О чем хотите меня расспросить? Опять об этом. Враки всё это, вот что я вам скажу. Ну, или выдумки: невелика разница. А у того писаки -- всё вперемешку. С чего это вдруг? А с того что я за своим хвостом не уследила. Как? Да всё просто. У всякого аргонианина хвост поднимается сам собой при сильном наклоне. Для равновесия. Поэтому когда я протираю столы стараюсь крепко опереться хотя бы на одну руку, тогда всё в порядке. А тут обе руки для работы понадобились. Ну и вот -- узрел писака мой зад под подолом.
Впечатлила же его зрелище! Два следующих дня сидел в углу и пером скрипел не переставая.
Насочинял про меня небылиц. Вертихвостку сделал. Что? Не, я не сержусь -- мне смешно. Да и кто догадается, что это про меня? Ни имени моего писака нигде не упомянул, ни городка нашего названия, ни даже того, как называется наш трактир. Дураки поверят. Умные или те, кто жизнь не по наслышке знает, вместе со мной посмеются.
На самом то деле мне хвостом вертеть некогда. Вся целиком верчусь по хозяйству день деньской. Прямо с утра растапливаю печь на кухне, затем очаг в зале. Растопила, нужно дров натаскать. На кухню, чтобы и на приготовление обеда хватило, в зал -- чтобы на весь день. Потом за водой для кухни не меньше десятка раз надо сбегать.
Тут и постояльцы начинают просыпаться, спускаются в зал к завтраку. Беготня продолжается, только уже из зала на кухню и назад. Наедятся постояльцы, напьются и расходятся кто куда. Кто переночевал и дальше поехал, у кого дела в городке. А у кого нет, либо назад в комнаты, либо просто по окрестностям бродить отправляются. Тут у меня чуток роздыха бывает...
Я не жалуюсь. Просто каждый в трактире делает свою работу. Эта -- моя. Нет не тяжело, давно привыкла.
Что!? Прикусите-ка язык, господин! Я дочь хозяйки этого трактира, а не рабыня. Это моя семья. Да, приёмная. Взглянув на меня могли бы и сами догадаться.
Моя настоящая семья? Да нет никаких секретов. Просто я и сама немного знаю. Да и все кругом -- не больше. Маленькая ещё была. Правда уже не настолько маленькая, чтобы совсем ничего не помнить.
Зачем мои родители вдруг снялись с обжитого места, покинули Сиродил и отправились в Скайрим так до сих пор и не знаю. Помню только, что отправились мы не по дороге, а через заснеженный перевал.
А ещё холод помню...
Холод. Холод такой что и костер не помогал. Мама укутала меня во все тряпки, какие смогла найти, подложила под них камни нагретые на костре...
Дальше не помню.
Очнулась уже под шубой на груди моей нынешней мамы. Они с работниками за дровами тогда отправились. Возвращаются -- а у дороги костер погасший, два заледеневших трупа и кучка тряпья с моей мордашкой. Вовремя успели. Ещё бы немного, и не отогрели бы меня вовек.
Моих родителей погрузили на повозки вместе с дровами, привезли в городок, дали телам оттаять и похоронили. Вон, на краю кладбища их могила, одна на двоих.
Я тех похорон не видела, всё только со слов мамы знаю. Почему? Думаете смерть так просто отпустит того, кто уже на её пороге стоит? Вот и меня не отпускала ещё шестнадцать дней. Все эти дни знахарка меня выхаживала: держала в тёплых пареных отрубях, травами отпаивала, сидела рядом, спала урывками. Ох, и намаялась же она со мной. Но от порога смерти увела.
Всё что от родителей осталось, теперь в моей комнате лежит. В мешке. Папины плащ и кортик. Мамины медальон и платье...
Мама говорит, что я уже в него вросла. Выдастся минутка, примерю.
А ещё в руке мамы нашли письмо. Недописанное. Из него я и знаю как родителей звали. И как меня по настоящему зовут.
Как? А вам зачем? Всё равно ни один человек правильно не произнесёт. Перековеркает и язык сломает. Как тогда? А Ящерку спросите. В этих краях любой скажет, где меня найти.
Так вот всё и вышло. Родителей похоронили, я поправилась и стала частью семьи хозяйки трактира. Привязалась она ко мне, пока под шубой несла. А потом, на могиле родителей, пообещала маме, что не бросит меня. У неё и своих двое было, близняшки мальчик и девочка. А я вот третьей стала.
Вот так вот грустно началась моя история. Зато на продолжение грех жаловаться.
Нравится мне Скайрим. Особенно летом. Дни долгие, солнце не печёт а греет ласково. Воздух настоян на травах, хвое и свежести. А вода вообще прелесть: чистая как горный хрусталь. Так и тянет искупаться...
А недостаток у Скайрима только один. Один, но большущий. Холод.
Даже летом.
Пока солнце греет, всё в порядке. А как скроется, тут и начинается мой маленький но неизбывный кошмар. Остывать начинаю. До какого-то времени всё в порядке, а дальше замедляются движения и по мере остывания всё больше. В конце концов я становлюсь неподвижной как бревно.
Какая лягушка? Скажете тоже. Лягушка... Да я просто завидую лягушкам в такие моменты. Те от холода в ледышки превратятся, а весной оттают и снова попрыгали. А я, если лягу так в безлюдном месте, то и до морозов не доживу. А о купании лучше совсем забыть. Пробовала уже. В здешнюю чистую воду я только окунуться могу. Окунуться и назад без промедления. Потому что через минуту уже не смогу вылезти на берег. А ещё через две стану несомым течением бревном. И мне только останется молить богов, чтобы я потеряла сознание прежде, чем река швырнёт меня вниз с водопада.
Вот потому о купании я теперь только мечтаю. Потому и не ухожу из городка далеко. Потому и стараюсь работать в доме поближе к очагу или печи.
Кстати, помыться не желаете? У нас вечером баня будет. Я и там работаю. Правда в бане у меня другая забота, как бы не перегреться. Но там проще: чан с холодной водой всегда рядом. Опустишь в него руки по плечи, и полегчает. Или вольёшь в себя пол-ковшика из того же чана.
Копьё? Было дело. На глазах у того сочинителя.
Переврал всё, и умолчал почти обо всём.
Например о том, что копьё воняло так, что даже у меня желудок чуть наизнанку не вывернулся.
Да, один из постояльцев вернулся после четырёхдневной отлучки. Воин. Сражался с кем-то. Или с чем-то.
Уезжал бодрый, весёлый, блестящий, на резвом боевом коне. Вернулся пешком, избитый, угрюмый, зверски уставший и пришибленный. И копьё своё приволок. Да-да, именно приволок. Держал рукой возле рожна, а древко по земле волочилось.
Даже думать боюсь, в чём он своё оружие изгваздал. И это "что-то" отвратительно воняло будучи свежим. А затем ещё и протухло по пути назад.
Мама сразу мои дела перепоручила другой работнице, а мне велела страдальца обихаживать. Потому, что не только копьё в этой гадости было измарано. Сначала я самого героя отмывала в бане. Потом доспехи его побитые. И только потом копьё это злополучное. Почему мне мама такую мерзостную работу поручила? Да заподозрила, что гадость эта вонючая ядовита, или болезнь какую заразную в себе таит. А мы, аргониане, к заразам всяким не восприимчивы, да и отравить нас ох как непросто. И со знахаркой мама подозрениями поделилась. Так что обихаживала я постояльца под её неусыпным надзором. Мало ли что. И ещё научила она как за ним ночью приглядывать, какие признаки болезни подмечать. Даже лёжа под боком.
Да, господин, ту ночь я провела у постояльца под боком, под одним одеялом. Как он? Да всё в порядке с ним было. Поутру ощупала его осторожно... Да, именно там. А вы откуда знаете? Да, именно так знахарка мне и говорила. Вы, я гляжу, многое повидали.
Дальше что? Дальше произошла история с батоном и неподходящей печкой. Настоящая. О которой сочинитель так и не узнал.
Герой не трепался, а меня никто не спрашивал.
Да, окреп его батон, когда я наличие вздутия в паху по наказу знахарки проверять стала. Ну и не получилось у него.
О-о-о, господин, а вы гляжу и об этом знаете. О том, что у аргониан между ног устроено так, что ни человеческий батон не запихнуть, ни данмерский, ни каджитский, ни тем более орочий.
Вот и ладно: объяснять нет нужды.
Теперь и герой знает.
Что дальше? Думала конец мне, прибьёт кулачищем или шею свернёт. Но обошлось. Взял себя в руки и почти час тискал так, что рёбра мои трещали.
Кроче, обошлось всё. Не заболел герой, и болезни не принёс. Я за ним ещё четыре дня ходила, под присмотром знахарки.
Да, и спала с ним.
Ему моё тело под боком явно на пользу пошло. Отлегло у него с души, на жизнь веселее стал глядеть. Ну и меня тискал и лапал вовсю. И там тоже. Уже нежно. И при этом явно воображал себе что-то этакое. Нет, не спрашивала, просто ощущала его батон ягодицами. А следующей ночью и я начала что-то этакое воображать.
Откуда писака про батоны узнал?
Мы в тот день хлеб пекли, а мне опять обе руки для работы понадобились. Вот он ещё раз мой зад и узрел.
Впечатлительный.
Снова вштырило так, что он ещё два дня сидел, пером скрипел.
Хотя, в какой то мере он прав. Выглядело это как проявление похоти.
Хотя на самом деле...
А всё этот проклятый холод Скайрима. Ночи тут даже летом холодные. К утру, даже под теплым одеялом, остыну так, что кому-нибудь из работников трактира придется целый час отогревать меня до работоспособного состояния. Вот и приходится "соблазнять". Чаще местных. Многие парни не прочь поискать Ящерку.
Спина у меня, правда, на любителя. Жёсткая.
Но случаются и постояльцы. И тот герой с знаменитым теперь на весь мир копьём был далеко не первым.
Но так не всегда было.
Когда маленькие были, втроём легко помещались в одной кровати. Подросли -- брату отдельную комнату дали, а я с сестрой так и спала какое-то время.
Потом в комнату брата перебралась. А брат не против был отдать свою комнату мне. Она ему теперь ни к чему -- он теперь в дружине ярла служит.
Как это случилось? Да проезжал как то через городок десятник ярла. Увидел как мой брат с мальчишками на палках в героев играет, и тогда же к матери подошёл, на счёт него поговорить. У старого вояки глаз наметанный -- сразу углядел, что у мальчишки все шансы стать мечником каких мало. Так маме и сказал. Мама подумала и согласилась. Поговорила с братом, тот тоже не стал отказываться от предложения. Правда маловат он тогда ещё был для службы, но десятник сказал, что можно и подождать.
Задержался он тогда в городке на пару дней, поучил брата и прочих мальчишек бою на мечах.
Меня тоже кое чему-научил. Показал как папиным кортиком орудовать в схватке.
Потом ещё года четыре приезжал время от времени, навещал брата.
И вот однажды он брата увёз.
А я к сестре спать бегала. До недавнего времени.
А теперь что? Теперь в её кровати младший сын кузнеца ночует.
Мама не против.
Семья ухажера -- тоже.
Что дальше будет? Да ничего страшного. Дождутся признаков беременности. Мама потаскушке при людно пропишет оплеуху. Отец кобеля, что девушку опозорил, так же при людно отвесит тому "леща". Затем их грубо толкнут в тёплые объятия друг друга и тычками и пинками погонят в храм, где жрец избавит их от позора исполнив обряд бракосочетания. А дальше? Дальше -- всё. У сестры будет муж. Она со временем унаследует трактир.
А молодому парню и хорошему кузнецу не будет нужды покидать родное место. Останется здесь, будет вместе с братом в семейной кузнице работать, как и прежде. Все будут довольны.
Позор? Да какой там позор? Просто в здешних местах по другому не женятся.
А я? Я останусь при трактире.
Уехать? Да куда мне ехать то? Никого у меня кроме названной семьи и нету.
Да, а чего это вы так моей жизнью заинтересовались? На сочинителя не похожи...
Что, маг? С таким-то мечом?
Зачарованный? Вы сами на него чары наложили?
Так вы, господин, никак бретонец.
Надо же, угадала.
Так что вам от меня нужно, всё-таки?
Шутить изволите?
Что, серьёзно у меня способности к магии?
Вот это новость!
Так, слушаю. Научите паре заклинаний? Это каких? "Свеча" и "одеяло"? "Свеча" -- это понятно, а "одеяло"?
Что? Не буду мёрзнуть? Даже голой на морозе?
Ого, целый час!
А если в воде? Треть часа.
Да я о таком и мечтать не могла! И если у меня получится, будете рекомендовать меня в Коллегию Винтерхолда магии учиться?
Я... Я не знаю что и сказать...
Да, мама. Нет я не бездельничаю... То есть сижу, конечно, но ты послушай что мне этот господин предлагает.
Ну, как? Не против?
Мама, я тебя люблю!
Ну, так он пока поживет в моей комнате?
Вы слышали, господин? Плата как обычно. Правда в постели со мной вы сможете рассчитывать только на прохладные, в самом буквальном смысле объятия, да на массаж. Наловчилась в бане. Ну и потискать меня можете, хотя это будет не очень приятно -- на спине чешуйки жесткие с шипами. Как на острых камушках будет.
Согласны? Вот и ладно.
Когда начнём?
Прямо сегодня? Вот здорово!
Тогда до ночи, господин.
А сейчас, мне работать пора.
Вечер. Вон, видите, уже постояльцы в трактир собираются на ужин. Да и здешний народ тоже заглянет кружечку-другую пропустить за разговором.