Был май. Кажется, май. Даже теперь, по прошествии достаточно большого количества времени, с того момента, как я потерял, а потом вновь обрёл весьма выгодную работу, я не могу сказать точно, поскольку результаты моего случайного открытия оказались даже более шокирующими чем можно было предполагать.
Итак, на дворе стоял май, ну, может быть, самый конец апреля. Во всяком случае, почки уже набухли и вот-вот грозили лопнуть, взорваться свежим и пряным соком только что народившейся жизни. Кое-где продолжал лежать снег. Пахло тополями, автомобильными выхлопами и свежей краской, которой усердные работники коммунальных служб покрывали старенькие парковые скамейки. Истошно орали дети, на разогретых крышках канализационных люков грели толстые животы дородные весенние кошки. В гигантских округлых лужах плавало жаркое майское солнце. Время любви, оптимизма, и распития легких спиртных напитков.
Я шел по центральной улице нашего убогого городка, без разбору шлепая раскисшими кроссовками по остаткам жидкой демисезонной каши, которую брезгливая природа так и не удосужилась доесть. На душе было погано. Первой к тому причиной было катастрофическое отсутствие средств к существованию. Неделю назад, мелкая газетенка в которой я работал фотографом развалилась, и, жидкий штат работавших там журналистов, пришлось отправить на улицу. Новой работой я обзавестись не успел, поэтому, что называется, сидел не хлебе и воде. Жрал мерзкие супы быстрого приготовления. Последним моим редакционным заданием был поход к какому-то вшивому изобретателю не то новой швейной машины, не то самогонного аппарата, которому городское патентное бюро упорно отказывалось дать соответствующий документ. Оговорюсь сразу, ежедневное посещение моей мелкой газетки не было той самой "весьма выгодной" работой, которую я обрел, а затем потерял несколько позже. Второй причиной моего дурного настроения была моя девушка. Точнее не она сама, а ее интересное положение. Ей было почти шестнадцать, и она была беременна. Денег на аборт у меня, конечно не было. Не мог я позволить ее предкам узнать о том, что их любимая дочка почти на третьем месяце "интересного положения". Просто не мог. Я возвращался домой от киоска с пачкой дешевых сигарет в левом кармане куртки.
А началось все со странного звонка в конце того же дня. Не помню, чем я занимался в первой его половине, да это и не важно. Наверно, просто пил кофе и смолил сигареты одну за другой. После того, как меня уволили, телефон просыпался крайне редко, может быть два-три раза в неделю, да и то из этих трех раз, два, кто ни - будь ошибался номером. И это не потому, что у меня, как многие могут подумать, совсем нет друзей. Просто все они живут рядом, в соседних домах и я вижу их каждый день на улице или на лестничной площадке. Короче, раздолбанный звонок моего древнего дискового аппарата ожил, когда я сокрушал докуренную почти до фильтра сигарету о донышко фарфоровой пепельницы. Я лениво поднял трубку. Витой шнур натянулся. Давно хотел купить что ни будь из серии "кнопки-дистанционная антенна", да все мои мечты разбивались о глыбу мизерной зарплаты.
- Алло, я вас слушаю! -Только тяжелое астматическое дыхание. Ничего. Наверно снова ошиблись.
- Алло, я слушаю!!! - Тишина, только дыхание. Что за хреновы игры? Настроение у меня в тот момент, надо заметить, было не особенное и я уже было собирался послать того сопящего придурка "куда подальше" и положить трубку, как услышал сначала покашливание, затем низкий, вкрадчивый голос. Был он какой-то странный, сальный что ли...
- Добрый день, сказал не знакомый мне голос и назвал меня по имени-отчеству. Представляете? Я никогда раньше не видел этого человека и, надеюсь, никогда не увижу. Только голос. Но в тот момент он показался мне смутно знакомым.
- Здравствуйте, пробормотал я, вы наверно из редакции? (несколько дней назад я заносил свое резюме в редакцию крупной городской газеты, в надежде поиметь там работу).
- Нет, боюсь, что я не из редакции, к тому же, я предпочел бы вообще не иметь каких бы то ни было отношений с прессой, - ответил голос.
- Тогда кто вы, - довольно глупо спросил я?
- Я думаю, это не важно, - пробубнил мужик.
- То есть как это не важно, вы звоните мне, называете меня по имени-отчеству, а сами отказываетесь представиться? Получается, вы меня откуда-то знаете, а я вас нет, так? И после этого вы хотите общаться со мной! В общем, так не пойдет, - справедливо возмутился я.
- А теперь послушайте меня, - возразил голос, - я надеюсь, мы с вами не будем тратить ваше драгоценное время, как, собственно, и мое на бесполезные пререкания и перейдем прямо к делу!?
- Я тоже на это надеюсь, - ошарашено ответил я, - чего вы хотите? Наступила небольшая пауза. Было слышно, как из прохудившегося крана на кухне капала вода. Тяжелые, увесистые частицы.
- Я полагаю, у вас проблемы? - произнес голос.
- А у кого их сейчас нет, невольно приняв правила неизвестной мне игры? - ответил я.
- Пытаетесь шутить?
-Пытаюсь выяснить, что вы от меня хотите и может быть скажете, кто вы такой?
-В этом нет необходимости, я думаю, чем вы будете меньше знать, тем лучше для вас. А вообще я хотел предложить вам работу. Хорошую работу. Вы ведь сейчас на мели, не так ли?
- Откуда вам это известно, почти прокричал я?
- Это тоже не важно, поскольку те условия игры, или, если вы хотите, работы, предполагают полную конфиденциальность!
- Какая к черту игра, какая конфиденциальность, - заорал я в трубку! (тогда я не мог предполагать, о чем идет речь, и я думаю любой здравомыслящий человек в похожей ситуации отреагировал бы подобным образом). Сейчас для меня весьма странно, что я тогда вообще не бросил трубку!
- Не горячитесь, молодой человек, я чувствую, что вы готовы прервать наше общение на самом интересном месте, поэтому перейду к главному, - сообщил голос. Я пока не собираюсь сообщать вам условия нашей с вами работы, тем более, что вы пока и не представляете в чем она заключается, но хочу для начала предложить вам небольшой аванс. Будьте добры, спуститесь к почтовым ящикам в вашем подъезде, откройте свой. Конверт уже на месте. Я хочу вас заинтересовать, молодой человек, поймите меня правильно, даже если вы откажетесь от нашего предложения, ваш маленький гонорар (будем выражаться языком прессы, поскольку он вам близок), останется за вами, будьте уверены! Я перезвоню вам через час. Полагаю, вам надо будет кое-что обдумать. - Этот тип повесил трубку прежде, чем я сообразил что либо ответить.
Минуты две я с недоверием разглядывал мой древний телефон, потом закурил. "Чёрт возьми, что за мудак?"
Наверно вы подумаете, что я решил, будто имею дело еще с одним чокнутым, которые имеют обыкновение досаждать дурацкими звонками добропорядочным гражданам? Да, я решил именно так, но, тем не менее, обыкновенное человеческое любопытство, которое в равной степени свойственно и животным, заставило меня спуститься вниз. К ободранным почтовым ящикам.
Вы когда ни - будь слышали популярное в народе выражение - "любопытной Варваре на базаре нос оторвали?" Так вот, нос мне никто, конечно, не оторвал и членовредительсва не учинил, я просто потерял ХОРОШУЮ работу.
Конверт был белым. То есть без каких бы то ни было надписей и пометок. Я не стал подниматься наверх за ножницами, а разорвал конверт прямо на лестничной площадке. Бумага противно затрещала, словно рядом со мной прочистил горло древний старик, выкуривающий ежедневно не меньше двух пачек Примы. В конверте я обнаружил пять новеньких сотенных банкнот. Баксы были жесткие и приятно хрустели. Совершенно напрасно в народе говорят, что деньги не пахнут, "грины?" пахли изумительно! Наверно я простоял так довольно долго с веером бабок в руке и думаю, моя нижняя челюсть находилась в этот момент где-то между парой моих потёртых тапочек.
- Чтой-то вы сегодня не в форме, Аркадий, ай заболели чем нехорошим? - спросила поднимавшаяся на четвертый бабка? Я вздрогнул и убрал баксы в карман. - Здравствуйте, Полина Михайловнана, я в порядке, совершенно в порядке...
- Ну-ну, молодой человек, а вид то все-таки у вас не важный, - ответила бабуся, шаркая по истертым ступенькам...
Если я бы сказал, что мне не нужны были деньги, то самым бессовестным образом солгал бы себе! Я в них отчаянно нуждался. Эти пятьсот долларов могли изменить многое, но...они были чужими. В свои двадцать девять лет я был все еще слишком честен. Поэтому, когда тот тип перезвонил (а случилось это ровно через час, надо заметить, мужик был весьма пунктуален), я сказал прямо:
- Я не знаю кто вы такой и что вам от меня нужно, но я в состоянии обеспечить себя работой сам, сейчас я спущусь к ящикам и положу ваш конверт обратно, откуда вы его и заберете. - К стыду своему, на мгновение я услышал под черепной коробкой тихий, но настойчивый голос, так знакомый каждому, кому попадала в руки красивая, но чужая вещица, - "Оставь эти деньги, оставь эти свеженькие купюры себе, ведь они помогут тебе выбраться из этой паршивой ситуации, в которую ты невольно попал!" Я не успел бросить трубку.
- Зря вы так, Аркадий, нехорошо отказываться от честного предложения, тем более, что у вас такая проблема! Вы уж извините, что мне приходится напоминать вам об этом, в иной ситуации я не стал бы портить вам настроение, но в данном случае, когда речь идет о сохранении нашего только что наметившегося сотрудничества, вынужден все же напомнить вам о том, что ваша девушка беременна, и, - он выдержал паузу, - кажется, она еще не достигла совершеннолетия? Вы же не хотите, чтобы ее родители узнали о ее "интересном положении"? У меня подкосились коленки, а веер баксов, которые я держал в левой руке живописно рассыпался по линолеуму. "Господи, откуда он знает мое имя, откуда он знает ВСЁ?" - пронеслось у меня в голове. К счастью, я никогда не относился к категории туго соображающих людей. Я все быстро понял.
-Что я должен делать, - спросил я?
- Вот это другой разговор, молодой человек, вы очень сообразительны, а это качество понадобится вам в новой работе, - сообщил голос.
- Что я должен делать, - повторил я?
- Я предлагаю вам стать э-э-э, нашим, скажем так, курьером, - ответил мужик. В ваши обязанности будет входить разнос и доставка писем, а также посылок, в общем все то, чем и занимаются обычные курьеры. Задания будете получать через ваш почтовый ящик каждый четверг или пятницу.
- Как насчёт денег, - спросил я, облизывая сухое небо, шершавым, будто наждак языком? Я, конечно, понимал, что вляпался во что-то мерзкое, но в то же время был зол, а потому наглел. По крайней мере, это помогало заглушить страх.
- Вот это я понимаю - деловой подход, засмеялся тип на другом конце провода, а потом резко замолчав, совершенно уже серьезно ответил: письмо - сто, посылка - триста.
- Триста пятьдесят, - совсем обнаглев выпалил я, в конце концов, какое он имел право меня шантажировать, этот полоумный.
В трубке воцарилась секундная тишина, слышно было лишь его тяжелое сопение.
- Хорошо. Время от времени вы будете получать и несколько иные задания. Удачи в новой работе. Я было уже хотел повесить трубку, как мужик отрывисто произнес: да, вот еще что, никогда не вскрывайте корреспонденцию и посылки, вы поняли? Я промямлил, что понял, и тот тип отключился. Я тяжело осел на пол и сгреб эти пять новеньких стодолларовых бумажек в кулак. Мой аванс. Три месячных оклада в редакции, из которой меня не так давно поперли. Помню, в тот злополучный вечер я купил себе пива. Много пива. Так я стал курьером.
Моя новая работа началась на следующей неделе. В четверг вечером я спустился на первый этаж и проверил ящик. На дне лежал такой же девственной белизны конверт. На этот раз я вскрыл его дома, аккуратно срезав край маленькими ножницами. На бумаге значилось - "Завтра, 13:00, почтовое отделение 365963, абонентский ящик 32, забрать конверт, доставить ночью: Краснопролетарская 94." Все. Проще простого.
На следующий день, в двенадцатом часу ночи я вышел из дома. Было холодно. Весенние ночи редко бывают тёплыми, и я застегнул молнию куртки. В воздухе разлилось благоухание сырой земли, клейких тополиных листочков и еще чего-то столь тонкого, свойственного лишь таким вот сырым, прохладным майским ночам, чего я никак не мог определить. В полупустой маршрутке я через весь город добрался до Краснопролетарской, я давно уже не был в этой его части, а что до самой улицы, то я ее и совсем не знал! Оказалось, что Краснопролетарская, сплошь застроена этими безвкусными, но претенциозными домами из красного кирпича, где чудовищное смешение архитектурных стилей, видимо, почиталось хорошим тоном. Это был богатый район, и его обитатели были скорее всего не последними людьми в нашем городе. Мне это совсем не понравилось. Особняк номер 94 я нашел быстро. Огромный домина с псевдо-средневековыми башенками по периметру.
На столбах ярко горели натриевые лампы, возле которых бешено вертелась первая весенняя мошкара. Я отошел в тень и закурил. Стоять здесь, было все равно, что прийти на президентский банкет в продранных кроссовках. Похожие ощущения. Чувство постоянного контроля усиливали зашторенные окна. Кто знает, чьи любопытные глаза наблюдают сейчас за тобой сквозь неплотно пригнанные друг к другу шторы. Высокие стрельчатые окна особняка номер девяносто четыре, были темны. Я растоптал окурок и, расстегнув куртку, достал ослепительной белизны конверт. Две вещи напрягали меня: полное отсутствие почтового ящика и три крупные видеокамеры, перекрывающие со всех направлений подъезд к дому. "Господи, что я здесь делаю?" - подумал я и отклеился от забора, который подпирал секундой раньше. Решение я выбрал правильное, просто подсунул письмо под массивную стальную дверь, закрывавшую арочный вход. Как только я это сделал, где-то в глубине дома грохнула такая же тяжелая дверь и неприятно гнусавый голос произнес: "Эй, Алишер, выйди-ка, пасматры, там какой-то тип ашиваетса, может наркоман какой, дубынку захваты, да?" Так быстро я еще никогда не бегал, улица красных домов осталась позади мгновенно.
Когда показалась ярко освещенная остановка маршрутных такси, я был готов выплюнуть свои легкие на асфальт. Уже у самого дома, в магазине "24" часа я купил полторашку крепкого и выпил ее перед подъездом за десять минут.
Что бы там ни было в этом письме, его, видимо, прочитали, поскольку через день, в субботу вечером я обнаружил в своем почтовом ящике причитающиеся мне сто долларов.
Я прекрасно понимал, какому риску подверг себя не Краснопролетарской, я мог как минимум, получить от этого Алишера по башке резиновой дубиной, а то еще чего похуже (в зависимости от содержания письма) черт, если бы не эти проклятые камеры! Но ведь все обошлось, не так ли, я унес ноги, получил бабки и мне не надо теперь тащитья в город на поиски работы... На неделе я съездил на барахолку, выбрал себе новую куртку и джинсы, купил еды и сигарет. Все оказалось не так уж и плохо!
Следующие две недели я развозил по богатым районам такие же белые, не отличающиеся друг от друга, словно клонированием размноженные письма. Оба раза ночью и в обоих случаях без происшествий. Ни на одном из особняков камеры установлены не были, да и дома были попроще, не то, что громадина на Краснопролетарской. Я исправно получал свои гонорары. Потом две недели я не получал заданий, мой облезлый почтовый ящик с маленьким китайским замочком пустовал. Я уже начал беспокоиться, что мой работодатель исчез навсегда, так как, надо признаться, вошел во вкус. Вряд ли кто ни - будь может признаться в том, что не любит деньги. Короче, на третюю неделю в четверг, заказ, наконец, пришел. И это был заказ на ПОСЫЛКУ! Третьего июня 2004 года я впервые познакомился с этим квадратным ящиком, а точнее коробкой, обернутой в красную подарочную бумагу, перевязанной золотистыми праздничными лентами. В конверте, как обычно, лежала инструкция: "центральный вокзал, камеры хранения, секция 5, ячейка 17, забрать посылку, положить в багажник Мерседеса 600-ой модели красного цвета, припаркованного по ул. Ленина 23, в 24:00, ключ от багажника в абонентском ящике N142, почтовое отделение 365963" Все. Четко и ясно, как день, вот только работать придется ночью, да еще влезать в неизвестно чей "мерс", устаревшей, но весьма респектрабельной модели. Это было совсем не то, что опускать неподписанные письма в ящики богатых домов!
Коробка была довольно тяжелой. Что-то, какой-то крупный предмет грузно переваливался за тонкими картонными стенками; был он, вероятно, округл, так, во всяком случае, мне показалось. Я очень надеялся, что это не бомба, ибо что же еще можно положить в багажник 600-ого Мерседеса в первом часу ночи? Я долго прослушивал стенки коробки, но так ничего и не услышал - любой уважающий себя террорист не стал бы использовать такой примитивный таймер, как будильник. К тому же, если ты хочешь подложить в чей-то багажник коробку с тротилом, совершенно не обязательно оклеивать ее подарочной бумагой. Итак, если это не бомба, тогда что же? Долгое время потом я мучился этим вопросом, доставляя их в самые неожиданные места, прежде чем однажды не вскрыл одну из них, все так же упакованную в дорогую подарочную бумагу.
В ту ночь я сам себя похвалил за удачно проведенную операцию - я захватил с собой свою старую рогатку, из которой иногда любил стрелять по бутылкам. Как я и ожидал, улица Ленина оказалась застроенной такими же претенциозными особняками, как и Краснопролетарская. Задача осложнялась тем, что она была ярко освещена. Возле дома N23, действительно, стоял старый 600-ый. На хромированной решетке его радиатора играли маслянистые блики уличных фонарей. Я достал из кармана рогатку, вложил в лоток маленький шарик, извлеченный из старого подшипника, и мощный галогеновый фонарь разлетелся в дребезги, оставив машину в центре большого темного пятна. Я подождал минут 10, но никто так и не показался, чтобы проверить, что же случилось с фонарем. Наверно все они решили, что он просто перегорел, что рано или поздно происходит с любой техникой, созданной человеком. Пригибаясь, словно солдат под вражеским огнем, я подкрался к "мерсу", вставил зубчатый ключ в скважину замка и отпер багажник. Мои влажные от пота руки мелко тряслись, как у бывалого алкоголика после недельного запоя. Крышку я приподнял ровно настолько, чтобы под нее пролезла проклятая коробка. Посылка глухо ударилась о дно багажника. Десятью минутами позже, я, согласно инструкции, спустил ключ в решетку ливневой дренажной системы. На следующий день в моем почтовом ящике я обнаружил семь новеньких патидесятидолларовых бумажек. Эти люди, кем бы они ни были, платили, черт возьми, очень неплохо!
До конца сентября я успел побывать в двух командировках. Да, бывало и такое! Один раз в Москве, другой - в северной столице.
Питер мне понравился больше, там я даже задержался на пару дней, хотя билеты мне были предоставлены в оба конца. Пришлось обменять обратный билет на число позднее, тем более, что командировочные я получил не плохие: хватило не только на еду, но и на "Holsten". Я снял номер в относительно не дорогой гостинице и с удовольствием осмотрел город.
В Москве я застрял аж на пять дней, благо, там жил мой школьный товарищь, тоже, кстати, фотокор одной крупной центральной газеты. Мой заработок, конечно, не мог сравниться с его гонорарами, которые он получал за свои снимки, но те усилия, которые он затрачивал для получения своих 15 - 20-и тысяч, были совершенно не сопоставимы с моими.
Это была халявная, хотя, иногда и опасная работенка. Оба раза мне предписывалось оставить посылку в определенной ячейке камеры хранения на том из вокзалов, на который прибывал мой фирменный поезд. Ничего сложного. Все прошло гладко. Обе посылки, красиво перетянутые красными лентами, я опустил в полиэтиленовые мешки для продуктов и оставил на вокзалах двух величайших городов России.
В свой убогий город я вернулся двадцать восьмого сентября в среду, чтобы в четверг следующего дня получить свое, как оказалось, предпоследнее задание.
Утром, двадцать девятого - я, как обычно, сидел на балконе и пил ароматный, чёрный кофе без сахара; в промежутках затягиваясь "винстоном", разглядывал с высоты четырех этажей спешащих по своим делам прохожих, одетых в легкие плащи и кожаные куртки. Близорукое осеннее солнце, подслеповато щурилось из-за сплошной пелены тонких, кисейных облаков. Похмелившиеся "боярышником" дворники, ворошили кучи неохотно сгорающих листьев.
В глубине квартиры, в прихожей, противно затрещал телефон. Я вздрогнул. Я теперь всегда нервничаю, когда раздается его звонок, хотя с тех пор, как я услышал в трубке голос того занудного типа, прошло уже несколько месяцев.
Я поднес дырчатую крышку микрофона к губам.
- Алло, слушаю вас... -Это был ОН. Разговор получился совсем коротким.
- Здравствуйте, молодой человек, мы довольны вашей работой. Вы неплохо справляетесь со своими обязанностями курьера.
- Спасибо, - ответил я, - чем обязан? Мне показалось, что звонок этот не предвещает ничего хорошего.
- Вопрос прост. Умеете ли вы водить машину?
- Да, ответил я, конечно.
- У вас есть права, хотя, я искренне надеюсь, что они не понадобятся?
- Да, права у меня есть, но я не садился за руль, по меньшей мере, года полтора.
- Это совершенно не важно. Инструкции получите вечером.
Он отключился так же неожиданно, как и позвонил. И я был "до чертиков" рад, что перед этим он не сказал "до свидания"!
Вечером я получил обещанные инструкции. Это было не обычное задание. На бумаге значилось: "23:00", конечная остановка трамвая N 12, отогнать припаркованную возле заброшенного павильона зеленую "Мазду" как можно дальше за город, место не имеет значения; сжечь, канистра с бензином на заднем сидении, оплата по двойному тарифу". Вот такая записка. У меня задрожали коленки, словно у школьника, вызванного к свирепому и всеми ненавидимому директору. С тачкой, наверняка что-то не ладно, потому, что с припаркованными у заброшеных зданий импортными машинами, обычно не случается ничего хорошего перед тем, как их бросают в столь отдаленных от центра города местах, как этот безлюдный пятачок возле кольца 12-ого трамвая. Следующей моей сформировавшейся мыслью, было: "Какого черта канистра с бензином находится на заднем сидении автомобиля, а не там, где ей положено быть - в багажнике?" Предприятие, мягко говоря, сомнительное, хотя, если правильно рассчитать маршрут, мне не придется проезжать ни через один из постов ДПС. Короче, все мои сомнения рассеялись при воспоминании о двойном тарифе оплаты, а ведь это что-то около пятисот долларов, если я правильно понял.
Самый короткий путь к лесопосадкам за городом лежал через расположенное неподалеку от конечной 12-ого, садовое товарищество "Вишенка". Оно не охранялось и, конечно, там не было ни каких ДПС.
Из дома я выбрался даже позже одиннадцати.
Зеленая "Мазда", судя по покрывавшему ее глянцевому лаку, почти наверняка, слетела недавно с конвеера. Она, как и говорилось в инструкции, стояла, прижавшись правым бортом к сгнившему, облюбованному бомжами павильону, служившему раньше пунктом приема стеклотары.
Стекла со стороны водителя не наблюдалось. Или оно было опущено? Лишь подойдя вплотную, я понял - оно разбито. Раскрошено. И масса квадратных, похожих на маленькие льдинки, какие можно увидеть на краю потрескавшихся осенних луж стекол, была рассыпана по велюровой поверхности сидения. Сидения, на которое я по приказу некоего таинственного господина, должен был опустить свою тощую задницу. Я обошел машину, в надежде обнаружить в багажнике щётку, но он, как я и ожидал, был наглухо закрыт. Зато через заднее (абсолютно целое) стекло я имел возможность наблюдать две большие алюминиевые канистры, рядком стоящие на заднем сидении тачки. Кончилось тем, что рассыпанное по сиденью стекло, мне пришлось смахивать пучком нарванных тут же веток не то березы, не то сирени. Было темно, я не разобрал, понимаете? Чтобы обезопасить себя от впившихся в велюр мельчайших осколков, которые не удалось удалить, я подстелил под себя свою джинсовую куртку.
Ключи, конечно, торчали в замке. Движок заурчал с первого поворота. Блин, жалко было палить такую тачанку. Я мягко тронулся, не зажигая фар.
Проблемы начались, когда я, подпрыгивая на ухабах, свернул на проселочную дорогу. "Вишенка" осталась позади. Сейчас я не могу вспомнить, в какой момент почувствовал дискомфорт. Я остановил машину посреди дороги и подсунул руку под правую ягодицу. Черт, моя задница насквозь промокла! Они что решили подшутить над своим заслуженным курьером и описали сиденье? Блин! Я вылез из "Мазды" и сдернул с сидения куртку. На ней чернело такое же жуткое пятно, какое вероятно красовалось сейчас на моих новеньких джинсах. Желая проверить происхождение черной липкой жидкости, покрывающей куртку, я мазнул пальцами по шершавой ткани и включил верхний свет в салоне. Вы думаете, я не догадывался, что это была за жидкость? Догадывался, конечно, но как-то отказывался верить в это. Да, это была КРОВЬ, свежая, жирная кровь! Я чуть было не упал. Предполагаете, я испугался? Вы не знаете, что такое испуг!!! В тот момент в мое анальное отверстие не проникла бы даже самая тонкая швейная игла, настолько оно сжалось! Основной моей мыслью было то, что я успел наставить своих отпечатков пальцев по всей тачке и что "делать ноги" теперь уж никак нельзя - ее придется сжечь в любом случае. Вместе с курткой, джинсами и, возможно, моей задницей, на которой уже запеклась кровь того бедняги, который имел несчастье оказать в неподходящем месте в неподходящее время.
Я не помню, как доехал до ближайшей лесополосы, как обливал машину вонючим 95-ым, как делал длинную запальную дорожку. Помню лишь чудовищной силы взрыв за моей спиной, когда я "уносил ноги" и адский жар, которому позавидовала бы любая микроволновка "Тефаль". Мой затылок едва не поджарился. Мгновенный сполох оранжевого пламени, фотографической вспышкой высветил ребра стоящих вдоль дороги тополей и у меня возникла мысль, что, возможно, в багажнике "Мазды" находилось еще, как минимум, две канистры 95-ого. А еще я подумал о несчастном владельце зеленой машины, который еще секунду назад, обнимал емкости с топливом в ее наглухо закрытом багажнике. Теперь ему никогда уже не сесть за руль. Никогда! "Господи, я не хочу быть курьером, я не хочу больше разносить посылки, мне не нужны эти пятьсот баксов, Господи, Господи, разве я не знал, во что ввязываюсь, разве я не знал, чем это кончится; но ведь они шантажировали меня, шантажировали..."
Я выстирал джинсы, в купленной на деньги "мистера X" стиральной машинке, разрезал на мелкие кусочки и спустил в мусоропровод. Не знаю, зачем я поступил именно так, ведь их можно было сжечь на следующий день на ближайшей свалке? Думаю, в тот вечер я был не в себе. С минуты на минуту я ждал приезда ментов. Но ничего не произошло. Проглотив четыре таблетки феназепама, я лег спать.
Ничего не случилось ни на следующий день, ни через неделю. Получив свои пятьсот долларов, я долго боролся с желанием поступить с этой хрустящей банкнотой так же, как поступил с джинсами, исключая, конечно, стадию обработки в стиральной машине, но вовремя одумался и завязав их в презерватив, отправил в канализацию, подвесив в трубе на прочной леске.
Я не хотел больше работать курьером. Я искренне надеялся, что эти ребята нашли другую кандидатуру на мое место, ибо в их "бизнесе" необходимо менять "сотрудников". А еще я боялся, что меня просто "грохнут", несмотря на то, что я ничего не видел и почти ничего не знал. Недели три я действительно думал, что "в сказку попал".
Пятого ноября в четверг, я спустился к газетным ящикам, забрать "Аргументы и факты", единственную газету, которую выписывал. За окном порхали первые робкие снежинки. Падая на мерзлую землю, они скапливались в отпечатках протекторов автомобильных шин, и долго не таяли. Вместе с газетой я извлек из почтового ящика прямоугольный, белый конверт. Заказ на посылку. "Ну вот, я снова курьер, бля!" - тоскливо подумал я и закурил сигарету.
На этот раз я решил никуда ничего не отправлять. Пойти в местное отделение полиции и честно во всём признаться. Я устал быть разносчиком предметов скрыто- криминального характера.
На следующий день, как предписывалось в инструкции, я забрал посылку из камеры хранения N 26 на нашем железнодорожном вокзале. Адрес в данном случае меня уже не волновал. Я должен был вскрыть ее, должен был узнать, наконец, что в ней находится, а затем сдать в органы.
Я на кухне, передо мной переполненная пепельница и довольно крупная коробка. Красная подарочная упаковка, перетянутая узкими лентами. На верхушке пышный бант аналогичного цвета. Она такая же загадочная и страшная, как в первый день. Внутри предмет. Он перекатывается с глухим стуком, если коробку вертеть в руках.
Я взял остро заточенный нож и аккуратно подрезал края красного целлофана снизу, чтобы, в случае необходимости, натянуть упаковку обратно.
Мне не хотелось открывать её.
Я потянул красный бант вверх. Целлофан противно зашипел, словно змея, с которой снимают кожу. Передо мной оказалась совершенно обычная крышка из серого картона, заклеенная скотчем. Я вытащил из уголка рта докуренную почти до фильтра сигарету, разрезал ножом полосу широкого скотча (мое терпение было на исходе) и откинул крышку.
Сначала я заорал. Думаю, довольно громко. Потом меня обильно стошнило прямо в эту нарядную, праздничную посылку. Я отшвырнул ее в сторону, вместе с находившимся в ней предметом. Коробка гулко ударилась о холодильник. Бычки и сигаретный пепел веером рассыпались по столу. ГОЛОВА, запаянная в плотный, прозрачный пластик, откатилась к стене. На линолеуме остался длинный след моей блевотины. "Господи, я полтора года был разносчиком чертовых мертвых голов!!!" - пронеслось у меня в мозгу, и я "отключился".
Когда я начал соображать более-менее связно, наступил вечер. За окном валил крупный, теперь уже по-настоящему зимний снег. Пухлые, вальяжные снежинки, держась друг за друга, словно пьяные балерины, степенно ложились на побитую ноябрьским морозом землю.
Я курил пятую по счету сигарету, прислонившись к кафельной стене кухни. Пол был холодный. Вот хоть убейте - не мог я заставить себя, наконец, прикоснуться к этой проклятой голове, которая смотрела на меня сквозь слой толстого пластика. Это был мужчина средних лет, с волевым подбородком и выколотыми глазами. (и слава Богу, ибо если они были на месте, я точно бы рехнулся) Перед тем, как его убили, он долго не брился, седая щетина торчала во все стороны. Нос мужика был сломан, а в районе виска зиял глубокий, багровый шрам. На дне мешка накопилось много свернувшейся крови. Спутанные, неопределенно-шатеновые волосы покрывала короста грязи. Да и вообще, весь он был какой-то не свежий. Я подумал о том, что отсутствие запаха объясняется скорее всего тем, что горловина мешка тщательно заплавлена. Смотреть на него было не интересно, совсем не интересно! Я не хотел знать, кем он был при жизни!
Не могло идти речи о том, чтобы заявиться с таким "подарочком" в ментовку! Меня трясло. Я напряженно искал выход и... нашел его! Надо тщательно запаковать посылку обратно в коробку, доставить по назначению, тем более, что это по городу, а потом сваливать нафиг в деревню, или еще лучше в Москву, к товарищу, благо денег у меня накопилось предостаточно. На первое время хватит.
Так я и сделал. Преодолевая омерзение и приступы рвоты, я сполоснул пакет под струей воды и аккуратно (надеюсь) поместил его обратно в коробку, сверху я положил, выпавшую ранее, короткую записку, отпечатанную на лазерном принтере: "Так дела не делаются, ты понял? Считай, что у нас теперь нет общего бизнеса!" Мне было плевать, что это значит. Я перевязал красные ленты бантом и следующей ночью доставил посылку адресату.
Утром следующего дня я купил билет до Москвы, собрал в спортивную сумку необходимые вещи и выпотрошил все свои денежные заначки, без малого три тысячи долларов. (они торчали у меня повсюду, в разных местах: под плинтусами, в дымоходе, в канализационной трубе; я опасался держать "зеленые" в банке). Товарища о своем приезде я предупреждать не стал.
Как и все истории подобного рода, моя, закончилась для меня совершенно не так, как я предполагал. Уже спускаясь по лестнице (до отхода поезда оставалось совсем не много), я зачем-то остановился у почтовых ящиков. Так, наверно, останавливается убийца, чтобы, обернувшись, последний раз окинуть взглядом место своего преступления. Я протянул руку и повернул ключик в замке. Это был прямоугольный, белый конверт. Меня затошнило.
Вы думаете это был очередной заказ на посылку или какое ни будь очередное курьерское задание? Если бы! В некотором роде, гораздо хуже. Если честно, я подумал, что меня "грохнут" в ближайшие сутки. На белом листе было напечатано: "СОЖАЛЕЕМ, НО ВЫ ПОТЕРЯЛИ СВОЮ РАБОТУ, ВО-ПЕРВЫХ, ВЫ ДОПУСТИЛИ ОШИБКУ, ВО-ВТОРЫХ - НАРУШИЛИ ПРАВИЛА! ДО СВИДАНИЯ, ЖЕЛАЕМ УДАЧИ." Все! Знаете, что мне не понравилось больше всего в этой записке? Фраза: "До свидания"!
Я не помню, как ловил такси, не помню путь до вокзала. Пришел в себя я уже в своем купе. В вагоне-ресторане я купил водки и напился, как свинья. Помню, выходил на каких-то полумертвых, едва освещенных станциях и покупал у бабулек пиво.
Очнулся на площади трех вокзалов в совершенно невменяемом состоянии. Из автомата позвонил другу. Друг забрал меня через сорок минут. Вот и почти вся история. Почти...
Где-то через неделю, когда я немного успокоился и уже начал подыскивать работу (я, конечно, захватил с собой всю свою фотоаппаратуру и теперь мотался по московским редакциям в надежде на вакансию) пресса и телевидение разродились жуткой сенсацией. Передовицы центральных газет мегаполиса пестрели аршинными заголовками, набранными жирным шрифтом: "ОХОТНИКИ ЗА ГОЛОВАМИ В СЕРДЦЕ РОССИИ!!!" В текстах, со значительными различиями и противоречиями, как это часто бывает у газетчиков, разъяснялось, что арестована верхушка преступной организации мафиозного характера, долгое время терроризировавшая центральную часть России и что отличительной чертой этой банды была их излюбленная форма мести и устрашения, а именно, доставка конкурирующим "фирмам" отрезанных голов авторитетов и их "смотрящих" в красивых подарочных упаковках. Просочилось, как обычно, и кое-что о чеченских сепаратистах. Ну, как же без этого? Телевизионщики наперебой показывали в фас и профиль десяток каких-то совершенно мне не известных, небритых личностей, кричали, что активно ведутся поиски других членов этой преступной группировки. Толстые, тщательно выбритые полицейские чины с многозвездочными погонами важно сообщали, что уж теперь-то, охотникам за головами точно конец! В смысле, это когда они займутся ими по полной программе, да по всей России!
Надо ли вам говорить, насколько мне стало легче? Ну, примерно так же, как если бы человеку, у которого предполагали рак желудка, врачи сообщили, что у него обычный аппендицит. Я даже бросил пить. Я занялся работой и целый год, пока все это не утряслось, прекрасно проводил время в абсолютной безопасности, пока меня в какой-то из дождливых сентябрьских дней не потянуло домой. В родной город. Я, надо признаться, его все же люблю, не смотря на убогость. Да и жизнь в Москве, хоть и приятная, но для меня слишком суетная. В общем, думал я не долго, собрал вещички, уложил кофр с фотоаппаратурой, получил расчет в редакции и укатил в родную "деревню".
По приезду, я перевернул вверх дном всю квартиру и за гардиной, в тёмном углу у самого потолка обнаружил миниатюрную видеокамеру. Малютка "общалась" с записывающей аппаратурой, которая могла быть установлена где угодно, посредством радиоканала или "Wi-Fi". "Чёрт, чёрт, чёрт!!!". Я оторвал самозванку от крепления, бросил на пол и раздавил. Брызги пластмассы полетели в разные стороны.
Потом я вышел в подъезд и спустился к газетным ящикам. В моем - восемьдесят восьмом, меня ожидал белый конверт. Я вскрыл. "Ввиду общего, высокого качества выполняемой Вами работы, Мы, решили дать Вам второй шанс, купюра Вашего аванса - прилагается". У меня закружилась голова и вспотели ладони.
Ребята, никогда, НИКОГДА, не вскрывайте чужие посылки!!!