это можем проверить, не отрываясь от чтения этого текста - достаточно взглянуть на свою мысль, способную понимать это, а значит ещё более реальную в своей имманентной экзистенции, нежели всякая иная объективная реальность. Каким образом происходит движение и трансформация энергии в этих полях или через эти поля?

Несомненна связь материального поля с биологическим и психологическим. Несомненна связь его и с душевным полем. В материальном теле, питаемом энергией, получаемой через различные другие поля (которые в конечном счёте обязаны трансформированной энергии Солнца), произрастает наша душа. Иными словами, происходит процесс перехода энергии из материального поля в душевное. Само это движение энергии и зовётся жизнью. И когда спрашивают: "Что есть смысл жизни?", - то ответ: "Смысл жизни - есть сама жизнь", - вовсе не тавтологичен: "Сеется в тлении, восстаёт в нетлении; сеется тело душевное, восстаёт тело духовное" (1 Кор., 15, 40-41).

Но как происходит переход энергии из душевного поля в духовное? И не является ли этот переход такой же жизнью, как та, что связана с движением энергии из материального поля в душевное?

Верующий человек назовёт такой переход смертью и воскресением.

Однако, наверное, как разнится, между собой материальное и электромагнитное поле (каждое из которых имеет своё многообразие форм), так, видимо, разнится между собою материальное и духовное поле.

Большой ошибкой было бы экстраполировать качества одного на качества другого.

Надо полагать, что все поля связаны между собою плавно, без заметного перехода. И между ними нет чётких границ, подобно тому, как нет таких границ между инфразвуковыми, звуковыми, ультразвуковыми, радио-, свето,- рентгеновскими и находящимися выше по частоте другими электромагнитными колебаниями, которые, как известно, составляют одно физическое поле.

В каком отношении к этому физическому полю находится гравитационное поле или материальное поле с его пространством-временем?

Возможно, поля связаны через перетекающую через них энергию структурно. Иначе бы невозможен был бы переход последней из одного поля в другое, как, например, происходит такой переход в процессе ядерной реакции, когда происходит распад материи и её преобразование в чистую энергию.

Значит, следует говорить об единой внутренней связи полей, пронизывающих всё мироздание. Следует говорить об единой общей основе полей. И не является ли ею именно та энергия, разновидностей которой столь много, сколько многообразия форм мира?.. Не является ли эта энергия "дыханием" Божиим или - Самим Духом Святым, который "дышит, где хочет, и голос Его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит" ?.. (Ин. 3, 8).

Движение проистекает не только из мира душевного в мир духовный. Но и обратно - из духовного поля в наше душевное поле - переливается жизненная энергия и с нею - информация, которую иногда человек в наивысшие моменты своего духовного подъёма бывает способен воспринять, расшифровать и в какой-то мере зафиксировать в образах или понятиях, записать на доступном ему человеческом языке.

Таков физический закон, что если, например, нет радиопередатчика, то и не произойдёт преобразования электрического поля в электромагнитное; если нет радиоприёмника, то не произойдёт и обратного процесса.

Значит нужен некий посредник. Религия - это наука о взаимосвязи духовного и душевного полей; и посредником между Богом и человеком в христианской религии становится Христос, научивший своих последователей тому языку, на котором они могут общаться и быть понятыми самим Творцом Вселенной - Богом - посредством божественной энергии Духа Святого.

Этим языком является не что иное, как молитва, которая должна быть такой, о которой Христос говорит в Нагорной Проповеди (Мф.6, 5-13), женщине у колодца (Ин. 4,4-42): - та молитва, дух которой разлит по всему Его благовествованию и подогретый великими молитвенниками и святыми учителями Церкви Христовой.

В молитве проистекает откровение и движение души к Духу, и Духа - к душе. И в этом движении заключается жизнь обоих.

Что главное для нас: камень или его полёт? Этот вопрос, наверное, можно решать весьма относительно... Что важнее для нас: наше физическое тело вместе с предметами всего материального мира или движение и жизнь, устремлённая в вечность?..

Впрочем, не следует впадать в крайности. Ведь без тела невозможны ни движение, ни жизнь. Так и энергия, которая вложена в летящий камень, невозможна без существования самого камня.

В. С. Барашенков пишет:

"Особенно острая критическая ситуация возникла на рубеже XIX и XX вв., когда выяснилось, что по крайней мере часть массы электрона связана с его электромагнитным полем, а в теоретических работах А. Пуанкаре и А. Эйнштейна было установлено взаимо-однозначное соответствие между массой и энергией. Значительная часть учёных, не различавших до этих понятий массы, вещества и материи, восприняли эти результаты как доказательство исчезновения материи, как "растворение" её в электромагнитном поле и энергии. Отсюда делается вывод о крахе материалистической картины мира и экспериментальном доказательстве идеальной первоосновы мира" (Барашенков В. С. Существуют ли границы науки: количественная и качественная неисчерпаемость материального мира. Изд. "Мысль". М.1982, с.64).

На этом же выводе остановимся и мы.

53.

Дьявол опасен тем, как вкрадывается в духовное существо человека, в динамику его души, завладевает нашим "я", дорогим для нас и близким.

Если дьявола мыслить, как "небытие", как отсутствие или "недостаточность добра", то под "видимостью" своего "небытия", он становится более действенным и незаметным в своей лжи по отношению к своей жертве - "объекту" его влияния, или субъектом, в чью душу он незаметно вкрадывается.

И человек уже сам не желает расставаться с дьяволом, мучающим его, не дающим ему духовно развиваться, потому что сам он тогда становится духовным носителем зла, в той или иной степени - самим олицетворением дьявола, ибо оба субъекта сливаются в один.

Такой человек теперь даже дорожит своими страданиями, потому что страдания становятся его личными переживаниями и вспоминаются, как трогательные и дорогие сердцу меланхолии, составляющие часть его "я", которые закрывают своей сентиментальной завесой дверь в духовный мир.

Нам трудно бороться с собой, ибо мы скованны собою же - продуктом воспитания окружающей среды, своим сознанием, личностью, своим субъективным мироощущением. Мы скованны инстинктивным нежеланием расстаться с собою, подобно тому, как человек не желает расставаться со своей жизнью.

Тем не менее, волей-неволей, но жизнь нас незаметно меняет... Так или иначе мы становимся другими. Только, в какую сторону движемся мы?..

Чтобы не скатываться вниз, нам следует совершенствоваться. А для этого необходимо жить творчески. Творчески относиться не только к своей работе, но, прежде всего, к себе самому.

Субъект должен стать объектом, а мы - творчески объективироваться. Если мы слишком далеко зашли, нужна "катастрофа", встряска сознания - чтобы при её помощи превзойти самого себя: осмыслить свои заблуждения, недуги, и приподняться хотя бы на одну ступень.

Оказавшись в "пограничной ситуации", мы увидим, как с нашей души начнут спадать маски, которые мы не замечали до этого, а за ними - густая пелена, закрывавшая духовный мир. Обличая себя, мы обличим дьявола, вкравшегося в наше "я. И тогда мы будем способны начать избавление от психических недостатков, болезней и пороков...

Чтобы открылась дверь в духовный мир, мы должны начать бороться с косностью нашего сознания, с ложной динамикой духа, которая тянет нас к небытию, смерти, духовной энтропии.

Как же нам суметь не допустить тот час, когда может быть поздно что-либо предпринять, когда душа так зачерствеет, что не будет уже в состоянии избавиться от наваждения, от вкравшегося в душу сатаны?

Религиозное миросозерцание открывает дорогу, даёт нам возможность обратить внимание на наличие борьбы двух стремлений в человеке, помогая не подпадать под влияние злого духа и не стать всецело его рабом.

54.

Следует сказать себе: "Я вижу тебя, дьявол! Выходи из меня вон! Оставь моё сознание и сердце чистыми! Изыди из меня, сатана!"

Эти слова, может быть, следует произнести буквально, вслух... Они могут показаться наивными для современного человека, относящегося к экзорцизму скептически. Может быть, они вызовут у многих саркастическую усмешку, если представить себя со стороны... Но ведь в том-то и дело, что если мы заметим в нашем сознании такое, то разве это не признак того, что мы смотрим на себя со стороны, но не своими уже глазами, а глазами того, кто незаметно вселился в нас, завладел частью нашего "Я" и уже давно паразитирует в нас, раздваивая наше сознание и противопоставляя нас самим же себе. Это хорошо, если нам удастся такое заметить. Скептики на это не способны: они уже полностью под властью "князя тьмы" и не чувствуют своей подлинной духовности, своего подлинного "Я": "И бесы просили Его: если выгонишь нас, то пошли нас в стадо свиней". (Мф. 8, 31).

В древних канонических церковных молитвах, выработанных веками, выражена вся суть дела. Почему же не прибегнуть к ним?

Итак, скажем: "Отойди от меня, сатана!"

Да, заметить в себе беса нелегко. Потому что он способен затмевать наш рассудок, вводить в рассеянность. Более того, дьявол запутывает человека таким образом, что чем более субъект обращает на себя внимание, тем более он уходит в себя, занимается только самим собою, и даже если замечает в себе зло, то закрывает на него глаза, называя зло мелкими недостатками, хотя страдает от этого всё более и более, но любит себя эгоцентрически и даже оправдывает себя перед собой.

Работа над исправлением может легко превратиться в ещё большее разрушение личности. Чем больше мы копаемся в себе, тем больше увязаем, и всё более дьявол нам препятствует найти нам своё подлинное "Я", старается завлечь в какую-либо крайность, которая приведёт нас снова в его лапы. Так, желание стать лучше, чем был, превращается в тенденцию стать лучше, чем другие, о чём пишет Л. Н. Толстой в своей "Исповеди" (Толстой Л.Н. Исповедь. Собр. Соч. В 22 томах, Изд. "Худ. Лит", М. 1983, с. 106).

Трудно тогда становится выкарабкаться из этого наваждения, страшного, непонятного, запутанного, безвыходного на первый взгляд, и - ужасающе бездонного... И в глубине этого - ты сам... Делается жутко... И кажется, что лучше обо всём этом не думать... Забыться... Бросить вёсла...

Плыви по течению, как большинство... Раз они такие, почему я должен быть лучше? Смотри на берега... Не думай о такой странной и страшной жизни и своей... душе...

"Я буду владеть ею!" - предвкушает дьявол.

Но, нет-нет, а иной человек задумается над собою...

"Ну, почему же я такой?!" - в отчаянии воскликнет он, не находя ответа...

И тогда приходит ответ.

Бог отвечает...

Нужно только прислушаться к Его тихому голосу.

55.

"Если я думаю о плохом, то необходимо сосредоточиться на себе, если мой разум думает о Боге, необходимо отвлечься от самосознания" (Льюис К.С. Письма Баламута).

Когда дьявол искушает, необходимо не думать об этом, а нужно начать думать о противоположном этому, - т.е. о Боге.

Соблазн ведёт ко злу. Его цель - небытие. Потому что соблазн по своей сути - это идеальное ничто. Соблазн, но не сам дьявол. От соблазна потому не так уж и сложно увернуться. Дьявол же будет искать другие формы воздействия. И с ним нельзя бороться его же методами. Инквизиция, государство, борющиеся со злом злыми способами, сами становятся орудиями дьявола, с которыми в свою очередь начинают бороться правдоискатели. И зачатую ошибка правдоискателей состоит в том, что они пытаются противостоять силе силой, тогда как, может быть, лучшим способом борьбы с дьяволом, вкоренившимся в земные институты, было бы полное игнорирование его провокационных действий. Внешнее подчинение власти - мудрая стратегия, в результате которой обеспечивается внутренняя духовная свобода. Кесарево - кесарю, а Божие - Богу.

Для того чтобы открылись мистические глубины единения с Богом посредством динамики духовной жизни, вера в некоторые догматы, может быть, полезна, несмотря на всю их косность и отсутствие в них самой динамической жизни. Просто, не следует впадать в крайность, как в одном, так и в другом случае.

То же относится и к догмату о существовании дьявола. О том же, как конкретно человек соприкасается с дьяволом мы уже говорили. И вовсе не обязательно называть зло, сжившееся с нашим "я", дьяволом. Назовём его бесом, назовём сатаной, мефистофелем, люцифером (так как "luce" - по латыни означает "свет", то "люцифер", между прочим, можно перевести как "просветитель", то есть, тот, кто даёт знание о запретном плоде). Разоблачим же его от всех прозвищ и назовём эту сущность нашей души депрессией, кризисом, упадком, разочарованием, меланхолией, сентиментализмом... Как угодно... Сущность этого явления, этого чужеродного для нас присутствия злой силы, останется неизменной и вредной для душевного равновесия.

Дальнейшее познание зла затруднено. Ибо зло ведёт к небытию. О небытии нельзя ничего сказать, потому что небытие, как говорилось, это всего лишь слово, синоним другого слова - "ничто", которое ничего не обозначает. У зла, потому, и сущности как таковой нет. Но существует-таки дьявол...

И в этом мы можем легко убедиться, когда подвергаемся искушениям, когда случается так, что злая сила завладевает человеческой душой, незаметно вживается в сознание, так что человек теряет свою личность, совершает страшные преступления.

И если процесс этот углубился, соблазн или болезнь прочно укоренились в душе, то просто не замечать этого и думать о противоположном, как советует Кэрол Льюс в своей аллегорической сказке, уже не имеет смысла.

Нужен совершенно иной подход к разрешению этой проблемы. Попробуем в этом разобраться.

56.

Возьмём модель характера, желающего исправиться, добиться духовной чистоты и добродетели. Представим, что этот человек не так давно уверовал. Его взору представились пороки и недостатки окружающих его людей. И так как он не может в полноте избавиться от своих собственных недостатков, скрытых от него, но в какой-то мере он способен отличать чёрное от белого, то он начинает стремиться оградить себя от своего социального окружения. Так как сделать это нелегко, то постепенно, начиная с этого момента, он становится максималистом. Становится даже, может быть перфекционистом во всём, с чем сталкивается, что на него воздействует, затрагивает его душевные струны. Хорошо изобразил такого персонажа В. Шукшин.

Теперь представим себе, что наш "больной" находится в такой социальной среде, которая долгое время не позволяет ему осуществить своего желания. Например, вынужденная отработка на заводе после окончания учебного заведения, унижающая человеческое достоинство, как рабство. Воздействие окружающей среды таково, что она угрожает его психике в будущем ещё более усугубляющими обстоятельствами: после одного рабства он должен перейти в другое: служба в армии.

Чтобы не оказаться подмолотым под колесом неизбежной судьбы, наш герой начинает усиленно противостоять законам, в которых оказался: насиловать самого себя. Он пытается ускоренно подготовиться, чтобы, поступив в институт, вырваться из замкнутого круга и не попасть в армию. Недосыпания, отчаяние, неуверенность в успехе, в своих силах, нервные срывы способствуют быстрому развитию комплекса неполноценности, назреванию фрустрационного срыва с последующим рядом психических недугов. Юноша чувствует себя маленьким, ничтожным, деперсонализированным существом, ни на что не способным, никому не нужным и противным самому себе.

"Удары судьбы" (теперь всякий толчок кажется для него ударом) форсируют начавшийся разрушительный процесс. Чувство неполноценности, до конца неосознанное, страдание и одновременно - сильное желание к совершенству ведёт к болезненной душевной раздвоенности.

Что-то мучает его, а что именно, он понять не в состоянии. Психологический анализ отчасти удаётся, но натыкается на замкнутый круг во множество направлений резвившегося недуга. Наблюдение за своим состоянием ещё более усугубляет процесс заболевания, так как наш больной незаметно для себя "уходит в себя" и становится эгоцентрированным. Его перестаёт радовать и интересовать окружающий мир, который начинает вращаться исключительно вокруг его маленького "я".

Армии он избегает обыкновенным способом - обратившись к психиатру, почувствовав, что его душевное состояние вполне подходит для того, чтобы сыграть роль больного. Нейролептики и транквилизаторы, прописываемые врачами, уцепившимися в свою жертву, создают временную эйфорию и несут в себе большее зло: употребив "лекарство" утром, больной только и делает, что наблюдает за тем, как меняется его психическое состояние в течение дня. Рефлектирующий рационализм, впрочем, единственное средство, которое ему остаётся, чтобы в конечном счёте выбраться на прямую дорогу из болота, в которое забросила судьба... Сколько таких людей завязло, не нашло выхода! Они безмолвно стонут, день и ночь, утопая в трясине, погружаясь во мрак своего неразвитого самосознания всё больше и больше!

Став рабом своего "я", наш герой, веруя в Бога, однако понимает, что нужно любить людей, не заботиться исключительно о себе, стараться скорее отдавать, нежели брать. Понимая это на рациональном уровне, следовать своим убеждениям практически оказывается нелёгким делом. И потому тем более незаметнее и тоньше протекает процесс самопогружения, овладение дьяволом больного сознания.

Может быть, такой человек и не причинит зла другим. Но он будет долгое время страдать и мучиться в одиночку. Мучиться сам с собой. Сам от себя...

Но от себя ли?

Незаметным для него образом дьявол через внешние неприятности и несчастья, которые творят те самые люди, что так же незаметно в свою очередь подпадают под его влияние, вкрадывается в наше сознание. И когда ему это удаётся в достаточной мере настолько, что мы уже не способны отличать его от своего "я", оказавшееся в зависимости от его воли, обычно остаётся одно средство - психлечебница или тюрьма.

Как же выбраться из такого рабства, если сумел это осознать, почувствовать? Где ахиллесова пята беса?

Прежде всего - осознание факта, зависимости и рабства. Поразить сатану можно лишь обличив его, честно признавшись самому себе в наличии его присутствия в собственной душе.

Итак, сознавая и принимая это первое условие, необходимо разобраться теперь в его последовательных причинах, чтобы научиться в дальнейшем различать те дьявольские приёмы сатаны, которыми он пользуется для порабощения душ.

В анализе этих причин, правда, есть опасность углубиться в себя. Но необходимо абстрагировано от ненужного чувства попытаться трезво рассуждать, анализировать, не впадая в панику и отчаяние, зная с уверенностью, что такая установка приведёт к полному успеху. Для этого необходимо вырваться из болота хотя бы одной ногой, начать интересоваться окружающим миром, научиться пользоваться своим рассудком как полезным инструментом. Это - наипервейшая задача. Здоровому человеку эти советы покажутся наивными. Даже Автор этого труда, перечитывая и редактируя эти строки, подумал было о том, что всё это не совсем, может быть, серьёзно. Но потом вспомнил, что, когда мне было очень плохо, и я схватился за это руководство, написанное мною прежде всего для себя много лет назад, то оно, как ни странно, мне помогло. Конечно, помогли в большей мере не все именно эти соображения, а то, что будет описано далее. То, что кажется наивным и, может быть, даже глупым здоровому человеку, тем не менее, тому, кто нуждается в исцелении, может помочь хотя бы на начальном этапе. Главное -вытянуть хотя бы один из своих членов из трясины. А дальше будет много легче.

Итак, попробуем пользоваться нашим рассудком как инструментом для ремонта.

Мы уже теперь осознали зависимость от дьявола, заметили его в себе. А это значит, что этим самым мы ступили на тропу войны с ним. Мы рассекретили его, объективировали из бессознательного субъективного и вскрыли его инкогнито. И теперь всякие его воздействия на нашу душу будут только ещё более его обличать!

Не во всякого дьявол вселяется столь сильно, чтобы повергать человека, подобно тому, как описано в Евангелии. Однако, он крепко держит того, кто пытается выскользнуть из его уз, кто начинает стремиться к добру и Богу, преодолеть болото безразличия и циничного равнодушия. Именно циничное равнодушие - самая опасная область душевного состояния. Безразличного и индифферентного обывателя дьявол всегда и везде использовал и использует в своих корыстных целях борьбы с горячими душами энтузиастов.

Творческие личности - его враги, потому что они меняют устоявшиеся порядки застоя и мировой энтропии. От них он скоро отступает, ищет другие жертвы, наивные, не верующие в реальность его присутствия.

Избавление от рабства дьяволу - это ступень к святости. Даже самое ничтожное продвижение на этом пути - подвиг. Представьте себе, что большинство людей на это не способны. Им будет смешно то, о чём здесь говорится. Потому что они - обывательское большинство, серый фон мироздания, издержки его производства, не сумевшие хотя бы фактом своего бытия осознать своё подлинное бытие. А это значит, что они - пустоцвет. Осознав это, почувствуй в себе силу Святости. Силу рассудка, который далее в этом руководстве поможет обрести не только исцеление от недугов, но и сделает тебя по настоящему святым.

В Апостольском Символе Веры говорится о том, что мы веруем в "святых общение". Апостолы называли себя святыми. Поэтому, они говорили о себе в этом символе, напоминали о том, что они, воочию, общавшиеся с Христом, а потому - святые, что значит, приобщённые к Нему, обещают друг другу продолжать общаться несмотря на то, что уходят в разные стороны для проповеди и распространения Евангелия по всему миру.

Так и человек, вырвавшийся из рабства зла и осознавший свою святость, становится святым. Не нужно путать это понятие, что вводит церковная традиция о канонизированных святых. К их лику уже причислили невесть кого. То не обязательно есть подлинная святость. Подлинная святость не может быть юридической. Она - как молитва может проистекать в духе и истине при закрытых дверях.

Почувствуй, что ты - свят, - и не останется места дьяволу в твоей душе. Он исчезнет мгновенно, как "недостаточность добра".

Правда начинается там, где кончается диалектика.

Существенным препятствием в разоблачении дьявольских методов порабощения является прежде всего то, что он невидим за своими кажущимися нам "невинными" действиями. Именно потому скептик и материалист, усмехнётся, читая эти строки, где говорится о реальности существования дьявола. Он вполне разумно и последовательно обоснует с позиции логики или психологии то, что мы здесь именуем присутствием сатаны. Будут введены термины типа суггестивность, обусловленность, мотивация, рефлексы, торможение коры головного мозга, релаксация, психологическая защита, комплекс неполноценности, фрустрирующая обстановка, кризис, конфликт, стресс, депрессия и прочее, что можно прочесть на любом вкладыше к лекарственному психотропному препарату или в учебнике по психологии. Эти все термины никогда не объяснят страдающей душе главного: корня недуга. Они способны объяснить процесс заболевания, но не его подлинную причину. Возникает естественный вопрос: не сидит ли сам бес в таком скептическом сознании, закрывающем взгляд на истинную расстановку вещей?

С одной стороны объяснения скептика вполне рациональны. Однако сами эти объяснения не исцеляют больного, даже если он их изучит.

Выгнать беса можно прежде всего лишь его обнаружением. Обнаружение - изобличением. Изобличение - наименованием, объективацией, - то есть называнием его его собственным именем. Для большей своей убедительности изобличение состоит в осознании его скрытых приёмов, при помощи которых он завладел нашим сознанием. Лишь для описания этих приёмов уместно употребление различных медицинских терминов. Ибо они говорят лишь о последствиях и проявлениях болезни, но не о подлинных причинах. Даже если убрать фрустрирующую обстановку, больной не выздоровеет от нанесённого увечья. Потому что увечье - это вселившийся в душу паразит. Причина и следствие замыкаются. Чтобы вырваться из этого замкнутого круга, нужен иной подход. Если существует множество паразитов в физическом организме, почему не предположить, что в душевно-психическом организме невозможно такое же их присутствие? Раздвоение личности или multiple personality вполне подтверждают клиническими фактами объяснение этих "недугов бытия". При депрессии нашу душу угнетает один паразит, при деперсонализации - другой, при раздвоении или расчленении на множество личностей - паразитов оказывается несколько или даже "тьма", что по старо-славянски означает "тысяча".

Врачи-психиатры в своих диагнозах и заключениях не видят за глаголами подлежащих и в своём заблуждении в поисках очков, через которые смотрят на мир, не осознают, что субстантивируют глаголы истины.

57.

Психология -- это область познания, граничащая с религией. "Псюхе" в переводе с греческого означает "душа". Психология старается объяснить вопросы, связанные с человеческой душой...

"Лига" -- по латыни -- это "связь". Предметом познания религии является связь человеческой души с Духом Божества. С Ним человек может быть связан через свою душу, которая с одной стороны ограничена плотью, с другой уходит в бесконечность и сливается с Богом...

Поскольку наша душа по своей природе является "Образом и Подобием Божиим", а значит, по сути -- духовна, то связь эта может быть осуществлена посредством Духа -- одной из трёх Сущностей Бога. Средство и цель, субъект и объект должны слиться в акте такого познания. Почувствовать Бога мы можем, только познав свою духовную идентичность с Духом. Это познание совершенно иное, нежели обыкновенное человеческое познание предметной реальности. В познании Бога одновременно присутствует и логическое, и чувственное. Это познание или чувство Бога приносит нам физическое ощущение тепла в солнечном сплетении ("точке сборки") и радость всего существа, включая мысль. Бог -- источник жизненной духовной энергии -- пронизывает человека насквозь. Испытав однажды экстаз познания Бога, человеку достаточно впустить Бога в себя через свою мысль -- инструмент познания -- чтобы Он проник во всё человеческое существо.

Чтобы сделать это, прибегают к молитве. Призывая Имя Бога, мы самим этим фактом, экзистенциально, настраиваем нашу мысль и всё физическое естество для Его восприятия. При этом мы настраиваем весь наш организм таким образом, что главные органы духовного восприятия начинают работать синхронно. Такими органами являются: левое и правое полушария головного мозга, темя, сердце, солнечное сплетение -- плексус ("точка сборки" материального и астрального тел). Левое полушарие отвечает за наше логическое познание. Это -- инструмент или компьютер, который, в частности, должен понимать механизм, который сейчас здесь излагается, чтобы правильно ориентироваться в духовных путешествиях. Правое полушарие -- отвечает за эмоции, за связь всех органов познания друг с другом. Когда синхронная работа достигнута, человек чувствует, что его мысль как бы окрашена сердцем, слита с ним воедино. Если до момента такой синхронизации своим "я" я могу считать, как свою мысль, так и своё тело, причём и то, и другое, как бы, не одновременно, а отстранённо, то после синхронизации, я делаюсь единым целым. Абстрактная мысль сливается с сердцем и через солнечное сплетение -- со всем моим телом. Я начинаю чувствовать себя точкой пересечения духовного мира, проникающего в моё "я" через одухотворённую мысль, и -- материального мира, как бы выступающего из меня через кончики моих пальцев. Оба мира сливаются воедино и пронизывают друг друга так, что материальный мир, включая моё тело, одухотворяется. Я начинаю чувствовать, что он не противостоит мне, а напротив, что он также пронизан духовной энергией. И тогда духовная энергия проникает в меня уже не только через мысль, но и прямо из материального окружающего пространства -- через темя. Ощущение потока духовной энергии через темя наступает после того, как левое и правое полушария начинают работать синхронно, и мысленная дифференциация их функций становится излишней. Мысль и тело растворяются в проникшей духовной энергии, и моё "я" выступает из своих пределов, как бы выплёскивается во вне. Я чувствую, что границы моего сознания безгранично расширяются, и я сливаюсь воедино со всей Вселенной. Если обобщить сказанное, механизм трансцендирования в сферы духа состоит в том, чтобы слить воедино, синкретизировать все дифференцированные функции органов...

Солнечное сплетение, плексус -- это, так называемая "точка сборки", а именно, -- это очень важный жизненный центр, через который соединены в единый организм три главных компонента: материальное тело, астрал его души и -- более "тонкий" астрал -- духовный, через который мы связаны с источником жизни -- Духом Божиим. Почувствовать в себе единство этих элементов будет являться вступлением на путь к возвращению физического, душевного и духовного здоровья.

Через произнесение Имени Бога, наше сознание приобретает Его Образ, готовится воспринять поток жизненной информации. Имя -- имеет знаковую, или символическую, природу. Знак и символ -- обладают информационной структурой, призванной связать между собой два непроникающие мира. Такой знак должен быть антропоморфическим, то есть доступным для восприятия человеком. Это -- мост между двумя реальностями. Имя -- подобно позывному, или кодовому слову, которое раскрывает наше естество для восприятия информации более высокого уровня, зачастую невыразимой в человеческих понятиях в силу её трансцендентальной отнесённости к совершенно иным реалиям. Вот почему религиозные откровения фиксируются их адептами образным языком. Образ -- это язык высокого уровня. Созерцая тот или иной образ, не всякий видит всю полноту образного понятия. Каждому открывается лишь некоторая грань, та глубина, степень которой он способен воспринять -- в зависимости от его духовного опыта и духовной открытости.

Чтобы впустить в себя эту божественную информацию, человеку необходимо быть открытым для её восприятия. Открывается открытому. Откровение -- это взаимообразный процесс, в котором Бог сливается с существом человека, обожествляет его Собою так, что человеческое "я" становится имманентно Божественному. Важнейшую роль для открытия каналов восприятия жизненной информации играет чистота нашей мысли. Всякий мысленный мусор является серьёзным препятствием для такого восприятия. Даже сентиментальная окраска сознания является прочной завесой для потока духовного света. Наше сознание должно сделаться "невинным", или, как выразился богослов XV века Николай Кузанский, проникнуться "умудрённым неведением" ("doctu ignoratia"), то есть, как бы стать совершенно пустым, всецело готовым для восприятия информации из иного мира, и способным легко приобрести ту форму, которую придаст ему приходящая информация. Если "жёсткий диск" компьютера заполнен, то для загрузки новой информации необходимо освободить место, а лучше дефрагментировать -- перераспределить информацию более рациональным образом, стереть полностью то, что является мусором; иногда даже, приходится полностью отформатировать диск и загрузить новую операционную систему.

Мы не может отрицать реальности своего "я" и того, что чувствуем в своём "я". Как или, точнее, чем мы ощущаем своё "я"? Мы воспринимаем его, или, точнее, познаём, самим же нашим "я", через наше "я". В этом смысле познание собственного "я" адекватно познанию, или гнозису, Бога.

В древности существовало религиозное направление, которое можно охарактеризовать как гностическое. Церковь в своём историческом развитии пошла по иному пути -- экзотерическому. Гнозис Бога остался достоянием святых. А "гностицизм", как направление, выродился в ересь, ничего общего не имеющую с подлинным мистическим единением (гнозисом) Бога. "Гностицизм" как ересь был церковью справедливо осуждён. Таким образом, термин "гностицизм", к сожалению, стал ассоциироваться скорее с сектантством, нежели со своим изначальным первохристианским значением, когда "Слово обитало с нами, полное благодати и истины", и когда апостолы были святы, будучи приобщёнными к Слову-Богу непосредственно; не только гностически, но и физически могли к Нему прикоснуться...

Если представить и попытаться почувствовать то, что в своей глубине моё "я" родственно с Богом и постоянно получает от Него жизненную энергию, то можно творчески найти способы, чтобы усилить поток этой энергии или, как бы, расширить канал, по которому она к нам поступает. Это будет означать, что таким образом мы увеличим поток жизненной информации через наше "я". Сделать это непросто в силу различных обстоятельств. Главным препятствием является отсутствие откровения -- в силу нашей закрытости для восприятия иррационального, наше духовное невежество, комфортность, приземлённость, задавленность духа душой и грешным телом...

Дети обладают большей способностью, чем взрослые, чувствовать непостижимое. Потому что канал, по которому они воспринимают поток жизненной энергии, ещё не засорён. Образная информация поступает в детскую душу в незамутнённом виде. Они не тратят лишней жизненной энергии для фильтрации и обработки этой информации, а воспринимают её в чистом виде непосредственных образов.

Чтобы вся информация протекала через нас не искажённо, необходимо знать определённый код. Помимо имени Бога, открывающего ментальный доступ к этой информации, существуют другие коды, или команды, или, как бы, дорожные знаки и правила, следовать которым необходимо тому, кто решился выбраться из мира, приготовленного к гибели. На религиозном языке этими правилами называют Божественные Заповеди. Если мы не следуем им, то в жизненный поток вклинивается информация с отрицательным вектором, которая замедляет или вовсе останавливает его ток. Когда информация значительно замедляет своё течение, нас постигают болезни и беды. Чем больше мы "вязнем", тем труднее вернуться к здоровому образу жизни. Мы как будто уже привыкаем продвигаться в пространстве, постоянно преодолевая сопротивление несмазанных колёс, или, как бы, постоянно вытаскивая из них попадающий сор -- клинья -- наши грехи... И нам кажется уже, что иначе и невозможно жить. Мы привыкаем к этой постоянной борьбе с энтропией. И уже оказываемся неспособными к духовному восприятию.

Материальное становится первостепенным. С самого рождения человек видит перед собою распадающийся на части материальный мир, насильно навязанный для веры. Этот мир, с его "законами джунглей", воспринимается как первооснова бытия, которая определяет и социальные и моральные нормы поведения. Так, грешный человек "в поте лица" добывает свой хлеб: "подсиживает" своего сотрудника на работе, чтобы получить его должность; доносит на других, чтобы выглядеть лояльным и пользоваться соответствующими льготами; оказавшись в нечеловеческих условиях жизни -- в концлагере, тюрьме или психиатрической лечебнице -- легко переступает самые последние границы морали, чтобы просто выжить. Предмет этих рассуждений полностью закрыт для узкого прагматического сознания такого обывателя.

Христианство призывает человека к духовному освобождению от рабства греху, к тому, чтобы научиться чувствовать Бога и быть счастливым. К сожалению, в церкви, которая призвана показать человеку путь освобождения, зачастую получается, как раз наоборот. Привыкнув смотреть на мир глазами раба, человек и в церкви попадает в путы норм социально-обыденного поведения, обрядности, традиций, следовать которым почему-то делается важнее, нежели стремиться обрести контакт с Богом и почувствовать себя счастливым. Вместо института духовного освобождения от энтропии "мира сего" церковь превратилась в репрессивный орган подавления человеческого духа. Вся видимая церковь пронизана этим распадом. Величайшей ошибкой верующих обывателей является упование на пассивное спасение внутри церковного института. Подлинное спасение возможно лишь в Церкви незримой. Может быть, Владимир Соловьёв, имеет в виду как раз эту внешнюю церковь, когда пишет: "Всё это только отблеск, только тени, перед лицом незримого очами..."? Зримая церковь -- удел обывателя. Впрочем, это лучше, чем ничего. Но и это -- тоже "широкие врата". До революции 1917 года, точнее, до последовавших за нею репрессий и закрытия церквей, всё население России считалось формально верующим, формально церковным. "Катакомбная" церковь в России двадцатого века возродила дух гностицизма, существовавший в катакомбной церкви первого века. И теперь, учитывая современную политическую обстановку, стоит катакомбной церкви быть легализованной, она сразу же сольётся с официальной овнешневлённой церковью, с её искажённым духом и языческими традициями, и превратится в служанку обывателя, который в неё хлынет и подчинит её свободный дух законам и морали этого мира.

В Евангелии сказано: "Где двое или трое собраны во имя Моё, там Я посреди них" ... Собираясь в Церкви подлинной, и тем более в катакомбной, даже "во имя Христа", зачастую люди забывают о Его имени... Испытывая страх перед смертью, верующие истолковывают евангельское изречение о том, что "вера без дел мертва", как команду к борьбе с энтропией. Не понимая того, что вся сила Церкви -- в её сакральности, фактически они стремятся делами вывести её из катакомбной в легальную. И забывают о том, что "в начале было Слово", а не дело.

Любое действие или бездействие следует рассматривать с той точки зрения, будет ли оно способствовать потоку жизненной информации через нас или будет препятствовать этому. За свою жизнь человеку необходимо пропустить через себя определённое количество жизненной информации. Если он терпит в этом неудачу, то либо понесёт ответственность после смерти, либо, может быть, будет вынужден снова родиться в этом мире и закончить незавершённое. В посмертной жизни, по всей логике, продолжается поток информации через человеческую монаду. Подобно турбине воздушного корабля, пропускающей через себя поток воздуха, человеческая монада только тогда будет способна продвигаться в духовном пространстве, если сможет беспрепятственно пропускать через себя поток информации. Путешествие в вечность начинается уже здесь, во временной земной жизни. Однако, человек поставлен в условия земной жизни не для того, чтобы навсегда трансцендировать из этой жизни.

Если мы открыты для восприятия духовной информации, то мы способны менять мир в соответствии с этой информацией. Мир приобретает здоровые духовные формы, начиная хотя бы с нас самих. В этом смысле человек становится богом -- как естественное Его продолжение. Это большая ответственность. И человек волен от неё отказаться, пойти по своему собственному пути...

Искренний интерес и открытость для познания нового способствуют увеличению потока информации. Обыватель, не способный видеть над своей головой неба, чаще всего, как ни странно, доживает до глубокой старости. Он живёт до тех пор, пока не пропустит хотя бы самый минимум информации, без которого его дальнейшее существование просто невозможно или чревато духовным разложением -- адскими муками деградации. Гении, напротив, "сгорают" быстро потому что выполняют свою жизненную задачу с избытком в короткий срок. Их ждёт жизнь нового качества, в которую они уходят, не дожив до бесполезной старости... Одержимые злом, больные, пропускают через себя информацию отрицательной векторной направленности, подрывают свои духовные способности, быстро деградируют, и тогда их душевный недуг способствует возникновению физическому заболеванию, которое способно раньше времени свести их в могилу...

Говоря о паттерне... Если двое связывают свою судьбу, то задача обоих, наверное, подстроить свои векторные коды друг под друга. Потому что поток жизненной информации отныне будет протекать через обоих последовательно. Вот почему в Библии сказано: "И будут двое одна плоть". Если хотя бы один из двоих не желает слиться с другим духовно (просто искренне любить), то поток жизненной информации протекает медленно, с трудом и искажениями. Каждый получает меньше жизненной энергии, нежели если был бы один. Если же наступает гармония, духовная и физическая близость, то поток увеличивается, и каждый получает больше энергии, а значит и счастья. Наверное, семьи распадаются оттого, что однажды наступает момент, когда поток информации сужается до такой степени, что тот, кто слабее, через кого проходит меньше энергии или кто не может найти в себе способности перестроить векторную направленность (информационную кодировку) -- не выдерживает: предпочитает жизнь в одиночестве или с тем, с кем будет совпадать его вектор.

Психоанализ способствует тому, чтобы сбросить с себя груз прошлого, очистить русло жизненного потока, как бы обновить свой код, обнулить его, стать готовым для восприятия новой жизненной информации; для того, чтобы произвести запись нового кода, соответствующего паттерну того, с кем связываешь свою судьбу. Если и другой готов обнулить свой код, то векторные направленности обоих легко придут в согласие. И новый, общий для обоих код, впоследствии будет записан в их памяти. Этот код должен иметь позитивную эмоционально-векторную окраску. Воспроизведение этого кода будет способно приводить в равновесие всю семейную систему в кризисные моменты жизни.

Главная цель или предмет психологии, как и религии должна заключаться в поиске пути, как сделать человека счастливым или -- исходя из минимальной онтологической установки психологии -- как вывести его из несчастья, что, по сути, то же самое. Однако, психоанализ страдает рефлексией, которая вредна для "потока жизни" -- назовём так информационную энергию... Рефлексия подобна завихрению воды в речном потоке или "стоячей волне", если прибегнуть к термину из радиотехники. Это завихрение не происходит, когда русло реки чисто. Но только -- если в него попадает какая-нибудь дрянь. Поток жизни, информации, мысли пытается выбросить своими собственными усилиями инородное тело. Вот почему мысль больного человека кружится вокруг беспокоящего вопроса, но не понимает при этом, что это "зацикливание" как раз не позволяет разогнаться потоку и выбросить инородное тело вон. "Если вы потеряли жизнерадостность, то единственный способ её снова обрести -- это начать думать и действовать так, будто жизнерадостность уже обретена." Это слова философа Вильяма Джемса. Жизнерадостность -- вот что является нормальным для "потока жизни", который только своим стремительным движением легко выбросит из себя всё инородное.

Психология намечает пути, как вывести человека из мрака... Но это ещё не означает, что она способна привести его к свету. Здесь наступает черёд религии. В этой точке эти две области познания смыкаются и даже во многих аспектах совпадают... Знание психологии полезно... Но оно не спасительно...

58.

Бог хочет, чтобы мы были свободны. Поэтому необходимо прекратить максималистское насилие над собою, которое мы, возможно, совершаем с целью самосовершенствования. Свободны мы должны быть прежде всего от себя, от всех форм порабощения нас дьяволом, вкравшимся в нас под тем или иным мотивом.

Если ты оказался в депрессии, нужно остановиться и в объективной предприимчивости: не время добиваться успехов и положения в обществе или на работе, если это вредит душевному состоянию, если это не является следствием естественного поведения. Если начальство или те люди, от которых зависит наш социальный статус, не способны адекватно оценить наше естественное поведение, то, видимо, следует поменять работу, где такое станет возможным. Не следует разбивать голову о глухую стену. Конечно, нужно оградить себя от невыносимого образа жизни, но не следует в этом искать идеала. Потому что такое просто невозможно. Важно понять это и остановиться, чтобы в тишине и молитве осмыслить своё душевное состояние и духовное положение, снять с себя хотя бы временно все заботы, "залечь на дно", успокоиться, постараться сосредоточиться, научиться "слушать тишину" и в ней уловить дыхание божественной благодати...

Может быть, не всякому подойдут такие советы... Перепечатывая этот текст и редактируя его, много лет спустя после того, как я его когда-то написал, у меня возникает соблазн: а не выбросить ли половину того, что здесь написано? Но что-то останавливает меня: ведь то писал не я, а человек на 30 лет меня младше. Имею ли я право выбрасывать его мысли? Ведь он -- не я. Если он посчитал нужным записать это, и даже, если это помогло ему самому впоследствии стать тем, кто есть сейчас я, значит то было записано не зря. А посему, продолжая редактировать этот текст только технически, перехожу к дальнейшему изложению. А кому что-то здесь не подходит, как мне сейчас, пусть пропустит и читает дальше. Потому что будет дальше многое, что тоже не всякий, скажу наперёд, сможет понять адекватно...

Разобравшись в себе, далее, следует не замыкаться в себе, не заниматься самокопательством, ибо здесь, как уже говорилось, можно опять же впасть в себялюбие, жалость к себе, неуверенность, эгоцентризм, отчаяние.

Может оказаться и так, что человек очень любит меланхолию, любит носиться с собою и даже в тайне дорожить своими страданиями. Такой человек был бы весьма рад, если кто-нибудь однажды, глядя на него, воскликнул: "Какой несчастный!" Очень часто люди не понимают, что обитают вовсе не на сцене, а потому, если на их актёрский талант никто не обращает внимания, то не следует обижаться и снова впадать в замкнутый круг блюза, незаметно утопать в болоте, когда каждое мазохистское движение способствует гибели.

Необходимо перестроиться, возможно, забыть даже все свои трудности, своё состояние психики, развеяться в общении с людьми, вырваться из заколдованного круга самоанализа, идти по обратному пути, которым нас вёл до сих пор дьявол, вкравшийся в наше подсознание и овладевший нашими эмоциями и чувствами.

Хорошо переменить образ жизни, на время куда-то уехать, впрочем, не уединяться надолго. Это поможет взглянуть на себя по-новому. Вообще, хорошо уезжать часто, но ненадолго, даже, может быть, несколько раз в году. Перемена окружающей обстановки и обстоятельств помогает по-новому взглянуть на себя, на своё место в мире, сделать переоценку ценностей. Это, конечно, не относится ко всякому человеку и не во всякое время его жизни и возраста, или не во всякой ситуации психологических трудностей. Кому-то, возможно, лучше и никуда не двигаться с места, а просто изменить образ своей жизни другим каким-либо способом: достаточно положить себе за правило выходить регулярно из дома, вместо того, чтобы изо дня в день сидеть на одном месте и заниматься одним и тем же, или просто поменять диету или назначить себе пост.

Главное, -- это приучить себя к сосредоточенности. Очень часто нам мешает рассеянность, даже, может быть, самоуглублённая рассеянность. Сосредоточенность должна быть не обязательно в себе или на себе, а через себя - на окружающем. Это и будет исцеляющим созерцанием, обретением душевной гармонии с миром, обнаружение Творца через Его творение, творческая объективация: любовь к созерцаемому объекту, видение во всех вещах видимых невидимых знаков, глубокого смысла, гармонии и красоты, четвёртой божественной ипостаси -- Премудрой Софии.

Всё это вернёт нас к здоровому образу жизни, когда мы перестанем "вариться в собственном соку", начнём снова живо интересоваться окружающим нас миром.

Как актёр вживается в образ и забывает о себе, так и мы должны объективироваться.

59.

В одном фильме католический монах стоит на коленях и сам бьёт себя плёткой по спине... Если осознать это действие как приём для изгнания из себя беса, то мы увидим, что это может быть вовсе и не средневековое невежество.

Само по себе бичевание как мазохизм не имеет смысла. Даже если отец наказывает сына за совершённый проступок, он бьёт не своего ребёнка, а его тело. Такое воспитание крайними мерами, конечно, этим не оправдывается. Тем не менее, наказывая и бичуя символическое проявление личности - тело - за проступок, который оно совершило, мы реально изгоняем злого духа, сжившегося с нашим сознанием. Ребёнок не хочет испытывать дискомфорт и больше не поступит так, как не следует. После наказания его душа получает верную направленность.

Не следует, однако, злоупотреблять подобным воспитанием. Потому как, если наказание станет обыденным и частым, у ребёнка скорее выработается негативизм и озлобление. Изворотливый дьявол найдёт способ усидеть в инфантильном сознании и в сознании взрослого фанатика, который легко может стать садистом и мазохистом.

Но если мы решим последовать этому приёму в отношении самих себя, то не должны "бичевать" себя, когда наступает духовная победа. Иначе получится, что будем наказывать не символическое проявление беса, а проявление Бога.

Бичевание материальное, внешнее, глубоко символично. Символически мы бьём тело, в глубине же духовного мира наш свободный дух, направленный к Богу, бьёт беса, изгоняет его из себя, освобождается, не оставляет ему места.

Из-за того, что бичевание болезненно и некомфортабельно, происходит духовная закалка. Осознавая этот процесс экзорцизма, мы научимся острее понимать и чувствовать реальность существования беса и его пагубное на нас воздействие. Обличая его присутствие, мы скорее не будем подпадать под его зависимость и власть. Вполне возможно, что будет достаточно один раз ударить себя, чтобы понять, как мы сильно сжились с бесом, и то, что он не желает оставлять нас просто так...

Во всех изобличениях дьявола важно осознание его в себе как постороннего духа, который незаметно слился и сжился с нашим "я", кого необходимо, вытеснить из себя как паразита, отравляющего наш дух своими экскрементами.

Бичевание -- это крайность. Можно попробовать хлестнуть себя плёткой для того, чтобы затем найти более умный способ экзорцизма. Любой способ "самобичевания" должен производиться с полным осознанием его символического значения. Теоретическое знание о символике самобичевания важно, чтобы самобичевание не стало самоцелью. Так, пост не является периодом времени, назначенным церковью, а есть внутренняя решимость духа в обуздании телесных склонностей, расслабляющих человеческую душу. Так и бичевание может быть в полной мере заменено постом, или ограничением в привычках.

Всё, изложенное относительно "бичевания", - вовсе не для того, чтобы призывать к мазохизму, а для заострения смысла и символики поступков, связанных с самоотречением от зависимости паразитического присутствия некоей чужеродной сущности в нашей душе...

60.

Злой дух дьявола и душа индифферентного человека незаметным образом становятся неразрывным единым целым. Такое состояние можно охарактеризовать как синкретичное. Обнаружив в себе дьявола, больной оказывается способным дифференцировать себя от сатаны, объективировать не-себя от себя, более сокровенного, проявляя тем самым в себе самосознание, освобождаясь духовно и, даже может быть, физически от воздействия дьявола. Такая дифференциация и освобождение возможны лишь тем способом, при помощи которого возникает иная по своей направленности синкретика: а именно слияние души с божественным Духом. Вместо болезненного состояния, вызванного рабством дьяволу, мы получаем исцеление от недугов, добровольно приобщаясь к живому источнику божественной благодати. Так как Творец человеческой души - Бог, то и душа человека, созданная по Его образу и подобию, воспримет такое единение как свободный акт любви. Ибо то, что находится в родном лоне, испытывает счастье. Любовь, в отличие от необходимости, освобождает. Поэтому одно из определений свободы может быть таким: свобода -- есть осознанная любовь. Осознанная потому, что бессознательная любовь может ошибаться в своём предмете и сатану принять за Бога. Дьявола, который маскируется в облике какой-либо доброй силы называют оборотнем. В снах очень часто мы сталкиваемся с оборотнями. Вот почему верить в то, что нам приснилось, считается грехом. Если человек склонен к мечтательности, то именно в снах он скорее раскроет своё сердце для любой силы. Сердце -- это клапан души, её дверь, её волевая предрасположенность. Мечтателю, не умеющему пользоваться своим рассудком как инструментом, во сне тем более грозит опасность подпасть под влияние дьявола. Ибо запреты разума в действительной жизни настолько порабощают сердце, что во сне оно ищет компенсирующего освобождения и потому заранее предрасположено принять всё за чистую монету.

"Один из способов, с помощью которого Ид рано или поздно косвенно выражает свои стремления, загнанные в подсознание или подавленное Эго, таков: Ид ждёт, пока Эго ночью уснёт, и затем проявляется в искажённой форме снов" (Эрик Берн. "Познай себя" Екатеринбург 2000, с. 58).

Не будем в этом исследовании углубляться в терминологию Эрика Берна, с его Либидо, Ид, Эго и Суперэго, которые он органически развил из учения Фрейда, не выходя за рамки психиатрии в объяснении феноменов души, в отличие от Юнга, к которому он относит в своей книге более любознательных читателей за объяснением метафизической природы психологических аспектов...

Способность раскрывать сердце для Бога в действительной жизни (в отличие от сна) делает нас более разборчивыми и в состоянии, когда наше сознание заторможено (во время сна или под каким-либо иным воздействием: шок, фрустрация, внушение, опьянение). Приобщённость к Богу в действительной жизни не позволит вторгнуться злой силе в сновидениях или в экстраординарной ситуации, не оставит лазейки для дьявольского проникновения в нашу душу. И чтобы не оставлять дьяволу места в нашем сознании, мы должны постоянно его очищать посредством молитвы и поста. Недаром сказано: "Сей же род изгоняется только молитвою и постом" (Мф. 17, 21).

По отношению к человеку в мире действуют две силы: добрая и злая. Первая ведёт к дальнейшей жизни, вторая -- к смерти. Третьей нет. Если человек предполагает остаться вне их влияния, то это будет означать зависимость от самого себя. Как раз именно эгоцентрическим или индифферентным человеком овладевает дьявол постепенно и незаметным образом.

61.

Конечно, это интересная мысль (ради мысли только, однако), что мыслить можно обо всём, но, якобы, не обязательно следовать практически своим мыслям. Интересно в этом отношении воспоминание Николая Бердяева (Н. Бердяев Самопознание. Опыт философской автобиографии. Копия с неизвестного западного издания 1949 года, с. 262), где он пишет: "Дзержинский слушал меня очень внимательно и лишь изредка вставлял свои замечания. Так, например, он сказал: "Можно быть материалистом в теории и идеалистом в жизни и, наоборот, идеалистом в теории и материалистом в жизни".

Кто был прав больше: Дзержинский или Бердяев?

Витгенштейн, философ лингвистического анализа в философии неопозитивизма, глубоко разочаровался в возможности философии вообще решить вопрос о том, чтобы человек стал бы счастливее при помощи философии, судя по анализам его творчества изложенным в книге: "Современная буржуазная философия". Под ред. А.С.Богомолова, Ю.К.Мельвиля, И.С.Нарского. Изд. "Высшая школа", М. 1978. с. 206.

Для того, чтобы человеку гармонично соединиться в сознании и сердце, необходимо не иметь оторванных от практической жизни мыслей, необходимо ввести в область активного сознания то, что находится далеко в памяти или на окраинах "поля сознания", и - следовать практически тем мыслям, которые, как мы понимаем, должны составлять наше "я", наше сакраментальное самосознание.

Ведь, как было сказано выше, у деперсонализованного человека даже исповедь превращается в формальность. Надо заметить, что тому способствуют и сами священники, в большинстве - малокомпетентные в духовных вопросах, требующих современного осмысления. Их можно понять: "жатвы много, а делателей мало". Даже и "грамотные" священники вынуждены обобщать и упрощать духовные вопросы, прибегая к общей исповеди. Это беда нашей социальной и эпохальной обстановки. Я написал это в 1984 году, когда советская власть не жаловала церковную. Теперь в двадцать первом веке, когда я редактирую эти страницы своей рукописи, я должен добавить, что обстановка в церкви стала ещё хуже - из-за наплыва в неё проквашенного советской идеологией обывателя, поменявшего, по меткому выражению Владимира Высоцкого, "коньки на санки".

Переходя к оригинальному тексту, рассуждаем дальше так: вот почему современному человеку стало просто необходимо найти внутренний стержень, опору, свет, к которому постоянно стремиться; найти то чувство святости, отступить от которого он не сможет даже, когда исполнится написанное: "поражу пастыря, и рассеются овцы стада" (Захар. 13,7); или даже когда будут пытать и, может быть, применять психические формы воздействия. Нужно такое самосознание, такое внутреннее чувство святости, которое даже под гипнозом будет заявлять о себе и не даст себя подавить никакой злой внешней силой.

Мирянин должен сам стать достаточно компетентным в духовных вопросах, не полагаясь на авторитет церковных служителей. Каждый сам должен быть и психоаналитиком, и психологом, и психиатром, и в какой-то мере даже святым. Это - норма времени.

Сам процесс строительства самосознания не будет успешным, если он совершается сугубо субъективным образом, без практического следования. "Ещё Платон", - пишет Давид Анахт, его заочный ученик и последователь, раннехристианский армянский мыслитель, - "Говорил, что он называет философом не того, кто много знает, и не того, кто может говорить о многих вещах, а того, кто ведёт непорочную и незапятнанную жизнь" (См. Давид Непобедимый. Определение философии. ор.15. Цитируется по книге Давид Анахт. Сочинения. Ф. Н, изд. "Мысль", М. 1975, с. 18).

Свидетельство о своих убеждениях другим может являться формой самоутверждения в своём мировоззрении. И часто случается так, что такая форма становится важнее убеждения, разве лишь если для человека свидетельствовать о истине не станет так же естественно, как дышать или видеть то, о чём он говорит и чему следует практически. В этом случае можно говорить о самосознании личности, а не о одержимости обезличенного человека абстрактной идеей.

Да! Всегда есть опасность заболеть "детской болезнью левизны". Когда нет прочного самосознания, то миссионерский надрыв, может закончиться крахом.

Почему такое случается? Потому что прежде всего, не произошло соединения сознания с сердцем. Ведь только у человека, который глубоко выстрадал и прочувствовал свои идеалы, оба полушария головного мозга работают синхронно. Поэтому в православной практике считается, что сначала необходимо сугубое уединение, молитва, результатом которой будет достигнута гармония сознания и сердца, а затем - проповедь и всякое миссионерство.

Учить других, как пройти через топь можно только если сам знаешь наверняка, как это сделать.

62.

Постоянным свидетельством как для себя самого, так и для других может служить обыкновенная молитва перед едой. Если человек её опускает - это небрежность. "В малом ты был верен, над многим тебя поставлю; войди в радость господина твоего" (Мф. 25, 23). Если он стыдится близких в молитве, то как он может свидетельствовать для дальних, чужих ему людей? Видимо, вопрос упирается не в то, что человек оказывается только небрежным, а в то, что он настолько не уверен в себе, что стыдится, будто его примут за ханжу и лицемера, когда он станет читать молитву. Это явление возможно также из-за деперсонализации, потери эмоционально-ценностного отношения к себе. Что можно порекомендовать в таком случае? Только метод прагматизма: начать молиться несмотря ни на что. Будет легче, если при этом молиться не своими словами, которые не всегда могут прийти в голову в силу того, что человек может быть болен, усталый и т. п. А молиться в этом случае лучше готовыми "стандартными" каноническими молитвами. Например: "Очи всех на Тя, Господи, уповают, и Ты даеши нам пищу во благовремении, отверзаеши Ты щедрую руку Твою и исполняеши всякое животно благоволение". Это - православная молитва. Можно молиться и любой другой молитвой. Если ничего не приходит на ум, то просто прочесть "Отче наш" на любом языке. Любитель экзотики, может даже прочесть "Pater Noster" на латинском.

63.

Оказавшись в пограничной ситуации человек способен скорее познать свою сущность, почувствовать остро своё собственное "я". Ибо "каждый человек, переступая "порог" в своём жизненном движении видоизменяет своё "я": порог учреждения, дома, вагона или самолёта... и пр... И каждый из них как бы деформирует наше "я". Чтобы адекватно вести себя, оно должно считаться с тем, что стоит за каждым порогом бытия" (Спиркин А.Г. Сознание и самосознание. Изд. "Полит. Лит.", М. 1972, с. 136).

После трагедии, беды, несчастья, после любого экстраординарного события, возникает, так называемая, пограничная ситуация, которая на время выбивает человека из обыденного его самосознания (или лучше - сознания), обессмысливает перед отверзшейся пропастью его повседневные заботы, привычки, интересы и проч. Именно тогда человек начинает остро ощущать своё подлинное "я", и престаёт ассоциировать его со своей ролью в социальной игре, в которой он до этого был так сильно растворён и так сильно привык к своему мироощущению, что новое видение шокирует и пугает открывшимися неожиданными реалиями. Происходит как бы "положение вне игры", выход из игры, пробуждение после долгого болезненного сна, выход из комы. У многих это состояние может длиться мгновение или минуту. А потом человек быстро возвращается в привычный комфорт неведения и забвения своей сущности. Лишь некоторым удаётся как бы "остановить мгновенье", запомнить, зафиксировать этот психологический опыт и даже впоследствии вернуться к такому сверхъестественному состоянию, чтобы затем прорваться в духовные сферы, закрытые для взора обывателя. Такое состояние и есть пограничное - когда спадают все ложные одежды и маски, а мы, представ перед зеркалом своей души в истинном свете, можем обратиться к нашей подлинной сущности, вместо игровой; к духовному миру, вместо иллюзорного.

"В понимании самого себя, своей истиной ценности человек как бы поднимается на несколько ступеней выше, причём очень за короткое время достигает того, на что в обычных условиях потребовались бы годы. Наряду с этим столь острые напряжённые условия могут стать фактором актуализации при усилении рефлексии, стимулирующей самопознание, открыть перед человеком не только новые стороны его внутреннего мира, его возможностей, но и новые способы самопознания и произвольного самоизменения" (Чеснокова И.И. Проблемы самопознания в психологии. М. 1977, с. 84).

"Подлинная проблема (...), её критический пункт, состоит не в осознании смысла ситуации, не в выявлении скрытого, но имеющегося смысла, а в его созидании, в смыслопорождении, смыслостроительстве" (Василюк Ф.Е. Психология переживания. Анализ преодоления критических ситуаций. Изд. Моск. Унив-та, 1984, с. 24).

"...Перед нами только приподнимается полог, за которым открывается чудесная (иначе не скажешь) психологическая область, где не мотивы властвуют над человеком, а он сам становится хозяином, больше того - творцом своих мотивов" (Василюк Ф.Е. Психология переживания. Анализ преодоления критических ситуаций. Изд. Моск. Унив-та, 1984, с. 27).

Не все прозревают, даже и оказавшись в пограничной ситуации. Отсутствие духовной жизни может оставить такой след, что даже тогда, когда будут созданы все условия для её появления, развития и поддержания, несмотря ни на что, зачастую, обыватель остаётся настолько объективированным во вне, что никакая пограничная ситуация, никакое руководство, не будут способны "перевести его через его "майдан": день-другой - и он снова живёт по-старому, ищет новые социальные игры. Такой обыватель - раб окружающего.

Только свободная личность - та, что не боится взвалить на свои плечи ношу величайшей ответственности способна остро ощущать своё внутреннее "я", костяк и стержень, конституирующий личность, и только в соответствии с таким мироощущением быть в меру объективированным, вынести из пограничной ситуации положительный опыт.

В творческом процессе человек также, как и в пограничной ситуации, способен познать свою сущность, сбросить маски и ложные одежды, стать предельно искренним, раскрыть своё сердце. Прежде всего творчество полезно для самого художника. В результате творческого откровения возникает объективное произведение искусства. Таким образом объективное дважды меняется и преобразуется через субъективацию. Одновременно и субъективное меняется через объективацию. Впрочем, это - отдельная тема для размышления.

64.

Социальная игра - это устоявшийся стереотип поведения в тех или иных типичных жизненных ситуациях. Как правило, такое поведение не контролируется самосознанием, принимается за норму и выступает на уровне безусловного рефлекса, как 2 Х =4, или, как если вам сказали: "Здравствуйте", то и вы должны ответить хотя бы: "И вам не хворать".

Социальная игра - это подпадание под конформизм общепринятой нормы поведения, подсознательное согласие игроков поиграть друг с другом. Человек играет регулярно во много игр сразу, сам этого не осознавая. Он даже играет сам с собой, например, уронив случайно какой-нибудь предмет и прекрасно понимая, что никого рядом нет, произносит в слух лёгкое ругательство или просто глубоко вздыхает от случившейся незадачи. Существуют игры явные и неявные. К первым отнесём обыкновенные игры в карты, домино, лото, футбол, волейбол, шахматы и т. п. Ко вторым отнесём игры социальные, или экзистенциальные.

Не следует, впрочем, путать термин "экзистенциальный" в данном контексте с тем, что мы употребляли, когда говорили об экзистенциальном состоянии, которое предшествует мистическому откровению. Экзистенциальное поведение в социальной игре - это такое состояние сознания, которое не рефлектирует самое себя, а сливаясь с физической оболочкой своего тела, объективируется настолько, что готово с риском для своей жизни действовать по правилам игры, в которую оказалось вовлечено. Бывает и осознанное поведение игрока, когда ходы заранее продумываются. Но и тогда сознание игрока нельзя считать свободным от зомбирования. В этом смысле можно говорить о совершенно противоположном значении этих двух понятий экзистенциальности. Экзистенциальное состояние игрока -- полная объективация, существование исключительно в материальной синтагматике. Мистический экзистенциализм -- отрыв от объективного и переход к подлинному духовному существованию, которое открывается исключительно благодаря возникшему контрасту на переходе от объективного существования к ощутимо-реальному существованию своей духовной сущности, освободившейся от пут объективного. Экзистенциальное состояние, предшествующее мистическому - это такое состояние, когда человек остро ощущает себя пред лицом окружающей его реальности. Такое ощущение, как говорилось выше, возникает в пограничной ситуации, когда всё искусственное и игровое теряет смысл, оставляет человека с самим собой, заставляет посмотреть на себя более внимательно, задуматься над тем, что он есть, ощутить своё существо и причастность к бытию мироздания.

Возвращаясь к вопросу о социальных играх, рассмотрим их в ключе той проблемы, которую поставили задачей описать.

Родившись в этом мире, мы вынуждены в него верить. Ipso facto он заставляет нас быть у него на поводу, зависеть от его законов. Он же диктует и общественные законы, в большей части детерминированные материальными обстоятельствами. Мы принимаем их за должное и не замечаем, что большинство наших поступков и мыслей обусловлены какими-то нормами и правилами, которым мы следуем с теми или иными вариациями и даже принимаем эти вариации за свою свободу. Эта некоторая свобода в возможных ходах мобилизует наш ум для сложных комбинаций наших поступков, что и превращается в результате в обыкновенную игру. Ставкой в этой игре становится объективация субъективного, стремление к бездуховности, преследование выигрыша: будь то достижение более престижного общественного положения или обыкновенный денежный выигрыш. В том и другом случае - получение положительных эмоций, подмена духовной радости душевным тщеславием.

Игры окружают нас на каждом шагу. Любое логическое построение, любая теория, может быть по сути чистой игрой, как фабула детектива. Мы бессознательно здороваемся со своим соседом, даже имени которого абсолютно не знаем, и ожидаем от него ответа. Как в любой игре, мы обмениваемся логическими ходами. И если сделан ход с одной стороны, то неминуемо должен воспоследовать ответный ход. Но, вот, однажды, когда сосед, находясь в плохом настроении или по рассеянности, нам не отвечает, мы испытываем чувство неудовлетворённости: почему он не хочет продолжать игру? Мы остаёмся как бы ни с чем, в непривычном одиночестве, мы чувствуем некий сорт разочарования и неудачи, переживаем это, будто, обиду. Мы сделали ход, ожидая ответа и подтверждения своим чувствам, но не получили ожидаемого! Вот почему хулиган, начиная свою игру с прохожим, которого решил ограбить, сначала спрашивает закурить, и получив отказ, начинает его избивать.

Большинство из нас играет потому, что чувствует себя одиноко с самим собой. Игра - это иллюзорный выход из одиночества, "одиночества в сообществе". Только духовно свободный человек не поддаётся на провокацию игры, находя в себе самом ресурсы, благодаря которым приобщается к мирозданию без помощи костылей интеллекта.

Ведя беседу и обмениваясь суждениями, не хотим ли мы закончить разговор так, чтобы последнее слово было за нами, а наш собеседник согласился бы? Если не так, то мы будем разочарованы. Вот почему бывают бесконечно-бессмысленные разговоры по телефону.

Даже пьяница играет в игру, когда сначала выпивает, затем хмелеет, а протрезвев, решает продолжить игру и для этого опохмеляется.

Некоторые люди уже просто не в состоянии остановиться играть в игры. К ним относятся одержимые, маньяки, психически больные или клинически здоровые политики и разные лидеры, начиная с религиозных и кончая ведущими социальных блогов Интернета. Сколько таких распространилось на Facebook! Кто не поддерживает точку зрения лидера, того он удаляет, закрывает доступ, чтобы не мешал игре. Обезличенные шавки подпевают своему хозяину в один голос, получая удовлетворение от того, что приобщены к узкому кругу сектантов.

Пойманный преступник ведёт себя вызывающе. Почему? Так от него ждут, и потому что ему уже терять нечего. Зато он испытывает моральное удовлетворение в безвыходной ситуации. Потому что он уже давно ожидал и подсознательно предполагал такой расклад игры. Или он ведёт себя смиренно, полагая что покажет себя, когда придёт его время. Он проходит через суд, наказание. Долгие годы, как граф Монте-Кристо, таит злобу и ненависть. Выходит, на свободу и скоро снова попадается в руки правосудия по простой причине: на месте последнего преступления, не удерживаясь от соблазна, он оставляет свою "подпись": знайте, мол, это был я - "Рябой". Делает он это вряд ли полностью отдавая отчёт в том, что именно по этой "подписи" его найдут. Игра для него важнее. Велико искушение - отомстить, сделать ответный ход, которого он ждал долгие годы. Он идёт на риск быть пойманным по оставленной улике. Вот какова сила и магия игры! Так вандалы -- тоже играют в свою игру, оставляя свою "подпись" через пакость.

Ходов в играх может быть множество, как и самих игр. Важно лишь в игры не ввязываться. Но чтобы тебя не ввязали в игру, важно уметь распознавать её до того, как тебе отведут в чьей-то игре подчинённую роль.

Особенно опасна в игре роль лидера. Не ввязываться в игру можно лишь пребывая в пустыне. Даже Христос не смог выйти из игры, хотя и давно распознал роль Иуды в одном из своих учеников. Выйти из игры бывает невозможно, когда духовные и моральные ценности могут быть попраны. Вот почему в Распятии Христа или в подвиге Александра Матросова объективное сливается с субъективным. Выход из игры через смерть - снимает вопрос о том, где проходит граница между искусственной игрой и настоящей жизнью.

Подробное описание и холодный научный анализ социальных игр можно найти в известных книгах Эрика Берна. В своих книгах, впрочем, Э. Берн не отвечает на вопрос о том где проходит граница между игрой и жизнью. Мы не будем здесь повторять американского психоаналитика, благодаря которому в США организовали психоаналитические лечебницы, в которых сами врачи не знакомы с теорией игр и психотерапии, и вместо лечения по теории Эрика Берна, играют со своими пациентами в игры так, чтобы выкачать со своих клиентов как можно больше денег. Мы попробуем здесь проанализировать теорию игр с точки зрения рассматриваемого нами вопроса.

Как ни странно, но тем не менее, играя в экзистенциальную игру (то есть когда сознание отожествлено с телом и поступками), человек не понимает типичности своих ходов, своей роли и что самое важное - самого факта игровой сущности своего поведения.

Во всяком нашем действии, во всякой нашей мысли есть опасность игры. Игра может быть и в философию, и в религию, и в молитву, и в психологию, - во всё, что угодно. По прочтении книги Эрика Берна "Люди, которые играют в игры, и игры, в которые играют люди" складывается впечатление, что от игр никуда не уйти, и что даже вся наша интимная жизнь будто бы оказывается на самом деле игрой. Один священник даже не советовал своим прихожанам читать эту книгу, в те далёкие годы конца двадцатого века, ходившую по рукам в машинописном виде, в переводе с английского, выполненным во Всесоюзном центре переводов научно-технической литературы и документации (перевод N Ц-45434), возможно, опасаясь, что границу между игрой и жизнью объяснить весьма непросто. Вот почему возникает недоверие к властям и лидерам. Кто-то считает, что Россия решила оккупировать и захватить Крым, и что это - продуманная игра. Но есть живые люди в Крыму, которые хотят быть гражданами России, а не Украины, и это для них отнюдь не игра - а жизнь. Кто-то в запале игры бежит под пули и отдаёт жизнь, в то время как циник, разряжающий в него свой карабин, думает про себя: "Вот дурак! Ради чего стоило лишаться жизни?".

Где же проходит эта граница различия? Дело в том, что в нашем сознании присутствуют два состояния: субъективное и "объективированное субъективное", одно - без кавычек, другое - в кавычках. Причём оба состояния могут выступать для нас в своём предметном значении под одним и тем же понятием. Подлинность этого нашего понятия определяет наша вера в его подлинность, наша убеждение. Человек с зыбкими убеждениями, индифферентный и равнодушный - "трость ветром колеблемая", не в состоянии провести границу между иллюзорно-искусственным и реальным. Такого человека легко ввести в заблуждение, обман, заставить выполнять игровую роль, использовать. Вот и всё объяснение о границе. Если вас судят со стороны, то скорее всего ваше поведение оценивается с точки зрения игры. Если я способен заглянуть в свою совесть и почувствовать, что я не лгу, то я не играю, а живу подлинной жизнью, и при этом я не обязан отчитываться перед теми, кто пытается меня судить со стороны, не должен принимать во внимание то, что моё поведение могут оценивать, как игровое. Только Бог -- высший критерий оценки, где проходит граница между жизнью и игрой. Неверие в Бога - это "объективированная субъективность", дьявольская игра ума, искушение и соблазн. "Бытие" в кавычках, слово "ничто", которое ничего не означает, поскольку небытия нет, ибо "Cogito, ergo sum". Мы видим вокруг себя только Бытие. Прежде всего потому, что мы сами обладаем бытием, потому что существуем. И никакого "не-Бытия" мы вокруг себя не видим и не чувствуем.

Впрочем, Эрик Берн указывает в своей книге на возможный выход из игры, приводя такую надуманную жизненную ситуацию. Два друга, американец и китаец, идут по городу, им нужно добраться до определённого места за полчаса. Неожиданно американец хватает китайца за руку и, указывая на подъезжающий автобус, говорит, что на этом автобусе они доедут до места своего назначения за десять минут. Через десять минут они оказываются там, куда направлялись. Они выходят из автобуса, и американец обращает внимание китайца на то, что им удалось сэкономить время, и теперь у них есть лишние двадцать минут. Тогда китаец указывает на скамью в сквере и предлагает своему другу провести двадцать минут в молчаливой медитации.

Вывод автора книги в том, что единственный способ выходы из состояния игры - это предаваться созерцанию. Он указывает на созерцание как на альтернативу нашему озабоченному сознанию, которое "бежит впереди паровоза".

Другой пример, что Эрик Берн приводит в своей книге. Человек ведёт автомобиль по заполненной машинами городской улице. Он ведёт машину почти автоматически, "на автопилоте", думая при этом совсем не о том, как он производит те или иные действия при управлении автомобилем. Он мыслями устремлён в будущее, куда он должен прибыть, и, так как он опаздывает, то заранее придумывает оправдание, которое скажет своему начальнику. Если же он не опаздывает, то его мысли бродят в прошлом, но отнюдь не в настоящем, которого он почти не чувствует, действуя, как автомат и как придаток к автомобилю.

65.

Наш мозг, не только тело, выполняющее те или иные действия, постоянно занят игрой - поиском удачных ходов для своих поступков, разгадыванием правил игры, в которую ввязывается. На нём - ответственность решения: играть ли в ту или иную игру, или отказаться. Впрочем, "не играть", может быть, тоже своеобразной игрой. В этом отношении показательна очень опасная и деструктивная "игра в молчанку", которая может начаться между поссорившимися супругами из-за пустяка и закончиться разводом.

Автор книги о социальных играх призывает к созерцанию, но плохо обосновывает его назначение. Впрочем, для человека, который привык возбуждать свой ум оригинальными и неожиданными ходами в игре со своими оппонентами, созерцание почти неприемлемо. Есть тип людей, которые не в состоянии удержаться от сарказмов со своими собеседниками. Выглядеть оригинальными для них важнее, нежели следовать истине. Таковы правила и нормы игр, которым следуют в светском обществе или в кругу тех, кто собирается вместе для того, чтобы показать себя.

Необходимо обосновать необходимость созерцания более последовательно, чем это сделал Эрик Берн.

Как уже говорилось, мы окружены играми и вынуждены в них играть. Игра - это свойство малого разума. Созерцательность - свойство большого разума. Учение о социальных играх появилось именно в силу отрыва сознания от сердца. Человек потерял гармонию между телом и душой, разумом и сердцем. Он стал чрезмерно объективирован, овнешневил своё сознание настолько, что вместо состояния самосознания вошёл в состояние игры.

В отличие от художника, имеющего внутренний стержень, относительно которого в творческой объективации он творит произведение искусства, овнешневлённый человек становится мелким азартным игроком, озабоченным исключительно тем, чтобы сделать удачный ход и сорвать как можно больше с кона. Игрок даже и думает совершенно отвлечённо от своих поступков и сердца. Синхронная работа полушарий головного мозга нарушена. Левое полушарие, отвечающее за логику, превалирует над работой правого, связанного с сердцем и эмоциями. Эмоции подчиняются результатам игры, выполняют бесконтрольную роль допинга, возбуждающего сознание игрока и стимулируя к новым авантюрным ходам. В подчинённом отношении в какой-то степени правое полушарие синхронизировано с левым. В случае проигрыша синхронизация нарушается, так как отрицательные эмоции отнюдь не способствуют синхронной работе обоих полушарий; соответственно и с сердцем порывается связь, которая начала было устанавливаться в предвосхищении выигрыша. В азартной игре баланс работы головных полушарий нарушается - Герман принимает за туз совсем другую карту, а затем пускает себе пулю в лоб.

"Игрок" способен на грешные поступки, даже на преступление, ибо он не сверяет их моральную допустимость со своей совестью, сердечным началом; ибо в момент азарта не способен посмотреть на себя со стороны из глубины своего "я", находящегося в подавленном и обезличенном состоянии сознания, "суженного до точки". Способность посмотреть на своё "я" из глубины своего же "я" - присуща состоянию "большого ума", а не "малого". В лучшем случае у "игрока" может присутствовать некий "потолок моральной допустимости", обусловленный социальными факторами. Даже в криминальном мире есть свои законы морали, через которые переступать "заподло". Так, стало возможным социально-объективированное мироощущение, выраженное и развитое в учении о социальных играх и почти что в математическом анализе "межличностных отношений".

В этом свете всё что угодно: и рыдания ближайшего родственника над телом безвременно погибшего, или радость влюблённого на ответный поцелуй, или неискренняя молитва зачерствевшего душой Тартюфа, - может быть воспринято как игра. И это, действительно, будет игра, и не более того, если во всех поступках и мыслях не участвует сердце, если присутствует раздвоение личности, когда человек потерял своё целостное ощущение, когда он деперсонализировался и смотрит не из глубины своей совести, не из глубины своей личности, а, как бы извне, взглядом третьего, безразличного к нему дьявола, закравшегося в его сознание, уже не способное отличить где "я", а где "он-я".

Только сердечное присутствие объединяет сознание с душою и телом. Только в их гармонии проявляется самосознание и совесть, и становится возможным проникнуться и возлюбить "всею мыслию и душою" "чистое словесное молоко". Только тогда жизнь становится в полной мере экзистенциальной, незадрапированной в реквизит тех социальных обстоятельств, правила игры в которые обязан исполнять маскарадный авантюрист, надевающий на себя рассудочно-отвлечённую маску.

Тогда жизнь, как таковая, не будет казаться театром, на сцене которого можно приравнять к искусственной игре и преступление, и благородный поступок.

Поступать согласно своему моральному кодексу, независимо от мнения окружающих тебя людей, пусть даже самых близких, но, прежде всего, следуя тому, что в твоей душе созвучно с гласом Божиим, с чувством Его живого присутствия, - значит не быть ввязанным в чужую игру, а жить подлинной жизнью. Таковые, подобно Джордано Бруно, готовы пойти на костёр, предпочитая остаться в одиночестве, но не принимая правил навязываемой им игры.

Игра завладевает сознанием того, кто не склонен сочувствовать и сопереживать, а мыслит отвлечённо. А для того, кто имел опыт пережить единение с другим Субъектом, кто научился чувствовать и любить, и не потерял такую способность (все с детства обладают этим даром), его жизнь, жизнь окружающих его людей, ближних и дальних, - является его собственной судьбой, которая отлична от игры подобно тому, как свет отличен от тьмы, а жизнь от небытия.

Для решения нашей проблемы духовного исцеления, возможно, следует попытаться максимально выйти из того количества игр, которыми занят наш узкий ум, и очистить таким образом наше сознание для того, чтобы в будущем в нём нашлось место для исцеляющего присутствия Бога. Игра - это то, что погружает нас в безликое "оно". А жизнь без игры - это то состояние души, в котором присутствует согревающее, или даже обжигающее, чувство любви, что граничит с переходом к мистическому состоянию, когда сам Бог открывается в первом лице, когда "я" и "Он" становятся одним "Я".

В состоянии, когда человек испытывает чувство любви, сознание, сердце и тело гармонично соединены в единую душу; остро ощутимо наше подлинное "я". Такого не бывает, в процессе какой-либо игры, где имеет место лишь рациональное умение делать те или иные ходы и ставки, ограничивающие круг сознания игрока, до минимума рефлексии и осознания своей личности. Впрочем, возможно некоторое расширение его сознания - когда игрок входит в область магического обворожения, но такое состояние подобно кратковременному действию наркотика или алкоголя, результатом которых не может быть ничего иного, кроме депрессии и чувства опустошения.

Не углубляясь в этот вопрос, заметим, что магизм следует здесь и далее отличать от мистицизма.

Все мы подвержены магии природного мира. И, конечно, нельзя исключать из своей жизни игр, которые могут стимулировать развитие логики у ребёнка или служить иррадиацией усталости от монотонной работы. Главное не впадать в азарт и зависимость (addiction) от игры. В природный мир мы вынуждены верить с момента нашего в него вхождения, ибо мы физически полностью от него зависимы.

Изощрённость игры - это углубление в познании магического мира и сознательное участие в нём.

Однако, магии противостоит мистика, которая связана исключительно с актом свободного единения с Богом. Это - единственная альтернатива выхода из игры путём духовного и душевного избавления от объективной зависимости.

В обоженном состоянии мистического пребывания моего "я" ощутимо достигается бездонная глубина связи и даже реальное соприкосновение с Богом, вступающим со мной в контакт как Субъект с субъектом в первом лице, -- сливаясь с моим "я" и превращая меня в нечто единое с Ним, и даже делающее меня больше, нежели я был доселе.

Чтобы выйти из депрессии, не важно каким путём приобретённой, нужно выйти из игры, даже несмотря на свой проигрыш в ней. Приобретение состояния духовной независимости будет неожиданной наградой, ибо сам по себе выход из игры в духовном плане явится реальным выигрышем. И далее, дабы ощутить подлинность своей жизни и реальность своего "я", постараться не ввязываться в новые игры, какие бы они ни были: светские или... религиозные.

66.

Можно классифицировать различные роли, которые занимают люди в тех социальных играх, цель которых - находиться в пограничной ситуации. Рассмотрим некоторые.

Во-первых, в состоянии пограничной ситуации находится военный человек, солдат. Если идёт война, то он рискует своей жизнью. Если войны нет, то он призван играть в войну, что даёт ему хотя бы иллюзию риска. Он ничего не имеет своего, кроме своего тела. Спецназовец умеет ходить по электрическим проводам, не боится боли и даже получает удовлетворение, преодолевая жизненно опасные препятствия. О готовности к героическому аскетизму и подвигу в свете своеобразного религиозного опыта говорит В. Джемс в книге "Многообразие религиозного опыта" (Изд. ж. Русская Мысль, М. 1910: "Аскетизм служит символом к героизму", - с. 353; "Культ милитаризма и нищеты как эквивалент аскетизма", с. 355).

Во-вторых, в состоянии пограничной ситуации находится политический или религиозный борец, диссидент, террорист постоянно заигрывающий с властями и продолжающий свою борьбу-игру даже тогда, когда власти меняются или, когда объективный смысл противостояния обессмысливается. Обыкновенного уголовника, можно не включать в нашу классификацию, хотя и он, несомненно, может занять в ней соответствующее место. Диссидент или террорист оправдывает свою деятельность общественной пользой или псевдорелигиозными убеждениями, теми или иными высокими целями, за которые, как ему кажется, он борется своими выступлениями и подпольными действиями. Он ощущает постоянную вероятность того, что может быть схвачен и арестован, и потому всегда готов и даже подсознательно ожидает подобной развязки. Он находится, как бы, у пропасти, в которую готов полететь в любой момент. Риск подобно наркотику возбуждает. Его воспалённый мозг вырабатывает адреналин. Искусственно созданная ситуация риска заставляет кипеть страсти, чувствовать пьянение, свойственное всем, кто попадает в пограничную ситуацию или сознательно подвергает жизнь опасности. В отличие от уголовника, скорее испытывающего страх, преодоление которого совершается корыстными мотивами, диссидент или террорист считает своё дело объективно оправданным, и это успокаивает его совесть. Впрочем, оба, преодолевая свой страх перед опасностью, каждый по-своему испытывает своего рода экзальтацию.

К одной из разновидностей игры в пограничную ситуацию следует отнести и религиозную деятельность с оттенком диссидентства или откровенного сектантства. В этом случае сектант заручается не только оправданием голоса совести в том, что делает "правое дело" борьбы за истину, но также претендует на религиозную индульгенцию во всех своих поступках. Если диссидент в глазах окружающих людей - просто благородный герой, подобный Робину Гуду, то религиозный диссидент, готовый пойти на жертву и даже легко стать террористом и смертником - уподобляется классическому мученику, заочно и заранее оправданным или благословенным чуть ли не самим Богом.

В эмиграционных потоках двадцатого и двадцать первого веков оказались разные выходцы из России, в том числе и автор этих строк. Из многочисленных мемуаров, написанных самими эмигрантами, можно вынести то, что почти все испытали переход через некий рубеж и границу. Только некоторые, подлинно чистые духом люди, не превратили эту трансфигурацию в игру. Большинство же, с которым приходится сталкиваться на берегах "Нового Света", испытывают удовольствие ассимиляции: называют детей нерусскими именами, сами не выучив английского языка, разговаривают дома на смеси "нижегородского" с английским, а точнее на смеси американского с украинским или русским; чтобы получить моральное удовлетворение и защититься от возможной ностальгии при каждой встрече с себе подобными ругают Родину, вплоть до каждого последнего события, в которое вовлечены их бывшие власти; и что самое страшное, некоторые, особенно интеллектуальные, с высшим образованием и хорошим языком - активно сотрудничают с новыми властями в провокационной пропаганде против своей бывшей Родины. Казалось бы, никто не тянет за язык. Тут много возможностей найти себе достойное занятие. Нет! Выбирают то, что щекочет нервы. Получают приток адреналина от откровенного предательства. "Нате! Я - за бугром! Меня не достать и не наказать! Я вас не боюсь!" Злопыхают этакие на "Facebook"'е забыв о совести, в угоду своему работодателю за хорошую зарплату. Это ли не социальная игра? Всё время в выигрыше! Полил грязью своё Отечество - и вроде бы полегчало. Удивительно, что некоторые из таких людей были когда-то религиозными...

Духовность - не эволюция. Это - откровение. И если откровение забыто, потеряно, то наступает духовная деградация. Особенно легко она проистекает в условиях материального изобилия. Происходит незаметная подмена ценностей, объективация субъективного в самом худшем виде - овнешневлении, деперсонализация, духовный склероз.

В нашу классификацию мы должны включить и тех, кто оказался в пограничной ситуации не специально, а волей случая; - тех, с кем случилось горе, несчастье, беда, трагедия или... наоборот: радость, удача, счастье... Но такое состояние быстро проходит. И как правило, человек скоро выпадает из пограничной ситуации обратно в привычное течение обыденной жизни, зачастую не вынося из неё никакого положительного опыта. Это бывает в большинстве случаев. Но некоторые оказываются способными удержать в памяти то состояние, что было испытано, сублимировать новый опыт, реализовать его в дальнейшей жизни, очищенной от старых социальных игр. Так, кто-то даже пожелает остаться в пограничной ситуации, подобно герою фильма "Парад планет", где Олег Борисов сыграл роль астрофизика Костина, человека, вырванного из реальности; или, по меньшей мере, удержаться на пороге, если сумеет найти в жизни такую роль, которая оставляла бы его всё время на краю пропасти, чтобы трезвить и не давать возможность забыться игорным развлечением. Так, например, скорее бессознательно, чем из понимания жажды быть ближе к подлинной реальности, для создания искусственной пограничной ситуации, несколько похожей на ту, в которой пребывает солдат, молодые люди стремятся к героической аскезе и отправляются в путешествия, забираются в непроходимые пустыни и леса, поднимаются в горы или даже переплывают на плоту океан, подобно Вильяму Виллису, американскому мореплавателю-одиночке (См. Книгу Анджея Урбанчика "В одиночку через океан. Сто лет одиночного мореплавания", Изд. "Прогресс", М. 1974). И это, несомненно, помогает им лучше понять себя.

Следующей разновидностью социального проявления пограничной ситуации мы рассмотрим юродство. Этот вид пограничной ситуации, наверное, "благороднее" тех, что рассматривались выше. Ибо юродивый в своих поступках менее ориентирован на окружающих, нежели даже диссидент. Он ничего не ожидает, кроме насмешек и непонимания. Он абсолютно не ожидает никакого выигрыша из своей игры в юродивого. Скорее, его "игра" это - разрушительная антиигра, подобно литературному жанру антиутопии, занявшему своё особое место наряду с жанром утопии.

Юродивый не ищет одобрения в глазах окружающих. Он самоуничижает себя, вызывая лишь насмешки и презрение. Именно таким образом юродивый вводит себя в ту же самую пограничную ситуацию, что и солдат, лишающий себя последнего, не имея ничего, кроме своего тела, уничижая тело и, таким образом, обнажая свою душу и очищаясь от всего лишнего, что мешает слиться с реальностью бытия. Солдат, правда, скорее оказывается в пограничной ситуации вынужденно, а юродивый - добровольно, сознательно или полусознательно.

Интересно обратить внимание на такое явление, как нищенство и бездомность - как на разновидность юродства. Может быть не все нищие оказываются на паперти, в подземных переходах или бездомными странниками только из нужды? Это может быть и особой потребностью души, желающей ничего не иметь кроме "звёздного неба" над головой и нравственного закона внутри ("Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением... - это звёздное небо надо мной и моральный закон во мне", - писал Кант).

И тем не менее, юродивый, как и религиозный диссидент, особенно уповает на одобрение своего поведения Богом. Впрочем, экзальтируя в созданной пограничной ситуации, юродивый не афиширует своих личных претензий, не претендует на звание классического мученика. Свидетелем и судьёй своего поведения он признаёт исключительно одного Бога.

Это и есть исключительный и крайний образец того, как следует жить тому, кто решится полностью оградить себя от всяких социальных игр, и крайность такой игры -- это антиигра под названием "Юродство".

Из краткого обзора социальных игр (к более систематизированному подвергнутому подробному анализу отсылаем читателя к работам Эрика Берне) можно заключить, что внешняя жизнь своими многочисленными соблазнами, конечно, мешает духовной. Для того, кто рассчитывал на выигрыш и потерпел фиаско, открывается шанс переосмыслить ценности, начать жить подлинной жизнью. Поняв, что такое - подлинная жизнь, человек даже может специально привести себя в пограничную ситуацию по отношению к миру, и, нейтрализовав его таким образом, оказаться тем самым способным без помехи со стороны магического влияния, окружающего обратить свой взор к подлинно реальному миру духовному, мистическому.

И чем более, находясь в такой пограничной ситуации он будет ощущать разницу между двумя мирами, тем острее будет способен продвигаться к расширяющимся перед ним горизонтами духовного мира.

"Память смертная" - чувство пограничной ситуации. Ведь смерть - это переход через последний рубеж, как и рождение, одна из самых немногочисленных и значительных пограничных ситуаций, что случаются с человеком в его земной жизни.

Видение различия и несовместимости двух миров в плане их противоречия в аспектах мистики и магии возможно лишь взором из мира духовного, который способен восстановить гармонию и снять всякие противоречия, разрушить иллюзии, разбудить от сна, в котором мы пребываем, находясь в полузабвенном состоянии привычного течения жизни. Но для того, чтобы проснуться, сначала нужно войти в духовный мир. Даже прибегая к сознательным потугам интеллектуальных костылей, без реального духовного опыта, мы будем продолжать пребывать в полусне.

Вхождение в мир духовного Откровения возможно посредством особой творческой молитвы, при которой происходит трансцендирование к горнему миру.

В состояниях молитвенного подъёма ощущение пограничной ситуации необходимо. Оно не цель и не средство. Оно -- не юродство. Оно необходимо сопровождает нас на тех ступенях молитвы, которые мы будем здесь описывать. Никто не увидит меня кроме Бога во время моей молитвы. Моя молитва -- это подлинная и реальная жизнь моей души в свободном соединении с божественным Духом.

Для того, чтобы находиться в пограничной ситуации вовсе не обязательно быть воином, диссидентом, террористом-смертником или юродивым. В молитве, подобно воину, мы имеем "память смертную". В духовной аскезе, свободной от игр и оценки окружающими нас людьми мы способны добиться того, на что не способен ни диссидент в своей игре, ни юродивый в его анти-игре. В творчестве мы можем осуществить общественно-полезное дело, чтобы наша жизнь не осталась без следа для потомков, и чтобы материальный мир стал немного лучше и более духовным после нас. Творя молитву в тайне, в сокровенной глубине сердца, мы посвятим её исключительно Богу, не находясь на поводу у мнения людей. И наше исцеление от заблуждений пройдёт вместе с любой депрессией, а последующая жизнерадостность передастся нашим близким и дальним, и хотя бы через это мир станет немного лучше...

67.

Пограничные ситуации имеют весьма широкий диапазон, узкий спектр которого мы найдём, если обратимся к психологическому механизму художественного самопознания в творчестве. В творчестве, так же, как и в рассмотренных выше случаях, человек познаёт свою сущность. Но творчеству, на которое, конечно, способен не всякий, должен предшествовать непростой путь художественного самовоспитания.

"Большое значение для познания себя имеет знакомство человека с художественной литературой и восприятие искусства в разнообразных формах - театр, кино, живопись и т. д. Можно высказать вполне вероятно предположение, что за потребностью человека в восприятии произведений искусства, художественной литературы лежит не всегда чётко осознаваемая потребность в самопознании. Здесь человек включается в мир других людей, причём если внутренний мир других людей при непосредственном общении раскрывается постепенно, в процессе длительных взаимоотношений, то в данном случае писатель, художник, режиссёр с помощью художественных средств вводят нас сразу во внутренний мир своих персонажей и дают возможность свободно сопереживать их чувства, настроения, устремления и т. д. (...). Таким образом, помимо общего познавательного значения, художественная литература и искусство, выступают и как источник самопознания личности, значительно его обогащающий." (Чеснокова И.И. Проблема самосознания в психологии. М. 1977, с.103).

68.

Пока нам непонятно какое-либо явление природы и вся причинно-следственная связь процесса, мы сосредотачиваем своё внимание на самом явлении или процессе. К примеру, древний человек не знал, что он дышит кислородом, и что углекислый газ, попадая в лёгкие вместе с воздухом, вызывает их сокращение без участия сознания. Современный же человек верует в научное объяснение любых явлений и, полагаясь на незыблемость научных законов, в отличие от древнего человека, уже совсем перестаёт замечать процесс своего дыхания, как перестаёт удивляться и многим другим вещам.

Он привычно едет в автомобиле, механически и бессознательно управляя необходимыми техническими приспособлениями; летит в самолёте; читает газету; отворачивает кран с горячей водой; разговаривает по мобильному телефону; настраивает радиоприёмник на далёкие радиостанции; совершает информативный поиск по Интернету, - принимая все эти действия и ответные реакции за норму, не задумываясь о том, что совершается в двигателе автомобиля, когда он поворачивает ключ зажигания, как происходит навигация самолёта, в котором он летит и читает свеже-напечатанную газету, откуда появляется приходит горячая вода в кране водопровода, какие сложные процессы происходят в его мобильном телефоне и спутниках, которые пропускают через себя сигналы, когда он пользуется Интернетом...

Вместо того, чтобы заметить в себе астральное тело, современный человек создал для себя дополнительные материальные тела и пользуется ими так же, как пользуется своими руками, ногами, глазами... Он так же привычно ощущает себя, находящимся где-то между грудью и спиной, как и за ними - в корпусе автомобиля, подчиняющегося его воле через его глаза, руки и ноги.

Только некоторые люди или дети способны иногда удивляться и задавать вопросы подобные этим: "Почему я - живой?" Или: "Что это такое?" "Почему так, а не иначе устроен мир?"

Дети задают такие вопросы потому что ещё ни к чему не привыкли настолько, чтобы перестать обращать внимание на самую суть явлений, потому что они ещё живо интересуются окружающим миром и остро чувствуют своё бытие.

То, что человек не знает, с чем он сталкивается впервые, что не может подвести под понятие в ряду подобных явлений, вызывает живой интерес.

Ребёнок не перестаёт удивляться жизни. Поэтому он счастлив. Перед ним открыты все горизонты мира. Удивляться - очень важно в жизни. Мы теряем счастье, потому что перестаём удивляться, полагая, что всё уже узнали. Вот почему мы становимся печальными от этой большой "премудрости". Чистое "я" ребёнка, ещё не заполненное догмами житейского и научного знания, открыто для восприятия мира иным образом. Ребёнок не испытывает депрессии, у него не возникает мысли о "бессмысленности существования", он не способен быть циником, потому что ещё не успел разочароваться в своих способностях, потому что жизнь ещё не успела его ударить раз, затем другой и третий... Он ещё полон надежд...

Наше знание (а точнее, не знание, а знание о том, что мы уже что-то знаем) делает нас несчастными, закрывая нам способность видеть иным способом кроме как через знание. Перекрывается духовный канал, и как только это происходит, кончается детство - мы чувствуем отчуждение от своего собственного "я". Это "взросление" может произойти резко, неожиданно. Человек обнаруживает себя как бы в чуждой ему грубой действительности, в рабстве. Добрые лица окружающих его до этого момента родных и близких ему существ вдруг превращаются в страшные маски. И повзрослевшему ребёнку ничего не остаётся делать как забыть своё детство и тоже надеть соответствующую обстоятельствам маску. Затем маска незаметно срастается с кожей лица, и толстокожий обыватель становится ещё одним пугалом для других детей.

Наше познание мира не даёт нам удовлетворения и духовной радости. Нужно найти выход из того состояния, в котором мы оказались, возложив упование на иное знание. Чтобы снять маску со своего лица, нужно научиться "умудрённому неведению" (doctu ignorantia), которое возможно обрести, если мы сумеем найти переход из состояния "малого сознания" в "большое" через синхронизацию полушарий головного мозга и медитацию, способную вернуть нам то неперегруженное рационализмом состояние души, которое открывает духовные каналы для восприятия Духа Божия.

Есть явления, которые невозможно подвести под понятия в силу их единичности.

"Лишь то сообщение, которое содержит что-то новое, отличное от того, что было известно раньше, содержит информацию" (Спиркин А.Г. Сознание и самосознание. Изд. Полит. лит. М. 1972, с. 48).

Такое утверждение не относится к художественному восприятию. Можно, конечно, картину пейзажа расчленить на отдельные элементы (деревья, река, лес, дорога и т. д.), подводимые под общие понятия. Какой-нибудь врач может даже явления рождения и смерти рассматривать как типичные, привыкнув наблюдать их по роду своей профессии. Однако, никакой врач не будет рассматривать свою смерть как типичную, но будет вынужден пережить её как собственную судьбу.

В том случае, когда неповторимое расчленяется на элементы, привлекающие блудливый рассудок, чтобы заострить на них своё внимание, несомненно мы приближается к болезненной границе, когда наступает утрата целостного восприятия художественного полотна. Именно таким расчленённым дакардиализованным восприятием страдает современный человек, утративший способность к художественному мышлению в угоду аналитическому. В лучшем случае он способен лишь натуралистически воспринять художественное полотно. Он скажет, что не видел ранее таких красок, таких художественных приёмов, мастерства исполнения, сочетаемости элементов, асимметрической симметрии и т. п. При всех потугах такой специалист-аналитик, художественный критик или редактор, отравленный рационалистической ориентацией своего сознания, не будет способен даже близко приблизиться в той грани восприятия мира, когда вступает в действие образное иррациональное мышление.

Подобно роботу, такой реципиент действительности имеющий глаза видеть и уши слышать, не будет ни видеть и ни слышать те неповторимые полотна художников, пейзажи самой природы, произведения композиторов.

Неповторима и уникальна человеческая личность.

Неповторим Сам Бог. Именно по этой причине Он непостижим для разума.

Именно поэтому Он закрыт для большинства.

Современный человек, привыкший к логическим обобщениям, разучился видеть и ценить индивидуальное, разучился воспринимать единичное, прекрасное и неповторимое. Поэтому он проходит мимо полотен художников, мимо красот природы. Для него все люди становятся похожи друг на друга. И Бога для него нет. Он просто не способен Его узреть. Он настолько болезненно и неизлечимо ослеплён своим рассудком, что никакие аргументы и никакие жизненные ситуации не способны раскрыть ему его глаза.

Он не способен созерцать мир глазами художника. Потому что любой художник - это творец. А современный больной человек - потребитель, "типический герой в типических обстоятельствах". Не видя неповторимой прелести жизни, он не улавливает в ней первозданной красоты и мистической непостижимой для разума, таинственной связи её с Творцом.

Даже само мышление человека делается как бы абстрактным, лишённым всяких эмоций. Сам для себя он становится абстрактной фигурой. Его тело ходит, ест, дышит, а ему нет дела до этих процессов: он занят своими мыслями. Его рассудок холоден и бессердечен.

69.

Жить без веры в Единого Бога всё равно что жить без рук. Подобно тому, как человек, попавший в тёмную комнату, обшаривает руками окружающие его предметы, чтобы случайно на них не натолкнуться, точно так же и человек без веры находится в постоянном мраке и вынужден своим собственным рассудком классифицировать всё, с чем сталкивается в жизни, обобщать, расставлять в нужном ему порядке. При этом он всё равно остаётся в тёмной комнате и не знает, как из неё выбраться. Несмотря на все его интеллектуальные потуги, неизбежно наступает час, когда смерть выносит его из этой комнаты, отнюдь не вперёд головой. Никакие знания не спасают от смерти.

Смерть непостижима для рассудка. Как и рождение в этот мир, она случается однажды и переживается индивидуально.

Вера в отличие от знания не даёт заблудиться, запнуться, упасть в темноте, даёт способность принять оптимальное решение в любом жизненном вопросе - согласно моральным установкам и божественным требованиям. Она является светом в окружающем мраке и той рукой Бога, которую Он всякому протягивает для спасения. Для верующего не бывает безвыходной ситуации. Достаточно обратить взор на божественные принципы нравственности - и будет получен ответ на любой вопрос: что мне следует делать или не делать, соглашаться с тем, что требуют обстоятельства жизни, или действовать вопреки обстоятельствам, согласно божественному знанию. В этом смысле знание и вера сливаются воедино. Мистический гностицизм выше всякой веры. Верующий может усомниться, и потерять веру. Видящий воочию и знающий - никогда. В этом смысле Фома-неверующий святее Савла, ставшего по вере Павлом. Впрочем, откровение Христа Савлу, ослепившее его и преобразовавшего в апостола и исповедника Павла, - тоже знание. Воочию он видел свет, который его ослепил. Он вовсе не верил в Христа до того момента. Значит, мистический гнозис сильнее всякой веры. И в этом Павел точно такой же, как и Фома.

Одержимый бесконечными заботами, зачатую человек не способен обдумать свои поступки, посмотреть на себя со стороны и увидеть то, к чему они могут привести. Он живёт узким кругом своего сознания, не способным мыслить широко в силу отсутствия гармонии между сердечным и рациональным. Большинство людей не задаёт себе даже вопроса: в чём смысл жизни. И если спросить такого человека об этом, то он стушуется и постарается перевести разговор на другую тему, а тебя примет за асоциального или психически нездорового. Такому человеку некогда думать над подобными вопросами, никак не связанными с его каждодневными заботами. Такой вопрос для него - слишком абстрактен. Вся его предшествовавшая жизнь не давала ему повода задуматься над чем-либо выходящим за рамки обывательского мироощущения. Каждый день и каждый момент для него всегда важнее что-то другое. И он не замечает, что сегодня для него важно то, что завтра его совсем уже не интересует. И так далее... И так всю жизнь. Всю жизнь он живёт безо всякого самосознания. Жизнь протекает между пальцев, и он не успевает даже спохватиться, умирая по дороге домой с работы в подземном переходе метро.

70.

Поток наших мысленных забот следует останавливать мыслями о Боге или молитвой. И если даже не сразу удастся почувствовать достаточное сосредоточение на Боге, то несмотря на это, мы, тем не менее, можем получить положительный результат в решении многих наших проблем, зачастую не чувствуя это сразу, но осознавая это впоследствии. Как ни странно, не имея специальной заданности решать актуальные вопросы во время молитвы, мы очень часто получаем на них ответы именно после неё. Эти ответы выходят из-под сознания.

В течение дня, в течение жизни, мы не успеваем осознать множество проблем в их взаимосвязи и взаимозависимости. Чаще всего они остаются нерешёнными, не выведенными в область рационального актуального сознания, не связанными с совестью. Они могут даже мучать, давить своей проблематикой и кажущейся безвыходностью, и, не выведенные на рациональный уровень, подавлять и искажать личность изнутри, из подсознания, доводить до клинической болезни, депрессии.

Больной человек замыкает свой взор на себе, раздражается и не ведает причины своего недуга, который заключается в оторванности его подсознания от сознания, его сокровенного от обыкновенного, его души и сердца, в которых он не сумел обнаружить Духа Божия, - от его рационального рассудка.

Таким путём и начинается раздвоение личности, болезнь, уродство души.

Многие считают, что психическая болезнь - это, будто, вирус. И пытаются лечить медикаментами, как антибиотиками, вакцинами или прививками, и не понимают того, что, какая бы ни была причина, она уже не столь важна, по сравнению с результатом, который выражается в уродстве души. Причину надо было искать раньше. Теперь следует забыть о давно прошедшем и утонувшем в болоте несостоявшейся вовремя психоаналитической терапии. Если дело зашло слишком далеко, то даже экзорцизм не поможет. Помочь сможет только сила Духа Божия.

"Род сей изгоняется только молитвой и постом".

Когда же, наконец, больной душевно человек соскучится по родине? Когда он зайдёт в такую даль, на тот край своего оторванного от сердца рассудка, где останется или падение в пропасть, или лихорадочное забытьё в заботах мира сего, или же... наступит возвращение в то состояние души, в котором не отравленная рационализмом детская душа когда-то живо ощущала в своей жизни Божественное присутствие? Появится ли ностальгия у блудного сына по Царству Небесному? Трудно ответить на этот вопрос. Ибо течение жизни заурядного человека стремит устроить всё так, чтобы он не услыхал тихого голоса: "Се стою у дверей и стучу..."

71.

Высшей ступенью самосознания, как уже говорилось, выступает творчество. В творчестве происходит процесс объективации самого сокровенного - того стержня, который сформирован предшествовавшим процессом самопознания. При этой объективации наступает процесс ещё большего углубления и формирования некоего внутреннего ядра. Художник обращает свой взор к вопросам, которые являются для него животрепещущими, жизненно важными. Творческий процесс неразрывен с жизнью по существу, и жизнь художника ищет творческий подход и во всех сферах жизни. В творчестве сбрасывается всё внешнее. Художник становится предельно искренним. Он раскрывает своё сердце и "выплёскивает" его наружу. Впрочем, бывает творчество рассудочное, сухое, даже бессердечное. Такое творчество напоминает игру ума, и оно изначально неискренно. Подлинное же творчество можно отнести к разряду причин, посредством которых человек может оказаться в пограничной ситуации. Перевоплощаясь в образах, художник освобождается от всего ложного в себе. Он забывает, кто он - в реальной жизни. Он проявляет свою истинную сущность, и проявляя её, как бы обнаруживает и раскрывает её в первую очередь для себя. Открыв однажды Прекрасное, он попытается в своей жизни следовать по тому пути, который открыл. В этом смысле творчество ко многому обязывает. Узнав новый мир, подлинный художник уже не способен повернуть обратно. Новая глубина бытия завораживает, вызывает чувство благоговения и вдохновенного экстаза, испытав который однажды становишься подвержен зависимости от новой реальности, ищешь новые пути её обретения, которые возможны через новое вдохновение на творчество.

Главное же в этом то, что художник в процессе творчества раскрывает в себе глубинное "я", более кардиональное по отношению к его обыденному рассудку, и в этом откровении самосознания происходит глубинное духовное самопознание.

При этом не обязательно быть гением и не обязательно создавать непревзойдённые произведения искусства. Художником может быть всякий человек, почувствовавший однажды целительную силу творчества. Даже ремесленник, изготавливающий деталь, и угольщик, мечтающий о том, чтобы на его куче угля однажды распустились цветы (А. Грин "Алые паруса"), по-своему имеют право считать себя творческими натурами. К сожалению, большинство людей прожигают свою жизнь в рутине эгоистической потребительской тоски...

В творчестве происходит процесс кардиолизации сознания. Если ранее у человека в силу каких-либо причин произошёл разрыв связи сознания с сердцем, то сама судьба велит ему стать художником - для того, чтобы вернуть прежнюю гармонию. Вот почему творчество, в отличие от философии, оторванной от жизни, имеет силу исцеляющую, а не просто познавательную или развивающую рассудок и самосознание. Это естественное лекарство, к которому каждый может прибегнуть, как только сумел достаточно глубоко проникнуться этой мыслью, чтобы, согласно теории романтиков Гейдельбергской школы переключиться из состояния эгоистического потребительства к новому образу жизни творческого энтузиазма.

Творчество, несомненно, неразрывно связано с художественным восприятием. Если художник однажды перестанет наполнять себя, то он быстро погибнет как художник или, как говорят про писателей, "испишется". Именно творческий подход к жизни важен не только при создании произведения, но прежде всего в процессе восприятия как мира искусства, так и мира действительности, - самой жизни. Ибо в процессе восприятия происходит дифференциация полученной художественной (образной) информации и преобразование её в систему, подчинённую ценностной шкале того ядра личности, которое составляет сердцевину уже сформированного в той или иной мере самосознания.

Человек нетворческий, не способный к объективации, к перевоплощению в образ, всегда будет плохо понимать других. Ему будет трудно встать на чужую точку зрения, в силу того, что всякая нетворческая личность - эгоцентрична. Можно быть либо "горячим", либо "холодным". А всякий "тёплый" или равнодушный может быть только эгоистом.

Эгоист не может быть подлинно свободным. Стремление к эгоизму - это умерщвление себя как духовного существа, замыкание в своей собственной самости. Дух же не может ограничиваться лишь самим собою. Свободный дух вбирает в себя другие объекты и миры, духовно растворяясь с ними и любя их, и становясь таким образом "всем и вся" ...

72.

В творческом процессе, объективируясь, художник превращает объект в субъект, как бы перевоплощается всем своим существом в него, делая его собою, вбирая в себя, обогащаясь тем самым и этим окрашивая неживой объект своей любви и делая его для себя особенно притягательным, единственным в своём роде.

В отличие от художника "эгоист" (здесь и далее - в терминологии романтической гейдельбергской школы), напротив, уподобляется неодушевлённому предмету, у которого нет того инструмента, которым можно познавать мир, себя самого, которым можно любить мир, интересоваться окружающим, то есть активно его воспринимать. Подобно неодушевлённому предмету "эгоист" тяготеет к замкнутости на самом себе. В отличие от него "энтузиаст" раскрывается, и по словам Гёте: "Над силой той, что естество преобразует, себя преодолевший торжествует", -- жертвуя своим сиюминутным сознанием в акте творческой объективации, наполняет его и, вместо того, чтобы (как кажется "эгоисту"), потерять, - как раз именно в силу природы духовных законов, он, напротив, приобретает нечто новое, дополняющее.

Несение креста и отречение от себя, как уже говорилось, это движение внутри индивидуального, и отнюдь не стремление к типичному. Это - преодоление своего малого ума, его расширение до состояния большого сознания. В такой объективации как раз и будет действовать принцип синкретизма сознания и деятельности, свойственный, впрочем, более сознанию, чем самосознанию в модели поведения инфантильной личности.

"Эгоист", ведь, тоже обладает неким рациональным самосознанием малого ума, и дифференцирует себя от инфантильной личности, кичась своим умственным превосходством. Вот почему не следует "метать бисер перед свиньями" альтруисту, обладающему самосознанием большого разума с его моральными принципами и конституцией.

Для обогащения и утоньшения самосознания, для его кардиолизации, необходима объективация субъективного в творческом акте.

Нельзя полноценно перевоплотиться в объект мысли без любви. Вот почему, как говорилось, для деперсонализованного человека, страдающего разрывом связи сознания с сердцем, в творчестве заключается исцеляющая сила от его недуга. Ибо кардиолизация сознания возвращает эмоционально-ценностное отношение к себе, способствует синхронной работе полушарий головного мозга.

Стремление к эгоизму есть движение к духовной смерти, к превращению в неодушевлённый предмет. Человек как друг Бога не должен искать своего. Эгоистическая тенденция ведёт к потере подлинной духовной свободы. Свободный же пребывает в любви с Богом.

Перед нами всегда открыта изначальная свобода, свобода "как таковая", в своей природной иррациональной форме. Осмыслив обманчивый её лик, неэгоистичный человек, отвергая грешную лже-свободу, выбирает свободу истинную, в Боге. В противном случае природная свобода обращается с злую необходимость, и эгоист теряет кажущуюся свободу из-за своей алчности и отсутствия мудрого видения.

Эгоизм - рабство самому себе. Любовь к другим, объективация, растворение себя в окружающем и окружающих, крест, распятие - есть истинное благо нашего существования и единственный его смысл.

"Я" эгоистичное - не есть "я" истинное; истинная субъективная личность - это та, которая способна с любовью воспринимать окружающее.

Как уже было сказано, сама жизнь человека должна быть творческой. Только тогда она богата и плодотворна как для субъекта, так и для объективного мира. В творчестве без объективации не обойтись. Объективация открывает второе "я", более глубинное и сакраментальное, - для того, чтобы это новое "я" поглотило и обогатило моё действительное мелкое обыденное "я", наносное, осоциализированное теми ролями, которые мне приходится играть; - то "я", которое ничтожно по отношению к открывающемуся мне новому миру и которое должно как бы пропасть в момент объективации, "забыться" на время творческого подвига.

Так происходит преодоление косности нашего сознания во имя нового сознания, более широкого и глубокого.

В творческом акте я уже являюсь не тем, чем был до того. Я уже не являюсь самим собой. Я отстраняюсь от себя как бы на время. Я становлюсь другим человеком или многими людьми, объектами, событиями, вещами. В объективации раскрывается любовь к окружающему и окружающим.

Такие минуты творческого прозрения обогащают человека, строят его "я", его самосознание. Творческая объективация открывает человека, помогает ему понять самого себя, раскрыть свою подлинную сущность, связь которой устанавливается от периферии активного сознания с корнями подсознания. При этом осуществляется расширение границ поля сознания и соединение сознания с подсознанием.

Случается так, что после медитации или молитвы, мы неожиданно получаем решение на вопросы, которые были не в силах решить своими рациональными усилиями. Но стоило оставить свои умственные потуги - и решение вопроса пришло из глубины подсознания.

Творческий процесс - это не только процесс сознательный, но и подсознательный, углублённый вокруг того ядра личности, которое не осознаваемо в данную минуту, но постоянно проявляющееся по-новому с более тонкими качествами.

Творчество помогает понять себя, чтобы исполнить Божии заповеди. Одна из них - любить людей, то есть уметь объективировать своё "я" по отношению к "я" других субъектов и становиться самому другим.

"Блаженны чистые сердцем" ... Они не задумываются над этим. Они любят непосредственно сердцем. Разумом мы должны очищать наше сердце, изгонять из себя сжившегося с нашим сознанием беса.

Нужно отличать понятие "объективация сознания" от понятия "конформизм сознания". Участие в социальных играх способствует нивелировке и конформации сознания. При этом происходит та же самая объективация. О конформации и объективации сознания пишет Н. Бердяев в книге "Философия Свободного Духа". Поэтому не следует путать оба термина. Объективация в сторону материального мира - конформизм - это деперсонализация. Объективация через субъективацию, направленную к ядру своей личности, или творческая объективация с выходом за пределы своего "я," - это своего рода духовная гимнастика. Сознание человека, нивелированное до уровня конформизма может достичь клинически-паталогического уровня или остаться на уровне инфантильного обывателя, не способного провести ассоциации своего "я" с внутренней структурой ядра личности, отождествляющего себя исключительно со своей телесной сущностью, занимающей пространство, перемещающейся во времени, участвующей в социальных играх до той степени, что человек зачастую не осознаёт даже своего участия в отведённой ему роли. Игру он принимает за подлинную жизнь, за "чистую монету".

Такая конформная объективация - это несвобода, подпадание под магию видимого мира, лишение себя духовной первожизни. Этот конформизм сознания - тоже объективация, но объективация без творчества, без опоры на глубинные пласты своей личности и без духовной связи с Духом Божиим. Эта деперсонализованная объективация - овнешневление, принятие мира материального за первожзизнь, за первореальность; это - извращение своей реальной духовной сущности, ложная направленность сознания к рабству объективной необходимости символического мира; приятие числителя символа за подлинник, неспособность видеть и правильно ценить его знаменатель.

Такую конформацию сознания следует отличать от творческой объективации, когда человек оказывается в "пограничной ситуации", которая помогает ему выявить и осознать свою подлинную духовную сущность. При этом его личность не теряется, хотя он и может испытывать ощущение своего растворения в объекте творческой ориентации. Ибо сначала творческий подвижник через своё "я" испытывает мистическое соприкосновение с Духом Божиим, который направляет его во всех его дальнейших действиях и ведёт, как на крыльях. И только затем подвижник растворяет своё "я" в том объективном, которое избирает его кардиолизованное ядро личности; растворяет своё "я" в другом с целью обогатить таким образом своё самосознание, но при этом вовсе не подпасть под зависимость своего субъективного объекта сознания.

В такой творческой объективации происходит освобождение от собственного эгоистического "я", от изначальной "свободы до выбора", о которой пишет Н. Бердяев ...

"Первая свобода" - "изначальная свобода" - это свободы небытия, неразумная "свобода", "свобода до выбора", дающая лишь право выбора добра или зла.

"Вторая свобода" - это свобода в истине, в Боге, в добре. Или... - во зле, во лжи и без Бога, - в зависимости от нашего выбора, который мы делаем после ограничения себя в "первой свободе". Как только мы сделали выбор - мы лишаемся первой свободы и оказываемся во второй свободе. Вторая свобода - это свобода после выбора, в самом этом выборе, внутри него. В том случае, если выбор лежит во зле, свобода резко превращается в свою противоположность - в зависимость, рабство. Она крайне ограничивается до своего предела. В зле, с дьяволом, нельзя быть свободным. Человек становится его рабом, ибо зло не жизненно и направлено против жизни. Оно стремит человека в пропасть небытия, к энтропии, скуке, смерти.

Но ко второй свободе можно прийти только через первую свободу, свободу Адама и Евы, свободу неразумную, бесцелевую. Мир лежит во зле... Если принимать символику мира за первореальность, то происходят ошибки, ущемление духовных ценностей, рабство дьяволу, зло. Если же выбор второй свободы лежит в добре, Боге, истине, то свобода не ущемляется, не пропадает. Для человека открывается путь. На этом пути он приходит к "третьей свободе", ещё более совершенной, чем первая и вторая свободы. Это свобода - в любви.

Так, по Н. Бердяеву, человек освобождается от всего наносного, придуманного, детерминированного занимаемой социальной ролью.

Творческая объективация в нашей терминологии - это отнюдь не конформизм, не детерминация сознания со стороны объекта или предмета сознания, а это более, чем объективация в том даже смысле, как это понятие употреблялось до сих пор. Это - субъективацию через объективизацию. Это, как говорилось, кардиолизация, как в смысле осердечивания сознания, так и в смысле выявления внутреннего сакраментального ядра личности.

73.

Посредством художественного образа, ёмкого типичного явления в ряду типичных обстоятельств (в реалистическом искусстве) или исключительного явления в ряду исключительных обстоятельств (в искусстве романтизма, вписывающегося, между прочим, в реалистический метод) осуществляется более быстрое постижение действительности, чем постижение, лишённое художественного восприятия. Мы постигаем духовный мир художника непосредственно, "из первых рук".

"Знакомство с другим человеком на таком "близком расстоянии" открывает нам широкое поле самосознания: может более чётко осознаваться то, что в смутном, недостаточно отчётливо осознаваемом виде (на периферии поля сознания, -- А.Б.) в нас присутствует, проверяются и уточняются наши ценности и пр." (Чеснокова И. И. Проблема самосознания в психологии. М. 1977, с. 103-104). Таким образом постигается духовный мир другого. Происходит субъективация субъективного (имеются в виду два субъекта) посредством объективации через художественный образ, через какой-либо символ.

Обе объективации (творческая и конформистская) не исключают друг друга. Это - две тенденции, по которым может пойти формирование нашего сознания. Точно так же "не всякое искусство и не всякая литература может оказывать... стимулирующее влияние на процесс самопознания, обогащать собственное понимание себя. Такое положительное действие может вызывать лишь истинное искусство и литература. Суррогаты искусства, подделки под настоящую литературу или откровенно низкопробная литература могут направить процесс самопознания по ложному пути. Это происходит преимущественно в тех случаях, когда самопознание ещё не совершенно, когда понятие о себе только формируется и не является устойчивым. Обычно это наблюдается в подростковом возрасте и в юношестве" (Чеснокова И.И. Проблема самосознания в психологии. М. 1977, с. 103-104).

Понимание об объективации, конформирующей личность, о суррогате, которым наполняет себя сознание, предупреждает нас об опасности овнешневиться, предупреждает нашу творческую объективацию об опасности ложной направленности сознания. Чтобы жить подлинной кардиолизованной творческой жизнью, важно не перепутать обе объективации.

74.

Итак, мы можем различать два понятия объективации. Для большей ясности введём различную для этих понятий терминологию.

Конформистская материалистическая объективация, о которой предупреждает Н. Бердяев - это есть, объективация при которой субъект овнешневляется, уподобляясь или сливаясь своим существом с материальным миром и при этом извращая свою духовную сущность, принимая за первожизнь внешний объективный мир и отрицая мир духовный.

Творческая символическая объективация - истинная и верная направленность духа, при которой духовный мир признаётся за первореальность, а материальный мир - за систему символики, при помощи которой происходит экзистенциальное откровение субъекта, его творческое перевоплощение и самопознание.

Символической объективации не страшен конформизм. Она во всём находит глубинный смысл и связь всех жизненных явлений. Символическая объективация - это истина истинного творчества. Умение объективироваться творчески - забывать своё действительное "я" - талант, которым должны обладать настоящие художники.

Есть, впрочем, опасность в чрезмерном опасении материалистической объективации. Н. Бердяева обвиняют в "уходе" от объективной жизни. Но весь вопрос в том, что есть объективная жизнь и что - подлинная жизнь. Конечно, тому, кто чрезмерно увлечётся субъективацией, грозит эгоцентризм. Такой человек может начать "вариться в собственном соку" и не будет попадать в пограничные ситуации. А именно пограничные ситуации, в которые мы попадаем при творческой объективации, формируют наше глубинное самосознание.

Символическая объективация полезна для нас тем, что даёт вырваться из конформизма и замкнутости нашего сознания, открывает возможность приобрести духовный опыт, вобрать его в себя.

При помощи символической объективации человек способен через видимые знаки познать духовный опыт других людей. Один духовный мир вбирает другой, постигается чужой духовный опыт, раздвигаются границы сознания, а при наличии веры чужой опыт открывается и становится личным опытом, и даже почти собственным переживанием. Именно художник сопереживает, объективируясь, углубляясь в своём творчестве и делая его достоянием для многих. Этот опыт становится равнозначным личному эмпирическому переживанию.

75.

В творческом акте происходит объективации субъекта. При перевоплощении в образ, субъект художника сливается с объектом его мысли. Сакраментальный субъект (сердцевина, ядро, "костяк" нашего "я", выделенный вследствие сформированного самосознания и объективировавшего периферию субъекта относительно его субъективного центра) тоже сливается с нашим "я". Так моё "я" объективируется в творческом процессе самопознания, и так же происходит генезис глубинного самосознания.

Иными словами, происходит деобъективация субъекта подвижника, переход его в состояние, подобное тому, которое было до формирования самосознающей рефлексии, когда в полной мере действует принцип единства сознания и деятельности, с той разницей, что действием является не какой-либо грубый физический акт, а творческий процесс: будь то ваяние, рисование, писание, молитва. Это состояние, разумеется, не будет уподоблено младенческому неведению, а явится качественно иным витком гностической спирали. Причём глубинный гнозис произойдёт тогда, когда созерцательное и самосознающая форма сольются воедино, и духовные флюиды подвижника будут способны перетекать из одной формы в другую при полной способности созерцания и одновременного воплощения объекта в то или иное художественное произведение. Так молитвенное творчество подвижников оставило для нас в наследие религиозные тексты и иконы, а художественное - величайшие творения музыки, живописи, литературы.

В том состоянии сознания, когда осуществляется деобъективация, наряду с принципом единства сознания и деятельности, происходит активное образное восприятие, творческое созерцание, охват единым взглядом неповторимого единства целого. При этом наше сознание расширяется до невообразимых границ его поля.

Творчество - это и есть то средство, которое усложняет структуру сознания и самосознания в их взаимосвязи и их взаимопроникнутости в глубинные сферы бессознательного духовного кладезя. Посредством перехода из состояния обыденного сознания в состояние самосознания, при котором действует принцип единства сознания и деятельности, наш субъект отождествляется, сливается воедино с объектом его мысли. При сохранении трезвого осмысления самого инструментального процесса этого перехода осуществляется одновременно эзотерика субъекта и "закрепление верования" ("fixation of believe"), которое впоследствии окажет поддержку и руководительную роль для повторения мистического акта.

76.

Если мы вернёмся назад, то вспомним наши рассуждения о том, что предметом сознания может быть, как объект внешнего мира, так и любой объект нашего сознания. Причём, и тот и иной объекты в нашем сознании могут быть равнозначны. Всё зависит от нашего намерения, или веры, считать их реальными и значимыми. Как бы то ни было, даже если наша фантазия завладевает сознанием, по отношению к сознанию, как таковому, она может быть так же значима, как и объективная реальность. Примером могут служить сновидения. Лишь критическая роль самосознания может провести границу реальности или ирреальности объекта сознания. При этом самосознание выступает здесь в роли полицейского, и зачастую грубого.

Учитывая это потенциальное равенство объектов сознания в нашем миросозерцании, мы можем сказать себе, что нечего ждать милости от природы, незачем искать благоприятных условий для нашего душевного развития или исцеления от недуга: следует убедить себя в необходимости правильных мыслей и в соответствующем мировоззрении.

Понимая механизмы самопознания можно сознательно создать "катастрофу сознания", умышленно поставив себя в "пограничную ситуацию".

"Человек - сам творец своей славы" (Артур Конан Дойль, "Затерянный мир", первая глава).

Именно такой пограничной ситуацией в ряду других может являться творческий процесс, свободный от социальной роли, на которую, как правило претендуют так называемые "профессиональные писатели", обуреваемые тщеславными страстями популярности, зависти к себе подобным, гонорарам и тому под.

Гениального художника отличает от бездарности способность художественного прозрения в глубину духовного мира, что связано с видением сути жизненных явлений, скрытых для обычного человека. Нужно иметь истинный талант, чтобы, оставаясь профессионалом в своём деле, художник забыл бы о себе, перевоплощаясь из занимаемой социальной роли в тот образ, которым начинает жить, когда в момент творения осуществляется единство сознания и деятельности, о чём сказано выше.

77.

Как правило, наше сознание сужено. Полушария головного мозга работают асинхронно. Поле сознания невелико, и мы, скорее, испытываем угнетённое состояние, нежели жизнерадостное. Вот почему человек ищет развлечений. Игра объективирует сознание, перевоплощает в тот или иной предмет. Объективированное сознание ближе к расширенному, потому что смотрит на мир новым, непривычным для обыденного сознания взглядом, - взглядом с точки зрения образа или предмета, в которое произошло "перевоплощение". В силу своей новизны новое восприятие возбуждает чувства, задавленные субъективно-аналитическим взглядом нашего косного узкого ума, детерминированного надоевшими социальными ролями, культурными запретами, нормами поведения.

Новый взгляд делает возможным почувствовать единичное, оценить индивидуальное, неповторимое, хотя и только в рамках данной игры. Игра уподобляется наркотику или алкоголю, искусственно расширяющим поле сознания до некоторого предела и на короткое время. Расширение происходит за счёт торможения основных процессов деятельности коры головного мозга, благодаря чему становится ощутима деятельность подсознания, задавленного узким сознанием в обычном состоянии.

Однако, действие "наркотика" рано или поздно кончается, а в сердце и памяти не остаётся ничего позитивно полезного для души, поскольку объект перевоплощения был выбран неправильно. Остаётся, однако, гедоническая зависимость и желание повторить игру при первой следующей возможности. Вот почему в современных американских лечебницах, исказивших идеи Эрика Берна, наряду с алкоголиками и наркоманами пытаются лечить и тех, кто попал в зависимость к азартным играм. При этом те дилетанты, кто выступают там в качестве "психологов-целителей" в основном даже и не знают об "отце-основателе" их заведений, пожиная плоды, которые безжалостно снимают с медицинских страховок и из карманов своих пациентов.

Выйдя из-за карточного стола, игрок оказывается подобен тому, кто строил свой дом на песке, но "пошёл дождь, и разлились реки, и подули ветры, и налегли на дом тот; и он упал, и было падение его великое" (Мф. 7, 27), а игрок остался ни с чем, разочарованный, усталый, снова с больной головой - перед тою же безотрадной обыденностью...

Конечно, из сказанного не следует, что нужно впадать в крайность полного отказа от игр и развлечений. Они необходимы для динамики сознания, для того, чтобы снимать напряжение, если мы надолго застряли в "малом уме". Впрочем, для просветлённого расширенного сознания, такого вопроса просто не существует.

Однако, может случиться так, что человек оказывается в таких условиях, когда или где он не может развлекаться. Например, если он испытал утрату близкого человека, заболел, попал в заключение или, когда пробил час его скорой смерти. И тогда ему просто необходимо уметь переходить из состояния малого сознания в большое. Иначе физическая ограниченность и внутренняя душевная динамика способны привести к помешательству, страшным душевным мукам. Даже если человек и сохранит здравый ум, преодолевая жизненные невзгоды, в душе его останется неизгладимый рубец.

Рациональный человек, возможно, найдёт в таких условиях "пищу для ума". "Вспомним, например, описание А. Н. Леонтьевым (Леонтьев А.Н. Потребности, мотивы, эмоции. М. 1971, Изд. Моск. Университета, с.22)", - пишет Василюк, - "описание "психологического выхода" который нашли узники Шлиссельбургской крепости, чтобы пережить необходимость исполнения бессмысленного принудительного труда" (Василюк Ф.Е. Психология переживания. Анализ преодоления критических ситуаций, Изд. Моск. Университета, 1984, с. 21). Но не будет ли такой страдалец походить на ребёнка, всю жизнь свою растратившего на развлечения, хотя, может быть, добрые и полезные для других... Согласимся, что игры более подходят для инфантильного человека, а духовно взрослому, по крайней мере, необходимо научиться переходу в просветлённое расширенное сознание, когда видишь всю совокупность вещей одним мысленным взглядом и обладаешь высшей доступной для человека мудростью.

Поэтому знание механизма преображения сознания является для нас настоятельной необходимостью. Это знание подобно козырной карте, которую мы выложим в час нашей смерти, чтобы победить холод материального бытия Вселенной.

Склоняюсь к мысли (чем больше старею), что, наверное, лишь единицам святых (вовсе не обязательно канонизированных Церковью) удаётся сохранить полноту своей личности после смерти. Большинство из нас растворится в Нирване без всякой памяти о земной жизни. Доказательство тому - наш сон. Когда-то мне удавалось во сне сохранять самосознание. Может быть, потому что был юн и чист душой, и духовный мир легко переливался через душу и подсознание в сознание... Но жизненные треволнения убили то состояние души. Осталась лишь память об этом. И, когда случится переступать через порог бытия, боюсь, что моя личность растворится в Нирване, чтобы сразу же родиться без памяти о прошлой жизни в новом теле. Эта мысль хорошо проведена в фильме Stanley Kubrick's "2001: A Space Odyssey", причём понятна становится не сразу, а в самом конце этого замечательного фильма, когда умирает астронавт и его душа возносится в виде внутриутробного существа в Космос. Только не переродится ли она в обезьяну?..

Идея о перерождении в христианстве не развита. Но это не значит, что этого не может быть. Эта идея объясняет многое, в том числе холод безграничной Вселенной. Ведь, если существует такая субстанция как жизнь, то бесследно она не может пропасть. "Во время оно", когда Христос пришёл с проповедью о любящем Боге, Творце мироздания, иудеи, включая Апостолов, не могли вместить больше того, чем донесли до нас впоследствии через Церковь, которая в своём желании утвердиться и сохранить святое наследие, и до сей поры закрыта для новых идей. Новые научные идеи и открытия с трудом находят понимание в сознании ортодоксов, с большими усилиями и жертвами первопроходцев святых подвижников раздвигают горизонты их мышления. Кто знает, может быть, идеи святого Фомы, который по преданию, направился с миссией проповеди в Индию, где существует вера в перерождение душ, однажды достигнут и нас... Постхристианская церковная идеология первых веков тысячелетия, попавшая под власть кесаря и инквизиции, отнюдь не способствовала гностическому пониманию учения Христа, а напротив вытравливала его, даже искажая дошедшие до нас "синоптические" послания.

Нужно самим брать свою голову в руки, и раскрыв широко глаза, всматриваться в бесконечное звёздное небо...

Конечно, трудно удержаться надолго в состоянии расширенного сознания, но, как говорит Давид Анахт, "Близкой целью [философия] имеет заботу о смерти, т. е. умерщвление страстей - уподобление Богу в меру человеческих сил. (Давид Анахт, Сочинения, Ф/Н, Изд. "Мысль", М. 1975, с.54).

Показательна судьба А. С. Пушкина. Женившись в 30 лет, он хотел урегулировать свою жизнь. Тем не менее, его постоянно тянуло к "суконному столу". Из-за своей супруги, которую он очень любил и не жалел на неё денег, а также из-за своей страсти к картам, он пришёл к страшному финансовому кризису. (Наталья Натова "Меркантильные обстоятельства в жизни А. С. Пушкина", "Новый Журнал", конец.1970 - начало 1980 г.г. Нью-Йорк). Лишь на короткий срок ему удавалось вырваться в деревню, где он отдавался творчеству, которое окрыляло его и приводило, надо полагать, в состояние большого ума.

Но приходилось возвращаться в город... Возвышенность сменялась угнетённостью. От частых перемен его психика, по всей вероятности, "издёргалась". Роковая дуэль - результат нервного срыва. Ведь недаром до последней дуэли он чудом избежал трёх. Вполне возможно, что подсознательно он желал найти какой-либо выход из создавшегося кризисного состояния. И этим выходом стала смерть. Поэт неосознанно начал воспринимать смерть как избавление от мучительного раздвоенного образа жизни. Несоответствие его расширенного сознания (когда он отдавался творчеству), сознанию суженому (из-за его меркантильных и прочих бытовых обстоятельств) доводили его темпераментный характер до одержимости. Он был готов ринуться в любую бездну, которая ему откроется, лишь бы прекратить это мучительное, продолжавшееся из года в год, состояние. И случай "помог". В дуэли его "мортрино" (по терминологии Эрика Берна) нашло выход. Он пошёл на смерть, если не сознательно, то полусознательно или, скорее, подсознательно.

Провидению было угодно, чтобы смерть его случилась не сразу после ранения. У поэта было время подготовиться к смерти. По свидетельству его друзей, он скончался, когда на душе у него стало легко, в просветлённом одухотворённом состоянии, с верою в загробную жизнь.

Видимо, Пушкин сумел войти в состояние широкого сознания, благодаря большому творческому опыту, в котором, несомненно, он поднимался до больших высот вдохновенного откровения, когда его пером водила Божия воля (См. В. Непомнящий, Поэзия и судьба. Статьи и заметки о Пушкине. М. 1983, "Сов. Писатель").

В творческом процессе бессознательно срабатывает весь механизм перехода сознания из одного состояния в другое. Впрочем, это может происходить не только в творческом состоянии. Например, это возможно в храме на богослужении. Если верующий приходит в храм после длительного отсутствия, он долго не может войти в молитвенное состояние. Его всё отвлекает, он много анализирует, вслушиваясь в пение хора, подмечает ошибки, неточности, наблюдая за тем, как служители совершают обряд, долго не включается в его смысл. Оставаясь объективированным к эмпирическому, находится в состоянии малого ума, склонному более к анализу, нежели к синтезу. И долго ему нужно "простоять", чтобы незаметно ощутить вдруг разом, как что-то потеплело внутри и начало согревать душу всё более и более. И вот тогда только захочется по-настоящему помолиться, и рука потянется совершить крестное знамение - не из-за того, что "так полагается", а из внутренней необходимости.

И тогда становится ясно, что произошла кардиолизация сознания и его расширение; мир остановился, ты оказался в состоянии "здесь-и-теперь".

Но конечно не всякий осознаёт и фиксирует в своём сознании этот переход. Есть даже опасность в том, что эта рефлексия способна сразу же убить едва зародившееся ощущение и вернуть обратно в состояние малого сознания. Лишь с опытом научаешься скользить краем рефлектирующего сознания по воронке, поглощающего твой малый ум большого сознания. Впрочем, знание этого механизма трансфигурации не обязательно для того, кто в церкви бывает часто и часто испытывает подобное вдохновение, когда душа сливается с Духом Божиим. Однако, тому, кто страдает аналитическим умом, знание механизма трансфигурации сознания необходимо, чтобы суметь вовремя подхватить зажёгшуюся искру и не дать ей угаснуть при зарождении.

Может, однако, случиться и так, что человек, некогда испытавший экстаз широкого сознания и не рационализировавший для себя этот механизм перехода, начинает всё время ожидать его повторения и оказывается разочарован оттого, что этого с ним больше не происходит. "Отчего это так?" - недоумевает он. - "Почему Бог оставил меня?"

Такой человек не понимает, что "отстоять" Литургию или Вечернюю ногами, вовсе не значит что-то приобрести духовно. Тем не менее, многие именно "отстаивают" церковные службы, наивно полагая, что тем самым приобретают индульгенцию. Божественный Дух неподкупен. А человек, не понимающий, как совершается трансфигурация сознания, подобен трости, ветром колеблемой. "Царствие Небесное усилием берётся" ... Усилием этим является знание о том, как совершается переход через невидимый мост. Наивный верующий, однажды испытавший религиозный экстаз, оказывается полностью поглощённым тем чувством, что сопровождало его при откровении Божества, а рациональный аспект его сознания подвергается опьянению и полностью помрачается.

И если он не найдёт способа синхронизировать работу обоих полушарий головного мозга, то он никогда не научится переходу. Как только сердечное "либидо" начнёт преобладать над рациональным, "мортрино" сразу же постарается возвратить вырвавшегося узника обратно в тюремную земную юдоль. Большее не может уместиться в меньшем. Пока не наступит торможение в активном сознании, не будет явлена работа подсознания, более близкого к сердечному началу; не наступит и синхронная работа обоих полушарий головного мозга. Путём медитации и творческой работы возможно научиться этой синхронизации так, чтобы "либидо" и "мортрино" перестали соперничать за власть над- или под- нашим "Я".

Что касается нашего молитвенного состояния при богослужении, следуя примеру простых старушек, которые входят в храм с раскрытым сердцем, в простоте своей готовые принять на веру всё, что бы они ни почувствовали, - и нам нужно в "умудрённом неведении" открыть свою душу для откровения Духа Божия. Ибо открывается открытому. И тогда бессознательно может свершиться всё то, что так бывает сложно объяснить, понять, почувствовать...

78.

Молитва, говорит митрополит Антоний Блюм, это увлекательное путешествие в удивительный мир, в мир совершенно иной, в мир Духа... Перед человеком, познающим мир, последний открывается по-разному и зачастую каждый раз совершенно по-иному. Так, в детстве один мечтает стать космонавтом и благоговеет перед звёздным небом; так, другой готовится стать путешественником, коллекционирует марки, читает книги о первопроходцах. Третий, намереваясь стать военным, не пропускает ни одного кинофильма о войне, разведчиках и чекистах. Перед четвёртым открывается мир искусства: живописи, поэзии, музыки... Пятый вслушивается в далёкие позывные радиостанций, изучает код Морзе, радиотехнику, собирает радиостанцию, чтобы через преобразованные в звук радиоволны почувствовать эфир Вселенной...

Постигая мир через непосредственное с ним столкновение, мы узнаём его с разных сторон. И мир оказывается бездонным, а мы видим, что полностью познать, каков он, не в состоянии.

Мы видим его одним, озарённые философской мыслью, мы видим его другим, когда влюблены. Мы видим мир иначе, когда у нас горе. Мы видим его в пятьдесят лет по-иному, чем, когда нам было пятнадцать. Каков же он в своей глубине, в своей сути? Ведь, всё наше восприятие связано, как правило, с нашими органами чувств и с нашим психическим состоянием, и зачастую мы видим лишь внешнюю его оболочку или какую-то малую грань.

Многое в нашем восприятии, конечно, зависит от нашего мировоззрения. Ведь, миросозерцание материалиста и религиозного человека естественно окажутся различными. Первый не обнаружит в мире ту замечательную глубину, которая открывается философу, богослову, теологу - в силу того, что материалист не способен почувствовать полной гармонии с миром, которое возможно через ощущение сопричастности своей души со всем мирозданием и внутреннее родство с ним. Закоренелый обыватель и материалист не способен сосредоточиться на духовной тишине, будет испытывать дискомфорт при отсутствии внешних развлечений; он не способен созерцать безмолвия окружающего и видеть за всем внешним глубочайший внутренний смысл. Это связано с тем, что такой человек просто не в состоянии синхронизировать работу полушарий своего головного мозга. Он попросту болен. Мы все больны, когда не синхронизируем работу нашего мозга. Может ли тронуться с места автомобиль, если свечи не будут зажигаться в строгом порядке? Мозг человека, страдающего рационализмом или чрезмерными эмоциями, подобен газонокосилке, в двухцилиндровом двигателе которой одна свеча не даёт искры, а у хозяина нет времени для ремонта. Он давно привык к тому, как она работает, забыл о том времени, когда она функционировала правильно, и полагает, что она косит траву как полагается...

"Псевдо-Дионисий Ареопогит утверждал, что мистическому созерцанию нельзя обучить, передать его человеческими средствами (R. Roques. Structuras theologiques de la Gnose a Richard de Saint-Victor. Paris, 1862, p.162). По мнению Григория Назианзина, человек, который жаждет соединиться с Богом, должен выйти за пределы знания (gnosis). Григорий Нисский считал, что мистическое единство достигается выше интеллекта, выше знания, даже выше созерцания (theoria) и любви (agape). Подобные же замечания мы найдём у византийских исихастов и их русских учеников, особенно у Нила Сорского, который взял у Симеона Нового Богослова учение о превосходстве Света Фаворского над разумом. Тема Преображения Господня вообще занимала одно из центральных мест в трудах отцов Восточной Церкви и византийских богословов. В зависимости от истолкования природы света, который увидели апостолы на горе Фавор, где, согласно традиции, произошло Преображение, решались основные богословские проблемы: характер образа Божия, способ обожения человека и тип вечного счастья. Отсюда такое поклонение православной иконе Преображания". (К шедеврам русского искусства принадлежит икона Преображения 2 пол. XIV в., находившаяся когда-то в Спасо-Преображенском соборе в Переславле-Залесском (теперь в Третьяковской галлерее)"; (ВРХД N 133 I-1981, примечание N3 на с. 110-111 к ст. "Победа благодати" Рышарда Пшибыльского).

"Умная молитва" (с ощущением имманентности Бога моему сознанию) способна вернуть нас к умению слышать, видеть, созерцать за всем окружающим нас эмпирическим миром тихую и явную близость Бога.

79.

Для того, чтобы избавиться от повседневных суетных мыслей, нужно вводить в своё сознание мысли о Боге. И чем больше станет таковых мыслей, тем меньше останется мыслей не о Нём. Вроде бы арифметика несложная. Но не так просто оказывается ей следовать. Для этого существуют различные способы. Один из них - чтение религиозной литературы, ввод необходимой информации. Неразрывно с этим - так называемое "богомыслие". "Богомыслие" - это постоянное размышление о Боге. Это способность видения за всяким творением Творца. Наблюдение над жизнью, над законами мироздания и - восторг мысли от того, что всему этому причиной - воля Божия.

Далее существует иная ступень, иной способ соприкосновения с Божеством - это молитва. В молитве в свою очередь открываются безграничные ступени. В молитве, в отличие от богомыслия, человек соприкасается с Богом непосредственно. Если при богомыслии мы думаем о Боге в третьем лице, то в молитве мы обращаемся к Нему во втором лице.

В мистике и эта граница стирается, ибо Бог входит в человеческую душу, и она сливается с Ним настолько, что пропадают всякие различия лиц. О Боге в этом случае нельзя говорить никак, а можно Его чувствовать в первом лице.

"Всякий христианин должен быть тем же Христом", - говорит Ангелус Силезус. Поэтому "Бог не желает от тебя ничего большего, как чтобы ты вышел из себя самого, поскольку ты тварь, и дал бы Богу быть в тебе Богом" (Экхардт). "Выйди же ради Бога из самого себя, чтобы ради тебя Бог сделал то же. Когда выйдут оба - то, что останется, будет нечто единое и простое" (Экхардт); - (Экхардт. Духовная проповедь и рассуждения, - цитируется по книге Н.Бердяева "Философия свободного духа". Самиздат).

Н. Бердяев в отношении гнозиса Непостижимого пишет:

"Один летний семестр, молодым человеком, я слушал лекции Виндельбанда в очаровательном Гейдельберге. Но в это время я уже очень отошёл от кантианства. Основная тема моя была в том, как дальше развить и вместе с тем преодолеть мысль Канта, пытаясь оправдать возможность познания первореальности до рационализации, до обработки сознанием. Это могло быть так же формулировано, как различение первичного и вторичного сознания. Вторичное сознание связано с распадом на субъект и объект оно объективирует познаваемое. Первосознание погружено в субъект, как первореальность, или, вернее, в нём дано тождество субъекта и объекта. В последние годы я формулировал эту проблему, как отчуждение в процессе объективации единственно подлинного субъективного мира. Объективный мир есть продукт объективации, это мир падший, распавшийся и скованный, в котором субъект не приобщается к познаваемому. Я это выразил недавно в парадоксе: "субъективное объективно, объективное же субъективно", ибо субъект есть создание Бога, объект же есть создание субъекта" (Н. Бердяев, Самопознание. Опыт философской автобиографии, Изд. 1949 г. Самиздат, с 105).

Ф. Э. Дзержинский был весьма образованным человеком, и перед выдворением Бердяева из страны, процитировал ему самого же автора "Самопознания": "Субъективное - объективно и объективное - субъективно...", - о чём Бердяев вспоминает в своей книге: ("Самопознание", М. "ДЭМ", 1990).

80.

При богомыслии необходимо глубоко вникать в каждую мысль и следовать ей практически. Можно назвать и ещё один способ богомыслия - это получение религиозной информации через проповедь, которую можно услышать в церкви или по радио. Но здесь хотелось бы предостеречь. Бесконечно цитируемые и повторяемые библейские фразы перестают восприниматься слушающим, становятся, как бы, "общим местом", "штампом", "калькой". Особенно библейские изречения начинают восприниматься таким образом тем человеком, у которого произошёл отрыв сознания от сердца, когда он пребывает в состоянии суженого сознания, подвергающего рациональной критике всё и вся. Услышав очередную цитату, такой человек говорит себе: "Я понимаю, о чём идёт речь из контекста проповеди. Зачем мне приводят эту цитату? Я не на уголовном процессе, и не требую доказательств". Если проповедник достаточно сумел выразить саму идею, саму суть своей мысли, то зачем ещё перчить или услащать? Выходит, что такой "пастырь" считает свою паству в буквальном смысле не только овцами, но ещё и и ослами, если, он полагает, что его слушатели, неспособны в своём сознании соединить архетип идеи с библейским текстом. Или проповеди ведутся только для неофитов? Тогда тем, более, неофиты, не знакомые с библейской терминологией, вообще не поймут такого проповедника, тем паче если он ещё перемежает свою проповедь цитатами на церковно-славянском языке.

Стоит в церкви верующий человек, слушает, как идиот, такую проповедь. Цитаты отскакивают от его мозга, как горох от стенки. Он и в смысл проповеди и даже самой цитаты перестаёт вникать. А затем, читая Новый Завет, наталкивается он на "общее место", и уже автоматически глаза его пропускают один-два стиха... Зачем их читать, если они уже застряли в мозгах? Тут и так понятно. Так, священный текст превращается в жвачку. И всё оттого, что в самой Церкви употребляется всуе ремесленниками в рясах.

Представляет большой труд суметь сосредоточиться при попытке прочтения священного текста, чтобы ощутить за священными словами тот прямой смысл, который в них вкладывал евангелист. Зачатую становится невозможным размышлять над текстом Евангелия оттого, что как только попадается слишком знакомая "цитата", то она прочитывается автоматически, без вдумывания в каждое отдельное слово и его смысл, поскольку в ней видится лишь общее фразеологическое значение, нивелированное услышанными ранее рядовыми проповедями.

Понимая эту проблему восприятия текста, Ф. М. Достоевский, употребляя в речи своих героев пословицы и идиомы, специально их немного видоизменял.

"Афористическую" тенденцию слова (...) достаточно ярко иллюстрирует судьба ходячих выражений, фразеологизмов, пословиц. С одной стороны, они привлекательны для автора тем, что сообщают читателю вполне определённый комплекс представлений или мысль, учёность которой проверена веками; они всем понятны и убедительны. Включённые в систему авторских рассуждений, эти ходячие выражения и пословицы делают и её вполне понятной, в то же время косвенно убеждая читателя в её справедливости (иногда они входят в произведение без изменений). С другой стороны, та известность и общеупотребительность, которая сделала их убедительными, стёрла их выразительную силу, вследствие чего они часто скользят в сознании читателя, не останавливая его внимания. Поэтому в философско-публицистическом произведении они подвергаются изменениям, которые разрушают их устойчивую и примелькавшуюся форму.

Для повествования Достоевского деформированные пословицы и фразеологизмы обычны. Наиболее общий и распространённый способ изменения их формы - введение модальных слов: "тысячи эти с тех пор решительно как бы канули для неё в воду" ...

Везде, где повествование включает банальное сочетание слов, ожидаемое или привычное сравнение, если даже оно не стало фразеологизмом (хотя имеет все его достоинства), оно обычно подвергается тем же изменениям, что и пословицы или фразеологизмы. Стремление придать слову максимальную выразительность, сделав его неожиданным или необычным, и сообщить ему тем самым максимальную смысловую нагрузку руководит всем повествованием..." (Ветловская В. Е. Поэтика романа "Братья Карамазовы", Изд. "Наука", Л. 1977, с.34).

Таким образом в устах героев Достоевского "шаблоны" звучали так, будто бы то были не "ходячие фразы", а их собственные мысли. Хотелось бы порекомендовать проповедникам не только подражать в этом смысле Фёдору Михайловичу, но также избегать педантически настойчиво приводить библейские цитаты сугубо для подтверждения уже итак изложенных ими мыслей. Для чего эти "доказательства" каноничности? Разве проповедник находится в зале инквизиции? А может быть такой проповедник не сумел как бы "избавиться от пелёнок", в которые его так прочно закутали "профессора" духовной семинарии? А ведь, наверное, его там обучали искусству риторики... Какому ещё ремеслу "слепые вожди" его там обучали и обучают?.. Выйдя на амвон или взяв микрофон на радиостанции, начинает такой псевдо-миссионер "стрелять" текстами на весь мир, дискредитировать сокровенное Христово учение...

81.

Мы рассмотрели выше некоторые способы богомыслия. Нужно повторить ещё раз, что богомыслие ничуть не заменяет молитвы и на высших ступенях молитвы может даже вредить. Итак, при молитве - прежде всего молитва, но уже не богомыслие.

Переходом от богомыслия к молитвенному состоянию могут явиться как положенное за правило исполнение молитвы утром и вечером, так и постоянное молитвенное состояние духа в течение дня.

Постоянная молитва наступает от сугубо углублённой религиозной жизни, когда человек не думает ни о чём и ни о ком другом, как исключительно о Боге, и при этом уже не может о Нём не думать. В таком состоянии человек и общаясь с людьми, видит в них Христа. Бог как Некто Третий всегда присутствует в общении с таким человеком. Находясь в таком состоянии, верующий как бы постоянно "вводит" Христа, в общение с другими людьми, не потому, что находит в этом какой-то психологический приём воздействия на собеседника с целью его обращения, а просто потому, что сам имеет живое молитвенное общение с Богом.

Следует признать, что в тех условиях, когда нам приходится общаться с неверующими или духовно недалёкими индифферентными людьми, ради того, чтобы их не отпугнуть, наверное, всё-таки, иногда следует поступиться своими субъективными чувствами, суметь встать на точку зрения своего собеседника. И если есть живое общение с Богом, всё равно этого не удастся скрыть. Оно проявится тем или иным способом. И лучше даже его скрыть, чтобы Дух Божий проявил себя так, как Ему это будет нужно, если это будет на самом деле нужно. Поэтому молитвенного состояния следует добиваться исключительно персональным образом, ни в коем случае не будучи ориентированным ни на какую социальную роль.

Так, освободившись от всяких интеллектуально-рефлексивных и социальных костылей, попытаемся в молитве добиться максимальной сосредоточенности на Боге. При этом необходимо вытеснить исключительно все посторонние мысли.

Человек, недалёкий в интеллектуально-духовном развитии, в своих молитвах изливает свои чувства. И молитва его - отражение его сентиментальности. А сентиментальность - это тяжёлая завеса на духовном мире. Это не молитва духа, а излияние душевно-телесных чувств или эмоций, которыми человек оказался крепко прикован к плотскому миру. Возможно, и такая молитва может быть полезна для души находящейся на определённой ступени откровения. Но несомненно, нужно будет преодолеть этот этап, чтобы подняться выше и прийти к подлинно духовной молитве.

В чувственной молитве человек может скорбеть о своих грехах или испытывать радость благодарности за освобождение от них, может слёзно жаловаться Богу, а затем, убедив себя в том, что достаточно поскорбел и покаялся, даже почувствовать, будто Бог простил... И тогда сентиментальный фанатик, посчитав, что теперь получил и право на радость, - впадает в экстаз, начинает кликушествовать или говорить голосами...

"Угрызение совести нельзя принимать за раскаяние," - говорит А. Блюм в одной из своих проповедей. Сентиментальная радость и экстаз эгоцентрика отличны от подлинно духовной радости и духовного экстаза подвижника, подобно отличию в ощущениях пьяного, объятого замкнутой радостью, и того, кто радуется жизни, открывшей перед ним неограниченные горизонты. Сможет ли духовно инфантильный верующий сделать такое различие?

Конечно, даже и таким образом он соприкасается с Богом, хотя при этом сентиментальный верующий более всего сосредоточен на себе, на своих субъективных эмоциях, нежели на самом Боге. Даже скорбь может быть подменой настоящего предмета молитвы - Бога. Такой верующий как бы находится в комнате, где нет ни одного окна.

Для перехода к духовной молитве может оказать хорошую помощь молитвослов. Читая молитвы, написанные святыми подвижниками, мы способны через них лучше почувствовать верное направление, и постепенно приблизиться к той ступени, когда Бог начнёт проникать в наше сознание бессознательным для нас образом, вытесняя всё внешнее и постороннее. Мысли могут убегать, но усилием воли нужно снова и снова сосредотачиваться на тексте молитвы. Если поймал себя на том, что читаешь текст механически и думаешь совсем о другом, то нужно остановиться и начать снова чтение с тех слов, после которых мысли убежали. И если снова и снова повторяется этот процесс, необходимо педантично снова и снова продолжать своё дело, даже если при этом не испытываешь ничего кроме усталости и напряжения.

Понимай это как то, что молитва - это констатация, это - работа, это - исполнение долга, обязанности, а все плоды, которые, возможно, появятся после молитвы или во время неё, или не появятся совсем, не в моей власти. Достаточно того, что были приложены добросовестные усилия. И плоды этой работы обязательно придут, только в своё время. Не обязательно сейчас же, после молитвы, а возможно потом и возможно тогда, когда их совершенно не будешь ожидать, в той или иной форме. Исключительно только один Бог волен распоряжаться наградой за наши труды.

В этом молитвенном труде помимо всего прочего мы ещё учимся умению сосредотачиваться. И как бы ни было трудно это учение, тем не менее не следует отступать. И однажды наступит та упоительная минута, когда наша молитва станет полноценной. В борьбе за этот успех мы получим опыт и навык, которые однажды, в час беды, несчастья, горя или депрессии, окажутся нам весьма полезны.

Чтобы не зависеть от внешних обстоятельств, для молитвы необходимо назначить определённое время, а затем нужно беспощадное к себе внимание, чтобы следовать этому режиму. Все дела оставляются в тот час, когда мы слышим звук церковного колокола, призывающего на службу, и когда священник возглашает из Алтаря: "Горе имамы ко Господу!" А затем: "Иже Херувимы... Всякое житейское отложим попечение..." Пусть колокол заменит обыкновенный будильник.

"Единственный способ легко собирать свой ум во время молитвы и хранить его более спокойным - это не допускать его блуждать в другое время: ты должен строго держать его в присутствии Божием, и, привыкнув думать о Нём часто, ты найдёшь лёгким удерживать свой ум спокойно во время молитвы, или, по крайней мере, возвращать его из его блужданий", - говорит Антоний Блюм.

Исполнение в нас воли Божией - единственная цель молитвы, а также и критерий истиной молитвы.

Антоний Блюм предлагает такие краткие молитвы:

"Помоги мне, Боже, освободиться от всего поддельного и найти моё подлинное "я".

"Помоги мне, Боже, освободиться от всякого ложного Твоего образа, чего бы мне это ни стоило".

"Помоги мне, Боже, оставить все мои заботы и сосредоточить мои мысли на Тебе Одном".

"Наша духовная жизнь опирается на нашу веру и решимость, и всякая непредвиденная радость - это дар Божий. Когда преподобного Серафима Саровского спросили, отчего некоторые люди остаются грешниками и никогда не исправляются, тогда как другие становятся святыми и живут в Боге, он ответил: всё дело в решимости.

Зрелая духовная жизнь - это такая жизнь, когда наша сознательная воля находится в согласии со словами Божиими, когда она с помощью Божией благодати преобразовала, изменила нашу природу так глубоко, что всё наше человеческое существо стало единой волей. Начать надо с того, чтобы подчинить, склонить свою волю в послушание заповедям Христовым" (Антоний Блюм, машинописный самиздат).

82.

Мы уже говорили о том, что неискушённому верующему удерживать контроль за своими мыслями при молитве весьма трудно. Чтобы сосредоточиться на содержании молитвы, возможно, будет полезно следующее. Это метод исихастов.

По их мысли, произнесение (обращение, мысленное в том числе) одного только имени Бога, хотя бы просто одного только слова, уже и есть реальная с Ним встреча. Имя и Бог имманентны друг другу. Это - самый главный ключ к пониманию реальности эзотерической (мистической) гносеологии.

Если мы вернёмся назад к прагматической установке, то вспомним, что предметом сознания может быть, как объект внешнего мира, так и объект нашего субъективного созерцания. Причём, и тот и другой объекты в нашем сознании могут быть равнозначны. Всё зависит от глубины нашей веры в реальность того или иного объекта, от нашего намерения добиться желаемого. В любом случае оба объекта одинаково реальны для самого субъекта сознания, поскольку составляют его содержание. Вот почему можно согласиться с высказыванием о том, что "нечего ждать милости от природы", как и с той мыслью, что и незачем ждать благополучных условий для духовной жизни или душевного выздоровления, - а нужно просто убедить себя в необходимых правильных мыслях, создать здоровое мировоззрение, которым ты проникнут и в постулаты которого веруешь "всем сердцем, мыслью и душой". Нужно сознательно создать "катастрофу" старого сознания, "остановить мир", почувствовать себя "здесь-и-теперь". Мы сами хозяева своей собственной веры, и, повторяя за Артуром Конан Дойлем, скажем: "Человек - сам творец своей славы". Такое намерение - есть преддверие к вере.

Итак, исходя из аксиомы исихастов, имя Бога и сам Бог имманентны... Посему, если на уровне сознания возникает посторонняя мысль, которая, возможно, в течение долгого времени уже давно сидит у нас в подсознании и время от времени нас беспокоит (особенно как раз во время молитвы), нужно просто заместить её такой мыслью, которая вытеснила бы её. И конечно только мысль о Боге обладает этой силой. Понимая это простое условие и веруя в целительную силу этого закона, мы оказываемся способны замещать мысли сознательной волей с тем, чтобы направлять их и сосредотачивать на Боге. Задача состоит лишь в умении ловить себя на посторонних мыслях и, несмотря на кажущуюся их важность и значительность, несмотря ни на что, просто и незамедлительно замещать их мыслями о Боге. При этом надо знать, что посторонние мысли никуда при этом не исчезнут, но выйдя из поля активного сознания они поступят на обработку подсознания, компьютерный потенциал которого значительно мощнее сознательного уровня. Заняв "оперативную память" сознания мыслями о Боге, а точнее - самим Богом, через слова молитвы и произнесение Его Имени, мы тем самым направляем наши проблемные мысли на обработку подсознания и даже глубже - к самому Богу, в котором наше подсознание и вся глубина души укоренены. Если не сразу, то какое-то время спустя, возможно даже сразу же по окончании молитвы, мы увидим, что наша проблема - каким-то чудом оказывается разрешена. Очень часто, проблема, над которой бьёшься и не можешь решить сам в течение долгого времени, вдруг чудесным образом находит решение: мы вдруг неожиданно получаем ясный ответ.

Кроме утренней и вечерней молитвы необходимо постоянным кругом мыслей сделать мысли о Боге. То есть, как было сказано, нужно постоянно быть занятым богомыслием. И тогда при молитве станут не страшны посторонние мысли, потому что тогда их просто не станет, благодаря нашим сознательным и волевым усилиям, посторонние мысли просто будут вытеснены и просто сами по себе отомрут, освободив поле для нового посева. Благодаря богомыслию мы создадим благоприятную почву для того, чтобы на ней взросло семя сосредоточенной молитвы, через которую окажется возможным слияние с Богом. Достижение этого этапа - есть первичная и одна из многочисленных ступеней на пути к Откровению Духа Божия.

Со всякими проблемами нужно обращаться к Богу, с просьбой, чтобы он вытеснил их из нашего потревоженного сознания и возможно помог их решению. Нужно обращаться к Нему как бы за советом, а потом, почувствовав освобождение своего сознания от тревожных мыслей и то, как Дух Божий заместил их Своим присутствием в нашем сознании, мы сможем уже обращаться к Богу исключительно ради Бога, ради любовного с ним общения, а не из-за тех мыслей, каковы бы они ни были; обращаться с благодарностью, будучи уверенными в том, что достаточно произнести Имя Божие, чтобы Он проник сначала в наше сознание, а затем и в сердце. "Ибо всякий, кто призовёт имя Господне, спасётся" ( Иоиль 2, 43, Рим. 10, 13).

83.

Можно читать молитву, однако сердце при этом не будет участвовать. Именно тогда посторонние мысли легко и быстро завладевают нашим сознанием. Сосредоточиться на молитве - это значит не оставить посторонним мыслям места, полностью отдать своё сознание, а затем и сердце, для вхождения в душу Духа Божия. Как это сделать - постараемся рассмотреть ниже.

Даже если человек сначала молится лишь одним умом, "одними устами", как бы просто исполняя правило, - тем самым он незаметным образом наполняет своё сознание религиозными объектами и благодаря этому впоследствии, постепенно, он окажется способным синхронизировать работу полушарий своего мозга, соединить сознание с сердцем.

Сердечное начало, находящееся в синхронной связи с сознанием - является и нашей волевой расположенностью к объекту нашего выбора - намерением: отдаёмся ли мы хаосу потока сознания или освобождаем его для вхождения Духа.

Причём, сердце наше в этом выборе зачастую идёт впереди разума, подчиняет его, если не находится с ним в синхронной работе. Чтобы синхронизировать эти два начала, нужно следовать руководству, которое находится под контролем отвлечённого разума. Если разум понимает прагматическую пользу такого руководства, то он подводит душу подвижника к той точке, когда разум и сердце сливаются в одно целое и далее идут рука об руку. Если же не хватает волевого начала, то разум подчиняется сердцу, которое может быть наполнено суетным и греховным содержанием, а его нежелание проявлять свои пороки парализует разум грешника.

Если же мы достигли той точки, когда разум и сердце начали идти рука об руку, то далее нужно освободить разум (малый ум), дабы он нам более не мешал. Он сам найдёт себе место в дальнейшем движении. Таким образом мы входим в состояние большого ума, очищенного от всего поверхностного, наносного. Теперь можно отпустить поводья, и лошадь сама приведёт к дому. Ибо придавленное нашей постоянной рассудительностью, закованное в рамки культурных запретов, само по себе наше сердце зачастую не может делать свободно свой выбор. Насильно его нельзя подключить к какому-либо объекту сознания. Оно может сделать свой выбор при условии полной свободы. Прислушиваясь к своему сердцу и заметив в нём согревающую теплоту благодарности за то, что мы освобождаем его от запретов, мы оказываемся близко к следующей ступени откровения нашей души для Бога.

84.

Разумеется, прежде этого мы очистили и сердце, и сознание от всяческих греховных наклонностей и помыслов. Для этого существуют таинства покаяния и исповеди. Но таковые для тех, кто находится на низших ступенях духовного творчества.

Такое рассуждение, наверное, не придётся по нраву церковникам, потому что будет отбивать у них хлеб. Современный подвижник, достигший определённой степени откровения, не обязан отдавать дань церковным сборщикам подати: "Иисус... сказал: как тебе кажется, Симон? Цари земные с кого берут пошлины или подати? С сынов ли своих, или с посторонних? Пётр говорит Ему: с посторонних. Иисус сказал ему: итак, сыны свободны" ( Мф. 17, 25).

Можно возразить на это, вспомнив великих подвижников и святых, которые будучи святыми, тем не менее регулярно исповедовались. Конечно, это не возбраняется никому. Скорее всего они это делали по привычке. Потому что и святости достигли постепенно, начиная с покаяния. А также они, скорее, делали это потому, чтобы не соблазнять других: "Но чтобы нам не соблазнить их, пойди на море, брось уду, и первую рыбу, которая попадётся возьми; и открыв у ней рот, найдёшь статир; возьми его и отдай им за Меня и за себя" ( Мф. 17, 27).

Если церковь лишает меня причастия за то, что я не состою в церковном браке, не разбираясь во всех обстоятельствах моей жизни, то почему я должен считать себя лишённым благодатного общения с Богом? Если совесть моя чиста, почему я не могу подняться до ступени откровения Духа Божия? Впрочем, Дух Святой открывается даже и грешнику, независимо от того, совершил ли таковой исповедь или покаяние, как, например, открылся он гонителю христиан Павлу в самый разгар его ненависти к ним. Солнце светит для всех: и для праведников, и для грешников одинаково. Фарисеи и книжники... Сами не входят и другим не позволяют... Христос во плоти ходил по земле среди обычных людей. Это было материальное и духовное Откровение Бога. Исцеляя грешников, он одновременно прощал им их грехи и открывал духовные очи. Открыв глаза и узрев свет, грешник уже сам не желает возвращаться в свою блевотину. Если мы сумеем добраться к той ступени гнозиса, на которой раскрываются новые горизонты, то не будет необходимости оглядываться. Вера и надежда - хорошие проводники, но, когда мы видим воочию, ни вера, ни надежда более не нужны. Наступает другое состояние духа: мистический гнозис: любовное слияние твари с Творцом.

85.

Cледующий этап "умной молитвы" (так называет подлинную духовную молитву М. В. Лодыженский в своей книге "Свет незримый") заключается в поиске "контакта", "связи", "ассоциации", то есть в непосредственном ощущении связи своего плексуса (солнечного сплетения, "точки сборки") с сознанием. Это ощущение с одновременным осознанием должно быть физическим, чувственным, когда... "с помощью Божией благодати сознательная воля преобразовала, изменила нашу природу так глубоко, что всё наше человеческое существо стало единой волей" (А. Блюм). Нужно не забывать при этом, что это сознание (точнее, в таком состоянии уже именуемое "большим сознанием") и есть подход к непосредственной связи с самим Богом, ибо ощутив родственную связь своей природы с природой божественной, мы устанавливаем сознательно контролируемый духовно-физический Контакт с Богом, приближаемся к той ступени, на которой становится возможным взаимное общение.

Как говорилось выше, сознание может быть лишь в форме сознания чего-то. Даже материалисты согласны с тем, что сознание предметно. А так как предметом нашего сознания в данном случае являются религиозные символы-слова, с которыми по нашей вере Бог имманентен, то присутствие Бога в нашем сознании точно так же реально, как если бы мы созерцали любой материальный предмет.

В такой созерцательной молитвенной медитации присутствие Бога во мне становится подлинно реальным и ощущается экзистенциально, физически и сознательно, и даже более того - в первом лице как непосредственная реальность "здесь-и-теперь". Ибо этот мистический опыт не отвлечённое понятие, но личное экзистенциальное переживание.

Если бы при этом работало только сознание, то никакого реального соприкосновения с Духом Божиим не произошло, подобно тому, как происходит богомыслие. Но в данном случае помимо сознания участвует сердце, синхронизация обоих полушарий головного мозга приводит к физическому ощущению "тепла" в солнечном сплетении (в так называемой "точке сборки" физического и астрального тел), и далее всё тело, и весь человеческий организм, обнаруживает и чувствует непосредственно в себе душу, а душою - Дух Святой, и через Духа Святого - Бога. Наступает Преображение, духовное и телесное.

86.

(Надо здесь в скобках заметить, что автор этой работы не пытается выше изложенным доказать бытие Божие. Такая попытка могла бы быть классифицирована в философии как "рационалистический экзистенциализм", апелляция к той мысли, что человек - есть интенциальное существо". Впрочем, не будем отрицать и этого. Но если мы углубимся в дебри философской терминологии экзистенциализма, персонализма или голого прагматизма, то от синтеза вернёмся к полному распаду. Не следует забывать, что в этой работе мы более заняты экзистенциально-прагматической стороной дела преображения сознания, нежели апологетикой религии или какой-либо философии. Все приводимые понятия, как религиозные, так и философские или психологические у нас служат лишь для более глубокого понимания и нахождения пути избавления от "недуга бытия" (по терминологии Баратынского) и обретения духовной свободы и счастья).

87.

Эффект от установления связи сознания с сердцем и с плексусом, конечно, появится не сразу. Здесь нужна тренировка, практика молитвы.

Несомненно, в этом преображении важную роль играет намерение к духовному подвигу, вера в реальность Бога и Его поддержку. Малейшее сомнение сковывает сердце рациональными тисками, нарушает синхронную работу мозга. А сердце, как мы выяснили, является неким клапаном, волевым ключом, причём воля и намерение исходят из него самого, но отнюдь не из сознания, хотя при помощи сознания, добровольно решившего работать в согласии с сердцем, мы освобождаем сердце из плена, чтобы и оно могло свободно действовать.

Сознание выполняет роль чисто инструментальную. Поэтому всякое сомнение подобно инструменту, выпадающему из руки неумелого мастера или дилетанта, не позволяет ни продолжить, ни завершить начатое дело. Оно разрушает едва начавшуюся устанавливаться связь сознания и сердца. А излишняя рефлексия, рациональный анализ происходящего процесса, может также нарушить работу по синтезу нового духовного опыта. Ибо всегда рядом с положительной мыслью находится мысль её отрицающая (см. Послание к Римлянам, гл. 7), мысль, приводящая к сомнению, к ущемлению сердца в его правах. Именно поэтому нужно научиться пользоваться своим сознанием с учётом прав сердца, с учётом внутренних кардинальных запросов нашего "Я". И способ для достижения этого умения - всё та же молитва. Потом, когда мы научимся не спотыкаться, сознание уже не будет врагом сердца, а станет напротив ему помогать. Тогда опасения, о которых мы здесь предупреждаем, станут излишними. А сейчас нужно хотя бы выбраться из болота, нащупать твёрдый грунт, найти путеводную звезду...

У человека, никогда не испытывавшего глубин сомнения в своей вере, но почувствовавшего однажды силу веры во всей её полноте, описанная связь и гармония может установиться, так сказать, автоматически и даже, может быть, безо всяких к тому усилий.

Как бы ни случилось такое Откровение, надо заметить, что после него, особенно если такое произошло впервые, человек жаждет его повторения. При этом он подключает рациональную часть сознания и попадает в ловушку рационализма. Он начинает сверять по памяти каждую свою сердечную мотивацию с мыслью о ней, с понятием, с неким застывшим шаблоном. При этом рациональные усилия подавляют сердечное начало, которому в силу своей духовной инфантильности он не отводит надлежащего места. Тем самым он высушивает и убивает живую свою веру, которая может проистекать каждый раз по-новому, индивидуально, неповторимо. Так становится невозможным или затруднительным повторение мистического Откровения. Может даже стать так, что желание почувствовать экзальтацию, которая сопровождала его при том первом опыте, трансформируется в гедонистическую навязчивую идею, а затем, после многократных неудач повторения найдёт сублимацию в каком-либо ином низкого порядка удовлетворении несостоявшегося "духовного запроса".

Вот почему спонтанное Откровение, без "закрепления верования" ("fixation of believe") при помощи его осознания, подобно зерну, упавшему на каменистую почву или в терние. В этом смысле "грешник" или преодолевающий сомнения, может оказаться ближе к Богу, нежели самоуверенный Тартюф.

Так или иначе при описанном состоянии намерение и вера играют важную роль. И сама вера, как и сознание, играет чисто инструментальную роль подобно смазке в моторе. Впрочем, неверующий и может добиться синхронной работы полушарий головного мозга, ощутить тепло в солнечном сплетении и, может быть, даже какого-то соприкосновения с божественным светом. Ибо Бог для всех открыт, подобно Солнцу, изливающему своё тепло и на праведников, и на грешников. Но долго ли сможет мотор работать без масла?

При помощи веры и её сознательного закрепления, оказывается возможным синтез духовного опыта, открытие всего своего человеческого существа для Откровения божественного мира.

Итак, при помощи намерения и веры, мы способны открыть свою душу: правильно сориентировать наш менталитет, синхронизировать сердечное и рациональное начала, ощутить физически их гармонию в солнечном сплетении ("всем сердцем, душой и помышлением"), почувствовать своё единство с самим Богом, а затем закрепить в памяти пережитый опыт Откровения.

Ощущение своего физического и ментального единства есть то же самое, что и ощущение своей души, её реальности, а через неё - реальное соприкосновение с Богом. Это чувство, восторг от единения с Духом Божиим, не может не восхитить всё наше человеческое существо. Именно тогда ещё более мы чувствуем своё родство с Богом и единство сердца, сознания, а с ними - через плексус - единство и слитность нашего физического и астрального тела, с окружающим материальным миром.

Андроген оказывается погружённым в Боге, и таким образом он становится более чем до этого (тело, рациональное разорванное сознание, спонтанные сердечные эмоции), - становится единым целым организмом. Наступает состояние расширенного сознания. Человек остро ощущает свою сложность, самость, глубину своего "Я", мистически связанного в этой открывшейся глубине с самим постигаемым таким образом Богом, постигаемым в непосредственном индивидуальном опыте соприкосновения, которое равнозначно физическому. Именно тогда о человеке можно говорить, как о едином организме, созданном по образу и подобию его Творца. Именно благодаря подобию обоих и возможен этот контакт. Такое ощущение монолитности своего организма вызывает радостное чувство, открываются безграничные духовные горизонты, душа выплёскивается через свои границы и, питаемая божественной благодатью, не пропадает, а расширяется, испытывая безмерный экстаз...

88.

Для того, чтобы внушить себе нужную мысль, верное для моей души мировоззрение, то нужно спровоцировать "катастрофу" старого сознания. И если решился на это, то необходимо намерение, при котором нужно, как бы, обмануть своё привычное сознание и пожертвовать им в угоду новому, истинному. Если понял это хотя бы ещё только рационально, но ещё не обрёл решительной веры, то следует попробовать обнаружить в своём сердце -- это благое намерение. Намерение - есть предшествующая вере ступень, которая открывает связь сердца с разумом и ведёт к действию.

Иногда, чтобы заставить "зависший" компьютер работать правильно, его приходится обманывать, подавая ложную команду и сбивая его с выполнения ненужной программы. Либо его просто перезагружают, либо стирают ту программу, которая вызывает конфликт с новой, а может быть и обновляют всю устаревшую операционную систему. Было бы намерение добиться нужного результата...

Резкий переход от одного состояния сознания к другому зачастую не под силу самому человеку. Обычно ему помогают другие верующие, которые своим примером помогают друг другу и не дают угаснуть искре.

Однако, основная работа остаётся за самим подвижником. Никто его насильно не сможет втянуть туда, куда для большинства путь закрыт. Вот почему прежде всего необходимо намерение: внушение себе нужного моей душе мировоззрения, необходимой совокупности предметов сознания и навыка оперировать приёмами, раскрывающими нас для Откровения.

Так как старое сознание не отмирает сразу, то в процессе его борьбы с новым неизбежны сомнения в истинности нового мировоззрения. Чтобы нейтрализовать таковые подсознательные поползновения (при условии их сознательного рационального решения и намерения действовать) можно воспользоваться некоей "формулой чудес". В этой "формуле" можно менять пункты или ступени на вкус или убеждение.

Приведём здесь примерный шаблон этого прагматического приёма "закрепления верования".

89.

"ФОРМУЛА ЧУДЕС"

"Panem nostum super-substantialem da nobis hodie"...

("Хлеб наш насущный даждь нам днесь").

Таков латинский текст Библии "Vulgata" (Мф. 6, 11).

В современном католическом тексте молитвы "Отче наш" вместо "super-substantialem" использовано слово "quotidianum", а вся фраза звучит так: "Panem nostum quotidianum da nobis hodie".

"Quotidianus" же переводится как "ежедневный, "повседневный", обычный" "обыкновенный". Современные католики уже не понимают оттенков латинского языка, и тавтология в значении обоих слов: "quotidianum" и "hodie" по поводу их общего значения обыденности уже вовсе не режет их слух. Они полагают, что это лишь архаическое наследие мёртвого языка. Да и православный ортодокс, читая "Отче наш", вряд ли задумывается о том, что не хлебом единым будет жив человек.

При этом "hodie" и без этого означает "сегодня", "в настоящее время", "теперь", "ныне", а по-старославянски переводится как "днесь".

Так что уже без всякого "super" и переводимое теперь как "ежедневный", "повседневный", "обычный", "обыкновенный", которое в русском варианте Евангелия везде переводят как "насущный", это понятие становится перевёрнутой "пустышкой" со знаменателем "ноль". Вот уже когда иезуитский приём "мысленной оговорки" ("reservatio mentalis") нашёл применение в религиозной жизни!..

"Substantia" - "cсущность", "существо", "суть"; "substantialis" - "существенный", "обладающий самостоятельным существованием"; "super-substantialis" - почему-то переводится в словаре как "насущный", а не "надсущностный" или "сверхъестественный". Само латинское слово (не приставка) "super" переводится как "наверху", "вверху", "сверху", "наверх", "поверх", "вверх", "сверх того", "сверх меры", и т.д., тогда как латинская приставка "super-", переводится как "через", "пере-", "пре-"," на-", "над-". Хотя приставка "на-" тоже находится в этом перечне, тем не менее, в данном контексте, "super" следовало бы понимать и переводить не как приставку к слову, а как самостоятельное слово со значением "сверх", которое уже вошло в современный русский язык именно в этом значении. Посему можно предположить, что слово "насущный" в русском переводе "Отче наш" проникло как раз из латинской Библии "Vulgata", где уже тогда было нивелировано по смыслу в вульгарном понимании обывателя, несмотря на его прямо противоположный лингвистический смысл.

Всем нам стоит подумать о том, как оригинальный смысл "молитвы Господней" оказался искажённым. Слово "super-substantialem" следует понимать, как "надсущный", а переводить как "сверх сущностный", то есть понимая под этим определением "хлеба" - самого Христа, с которым мы соединяемся в таинстве причастия, принимая в свою душу "super ignis" - "небесный огонь" (См. И. Х. Дворецкий, Латинско-русский словарь, М. Изд. "Русский язык", 1976, с. 980).

Автор не берётся судить о том, как это слово "звучит" в дошедшем до нас греческом переводе (арамейский оригинал текстa евангелия от Матфея утерян - (См.Комментарии на стр. 408 к Новому Завету на русском языке изд-ва "Жизнь с Богом" 206, Avenue de la Couronne, Bruxelles, Imprimatur: Mechliniae, die 6.11.1964 P. THEEUWS, Vicarus generalis)). Оставим этот вопрос для специалистов.

Интересно, всё-таки, что латинский текст "вульгаты" (который должен быть более доступен ("вульгарен") для простого человека того времени проговаривается о сверх-сущностном хлебе. "Энантиосемия" - изменение смысла слова на противоположное по значению - известное для лингвистов явление. Так, например, в русском языке слово "победа" имеет корень "беда", и когда-то не имело никакого отношения к торжеству "победителя". Оно означало то событие, которое происходило после беды, после войны, с которой возвращались живыми далеко не все. Отсюда - "по-беда" (например, аналогия: "последствие" - то что происходит после следовавшего явления, действия и т. п.). Так же в народном сознании "победило" слово "насущный" вместо "над-сущностный", исказив смысл на противоположный.

Но не будем отвлекаться от главной мысли - закреплении верования...

Вот набросок для медитации:

1. Я питаю слабую надежду, что, возможно, получу то, что хотел бы.

2. Я надеюсь, что, может быть, получу то, что хочу.

3. Я подвергаю сомнению возможность получения этого дара.

4. Я говорю себе, что совершенно невозможно получить это.

5. Я вновь думаю над тем, что, а вдруг всё-таки возможно это получить, и подвергаю сомнению своё прежнее сомнение.

6. Но снова говорю себе, что такое невозможно в принципе, по всякой логике.

7. Затем я спрашиваю, может быть логика здесь ни при чём? Вдруг чудо возможно, если оно выше логики, выше моего понимания? И тогда, если это возможно, то это настолько исключительно, восхитительно и чудесно, что ради такого выигрыша стоит рискнуть и забыть о всякой логике!..

8. Неужели невероятное вероятно?! Неужели это может быть правдой?! Я хочу верить в вероятность этого! Я хочу в это верить!!! (Потому что именно через моё намерение верить открывается эта вероятность).

9. Я отвергаю все свои сомнения и несмотря ни на какую логику верую в то, во что до сих пор боялся поверить, обременённый, как инвалид, костылями своего сознания. Я верую ради того, чтобы не остаться ни с чем. Я дерзаю прыгнуть с высоты и испытать те крылья, которые так долго проверял и ощупывал до сих пор.

10. Я верую, что несомненно получу то, что хочу и о чём с верою и трепетом молю: Я люблю Тебя, о Боже! Неужели возможно такое, что и Ты меня любишь? Неужели и на самом деле Ты существуешь? И поскольку Ты существуешь, и я существую, то как я могу не веровать в Тебя, моего Создателя?!

11. Я с трепетом и затаённой верой ожидаю получения того, о чём молюсь: Откровения и слияния с Божественным Духом.

12. Временами я вспоминаю о том, что было возможно полагать, что я не верую и что я сомневался в реальности Контакта. Теперь я "смеюсь" на своей былой наивностью, и опасаясь, что потеряю протянутую мне "Нить Ариадны", страшусь возвращения к отравленному рационализмом узкому сознанию.

13. Неожиданно я обнаруживаю, что я не просто верую, а что и вера тут уже не нужна, так как я непосредственно ощущаю присутствие Бога и моё с Ним единение в первом лице. (Намерение, Вера и Надежда привели меня к очевидной Любви, и Любовь освободила меня от пут рациональности). Я ощущаю Бога, и это ощущение убедительнее любого довода.

14. Я верую! И в этом вся логика. В этом все доказательства. Вера переросла в очевидность, внутренний духовный опыт. Я и Бог - одно целое. Чудо осуществилось. Я сумел открыть себя для Откровения Божества!

15. Я остаюсь осторожен в своих восторгах, как бывают осторожны с хрупкой драгоценностью. Я знаю, что стоит обыденной жизни вернуть меня в своё русло, как я выпущу из рук спасительную нить. Но теперь я сумел закрепить этапы и ступени восхождения по этой "Лестнице Иакова". Я буду ждать часа и возможности, чтобы снова повторить этот опыт.

Имея в сердце смирение, я глубоко в себе храню воспоминание о чудесном Откровении. Я могу испытывать экстаз ещё долго, пока рутина не засосёт. Но я знаю, что смогу повторить это восхождение. Я дорожу этим божественным подарком и благодарю Бога за всё...

...Panem nostum super-substantialem da nobis hodie...

...Хлеб наш сверх-сущностный даждь нам днесь...

Рене Декарт, прежде чем прийти к своей знаменитой формуле: "cogito - ergo sum", подверг сомнению реальность существования материального мира. Усомнившись в его бытии, он доказал, что бытие мышления, или духовное бытие, реальнее материального бытия.

90.

Усердная динамическая молитва в сочетании с устремлённостью и сосредоточенностью может позволить достичь откровения, когда во встречной динамике субъект и Объект сливаются в одно, и сам Бог "входит в сердце" человека. При такой молитве важно научиться избегать "блуда сознания", отгонять искушения и сомнения, которые мешают концентрации внимания. Так, если появляется искушение на какой-либо предмет, необходимо начать решительно думать о противоположном и даже, может быть, исполнять это противоположное. Решительность и сознательный выбор - есть выход из искушения, преодоление сомнения и раздвоенности в мыслях. Вопль души - искренняя молитва. И если нам опостылела бесконечная толчея на одном месте, опротивело сомнение, навязываемое злой чуждой силой, то нужно прибегнуть к такому воплю души.

Богомыслие, чередуемое с частыми молитвенными обращениями, создадут близость, интимный Контакт, имея который при утренней и вечерней молитве спешка и сомнение сменится радостной встречей и мудрым расставанием с наиболее близким и мистически таинственным Существом. И тогда не только Бог будет с нами, но и мы будем с Богом. При этом живое ощущение Его будет оставаться и присутствовать в сознании и душе в течение всего дня и даже во сне, ночью.

"Ложусь я, сплю и встаю, ибо Господь охраняет меня!" (Из псалма Давидова).

91.

Потенция - есть свобода, тайна, ожидание того, что ещё не пришло, не развернулось. Мир души связан с ощущением разлитой в окружающем тебя бытии потенцией и свободой, с постоянным благоговейным созерцанием этой тайны, ожиданием актуализации скрытой силы, просвечивающей сквозь детерминированное (причинно-следственное) стечение внешних объективных обстоятельств жизни.

Находясь в творческом созерцании действительности, нам открываются тайны, знаки и символы, обычно проскальзывающие мимо умственного взора, озабоченного "хлебом насущным".

92.

Поклон в молитве есть способ отвлечения от рефлексии, от рациональной сухой умственной молитвы нашего сознания, ещё не сумевшего или не умеющего расшириться. При этом у человека, не отделяющего своё сознание от тела, единство сознания и деятельности способствует соединению всего человеческого организма в одно целое, и душою, и телом, - всем своим бытием и существом, поклоняющимся своему Творцу.

При таком мироощущении происходит восприятие Бога не отвлечённо, умом или сознанием, но и физическим телом, которое начинает чувствовать "разлитость Духа Божия" не только в своём сердце, но и в окружающем мире.

Переход от "пантеистического" поклона к "умной молитве", приводит к более высокой ступени, когда разум и сердце сливаются воедино, полушария головного мозга работают синхронно, открывается внесенсорный канал для восприятия Духа Святого непосредственным образом самоей своей душою, которую начинаешь чувствовать и осознавать, как полноценную реальность.

93.

Нам известна молитва исихастов. Произносятся одни и те же слова: "Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго". Так, именно буквально, по церковно-славянски, а не на мирском русском языке. Кому удобнее на современном русском или иностранном языке - можно перевести. Главное не в произношении, а в следующем.

Рекомендуется проговаривать эти слова молитвы сначала вслух, губами, чтобы полюбить само Имя, само Слово, Того, к Кому обращаешься.

Следующая ступень - произносить эти слова молитвы лишь мысленно, про себя, с глубоким сосредоточением и при этом одновременно ощущать в своём сознании реальное присутствие Господа Иисуса Христа, Сына Божия, ощущать Его милость, снисхождение и - таким образом - присутствие, а затем и подлинное ощущение Его Духа, благодаря экзистенциальному совпадению Сущности Бога и Его Имени в моём сознании.

"В молитве Иисусовой присутствует сам Иисус. В имени Божьем заключена Божья энергия, которая переливается в человека, входит в него и изменяет его природу. Имя имеет онтологическое и в своеобразном смысле магическое значение" (Н. Бердяев. Философия свободного духа. Том II, с. 96. "Самиздат").

Именно при таком понимании этой молитвы проистекает благодать Духа Святого в наше сознание. Подобно вдохновению в творческом процессе, сначала молишься только разумом, "малым умом", а затем, незаметно как, к уму подключается сердце. Сознание ширится, и, вот, уже не "малый", а - "большой" ум! И уже не думаешь, не ползёшь, а летишь, и при этом не сам по себе, а несут тебя силы, благодатные, божественные!..

При этом сознание уже не затуманено бесчисленным хаосом мыслей о пустяках. Человек сосредотачивается, собирается воедино, в "точке сборки" своего астрального и физического тел, и более того, выходит в духовном теле за пределы грубых телесных оболочек.

Бог спускается через мою голову, через кору головного мозга. Ощущаешь это физически. Могут даже волосы на голове шевелиться, будто наэлектризованные. Он заполняет Собою всё моё сознание, всю голову. Во взаимном движении друг ко Другу, благодаря произносимым словам молитвы и тому, что их сущность и смысл совпадают в своей онтологии, происходит чудо Откровения (Ин.1, 1 - 1, 13; и далее: "И Слово стало плотью, и обитало с нами, полное благодати и истины, - Ин. 1, 14). Божественный Дух своим присутствием во мне вытесняет из моего сознания всё нестоющее, лишнее, освящает меня, делает на время Откровения святым, подобным и дале идентичным Ему, возвращает меня в лоно моей духовной природы.

"Прииди, всегда пребывающий недвижным и ежечасно весь передвигающийся и приходящий к нам" (Симеон Новый Богослов).

Протестантский мистик Яков Беме говорит так: "Когда ты не будешь ни думать от себя самого, ни желать от себя самого, когда твой ум и воля станут спокойны и пассивно отдадутся восприятию выражений вечного Слова Духа... и когда ты отвлечённым мышлением запрёшь на замок воображение и внешние чувства, тогда вечный слух, зрение и речь откроются в тебе, и Бог услышит и увидит через Тебя, потому что теперь ты будешь органом Его Духа и Бог будет говорить в тебе и будет шептать твоему духу, и твой дух услышит Его голос" (Цитата по книге Лодыженского "Свет незримый", в которой автор ссылается на работу П. Д. Успенского "Fertium Organum", с. 225, - к сожалению, подробная информация об издании отсутствует).

"Бог не желает от тебя ничего большего, как чтобы ты вышел из себя самого, поскольку ты тварь, и дал бы Богу Быть в тебе Богом".

"Выйди же ради Бога из самого себя, чтобы ради тебя Бог сделал то же. Когда выйдут оба - то, что останется, будет нечто единое и простое" (Экхардт "Духовная проповедь и рассуждения", цитаты по книге Лодыженского "Свет незримый").

К сказанному выше следует добавить, что зацикливаться мыслью на своём "я", означает уходить от большого ума в малый. А человеку, который никогда не ощущал глубинной связи своего мистического "Я" с Богом, следует понимать отличие своего повседневного, обыденного субъективного "я" от подлинного "Я".

Через мистическое "Я" мы связаны с Богом, границы нашего сознания при этом расширены, в актуальное сознание включено потенциальное, подсознательное. Тогда как у нашего повседневного "я" границы соответственно сужены, и оно обособлено, замкнуто и отделено от Бога, то в нём и нет мистической глубины. Впрочем, может при этом быть связь с сердцем, с плексусом, "точкой сборки" астрального и физического тел. Возможна даже и синхронная работа полушарий головного мозга, некое расширение сознания. Но - не более того. Ибо мистическое "Я" - это совершенно иная ступень Откровения, которая не принадлежит человеку, а лишь открывается как благодать посредством усилия и духовного дерзновения, открывается лишь на некоторое время. Всё описанное выше о том, как расширить сознание или синхронизировать работу головного мозга хорошо лишь только в терапевтических целях избавления от психического недуга, для приобретения иллюзорной жизнерадостности по Карнеги или по прагматическим советам Уильяма Джемса.

Выход на иной виток гностического постижения - есть обретение чувства святости, пути к своему мистическому "Я", через которое открывается возможность приобщения к Божеству. Это далеко не бессмертие, но это лишь отблеск и возможность приобщения к таковому.

Повседневное "я", малое сознание, или по терминологии учебника диалектического материализма - "обыденное сознание" - ужасное пристанище, терновый венец духовных подвижников, от которого необходимо избавиться, найти путь к истине и подлинной жизни.

Для перехода от малого сознания к большому после того, как через Иисусову молитву удалось заполнить своё сознания Богом, необходимо соединить его с сердцем. Для этого нужно установить контакт сердечного и умственного начал через синхронизацию полушарий головного мозга и физическое ощущение точки сборки астрального и материального тел в плексусе (солнечном сплетении). Учитывая то, что в голове человека имеется "представительство" сердца - правое полушарие - остаётся лишь добиться того, чтобы оба полушария работали синхронно.

Этот процесс неразрывно связан с другим, о котором пойдёт речь ниже. Мы рассматриваем здесь эти процессы последовательно лишь с той целью, чтобы описать их отличие друг от друга и чтобы определить ступени, по которым следует подниматься для фиксации в сознании феноменов человеческого духа.

Однако нужно понимать, что всякое объяснение будет всегда далеко от реальной жизни. И тем не менее, может быть по прочтении этого исследования, при повторении некоторых его мест, окажется возможным сложить какое-то представление об этих феноменах; может быть автору удастся задеть некоторые струны, которые когда-нибудь в последствии зазвучат, и, может быть, случится так, что информация, изложенная здесь, войдёт в сознание хотя бы потенциально, осядет в подсознании, даст в будущем всходы и принесёт добрые плоды: произойдёт откровение души Богу, а Бога - душе. Посему автор просит извинения за частые повторы в описании тех же самых явлений, надеясь на то, что каждый раз изложение происходит с новой стороны, под иным углом зрения и потому полнее освещает вопрос.

Само бытие сознания и бытие Божие совпадают. Именно исходя из этой аксиомы возможно всё построение и приобщение человеческого духа к божественному. Душа открывается, человек собирает своё физическое и астральное тела в точке сборки - плексусе; синхронизирует работу полушарий головного мозга. Сознание очищено и пусто, наполняется сердцем, разрешающим доступ божественной энергии. Происходит единение бытия моего физического существа и его сознания с бытием всего мироздания. Осуществляется библейское пророчество: "Я сказал: вы - боги". "Я" и "Он" - сливаемся в первом лице. Языковые ментальные ограничения теряют смысл. Феномен не подлежит переводу на человеческий язык, поскольку уникален и проистекает исключительно персонально. Передача информации возможна лишь посредством скупых образов и метафор.

94.

Расширение сознания, его глобальность, зависит от принятия на веру той или иной концепции, мировоззрения. Вера - это недоказуемый метод разума, благодаря которому он поднимается на следующую ступень бытия. Сознание ставит перед собой задачу - камень, который, как будто, не в силах одолеть одними собственными усилиями, но который всё-таки поднимает некоторым хитрым способом, черпая силы извне. Верующее глобальное сознание, имеющее определённое мировоззрение, характеризуется универсальностью, взаимопроникнутостью и согласованностью всех его составляющих компонентов, - свидетельство жизненности истинного мировоззрения в сравнении с надуманным или ложным, не имеющим опоры. При достаточном накоплении в сознании данной согласованности его различных аспектов наступает переход количества в качество. После такого перехода важно поставить целевой вопрос, или задачу, на которую затем следует устремить деятельность сознания. Формирование мировоззренческой концепции является лишь начальной точкой отсчёта, на которой не следует долго задерживаться. В общей совокупности явлений мировоззренческая концепция имеет свой центр, к которому следует направить полёт нашего корабля. Этот центр находится не во вне, но внутри. Внешнее эзотерическое раскрывается через внутреннее, субъективация - через объективацию. Необходимо обнаружить в себе этот центр, а далее он, как добрый ангел, выведет нас к свету, раскроет невидимые горизонты, укажет на то, какие новые вопросы предстоит решить для дальнейшего полёта. Движение в этом центре бесконечно. Жизнь открывается в её динамике. Любой догматизм при этом явится помехой.

95.

В состоянии расширенного сознания ощущается его святость. Чувство святости - есть обнаружение своей самости. Поэтому мы и говорим: не сознание, а самосознание, хотя и теряем настоящее значение этого термина от частого злоупотребления. Когда-то в детстве у нас было как раз такое "самостное" сознание. Хотя в нём и не была развита логика (необходимая для самосознания), тем не менее мы обладали "самостностью" сознания. В детстве мы не могли перевести наши чувства на логический язык, однако постигали мир непосредственным образом - образно. Это происходило потому, что у нас была непосредственная связь сознания с сердцем через плексус (точку сборки астрального и материального тел), а также благодаря незамутнённой работе целомудренных полушарий головного мозга. Мир начинался для нас от кончиков пальцев и уходил в духовную непостижимую глубину подсознания. Более того даже необъятный мир Вселенной ощущался всем физическим существом как естественное продолжение всего нашего существа. Бытие "я" и бытие мира были слиты, не разделены на субъект и объект.

И вот теперь нам необходимо вернуть это утерянное чувство святости, однако уже на другом уровне - с участием и при помощи сознания, вместе с заложенными в него понятиями.

Постепенно, с развитием логического аппарата наше сердце и ощущение своего "я" стало зажатым, закрепощённым множеством ограничений, запретов, культурных и псевдо-культурных норм поведения, вольно или невольно надетыми масками и ролями поведения, сросшимися с нами так, что отделить их от своего настоящего "я" стало почти невозможно. Наступил отрыв сознания от сердца. Незаметно для себя мы начали чувствовать всё опосредованно, через логику, через вторую сигнальную систему (по физиологической терминологии Павлова). Подлинный мир стал находиться для нас за стеной, за кулисами, а мы - оказались на сцене с дешёвыми театральными декорациями. Однако, у нас ещё осталась смутная тоска, далёкое воспоминание по живому непосредственному мировосприятию...

96.

Письмо П. И. Чайковского к Н. Ф. Фон Мекк от 17 февраля (1марта) 1878 года.

"[...] Вы спрашиваете меня, есть ли определённая программа этой симфонии. Обыкновенно, когда по поводу симфонической вещи мне предлагают этот вопрос, я отвечаю: никакой. И в самом деле, трудно отвечать на этот вопрос. Как пересказать те неопределённые ощущения, через которые переходишь, когда пишется инструментальное сочинение без определённого сюжета? Это чисто лирический процесс. Это музыкальная исповедь души, в которой много накипело, и которая по существенному свойству своему изливается посредством звуков, подобно тому как лирический поэт высказывается стихами. Разница только та, что музыка имеет несравненно более могущественные средства и более тонкий язык для выражения различных моментов душевного настроения. Обыкновенно вдруг, самым неожиданным образом, является зерно будущего произведения. Если почва благоприятная, то есть если есть расположение к работе, зерно это с непостижимою силою и быстротою пускает корни, показывается из земли, пускает стебелёк, листья, сучья, и наконец, цветы. Я не могу иначе определить творческий процесс, как посредством этого уподобления. Вся трудность состоит в том, чтобы явилось зерно и чтоб оно попало в благоприятные условия. Всё остальное делается само собою. Напрасно я старался бы выразить Вам словами всё неизмеримое блаженство того чувства, которое охватывает меня, когда явилась новая мысль и когда она начинает разрастаться в определённые формы. Забываешь всё, делаешься точно сумасшедший, всё внутри трепещет и бьётся, едва успеваешь начинать эскизы, одна мысль погоняет другую. Иногда посреди этого волшебного процесса вдруг какой-нибудь толчок извне разбудит от этого состояния сомнамбулизма. Кто-нибудь позвонит, войдёт слуга, прозвонят часы и напомнят, что нужно идти по делу... Тяжела, невыразимо тяжелы эти перерывы. Иногда на несколько времени вдохновение отлетает; приходится искать его, и подчас тщетно. Весьма часто совершенно холодный, рассудочный технический процесс работы должен прийти на помощь. Может быть, вследствие этого и у самых великих мастеров можно проследить моменты, где недостаёт органического сцепления, где замечается шов, части целого, искусственно склеенные. Но иначе невозможно. Если б то состояние души артиста, которое называется вдохновением и которое я сейчас пытался описать Вам, продолжалось бы беспрерывно, нельзя было бы и одного дня прожить. Струны лопнули бы, и инструмент разбился бы вдребезги! Необходимо только одно: чтоб главная мысль и общие контуры всех отдельных частей явились бы не посредством искания, а сами собой, вследствие той сверхъестественной силы, которая называется вдохновением. [...] ("Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. Фон Мекк", т. I, М. - Л., "Academia", 1934, стр. 216-217. Цитируется по книге: "История эстетики. Памятники мировой этетической мысли. Т. IV, Русская Эстетика XIX века. Изд. "Искусство", М. 1969. стр. 704-705).

97.

Однажды Сократ, поразившись какою-то неожиданной мыслью, отдался ей так, что простоял на берегу моря всю ночь. Каково же было его мировосприятие и мироощущение? Способны ли мы отрешиться от всего повседневного и суетного ради прекрасного и божественного? Что же нам мешает вернуться на нашу далёкую родину?

Во-первых, это - страсть. Во-вторых - озабоченность.

Есть два способа для обретения душевного равновесия. 1: брак, семья, пристань, гавань, уют. 2: творческая самозабвенная сублимация - тернистый путь гениев и святых.

Третьего пути нет. Можно стоять всё время до выбора одного из этих начал. Но это стояние ничем не будет напоминать стояние Сократа. Это будет лишь прозябанием, зарыванию своего таланта. В таком псевдо-свободном состоянии, когда не можешь определиться с выбором пути, всё время будешь чувствовать неудовлетворённость, несвершение, давление и упрёк из неосуществлённого в полноте будущего.

Это состояние далеко от свободы. Напротив, освободиться по-настоящему от состояния прозябания можно как раз только выбором пути, но таким выбором, который будет любим.

С одной стороны, любой выбор ограничивает нашу свободу. Но с другой стороны в мире нет ничего и никого до конца свободного. Разве лишь мертвец свободен полностью от всего. Поэтому можно сказать, что любой выбор предоставляет лишь ограниченную свободу. Понятие "быть свободным" отнюдь не связывает с тем, чтобы изменить содержание своего сознания или изменить мировоззрение, или изменить привычный образ жизни и т. п. Однако, если человек не побоится пожертвовать своим малым сознанием во имя будущего большого сознания, то намерение обрести таковое, поможет сделать правильный выбор, в котором для него откроются новые горизонты, а старые предметы сознания исчезнут и пропадут сами по себе. Необходимо понимание этого механизма. Намерение действовать в новом направлении означает любить выбранный объект творчества. И через творчество открывается безграничная свобода действия.

В этом смысле, как уже говорилось, можно применить тезис: "Свобода - есть осознанная необходимость". Если есть необходимость, или искреннее намерение, в изменении больного сознания, если такое намерение обусловлено и оправдано, то глупо противиться в силу общественных, социальных, семейных или каких-либо иных навязываемых моему свободному духу норм поведения. Впрочем, такое понимание и чувство свободы всё равно остаётся ограниченным в силу прагматической тенденции. Если выбор осуществляется исключительно по необходимости, без любви, то такая "свобода" окажется величайшим злом и в конечном счёте перетечёт в свою противоположность - зло и зависимость от сделанного неверного выбора. Следовательно, лозунг: "Свобода - есть осознанная необходимость" не может являться философским определением онтологической сущности свободы. Скорее он применим к рационалистическим прагматическим манипуляциям. В духовном отношении этот принцип должен отпасть, как ступень ракеты, преодолевшей силу земного тяготения. Слово "свобода" в этом тезисе следовало бы заменить другим словом: "намерение". Однако намерение невозможно без внутренней свободной интенции души и в какой-то мере сформированного мировоззрения. Вспомним лучше другой лозунг, провозглашённый Бэконом: "Знание - сила". А если под "знанием" понимать гностическое постижение, то это уже - сверхсила!

Понятие свободы хорошо объясняет Н. Бердяев. По Бердяеву, существует по меньшей мере три понятия свободы. Первое - это рассматривавшееся нами понятие свободы "до выбора". Это понятие Бердяев характеризует как "желание освободиться от пелёнок". Эта свобода - неразумна и бессознательна. По существу, она и не является свободой, ибо человек, одержимый страстью применить свою свободу, но не знающий, как верно её применить, сделав правильный выбор, сам уже изначально не свободен, и пробует себя сначала в ложных направлениях, а только обжёгшись не единожды, начинает думать головой. Поначалу такой человек оказывается рабом своей собственной свободы. Таков дух байронизма. С. Л. Франк характеризует эту "свободу", сравнивая её с образом змеи, пожирающей свой собственный хвост (С. Л. Франк "Непостижимое" - "Das Unergrundliche Ontologische Prologimena zu eines mystischen theologie nachdruck der Ausgabe". Paris 1939). Франк приводит при этом слова Гёте: "Над силой той, что естество связует, себя преодолевший торжествует", - указывающие на то, что эта "свобода" принадлежит диалектике человеческого существа, нашего духа, и что необходимо её преодолеть, найти выход в каком-то выборе.

На первый взгляд кажется, что от выбора наша свобода будет ущемлена. Но если сам по себе выбор производится через разумное намерение в благом направлении, то, оказывается, что наша свобода совершенно не претерпевает никакого ограничения, а напротив, перед нами открываются новые горизонты. Главное, выбрать тот путь, где возможно раскрытие горизонтов. В противном случае, как в фильме Лукаса, "poor choice" в выборе чаши Грааля приводит к смерти.

Впрочем, до сих пор мы говорили о свободе объективной. Оставим рассуждения о таковой материалистам-дуалистам. Даже Владимир Соловьёв не был свободен от влияния Гегеля в отношении изначального дуалистического происхождения мира. Две противоположности сходятся и расходятся... Да, в его время ещё никто не додумался о бинарной системе исчисления. Но даже благодаря бинарной системе, оказалось возможным изобретение компьютера, открывающего неограниченные просторы свободы творчества. Значит, проблема свободы заключается вовсе не в выборе "нуля" или "единицы", а - в творчестве. Даже из ограниченного выбора "0" и/или "1" возможно безграничное сочетание всевозможных комбинаций.

Так или иначе, однажды мы приходим к тому, что содержание нашего сознания меняется. Происходит ли это с течением времени, в силу объективных или субъективных обстоятельств, - через 10 или 20 лет мы совершенно другие люди, чем были раньше.

Свобода выбора принадлежит узкому рассудочному сознанию. Расширенному сознанию свойственна иная свобода - духовная, самая истинная, высшая ступень всех возможных свобод. Эта свобода - в любви. Если есть любовь, то и выбор любимого объекта происходит легко. Для этого не нужно никаких рациональных усилий, чтобы в мгновение ока изменилось содержание нашего сознания. Целое вбирает часть без остатка. Люди жертвуют жизнью ради любви и торжества правды. Сознание с лёгкостью наполняется любимым предметом и не ощущает себя при этом ущерблённым. Напротив, счастливый человек испытывает радость и величайшее освобождение от рациональных пут. Происходит раскрепощение сердца от ролей и масок, тисками зажимавших наше забытое и потерянное "я".

Именно такою любовью, которая неразрывна связана с подлинной духовной свободой, любит всякую Свою тварь Бог.

"Распятая правда не обладает ни логической, ни юридической принудительностью. Распятая правда явилась миру, как бесконечная любовь. Но любовь не насилует меня, она делает меня бесконечно свободным. В любви всё становится для меня родным по духу, близким, в любви освобождаюсь я от чуждого и враждебного инобытия и потому обретаю я высшую свободу. Свобода должна привести меня к любви и любовь должна сделать меня свободным" (Н. Бердяев "Философия Свободного Духа").

98.

К вопросу о свободе нужно заметить, что понятие свободы тесно связано с понятием зла. Можно сделать выбор, как ведущий к добру, но можно и встать на путь зла. Если у нас есть искреннее намерение к выбору жизненного мировоззрения, то мы придём к добру. В противном случае злой путь приведёт к духовной смерти. Зло не может входить в составляющие элементы мировоззрения. Зло подобно наносной пыли, с которой необходимо бороться, чтобы не заработать астму. Зло паразитирует на добре. Учитывать его как существенную часть мировоззрения и мироздания значит подпадать под его влияние, сделаться несвободным в самом широком смысле. Ибо нельзя любить зло, потому что оно имеет тенденцию и способность возвращаться на объект сознания, которое его впитало. Даже познание зла и его природы не безопасно для всякого. И если случается, когда человек выбирает путь зла, то очень скоро его изначальная свобода до выбора обращается в зависимость от объекта выбора, который приобретает реальные формы, диктующие к тем или иным действиям. Человек становится рабом греха. И поскольку зло не имеет в себе жизненной силы, то очень быстро приходит разочарование в своём выборе, скука, болезни и смерть.

99.

Почему моей личности не присущи качества других? Почему у меня такая именно судьба? Почему я не обладаю такой душой, какою, например, обладал Сократ?

"Увидев Сократа впервые, сирийский маг и физиогном Зопир заявил, что, судя по внешнему виду, Сократ по своей натуре - человек духовно ограниченный и склонный и склонный к пороку. Это вызвало смех присутствовавших друзей Сократа, но сам он признался, что Зопир совершенно прав и всё обстоит именно так, как он сказал, но ему, Сократу, удалось с помощью разума побороть свои пороки и обуздать страсти" (В. С. Нерсесянц, Сократ. М. "Наука" 1984, с. 47).

А может быть, Сократ был не совсем прав? Может быть, при рождении нам всем присущи всевозможные потенциальные качества и недостатки? И по нашей греховности или по иным причинам мы растеряли одни, развили или не развили другие. А вся наша жизнь теперь заключается в собирании растерянного, подаренного при рождении щедрою божией десницей. Поистине, "время разбрасывать камни, и время собирать камни" (Еккл. 3,5).

Почва, на которой мы взялись выращивать древо, выходит, оказалась каменистой...

Но человеческое "я" при определённом усилии может быть подобным Вселенной и становиться одновременно и тем, и другим, и многим сразу.

А без каких-либо усилий мы будем только терять качества нашей души, вместо того, чтобы их развивать и собирать воедино. Особенно, если мы не будем иметь любви. Именно подлинная любовь по своей природной глобальности способна нам помочь отстраниться от вредных страстей, о которых говорилось выше.

Умение любить - это тоже особое качество, которому нужно учиться. Путь гениев и пророков избирают именно те, кто не потерял способности любить и даже развил этот дар до уровня, который отвечает божественному.

Если нас любят, и мы видим это, то в нас загорается ответная, сначала благодарная, а затем альтруистическая любовь. Вот почему, стоит полюбить человека искренно, как в нём проявятся такие качества, которых он и сам никогда в себе не ожидал.

Беда лишь в слепоте прагматиков, постулирующих на место любви корысть и, экстраполируя свою близорукость на других, не способных искренно любить из боязни быть чем-то кому-то обязанными. Таковые не станут читать и первые строки этой книги. Не для них всё здесь излагаемое. Те, кто читают это - "соль земли", поскольку до сих пор не отложили эту книгу прочь, а значит, понимают, о чём поистине тут идёт речь...

100.

Вот почему, прежде всего не следует нам забывать о сердце...

И в молитве - тем более.

"О сердце речь чуть ли ни на каждой странице Библии, и впервые читающий её не может не заметить, что сердцу придаётся значение не только центрального органа чувств, но и важнейшего органа познания, органа мысли и восприятия духовных воздействий. И больше того: сердце по Священному Писанию есть орган общения человека с Богом, а следовательно оно есть орган высшего познания" (Архиепископ Лука Войно-Ясеневский: "Дух. Душа. Тело". Изд. "Жизнь с Богом", Брюссель 1978, с. 30).

В молитве сердце подключается к рассудку (наступает синхронная работа обоих полушарий головного мозга) именно тогда, когда мы чувствуем, что Бог реально присутствует в нашем сознании, когда происходит соединение сознания и сердца... В этом состоянии, как говорилось, усматривается наше подлинное "я", которое связано в своей глубине с самим Богом.

"Об ощущении Бога или, вернее, благодатных воздействий Духа Божия на сердце говорят многие подвижники благочестия, многие преподобные. Все они более или менее ярко ощущали то же, что и св. Пророк Иеремия: "было в сердце моем, как бы горящий огонь" (Иер. 20, 9)" (Архиепископ Лука Войно-Ясеневский: "Дух. Душа. Тело". Изд. "Жизнь с Богом", Брюссель 1978, с. 31).

"А вот слова Макария Великого: "Сердце правит всеми органами, и когда благодать займёт все отделения сердца, господствует над всеми помыслами и членами, ибо там ум и все помыслы душевные... Там ибо должно смотреть, написана ли благодать закона духа" (Архиепископ Лука Войно-Ясеневский: "Дух. Душа. Тело". Изд. "Жизнь с Богом", Брюссель 1978, с. 32).

Когда приходишь к описанному ощущению, то чувствуешь величайшее спокойствие и умиротворение: коли со мною сам Бог, и мне так хорошо, то что значит всё остальное?! И когда в таком состоянии я занимаюсь повседневными делами, то Бог продолжает ощутимо присутствовать со мною. Стоит только одною мыслью подумать о Нём, как Он уже "здесь и теперь" и во мне и везде! Никакое дело не будет казаться бессмысленным. Я буду делать его для Него. И если я не сумею достичь ожидаемого от дела результата, то - не беда. Я не стану расстраиваться от своей неудачи, ниже впадать в депрессию. А наоборот, это тоже хорошо! Потому что не будет дела - останется и пребудет со мною Он, Бог, о котором я смогу думать более сосредоточенно и, таким образом, быть снова с Ним вместе. "Бог -- упование моё и надежда! Чего ещё убоюся?" (Псалом Давида).

Когда приходишь к такому состоянию души, необходимо закрепиться на этой ступени, не забывать этого достижения и, если не получается остаться на этом уровне постоянным образом (что, конечно не только очень трудно, но и невозможно в повседневной жизни), то хотя бы научиться приходить в такое состояние всегда, когда есть какая-либо возможность. Одинокому человеку достичь и закрепиться в этом гораздо легче, нежели тому, кто связан семейными или какими-либо иными обязательствами. И в этом - каждому по-своему даётся утешение. Божие - Богу, кесарево - кесарю. Но даже и тому, кто "утешительно обременён" "заботами мира сего", однажды предстоит оказаться перед "вечными вратами". Ведь, "каждый умирает в одиночку". Так что это "руководство" должно быть полезно для "каждого" ...

101.

Православные каноны и акафисты могут отпугнуть архаикой и запутанным для современного рационального сознания смыслом.

Чтобы органически сжиться с церковной православной традицией нужно научиться слушать и читать их не информативно, а воспринимать их неким иррациональным способом, не вдаваясь в буквальное значение каждого отдельного слова или неудобовоспринимаемой архаической фразе и, тем более, образному выражению. Следует сравнить их с иконами. Иконы - это образа (или зрительные образы, не скованные временными рамками логической выразительности), помогающие нам, как через мост, перешагнуть через препятствие, отделяющее нас от иного мира. Словесные молитвы, включая каноны, акафисты, литургию и любые иные обряды, совершаемые посредством слова или прочих культовых действ, проистекают во времени и требуют иного восприятия, благополучным исходом которого является переход через мост, лежащий между двумя реальностями: с одной стороны - мира видимого, рационального, а с другой - мира невидимого и иррационального.

Воспринимая церковные песнопения и моления, не всегда понятные и доступные рассудку современного человека, необходимо научиться понимать их подобно тому, как мы воспринимаем великие произведения композиторов. Вспомним хотя бы симфонические произведения Скрябина, Брамса, Берлиоза, Бетховена... Разве во всякой музыкальной фразе можно уловить какую-либо логику, возможно ли то или иное движение перевести на какой-нибудь человеческий язык? И тем не менее, вслушиваясь в каждый звук, мы чувствуем, как он отзывается в нашем сердце и побуждает нашу мысли и чувства к поиску возвышенного и прекрасного.

То же следует узреть внутренним сердечным умом в наших молитвах, в которых возвышенный, не осквернённый бытовым употреблением, церковно-славянский язык, может послужить немалую пользу и для современного интеллектуала, не лишённого прозорливости в чувстве прекрасного.

То же относится и к латинскому языку. Ибо во всех языках молитвы, прежде всего слова, обращены к Богу, а не к нашему суженному рассудку. Чем чаще читаешь такие молитвы, тем лучше научаешься улавливать своим сознанием кристальную чистоту духовного пространства и на этом пространстве беспредельного твоего сознания, твоего непостижимого "я" - реальное богоприсутствие. Читаешь слова, постоянные обращения к Богу, чередующиеся и повторяющиеся с другими словами и фразами, написанными когда-то святыми подвижниками Церкви Христовой, - и невольно, бессознательно, переходишь от восприятия крайне сознательного (от малого суженного ума) - к сердечному пониманию (с большим расширенным умом), так что выявляется некое среднее состояние гармонии сознания и сердца. И уже не видишь никаких раздражающих рассудок препятствий в постижении архаичного языка. Наступает синхронная работа полушарий головного мозга - именно для этого были созданы эти молитвы, которые постоянно воспроизводились веками, задолго на моего рождения и будут продолжаться долго после моей смерти. Моё сознание при таком новом состоянии преображения расширяется до состояния большого ума. Малый же ум поглощается без остатка большим, так что о таковом уже нет при этом и смысла вспоминать.

Возрастание в такой молитве будет заключаться в в качественной связи большого расширенного сознания с сердцем. И каждый раз будешь подниматься на качественно новую ступень расширения, всегда иную, нежели в каждый предыдущий момент. Это состояние не должно оставаться средним или промежуточным. Это состояние становится постоянным движением вверх. Оно промежуточно лишь в одной плоскости: сознание - сердце. Но по молитвенному продвижению происходит перемещение этого состояния относительной гармонии сознания и сердца в какую-то новую духовную глубину, новое измерение, к которому приблизиться даже страшно, и через которое трансцендирует ещё большая связь плексуса, сердца, сознания - всего организма человека - с Богом, - и происходит ещё большая их гармония...

Но как только появляется страх перед бездной ("misterium tremendum"), у которой ты оказываешься в силу того, что обнаруживаешь свою человеческую неспособность продвигаться дальше, - то сразу же возвращаешься к прежнему некогда уже знакомому некоему промежуточному состоянию относительной гармонии. Замечаешь, что держишь в руках молитвенник, читаешь малопонятные слова и фразы "мёртвого" письменного языка... На этот раз не хватило любви, чтобы преодолеть страх. Значит, в следующий раз нужно будет начинать всё с самого начала, с канонов, акафистов и молитв подвижников. Но прежде - не забыть полученный опыт: по возможности всё вспомнить, записать, зафиксировать в памяти, чтобы в следующий раз не отвлечься на каком-нибудь пустяке, суметь раскрыть свой сердце до самой глубины...

Конечно, в церковной обстановке такой подвиг невозможен. В церковь мы приходим для душевного отдыха, для духовного сосредоточения на ступени отнюдь не столь возвышенной, но для закрепления достигнутого уровня в обстановке ментального созерцания, чтобы, как бы собраться с силами для полёта в иной обстановке, когда закроешь все двери и окна, и будешь молиться Отцу Небесному в тайне, чтобы не то чтобы кто-то увидел, но, чтобы просто никто не мешал таинству общения с Создателем Мира. А для этого нужно абсолютное ощущение своей святости. Вот почему нужно сначала очиститься в Церкви. Ведь она нужна более не для здоровых, а для больных. Но кто из нас без греха? Кто бросит камень? Смогу ли я без Церкви подняться без страха до тех высот, куда зовёт Дух Божий? Каждый сам себе ответчик в этом вопросе. Однако, были и бывают времена, когда человек не имеет доступа к Церкви и даже, если имеет, то современный институт церкви, далёкий от истины Церкви Первоапостольской, возлагает такие бремена неудобоносимые, что бывшие прихожане просто перестают посещать церковь. Тогда мы берём посох, надеваем болотные сапоги и начинаем пробираться через топь сами. Если священники не допускают к Причастию из-за того, что у тебя не оформлен брак по церковным законам или если лишают благодати по каким-либо другим причинам, то нужна ли такая церковь, которая становится институтом подавления духовной свободы? Такая церковь является лишь политической социальной организацией, лишь косвенно связывающей человека с Богом, которого она преподносит с позиции, выгодной для кесаря.

"Человек - сам творец своей славы" ... Если совесть чиста, если нет на душе греха - дерзай! Почувствуй свободу и духовную независимость от неудобоносимого бремени! Обрети чувство святости, и только тогда будешь способен к духовному подвигу!

И вот, тогда, начав всё снова, уединись от всех и вся. Начни с того, что уже было описано выше. С чистой совестью сумеешь подойти к той границе, у которой в последний раз не выдержал. А теперь, уже в более-менее знакомой обстановке (если сумел всё запомнить, как достичь такого состояния из предыдущих опытов), осмотрись и попробуй пойти дальше...

Не следует отвергать всё, что связано с церковью. Несмотря на все её проблемы, Церковь является хранительницей духовных сокровищ. И многие церковные традиции могут являться для начинающего подвижника неким трамплином для духовного полёта. Очистив свою душу в таинстве покаяния и приобщившись Святым Дарам, приступи к таинству чистого молитвенного созерцания. И когда приблизишься к границе, которую не сумел перейти в прошлый раз, возможно, почувствуешь, как бы, разряд молнии. Ощутишь присутствие Божие и Его любовь, и Его величие так остро и сильно, что сердце как бы "бросится" в голову, и захватит душу и дух, в самом прямом смысле. Произойдёт трансцендирование...

"В лучшем случае роль разума сводится к тому, что он - это "возможный трамплин трансцендирования" для перехода к Богу" (K. Jaspers. Der philosophische Glaube, s. 27, -- цитируется по книге "Современная буржуазная философия и религия. Под ред. А.С.Богомолова, М. 1977, Изд. "Полит. Лит.", с 148).

Это, однако, случайные "разряды". Научиться специально вызывать такое состояние - это более высокая ступень духовного роста. Тренировка заключается в постоянном навыке души погружаться в активное молитвенное созерцание.

102.

Существует способ скорочтения, которого достигают путём тренировки (...). Некоторые люди осваивают его в силу профессиональной необходимости обрабатывать большой объём информации. Умеющий так читать как бы листает книгу, окидывая каждую страницу с угла на угол и тратя на это всего лишь несколько секунд.

При скорочтении не проговаривают слова, а воспринимают с первого взгляда их непосредственный смысл. То же самое происходит, когда знающий хорошо иностранный язык, не переводит каждое слово на родной язык, а воспринимает смысл непосредственно.

Интеллектуальному человеку, у которого произошёл отрыв сознания от сердца необходима информационная пища для удовлетворения рационального голода. Ему становится даже неинтересным чтение художественной литературы. Она кажется ему пресной. Он не получат удовольствия от поэзии, живописи, теряет способность образного восприятия. Он ищет во всём глубокий смысл, но в силу эмоционально-ценностного перекоса находит лишь поверхностный эмпиризм фабулы.

Может ли такое восприятие повлиять на молитву? Каким образом возможна традиционная церковная молитва, где информация минимальна, когда воздаётся хвала и благодарность Богу, приводятся ветхозаветные аналогии и метафоры, нагнетается чувство благоговения покаяния и радости приобщения к Создателю?

По-видимому, слова из молитвенника должны восприниматься сознанием молящегося точно так же, как и при скорочтении, улавливая непосредственный чистый их смысл. Только скорость восприятия при этом уже не важна. При скорочтении нет времени осмысливать прочитанное. Смысл, семантика текста, не задерживаются в активном узком сознании, но бессознательно оседает в подсознании. Такое состояние, когда активное сознание как бы не замечается, однако выполняет свою чисто инструментальную роль, можно сравнить с музыкальным исполнением: пианист не замечает нот и его пальцы будто сами играют, хотя убери с пюпитра ноты, и он не сможет продолжить игру, если, конечно, не заучил произведение на память, как молитву. Точно так же и опытный водитель, производит манипуляции ногой и руками и бессознательно тормозит на красный свет. Первая сигнальная система исключается. Вырабатывается рефлекс. Сознание расширяется, наступает синхронная работа полушарий.

Если при таком состоянии человек погружается в медитативное состояние, то участие сердца при этом несомненно играет главную роль. Именно в молитве рекомендуется точно такое же сосредоточенное восприятие, при котором форма слова как бы не существует. Схватывается непосредственная сущность слова, платоновская идея обретает свободу, сбрасывая со слова обманчивую многозначную оболочку.

Такое восприятие при молитве необходимо и для того, чтобы сам процесс чтения не отвлекал. Вот почему хорошо знать молитвы наизусть. Но ещё лучше, всё же, зная их наизусть всё-таки иметь перед глазами текст и при этом схватывать не формы слов, а сущности, ими обозначаемые, природа которых тождественна с соответствующими реалиями. Вспомним о молитве исихастов, в которой называние имени Бога одновременно приводит к богоприсутствию и живому с Ним соприкосновению, когда Я и Ты становится одним целым.

Воспринимая таким образом непосредственный смыл текста возможно медитировать над каждым понятием, над каждой мыслью, соединять и сохранять их в сердце иррационально непосредственным образом, минуя интеллектуальные костыли активного сознания.

103.

Мы говорим себе, что наше внутреннее смятение не позволяет сосредоточиться в молитве. Мы ждём благоприятной минуты, но она, однако, не наступает. Но эта минута приходит именно во время молитвы. В этом психологический парадокс, который как-то надо преодолеть. Чтобы хорошо молиться нужно просто молиться. Нужно пробить брешь. В этом отношении лучше всего читать любимые молитвы. Полезна может быть Псалтирь Ефрема Сирина: (Псалтирь, или богомысленные размышления, извлечения из творений святаго отца нашего Ефрема Сирианина и расположенных по порядку псалмов Давидовых. Издание девятое Афонского Русского Пантелеймонова монастыря. Москва Типолитография И. Ефимова, преем. И.С.Ефимов, Б.Якиманка, с.д. 1913).

Но если молитва читается через силу, то следует начать её выполнение как епитимию, благословение на которую даже при желании можно испросить у священника. Ибо епитимию, хочешь-ни-хочешь, но должен исполнить. И тогда найдёшь час утром и час вечером для священного дела. И если даже случится отложить молитву, то необходимо помолиться в другой "неурочный" или "урочный" час дополнительно. Можно завести календарь и отмечать дни, когда не сумел помолиться как полагается. И если епитимия на сорок дней растянется на пятьдесят, то и это не страшно. Главное - выработать привычку к молитве. Впрочем, прибегать к отсрочкам не следует. Иначе можно потерять набранную высоту. Камень летит вверх пока обладает силой инерции. Затем он неизбежно возвращается на землю. Но если ему удаётся преодолеть силы притяжения, то в открытом космосе он будет продолжать свободный полёт. Такая епитимия за один раз способна научить усердию в молитве и переключить сознание из узкого в широкое. Всё это сказано здесь для того, чтобы подвижник не пугался брать на себя обязанность. Значение епитимии - исцеляющее, освобождающее от груза мешающих духовной жизни привычек. Необходимо лишь сделать первое решающее усилие, вырваться из зоны греховного или обыденного притяжения. Нужно научиться молиться, и молиться по-настоящему.

104.

Молитва - это исполнение долга. Поэтому в ней не обязательно должно быть присутствие экстаза. И прикладываясь к иконе или ко кресту, не следует вызывать у себя искусственное, идущее из головы, сентиментальное чувство. Всякое чувство должно быть естественным результатом совершённой работы. Кликушество, "говорение языками" или слезливые массовые причитания в сектантских молитвенных домах - есть ни что иное, как способ достижения ненормального экстаза, особый род духовной наркомании, "религиозная сивуха", гедонистическое эгоцентрическое стремление в обратную сторону от духовного постижения божественного мира. Людям подверженным этой зависимости невозможно втолковать то, что они попусту теряют время, полагая, что таким образом общаются с Богом, как невозможно убедить мать, что слепая эгоистическая любовь к своему ребёнку может быть величайшим злом (см. Книгу "Расторжение брака" К. С. Льюиса).

К Богу следует обращаться не для того, чтобы вызвать в своём сердце сентиментальные чувства, а просто для самой с Ним связи, и по Его благодатной духовной щедрости Он не преминет ответить, и, может быть, даже не только духовными дарами, но и судьбоносными событиями нашей жизни.

"Страстная молитва - это когда мы любим не Его самого, а то, о чём Его просим" (Антоний Блюм).

Связь с Богом возможна при условии достижения состояния Большого Ума, со всеми условиями и законами, сопровождающими его появление. И пока мы не обрели такого состояния, попытка ощутить Бога останется безуспешной. Ложное ощущение Бога происходит при описанных сентиментальных душевно-телесных поползновениях, проистекающих в состоянии заточения в малом уме.

105.

При работе с молитвенником глаза и ум прикованы к буквам и словам. Из подсознания могут то и дело вылезать и отвлекать от молитвы посторонние мысли. Может так случиться, что некоторое время спустя, даже далеко после окончания молитвы, к нам может неожиданно прийти решение тех житейских проблем, которые нам мешали сосредоточиться.

Загоняя их в подсознание и нарочно не давая им выхода во время молитвы, мы вовсе не избавляемся от них, отнюдь не отгораживаемся от них. Мыслительные процессы, протекающие в подсознании, не заметны для нас и происходят гораздо более эффективно, нежели в том случае, если мы пытаемся разрешить их исключительно рациональными силами. Если человек погружается в состояние Большого Ума, то он отсылает на более глубокий уровень и все свои проблемы, которые как бы при помощи сверхмощного компьютера там обрабатываются и дискретное их решение направляется обратно в рациональную периферию.

Их спонтанно-неощутимое движение в нашем подсознании находит такую интеграцию, при которой привлекается столько дополнительных ресурсов и информации, которую может собрать вместе и обработать лишь некая неискусственная сила, куда более мощная, нежели рефлектирующая аналитическая логика узкого рассудка, не способного уловить все цветовые полутона. Так, вероятно, Менделеев увидел во сне таблицу химических элементов, а Ломоносов узнал, где погиб его отец.

Это движение подсознательной мысли проходит через некую дверь, обыкновенно закрытую нашим обыденным сознанием, и там, в глубинах духовных сфер она способна соприкоснуться с божественным миром, где возможна обработка всей информации с учётом множества факторов, не доступных нам непосредственно.

106.

"Лучше сидеть и думать о Боге, чем стоять и думать о ногах". С одной стороны, это верная пословица. Однако, "думать" и "молиться" - разные вещи. И если при молитве заметил, что думаешь о ногах или коленях, на которых стоишь, о зарплате или жилищных проблемах, о политике, философии, психологии, о молитве или даже о Боге, то это свидетельствует о рассеянности, не сосредоточенности, о том, что ты пребываешь в состоянии суженного рассудка, при котором невозможен мистический контакт с Богом в первом лице.

"Человек с двоящимися мыслями нетвёрд во всех путях своих" (Иак. 1, 8). Нужно возмутиться сердцем против своей нерешительности, пассивности, граничащей со скукой и равнодушием. Нужно пожертвовать лже-свободой в вопросе выбора жизни или смерти, молитвы или прозябания.

"Горе имеем сердца!"

"Имамы ко Господу!"

"Благодарим Господа!"

Покаемся в своей чёрствости, поблагодарим Бога за милость и благодать, которую Он посылает; посылает в любое время нашей жизни. Сейчас, читая эти строки, ты, читатель, можешь её почувствовать и восприняв, соединиться с Ним в мистическом контакте. Бери! Читая это, проси:

"Подай, Господи!"

Какие тут ещё могут быть мысли о ногах или коленках! Когда молитва посвящена Богу, а не мыслям, подобным этим, то уже никак не будешь думать ни о чём постороннем, чтобы не превратиться в больного рефлектирующего эгоиста.

Нужно делать искренне то, что требует ситуация. Но чтобы не впадать в соблазн делать то, что хочется, нужен решительный выбор. А сделав уже выбор, решительно поверить в своё намерение; нужно, если угодно, внушить себе необходимую мысль, поскольку знаешь, что эта мысль верная, истинная. И тогда соблазн и сомнение уйдут в сторону, потеряют смысл и кажущееся бытие. Внушение себе веры в то, что разумно, позитивно, имеет прагматический объективный смысл, является своеобразным "fixation of belief" ("закрепление верования"), - метод прагматической философии, помогающий преодолевать себя и подниматься по ступеням к совершенствованию своей личности ("Современная буржуазная философия и религия" под ред. А.С. Богомолова, М. 1977, Изд. "Полит. Лит.", с. 67).

"Бог видит всех, Бога же видит лишь тот, кто во время молитвы ничего иного, кроме Бога, не видит", - говорят святые отцы, авторы "Добротолюбия" (Христианская жизнь по Добротолюбию. Избранные места из творений святых Отцов и Учителей Церкви. Издание Казанско-Богородицкого мужского монастыря. г. Харбин. Собственная монастырская типография, 1930 г.).

Вот почему важно не ограничиваться импровизацией молитвы или молитвой "своими словами". "Своими словами" - зачастую вовсе не означает молиться, а скорее - думать. Богомыслие - хорошая вещь, но оно имеет другой смысл и другое назначение по отношению к молитве.

Порою молиться своими словами - значит не молиться, а придумывать красноречивые фразы, даже если полагаешь, что тебя слышит лишь один Бог. Но всё же, порою случается с нами и такое, что "от избытка сердца говорят уста" (Мф. 12, 34).

Молиться по-настоящему своими словами труднее, потому что нужно преодолевать "проблему красноречия", остро различать границу между богомыслием и молитвой; нужно научиться "преодолевать" богомыслие ради молитвы Богу.

Поможет обыкновенное молитвенное правило, "стандартные" канонические молитвы, записанные святыми отцами Церкви. Они позволят нам проникнуться их духом, как бы разогнаться для прыжка... Они подведут нас к тому, что однажды мы вдруг сможем прервать их чтение, отложить молитвослов в сторону и молиться даже может быть уже безо всяких слов... Слова молитвы -- необходимый ключ к нашему сердцу, которое заперла суета мысленного потока, тысячи запретов и ограничений ума. Они подобны проявителю, без которого изображение нашего сердца остаётся или невидимым, или смазано-искажённым и расплывчатым. Такое вступление в молитву сравнимо с работой компьютера: при его включении начинается загрузка операционной системы, вводится пароль и выбирается необходимая для дальнейшей работы программа.

Если пренебрегать каноническими молитвами в пользу молитв спонтанных, то мы окажемся подобны "художнику-модернисту", пытающемуся найти глубинный смысл в сочетании красок, брошенных им из-за плеча в порыве своеобразного "вдохновения". Когда же он убедит себя в том, что его рукой, якобы, водила "сила свыше" и "обнаружит" притянутый за уши смысл такой своеобразной "оригинальной" мазни, то может даже почувствует некое удовлетворение...

Нужно быть роботом, чтобы загрузить "железо" с программной строки, не прибегая к операционной системе, "языку высокого уровня" и посредническим программным устройствам (interface).

Для этого у нас есть духовное наследие святых отцов, традиции, церковное учение, богословие, и философия религии, и здравый смысл, который мы способны применить в намерении продвинуться в Духовном Космосе.

Но вот вопрос: кому молятся те, кто прибегают сразу же к своим собственным словам? Не в пустоту ли улетают их призывы о помощи в своих нуждах, о которых слюняво и слезливо молят они, биясь о пол лбами? Обращаются ли они к Богу с благодарностью, отдавая свою молитву как дар, единственно для того, чтобы просто соприкоснуться с Ним без всякой корысти получить что-либо взамен?..

А Он желает именно этого. Более того: "милости, а не жертвы"! Ведь как мы ценим минуты, проведённые с любимым человеком, когда нам не нужны и не важны никакие слова! Нам хочется лишь только взаимной встречи глаз, лёгкого соприкосновения, всё большей и большей любви, которую мы испытываем при этом. Любимый человек не только нам дорог, но и не сторонится нас, не отводит взора с холодностью, избегая контакта. Он со мной! И этого достаточно! Ведь он тоже любит. И Он любит!

Помочь забыть о коленях поможет чередование стояния на них и на ногах - поклоны. Быть может, и в этом заключается их значение, кроме, разумеется, основного: покаянного, когда хочется всем своим существом и естеством выразить и выразиться перед Богом, Которого оскорбил своими грехами. Крестное знамение тоже отвлекает наше сознание от ног и от мыленного блуда: касаясь пальцами лба, мы, как бы собираем наше мышление, соединяем его с телесным естеством, сердцем и дыханием. Если глубоко осознавать символическое значение крестного знамения, то его расшифровка указывает на то, как осуществляется синхронизация половин головного мозга левого и правого полушарий, как происходит кардиолизация (осердечивания) ума, как тело приходит в гармонию с душой, подготавливая последнюю для Откровения Духу Божию.

При покаянии нужно просить до тех пор, пока не почувствуешь конкретно, что Господь простил. Органная месса И. С. Баха ми бемоль мажор В.622 ("Die Busse") "Покаяние", - мощный фигурированный хорал ("Aus fiefer not schrei ich rudir") "Из глубины нужды восклицаю Тебе", "Покаянная песнь", - очень хорошо даёт почувствовать такое состояние. В соответствующем месте, в самом "апогее" покаянного настроения подключается ещё один регистр органа, до этого момента не звучавший...

("По Лютеру, всякое истинное покаяние приводит к радостному сознанию искупления. Это объясняет характер музыки хорала -- от умиротворённого звучания в начале номера, через постепенное нагнетание страстности, экстатичности призывов к Богу до победоносного утверждения ритма радости. Таким образом мотив радости, вступающий в конце хорала, и длинная каденция, заключающая хорал, получает глубокий смысл, олицетворяя победу над мраком" - цитата с конверта альбома грампластинки).

Но если б даже и с небес постоянно звучала музыка, то и тогда обыватель полагал бы, что это так и должно быть, и так же бы привык к такому явлению, как привык к тому, что "ложится спать и встаёт" и не помышляет о том, что "Господь охраняет его". Неверующий может объяснить духовное просветление простым самовнушением. Он будет прав лишь отчасти.

Если мы сами внушаем себе истинную мысль, от которой благоговеем, то в отличие от любых внушений внешнего порядка, такое внушение предполагает наш свободный выбор. Именно внешним, насильственным будет такое действие, когда мне навязывают чуждую мне мысль, даже если она истинная, но не пережита мною, будь то даже непосредственное объективное влияние Самого Бога. Мир материи, фактом своего эмпирического воздействия, на протяжении всей нашей жизни совершает насилие над человеческим духом, навязывает свою "веру" в себя, в которую мы вынуждены верить безоговорочно с самого рождения. Мы все подвержены этой магии объективного мира. Магии же противостоит мистика молитвы.

Даже если в процессе покаяния наши чувства являются переживаниями чисто психологического или физиологического порядка, это вовсе не означает отсутствия реального милосердия Божия в нашем акте покаяния. От такого "параллелизма" роль покаяния ничуть не уменьшается, и, тем более, не принижается при этом значение Откровения, которое возможно в результате молитвы, будь таковая покаянной или благодарственной, или просто чистой бессловесной молитвой в Духе. Напротив, осознавая этот механизм, видишь за видимым невидимое, и удивляешься тому, как был слеп и глух до этого...

107.

Теперь следует сказать несколько слов о том, что такое Откровение.

Откровение, конечно, невозможно внешним образом, совершающимся насильно, подобно тому как произошла бы встреча с инопланетянами. Подлинное Откровение - это внутренний духовный мистический процесс. И, как процесс, он невозможен по действию и по переживанию без двустороннего движения. Он по своей сути таков, что открывается только тому, что открыто, что движется навстречу.

Бог не может стучать в дверь нашей души насильно. Если я не открываю дверь, то деликатный человек, даже зная, что я дома и не желаю беспокойства, не станет ломать мои запоры. Вот почему невозможно насильно обратить даже в истинную веру.

Вред современного псевдо-миссионерства может быть в том, что оно рассчитано на необразованных мещан и более всего присущ корыстной деятельности сектантских группировок, претендующих на свою особенность и исключительность. Это -- пройдённый этап в истории апостольской Церкви, в наше время урбанизации и глобальной культурной информации, предоставляющей свободу религиозного выбора. Сектантские же группировки, напротив ставят своей целью вовлечение в свои ряды социально неблагополучных и отчуждённых, проявляя участие в их судьбе до того момента, пока их подбоечные не оказываются прочно зацепленным на их крючке, связанные либо материально, либо отчуждены асоциально по отношению своей семье и/или государству, либо какими-либо ещё способами, на который сектантские лидеры оказываются весьма изощрёнными. Их процветание - глубокий упрёк апостольским церквям, которые страдают консерватизмом и к своей пастве зачастую обращены в лучшем случае боком, а в худшем -- спиной. Свобода веры зачастую оборачивается полным безразличием. Священники уделяют основное внимание тем прихожанам, которые подписываются регулярно платить десятину. Все остальные - постольку-поскольку...

Сознание современного человека, если и поднимается до истин, излагаемых Церковью, то осуществляет это во многом благодаря своим собственным усилиям и намерениям. И деятельность современных миссионеров для пытливого ума может только препятствовать Откровению Божества. Почему-то большинство так называющих себя верующих, едва воцерковившихся, вдруг становятся одержимыми в своих усилиях обратить кого-либо в свою веру, будто бы это является самым главным во всём христианстве. Они забывают о том, что необходимая информация уже итак содержится в современной культуре, насквозь пронизанной христианством (пусть даже в негативной форме атеизма), - тем некогда распятым Словом, которое отождествляясь в Крестом, предоставляет полную свободу, открывая тем самым в Своей любви Бога. И мысль, что русский человек может быть или с Богом, или против Бога, но никогда без Бога (Иером. И. Кологривов "Очерки по Истории Русской Святости", Изд. "Жизнь с Богом", Брюссель, 1961, гл. "Психологические Основы"), по-видимому, уместна именно здесь. Вот почему, как пишет о. Александр Мень, происходит и обратный процесс: "Гонители веры не раз становились её исповедниками и мучениками" (о. А. Мень, (псевдоним Светлов Э.) "Истоки религии", Изд. "Жизнь с Богом", Брюссель, 1970).

Остаётся простой вопрос: станет ли таким исповедником тот, кто никогда не преодолевал себя, кому находиться в христианстве просто удобно, выгодно или привычно? И возможно ли, что миссионерская деятельность принесёт какую-нибудь пользу сильной личности? А если она рассчитана на обывателей, то зачем их плодить, да ещё и в лоне Церкви? Их ведь и без того везде хватает...

Понятие "миссионерство" может быть лишь синонимом "религиозное просвещение", которое отличается от творческой мистики так же, как отличается богомыслие от живого общения с Богом в первом лице.

Так мы снова вернулись к понятию Откровения...

Откровение -- это имманентный, неразрывный и присущий нашему познавательному и молитвенному движению процесс. Именно из-за того, что это процесс динамичный, мы не сразу определяем его природу. Ибо как только хотим её понять, облечь в понятие, мысль ускользает, расплывается. Процесс Откровения неразрывен с динамикой нашей духовной жизни.

Процесс Откровения остаётся непостижимым для нашего субъекта именно потому, что как только мы хотим зафиксировать в понятии наше духовное субъективно-реальное чувство, то движение останавливается, а мы таким образом остаёмся как бы в пустоте и ни с чем. Ибо духовная динамика в понятии невыразима. По диалектике природы всякое понятие статично, определено со всех сторон, ограничено своими противоположностями и другими понятиями. И то, что в каждый новый момент перестаёт быть собою, под понятие подвести невозможно. И этот закон -- факт духовной жизни, залог возможности Откровения для продвижения в иное измерение.

108.

Мы забываем о том состоянии в молитве, когда остро переживаются свои грехи и безграничное прощение милосердие Божие. Мы привыкаем к тому, к чему привыкать нельзя; начинаем считать, что раз Господь прощает по Своему великому милосердию, то достаточно прочесть необходимые молитвы, и индульгенция будет получена, а наши счёты с Богом - покончены, ...

Такая рационалистическая установка, тянущаяся из невежественного средневековья, в корне неверна. Нужно молиться и усиленно просить о прощении. Ждать, ждать и ждать, пока не почувствуешь своей совестью, всей душой, что прощён и что Бог любит тебя.

К сожалению, зачастую у нас нет времени для такой молитвы. Тем не менее, молиться нужно усердно. Иначе это - пустая трата нашего времени, неосмысленное грубое духовное невежество.

Кто-то сказал, что молитва более необходима человеку, нежели Богу. Бог знает все наши проблемы ещё до того, как мы их осознали или начали молиться. Однако, в процессе молитвы, погружаясь в духовные сферы, мы открываем дверь со своей стороны и позволяем проникнуть в наше сознание информации свыше и таким образом впоследствии что-то осмыслить и затем исправить свои ошибки и только таким образом обрести искупление и подлинное избавление от грехов.

"Непрестанно молитесь", - говорит Апостол Павел.

Конечно, не всегда бывает возможно совершать такую искупительную молитву. Однако, если видишь, что не приходит облегчающий душу свет, так хорошо выраженный в органной мессе И. С. Баха, о которой была речь выше, то, видимо, не следует позволять себе церковного Причастия, даже если и прошёл формально через церковную Исповедь (общую или индивидуальную). Чтобы научиться в молитве чувствовать Бога, не следует отдавать молитве предпочтение церковному обряду. И тогда в другой раз, возможно, получится раскрыть дверь для Откровения и настоящего прощения.

Однако, здесь существует опасность отпадения от Церкви. Если никак не получается почувствовать прощения в молитве, значит слишком сильно заскорузла наша душа. Тогда церковные обряды могут и помочь, и потому нам следует из благоразумия пойти к Причастию. Ибо Таинство Исповеди и Причастия обладают мистической силой, и являются огромной поддержкой в нашей духовной молитвенной жизни. Если не получается самому открыть дверь, то Церковь способна оказать в том помощь. Приобщение ко Христу через Таинство Причастия является иным путём в то же самое духовное Царство. Случается так, что по приобщении к Спасительным Тайнам Христовым, дверь к Нему легко откроется. И тогда, попав в стремнину течения, нужно немедля подхватить руль и удерживать наш корабль по центру движения.

Надо здесь же заметить, что открыть эту дверь силой нельзя. Тем не менее, усилие, точнее, усердие и намерение достичь результата необходимы. Однако, для этого необходим ключ. Ключ же хранится в умении освободить сердце от рациональных запретов и духовного невежества. Однако и не следует пренебрегать нашим рациональным уровнем сознания, исходя из той мысли, что Бог - это "совершенно иное" ("Das ganz Andere"), ибо хотя это и так, однако, соприкоснуться с Ним мы не можем, совсем отвергнув наш сознательный пласт. Роль сознания при этом, как говорилось ранее, в основном инструментальная.

109.

Зачастую наша молитва становится чересчур христоцентричной...

Христос стал человеком, чтобы человеку подняться к Богу, а не только стать святым человеком в той или иной мере. Нужно чтобы покаяние в грехах не мешало благоговейно молиться и выражать любовь к Богу, а не одну свою перед Ним низость. "Уничижение твари может быть лишь уничижением тварью в себе греха, а не Божьего творения, не замысла Божьего" (Н. Бердяев Философия свободного духа", с. 97). В противном случае получается то, что мы умаляем само значение Христа: начинаем считать Его за хорошего "царя" или просто за добренького "дядю", который готов всё нам простить. Пропадает благоговение перед Богом. А Христос - Бог. И христианин не должен забывать, что за Христом - Бог Святая Троица во всей её полноте и непостижимой таинственности. И Христос - Одно из Лиц Бога, одно из Его проявлений. Христос - Бог - в то же время и совершенный Человек. И образ человека, как такового, не должен затмевать от нас таинственной полноты Бога.

Даже если мы и молимся регулярно, тем не менее, грешим ещё чаще. Признаться, в грехе тяжело, и мы готовы скривить душой, чтобы оправдать себя внутренне. Вот почему молитва бывает тяжёлой, с внутренней борьбой, без благодати. Чувствуя свою греховность, совесть не позволяет молиться так, чтобы произошло Откровение. Сердце закрывает клапан подсознательного прохода к горнему миру.

"Грех - это личная неверность личной дружбе, цель которой - любовь" (См. ссылку ранее).

Сначала молитва нас тяготит, затем становится сухой и формальной. То же самое происходит и с нашей верой. Даже после исповеди, порою, мы чувствуем, что не получили прощения грехов. Мы оказываемся неуверенными в нашем прощении даже и потом, в другой раз, уже по памяти прошлого отрицательного опыта, снова по нашему маловерию не испытываем чувства облегчения. Мы становимся не уверены в прощении на подсознательном уровне. Мы только знаем теоретически, что Бог милосерд, и потому как бы "должен" простить, если мы прошли через все надлежащие ритуалы получения индульгенции.

Ещё наша молитва становится сухой оттого, если мы не переживаем сильного чувства раскаяния, а то, какое было, потому кажется нам даже не совсем искренним...

Нужно сказать себе: "Мне это надоело! Я - живой". Если его нет, то нужно вызвать такое состояние, которое будет способствовать появлению чувств и эмоций.

Эмоции, конечно, - препятствие для высоких ступеней молитвы. Однако, описывая здесь не только низкие ступени духовного творчества, но и болезненные состояния души, тем самым мы пытаемся как бы "пробить брешь" психологического закоснения души, чтобы как раз указать путь для её восхождения.

Мы слишком привыкаем к своему стереотипному отношению к Богу, особенно если начинаем брать пример с других верующих, зачастую подвластных силам привычки и бытовым традициям "церковно-религиозного материализма". И даже в молитве можем не осознавать всей типичности такого застоя. Молитва становится формальным действом. Мы полагаем, что всему виной некая "сухость" ... Мы привыкаем к Богу, подобно тому как привыкаем к родным и близким, так что начинаем считать их пребывание с нами самим собою разумеющимся фактом и при этом теряем живое их ощущение, свою чуткость к ним.

Но случаются обстоятельства, когда долго не бываешь в храме, несколько дней нет возможности сосредоточиться, помолиться (например, в путешествии). И вот, когда возвращаешься к обычному ритму жизни, то вдруг живо чувствуешь, чего ты был лишён. Тогда просыпается душа, и начинаешь чувствовать Того, Кто внимает твоей молитве...

Точно так же должно обстоять дело и с покаянием, через которое мы возвращаемся к Богу.

110.

Итак, очистившись через покаяние, снова попробуем обратиться к молитвенному творчеству. Может быть на этот раз сумеем подняться на ступень выше? Не боясь повториться, начнём сызнова нашу "йогу".

Попробуем ощутить, как Бог входит в меня, сверху, через темя, заполняет весь мой мозг и сознание, а потом и сердце. Для того, чтобы возникла синхронизация левого и правого полушарий мозга потребуется сосредоточенная работа, пока мы не достигнем состояния "большого ума", о котором говорилось выше.

Уловив момент, когда Дух Святой через сущность слов молитвы войдёт и наполнит моё сознание, очистив его при этом Собою от всего лишнего, нужно пойти навстречу Ему из сердца и в знакомом уже (из предыдущего опыта) состоянии гармонии сердца и сознания пойти далее: соединиться в этом встречном движении с Богом и в мимолётном пребывании в единстве при Его помощи вылететь через голову, через остатки своего узкого сознания во вне, забыв своё "я", бросив его совсем. И тогда, как ни странно, пустым не останешься, а напротив, наполнишься ещё более Духом Божиим и присущей Ему сладостной благодатью, ощутимой буквально физически, во всём теле, и в особенности - в плексусе, так называемом "солнечном сплетении" - в некоем психическом и физическом средоточии, или по иной терминологии - в "точке сборки" нашего физического, психического и астрального тел.

При этом и весь окружающий физический мир перестаёт быть отчуждённо-внешним, а становится открытым, родственным моей душе, таким, каким он пребывает в мироощущении ребёнка, душа которого ещё не замутнена, не объективирована отравляющей рассудочной деятельностью.

Однако, не следует злоупотреблять такими духовными упражнениями. Такие духовные путешествия следует совершать в особенной обстановке, наедине, заранее будучи уверенным, что ничто и никто не помешает. Лишь при достаточном духовном опыте подобная трансфигурация в какой-то мере возможна и при неблагоприятных условиях окружающей среды: на работе, в толпе незнакомых людей, в заточении. Следует опасаться того, чтобы это занятие не превратилось в йогу, в способ достижения состояния экзальтации, при котором нет богоприсутствия и когда по окончании вместо возвышенного духовного состояния наступает депрессия, после которой не будет ни сил, ни воли проделать подобные упражнения снова. Если произошла потеря богоприсутствия, вполне возможно, Его место займёт злая сила. Такое экзальтирование сплошь и рядом присутствует среди верующих, особенно сектантов, которые специально производят такие духовные извращения, причём коллективно, начиная молиться, причитать, кричать, рыдать, биться лбом о пол. Когда такое случается с человеком, в народе говорят, что он "впал в прелесть". При этом возникает и зависимость, ничем не отличающаяся от зависимости наркомана. По-видимому, "впадая в прелесть" мозг человека вырабатывает какое-то вещество, действующее подобно наркотику. Впрочем, этот вопрос надлежит исследовать медикам, и останавливаться на этом здесь не будем.

Если достичь состояния единения с Богом в "молитве без слов", о которой здесь идёт речь, не получается в данный момент, то, возможно, что у нас просто не соответствующее состояние души как раз и только в данный момент. Не следует добиваться благодати через силу. Не следует добиваться этого состояния ради состояния. Это и есть ложный путь, уводящий к "прелести". Нужно начинать со словесной молитвы, обращённой к Богу. Слова молитвы - подобны операционной системе и набору паролей для загрузки компьютера. Вот почему слова обладают реальной силой, которая позволяет нам проникнуть в область Духа Божия. Поэтому настоящее реальное духовное творчество, молитвенный подвиг, путешествие в духовный Космос, - должны совершаться только ради Бога и в Боге. И если возникает трудность, то следует отложить наш вояж до лучшего времени, а в другой раз не следует говорить себе, что, вот, в прошлый раз не получилось и, значит, теперь тоже может не выйти. Возможно, что теперь, у меня другое состояние. Ведь даже физически мы не всегда чувствуем себя одинаково. Наше тело подвержено усталости и болезненным состояниям.

Надо начать с малого разума и шаг за шагом постепенно подниматься по ступеням. Так же следует гнать мысль о том, что я, мол, пережил означенное состояние однажды и теперь знаю, как его снова вызвать...

Это - рассудочная мысль малого ума, оторванного от жизни духа. Жизнь же духа заключается в непрестанной молитве и созерцании божественных миров. Смысл жизни пребывать в единении с Богом. И как только мы прекращаем так жить, мы отступаем от Бога, а если связующая с Ним нить оборвана, то в другой раз, несмотря ни на какие знания (в том числе изложенные здесь), мы не сможем приблизиться к Богу. И тогда придётся начинать всё с нуля. В этом смысле эта работа может для кого-то остаться непонятной и даже бесполезной, так как она опирается на символы малого разума; с другой стороны, тот, кто испытывал когда-нибудь мистическую радость, напротив, тому она сможет оказать помощь и руководство для возвращения в своё духовное отечество.

Нужно всегда и постоянно говорить себе: "Всё прекрасно! У меня превосходное настроение!" И тогда наше душевное здоровье действительно будет способно улучшиться. Если на душе нет тяжёлого греха, будучи в общении с Богом, нельзя быть недовольным, нельзя иметь плохое настроение. Иначе последнее само по себе уже явится для нас грехом, который по евангельской притче о бесе не бывает один, но в чисто выметенное жилище вместе с собой приводит и других бесов, более злейших, чем он (Мф. 12, 43-46). Греша плохим настроением, мы топим сами себя в этом грехе, погрязаем в нём и не можем уже никак выбраться даже к просто нормальному состоянию духа.

111.

Случается такое состояние, которое философы-экзистенциалисты называют "пограничным". Обычно человек осознаёт себя где-то между прошлым и будущим субъективно-психологическим временем, но не в реальном настоящем. При пограничной ситуации он начинает остро чувствовать настоящее время, "здесь и теперь", причём субъективное объективируется и начинаешь смотреть на своё "я" как бы одновременно со стороны и изнутри себя. Происходит слияние с окружающим миром, начинаешь чувствовать психологическую основу природы. Если при этом сконцентрировать своё внимание не на материальном субстрате мира, а на духовном, то возможно испытать Откровение Бога.

И если произошло какое-то событие, достойное переживания, которое выбило нас из обычного течения жизни, то вместо всецелого погружения в свои субъективные чувства и эмоции, следует воспользоваться таким событием, чтобы отключиться от бесконечного потока забот, от маниакальной зацикленности нашего рационального узкого сознания (малого разума), и всецело сосредоточиться на Боге. И тогда, не теряя ни дня, нужно начать с самой первой ступени продвигаться вперёд, непрестанно упражняясь в молитве, не давая погаснуть неожиданно вспыхнувшему огню.

Так, жизненная неудача, беда, трагедия могут послужить к нашему благу, если сосредоточить своё внимание на божественной благодати, доступ к которой неожиданно открылся благодаря случившемуся. Такое Откровение послужит к скорейшему исцелению от полученной из внешнего мира травмы и связанного с ней недуга.

Согласно апостолу Павлу, существует "печаль ради Бога", которая "производит неизменное покаяние (метанойя) ко спасению, а печаль мирская производит смерть".

Высшая степень счастья - быть счастливым в несчастье. Противоположное этому - "febris erotica" - "любовная лихорадка", о которой доктор Крупов у Герцена в его рассказе "Кто виноват" говорит, как об иллюзии счастья или как о болезни, способной перейти в состояние амока (см. новеллу "Амок" Стефана Цвейга), после которой наступает опустошение и депрессия - та же самая "мирская печаль".

Всякое жизненное потрясение может иметь двоякое последствие. В большинстве случаев оно действует отрицательно. Так, зачастую, молодые люди в силу своей душеной неопытности, впадают в любовную горячку, испытывают экзальтический взлёт, становятся одержимы в своей страсти, а затем, натолкнувшись на непреодолимое препятствие, испытывают фрустрацию, глубокое разочарование.

Когда нами овладела "мирская печаль", то исцеление возможно, если мы направим взор к Богу и постараемся всеми способами войти с Ним в контакт.

Даже если с нами ничего не происходит, и мы, как говорится, влачим своё бренное существование, пробиваясь сквозь будничную рутину без особенных радостей или печалей, - всё равно мы больны, как большинство людей, не ведающих о том предмете, которому посвящена эта работа. Они и мы тем более нуждаются и нуждаемся в лекарстве.

Чтобы после фрустрации наша болезнь не усугубилась, необходим её перевод в её противоположность - в состояние духовного здоровья. И скорее всего такое возможно осуществить тому человеку, кто хотя бы раз испытал какое-то потрясение, нежели тому, с которым ничего не происходит, который живёт, как он полагает, здоровой и размеренной жизнью, не подозревая того, что он, по выражению Л. Толстова, "давно умер и сгнил".

Оказавшись в пограничной ситуации, у нас обостряется восприятие подлинной жизни, которая остро обнажается на фоне её суррогатов - тленных богатств и соблазнов мира сего, обладание которыми зачастую и затмевает подлинное духовное счастье.

112.

Одним из определений эволюции может быть такое: эволюция - есть переход количества в качество.

В сознании человека, страдающего депрессией, присутствует зафиксированное в памяти некое количество субъективного сознательного, бессознательного и эмоционального материала в неупорядоченном состоянии. Если суметь упорядочить большую часть таких записей, вывести бессознательное на сознательный уровень и дать понятийное определение не осознанным и не выведенным на сознательный уровень эмоциям, то можно считать, что в сознании такого человека произойдёт качественная психологическая эволюция, иными словами, душевное исцеление от недуга инфантильности, - первый шаг к "духовной эволюции".

Если же такого перехода в качество не происходит, то сознание деградирует, распадается на ещё более мелкие и множественные субъективные субстраты, не имеющие связи между собой и с космическим бытием. Так происходит не только физическая, но и духовная смерть, превращение в ничто, в небытие, являющееся пустой средой, в которой пребывает сущее.

Следует сделать пояснение к понятию "эволюция сознания". Это понятие верно лишь с точки зрения раскрытия нашего подлинного "я", которое может быть не вполне осознано нашим узким малым умом. Эволюция сознания возможна лишь на душевно-психологическом уровне.

На духовном уровне эволюции нет. Вместо эволюции духа может быть только Откровение Духа Божия. Поэтому может быть только психическая и душевная эволюция, которая направлена от человека. И если человек достигает определённой ступени при помощи собственных усилий и оказывается способным достаточно открыть себя для восприятия духовного мира, тогда и происходит Откровение свыше духовного в душевное. Происходит слияние двух родственных миров, дальнейшее продвижение в Духе.

113.

Все люди хотят быть счастливыми. Но в чём заключается подлинное счастье? Мы начинаем искать его во внешнем мире. Восторгается героями, романтикой их подвигов. Мы ищем его в безумстве страстной любви, в благополучии и роскоши... Но очень скоро человек разочаровывается в своих попытках воскресить пограничное состояние духа, напротив, начинает тяготиться самой жизнью подобно Пушкинскому Онегину и Лермонтовскому Печорину - "лишним людям".

Что как не поиск пограничной ситуации, пьянящий голову и возбуждающий кровь риск, толкает всяческого рода революционеров и террористов на восстания и преступления? Что как не поиск того же состояния заставляет и современных диссидентов выступать против власти даже тогда, когда власть уже поменялась и когда их действия не приносят ничего положительного?

Очень часто и верующие находят своё призвание в противостоянии власти вместо того, чтобы подвязаться на духовном поприще, где может быть не меньше подвигов. Стать подвижником духа, аскетом, жить в бедности - отнюдь не легче, чем рисковать, занимаясь подпольной деятельностью, а много труднее. Наконец, стать юродивым - это тоже поставить себя в пограничную ситуацию. Но юродивые пользовались уважением только в старину. Сейчас этого не оценят, точно так же, как мало кто оценит аскезу и бедность. Современному человеку такое подвижничество не подходит в силу того, что он желает получить одобрение своего поведения не со стороны Бога, а со стороны людей. Сочетание же религиозной деятельности с диссидентством - не что иное, как обман своей совести через экстраполяцию духовной жизни в мирскую с оттенком романтического рыцарства.

В пограничной ситуации может находиться пламенный священник, если он вдохновенно, по-творчески, подходит к своей работе. К сожалению, таких подвижников чрезвычайно мало. Чаще всего социальная роль, профессия "священник", поглощают и затмевают духовную сущность того, кто призван "глаголом жечь сердца людей". Если бытовая сторона поглощает, то и священник, несмотря на его сан, не будет испытывать состояния пограничной ситуации. Малое сознание из-за нездоровой привычки постоянно находиться в своей обывательской скорлупе, кто бы ты ни был, без усилия с нашей стороны не расширится до состояния большого ума, не позволит оказаться перед мистической пропастью инобытия.

114.

Мы долго прокладываем путь, изощряемся, хитрим с совестью, чтобы добиться в жизни успеха... Но однажды всё рушится, как карточный домик, отцветает, как "цвет зельный", и, как "тать нощию" или как сама смерть грядёт Реальность, от которой хочется спрятаться, подобно маленькому ребёнку под одеялом: только бы не видеть, только бы не знать...

Нет в этом мире чего-либо, к чему стоит привязывать своё сердце так сильно, что после потери, разочарования или разрушения химерных иллюзий не захочется более продолжать свою жизнь...

Не указывает ли, не подталкивает ли нас сама жизнь на поиск истины, которой одной только можно отдать своё сердце, которая не обманет, не разочарует, и с которой будешь так счастлив, как не бывает счастлив ни один смертный со смертным?..

Наши поиски должны быть направлены внутрь нас. "Ибо вот Царствие Божие внутрь вас есть" (Лк. 17, 21). "Просите, и дано будет вам, ищите и найдёте; стучите и отворят вам" (Мф. 7, 7). "От дней же Иоанна Крестителя доныне Царство Небесное силою берётся, и употребляющие усилие восхищают его" (Мф. 11, 12).

115.

Человеческая вера - это усилие, дерзновенная отвага прорваться в закрытый для нашего рассудка мир. И какова наша вера, таковы и её плоды: что мы посеем, то и пожнём.

Если, например, я не уверен в своей любви к кому-то, значит я не люблю. Если я не верю в то, что смогу сделать что-то, то я это не сделаю или сделаю, но плохо. Так, Пётр, едва усомнился в себе, как начал тонуть. Если я поверю, что я болен или безумен, то я действительно стану больным и сумасшедшим. Если я поверю в истину, то буду на верном жизненном пути. Если поверю в ложь, то не безумен ли я? Но безумие скрыто от безумца. Если я верю в себя, то я буду уверен в своих намерениях. И это уже много: иметь уверенность и намерение. Если я поверю, что я - не духовное существо, то я действительно - не духовный человек, а скорее - просто животный организм. Если я не верую в Бога, то я и не способен Его узреть и соприкоснуться с Ним, подобно слепому, который не видит света, и потому восприятие мира для него ограничено. Если я не верю в бессмертие души, то после смерти моего тела, мир будет для меня ограничен в пределах моей веры, и то, что останется от моей души будет подвержено распаду - то есть духовной смерти. Если я буду считать, что со смертью всё для меня кончается, то я и смерть свою восприму как конец своего духовного существования, если таковое имело место при жизни. Отсутствие веры в продолжение моего существования после смерти не даст мне ключа к новой жизни, жизни в духе, поскольку природа духа будет чужда моей природе, не раскрывшей духовного в себе и вне себя - в Духе Божием. Отсутствие навыка или опыта жизни в Духе закроет для моего бездуховного взора саму эту жизнь, само существование этого жизни и саму возможность её существования для меня, подобно тому, как свет закрыт для слепого. Поверить означает прозреть. Духовная жизнь открывается в творчестве молитвы. Молитва помогает растворить наш неверующий малый разум в большом сознании, соприкоснуться таким образом с Богом и раскрыть в себе и через себя Духа Божия. "Царствие Божие внутрь вас есть" (Лк. 17, 21).

116.

В конце 70-х годов XX века в одном московском сектантском кружке, члены которого называли себя "группой экуменистов", применялась молитва розарием. Уделим ей немного места.

За основу был взят католический розарий, но из него были изъяты все 50 молитв к Деве Марии, культ которой отсутствует во многих сектантских конфессиях. Тем не менее, использовались те же католические чётки. Особое внимание в розарии было отведено "тайнам" как молитвам.

Собравшись в круг, начинали молиться. Когда пальцы встречали на чётках соответствующую косточку, тот, кому выпадала очередь, начинал размышлять вслух на тот или иной сюжет Евангелия, и это называлось "медитацией на тему". Это размышление вслух считалось молитвой.

Этот розарий - размышление вслух и вольная интерпретация евангельских тем - ничего общего с молитвой иметь не могли. Господь Бог для молившихся такой молитвой не мог быть прочувствован персонально, а становился таким, каким следовало Его показать перед слушающей братией.

Бывают вещи, в которых даже и сам не отдаёшь себе отчёта, бывают и такие, о которых можно говорить только на исповеди. И если быть откровенным с Богом на том уровне, как с людьми, пусть даже близкими, то очень скоро такая молитва превращается в некую игру чувств, иносказательных личных взаимоотношений с присутствующими, угадыванием мыслей другого. К прискорбию, такая "молитва" развивает неискренность к Богу. Человек начинает молиться таким же образом, и наедине. Молишься и как бы не молишься, а позируешь, воображаешь вместо Бога - сидящего рядом с чётками в руках "брата" или "сестру", для которых совершается эта церемония выворачивания души наизнанку.

То, что когда-то было сокровенным и глубоко персональным, личным начинают считать, как нечто эгоистически-субъективное и перед внимающей публикой подавляется в себе. Сокровенное, интимное, святое, то, что должно вызывать трепет и благоговение, перед "невидимым алтарём" собравшихся сектантов становится их мнением, измеряется по их сектантским идеологическим стандартам.

По слову Евангелия, молиться следует, "затворив дверь" (Мф.6, 5-6), втайне, тому Богу, Которого любишь персонально. Понимаешь и чувствуешь Его так, как Он тебе открылся лично в твоём молитвенном творчестве.

В результате выворачивания наизнанку перед собравшейся братии своей души, искажается личность, теряется сокровенное, которое отождествляется с общепринятым идеологическим стандартом секты. В результате, если человек однажды осознает ограниченную узость и ошибочность таких коллективных медитаций, может произойти глубокое разочарование не только в людях, которым доверился в своих духовных поисках, но и в своей вере. Пример тому - исповедь Л. Черняка, пятидесятника в прошлом, перешедшего в лагерь атеистов (Журнал "Наука и религия" 1982, N 7, с. 41, статья: "Под сенью святых даров").

Так происходит деперсонализация личности... Сокровенное сделалось достоянием вкравшихся в доверие сектантов. Жемчужина, за которую когда-то был готов пожертвовать всем своим богатством, попадает в чужие уши и превращается в бисер - слово, имеющее лишь собирательное значение. Это уже вовсе не сокровище. Жемчужина стала предметом общего пользования. Вместо религиозного обучения - эксперимент над человеческой душой. Вместо "лествицы Иаковля" - суррогат из пластмассовых шариков. Вместо Единственной Розы, которую так сильно любил Маленький Принц, ему преподносят "розарий". Братия с мрачными лицами, в темноте, как в кроты в норе или бомжи в канализационном стоке, перебирают косточки, завязывают на память узелки, отливают шарики, ставят крестики... "Вот, поспали - теперь можно поесть..." Зажигается свет, убирается свеча, вытаскивается еда, начинается спонтанный трёп о религии...

Какое страшное сватовство предстоит бедной Дюймовочке, попавшей в общество мышей и кротов! И как Маленькому Принцу вернуться на родную Планету к своей Единственной Розе?..

117.

Если человек воспитывается в семье верующих, но людей "недалёких", невежественных, следующим в религии более традиции и обычаям, перенятым от предков, то в силу выработанного авторитарного сознания настоящая встреча с Богом может не произойти. Убеждённый же человек - это тот, кто развил в себе мужественное сознание, тот, кто, подобно Джордано Бруно, ради своей веры в Истину готов на подвиг и жертву.

Современный верующий человек, пришедший к Богу самостоятельно, никогда не сможет успокоиться от мысли, что Бог всё-так есть. И это не из-за "страха Божия", который в прежние времена авторитарно-детерминированным сознанием почитался за добродетель. Человек, пришедший к Богу благодаря своим собственным поискам Истины, скорее, имеет своё внутреннее живое ощущение Бога. Это и есть то чувство святости, которое трактует современный немецкий философ-феноменолог Р. Отто.

"Объект сознания", согласно философу, "не "творится", а после предварительного очищения осознаётся, "интуитируется". Бог имманентен сознанию, но эта имманентность не психологического характера. Переживаемый Бог - не образ, не элемент опыта, а значение, норма, поэтому Его описание осуществимо в терминах "инакости", "абсолютно другого", чувства благоговения, святости и пр., но отнюдь не эмпирических атрибутов.

Трактовка Р. Отто чувства святости: рациональные средства не могут ни выразить, ни даже затронуть Божественного. Поэтому попытки подойти к чувству святости и религиозному сознанию вообще с привычным понятийным аппаратом (в том числе этическим) оказываются безрезультатными. Отто вводит термин "нуменический" (от латинского "numen", - божественный вообще) - для первичной характеристики святости, которая логически не анализируема и ни с чем не связана, т. е. автономна. Теолог не может определить "нуменическое", он способен лишь подготовить своего слушателя к совершенно самостоятельному его усмотрению.

"Пониманию слушателя можно помочь, лишь пытаясь ввести его посредством размышления к таковому состоянию собственной души, когда она сама сможет его побуждать, активизировать и заставлять осознавать" (R. Otto Das Heilige. Goths, 1926, s. 7, - цитируется по кн. ("Современная буржуазная философия и религия", под ред. А.С. Богомолова, Изд. "Полит. Лит.", М. 1977, с.54).

Дальнейший анализ нуменического связан с его углублённым непосредственным усмотрением. Оно предстаёт поначалу как "ужасная тайна" ("misterium tremendum"), вызывающая страх. Эта тайна парадоксальна и антиномична, она превосходит возможности человеческого понимания, она связана с чем-то "совершенно иным" ("das ganz Andere"). И в то же время она чем-то привлекает человека, заставляет его ответствовать ей, обретает черты святости.

Феноменологический анализ Отто святости был воспринят многими теологами и религиоведами как убедительное обоснование неестественной и неисторической природы объектов религиозного сознания, как доказательство трансцендентности Бога. Работа Отто оказывает заметное влияние на понимание религии как ответа на "святость" или отношение к ней." ("Современная буржуазная философия и религия", под ред. А.С. Богомолова, Изд. "Полит. Лит.", М. 1977, с.54).

118.

Нечистому не дозволительно касаться чистого. Бездуховность и мещанский материализм привели человека к пропасти, у которой герой Дж. Д. Сэлинджера Холжен Колфилд вопреки авторитетному большинству не желает поддаваться разлагающему влиянию общества и мечтает стать "ловцом во ржи" - спасать неразумных детей от падения в пропасть (Галинская И. Л. Философские и эстетические основы поэтики Сэлинджера. Изд. "Наука", М. 1975).

Преодолевая безверие, человек находит "своего" Бога. Сектантская тенденция в попытке экуменистов навязать общепринятое, стандартное, безконфессианальное, лишённое своеобразия национальной культуры и традиций понимание Бога есть насилие над свободой.

Однако, не следует впадать и в обратную крайность - религиозный материализм, бездуховную обрядовость и бытовой традиционализм.

Нил Синайский, подвижник V-го века говорит: "Когда молишься, не придавай Божеству какого-либо облика и не попускай, чтобы ум твой преображался в какой-либо образ (или представлял под каким-либо образом, или в уме твоём печатлелся какой-либо образ); но невещественно приступи к невещественному и сойдёшься с ним" (Добротолюбие, II. Слово о молитве, ї67, с. 215, - цитируется по книге Лодыженского "Свет Незримый").

"Не думай, что Божество качественно (занимает место, протяжённо, имеет части); тогда как Божество ни количества, ни вида не имеет" (там же ї66)

Кроме того Нил Синайский определённо высказывается: "Не желай видеть чувственно Ангелов или Силы или Христа, чтобы с ума не сойти, приняв волка за пастыря и поклонившись врагам демонам" (там же ї 115, с. 221) .

"Если желаешь молиться в духе, ничего не заимствуй от плоти" (там же ї 128, с. 222).

Изобретать новые формы христианства (см. кн. К.С. Льютса "Письма Баламута", "Письмо двадцать пятое" - критика увлечений верующих, связывающих христианство с чем-либо ещё ("христианство и....") как дьявольские происки с целью исказить подлинное учение Христа), как то: единые экуменические обряды (Тезе), которые не будут противоречить учениям иных конфессий, - значит лишать христианство прекрасного культурного богатства накопленного веками. В любом подлинно религиозном учении, не обязательно только христианском, любовь к Богу и ближнему, терпимость к различным культурным, религиозным традициям и обрядам не может оспариваться. Если я верую в Бога, и люблю Его как Единого Создателя, то разве я могу быть враждебным к Его творению, а также к тем, кто тоже верует в Него, тоже любит Его и поклоняется Ему (пусть даже иным образом, чем я); тогда зачем мне ещё дополнительно какое-то "экуменическое движение"? Оно, может быть, и нужно политикам, но никак не верующим, вера которых итак состоит в любви к ближнему, тем более, к верующему. Зачем же насильно соединять различные Церкви, если в силу исторических событий они стали многоразличны в единстве или едины в многоразличии?..

Посему следует возрастать в любви, будучи полноценным членом своей Церкви. А стремление к первохристианскому образу исповедания может легко превратиться в обскурантское движение вспять. Такое стремление, конечно, не могло не иметь под собой почвы. Оно возникает тогда, когда в Церкви начинается застой и мертвечина, начинает преобладать религиозный материализм и невежество. Но такое возможно и в любом новомодном сектантстве - дай только время: появятся свои традиции и обряды, а там - застой и, возможно, критика и даже вражда к тем, кто чем-то отличается.

Не к экуменизму следует призывать, а к простой христианской любви и терпимости. Для этого нет нужды с кем-то объединяться, чтобы вместе маршировать.

Экуменическое движение за объединение всех Церквей можно сравнить не только с политическим движением, но также с чисто научным методом, впрочем, нежизнеспособным, утопическим. Для того, чтобы быть экуменистом не обязательно и в Бога верить. Вот почему так называемые "экуменисты" готовы принять в свои ряды и всех "людей доброй воли" (как они излагали свою идеологическую платформу в самиздатском журнале "Призыв" во времена существовавшей в 70-х годах прошлого столетия "московской экуменической группы верующих"), то есть тех, кто не обязательно христианин, не обязательно иудей, мусульманин или индуист, но кто просто по своим убеждениям ни в какого Бога не верит, однако живёт по правилу "не желай другому того, чего не желаешь себе". Выходит, что все те, кто не являются так называемыми "экуменистами", то есть весь остальной мир - это преступники и убийцы, против которых собираются вместе маршировать и воевать "экуменисты".

Само по себе движение навстречу другим людям есть не что иное, как любовь. И если следовать главной христианской заповеди, то к чему тогда весь этот выверт наизнанку: движение к объединению? Если представить людей, находящихся на различных периферических кругах, по-разному удалённых от центра, и единым их центром - Бога, то центростремление всех людей явится не только движением к Богу, но одновременно и всех друг ко другу. Таким образом всякая истинная религия содержит в себе не только учение о Боге, но и практическое сближение всех со всеми. Напротив, если люди начнут сближаться и объединяться сами по себе, то о Боге, о Том, что единственно может по-настоящему объединять, могут просто забыть, и начать движение не к центру, а к периферии. Так возникают различные группировки, партии, секты, которые начинают враждовать друг с другом. Именно во время войн и происходят такие движения за объединение одних против других, причём чаще всего войны бывают религиозные. Вся древняя история пропитана войной не только христиан с мусульманами, но и христиан с самими христианами.

Проповедовать экуменизм всё равно что вывешивать плакат: "Летайте самолётами", - будто можно летать по-другому. Понятие "христианство" уже содержит в себе идею церковного единства, ибо Церковь Христова - едина в её многоразличии. Если же из всех церковных конфессий отобрать лишь только то, что их объединяет, или, точнее, что не противоречит другим конфессиональным канонам, то останется выхолощенный "экуменический символ веры" из нескольких строк, который пригоден лишь для марионеток с одинаковыми стандартными лицами и подражательными их лидеру манерами поведения.

Блаженный Августин сказал: "Люби Бога и поступай как знаешь". Где есть любовь, там и всё остальное прикладывается, и стремление к единству в том числе.

Единство, которого хочет от человека Бог, может быть только в многообразии, причём многообразии практическом, а не на словах или призывах. Многоразличное может связать вместе только любовь. И если Христос призывает любить врагов, то как же христиане позволяют себе не любить христиан, если те принадлежат к другой христианской конфессии? Не к единению конфессий следует призывать плохих христиан, а к любви и святости. Только потеря чувства святости и живого общения с Богом ведёт к созданию ложных псевдо христианских учений, маскирующихся под борющихся с сектантством, но по своей сути являющимися новыми сектантскими образованиями, воюющими с врагами-сектантами их же оружием - сектантским духом, со всеми соответствующими атрибутами: новыми молитвами, обрядами, конспирацией, противостоянием государству и властям, асоциальным отчуждением от окружающих, от бывших друзей, конфликтом с родными и близкими, замкнутостью в тесном кругу единомышленников и т. под. Для сокрытия своей сектантской сущности её члены обманывают не только других, но и себя, называя себя борцами против церковного разъединения и против сектантства как такового для чего вместо слова "секта" применяют слово "группа" с субстантивацией: "экуменическая".

119.

(В 80-х годах XX-го века сотрудники КГБ пытались заставить автора этих строк выдать им книгу, которую он написал, критикуя московскую экуменическую секту, о которой они узнали по доносу осведомителя. Многое бы они дали тогда, попади эти строки, сохранившиеся с тех времён у автора, в их руки! Вместо той книги, содержавшей примерно 100 страниц машинописного текста, автор подсунул следователю Московской Городской Прокуратуры некоему тов. Тихомирнову "куклу" - рукописный переработанный материал, взятый из книги "Буржуазная философия и религия", разумеется ничего критического не содержавшего против лидера экуменистов, которому пытались инкриминировать уголовное дело по статье "Антисоветская агитация и пропаганда". Может быть, поэтому вместо лагеря его отправили в спец психлечебницу, и уголовное дело не было возбуждено. Теперь по прошествии многих лет, автор считает возможным опубликовать эту критику экуменического сектантства, - поскольку никто от неё уже не пострадает. А в те годы, автор предпочёл не навредить своему идеологическому оппоненту, поскольку волки из КГБ и Прокуратуры являлись большими носителями зла, чем невинный сектант, пытавшийся противостоять безбожной власти, создавая свою религиозную группу... Подробнее о тех далёких событиях из московской жизни советского времени можно ознакомиться в моём романе "Время дня: ночь").

120.

Подобно тому, как отличается христианское понимание "единства в многообразии" от экуменического "единства", следует отличать и практическую любовь к ближнему от теоретической любви к человечеству. Взращивать любовь, нужно вместе со своими близкими, общаясь с ними непосредственно, на практике. Напротив, теоретический космополитизм способствует замкнутости человека, конфликту с раздражающими его реальными людьми, которые не оказываются такими идеальными, какими хотелось бы их мыслить в теории.

Поступки человека проистекают из его волевых практических решений. И поэтому любовь, направленная к центру, к воле, является устремлением к Богу, тогда как движение к периферии вовлекает к теоретическим иллюзорным мудрствованиям, овладение разума фантазиями, - есть дьявольское устремление, разрушающее человеческую личность, ведущее к конфликту внутреннего с внешним, к неврастении. Осмысление данного механизма, вера и движение к Богу, способны исцелить от подобного психического сдвига.

Вот почему надлежит следовать примеру святых, устремляющих свои помышления к Богу, а не внимать призывам тех сектантских проповедников, которые отрицают и сам церковный канон святости, возможность спасения тех, кто не входит в круг избранных, по сути расположенных вообще против всякого иноверца. Нет смысла проповедовать "частным баптистам" об экуменическом единстве, если они желают оставаться "частными баптистами".

Экуменизм не может быть ни католическим, ни православным, ни протестантским, ни баптистским. Он может быть охарактеризован лишь как оторванный от жизни научный метод или политическая организация, пытающаяся разрушить существующее равновесие в отношении между различными церковными конфессиями.

Когда мы говорим о любви, то забываем любовь, не испытываем непосредственной любви, а значит и теряем любовь. Некое понятие о любви становится прагматической уловкой, подобно одному из трюков, которым учит Дейл Карнеги в своей книге "Как приобретать друзей и оказывать влияние на людей".

Любить надо просто, не прибегая к трюкам и теориям об единстве. И если мы любим по-настоящему, то мы уже тем самым стремимся к единству. И важнее, чтобы люди объединялись по любви, по взаимным интересам и естественному влечению, нежели по абстрактной надуманной необходимости быть едино.

Сама любовь уже предполагает стремление к единству с любимым.

Христианство - религия любви. Единство как таковое - в христианстве достояние мистики, а не социальная задача. В экуменическом же движении производится подмена мистического единства социально политическим.

"Да будут всё едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, [так] и они да будут в Нас едино, - да уверует мир, что Ты послал Меня. И славу, которую Ты дал Мне, Я дал им: да будут едино, как Мы едино. Я в них, и Ты во Мне; да будут совершены воедино, и да познает мир, что Ты послал Меня и возлюбил их, как возлюбил Меня." (Ин 17, 21 - 23).

Разве не о подлинно духовном мистически совершенном акте единения с Богом говорит здесь Христос своим последователям, указывая истинный путь подлинной жизни? Если и указывается на распространение благой вести по всей Вселенной (Ойкумене), то вовсе не в ущерб духовному совершенствованию, а как на его естественное следствие.

У современных же экуменистов следствие выдаётся за причину, ставится во главу угла. В своём историческом развитии Церковь уже прошла печальный поворот средневековой инквизиции, когда сатана вселился в первосвященника, предав ему единую власть над всем христианским миром.

Производится подмена эзотерического экзотерическим, искажение религии Откровения, - новая попытка поворотить христианскую Церковь к цезаропапизму, а христиан отвратить от подлинно духовного пути мистического единения с Богом в угоду политической экспансии и централизму власти.

121.

По-видимому, слиться со Христом в мистическом творчестве женщине будет сложнее, нежели мужчине, поскольку кроме духовного слияния должно быть и астрально-экзистенциальное, в котором человеческое тело обожествляется, символически отождествляясь с телом Христовым. Вот почему христианская духовная эмансипация для женщины будет облегчена при мистическом участии Матери Божией.

Описанный ранее процесс стяжания Духа Святого соотносим не только с астрально-мистическим единением со Христом в первом лице, но также с астрально-мистическим феминистским единством с Богородицей как более близкой для женщины по её природе.

"Христианин должен быть тем же Христом", - говорит Ангелиус Силезус, подразумевая мистическое единство, сопровождаемое чувством святости. При этом он забывает о женщине, которая, скорее, может быть "той же" Богородицей, а через неё уже - "тем же" Христом. Всё ли будет точно так же для женщины, как для мужчины в этом вопросе?

Символ - мост между двумя реальностями. И поскольку он связует трансцендентальные миры, он также реален, как обе реальности. Благодаря мистической силе веры в действенность Символа, трансцендентное становится имманентным.

Таинство Причастия - это символическое выражение духовного и телесного слияния Божественного с человеческим. При этом Символ Тела и Крови Христа - Хлеб и Вино - по нашей вере преобразуются в реальные Тело и Кровь Спасителя, сливаются с нашим телом и переходят в нашу кровь. Без человеческой плоти, принимающей в себя Святые Дары, таинство Причастия как Символ, как мост между двумя реальностями, не имел бы смысла, не обладал бы силой, позволяющей. человеку почувствовать свою собственную святость, святость души и тела.

Так как анатомическое строение мужского и женского тела различны, то для женщины может возникнуть проблема мистического опыта, возможно, не будет полного чувства единства внутреннего и внешнего. Помочь в этом может Божия Матерь. Она может оказаться духовно-астральным проводником для подвижницы в её стремлении слиться через Богородицу с Её Сыном, а далее - с Духом Божиим в той же полноте, как это возможно мужчине-подвижнику.

Матерь Божия родила Бога. Значит Она не могла не быть с Ним в максимально возможном единстве. Следовательно, и всякой женщине указан один путь единения со Христом - через Покров Божией Матери, через её покровительство - помощь.

"Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, Богородицею помилуй мя, грешную", - вот молитва для женины.

Если Богородица, женщина, дала физическую жизнь Христу, мужчине, если женское даёт жизнь мужскому, значит женщина не может быть лишена непосредственного контакта со Христом. В дремучие времена Средневековья, да и поныне тут и там, продолжается унижение женщины, когда, следуют более бытовым традициям, нежели разумному духовному смыслу.

Если женщина способна иметь во чреве плод мужского пола, а мужчина не способен выносить какого-либо плода, то, значит, женщине сродни не только женское, но и мужское начало, в отличие от мужчины. Это родство имеет выражение через дар материнства, в полноте проявленный Богородицей. Следовательно, тем более святой должна чувствовать себя женщина, ощутившая в себе мистическое рождение Христа, подобно Божией Матери. В "мужской" мистике отношение ко Христу со стороны мужчины сначала имеет форму отношения недостойного грешника к Святому, а затем, сливаясь духовно и астрально-телесно, мужчина получает благодать Духа Святого, "от Отца и Сына исходящего", оба делаются как бы равными, одним единым целым. "Женская" же мистика кроме отношения "грешная - святая" знает и другое отношение - отношение матери к своему ребёнку. В женском мистическом творчестве, используя Богородицу как пример, как Символ, связующий две различные реальности, подвижница способна почувствовать в себе Младенца Христа, если не во чреве, то просто сливаясь с Его Божественным Духом на астральном уровне, чувствуя в этом единении и свою собственную святость. Эта экзистенциальная женская привилегия почувствовать свою святость благодаря единой природе с Богородицей, - щедрый довесок, данный Творцом слабому полу. Вот почему, как пишет Н. Бердяев в "Философии Свободного Духа", культ Божией Матери так сильно выражен в католичестве, склонному к рыцарской романтике, и по духовной ориентации - более женственному в сравнении с православием.

Вопрос о мистическом посредничестве Богородицы перед Христом и Богом, а также мистико-феминистские вопросы, по-видимому, требуют более глубокой разработки. Здесь же ограничимся лишь следующим замечанием: в отношении к феминистской проблеме в христианстве весьма интересна новая точка зрения на роль Марии Магдалины в отношении с Христом, открывающаяся в рукописях Наг-Хамади, найденных в Египетской пустыне в 1947 году, и пока считающимися апокрифическими.

122.

Существует так называемая "научная религия". В философии это псевдорелигиозное течение называется позитивизмом. Учёный-позитивист допускает существование Бога как Творца мироздания, которое постигается человеком посредством научных методов. Однако, вступать в личные отношения с Творцом учёному нет нужды, поскольку он не считает Бога личностью.

Для учёного-позитивиста Бог - это лишь безликая Первопричина, похожая на гигантскую вычислительную машину со "сверхъестественными" способностями. Постичь природу Бога - для учёного означает перевести эти способности из ранга сверхъестественных в естественные, или научно обоснованные. Таким образом, можно считать себя верующим, понимать Бога сугубо научно, пантеистически, и не иметь с Ним никаких личных отношений. Таков Бог учёных и философов, но не "Бог Исаака, Авраама и Иакова" ...

В экуменизме, как и во всяком "изме", наблюдается тяга к наукообразности. Типизированные знания о Боге далеко не являются Самим Богом, а потому и личные отношения с Ним искажаются. Большой ум подменяется малым, оскоплённым рациональностью. Оторванное от рассудка сердце оказывается способным разве лишь на сентиментальные инфантильные эмоции. А в рассудке содержится лишь знание о том, "что объединяет" разные религии.

А что их единственно может объединять? Ответ однозначен: только Бог. Поэтому экуменический Бог оказывается безликой абстракцией, переходом от конкретно-единичного к обобщённо-типичному, оторванному от реальности и фактически как бы даже и... несуществующему. Зачёркивается всякий личный духовный опыт, игнорируется тысячелетиями накопленная культура.

Вот почему экуменизм вреден для духовного развития личности. Его претензия на отношение к религии подобна попытке науки, философии или даже теологии занять место живого религиозного переживания. Экуменизм может разве что послужить науке сравнительного религиоведения, а также, как уже говорилось, церковно-политическим целям в отношениях между церквями или церквями и государствами, в которых преобладают те ли иные религиозные или даже нерелигиозные конфессии.

И смешна инфантильная попытка выработать единые экуменические обряды. На кого рассчитана деятельность ТЭЗЕ? Не достаточно ли для этого съездов ВСЦ? Нивелированные до примитивности экуменические обряды с поверхностными проповедями и музыкальным пением, будто, специально созданы для записи на грампластинку. Остаётся непонятной попытка экуменистов выработать свои собственные обряды, свои собственные молитвы, "универсализированные" под различные религии настолько, что их примитивная обобщённость, выдаваемая за "первохристианство", искажает христианство и уродует души тех, кто к ним прибегает длительное время.

123.

Выбирая религиозную конфессию, видимо, следует руководствоваться тем, в какой культуре вырос человек. Религия и национальная культура определяют насколько глубоко будет возможно духовное развитие. Но случается, что человек, родившийся не где-нибудь, а в России, оказывается невеждой в своей культуре. Более того, всё связанное с "официозом", как то, русские народные танцы, песни, пляски, хохлома и прочее, приедается настолько, что в своих религиозных поисках молодой человек обращается к индуизму или становится католиком, предпочитая молиться на латинском языке, между прочим, даже, менее для него понятном, чем церковно-славянский, но, зато увлекающий его средневековой экзотикой.

Такой поворот на 180 градусов от своей традиционной религии возможен по многим причинам. Одна из них - культурное невежество. Другая - психологическое противостояние обывательскому мещанскому социальному окружению, тому, что комформно поглощает всё официозное, слепо поддерживает национально-бытовые традиции и обряды, которые для нигилиста потеряли внутренний смысл и вызывают негативизм. Быть православным такому человеку кажется всё равно что быть русским шовинистом лояльным официальной власти.

Отсутствие национальных корней, и русской (в самом широком смысле) культурной образованности, особенно, если по крови, нигилист не является русским, приводит к религиозному диссидентству, к поиску экзотики.

Экзотическое направление ума вызвано не только означенными внешними факторами среды воспитания, но и застывшим психологическим складом, который можно охарактеризовать как состояние малого ума. Прийти к состоянию большого сознания нельзя, если направлять свои духовные поиски во внешний мир, к магической экзотике.

Движимые стремлением ко всему экзотическому религиозные диссиденты устремляют свой взор на Запад, с благоговением принимая "оттуда" всё, что ни на есть. И зачастую "там" плохо понимают тех, кто "здесь". Принимая "оттуда" все новомодные веяния псевдо культуры, те, кто "здесь", не имея в сердце своей национальной культуры, оказываются в глубоком заблуждении. И бывает, что пока они это осознают, пройдёт много времени псевдо или полу-культурного прозябания.

Ориентируемый в религии и культуре "экуменически", оказывается не только религиозно-культурным верхоглядом, но в результате и духовно инфантильным человеком.

Казалось бы, наукообразие экуменизма должно было бы культурно просвещать. Однако, на практике, всегда оказывается важнее конкретная жизнь и социальная роль в религиозной игре, которая сравнима отнюдь не с культурой, а, скорее, с культом, то есть с обрядом. И если в такой культовой игре забывают про религиозно-культурные традиции, то возникает новая секта, по иронии её судьбы, секта, призывающая бороться с сектантством. Поистине, лучшая защита - оружие врага... Сознательно или бессознательно лидеры экуменизма попадают в путы, которые сами же и расставили.

Культура сама по себе объединяет собою всех, воспитанных в ней - будь то русский, еврей, немец, украинец, грузин, безотносительно в каком порядке перечислять. Однако, она не объединяет настроенных шовинистически. Шовинистов, объединяет бескультурие. Из болезненного негативизма, не будучи достаточно культурными людьми, они ищут объединения с себе подобными. И если культура и, тем более, единая религия, не способны создать единства между различными нациями, то во что может вылиться движение к объединению на практике, если Богу уделяется меньше места, чем попытке объединиться?

На одной из дорог Мадагаскара установлен уникальный знак, предупреждающий водителей о миражах. На участке пустыни нередко возникают такие фантастические видения, что автотуристы, бывает, пугаются до смерти. Но что - Мадагаскар! У нас в России чего только не бывает! А предупреждающего знака о религиозных миражах нет...

В отличие от Мадагаскара в России народ потенциально православный. Как ни старалась официальная атеистическая пропаганда XX-го века придушить веру, - как только распался совдеп, выяснилось, что вера в Бога в народе не только не ослабла, но, напротив, ещё более укрепилась и выкристаллизовалась. Она проиграла в формально-количественном признаке, но выиграла в качестве.

Воспитанные в межкультурной атеистической среде потомки "пламенных революционеров" и послевоенного "потерянного поколения" не испытали остроты ощущений от социальных катаклизмов. Поэтому всё, находившееся под официальным запретом и всё то, что вступало в противоречие с мещанскими нормами морали, привлекало их внимание. Те, кому удалось преодолеть комплекс запретной экзотики, приходя к религии, выбирали православие. Исключение из правил существует всегда. Поэтому среди советских и постсоветских "неофитов" оказались и католики, и баптисты, и пятидесятники, и хиппи, и диссиденты, и особые сектанты - экуменисты.

Из-за религиозной незрелости (а именно такие люди в первую очередь являются подходящим вербовочным материалом для всякой сектантской группировки) неофит легко и быстро попадает в зависимость. Новые знакомые открывают ему мир с неведомой до того стороны. Если не следовать им, то придётся вернуться в старый скучный мир, которым он давно тяготится, а значит, остаться ни с чем. Самосознание ещё не сформировано в достаточной степени, чтобы распознать свою роль в необычной социальной игре, в которую одновременно играют сразу несколько человек, тоже не осознающих этого. Поэтому неофит, как губка, наполняет своё сознание всеми предметами, которые ему ловко, шаг за шагом, ненавязчиво преподносит сам лидер. У инфантильного человека форма сознания может никогда и не перейти в самосознание. Ибо легче быть зависимым и несвободным и, полагаясь во всём на авторитет, брать готовое и разжёванное и двигаться за чужой спиной туда, "куда надо", нежели самому прилагать усилие, чтобы нести "бремя свободы", требующей ответственности.

Одной из причин, почему люди выбирают нетрадиционную для их культуры конфессию, может быть их национальная принадлежность. Значительную степень при этом играет и культурная безликость, свойственная всем сектантам. Вот почему так легко обратить в сектантство необразованного "пролетария", современного "мещанина", особенно, если лидер умеет себя проявить как "авторитет". Мало чем сектантские группировки отличаются от уголовных или террористических. У тех и других обязательно есть авторитетные лидеры, возникают свои собственные обычаи и традиции, жаргон (в той или иной форме), социальное отчуждение, замкнутость, негативное отношение к обществу и государству, готовность на самопожертвование и страдание "за правое дело" - вплоть до того, чтобы пойти в тюрьму или даже на смерть.

Если человек читает газеты, узнаёт новости из телевизионных программ, не пьёт, не курит, не ругается и даже, возможно, закончил какой-нибудь вуз, то, несмотря на все эти "положительные" стороны, тем не менее, может оставаться культурно-безликим. Культурным можно считать того, кто развил в себе самосознание в принадлежности к национальной культуре и стремится углубить свои познания, изучая духовное наследие своих предков. Нации, которые не имеют глубоких культурных корней, долгой истории, остаются дикими. Их историческое развитие обрывается или плавно сходит на-нет, поглощается культурой более развитой. Интеллектуальная деятельность и глубокие знания не признак культуры, но дополнение к ней, если таковая уже есть. Поэтому можно кратко выразить вышесказанное следующим каламбуром: культурное самосознание развивается прямопропорнационально.

Своими корнями подлинная культура исходит из и находится в религии. "Вся культура - из храма" (Фрезер). Атеист не может быть по-настоящему культурен, ибо в его сознании присутствует противоречие. Знание о религии и отсутствие веры приводят к разладу той части сознания, которая связана с сердцем. Сознательное отторжение веры не может не вносить разлада в синхронную работу полушарий головного мозга, который начинает функционировать по большей части в рациональном аспекте. При этом эмоциональную нагрузку берут на себя какие-нибудь суррогаты, например, вера в коммунизм, светлое будущее человечества, в Сталина-Ленина и т. п. "Русский бывает или с Богом, или против Бога, но никак не без Бога" (Иером. И. Кологривов "Очерки по Истории Русской Святости", Изд. "Жизнь с Богом", Брюссель 1961, гл. "Психологические основы"). Поэтому даже и атеист верит во что-то или в кого-то. Иначе бы его мозг не функционировал в той степени, чтобы человек мог находить хотя бы какой-то смысл в жизни. Вот почему глубоко разуверившиеся люди, точнее не имевшие настоящей глубокой веры и потерявшие веру в суррогат, сходят с ума, деградируют, спиваются или кончают жизнь самоубийством.

Религиозная культура занимает больше места в мире нежели нерелигиозная суррогатная псевдо-культура. В последнее время суррогатом религиозного объекта сознания стал технический прогресс и вера в науку.

Суррогатная псевдо-культура атеиста - паразитическая. Завладев поверхностными областями его малого сознания, сложившееся мировоззрение не проникло в глубину его сознания, не нашло связи с сердцем, не расширило сознание до состояния большого ума, не достигло стадии самосознания, духовной самоиндификации. О вере неверующего можно сказать лишь то, что в силу ограниченной деятельности головного мозга, не произошло расширения сознания, и его душа не была открыта для Откровения; рациональная ограниченная часть, имманентная его "я" не сумела органически раствориться и стать имманентным трансцендентальному Целому, и в ослеплении приняло часть как последнюю инстанцию, не сумев растворить часть в Целом, а исказив Целое, приравняв Его к Его же части. Встреча двух родственных природ не состоялась из-за того, что низшая природа, не сумела раскрыть свои духовные очи, чтобы воспринять свет. Рациональная предубеждённость закрыла сердце, без которого невозможно Откровение Бога.

Только после Откровения Святого Духа становится возможным введение нового духовного опыта в рациональное сознание, которое только тогда оказывается способным осмыслить случившееся, ввести в область активного сознания новое знание и затем сказать себе: "Верую!"

К чему же потенциально православному русскому экуменическая направленность ума и одержимость экуменическим миссионерством - остаётся загадкой. И без этого довольно у нас "миражей" даже внутри одного Православия! Если любишь свою Родину, народ, историю и культуру своей страны, то практическое евангельское миссионерство и практическое экуменическое единство будет осуществляться имманентным образом, без показухи, без сведённых от ненависти и эмоциональной судороги пальцев, сжимающих чётки наподобие револьвера в окоченевших руках Павки Корчагина...

"Адъютант стоял подле него. Возможно было найти лучшее помещение, но маршал Даву был один из тех людей, которые нарочно ставят себя в самые мрачные условия жизни, для того, чтоб иметь право быть мрачным. Они для того же всегда поспешно и упорно заняты. "Где тут думать о счастливой стороне человеческой жизни, когда, вы видите, я на бочке сижу в грязном сарае и работаю", говорило выражение его лица"

(Толстой Л. Н. "Война и мир", т. III, ч. I, с. 351, Л. 1945, Гос. Изд. "Худ. Лит.").

"...но - ужас! Извозчики никак не соглашались везти господина Голядкина, "дескать, барин, нельзя везти двух совершенно подобных, дескать, ваше благородие, хороший человек норовит жить по честности, а не как-нибудь, и вдвойне никогда не бывает" ... Не помня себя, в стыде и в отчаянии, бросился погибший и совершенно справедливый господин Голядкин куда глаза глядят, на волю судьбы, куда бы ни вынесло; но с каждым шагом его, с каждым ударом ноги его в гранит тротуара, выскакивало, как будто из-под земли, по такому точно, совершенно подобному и отвратительному развращённостью сердца, господину Голядкину. И все эти совершенно подобные пускались тотчас же по появлении своём бежать один за другим, и длинною цепью, как вереница гусей, тянулись и ковыляли за господином Голядкиным-старшим, так что некуда было убежать от совершенно подобных, - так что дух захватывало всячески достойному сожаления господину Голядкину от ужаса, так что народилось, наконец, страшная бездна совершенно подобных, так что вся столица запрудилась, наконец, совершенно подобными, и полицейский служитель, видя такое нарушение приличия, принуждён был взять этих всех совершенно подобных за шиворот и посадить в случившуюся у него под боком будку... Цепенея и леденея от ужаса, чувствовал, что и наяву едва-ли веселее проводится время... Тяжело, мучительно было... Тоска подходила такая, как будто кто сердце выедал из груди...

(Достоевский Ф. М. "Двойник". Собр. Соч. В 10-ти томах, т.1., с. 316 - 317. Гос. Изд. "Худ. Лит.", М. 1956).

Попадая в секту, культурно-безликие, начиная во всём подражать их лидеру, очень быстро превращаются в "совершенно одинаковых Голядкиных". Скрываясь от мира за авторитетной спиной своего предводителя, они сохраняют душевное равновесие, ибо столкновение с культурой может привести к психическому расстройству. Подобно страусу, спрятав свои головы в зыбучем песке, они уже не понимают того, как выглядят со стороны, и, глотая разжёванную пищу, забывают о таком понятии, как вкус. Понятно, когда в секту вовлекаются бывшие хиппи, наркоманы, алкоголики или иные неблагополучные выходцы, пытающиеся порвать со своим прошлым. Для таковых сектантство - благо! Однако весьма странным выглядит то, когда в сектантство обращаются те, кто уже был приобщён к Церкви. Остаётся предполагать, что таковые не имели глубоких религиозно-культурных корней, а в Церкви находились из каких-либо конъектурных или развлекательных мотивов, возможно, ими не осознаваемых. Когда игра в Церковь приелась и появилось новое поприще, они легко меняют обстановку, правила игры и свою новую в ней роль. Эти люди, по-видимому, никогда не были по-настоящему приобщены к своей культуре, и на новом месте в силу своего заболевания, о котором шла речь выше, будут искать только нового развлечения для своего скучающего ума.

124.

Если начать избегать церковные обряды, перекраивать православную литургию на манер католической мессы и вместо церковно-славянского языка использовать современный русский, то потеряется гармония содержания и формы, исчезнет красота богослужения. Эта попытка "обновления", по-видимому, имеет прямую связь с бескультурьем и сектантским невежеством. Без красоты, которую рационалист разучился чувствовать, недалеко до полного отрицания культуры, когда легко можно превратиться в пожарника из "451 по Фаренгейту" Рэя Бредбери. Без поэзии не будет гореть сердце, но зато легко загорится любая бумага с текстом, сданная в макулатуру ради дешёвой беллетристики...

Если верить пророчеству Фатимской Божией Матери, то спасение миру должно прийти через Россию.

Атеизм пришёл в Россию через так называемое "Просвещение", рационализм псевдоинтеллигенции. Простой народ считал такую "интеллигенцию" "нехристью", но, тем не менее, восстал против царя поддавшись слухам, что тот находился в еврейском заговоре (См. книгу Шульгина "Дни", а также: Р. Кун "Рукопись сионских мудрецов"), позволил этой самой революционной интеллигенции себя "околпачить", одеть в форменную гимнастёрку, лишить какой-бы то ни было земли, культурно-религиозных традиций. Однако революции не удалось зачеркнуть напрочь всю предшествовавшую ей российскую историю и культуру.

Одна из причин победы революции 1917 года заключается в том, что простонародье поддалось утопии хилиазма - идее о наступлении Царствия Небесного на земле.

Поэтому произошедшая в России революция - есть и революция в христианской Церкви, ибо Церковь Христова есть представительство Царства Небесного на земле.

Любые новомодные религиозные течения тоже претендуют, если не на революцию в Церкви, то хотя бы на её модернизацию.

Сектанты ратуют за возвращение в катакомбную церковь, наподобие первохристианской, отвергают весь тысячелетний опыт Церкви, с её духовными и культурными достижениями.

Находясь в гонении, в ХХ-ом веке Православная Церковь ушла в катакомбы. Но, вот, кончилась опала, и Церковь вернулась в мир, повернулась алтарём к народу.

Современная молодёжь не довольна положением и позицией Православной Церкви по отношению к государству. Однако, не следует забывать, что и до революции положение Православной Церкви было не на много лучше. Начиная с Ивана Грозного РПЦ находилась под пятой государства...

Впрочем, эти вопросы скорее относятся к политическим, нежели к духовным, и с падением Советского Союза и разложением атеистического гегемонизма, Православию тем более теперь более нет нужды скрываться в катакомбах.

125.

Будда сказал, что страдание рождается от стремления к чувственным переживаниям и от страсти к жизни. Для достижения нирваны он предлагает "дорогу истинного познания, понимания" и "путь правильного поведения, которое включает в себя доброжелательность, беспристрастие, стремление никому не причинить зла. Конечно, "все дороги ведут в Рим", в том смысле, что к Богу приходят различными путями, и что Бог - Един и для буддиста, и для христианина и даже для верующего в Его отсутствие атеиста.

Однако, каждому следует идти своей дорогой.

Так, св. Антиох молится такими словами: "... просвети... тело моё Твоею страстию бесстрастною...". Значит, даже и страсть может быть полезна. Только покойник не имеет страсти, - замечает св. Франциск Асизский.

Почему говорят "Русский Бог"? Почему "Русский Бог" или Бог "богоизбранного" израильского народа даже помогал одерживать военные битвы?

Дело в том, что если чувствуешь Бога персонально, если существует личная с Ним связь, то ты и скорее от Него получишь ответ на свою просьбу, нежели тот, кто не знает истинного Бога. И наоборот: только истинного Бога можно чувствовать лично. Вот почему в тех битвах российских или израильских Бог отвечал на персональные молитвы святых и пророков, которые взывали к Нему, прося победы над врагом. Бог вовсе не был жесток к татаро-монголам на битве Куликовой или к филистимлянам в их бесконечных войнах в палестинских пустынях. Но только молитвы тех, кто имел с Ним личностные отношения, получали ответ. Вот почему религиозной истории ничего не известно о татаро-монгольских или филистимлянских богах. Может быть, и они молились по-своему кому-то или чему-то, но то ли молитвы их не имели персонального характера, то ли были обращены к идолам. Вот почему весь Ветхий Завет пронизывают призывы пророков к избранному народу сторониться идолов. Ибо всё идольское уводит в сторону от личностного и по-настоящему реального контакта с живым Богом.

Христианство - это вера в жизнь, и Царствие Небесное, которое начинается уже здесь, на земле, в человеческих душах.

Тем не менее, и по сей день христиане страдают недопониманием всей глубины христианского учения...

"Марксистский социализм... - есть восстание земного человеческого царства против Царства Божьего, Царства Небесного", - пишет Н. Бердяев. - "Маркс исповедует в секуляризованной, т. е. оторванной от религиозных корней форме, древнееврейский хилиазм, т. е. ожидание наступления чувственного тысячелетнего Царства Божьего на земле" (Н. Бердяев." Марксизм и религия. Религия как орудие господства и эксплуатации", Самиздат. М. с 21, 30). В другой работе Н. Бердяев пишет: "Мы, как бы с высоты и в то же время отечески наблюдая суету сует мирян, отошедших от Церкви, - против социализма не в качестве буржуа, буржуазная вражда против социализма бессильна. Мы против социализма в качестве христиан. Но отрицательная правда социализма должна быть принята, она принадлежит христианству. Социализм есть знак того, что христианство не осуществило своей задачи в мире. Но в этом виновато не христианство, в этом отношении виноваты мы, в этом я виноват"

(Н. Бердяев "Христианство и социализм. Сборник, изданный к 35-летию научно-публицистической деятельности П. В. Струве." Прага 1925, с. 352).

Буддистский принцип "никому не причинить зла" хорош только в теории. На деле же он может обернуться более худшим злом.

У Л. Андреева в рассказе "Правила добра" священник маленькой католической церкви во Флоренции пытается научить чёрта Носача, решившего исправится, как быть добрым. Хотя чёрт на самом деле умнее даже самого патера, тем не менее, руководствуясь принципом "Не убий", Носач ничего не предпринимает, наблюдая, как бандит грабит и убивает женщину. Подобным же образом, стараясь не нарушить буквы закона, он поступает и в других случаях, когда требуется вмешательство и нарушение формального правила. Выбрать из двух зол лучшее рациональный Носач не в состоянии, тем более, будучи пленником логики, он не способен испытать иррациональную любовь, почувствовать добро...

"Ровно восемь веков назад, как мы взяли от него (дьявола), - то, что ты с негодованием отверг..." - объясняет Великий Инквизитор Христу, - "мы взяли от него Рим и меч кесаря и объявили лишь себя царями земными, царями едиными, хотя и доныне не успели ещё привести наше дело к полному окончанию... Долго ещё ждать завершения его... но мы достигнем и будем кесарями и тогда уже помыслим о всемирном счастии людей" (Достоевский Ф. М. Полню собр. Соч. В 30 т.т., т. XIV, с. 234, Л. 1976. Цит. по: Ветловская В. Е. Поэтика романа "Братья Карамазовы", Изд. "Наука", Л. 1977, с. 104 - 105).

"Иван, соглашающийся с Великим Инквизитором", - пишет Ветловская, - "подтверждает тот "конец" идеи, который был известен отцу Паисию и который тот с негодованием отверг. Статья Ивана была, следовательно, чем-то вроде проповеди ультрамонтанства, так как Церковь на всей земле мыслилась Иваном не в Православном её виде (как это Православие понимается отцом Паисием и старцем), а в западном, Католическом (т. е. в сущности антихристианском, с точки зрения отца Паисия, старца и, наконец, самого Ивана, изгоняющего в своей поэме Христа).

Проповедуя, таким образом, царство Церкви, Иван серьёзно и говорит то, что думает. Но не договаривая, какую именно Церковь он имеет в виду и что за ней стоит, Иван вводит других в заблуждение и в этом смысле - шутит. Благодаря этому серьёзность и шутовство умещаются в одной статье Ивана, в одном и том же высказывании.

Но не этот факт совмещения серьёзного и "насмешки" сам по себе важен и интересен. Важна природа этого совмещения. Дело в том, что в статье Ивана, как и вообще в пределах одного высказывания, соединение серьёзного и "насмешки" возможно только при умолчании, тогда, когда говорящий высказывает то, что думает, но не всё, что он думает. Там, где говорящий оставляет за собой эту возможность (иногда, как в статье Ивана, способную вывернуть наизнанку смысл всего ранее сказанного), и возникает - вернее, способно возникнуть - соединение серьёзности и шутовства, истины и лжи в одно и то же время.

Приём, который применяет здесь Иван, широко и печально известен. Это reservatio mentalis, иезуитский приём мысленной оговорки, записанный в тайных правилах этого ордена и часто использовавшийся иезуитами для оправдания самых неблаговидных своих поступков - (Иезуитам "можно прибегать к двусмысленным выражениям, что не считается ложью, ибо произносимые слова, если только принимать их в известном смысле, который, разумеется, остаются тайною для слушающего или в связи с подразумеваемою оговоркою, которой он тоже не знает), содержит в себе правду" (Самарин Ю. Ф. Иезуиты и их отношение к России. М. 1866, с. 44). - книгу Самарина хорошо знал Достоевский, - (цит. по: Ветловская В. Е. Поэтика романа "Братья Карамазовы", Изд. "Наука", Л. 1977, с. 104 - 105).

Согласно этому тайному позволению человек для благих целей мог употребить, в частности, и это средство: высказать только часть того, что он думает, а про себя, в мысленных оговорках, так дополнить смысл высказанного вслух, что он переходит в свою противоположность. Благодаря этому проповедь благочестия может быть на самом деле проповедью бесчестия, а стремление упразднить власть государства в пользу господства Церкви (основная, кстати, задача иезуитского ордена) может быть на самом деле стремлением упразднить не только государство, но и саму Церковь. Всё дело в том, как говорящий оговаривает сказанное вслух и что он под употреблёнными понятиями на самом деле разумеет. Таким образом при reservatio mentalis рассуждение движется в двух планах: одном - прямом и очевидном, лежащем на поверхности вещей; другом - или вообще скрытом, или, как у Ивана, только пробивающемся наружу в странном "тоне" и "замечательной неожиданности заключения". Соотношение этих двух планов и даёт соединение серьёзности и "насмешки"" (Ветловская В. Е. Поэтика романа "Братья Карамазовы", Изд. "Наука", Л. 1977, с. 104 - 105).

Язык "пустышек", о котором шла речь выше, как мы видим, вовсе не новое изобретение...

126.

Здоровый человек рождается с чистой душой, готовой для будущего полноценного цветения и плодоносного созревания. Душа ребёнка, подобно губке, впитывает всё, чем способен её одарить окружающий мир. Если она получает правильное воспитание, то его рациональное и эмоциональное развитие идут рука об руку. Считается, что такое развитие длится примерно до тридцатилетнего возраста. Затем человек приближается к той точке, когда если не проявить внимания к своему душевно-духовному развитию и отдаться течению, то возможно развитие недуга: полушария головного мозга начинают работать асинхронно, всё более и более, склоняя человека либо в сторону эмоционального, либо рационального состояния. Простые люди, не отягчавшие себя интеллектуальной деятельностью (в основном, люди рабочих профессий, развившие те или иные навыки до уровня второй сигнальной системы по Павлову), после переломного возраста постепенно начинают склонятся в сторону эмоций, что оказывается ближе к физиологической природе человека. Мозг и весь душевный склад тех же, кто большую часть жизни посвятил интеллектуальной деятельности, скорее склонится, к рациональному типу. У первого - эмоционального типа - впоследствии будет прогрессировать инфантилизм, склероз, старческий маразм и прочие аномалии. Их мозг будет функционировать более за счёт правого полушария, подчинив своей деятельности левое. Второй тип - рациональный, у кого левое полушарие головного мозга будет главенствовать, может быть, в своей крайности стать скептиком, циником, и чувствуя себя обездоленным на эмоции, будет страдать депрессией и даже способен сойти с ума. Трагичны примеры великих людей, таких как композитор Шуман, философы Кант, Витгенштейн. Если поискать, то их наберётся множество. А сколько неизвестных никому людей, томящихся в психиатрических лечебницах, домах престарелых и тюрьмах, - ещё больше! А сколько находится среди нас, в мире, оставленных на произвол судьбы и даже не ведающих о своём недуге! Сколько каждый день общество выбрасывает из своей среды душевных калек и психических уродов! Если так много крайностей: больных клинически, дошедших до преступления или медленно деградировавших, - то находящихся на промежуточных ступенях, тех, кто не считает себя больными, людьми, внешне "добропорядочными", "добрыми обывателями" , - их-то несть числа!

Протоирей Александр Мень, православный российский религиозный просветитель и подвижник XX-го века, великомученик, трагически погибший о руки убийцы, в своей книге "Истоки религии" пишет:

"Духовное развитие Дарвина шло явно регрессивным путём. Он прошёл путь от чистой детской веры до теоретического деизма и агностицизма. В третий период его жизни Бог окончательно скрылся от его внутреннего взора. Это связано было с общим очерствением души, картину которого Дарвин с присущей ему добросовестностью описал в "Автобиографии".

"До тридцатилетнего возраста или даже позднее мне доставляла большое удовольствие всякого рода поэзия. Я находил большое удовольствие в живописи и ещё больше - в музыке. Но вот уже много лет, как я не могу заставить себя прочитать ни одной стихотворной строки; недавно я пробовал читать Шекспира, но он показался мне невероятно, до отвращения скучным. Я потерял также вкус к живописи и музыке... Эта странная, достойная сожаления утрата высших эстетических вкусов тем более поразительна, что книги по истории, биографии, путешествия и статьи по разным вопросам по-прежнему продолжают интересовать меня. Кажется, что мой ум стал какой-то машиной, которая перемалывает большие собрания фактов и общие законы... Утрата этих вкусов равносильна утрате счастья" (Автобиография, с. 147).

К такому состоянию Дарвина привело одностороннее направление его внутреннего развития, и оно сделало его совершенно неспособным к духовному постижению. Его ничего более не привлекало кроме проблемы антропогенеза и вопросов об орхидеях, сирийских собаках и дождевых червях. Его уже не волнуют ощущения величия и единства Вселенной - чувство, которое окрашивает религиозные переживания большинства учёных. Для него мир - это груда фактов, а человек, их постигающий - машина.

Мне думается, что подобная страшная трагедия - духовная катастрофа великого натуралиста - должна заставить нас задуматься о её причинах и последствиях. Я указал на две, с моей точки зрения главные причины: 1) религия не стала для Дарвина живым опытом: 2) его познавательные и прочие способности развивались односторонне. В результате, он оказался в состоянии, которое страшнее воинствующего атеизма. Воинствующие атеисты зачастую не окончательно потеряны для веры. Огонь не погас в них, религиозный порыв получил просто ложное направление, которое всегда может измениться, пока душа жива. Гонители веры не раз становились её исповедниками и мучениками" (Прот. А. Мень - издано под псевдонимом "Эммануил Светлов" в силу религиозных преследований в советское время - Истоки религии. Приложение N 5: "К вопросу о миросозерцании Ч. Дарвина", Изд. "Жизнь с Богом", Брюссель, 1970, с. 302 - 303).

127.

Духовным становятся постепенно, посредством отрицания душевностей. Святой - это не наркоман, который, между прочим, может быть довольно "духовным", иметь откровения и прозрения, созерцать духовные сферы, но лишь до тех пор, пока на его мозг воздействует наркотик. Святой же - это тот, кто путём духовных упражнений добивается такого состояния своей души, что она оказывается постоянно открытой для вхождения Святого Духа. При этом он не теряет связи с внешним миром. "Сеется тело душевное - восстаёт тело духовное". Тем не менее инструмент "рацио" постоянно находится у него под рукой.

Человек, не преодолевший своего сознания, по-своему несчастен. Несчастен ещё и потому, что не ведает о своём не-счастье - то есть об отсутствии счастья: счастья быть причастным к духовным сокровищам. В самих словах "счастье" и "причастие" - общий смысловой корень. Чтобы обрести счастье, нужно причаститься, стать частью чего-то лучшего, чем ты есть.

Изоляция от общественных интересов может вовсе не способствовать духовному росту, а стать причиной эгоцентрических наклонностей.

Замкнувшись в своей скорлупе и полагая, что он ступил на путь духовного развития, человека перестают интересовать проблемы окружающих его людей. Их разговоры начинают казаться "пресными", однообразными, житейскими, пустыми... Постепенно он теряет с людьми общий язык, дичает и вопреки всем своим "благим намерениям" теряет те человеческие качества, которыми ранее обладал. При этом он даже не понимает, что причина такого отчуждения отнюдь не в окружающих людях, а в нём самом, утратившем душевную гибкость. Окружающие люди начинают раздражать. Лишь несколько "избранных" сектантов, подобных ему, ещё способны его понимать... Незаметно он тускнеет как личность, погружается в себя, в свои мелкие специально ограниченные от всего иного интересы, исключительно через призму которых он начинает оценивать окружающих его и сделавшихся чужими людей. Он начинает желать одиночества, такого привычного, когда мысли бегают по замкнутому кругу, как бы играя с ним "в прятки", не позволяя вырваться из субъективного мирка и остановить на чём-то внимание. Любое дело, необходимая работа, кажутся недоступно-трудными, потому, что требуют сосредоточения на деталях; а деталей оказывается так много, что стоит только подумать о том, что предстоит на каждой из них сосредоточить внимание и упорядочить одно действие за другим, то кажется, что конца им нет, а достичь результата - почти невыполнимое дело, за которое, потому, и приниматься не стоит... Лучше снова погрузиться в комфортное субъективное состояние, ни на что не отвлекаться, ничего не желать...

Трудно решить: разбивать ли такому человеку сладкую иллюзию его псевдо-духовности... Может быть, больного следует продолжать "гладить по головке"?

Кроме рационализма можно впасть и в такую отупелую эмоционально окрашенную крайность, когда правой половине головного мозга отдано предпочтение. Страдающих депрессией лечат транквилизаторами, которые тормозят процессы в коре головного мозга, лишают больного способности сосредоточиться. Долгая лекарственная терапия превращает больного в тупое тепличное растение - овощ...

128.

"- Так кто ж ты, наконец?

- Я - часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо"

(Гёте "Фауст")._

Н. Бердяев говорит, что:

"Если бы не было зла и порождённого им горя, то не было бы и потребности избавления.

...Отсутствие свободы сделало бы невозможным зло и страдание...

...Эвклидов рациональный человеческий мир, в котором нет зла, порождён будет страшным отсутствием свободы, и истреблением свободы духа без остатка. Тайна зла есть тайна свободы.

Свобода порождает зло, как и добро. Поэтому зло не отрицает существование смысла, а подтверждает его. Свобода не сотворена, потому что она не есть природа, свобода предшествует миру, она вкоренена в изначальное ничто. Бог всесилен над бытием, но не над ничто, но не над свободой. И потому существует зло...

...Отрицание зла есть утеря свободы духа, сбрасывание с себя бремени свободы...

...Личность выковывается в различении добра и зла, в установлении границ ада...

...Зло, постижимое для смысла, превращается в добро...

...Центральна в христианстве не идея оправдания, а идея преображения...

...Зло познаваемо лишь в опыте его познавания и внутреннего его преодоления, лишь в опыте раскрывается его зияющая бездна пустоты. Когда человек срывает плод с древа познания добра и зла, он идёт путём зла, нарушает формально волю Божью. Но на этом пути он познаёт тщету и пустоту зла, понимает, почему зло запрещено. Должно ли зло быть познано, возможен ли и допустим ли гнозис зла? Ветхозаветно-законническое сознание отрицает допустимость познания зла. Познание зла запрещено. Зло есть предел. Оно может быть понято лишь как запрет. Но человек пошёл уже путём познания добра и зла, возврата нет к первоначальному состоянию райского неведения. И потому должна быть познана пустота зла, должно быть имманентно изобличено его небытие. С этим связана основная антиномия в отношении к злу...

...Обогащает духовную жизнь не само зло, ибо небытие не может дать никаких богатств, обогащает имманентное изобличение пустоты зла, обогащает страдание, в котором сгорает зло, пережитая трагедия, свет увиденный во тьме...

...Принудительная райская невинность не могла сохраниться, она не имеет цены и к ней нет возврата" (Н. Бердяев, Философия свободного духа, гл. V, "Зло и искупление").

29.

Бытие предшествует сущему не по времени, а по иерархическому существу своей природы. Бытие предоставляет сущему быть. По учению Спинозы бытию предшествует субстанция, атрибутами которой является мышление и материя, обладающими бытием и существованием, а вся конкретная реальность мира, аксиденция, является модусами мышления и материи. Субстанции предшествует её Создатель Бог. Вселенная должна быть бесконечна и едина. Если бы существовали иные миры (например, параллельные), то Вселенная должна была бы иметь границы, а значит быть конечной. Всё конечное - это то, что подлежит определению. Определить же что-то -- значит обозначить его границы, отделить от другого конечного модуса, пограничного предмета. Всякое определение - есть отрицание от другого, в конечном счёте - отрицание от небытия. Бесконечный и вечный мир, в своей глубине мир интеллекта и духа - относится к катафатической категории ("положительное" понятие), конечный материальный мир грубой материи - апофатический ("отрицательный"). Поэтому объекты апофатического мира возможно определять, отрицая друг от друга, доводя вплоть до небытия так, что в конечном счёте он распадается во множестве до небытия, до несуществования. Материальный мир тяжёлой грубой материи по своей атомистической сущности постепенно переходит в тонкую материю, энергию, которые пронизывает интеллектуальный мир, "ноосфера", совпадая с ним по существу в едином бытии. Поэтому оказывается возможным познание мира. Ибо интеллектуальное и материальное бытие есть не что иное, как единое целое. Субъективное и объективное совпадают, являются единым целым, как совпадают в слове означающее и означаемое, звук и смысл. Слово человеческое и Слово Божие, хотя и родственны по структуре, но слово человеческое не обладает той сверхъестественной силой, что может исходить только из высшей по существу природы субстанции.

По Слову Божию развернулась Вселенная, начали разбегаться галактики, загораться звёзды, рождаться планеты, их спутники и кометы. Как в ускоренном кинофильме, всё быстрее и быстрее до бесконечности несётся по Вселенной информация - Слово Божие... Оно пронизывает каждый атом, каждое нейтрино... Раздвигает пространство-время... Из "ничего", из "чёрной материи" образуются новые частицы, возникают молекулы... И вот, однажды, после множества причин и следствий возникает маленькая планета, где по своей совокупности создаются редкие условия, в которых оказывается возможным зарождение давно задуманного - органической жизни, через которую впоследствии сможет проявиться душа, способная узнать, осмыслить и почувствовать себя, а через себя душу-Дух своего Создателя...

Подобно тому, как из простого, для нас трудно постижимого "ничто", образовался весь видимый мир, так и невидимый мир, будто магнитное поле вокруг планеты, возникал медленно, постепенно, сначала одновременно с оживотворённой материей, в астральной форме, потом - наполняясь духовным содержанием, осмысливающем себя самого, обретая тем самым истинное существование и приобщаясь к вечному божественному инобытию...

Так должно было быть по мысли Творца... Но человек не оправдал надежд своего Создателя. Тысячелетия за тысячелетиями он продолжал стоять, повернувшись к Нему спиной. Недалеко он продвинулся от неразумных животных, не обладающих самосознанием. То, что делает его богоподобным - нравственность - в его борьбе за существование превращается в изощрённую безнравственность. Ради собственной выгоды он унижает слабых, и добравшись до власти под благовидной личиной развязывает войны. Неверие в бессмертие души и своей духовной природы приводят его на край пропасти.

И тогда Создатель решает сделать последнюю попытку, чтобы обратить его взор к истине: В облике Человека Он Сам сходит на землю... Это должно было случиться однажды. Иначе, как бы Бог мог адекватно судить Своё создание за то, что оно не следует Его заповедям? Информация, Слово Божие, Логос, как огонь Прометея, был ниспослан и передан человеку, чтобы он лицом к Лицу открыл Бога, осознал своё назначение, получил надежду и уверенность в преодолении смертной природы конечного мира через раскрытие своего духовного богоподобия.

130.

Фома Аквинский сказал: "Вечность в каждом своём мгновении целокупна".

Мы с трудом можем чувствовать настоящее, "здесь-и-теперь". И когда это удаётся, когда мы отрешаемся от течения времени, то начинаем ощущать саму вечность и самое наше бытие.

Не то же ли мы испытываем, когда счастливы?

Счастье - это естественное состояние духа. Мы становимся несчастными из-за утери этого состояния, когда происходит подмена духовного материальным, внутреннего - внешним, когда нарушается гармония.

Раймонд Моуди написал интересную книгу о жизни после жизни... О жизни людей после клинической смерти, когда они соприкоснулись с неведомым миром, ощутили его реальность, свободу своего духа от тела.

Перед "светящимся существом", с которым они встречались в своём загробном опыте жизни, они испытывали чувство невыполненного долга. После возвращения к жизни многие говорили, что "светящееся существо" - это Христос. Он "прокручивал" перед их мысленным взором всю их жизнь, указывал на ошибки и спрашивал: подготовлен ли ты к смерти? Готов ли умереть? Что сделал в своей жизни, что можешь показать Мне? Что значительного было сделано в твоей жизни?" (Р. Моуди "Жизнь после жизни. Стэкпоул, США, 1976. Перевод с англ., Самиздат, Москва).

Он задавал вопросы, как свидетельствовали умиравшие, но вернувшиеся впоследствии к жизни люди, источая бесконечную любовь, без укора давал понять, что плохо и что хорошо. Он "говорил" молча. Человек ощущал мысли "светящегося существа" каким-то внутренним чувством, лишь потом находя этому чувству адекватные слова, чтобы те понятия, которые он осмыслил в загробном опыте, было как-то возможно донести до нас. И это похоже не истину. Ведь если посмотреть вглубь себя, то мы увидим, что, порою, в ситуации, когда нам некогда рассуждать, когда мы говорим или пишем по чувству, по вдохновению, то слов не хватает, чтобы облечь в понятия не имеющие выражения чувства, а их попытка символизации занижает их невыразимое качество. Поистине, "мысль изречённая есть ложь". Точно так же гипнотизёры, не знающие одного языка, могут общаться друг с другом.

"- Значит, можно читать мысли иностранца, не зная языка?

- Да. Однажды меня пригласили в Центральный Дом культуры медицинских работников. В то время у нас в стране гостили американские учёные. Кстати, среди них были и те, кто присутствовал на телепатических опытах, проводимых космонавтом Митчелом. Летя к Луне, он пытался мысленно передать на Землю изображение известных карт Зенера. Говорят, удачно. Так вот, заокеанские гости решили поэкспериментировать со мной. Их представительница - женщина, не знавшая по-русски, - давала мне мысленные задания на английском языке, на котором я не говорю. Задание её я выполнил так же, как и обычно, и, кроме того, почти правильно, с небольшой ошибкой, назвал имя, о котором она думала: не "Джонс", как надо было, а "Джон". Об этом подробно написано в одном из американских научных журналов. Обозвали там меня почему-то ясновидцем. Вообще-то, я против всяких сверхъестественных необъяснимых вещей. Я с удовольствием помог бы специалистам в их исследовательской работе. На мой взгляд, стоит смелее и энергичнее делать шаги в неведомое, за горизонт современных знаний. Надо ставить психологические опыты и тщательно исследовать их результаты, чем занимались и призывали заниматься Павлов, Бехтерев, Сеченов, Бутлеров, Менделеев, Лазарев, Циолковский, Васильев и многие другие выдающиеся учёные" (Ж. "Техника молодёжи" N 2, 1973 г., с. 56, интервью с советским гипнотизёром-артистом - имя и фамилия забыты). В подтверждение той же мысли, см. книгу: (Л. Васильев "Внушение на расстоянии. Заметки физиолога", Гос. Изд. Полит. Лит. М. 1962), в которой, также, как и в вышеприведённом отрывке из журнала, несмотря на цензурную материалистическую экстраполяцию, приводятся интересные свидетельства.

"Светящееся существо" обещало клинически мёртвым, что они вернутся к жизни, и когда они действительно были оживлены, то они указывали на две важные задачи, которым следует уделять своё внимание в земной жизни. Первая - научиться любить, начиная со своих близких. Вторая - познавать жизнь, мир, самого себя, ибо познание - есть бесконечный процесс, как и сама жизнь в её динамике.

131.

Когда Сократ узнал от дельфийского оракула, что он - самый мудрый человек, то, поразмыслив, понял, почему: тогда как большинство людей считают себя знающими что-то, он знает, что он не знает ничего. И в этом превосходство его знания над псевдо-знанием других.

Подобным же образом и философа-экзистенциалиста Мартина Хайдеггера можно принять за атеиста, но с той оговоркой, что он отвергал традиционный взгляд на бытие Божие, которого, как выразил Н. Бердяев, человек, "порабощённый природным миром (и Бога) воспринимает, как внешнюю, страшную силу, как "сверхъестественную" мощь во всём похожую на "естественную" (Н. Бердяев, Философия свободного духа, Ч. I "Дух и природа").

Невежественному теисту, далёкому от понимания философских глубин учение Хайдеггера покажется атеистическим, поскольку оно утверждает, что Бог не существует, так как Бог - выше всякого существования, и более того, выше самого бытия,

Универсальное, общее для всего конкретного сущего, понятие бытия уже само по себе скрытно указывает на присутствие Творца. Бытие, уже не понятие, не категория, и даже не факт, а реальность (а для обыденного сознания - абстракция), - предоставляет сущему быть, точнее - существовать. Ибо существование - вторично по отношению к бытию. И Бог в этом смысле должен пониматься скорее не через сущее, а через бытие. Более того, Бог не только не существует (поскольку не является сущим), но он и не бытийствует (поскольку он не является бытием). А будучи по природе выше сущего, выше бытия пребывая вне пространства и вне времени, Он - совершенно Ииное, и в человеческих понятиях невыразим.

Употребляемые нами слова: "существовать", "есть", "быть", "пребывать", "бытийствовать", "являться" и проч., - не способны передать философский смысл, относящийся к реальности Бога, и применяются тут лишь в их приблизительном, весьма относительном, значении, впрочем, наиболее близком из всех, что даёт нам человеческий язык.

Поэтому, переходя, на обычный язык, чтобы не быть понятым превратно, всё же лучше говорить, что Бог существует, нежели отрицать здравый смысл религиозной веры. Отрицать веру в Бога - то же самое, что отрицать реальность существования собственного "я".

Чтобы не подпевать хору тех невежественных "теистов", которые обвиняли Хайдеггера, Спинозу, Джордано Бруно в ереси, нам следует понимать, что на самом деле хотели выразить эти и многие другие величайшие философы, мыслители и святые подвижники.

132.

Нарушение заповедей Бога означает не только нарушение законов существования, но, что самое страшное, - и законов бытия. Поэтому исполнение заповедей открывает нас для той реальности, что выше бытия, - для Царствия Небесного.

Как было сказано выше, бытие предшествует сущему, предоставляет сущему быть. И если это так, то процесс духовного становления человека ретроспективен относительно его духовного бытия. Рождаясь из "небытия", человек постепенно обретает сначала физическое, душевное, а затем - духовное бытие.

Оказавшись в мире, дабы осуществить себя и своё назначение, не следует от мира прятаться. Подобно Алёше Карамазову, которого старец Зосима отсылает в мир, необходимо понять своё призвание, чтобы хотя бы немного преобразовать мир.

133.

"Расторжение единства с совестью - вестницей согласия с другими - является одновременно разрывом единства с другими людьми, обществом, миром; это разрыв со своей сущностью. Человек реально перестаёт быть общественным существом. Таков путь распада, разложения, омертвения личности" (Флоренская Т. А. "Проблема психологии катарсиса как преобразования личности". - из кн.: Психологические механизмы регуляции социального поведения, М. 1979, с. 151 - 174, - цитируется по кн.: Василюк Ф. Е. Психология переживания. Анализ преодоления критических ситуаций. Изд. Моск. Ун-та 1984, с. 165).

Продолжение монографии будет выкладываться по мере редакции.

Предварительная редакция сделана 6 ноября 2020 г.

Пожалуйста, следите за датой обновления материала. Все замеченные ошибки, опечатки, неточности и прочее, будут автором с благодарностью учтены и по возможности исправлены. Присылайте замечания и поправки.

Далее следуют главы, написанные в относительно недавнее время, и которыми Автор предполагает окончить этот труд:.

***

Не предполагая никого атаковывать и, тем более, оскорблять ничью веру, скажем, только, что убеждение и вера должны идти рука об руку с разумом. История творения должна быть несколько сложнее той, что описана на первых страницах Ветхого Завета. В отличие от того, как думали наши далёкие предки, всё-таки, вряд ли наших прародителей вылепили из глины, и история творения происходила несколько более сложным образом, а именно: эволюционным путём, только не по теории Дарвина, а под непосредственным руководством Творца. И эта эволюция не остановилась. Некоторые её ветви зашли в тупиковые области, и потому далее не развиваются, не только физиологически, но и духовно. Достигнув в материальной плоскости развития до уровня "Homo Sapiens", эволюция переходит в область Духа и Разума. Отрицать это - всё равно, что оставаться в Птолемеевой системе исчисления. Точно так же -- верить в реальность Адама с Евой. Библию писали для тех, кто в то далёкое время мог её понимать на своём уровне ментального развития. Она служила руководством для ориентации в мире. И она с этим справлялась, как справлялись с навигацией моряки, руководствуясь Птолемеевой системой, пока не узнали более удобного способа для ориентации в пространстве. Сторонник теории Терьяра де Шардена и Вернадского не станет толковать св. Писание буквально, ибо св. Писания не есть учебник по биологии или географии, а, прежде всего, является духовным руководством.

Физиологическая эволюция человека прекратилась, пришла в тупик вследствие того, что он, "венец творения", стал разумным, овладел инструментами и техническими приспособлениями, обеспечивающими его безопасность и создающими комфорт в среде его обитания. Вместо того чтобы видоизменяться и эволюционировать субъективно, будь то физически, психически, интеллектуально и духовно, он, став "человеком разумным" ограничился и остановился на этой ступени. Именно во вред разумной возможности эволюционировать далее, начал преображать окружающий объективный экзотерический мир, потеряв способность "познавать самого себя". Лишь единичным представителям вида "Homo Sapiens" - пророкам и мудрецам - открывался и открывается, особенно теперь, благодаря явлению в мир Сына Божия Христа, путь истинного эволюционного развития - через эзотерическое духовное Откровение.

Именно вследствие своей экзотерической тенденции сознания он обратил возможное эволюционное развитие в тупиковую ветвь. Если бы не возникло это трансцендентное разделение: с одной стороны - дух, душевно-телесная монада, а с другой - конформированный разум, объективированный на материальный мир как "субъективный объект" воздействия, - то, возможно, человеческая эволюция не остановилась бы. Однако, вместо крыльев человек пользуется летательными аппаратами, вместо духовной интуиции и видения - компьютером и телевидением.

Наше сознание слишком сильно объективировалось. Центр внимания переместился вовне. Разум и логика стали во главе всякого намерения и деятельности как инструмент, при помощи которого мы завоёвываем физическое пространство для обеспечения комфорта своей жизни, даже ценой подавления или физического уничтожения своих собратьев по разуму, не успевших достаточно продвинуться по пути технического прогресса.

Двигатель животной эволюции - борьба за существование - так и остался главенствующим принципом и смыслом существования человека, с той лишь разницей, что находящиеся на более высокой ступени социальной пирамиды обладают большим комфортом и средствами подавления находящихся под ними. Почти весь человеческий мир разумных существ снизу до верху разместился на различных ступенях этой пирамиды, и мало кто помышляет о том, что кроме материально-экономической эволюции возможна её высшая стадия: духовное откровение.

Поскольку таковая человеческая эволюция зашла в тупиковую ветвь, подобно всем иным видам животного и растительного мира, то можно считать, что и эволюция, как таковая, для ориентированного на объективный мир человека закончилась, и последнее упование - это технический прогресс, продолжение своего инорода в своём внешнем подобии - роботе или сайборге, бездуховном прагматическом механизме. Как некогда полностью вымерли мамонты и динозавры, и как по вине человеческой экспансии постепенно вымирают и другие представители тупиковых ветвей эволюции (киты, слоны, медведи, волки и прочие редкие теперь животные), так и Homo Sapiens'а ожидает полное исчезновение. Так или иначе количество человеческого населения начнёт резко сокращаться по мере истощения природных ресурсов и вследствие неизбежных войн. Достаточно одной крупной экологической катастрофы, чтобы сработал триггер, и начался необратимый процесс. И тогда уже никакой технический прогресс не спасёт от полного вымирания всего живого.

Как было сказано, человек ступил на тупиковую ветвь эволюции именно из-за того, что он стал разумным. Его разум положил предел его развитию, ибо при помощи разума он создаёт технические инструменты - продолжение своих рук во внешний материальный мир, в своей массе не желая прилагать усилий для познания самого себя, отравляя и распиная пророков. Даже учение Христа людской массой при помощи экзотерически ориентированной церкви было искажено и приспособлено в угоду экспансии власти имущих, завоевания пространства, покорения народов, создания комфорта единиц, сумевших взобраться за вершину пирамиды.

Прославляя и канонизируя святых, церковные власти более пекутся о поддержке своего авторитета среди духовно дезориентированной массы верующих, нежели для того, чтобы донести до людей истину эзотерического учения Христа, которую даже и не все канонизированные святые понимали. И действительно, эзотерическая мистика - удел единиц, без которых церковный институт рассыпался бы на части. По Бердяеву, христианство не осуществило себя и осталось не понято большинством в силу экзотерической ориентации церкви и её паствы. Вот почему сейчас в мире западное общество становится безрелигиозным, лишь формально верующим.

Католическая церковь канонизировала мать Терезу за её проявленные заслуги в самозабвенной любви к ближнему, но вовсе не за то, что она отступила из тупиковой эволюционной ветви, чтобы открыть новые горизонты развития и духовного преображения человека как образа и подобия Божия.

Лишь единицам удаётся продвинуться по этому пути. Пророков не принимают в своём отечестве, и лишь избранные, а вовсе не званные, оставляют след в духовной истории человечества. Таковые полагают камни во главе создания спасительного пути из природного тупика, в который завёл нас объективированный ум "Homo Sapiens'а".

***

Почему вся Библия и Новый Завет наполнены призывами к нравственности?

Некоторые современные философы вообще считают этические вопросы не позитивной областью для рассмотрения, так что нравственность, будто бы, является некоей второстепенной искусственной общественной надстройкой, совсем не относящейся ко Всемогущему Богу, который выше всего этого настолько, что Ему, будто бы, и дела до нравственности быть не может; и что область этики есть лишь нечто сугубо социально-человеческое, выдуманное в силу необходимости сосуществования людей в обществе; выдуманная или выработанная в ходе общественного развития для того лишь, чтобы общество и государство были способны сохранять некоторую стабильность в организации. И что будто бы нет никакой связи между Создателем Вселенной и требованием от человека нравственности.

В мире минералов, в растительном и животном мирах нет места для нравственности, также, как её не может быть ни на Луне, ни на какой-нибудь мёртвой планете или на метеорите. Нравственность в эти миры может быть лишь однонаправленно привнесена из мира человеческого. Человек может облагораживать и одухотворять низшие миры для собственной пользы, если он таковую усмотрит. Однако нравственность для этих полумёртвых или полуразумных миров не является необходимостью.

Почему же тогда нравственность является категорическим императивом для духовного человеческого мира? Почему Бог требует от человека быть ответственно нравственным?

К нравственности приводит прежде всего человеческая духовная эволюция свободы, которую только человек способен осмысливать. Мир минералов существует по законам необходимости. Растительный мир - обладает минимальной физической свободой. Животные обладают большей физической свободой, чем растения. Ни о какой духовной свободе животные не способны помыслить. Они не обладают самосознанием. Их удел - инстинкты и рефлексы. Если бы не было человеческих усилий повлиять на животный мир, то не существовало бы собак, а были бы только волки. Но даже среди собак нравственность, также, как и безнравственность, возможны только, если рядом с ними находится человек.

Именно благодаря способности к нравственной жизни человек отличается от животного, а вовсе не потому, что он более умён и разумен. Эволюционный скачок человека совершился именно тогда, когда он начал следовать законам нравственности.

И когда человек нарушает законы нравственности, совершает преступление, он низводит себя до уровня животного, автоматически отпадает от Божией благодати, теряет духовную свободу и связь с Богом.

Идея Бога о Человеке заключается в том, чтобы возвысить его до Бога. И такое возможно только, если он поднимется над своей животной природой и таким образом откроет себя для божественной благодати. Первая ступень в этом возвышении над животным миром - есть сознательное следование нравственным законам. Вот почему слова Канта о "нравственном законе во мне и звёздном небе надо мною" выражают вполне конкретную мысль.

А мысль Достоевского о том, что "если Бога нет, то всё позволено", подтверждает коренную связь нравственности с бытием Божием и человеческим.

Если я живу по законам нравственности, то я признаю и существование Бога. Даже если нравственный человек и не верует в Бога, то он бессознательно становится Его проводником в этом мире. Через саму нравственность и чувство святости происходит единение с Богом. Через нравственное чувство святости происходит откровение и живое ощущение Бога, Его непосредственное познание, имманентный экзистенциальный гнозис и мистическое единение с Ним.

Вот почему всё Священное Писание пронизано призывами к нравственной жизни, хотя и выраженных из-за моральных норм своего времени у ветхозаветных пророков и новозаветных апостолов в гневных угрозах страшными карами и наказаниями за прегрешения.

Оставить комментарий © Copyright Беатов Александр Георгиевич (beatov@gmail.com) Размещен: 06/11/2020, изменен: 06/11/2020. 761k. Статистика. Монография: Эзотерика Чувство Святости Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Черновые наброски этого материала, много лет назад случайно попавшие в руки одинокой женщины, у которой трагически погибла дочь, спасли её от самоубийства. Много лет спустя и сам автор этой книги, перечитывая её главы в тяжелейшие времена, выпавшие на его долю судьбы, был немало удивлён, что своей работой сумел заранее указать самому себе выход из тупика, неожиданно поставленного жизнью. Эта работа вовсе не принадлежит автору этих страниц, ибо автор этих страниц - "читатель", сумевший лишь записать то, что ему открыл Автор "всех вещей видимых и невидимых". Пожалуйста следите за обновлением. Последняя редакция и обновление: 06 ноября 2020.

Беатов Александр Георгиевич : другие произведения.

Чувство Святости