С Японского моря пришел шторм. Не так чтобы очень сильный, но слезливый и холодный. Противный. Город заволокло туманом: он опускался с небес, наползал на улицы из бухты.
Рокотов поднял воротник пальто и подумал, что к чёрту такую погоду: "Май месяц называется! Живём, как в аквариуме". Осмотрелся, хотелось найти поддержку своему возмущению. Люди бежали от остановки до остановки, толклись, торопились домой и в магазины. Был вечер, половина седьмого.
У киоска с газетами стоял человек. Он сразу не понравился Рокотову. Сработало профессиональное: привлёк внимание - значит, не понравился. Незнакомец был одет в синий рабочий комбинезон, такого же цвета куртку с овальными наплечниками. На ногах - тупоносые ботинки. Шапки нет, вместо неё копна волос.
Незнакомец махнул рукой, мол дай прикурить и шагнул навстречу. Рокотов подошел. Вынул зажигалку, чиркнул.
- Подскажите, - незнакомец потянул папиросу мелко, не затянулся. - Сколько сейчас времени?
- Восемнадцать тридцать две.
Рокотов смотрел во все глаза, искал, что именно ему не понравилось. Что насторожило?
Среднего возраста мужик, кольцо на пальце обручальное. Лицо ровное, как говорят, открытое. Смотрит прямо и глаза не бегают, а значит, не скрывает ничего. По всему получалось, хороший мужик. "Добротный, - подумал Рокотов. - Руки не дрожат. И лёгкие бережёт, не затягивается". Последняя мысль чуть рассмешила, губы растянулись в улыбке - чуть-чуть, на полмиллиметра. Змейка губ изогнулась, хвостик опустила вниз.
Незнакомец кивнул головой, поблагодарил и хотел уйти - он повернулся и сделал шаг, - потом вновь обернулся и попросил:
- Купи пирожок! Есть хочется немилосердно. Будь человеком!
Рокотов на минуту задумался. Понравилось слово "немилосердно". И призыв быть человеком звучал по нынешним временам необычно. Но сильнее всего подкупало, что мужик не требовал, а просил. Просил вежливо, и не денег.
- Тут за углом столовая, - ещё раз заглянул незнакомцу в глаза. Тот не отвёл взгляда. - Там поужинаем.
"Дома шаром покати, - подумал Рокотов. - Заодно и я пожру".
Незнакомец взял борщ, картошку с тремя котлетами и стакан компота. Ещё посомневался: может лучше взять чай? В компоте плавали сливы - выглядели аппетитно.
Рокотов тоже попросил тарелку борща, и тоже взял картошку. Положил пару котлет. Подумал, что этого хватит, что наестся. Налил стакан чаю, вернулся и взял ещё одну котлету.
- Тебя как зовут? - спросил, когда насытили первый, звериный голод.
- Тебя? - удивился мужик. Удивился, что Рокотов обратился на "ты". - А впрочем, так будет проще. Лучников Илья Петрович.
- Бомжуете? Илья Петрович?
Лучников сконфузился, отложил вилку. На его лице промелькнула какая-то мысль. Он посмотрел на себя, на комбинезон и на ботинки. Поднял руки, посмотрел на ладони. От сырости и холода кожа потрескалась, лежали грязные пятна. Лучников нахмурился и показал пальцем на лицо. Вопросительно вздёрнул головой.
- Ага, - ответил Рокотов, - грязная рожа. Как у кочегара.
- Ну, уж сразу и... рожа. - Лучников выглядел смущенным, а потом вдруг рассмеялся: - Ничего, отмоюсь! Грязь не сало, помыл и отстало.
От этого признания, и от предшествующего конфуза, весёлость получилась заразительная. Передалась Рокотову, и он тоже заулыбался.
Вышли на улицу. После ужина вечер не казался таким холодным и сырым, напротив, этот белёсый наволок делал вечер магическим: прохожие выходили из ниоткуда и исчезали в никуда. Рокотов глубоко вздохнул, Илья Петрович расстегнул пуговицу комбинезона: "Хорошо тут у вас!"
- Михал Николаич, не сочтите за нахальство, - обратился Лучников, - что если я у вас вымоюсь?
Рокотов подумал, что это граничит с идиотизмом, выходит за пределы здравого смысла. Одно дело слопать за компанию котлету, и совсем другое приводить в дом лицо без определённого места жительства. Непозволительная глупость.
И всё же отказывать прямо, одним чётким словом не хотелось. Это было бы грубо, а потому Рокотов намекнул на место своей работы:
- Илья Петрович, - сказал небрежно, - я ведь из внутренних органов.
Лучников почесал в затылке, посмотрел растеряно, даже удивлённо:
- И я оттуда. Из тех же ворот, что и весь народ. Ты далеко живешь?
- Вы не поняли, я лейтенант милиции.
- Это ты не понял, лейтенант. Я помыться прошу, а не женой поделиться.
- Нету у меня жены.
- Я знаю.
Разговор незаметно переполз через границу разума.
Рокотов подумал, что он действительно, плохо следит за своим внешним видом: брюки поглажены двойной стрелкой, верхняя пуговица висит на соплях, платок не свеж... "Сразу видно, что холостяк".
Он махнул рукой и сказал, что за всякой буквой "а" следует говорить букву "б". "Истинно так!" - ответил Лучников. Только лейтенант предупредил, что зайдёт по дороге в супермаркет: "Нужно купить продуктов. И моющих средств".
- Я подожду на улице, - сказал Лучников. - Неприятно в таком виде соваться в людное место.
Рокотов не возражал.
В супермаркете он взял тележку, положил в неё пару батонов колбасы, хлеба, пачку макарон, ещё одну пачку, пакет кефира, ещё один... "Бутылку взять? А зачем?" - положил литрушку водки. Не зачем и не для чего. Просто так. Ещё пакет картошки, баночку майонеза, кетчуп, сыр. Едва не проехал отдел бытовой химии, вернулся, выбрал пачку стирального порошка с запахом лаванды, поставил в тележку.
"Зачем я всё это делаю?" - задал себе вопрос, когда расплачивался.
Молоденькая кассирша смотрела призывно. Призывно-вызывающе. "Порошок увидела, - подумал Рокотов, - думает, что я холостой". Осерчал:
- Нельзя ли побыстрее?
- Я и так...
- О работе думайте, девушка, - перебил. - А то только глазками стреляете.
Собрал покупки в пакеты.
Оставался последний шанс уйти одному - выйти из магазина через паркинг. Потом задний двор, сквер... "Так даже короче, - подумал, - ближе к дому получается".
Перед стеклянными дверями толкался Лучников, похлопывал себя по бокам - замёрз. Подбежал, подхватил пакеты. Один пакет лейтенант забрал назад.
Прошли переулком, через сквер, мимо бюста Чехова. Рокотов не к месту подумал, что если девушка-кассир увидела, кому он передал пакет... "Подумает, что я из этих, - усмехнулся. - Дура".
Поднялись на этаж, щелкнул замок.
- А у тебя мило.
Илья Петрович осмотрелся, провёл пальцем по корешкам книг. В зале у Рокотова стояли стеллажи с книгами - одна из холостяцких привилегий. Блюда и хрустальные фужеры - на кухне. Да и не было у него хрустальной посуды. Не держал-с.
- Я бы сказал, уютно.
- Ванная комната там, - показал лейтенант. - Вот мыло. - Подал стиральный порошок. - Он же шампунь.
- О! Лаванда! - обрадовался Лучников. - Как ты угадал, что это мой любимый аромат?
Напустил полную ванну воды, засыпал порошка. Вымылся сам, помыл голову. Потом выстирал комбинезон и нижнее бельё. Засомневался, что делать с курткой? Постирать? Рокотов сказал, что она не высохнет, что нужно бы отдать в химчистку, вот только какой в этом смысл? Илья Петрович согласился, что смысла нет ни малейшего. Попросил поделиться трусами.
Рокотов принес чистую майку и трусы. Пару носков. Пока гость мылся, лейтенант заварил чаю, налил в чашку варенья. Подумал, что негоже вот так сразу после бани и на улицу. Не по-людски. Посидят, а уж потом...
Чай пили молча. Илья Петрович явно блаженствовал. (На всю квартиру разнесло запах лаванды.) Наслаждался чаем, чистым телом, теплом - разговор ему не был нужен.
Рокотов ощущал внутри себя напряжение, и это напряжение граничило с раздражением. Он понимал, что поступает хорошо. Правильно поступает, и в чём-то даже благородно, только ему казалось, что он... вернее он опасался, что сыплет бисер перед свиньёй. Опасался, что его старания чрезмерны и не будут оценены. И даже не будут верно восприняты.
Лучников проверил комбинезон - он почти высох, - тронул волосы - тоже подсохли. Неожиданно спросил:
- У тебя кто-нибудь воевал? В Великую Отечественную?
- Дед погиб под Харьковом. А что?
- Мой дед остался в Ленинграде. У него была бронь от завода. Он работал главным инженером, получал двойной паёк. Тушенку и даже маргарин.
- И что? Зачем ты мне это рассказываешь?
- Однажды бабушка привела в дом беспризорника. Беспризорного паренька. Не представляю, чем он ей понравился. - Илья Петрович всплеснул руками: - Почему именно этот беспризорник, а не какой-то другой? Вероятно, бабушка испытывала душевные терзания, что они живы и благополучны. Все соседи умерли, а они живут.
Вечером пришел дед. Вдвоём они нагрели воды, отмыли пацана в гремящей жестяной ванне, накормили, переодели.
- Как я тебя.
- Как ты меня, - согласился Лучников. - На другой день паренёк сбежал.
- Не захотел жеребчик бегать в табуне.
- А ещё через неделю, - продолжил Лучников. - Привёл дружков. Все вместе они ограбили квартиру деда. Мерзавец, умудрился сделать слепок с ключа.
- Поучительно, - резюмировал лейтенант. - Если тебе интересно, я могу до утра рассказывать подобные истории.
- Мораль в том, что беспризорник воспринял доброту, как слабость, понимаешь? Дед с бабкой повернулись к нему лицом, а он увидел в этом их изъян.
Рокотов пожал плечами, мол бывает. Вспомнил своего деда. Родную деревню, стадо телят, что он пас, будучи мальцом.
- Но твоё предложение принимается, - сказал Илья Петрович.
- Какое?
- Остаться переночевать.
- Не припомню, чтоб я делал такое предложение.
- Ты предложил до утра рассказывать истории.
- А-а... - протянул Рокотов.
- И ещё скажу, прежде чем ты попытаешься меня выставить за дверь. - Лучников смотрел строго и серьёзно. - Я правильно понимаю, в чём доброта, а в чём слабость. Можешь быть уверен.
"Могу быть уверен, - мысленно повторил лейтенант. - В чём сейчас можно быть уверенным?" Навалилась чудовищная усталость. Она будто гналась весь день, отставала на шаг, но вот, наконец, догнала, набросилась, повисла на плечах.
- Если я постелю тебе в зале... это ничего?
- Это прекрасно! Я опасался, что ты предложишь спать в ванне... Шутка.
В этот момент Илья Петрович показался Рокотову очень старым. Старым, утомлённым и главное изношенным человеком. Лейтенант тряхнул головой и понял, что всему виною желтый искусственный свет, в котором меняются все естественные оттенки.
Уснул лейтенант мгновенно: голова ещё не коснулась подушки, а он уже спал.
Сон, правда, получился вязкий. Тягучий и липкий, как осенний мёд. В таких снах сознанию всегда необходимо быстро бежать, отражать атаку, сопротивляться или делать что-то иное, а тело оказывается неспособным к быстрому движению. Оно сопротивляется, тормозит, застревает, и от этого появляется ощущение, что душа вот-вот вырвется из грешного тела. Выскочит, как мыло из влажных рук. Но от этого станет только легче...
Что-то упало на дорожку. Вилка или ложка - звук получился мягкий и отчётливый. В мозгу вспыхнуло слово "ключи". Ключи висели на крючке в прихожей. Их можно было взять и запросто выйти из квартиры. И унести с собой ценные вещи.
Ещё не отряхнув ночной морок, не дав себе время поразмыслить, что ценного в квартире ничего нет, разве что книги и цветной телевизор, но и то и другое не станут воровать, лейтенант ринулся в прихожую.
В коридоре свет не горел. Было темно на кухне.
Вдоль стены лейтенант проскользнул к залу, заглянул через стеклянную дверь. Постель смята, Лучникова нет.
Проснулся мозг: "Пошел в туалет?" Оглянулся - в туалете и в ванной свет погашен. Дальше по стенке к двери на кухню. Темно - сумеречно по ночному. Осторожно протянул руку, пощупал ключи. На месте.
- Лучше зажги свет, Пинкертон! Спотыкнёшься. - Голос Ильи Петровича звучал из кухни. Звучал спокойно, чуть холодно. - Я встал воды попить.
У Рокотова будто камень с души свалился, он выпрямился, протянул руку к выключателю. В этот миг Лучников огорошил:
- А пистолет так хранить не годится. Лучше бы под подушку сунул.
У него был сейф: металлический с двумя врезными замками - всё как положено. Только хранить в нём оружие нерационально. Лейтенант провёл эксперимент, получалось, что в случае опасности он тратил семьдесят четыре секунды на доступ к табельному оружию. Ещё три-пять секунд требовалось, чтобы вставить обойму. "А если ночью, в темноте, то ещё дольше".
"Вот тебе и ночь случилась, - подумал, - вот тебе и темнота произошла". Пистолета на месте не оказалось. Во рту стало до противного горько.
На кухне зажегся свет. Лейтенант беззвучно вошел, остановился в дверях.
Лучников стоял у окна, смотрел в темноту. Макаров лежал на столе. "Мне два шага, - прикинул лейтенант, - с небольшим. Ему - один. Но ему ещё нужно развернуться".
- Бери, чего смотришь! - Илья Петрович повернулся, руки сложил на груди. - Твоё.
Лейтенант взял оружие, вынул обойму, проверил патроны. Все на месте. Спросил:
- Знаешь о чём я сейчас думаю?
- Знаю. Ты думаешь, что я наступил на твоё милосердие грязным сапогом.
Лучников продолжил. Говоря, он пододвинул табурет, сел:
- Какое хорошее слово "милосердие", тебе не кажется? Милое сердцу. Что мило твоему сердцу, Михал Николаич?
- Чтоб ты объяснил твоё поведение. - Лейтенант подумал, что это он, хозяин дома, должен предлагать гостю стул. Сам опустился с другой стороны стола.- Я его не понимаю.
- Не понимаю, - как эхо повторил Илья Петрович.
- Люди боятся того, чего не понимают.
Повисла тишина. Молчание нарушил Лучников:
- Люди боятся непонятного. Боятся непостижимого... - говорил медленно, рассеяно, будто думая о чём-то.
Он положил перед собой лист бумаги, взял авторучку. Лейтенант ещё удивился, откуда у него бумага? Откуда на ночном столе перо? Но вопросов задавать не стал. Лучников поставил в углу цифру один, закрыл её скобкой.
- Судно стартовало пятнадцатого августа пятьдесят шестого года с космодрома Куми. Обычное научно-исследовательское судно малого класса, каких тысячи. У него даже не было собственного имени, просто бортовой номер: Х17-325. Экипаж три человека. - Илья Петрович написал цифру "3", рядом машинально стал рисовать контур ракеты. Остроносый обтекаемый контур с тремя стабилизаторами на хвосте и круглым окошком иллюминатора - так рисуют дети. - Капитан корабля, штурман и я, медик-биолог.
Задание самое простое - патрулирование дальнего космоса, исследование космических объектов безорбитных траекторий движения. Параллельно сбор минералов. Нам разрешалась стыковка, и даже посадка на астероиды и планетоиды. Иногда, когда очень сильно везло, нам попадались образцы химических соединений, нетипичные для Земли. Была надежда - но это, если повезёт чертовски, - обнаружить биологический материал.
Мы болтались в космосе четыре месяца. Уже порядком поднадоела пустота, хотелось домой, ощутить под ногами твёрдую почву... - Илья Петрович осторожно взглянул на Рокотова, тот сидел с непроницаемым лицом. - Вдохнуть свежего воздуха.
Потом произошла маленькая неприятность - в маневровый двигатель попал метеорит. Маленький такой метеоритик, - Лучников показал кончик своего мизинца, - может быть в два грамма, может меньше. Погнул лопатки распределителя. Капитан корабля принял решение чинить двигатель.
- В открытом космосе?
- Пустяковый ремонт, мы восприняли его, как развлечение, а не как трагедию. Вокруг левого борта растянули кэтч-сетку, чтоб ничего не потерять. Огромная такая плотная сеть, напоминающая рыболовный подсак. Разобрали движок... ну, как разобрали? Сняли защитный кожух, отвинтили корпус и лопатки. Две из них штурман выровнял прямо в космосе, пассатижами одну заменили на новую.
Илья Петрович помолчал. Написал цифру "2" и тоже закрыл скобкой. Рокотов подумал, что пункты есть, а текста нет. Текст словесный.
- Эту точку можно считать отправной. Отсюда всё началось.
Пока мы возились с ремонтом, штурман случайно задел навигационное зеркало. Это такая параболическая антенна... - Лучников задумался, как объяснить. - Офсетная, сетчатая тарелка... впереди облучатель, диполь. Маленькая такая штучка. Её и толкнул локтем штурман. Толкнул и не заметил. А она должна стоять точно в фокусе параболы, иначе не будет приёма-передачи.
Но и это нельзя считать бедой. В таких случаях бортовой компьютер тестирует систему и выдаёт ошибку: "Диполь не в фокусе. Проведите юстировку". Работы на полчаса: один следит за уровнем сигнала, второй крутит гайки.
В нашем случае так получилось, что диполь ушел из основного фокуса, и точно попал в фокус второго порядка. - Лучников развёл руками: - Не судьба... а может быть, наоборот - судьба. Вероятность такого происшествия один на миллион. А может на десять миллионов. А может, на сто.
Компьютер не распознал дефекта, навигационная система продолжала работать и вести судно, вот только она показывала чепуху.
Мы отмантулили ещё два месяца, пора было возвращаться домой, а как? Куда? Откуда? И, самое забавное, мы даже не догадывались, что потерялись.
В этот момент нам чертовски повезло.
- Нашли биоматериал? - спросил Рокотов.
- Целую планету. Два солнца, восемьдесят процентов поверхности океан, есть атмосфера... что ещё? Температура близкая к земной, уровень кислорода и азота в атмосфере подходящий. Сила тяжести сто три процента от нашей.
- А эти... туземцы?
- Население планеты - гуманоиды. Вполне себе мирные и даже дружественные. Насколько удалось выяснить, всё население планеты одна моно-раса.
Наше появление они встретили... как бы это сказать... буднично. Обыденно. Поздравили, пожали руки, осведомились, как у нас дела и как добрались - бытовые вопросы. Как будто мы приехали из соседней деревни, а не с другого конца галактики.
- Может они летают давным-давно и полкосмоса освоили. Может им до другой планеты, как к соседу за солью.
- Нет, дело оказалось в другом. На этой планете совсем по-другому построен жизненный цикл. - Лучников покачал головой. - Только не с этого нужно начинать. Так сразу ты не поймёшь.
У Рокотова мелькнула мысль, что на такие слова нужно бы обидеться, да уж больно всё напоминало воспалённый бред: ночь, чужая планета, кухня, Макаров лежит на голых коленях и два мужика за пустым столом. Нет, не за пустым - на нём лист бумаги и авторучка.
- Мы назвали планету "Гаити", она напоминала этот земной остров. Климатом, песком, пальмами, закатом и океаном. Океан там везде. С ним связана вся жизнь гаитян.
По уровню развития они достигли где-то шестнадцатого земного века. Не больше. На земле это время кровавых войн, распрей, вовсю свирепствовала инквизиция, чума... а тут тишь да гладь. Живут себе гаитяне, копошатся, чего-то делают, строят, детей рожают... Всё это делается без суеты и земной нервотрёпки.
- Это ты моментально уловил? - язвительно спросил Рокотов. - Пожал гаитянину руку и сообразил: всё у ребят хорошо, всё без нервотрёпки.
- Верно мыслишь! - ответил Илья Петрович. - Не сразу и не за один день.
Мы пробыли на планете несколько месяцев. Земных месяцев. Гаитянский месяц длиннее земного в полтора раза.
Я жил в хижине на берегу. Биолог такая фигура, которой можно пожертвовать. Капитан и штурман ночевали в корабле.
Примерно через неделю, я почувствовал прилив сил. Будто аккумулятор во мне перезарядили. Спросил у штурмана и капитана - подобные ощущения. Это было первой обнаруженной аномалией. После этого я стал следить за кровяным давлением, делал тесты на количество эритроцитов в крови. Наблюдал фазы сна штурмана. Особо не разгуляешься - медицинского оборудования на судне нет. Фактически описывал в журнале собственные ощущения.
Параллельно собирал образцы флоры и фауны. Особенно радовало разнообразие на планете членистоногих.
- Почему тебя это радовало?
- Непосредственно перед полётом я прослушал курс по ракообразным. Это моё хобби - ракообразные.
Капитан корабля занимался внешними, если так можно выразиться, сношениями. Разобрался с местным языком, настроил переводчик, провёл лингвистический анализ. Теперь мы понимали гаитянский язык полностью, а не только "здрасти-пожалуйста".
Именно капитан обнаружил основной парадокс планеты. Оказывается, жизнь гаитян проходит в реверсивном направлении. Если сравнивать с земной жизнью. Они живут от смерти к рождению.
- Не понял?
- Что непонятного? - Лучников заметно нервничал. - Дряхлый старик-гаитянин (или гаитянка) выходит из океана, его встречают родные и друзья. В воду опускают лепестки цветов, зажигают лучины масляного дерева. Все вместе поют медленную протяжную песню. Вернувшегося старика обмахивают тростниковыми кистями и провожают домой. Вся церемония называется "Возвращение из-за горизонта".
Признаться, я сразу не поверил, подумал, что это лечебный обряд. Больного старика прежде отпускаю в воду, а потом встречают обратно. Подумал, это что сбоит переводчик - путает термины "возвращение" и "излечение".
Дополнительно исследовал океанскую воду. Солёность выше среднего значения, приближается к значению Мёртвого моря, а в остальном - обычная вода.
- А ведь это удивительно! - воскликнул Рокотов. - Чрезвычайно удивительно и очень... разумно. В юности человек исследует мир, проверяет его на прочность, ломает, как терзает ребёнок игрушку. Пытается что-то изменить, исправить, переломить. И только к старости он постигает красоту и гармонию белого света. Осознаёт, что счастливо жить можно только в ладу с самим собой и с миром. А гаитянин возвращается в мир уже с этим пониманием. Немудрено, что у них не бывает войн.
Рокотов встал, прошелся по кухне. Пистолет положил на шкафчик, заглянул в холодильник - рукам требовалось движение. Идея захватила его воображение:
- Это потрясающе! На Земле человек всю жизнь набирается опыта, набивает себе шишки, делает глупости, чтобы потом, краткий остаток своей жизни - десять-двадцать лет, - прожить с пониманием себя. С осознанием красоты Мира, его правильности! А там все жители приходят в мир с этим чувством.
- Возвращаются.
- Что?
- Гаитяне возвращаются в свой мир, - сказал Лучников. Он показался лейтенанту мрачным. - Меня это тоже восторгало. Некоторое время.
Особенно интересно было наблюдать брачные церемонии гаитян. Они тоже проходили на берегу океана. Гаитянин должен плыть далеко в бухту, там ждала лодка с его женой. Вместе они подходили к берегу. Мужчина выносил жену на руках, потом провожал её в тропический лес. Это называлось "Возвращение в дружбу". В завершении, гаитянин садился в лодку и должен был совершить длительное путешествие, чтобы не попадаться на глаза и не беспокоить гаитянку.
Надо признать - возвышенные отношения.
Потом я обнаружил третий парадокс. Не такой приятный, как первые два. Особенно он нервировал, покуда я не разобрался, что это не отдельная загадка, а следствие второго явления.
Если быть совсем точным, парадокс на Гаити только один. Всё остальное вытекает из него.
Итак: оказалось, что я напрочь забыл курс лекций по ракообразным. Я пролистал конспект, попытался освежить знания по справочникам - ничего. Полная тишина. Нечего было освежать. В памяти остались только ошмётки школьного курса (я углубленно изучал биологию) и несколько штрихов из университетской программы. Больше ничего.
Это при том, что я прекрасно себя чувствовал. Ни малейшего намёка на болезнь или утомление. Амнезия исключалась.
То же самое происходило с другими участниками команды: здоровый цвет лица, прекрасный аппетит. У штурмана исчезли мешки под глазами, он перестал принимать снотворное. Наиболее значительные изменения произошли с капитаном. На момент старта ему было полных шестьдесят четыре года. Теперь он выглядел значительно моложе.
- Планета воздействовала на вас?
- Очевидно и вне сомнений - планета приняла нас в свои любвеобильные объятья, как заблудших детей. И пыталась сделать нам добро.
Рокотов отметил сарказм в словах Ильи Петровича. Сарказм непонятный и недобрый.
- Обычная продолжительность жизни гаитянина составляла от семидесяти до девяноста лет. Прожив положенный срок, люльку с младенцем мать уводила в океан, где совершалось таинство. Что это за таинство и как оно физически происходило - этого я не смог узнать. Гаитяне мужчины попросту не имели представления, женщины отказывались говорить на эту тему.
- А как они вообще? Гаитянки? Ничего?
Лучников пожал плечами: - Рослые, большеглазые. Смуглая кожа... из отличий только четыре пальца на руках и ногах и стреловидный зрачок. Напоминает зрачок кошки, только горизонтальный. Пожалуй... всё. Отличий во внутренних органах я не знаю, вскрытия не делал.
Во всём, что касается биологического мира, у гаитян строгие табу: есть живых существ нельзя, убивать нельзя, вторгаться в жизненное пространство нельзя. Всякое животное возвращается, подобно гаитянину, в этот Мир, отдаёт Природе взятое в долг и исчезает.
- Послушай, может мы перекусим? - Лучников посмотрел на часы, было четыре утра. - Устроим ранний завтрак? Или поздний ужин.
Рокотов кивнул. Пока Илья Петрович чистил картошку, лейтенант обжарил пластушки сала, припустил фарш, почистил луковицу. Картофелины резал тонко, выкладывал поверх фарша. Сверху картошки пошинковал лук. Когда появился запах готового мяса, перемешал слои, выключил плиту и выждал пять минут. Получилась картошка по-флотски. Собственное изобретение лейтенанта.
Отдельно пожарили яйца с зеленью.
На столе стояли две сковороды, тарелочка с резаным сыром и укропом. Чёрный нарезанный хлеб лежал на салфетке.
Не задавая вопросов, Рокотов вынул из морозилки бутылку, дополнил ею композицию.
- За знакомство?
Есть в такую рань было неудобно и непривычно, но аппетит приходит во время еды - через пару минут казалось, что это просто продолжение вечера. Очень долгая посиделка двух старинных приятелей.
Рокотов подумал, что в этой выдумке Лучникова, что-то его цепляет:
- Послушай, а как звали штурмана и капитана?
- Зачем тебе? - насторожился Илья Петрович.
- Да так, - пожал плечами, - в общем, незачем. Просто интересно. - Напомнил: - Ты рассказывал про гаитянок.
- Вскрытия я не проводил, а в остальном они очень симпатичные. - Лучников оживился. - Через некоторое время появился интересный для меня вопрос: что произойдёт после полового акта землянина и гаитянки?
- Ты? - ахнул Рокотов.
- Нет, мне было не до этого. Я возился с образцами. Придумывал способ, как довезти улиток на Землю не замораживая.
- Погоди, так у вас же навигация накрылась? Как вы собирались возвращаться?
Илья Петрович поморщился: - Не вали в одну кучу, Михал Николаич! Дойдём и до навигации.
У капитана случился роман с местной девушкой. Она помогала ему с лингво-анализом, потом показала побережье, водила с экскурсией в город. Она довольно быстро выучила русский язык.
Я не видел в этой дружбе ничего страшного. Или даже безнравственного - капитан не был женат. Напротив, у меня мелькали крамольные мысли, что привезти на землю живую гаитянку - это совсем не то, что банку с улитками или кольчатыми червями.
Потом капитан меня огорошил, он осторожно спросил, не думал ли я остаться на Гаити?
Я решил, что это шутка, розыгрыш. Так прямо и сказал капитану. Он смутился, перевёл разговор на другую тему. Что-то сказал про "гипотетическую возможность" и про "углубленные исследования".
Здесь бы мне послать на Землю сообщение... а впрочем, что бы я сообщил? Что капитан хочет жениться на туземке? Чепуха. Да и не дошло бы сообщение...
На вид капитану было не более сорока - к тому моменту. Этот факт меня озадачил. Навёл на кое-какие размышления.
Я журнале своих наблюдений я нарисовал таблицу, в левом столбце проставил даты. С момента нашего приземления на Гаити, в обратном порядке, с интервалом в четыре месяца. Получилась временная шкала в обратном порядке. Стал вспоминать, что происходило в эти приблизительные даты.
Оказалось, что за последние три года я не помнил ничего!
Тогда я отбросил месяцы, написал в шкале полугодия и выяснил, что забыл семь лет жизни!
Нет, память моя не стёрлась, я, например, прекрасно помнил бытовую рутину, смог припомнить разговор с начальником порта перед стартом - китаец, он говорил со смешным акцентом, - помнил, как поливал цветы в саду, как "работал" лошадкой на дне рождения дочки. При этом начисто забыл все приобретённые профессиональные навыки! От лекций по этим чёртовым ракообразным, до всех обязательных курсов повышения квалификации! Биополе планеты оказалось несовместимо с мозгом землян!
"Если подобное происходит с мозгами остальных членов экипажа, - рассуждал я, - а оно неминуемо происходит, это значит, что через некоторое время мы просто не сможем улететь! Капитан не сможет вести судно, а штурман не найдёт обратной дороги!"
Открытие меня подавило. Растерявшись, я не знал что делать. Можно ли поделиться этой информацией с командой? И как проверить мои догадки? Быть может я ошибся? Быть может у меня "индивидуальная непереносимость" этой планеты?
Оправдались худшие опасения. Я протестировал штурмана - самого молодого члена экипажа, - биологически он помолодел примерно на два с половиною года, профессиональный уровень деградировал до выпуска из лётного училища. Капитан был много старше, и ещё мог вести судно, но скорость его забывания оказалась выше. Вот так.
Мы стали заложниками планеты.
- Почему так пессимистично? - спросил Рокотов. - "Деградация", "заложники", "худшие опасения"... вы жили в прекрасном месте, никто на вас не давил, насколько я понимаю. Почему бы не попытаться влиться в их общество?
Лучников сглотнул, кадык метнулся по горлу вверх-вниз:
- Почему? Ты спрашиваешь почему? - Он улыбнулся, и эта улыбка походила на гримасу. - Потому, что мы не приспособлены для такой жизни! За тридцать тысяч лет истории гаитяне с трудом добрались до нашего шестнадцатого века. Вселенская мудрость оказалась самым большим их недостатком! Непосильной ношей! Прежде чем что-то делать, они задавали себе вопросы "Зачем?", "Что из этого выйдет?", "Можно ли без этого обойтись?"
- Разве это плохие вопросы?
- Замечательные! Великолепные! - Лучников вскочил, налил стакан холодной воды, залпом выпил. - Это потрясающие вопросы для дома престарелых! Для морга! Для кладбища! Покой, тишина, ровные ряды однообразных крестов и посыпанные песком дорожки! И ты предлагаешь мне жить в этой стае? Среди мертворождённых?
Рокотов насупился, не ответил. Илья Петрович прошел к окну, тронул занавеску. Занимался рассвет. Туман ещё не отступил, и соседние дома наплывали, как серые дредноуты - огромные и страшные. Чернели ветвями тополи, эти извечные городские великаны.
- Знаешь, - Рокотов смотрел в сторону. Куда-то вбок и вниз. - Я много повидал таких, как ты. Умников. Я понял к чему ты ведёшь, зачем облил планету грязью. Теперь ты станешь говорить про долг, про ответственность. Про чувство Родины. Не забудешь и про ответственность перед товарищами. Ведь не забудешь? - лейтенант посмотрел в упор, зло и холодно. - Как же можно? На твоих плечах груз - ты должен всех спасти! Сделать насильно счастливыми!
- Что ты несёшь? - брезгливо спросил Лучников.
- А то, что ты струсил! Просто-напросто струсил! И не о капитане ты думал, и не о штурмане, а беспокоился, что не увидишь больше своего домика, не польёшь цветочков из розовой леечки! С женой не покувыркаешься. - Рокотов встал, упёрся руками в стол. - А самое главное, испугался, что сдохнешь там раньше времени! Ты же трус! Ты посчитал по табличке своей временной, что жить тебе осталось лет десять, и испугался!
- А ты бы не испугался?
- На Земле тебя ждала слава! Государственная премия и пожизненная персональная пенсия! Ещё бы: первооткрыватель внеземной цивилизации! Гений Лучников Илья Петрович! Что? Скажешь не об этом ты думал, мерзавец?
- И об этом тоже! - орал в ответ Илья Петрович. - И о дочке своей, и о Родине. Это вы привыкли об неё ноги вытирать. И о жизни своей короткой! Когда я пистолетик твой из тайника взял, ты не испугался? Нет? Не пересрался за свою жизнь?
- Я беспокоился за долг! За табельное оружие!
- Оставь, Михал Николаич! - Лучников махнул рукой, сник, будто из него выпустили воздух. - Пустое! Негоже соседей пугать ночными скандалами. Что мы? Молодожены?
Рокотов насупился, в глаза не смотрел, но мировую стопку принял. Выпил. Закусывать не стал, оставил во рту горечь.
- Штурман, который не летает, биолог, который ни черта не помнит и капитан, который влюблён в туземную девушку - вот такая получилась наша команда. Я даже не вспоминаю, про сбитую антенну - это мелочи.
Во многом ты прав, я испугался, подумал о жене, о дочери, о домике. О Родине не думал - тут ты верно подметил, - не до этого было. А вот ответственность на себе чувствовал - я единственный медик в команде.
- А почему ты решил, что это проблема медицинская?
- Не знаю. Считай это интуицией. Или гипотезой. - Илья Петрович опять подвинул к себе лист, пометил следующий пункт. - Задача была гениально проста. Проста, как горное ущелье. Чем отличаются люди от гаитян? В ответе на этот вопрос, был ответ и на нашу загадку. А если ещё проще, нужно было найти самое человеческое качество. Каково оно? А?
Чтобы дать паузу, Лучников собрал грязные тарелки, опустил их в мойку. Вытер со стола крошки. Рокотов поставил чайник и вымыл посуду.
- Не знаю, - признался. - Не могу себе представить.
- Я рассуждал, как биолог. Наверное, потому, что ничего иного я не умею. Что общего у человека и у крысы? Чего больше не делает ни одно существо на Земле?
- Что?
- Не знаешь?
- Нет.
- Ну и хорошо. - Лучников махнул рукой и продолжил рассказ: - Гаитянку? Это было проще, только едва ли это бы помогло. Она житель планеты, к нам она не имеет отношения. Штурмана? Без штурмана нет шансов вернуться. Вообще никаких. Ноль. Остаёмся я и командир.
- Ну себя-то ты исключил! - Рокотов понял, куда катится рассказ.
- Себя я исключил. Остался капитан. Без капитана трудно вести судно... однако можно... как видишь. - Лучников сделал руками жест, будто демонстрируя длинное дизайнерское платье: "Вот он я каков перед вами!"
- И как ты это сделал?
- Ножом, - вздохнул Лучников. - Сказал, что обнаружил нечто уникальное, заманил в джунгли и... сонную артерию перерезал. Это гуманно.
- Помогло?
Закипел чайник, Рокотов выключил плиту, подумал, что чай сейчас не к месту, налил водки.
- За упокой! - произнёс тост.
- Все там будем, - эхом ответил Илья Петрович.
- Эффект получился поразительный! - продолжил. - Без изменения внешних физиологических проявлений, память вернулась на несколько лет вперёд! Я говорю о своей памяти.
Мешкать не было времени. Штурману я честно всё рассказал. Объяснил, что происходило, показал графики деградации, растолковал биологический смысл. Штурман понял. Косился на меня, дрожал всем телом, но понял. Мы немедленно взлетели. Легли на курс.
Здесь мне в очередной раз повезло. Как говорят, если судьба выбирает нас, то уж делает это в полную силу! Не продохнуть и не отвертеться!
Штурман не смог управлять автоматической программой навигации. Забыл. Однако парень отчётливо помнил лекции по навигации. Третий курс училища. В нашем распоряжении остался ручной способ управления плюс карты. - Лучников хмыкнул. - Бумажные портянки два на три метра. Я даже не предполагал, что такие существуют. По звёздам мы определили своё местоположение и... вперёд! Per aspera ad astra!
Раз шестнадцать мы заблудились, один раз двигались в обратном направлении. Только это всё чепуха. Мы добрались.
Космодрома в корейском городке Куми не оказалось вовсе. Корейцы подняли истребители и едва не сбили нас - наши опознавательные коды они не приняли. Пришлось подняться в стратосферу, идти на маневровых. Это один из них мы ремонтировали.
Может, пойдём спать?
- Спать? - Рокотов удивился. Слишком резкий получился переход в рассказе. - Почему спать? Уже вставать пора. Скоро на работу. Послушай...
Вопросов оказалось слишком много: с чего начать? Как сформулировать? В бессонном мозгу крутилось глупое: "О чём вообще речь? Кто кого дурачит?"
- И на сорок лет позади.
- Как? - лейтенанту показалось, он не расслышал.
- Ты правильно понял.
- Что это значит?
Лучников взял со стола лист бумаги, протянул лейтенанту, дал знак перевернуть. Рокотов побежал глазами по строчкам. Буквы прыгали, прятались друг за другом, маскировались.
- Позволишь? - Илья Петрович смотрел без страха. Открыто. Глаза не бегали.
"Значит, ничего не скрывает, - подумал лейтенант. Опять. Как при встрече. - И лёгкие бережёт, не затягивается", - зачем-то напомнила память.
Лейтенант молча вышел из кухни, плотно прикрыл дверь. Через миг, когда негромко хлопнул выстрел, ещё раз заглянул в бумажку:
"... никого не винить... по собственной воле... к Рокотову М.Н. служебных взысканий... не применять... прошу... доступ к оружию получил мошенническим путём".
Это выражение "мошенническим путём" царапнуло, и лейтенант подумал, что путь, действительно, был мошеннический.
"Хотя... как посмотреть..."
Внизу, в самом конце листа, так чтоб эту строчку можно было легко отрезать, рукою Лучникова было написано: "Жизнь за жизнь. Береги себя, капитан!"