Как истинный художник торжества
природы над окраскою растений,
я выбираю краски, и сперва
рисую только их -
одни лишь тени,
описывая тягостный процесс
смешного погруженья в полудрёму:
поэт ни спит, не пьёт,
нет - пьёт, не ест,
но нынче - всё как будто по-другому.
Привык к весне, и снова снегопад
привычки руша, стягивает чувство
тепла к вортнику - в себя, назад
и снова - всё снаружи, снова - пусто
снаружи - мне на радость. Пережил
ещё один прилив лучей, капели,
Сосульки с крыши сбил, весну простил
и стал оглядываясь, прячась, еле-еле
вникая в суть движения, дремать
и представлять кубические снимки
сознания - в сознании блуждать
в костюме странной тонкой невидимки
помешанной на синусах, причём
описывая дуги всей неясной
реальности, описывать плечом
агонию секундной стрелки. Ясный
и яркий мир весны отдал права
на тело - снегопаду вновь, и снова
блуждая меж снежинок, стынет кровь
и ей не нужно ничего другого -
Остыть бы лишь бы, сбыть своё тепло
сначала пальцам, после - неизвестно
откуда взявшейся прогулке в торжество
коричневых стволов - почти воскресной
прогулке в парке, где гигантский стул,
на нём - гигантский плащ, на том - ворона,
часы железные, их скрежет или гул
что превращает стул в подобье трона
какого-то гигантского певца -
когда застынет вертикально стрелка.
Но великан не кажет ни лица,
ни мыслей нынче - видно, слишком мелко -
не до колена даже - океан
пьянчуге, только что придуманному здесь же -
в одной из дальних выдуманных стран
где, к счастью моему, весна, отбрезжив,
откапав на карнизы, скрылась вновь
Закуталась в пижаму, шаль, обноски
зимы - читает книжку, выгнув бровь
и краски на её лице неброски
пока что - просто розовый рассвет
стеклом увеличительным порою
твердит концефевральское "нет-нет"
концефевральскому же шуму малокровья
в ушах.
Я не хочу, боюсь весны
во всей красе её мазков, помарок, красок,
сугробов, что весной обожжены
в причудливые формы - всех гримасок,
ужимок этой девки не стерпеть
к безумствам склонной мышце - Боже, Боже
пусть я, как незадачливый медведь
сумею в спячку впасть - ведь это всё же
куда естественней, чем буйствовать, глодать
ноздрями пьяный воздух мокрых улиц
и каждую хотеть поцеловать,
и с каждой - нерешаясь и волнуясь
заговорить пытаться, и кромсать
на одеяло будто - лоскутами
душнОй души святую благодать
отваживаясь с ней ночными снами,
как сладкими отварами.
Скажи,
нельзя ли как-то замереть до лета
в потьмах седой, залатанной души?
Скажи, неужто, пощадив поэта
на пару месяцев, нельзя не предсказать
без марта, без апреля - что погибнет
пусть даже спрячется в уютную уровать
и шторы на окне, как веки сдвинет
засовами - "не буду оживать,
умру, останусь верным и приятным,
не буду сумасшествие глотать
из лужи горстью", словно сыромятным
ремнём связав запястия - связав
глаза доверчивостью женщины любимой,
молиться, бредить, второпях упав
на пОл, отбив колени - бредить мимо
сознания, пустышками слова
бросая в форточку - не справиться, не сжиться
с осколками, что злая голова
бросает под ноги, чтоб под ногами птицей
с раздробленными крыльями, душа
искала места выжить, не заметить
как буйствует, кривляясь и визжа
душа другая - та, что всех соцветий
пестрей, что поднимает пьяный рой
сомнений, криков, режет вены улиц
и говорит - надменная - со мной
на языке безумцев, и волнуясь,
и спотыкаясь через слово, и
дразня прохожих девок, и ругаясь
и задыхаясь от своей тоски
и от безумства крови задыхаясь
она мне шепчет - нет, она кричит,
она, схватив за шиворот, бормочет -
медведь ты, тряпка, долбанный пиит
котрый им боится быть, не хочет
не дотянуть до старости, упав
в одну из вёсен - как с балкона - оземь
и красным по асфальту разбросав
(но не услышав тягостного - просим)
своё стихотворение - да-да -
стихотворение, котрого боишься
и всем твердишь - ах - это - лишь вода,
что к лету перебродит в дождь. Ложишься
на воздух, жмуришься, не закрывая глаз
совсем, чтоб видеть каждый слог, чтоб серый
асфальт приблизился не как обычно - враз
затмив собой сознание и веру
в бессмертие, а так, чтоб до него
всё превратилось в бешенное ржанье
коней ночных, чтоб злое естесство
сложило крылья там - вверху, и зданья
вдруг стали бы игрушечными, чтоб
лететь версту, полостни вёрст, полтыщи,
и бесноваться в предвкушеньи троп
блестящих, слушая, как буйный ветер свищет,
разбойничает в ухе - так упасть,
чтоб рядом - в платье шёлковом, шуршащем
нарисовалась бешенная страсть
безумства - в поистрёпанном, блестящем
цветастом сарафане - девка-смерть
чтоб превратилась в ангела, и тело
чтоб не рискнуло просто умереть,
а всё в блестящих шрамах, захотело
бы биться, бесноваться, колесить
по переулкам, пьянствовать, шакалить
по подвортням, рвать тугую нить
души на пряжу слов, и зубы скалить
своим же шуткам, золотой серьгой
в цыганском ухе, радовать куплеты
и струны рвать то в перебор, то в бой
и деньги в шапку, и из шапки - где-то
растанцевавшись в красных сапогах
просыпать их в канаву медным звоном
и наконец-то, позабыв свой страх,
как с лошади косматую попону
седого февраля, содрав с души
желанье не любить, не умирая
тянуть свой крест - свою скупую нить
что тянется от края и до края
весны - через позёмки и листву,
журчанье августовской робости - отмерять
и оторвать - всем девкам по холсту
всем сёстрам - по серьгам - стихи апрелить
и по стаканам разливать, кричать
и маяться - опять невыносимо
и резать бритвой тело, вынимать
наружу Лёгкую, чтоб там - необъяснимо
в каком краю, в какой такой глуши
она - кровавая, изжёванная тряпка
сказала - не живи, не трусь - пиши
пиши что есть - без счастья, без остатка
и без надежды быть счастливым - сыпь
кровавых бусен бисер в грязь, отОрва,
кроши сплетений хлёстких злую зыбь
куда попало - эта злая прорва
насытится и выплюнет, а ты
корябай, шелести, кричи, беснуйся
и комкай рваные - как и она - листы
и с каждой скомканной душой своей целуйся
как с ветренной невестой - лишь на миг
она, секунда - до твоей разлуки
секунда каждая - и с каждой ты - старик,
ребёнок и жених, сплетая руки,
ломаешь пальцы, рвёшься на куски
кидаешь в грязь как в шубу - злую душу
под ноги неизвестности, тоски
что отрекаясь от тебя, задушат
твои глаза, твоих волос копну,
задушат, выкинут, растопчут, испоганят
и в путешествие к несбыточному дну
отправят, обвязав тебя стихами
Чтоб дольше не тонуть - стихами кровь
горчит, проклятая...
Но полно - снегопад ведь
за окнами, и значит - можно вновь
не бесноваться, никуда не падать
а просто ждать, дрожать, и не хотеть
и счёт по дням вести, и ненавидеть
секундной стрелки жажду не уметь
остановиться. Можно просто выпить
чайку теперь, и ждать - смотреть в окно
там снегопад, там холодно и тихо
И значит - до поры, но всё равно -
есть время не ломать святого психа
из тех подручных средств, что естество
в избытке под одеждою пакует.
За окнами - февраль, и торжество
снежинок, там холодный ветер дует
и лечит душу до поры, до дней
когда сугробы почернеют коркой
когда я снова поругаюсь с ней
с её неумлимой, злой и тонкой
мелодией.
А нынче - снегопад
И я - живу ещё, и я спокойно
смотрю, как посиневшие, летят
снежинки - привередливо и стройно
сетчатку дней выстраивая, я
смотрю в окно, сомнения глухие
как бахрому меж пальцев теребя
не глядя на лучи её косые
И трепеща предчувствием, я жду
Моля лишь об отсрочке, лишь о вьюге
Закусывая белую губу
и улыбаясь трепетной подруге. :-))))))