Босоноговъ Евграфъ : другие произведения.

Сказка о Дуракѣ

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Исторiя о переводчикѣ-любителѣ и Божественномъ экспериментѣ
  На гладкой сапфирово-синей стѣнѣ, недалеко отъ бѣлаго дверного проёма гдѣ-то около часа назадъ появилась яркая, нормальная къ полу полоса свѣта. За это время она проползла отъ лѣваго наличника черезъ четвёртый уголъ комнаты, чтобы сейчасъ, какъ на весьма тонкой жёрдочкѣ, угнѣздиться на носу молодого мужчины, подѣливъ его голову и грудь своимъ длиннымъ хвостомъ на post meridiem и ante meridiem. Хотя до офицiальнаго полудня этой часовой стрелкѣ астрономической длины нужно было протащиться ещё трижды пройденный путь.
  Мужчина лежалъ въ бѣлой постели, укрытый одѣяломъ по поясъ, положивъ лѣвое предплечье въ подходящую для этого ямку между высокимъ, съ едва замѣтными канавками, лбомъ и не до конца прямымъ носомъ.
  На его правомъ плечѣ, чуть съѣхавъ вверхъ лежала мягкая, слегка круглая дѣвичья щека, изъ-за чего пухлыя губы были приоткрыты, обнаживъ сахарно-бѣлый клыкъ.
  Мужчина убралъ руку, зажмурился и приоткрылъ глаза, послѣ чего убралъ лицо съ щели въ полутьмѣ занавѣшанного окна и сталъ шарить по одѣялу въ поискахъ телефона.
  Этотъ личный зрячiй камень тутъ же отреагировалъ на прикосновенiе руки хозяина. Занавѣсъ поднялся отъ одного его взгляда и на сцену тутъ же высыпала труппа карманнаго театра: актёръ тысячи ролей, виртуозъ-мультiинструметалистъ, мастеръ сiюминутной фотографiи со своимъ еле закрытымъ альбомомъ и Прима: Лавочница съ претензiей Комиссаръ-призёра и лёгкимъ скандинавскимъ акцентомъ. Прямо у сердца она хранила то, чѣмъ въ первую очередь сейчасъ интересовался молодой антрепренёръ.
  Съ одной стороны назвать Ѳёдора охотникомъ за рѣдкостями не позволялъ комъ предразсудковъ и образовъ, что прилипъ къ этому опредѣленiю. Въ его небольшой прихожей, гдѣ четверо уже будутъ пихать другъ друга локтями, на высокой тёмно-лаковой вешалкѣ со сколомъ на четвёртой ножкѣ, кромѣ сѣраго мужского пальто, чёрнаго плаща и строгой мужской графитовой шляпы изъ мужскихъ вещей не было и слѣда протёртой о стѣны древнихъ мезоамериканскихъ храмовъ лётной куртки или видавшаго виды хлыста. Единственное, что роднило Ѳёдора съ учёными-изслѣдователями или британскими полковниками картографiи - это чуть менѣе старомодные, чѣмъ у Перси Фосетта, усы, въ данный моментъ, кончено, бывшiе въ формѣ причудливо раздѣлённаго надвое чесночнаго корня.
  Но день свой онъ, какъ и подобаетъ охотнику, началъ не съ провѣрки соцiальныхъ сѣтей, что, нѣсколько намекало бы на его общелюдское приближенiе къ одному злосчастному рыбацкому городку въ Новой Англiи, а съ изученiя подборокъ и рекомендацiй на заочной торговой площадкѣ.
  Объявленiя изъ запавшихъ въ душу, особенно близкихъ къ сердцу, о чёмъ недвусмысленно намекала соотвѣтствующая пиктограмма, подъ коей они сушились, ожидали, когда лишнiя цифры или даже нули испарятся изъ ихъ цѣниковъ, какъ лишняя влага, кою иной разъ особенно улыбчивый продавецъ накачаетъ внутрь добраго куска свиной шеи по старому восточному рецепту. Тутъ важно было не передержать, чтобы объявленiе не изсохло окончательно до полнаго изчезновенiя.
  Ѳёдоръ отлично зналъ, сколько на самомъ дѣлѣ стоили всѣ эти карманные часы, старинныя оправы для очковъ, подсигары и прочая-прочая - ровно столько, сколько не жаль будетъ заплатить всего одному нетерпеливому или неискушённому покупателю. Поэтому главнымъ въ этой охотѣ для молодого человѣка былъ не азартъ торговъ и не награда за многолунное, а иногда и многозимнее терпенiе, а возможность однажды увидѣть настоящее чудо.
  "Украинская печатная(пишущая) машинка, въ чехлѣ. Досталась отъ дѣда. Выкидывать жалко" - съ красующимся Ятемъ въ третьемъ ряду за немыслимые для такой рѣдкости шесть тысячъ рублей.
  "Срочно продамъ письменный столъ изъ массива дерева въ связи съ переѣздомъ" - стоимостью дешевле, чѣмъ услуги перевозчичьей фирмы, чтобы его доставить изъ города продавца прямикомъ ко дверямъ Ѳёдоровой квартиры.
  "Старинная лампа безъ плафона. Настольная съ фигурой" и такъ далѣе.
  Такiя вещи особенно цѣнны не только незнанiемъ или спѣшкой продавца, но и возможностью кое-гдѣ приложивъ руки и фантазiю, снова выставить ихъ на продажу, и покуда этой диковинкѣ не сыщется новый хозяинъ, породниться, прикипѣть къ ней безвозвратно и оставить себѣ. А послѣ, можетъ быть, когда-нибудь избавиться.
  Была, конечно, у Ѳёдора одна особенная слабость. Кромѣ той, что сейчасъ горячо спала рядомъ съ нимъ - темноволосой темпераментной Таисiи. Это были книги.
  Особенно, если это были додекретныя или эмигрантскiя изданiя - этихъ счастливицъ, что избѣжали костра и поруганiя, Ѳёдоръ скупалъ не думая и не торгуясь. За всё время изъ книгъ, до которыхъ онъ успѣлъ дотянуться и, самое главное, осилилъ покупку, въ одномъ саженномъ шкафчикѣ, вытаращившимъ всѣ свои павлиньи глаза съ кленовой боковой стѣнки, посѣлилась скромная двухслойная библiотека юнаго эрудита.
  Русскiе классики въ ней дѣлили пространство съ обрусѣвшими, а скорѣе съ обрушёнными древними греками, менѣе древними нѣмцами и совсѣмъ свѣжими къ году печати французами и англичанами.
  Сiяющимъ камнемъ въ золотой оправѣ этого собранiя было двухтомное возвращенiе царя Итаки на родной островъ, черезъ смертельные опасности и кровожадныхъ чудищъ, равновёсное другимъ, не менѣе миѳическимъ существамъ - парижскимъ коммунарамъ. Особено цѣнными двѣ этихъ книги дѣлала недопроявленная замѣтка одного изъ прошлыхъ хозяевъ. Подъ грубой нагуталиненной обложкой второго тома, въ самомъ концѣ остался комментарiй вѣковой давности: "... когда Одиссею суждено окончательно вернуться въ родной домъ? Увидѣлъ ли онъ Имперiю Александра Великаго? Можетъ быть въ ея составѣ у него былъ шансъ встрѣтить завѣтнаго чужеземца, не видавшаго мореходства...".
  Ѳёдоръ измѣнился въ лицѣ. Его быстрый, скачущiй взглядъ заарканило объявленiе изъ Новаго въ Вашемъ городѣ.
  "Книга русскихъ сказокъ на иностранномъ языкѣ. Старинная. До вечера отдамъ за символическую сумму. Сегодня, 08:31"
  - Спишь? - съ фальшивымъ спокойствiемъ спросилъ онъ.
  - Чего случилось? - донеслось справа сквозь сонную пелену.
  - Поѣдешь со мной? Срочно - онъ поднёсъ экранъ къ самому носу Таисiи.
  - Что такое?
  Она, съ усилiемъ разкрывъ глаза на мигъ, снова прищурилась отъ яркаго свѣта, немного посмотрѣла и спросила:
  - И сколько она проситъ?
  - Она? - переспросилъ молодой человѣкъ, и принялся искать свѣденiя о продавцѣ, - И правда - она! Ты видѣла его уже?
  - Нѣтъ. Мнѣ вчера баба какая-то въ разкладѣ мѣшалась. Я бы у этой ничего брать не стала.
  - Ты посмотри, такую книгу нигдѣ потомъ не сыщешь. А тутъ: почти даромъ. Если не хочешь, я одинъ поѣду.
  - Такъ она не только не по-старорусски написана, но и вообще не по-русски. Зачѣмъ она нужна-то тебѣ?
  - Ну сколько разъ говорить, не "по-старорусски", а просто "по-русски", ну хотя бы въ дореформѣ. Старый - значитъ устаревшiй...
  - Да-да-да, знаю - перебила дѣвушка.
  - Вотъ знаешь, а назло дѣлаешь значитъ.
  - Ну? Будетъ тебѣ.
  Она закинула не него ногу и прикоснулась ладонью къ вчерашневыбритой щекѣ.
  - Можетъ мы проведёмъ это время болѣе продуктивно? - спросила Таисiя.
  Она поднялась на кровати и взобралась на его бёдра, собирая въ подсушенный хвостъ волосы цвѣта каштана, что такъ и не раскрылся при жаркѣ.
  Ея ночная сорочка изъ нити Тутоваго Полiамида, извѣстнаго у пока незамужнихъ дѣвицъ фасона, массивно перетекающимъ туда-обратно отливомъ бордо бросала вызовъ сапфирово-бѣлому съ небольшой примѣсью неоткровенно дубоваго пространству.
  - Тась, послушай...
  - Зачѣмъ тебѣ этотъ складъ? Ты хоть одну изъ нихъ прочиталъ? - властно сниженнымъ голосомъ отвѣтила не Тася, но Таисiя.
  - Прочиталъ и буду читать. Тѣмъ болѣе, что такую я точно нигдѣ не найду.
  - Дѣлай, что хочѣшь. Но учти - баба эта мутная, потому что съ ней дьяволъ прицѣпился - она развела руки на "хочѣшь" и пригрозила пальцемъ на "дьяволъ".
  - Этотъ дьяволъ - я чтоли? - Ѳёдоръ приставилъ среднеуказательную римскую пятёрку ко лбу и двинулъ головой на дѣвушку.
  - Дуракъ ты - засмѣялась она - и карта для тебя спецiальная есть.
  Они засмѣялись оба.
  - Ну ты же знаешь, что я въ это всё не вѣрю. Слава богу, мы живёмъ сейчасъ, а не въ Среднiе Вѣка. Это всё красиво, эффектно, но стоитъ на недомолвкахъ и самовнушенiи.
  - Ага, а кто ко мнѣ вѣчно подходитъ "Тась, посмотри то, Тась, посмотри это", а?
  - Нѣтъ, ну подожди, это было пару разъ всего. Просто для собственнаго спокойствiя.
  - Пару разъ, ага! - Дѣвушка дёрнула подбородокъ вверхъ и хмыкнула.
  - А сколько?
  - Да нисколько, Ѳедь! Дѣлай что хочѣшь, но учти - я предупреждала.
  - Я тебѣ клянусь - всё будетъ хорошо. Я тебя когда-нибудь обманывалъ?
  - Меня и карты никогда не обманывали.
  - Ну, что ты? - он попытался выбраться и обнять её покрѣпче.
  - Я тебя люблю, и другая мнѣ не нужна. Слышишь?
  - Слышу, я всё сказала - отвѣтила Таисiя, смотря въ сторону.
  Чуть погодя, она слѣзла съ кровати и вышла изъ комнаты.
  Ѳёдоръ тѣмъ временемъ договорился о встрѣчѣ съ хозяйкой книги.
  
  До оговореннаго времени оставалось полтора часа, а Ѳёдоръ ещё стоялъ въ бѣлой въ чёрную сѣточку ванной комнатѣ, снова и снова поправляя то усы, то причёску, и тяжело дышалъ черезъ разпахнутыя ноздри.
  Сзади стояла Таисiя.
  - Тамъ готово уже всё. Ты долго ещё будешь тутъ стоять?
  - Что-то не то, - тихо отвѣтилъ Ѳёдоръ.
  - Я буду ревновать, если ты дальше будешь тутъ крутиться. Ты её знаешь?
  - Нѣтъ, конечно, не знаю - отвѣтилъ онъ.
  - Ну такъ а что? Она даже не вспомнитъ, какъ ты выглядишь.
  - Ну такъ-то да.
  - А сегодня суббота. Съѣздили бы въ паркъ прогуляться.
  - Съѣздимъ, Тась. Я вернусь и съѣздимъ.
  - И долго ты ѣздить будешь?
  - Нѣтъ. Тамъ отъ Сѣнной недалеко.
  - Это полтора часа туда-обратно.
  - Можешь слѣдомъ ѣхать.
  - Нѣтъ, я тебя тутъ подожду, - отвѣтила дѣвушка.
  Ѳёдоръ развернулся къ ней и прижалъ ея холодное ухо къ груди.
  - Чего ты?
  - Я тебѣ всё сказала. Пеняй на себя потомъ.
  - Всё будетъ нормально. Человѣкъ самъ творецъ своего счастья.
  - Иди уже, Творецъ. А не то опоздаешь.
  
  Циклопическiй, квадратный съ тоненькой сѣрой шляпкой грибъ-антропофагъ павильона Ломоносовской уже мчалъ Ѳёдора по длинному своему корню прямикомъ въ развитую грибницу, поразившую почти вѣсь городъ. Когда активная фаза его роста закончилась, изъ минераловъ, добытыхъ имъ изъ почвы выросли кристаллы, напоминающiе человѣческiя фигуры, а то и цѣлыя сцены, и массивные сталагнаты, заключённые въ жёсткую и точную рѣшётку, и самые чудесные наросты изъ особаго люминесцирующаго камня подъ сводами этой микогенной пещеры, отъ коихъ и на 26 саженяхъ вглубь было вполнѣ свѣтло.
  За грохочущими чёрными дверями, что отдѣляли Ѳёдора отъ вѣроятной гибели, справа-налѣво вновь побѣжали огоньки, чтобы подъ нечеловѣческiй, но человѣкородный скрежетъ и вопль замедлиться и вовсѣ остановиться.
  Чёрныя элитры распахнулись, на мгновеньѣ обнаживъ прозрачные крылышки окошекъ, сложенныхъ поверхъ изумруднаго сукна дверей вагона. Впрочемъ, разглядѣть ихъ Ѳёдоръ не успѣлъ. Второй слой дверей открылся слѣдомъ, и изъ вагона, не отрывая ногъ, навстрѣчу мужчинѣ медленно выскользнулъ сѣдобородый старичокъ въ закатавшемся беретѣ. Когда проёмъ освободился, Ѳёдоръ ступилъ внутрь и осмотрѣлся: было по-субботнему немноголюдно. Въ иной день и часъ всѣ тѣ, кто сейчасъ широкой рукой былъ разбросанъ по сидѣнiямъ, помѣстились бы на прямоугольничкѣ служебнаго люка въ плотномъ кольцѣ прочихъ несчастныхъ.
  Онъ сѣлъ на свободное мѣсто слѣва отъ срединной двери, черезъ которую вошёлъ, и снялъ шляпу. На тёмно-сѣромъ кроличьемъ мѣху блестѣли нѣсколько крупныхъ круглыхъ пуговокъ влаги, той же, что рѣдко чернѣла на рукавахъ пальто. Ѳёдоръ стряхнулъ капли со шляпы и опустилъ подбородокъ на грудь. Не успѣлъ громкiй, уже посюстороннiй голосъ, въ отличiе отъ остальныхъ вѣтокъ Петербургскаго метро, объявить о неминуемо приближающейся Площади Александра Невскаго, какъ мужчина уже обмякъ и провалился въ дрёму.
  Нѣсколько длинныхъ прядей своевольно свѣсились, страхуемыя не столь смѣлыми своими сестрицами, съ хозяйской макушки, пока онъ не видитъ, чтобы покачаться вмѣсте съ окружающимъ вагономъ. Время отъ времени онѣ выписывали кружки то въ одну, то въ другую сторону, но единожды выполнивъ восьмёрку, къ такому успѣху болѣе приблизиться не смогли.
  Гдѣ-то въ тёмномъ коридорѣ между сращённой съ Атриумомъ прихожей Московскаго вокзала и Гостинной стальные рельсы особенно брыкнули, и этотъ продолжавшiйся танецъ былъ прерванъ рукой Ѳёдора. Мужчина растеряно оглядывался, и спустя пару мгновенiй понялъ, что свою Великокняжескую станцiю онъ благополучно проспалъ. Оставался только путь вперёдъ къ другому Невскому, благо Ѳёдоръ имѣлъ уже и двадцать пять лѣтъ отъ роду и прекрасные усы и удивительно сшитый сюртукъ - пропускъ на блескучую красавицу нашей столицы.
  Путь къ ней лежалъ черезъ сводчатые погреба Гостиннаго Двора, въ которыхъ, однако, давно никто ничего не хранилъ.
  Ѳёдоръ всталъ передъ правой полудверью въ серединѣ вагона и обнаружилъ себя плывущимъ надъ сплетенiемъ тянущихся по-арабски вдоль тёмнаго тоннеля упитанныхъ жгутовъ. Издалека и причёска и усы держались достаточно прилично, чтобы не мириться со слѣдами городского транспорта на ладоняхъ. Мужчина посмотрѣлъ по сторонамъ - въ дальнемъ углу вагона сидѣла свѣтло, почти бѣловолосая дѣвушка, въ которой, собственно. дѣвушку выдавала только широкая, царственно-пурпурная, юбка со сборкой, но ни чистое отъ косметики, хотя и весьма космичное, если не космическое, лицо, ни безполая стрижка, ни общая ея конституцiя. И тѣмъ увѣсистей казался большой, набитый подъ самыя застёжки оливковый заплечмѣшокъ на торчащихъ изъ по-хитрому сдвоенной юбочной проймы сѣрыхъ кашемировыхъ коленяхъ, который она крѣпко обнимала со всѣхъ сторонъ, положивъ на него впридачу подбородокъ. Дѣвушка смотрѣла прямо передъ собой, нарочито не обращая на Ѳёдора вниманiя, пока тотъ вспоминалъ, какъ называется цвѣтъ ея юбки.
  Нѣгдѣсущiй вагонный глашатай спокойно, но громко объявилъ о незримомъ присутствiи Гостиннаго Двора и перехода на заветный проспектъ, послѣ чего двуслойныя двери горизонтальнаго лифта передъ Ѳёдоромъ разомкнулись и онъ, подъ удаляющiйся совѣтъ держаться за поручни во избѣжанiе травмъ, ступилъ на бѣломраморную платформу.
  Съ винноцвѣтнаго причала Ѳёдора увозилъ уже сѣро-синiй вагонъ, съ длинной бѣлой, сломанной въ четырёхъ мѣстахъ, полосой вдоль борта. Ѳёдоръ плечомъ прислонился къ пластику у самыхъ дверей и смотрѣлъ, какъ разгонялись люди на станцiи, пока ихъ не скрыла тоннельная тьма, отъ которой они дружно неслись. Какъ только это произошло, мужчина досталъ изъ тонкорунной темноты брючнаго кармана то, что по инерцiи нѣкоторые ещё называли трубкой, хотя за сто лѣтъ бытiя она не только сбросила арканъ шнура, который её къ чему-нибудь привязывалъ, но и сама разомкнулась и развернулась въ плоскость. Чтобы сейчасъ по ея застеклённому нутру ритмично скользилъ Ѳёдоровъ большой палецъ, словно по личной конькобѣговой дорожкѣ. Онъ разматывалъ всё тянущiйся и тянущiйся бережливо, тонкой нечеловѣческой рукой, исписанный сплетнями съ хвоста третьеримской сороки рулонъ цифирной бумаги.
  
  Москва запланировала рост инвестицiй быстрѣе, чѣмъ въ странѣ
  Польскiй сеймъ проголосовалъ за выдворенiе мигрантовъ въ Белоруссiю
  Минздравъ утвердилъ перечень безплатныхъ лекарствъ для перенёсшихъ инфарктъ
  Въ офисъ Меморiала пришли сотрудники О.Б.Э.П.
  Въ В.М.С. С.Ш.А. назвали ложнымъ заявленiе Россiи о нарушенiи границы эсминцемъ
  Глава М.В.Д. Британiи попросила пересмотрѣть мѣры безопасности для депутатовъ
  Подготовка Марса: зачѣмъ 6 человѣкъ ходятъ по пустынѣ въ Израилѣ въ скафандрахъ
  Вице-премьеръ Оверчукъ заявилъ о "завалахъ" въ отношенiяхъ Россiи и С.Ш.А.
  Гинцбургъ сообщилъ о началѣ испытанiй единой вакцины отъ разныхъ вирусовъ
  Въ Гидрометцентрѣ назвали дату перваго снѣга въ Москвѣ
  Дебютный сборникъ стиховъ Маяковскаго продали за 1.3 млн руб.
  Омбудсменъ сообщилъ объ отсутствiи пострадавшихъ во время бунта въ колонiи
  Въ N.A.S.A. назвали возможную причину потери орiентацiи М.К.С. въ пространствѣ
  Четыре человѣка погибли въ результатѣ Д.Т.П. въ Дагестанѣ
  И.Г. взяло отвѣтственность за взрывъ въ шiитской мечети въ Кандагарѣ
  Учёные заявили и сниженiи риска смерти отъ CO.VI.D.-19 въ 11 разъ при вакцинацiи
  Въ центрѣ Чумакова "слоганомъ МсDonald's" разсказали о созданiи "КовиВака"
  Четыре человѣка пострадали въ результатѣ нападенiя съ ножомъ въ Канадѣ
  Песня Элтона Джона впервые за 16 лѣтъ возглавила британскiе чарты
  Вучичъ заявилъ о не устроившемъ его предложенiи Москвы по газу
  Представитель Клинтона сообщилъ объ улучшенiи состоянiя бывшаго президента
  Секретарь С.Н.Б.О. Украины назвалъ статью Медвѣдева вызовомъ для всѣй Европы
  Оверчукъ допустилъ рекордный товарооборотъ между Россiей и С.Ш.А. въ 2021 году
  Въ Японiи допустили возможность наносить удары по базамъ противника
  Минтрансъ и М.В.Д. разработали П.Д.Д. для электросамокатовъ и гироскутеровъ
  Полицiя Австралiи конфисвовала крупнѣйшую партiю героина въ исторiи страны
  На юго-востокѣ Москвы загорѣлся военкоматъ
  Въ Албанiи нашли тѣла четырёхъ россiянъ въ отелѣ
  Гинцбургъ разсказалъ о названiи вакцины отъ коронавируса для дѣтей
  Три человѣка погибли въ результатѣ землятрясенiя на сотровѣ Бали
  Что выяснилось изъ переписи насѣленiя десять лѣтъ назадъ
  Минтрансъ отложитъ внѣдренiе новыхъ требованiй къ малымъ аэропортамъ
  Въ Польше предложили Е.С. ввести новыя санкцiи противъ Россiи
  "Нафтогазъ" сообщилъ о двукратномъ сниженiи объёма транзита россiйскаго газа
  С.К. началъ провѣрку послѣ безпорядковъ въ И.К.-1 во Владикавказѣ
  Ф.С.И.Н. сообщила о стабилизацiи ситуацiи въ колонiи, гдѣ подняли бунтъ
  Космонавтъ сообщилъ о разбудившей экипажъ М.К.С. сиренѣ
  
  Ѳёдоръ представилъ, какъ послѣдняя выжившая съ Одиссеевыхъ времёнъ птица Сиринъ долетаетъ до международнаго космическаго корабля, чтобы разбудить вѣсь экапажъ своимъ пѣнiемъ, и, улыбнувшись, сухо хмыкнулъ. Пора было выходить на Сѣнную площадь.
  Погода на поверхности рѣзко испортилась. Вѣтеръ сгрёбъ всю мокрую небесную вату надъ Сѣнной, и такъ, видимо, сильно прижалъ что влага изъ неё рѣдко, но увѣренно забарабанила по полямъ шляпы. Хуже этого былъ только приставшiй къ дождю едва различимый, жалкiй снѣжокъ. "Каковъ годъ, таковъ и первый снѣгъ" - шепнулъ Ѳёдоръ и спустился на мостовую.
  Для того, чтобы попасть на Гороховую улицу, ему сперва нужно было обогнуть загривокъ исполинской лошадки-скакалки, брошенной у праваго края площади, пройдя сквозь стѣны Успѣнской громады, лососемъ пробиться черезъ встрѣчный потокъ у подножiя классицистско-дiетическаго дома Саввы Яковлева и повернуть вмѣстѣ съ нимъ направо на перекрёсткѣ. И вотъ до нужнаго дома ему оставалось преодолѣть длинную блекло-лаймовую ножку 36-го, прячущiй въ глубинѣ двора маленькiя ясли 38-ой, перебѣжать дорогу у голубо-лавандаваго 40-го, оказавшись напротивъ кораллово-розоваго семиоконнаго съ аркой малыша подъ нумеромъ 49, а послѣ прошагать межъ печатно-пряничными 51-53-имъ и земляничнымъ со взбитыми сливками четырёхъяруснымъ тортомъ 44-го. Нужная дверь въ стѣнѣ дома 46 по улицѣ Гороховой была прямо передъ подбалконной аркой, и Ѳёдоръ незамедлительно отрылъ её, чтобы юркнуть въ оговорённое съ безъ двадцати минутъ бывшей хозяйкой книги кафе, гдѣ онъ искалъ теперь мѣсто, чтобы сѣсть.
  Изъ тёплаго деревяннаго внутренняго убранства нагло выбивались два предмета на барной стойкѣ: до зеркала наполированный, изрѣдка пышущiй паровозный котёлъ, приспособленный подъ кофе-машину, и половинка сорванной съ канатной дороги четырёхмѣстной гондолы, хранящая въ сбережённомъ внутри студёномъ горномъ воздухѣ показные сладости.
  Ѳёдоръ снялъ тремя пальцами отяжелевшую шляпу, и, обходя полупустые столики, ушёлъ въ дальнiй лѣвый, у фасадной стѣны, уголъ, къ мѣсту у окна.
  Когда въ его кружкѣ по-итальянски уже нелегальнаго въ этотъ часъ капучино оставалась только стекающая по внутренней неевклидовой плоскости молочная пѣна, въ прямоугольникѣ улицы справа отъ Ѳёдора быстрымъ шагомъ, смотря за спину, пролетѣла дѣвушка въ чёрномъ. Не успѣлъ Ѳёдоръ предположить, та ли, которую онъ ждалъ, она уже ворвалась въ кафе и безошибочно оказалась около него.
  Чёрными у неё были и прямые окрашенные волосы, и норковая шуба-безрукавка, набранная ёлочкой книзу изъ полосокъ мѣха съ промѣжутками въ палецъ, и кожаная сумка съ каретной стяжкой, глядящая вокругъ кристальными глазками-пуговицами, и, собственно, тёмно-карiе глаза самой дѣвушки. Чёрнымъ не былъ только фирменный глянцевый пакетъ, который она крѣпко сжимала вмѣстѣ съ сумкой.
  - Вы по поводу книги?
  - Да, здравствуйте - отвѣтилъ Ѳёдоръ.
  Онъ привсталъ, указывая собесѣднице на свободное мѣсто.
  - А какъ, разрѣшите полюбопытствовать, вы узнали?
  - Вы единственный, кто выглядитъ, какъ человѣкъ, которому эта книга можетъ понадобиться.
  Ѳёдоръ улыбнулся
  - Послушайте, какъ васъ тамъ?
  - Ѳёдоръ, а васъ?
  - Допустимъ, Марiя. Прiятно. Послушайте, Ѳёдоръ, я очень тороплюсь и очень не хочу, чтобы насъ видѣли вмѣстѣ. Давайте отсядѣмъ отъ окна.
  Не дожидаясь отвѣта, она ушла въ противоположный уголъ. Ѳёдоръ поспѣшилъ за ней.
  Она прямо въ шубѣ сѣла за столикъ и поставила пакетъ сверху. Ѳёдоръ выбралъ стулъ напротивъ.
  - Смотрите - она указала на пакетъ и оглядѣлась
  Мужчина взялъ пакетъ на колени и заглянулъ внутрь.
  Въ бѣломъ его чревѣ въ потрёпанной чёрной суперобложкѣ, бывшей явно не по размѣру, лежала стройная книга изъ старой, неотбѣлённой бумаги. Ѳёдоръ осторожно досталъ книгу, и уставился на чёрный глянецъ, на которомъ словно молнiи въ ночномъ небѣ застыли трещины и разрывы.
  АНИАРА
  Х.Мартинсон
  - Это та книга?
  - Не доставайте, смотрите такъ - отвѣтила дѣвушка.
  Онъ открылъ книгу. На жёлтыхъ страницахъ чернѣли знакомыя буквы, сбившiеся въ незнакомые сочетанiя:
  Vir,
  est,
  Mensis,
  pulchra
  Ѳёдоръ пролисталъ страницы - на нѣкоторыхъ были картинки со знакомыми сюжетами, но опознать ихъ сходу онъ не могъ. Онъ открылъ первую страницу. Въ самомъ низу красовалась надпись: Petropolis, MCMXVI.
  Онъ хотѣлъ провѣрить надпись въ Интернетѣ, но Марiя прервала его:
  - Петроградъ, 1916 годъ.
  - Спасибо.
  - Будете брать?
  - Конечно, - отозвался Ѳёдоръ, - на карту можно?
  - Нѣтъ - рѣзко отвѣтила дѣвушка.
  - Налички у меня съ собой не будетъ. Давайте сбѣгаю? - виновато предложилъ мужчина.
  - У меня нѣтъ времени. Купите мнѣ тогда кофе, забирайте книгу и уходите - она осмотрѣлась снова.
  Ѳёдоръ сначала обрадовался, а потомъ понялъ, что что-то не въ порядкѣ.
  - Подождите, - сказалъ онъ. - Я надѣюсь она не краденая?
  - Вы въ своемъ умѣ? - взовралась Марiя - отдайте книгу немедленно!
  - Стойте-стойте!
  Ѳёдоръ испугался, но пакетъ, въ который вернулъ книгу, не отдалъ.
  - Я васъ ни въ чёмъ не обвиняю и сдѣлаю всё, что скажете, только объясните, къ чему такая конспирацiя.
  - Отдайте книгу! Живо!
  - Послушайте, Марiя. Пожалуйста. Я - единственный, кто прямо сейчасъ можетъ васъ избавить отъ этой книги. Я готовъ выполнить ваши условiя, но и вы, прошу васъ, пойдите мнѣ на встрѣчу.
  Марiя ещё разъ оглядѣлась и спустя пару раздумiй сказала:
  - Это книга моего дѣда.
  - А онъ въ курсѣ, что вы продаёте его книгу?
  - Его убили. Я увѣрена, что изъ-за неё.
  Ноги Ѳёдора похолодѣли.
  - Сказали, что отравился опятами, но я думаю, что грибы были отравлены.
  - Вотъ какъ.
  Теперь уже Ѳёдоръ оглядѣлъ кафе. Нѣсколько человѣкъ косились на нихъ, и ему стало окончательно не по себѣ.
  - Забирайте. И уходите послѣ меня - Марiя подорвалась и также быстро, какъ вошла, выскочила изъ заведенiя
  "Почему я Тасю не послушалъ" - подумалъ онъ и спряталъ пакетъ подъ пальто.
  Черезъ 10 минутъ онъ вызвалъ такси и поспѣшилъ домой.
  
  На высокой тёмно-лаковой вѣнской вѣшалкѣ вновь повисло сѣрое, теперь уже подмоченное мужское пальто, уцѣпившись чёрной петелькой за скрученный въ буйволiй рогъ длинный крюкъ.
  - Купилъ? Ѳедь?
  Тасинъ голосъ донёсся до ушей Ѳёдора не сразу, но преодолелъ путь явно большiй, чѣмъ позволяли стѣны квартиры.
  - А?
  Онъ повернулъ голову въ сторону, изъ которой исходилъ звукъ.
  - Купилъ, говорю?
  Она прислонилась къ стѣне. сложивъ руки подъ грудью.
  - Да, вотъ.
  Ѳёдоръ стянулъ съ пятки оставшiйся высокiй ботинокъ и отдалъ Таисiи глянцевую сумку.
  - Анiара? Это же не та книга.
  - Тамъ другая обложка - отвѣтилъ Ѳёдоръ.
  - Въ смыслѣ?
  Таисiя открыла книгу. Ѳёдоръ прошёлъ мимо неё прямикомъ въ комнату къ рабочему столу, сѣлъ въ кресло и положилъ голову въ iонически-вывернутую капитель предплечiй, поставленныхъ на стилобатъ столешницы.
  - Подожди-ка - сказала Таисiя.
  Она положила раскрытую книгу на столъ и быстро вышла изъ комнаты.
  Лѣвую половину разворота занималъ плоскiй лѣсъ-ширма въ рѣзной цвѣточной рамѣ. Въ трёхъ мѣстахъ на грязно-зелёномъ полотнищѣ чернѣли не то прожжёныя, не то проѣденныя молью куцыя ели. А прямо передъ нимъ отъ края къ корешку книги брёлъ лохматый безбородый бродяга. Изъ-подъ его длинной, свободно висящей отъ самыхъ плечъ, красной рубахи торчали лоскуты синей, съ бѣлымъ пшеничнымъ узоромъ, правой штанины. Прорѣха оголяла ту часть тѣла, коя въ первую очередь ощутитъ её, когда горемыка потщится сдѣлать привалъ на своёмъ тяжеломъ пути.
  Правой рукой скиталецъ опирался на гладкiй посохъ, а въ лѣвой держалъ переброшенную черезъ правое же плечо расписную аршинную ложку. У ея лопасти, на самомъ перешейкѣ висѣлъ иссохшiй заплатанный узелокъ.
  Подъ лаптями путника, натянутыми поверхъ ошнурованныхъ гольфовъ, путалась бѣленькая жучка, что смотрѣла на Ѳёдора выцвѣтшими за вѣкъ глазёнками, держа въ пасти бѣло-синiй клочокъ.
  Художникъ явно пытался работать подъ Васнецова или Билибина, но вышло такъ, словно на правой половинѣ разворота вмѣсто текста долженъ былъ стоять добрый молодецъ либо въ галошахъ Т.Р.А.Р.М., либо съ папиросой "Дукатъ", либо съ мыломъ А.М. Жукова. Ѳёдоръ съ улыбкой заглянулъ за страницу, но второй части диптиха тамъ не оказалось.
  Въ комнату слова вошла Таисiя съ картами въ рукахъ. Привычнымъ движенiемъ она намазала колоду на столъ длинной полосой и, оглядѣвъ исхоженную картонную дорожку, вытащила комиксоватаго дурака на краю обрыва.
  Кромѣ жучки и, съ большимъ одолженiемъ, дорожнаго узелка-сумки на шестѣ-ложкѣ за плечомъ, у двухъ коллегъ по дурацкому ремеслу не было ничего общаго, даже съ учётомъ русскаго колорита книжнаго. Карточный выглядѣлъ карикатурно. Дуракомъ его дѣлала не столько безпечность передъ лицомъ смерти за краемъ скалы, а его нарядъ, наспѣхъ сшитый изъ цвѣтастой занавѣски несвѣдущимъ въ средневѣчно тёмновѣковой модѣ временнымъ проходимцемъ. Съ тѣмъ же успѣхомъ художникъ могъ бы заставить своего бродяжку не пиратски прогуливаться по каменной планкѣ, а пройтись среди хмурыхъ чумныхъ горожанъ - исходъ былъ бы куда вѣрнѣе.
  - Ну, этотъ похожъ, - сказалъ Ѳёдоръ, - а остальные?
  - По-моему, всѣ есть - отвѣтила Таисiя.
  Она пролистала книгу до слѣдующей иллюстрацiи.
  - Колесо! - она нащупала названную карту, и покрыла ей Дурака.
  Фономъ къ новой картинкѣ была приставлена вчетверо короткая бутылка Кремлёвской башни со втянутой шеей, современнаго книгѣ, хоть и нѣсколько прогорклаго цвѣта.
  На зелёномъ столешникѣ передъ нею были разсыпаны посолонь черноголовые бояре, краснокафтанные стрѣльцы, черненькiй, съ бѣлой лысиной, дьячок и простолюдье разной степени оборванности. Посерединѣ, на треугольной опорѣ, стояло двухсаженное, судя по окружающимъ, шестипалое колесо.
  На нёмъ въ разгарѣ представленiя застыли трое петрушекъ. Пронумерованы они были естественнымъ образомъ числомъ лучей на шутовскихъ колпакахъ. Собственно, первый сидѣлъ верхомъ на ободѣ, чуть лѣвѣе зыбкой вершины и нелѣпо, изъ-за спины, отмахивался деревяннымъ мечомъ отъ ползущаго справа второго. Въ это время третiй, держась руками и ногами за колесо въ самомъ низу, уравновѣшивалъ своихъ товарищей.
  Происходящее же на картѣ рядомъ съ книгой на первый взглядъ трудно поддавалось описанiю. Фигуръ на парящемъ въ облакахъ колесѣ, по совпаденiю, было тоже три: синяя сфинга въ полосатой ушанкѣ съ безполезно держимымъ мечомъ, крепкозадый, рыжiй алопокефалъ и невыразительная змейка, которая какъ и символы iп7п на ободѣ среди прочихъ, была добавлена, чтобы занять вакантное мѣсто. Троица эта, по всѣй видимости слѣдила, чтобы окрылённыя существа въ углахъ карты прилежно учились. Причёмъ сразу было понятно, кто въ этомъ небесномъ классѣ отставалъ: пары верхнихъ конечностей для удобнаго чтенiя орлу явно не доставало.
  И вотъ, нашимъ влюблённымъ, прежде чѣмъ переоткрыть себя въ образѣ болѣе родномъ, болѣе знакомомъ, нежели двое сагановскихъ нагихъ посреди лысаго, какъ ихъ тѣла, недоразуменiя, невѣжествомъ нарѣчённаго "Райскимъ садомъ", по прихоти автора книги пришлось пройти длинный путь.
  Отъ внѣзапно выкатившагося не въ томъ мѣстѣ колеса, они вернулись къ кантюжнику въ прiунылой шляпѣ, съ длиннымъ, безъ малаго, атлетическимъ шестомъ въ правой рукѣ, за дважды хѣреннымъ раскладнымъ столомъ. На сплюснутомъ угломъ зрѣнiя параллелограммѣ столешницы ещё можно было разглядѣть и товаръ - желтоватую рюмку на длинномъ стеблѣ съ перочиннымъ ножикомъ, и деньги - россыпь разномастныхъ кругляшковъ. Тутъ же, пририсованной къ столу на переднемъ планѣ, стояла причина, по которой этотъ мелкiй торговецъ пренебрёгъ кошелёмъ: увѣсистая, съ хорошiй, подвяленный бычiй окорокъ, сучковатая дубина.
  А послѣ почтенной старушки съ посошкомъ, сложенной годами въ латинскую h, въ длинномъ, какъ носъ моторной лодки, кокошникѣ, книга выбросила своихъ чтецовъ на дикiй пляжъ широкаго водоёма, по ярко-жёлтой-на-синемъ тропинкѣ на которомъ, можно было дойти до мѣсяца-великана, что нависъ надъ тоненькимъ противоположнымъ берегомъ. А на этомъ, къ холодной ночной водѣ припала тощая, до того изголодавшая псина, что всерьёзъ смотрѣла на рѣшившаго погрѣться на мелководьѣ небольшого, но весьма боевитаго рака, какъ на закуску.
  Отъ полуночного озера книга снова вернула Ѳёдора съ Таисiей на привычный путь. Къ знакомой, почти Пушкинской, Царевнѣ со звѣздой-камнемъ на лбу и въ кокошникѣ-полумѣсяцѣ, раскинутомъ ниже плечъ. Къ Царю-Гороху, разсѣвшамуся на тронѣ съ ногами четвёркой. Къ околпаченному Звѣздочёту, такъ же позаимствованному у А.С. Чтобы снова увести ихъ прочь.
  То къ ложноготической колокольнѣ въ мигъ ея декапитацiи, гдѣ пономарь - въ одну, а колоколъ - въ другую сторону, и оба въ нескончаемомъ ужасѣ передъ встрѣчей съ землёй.
  Опять къ астроному, но уже уволенному съ выходнымъ пособiемъ въ видѣ фонаря, не въ казённой желто-звѣздной мантiи, но въ личномъ, истлѣвшемъ въ шкапу за годы службы, рваньѣ.
  Отъ Царевны, пикантно разоблачённой, полощущей дорогую посуду въ знакомой, но уже пёстрой, какъ осиротевшiй звѣздочётовъ нарядъ, водѣ, къ ней же, одѣтой и обсохшей къ утру, въ компанiи спящаго подлѣ медвѣдя на красномъ поводкѣ.
  И когда Ѳёдоръ съ Таисiей застали сначала ея самосудъ, ея грозную рѣшимость рубить и взвѣшивать сидя на тронѣ, а послѣ и скороспѣлый плодъ этого судилища - приговорённаго къ суровой смерти за неподобающую позу Царя-Гороха, въ той же позѣ, собственно, и повѣшеннаго, молодые люди добрались до свадьбы.
  Вопреки названiю обряда, изъ трёхъ фигуръ на изображенiи, кромѣ кудряваго дудочника, что пританцовывалъ передъ Иваномъ-Царевичемъ (Ѳёдоръ всё-таки нашёлъ искомаго ранѣе молодца) и Царевной въ объятiияхъ жениха, въ венкѣ не было никого. Молодой музыкантъ орудовалъ и вмѣсто законнаго въ данномъ случае попа, и даже вмѣсто картоннаго крылатаго демона съ поросшей лопухами головой.
  А послѣ свадьбы молодожёны катались по городу на шахматно-цвѣтастой двойкѣ, невѣста домывала винные кубки съ праздничнаго стола, къ нимъ заглядывала сѣдая молодуха въ бѣломъ съ прямоугольноголовой лопатой на плечѣ, ихъ почти плѣнилъ анатомически прорисованный дьяволъ-андрогинъ, приковавшiй къ насиженному камню молодую Царицу, и у нихъ наконецъ родились сынъ и дочь, что загорали въ цвѣтникѣ подъ спустившимся полюбоваться ими пучеглазымъ Солнцемъ.
  Двѣ послѣднiя иллюстрацiи книги выбивались изъ сказочнаго сюжета. На одной было массовое братанiе въ декорацiяхъ оживлённаго сельскаго кладбища съ часовенкой вдалекѣ, гдѣ и мужчины, и женщины с дѣтьми крѣпко обнимались какъ на вокзалѣ. На другой - затянутое туманомъ озеро, надъ которымъ изъ сдавленнаго по бокамъ кольца свѣта, выглядывала бѣлая крѣпостная стѣна съ башенками вкругъ и золотыми куполами поверхъ.
  Довольно крупный, едва не кричащiй текстъ книги былъ, въ отличiе отъ плавающихъ въ нёмъ изображенiй, почти нѣмъ.
  Огромная, на вѣсь абзацъ, кованная буква "Е", словно мама-утка вела за собой безчисленныя остальныя, поменьше и поскромнѣе, что сбились группками отъ трёхъ до семи въ длинную вереницу, начинающуюся словами "Erat-vivebat Ioannes Stultus...".
  Ѳёдоръ снова пролистнулъ шершавыя страницы и заключилъ:
  - Боюсь, что книга написана на латыни.
  - Съ чего ты взялъ?
  - Смотри.
  Онъ указалъ на нѣсколько словъ въ ровныхъ озимыхъ грядкахъ.
  - Вотъ эти окончанiя -усъ, -нусъ. Очень похоже на латынь.
  - И намъ её теперь никакъ не прочитать? - спросила Таисiя.
  - А что?
  - Да такъ. Просто, подумала, что въ ней что-то интересное написано.
  - Вообще - интересное въ любомъ случае.
  Ѳёдоръ всталъ изъ-за стола, снялъ свѣтло-сѣрый пиджакъ англiйскаго кроя, кинулъ его на охряную гладь покрывала, и разстѣгнулъ ещё три пуговицы на васильковой рубашкѣ, закатавъ рукава.
  Послѣ недолгаго раздумья, онъ продолжилъ:
  - Загвоздка въ томъ, насколько точенъ будетъ переводъ этой книги. А обращаться къ кому-либо за помощью я бы не сталъ.
  - Почему?
  - Ну, съ учётомъ обстоятельствъ сдѣлки, мягко скажемъ, странноватыхъ.
  - Я тебѣ говорила, Ѳёдь! Не ѣздилъ бы къ этой бабѣ. Что она тебѣ сказала?
  - Ну, скажемъ, мнѣ стало понятно, почему такую книгу она продала за безцѣнокъ. Безплатно, если быть точнымъ.
  - Краденная?
  Таисiя махомъ сгребла со стола карты и уже нервно, въ ожиданiи, перекладывала ихъ небольшими порцiями изъ лѣвой руки въ правую, пока всѣ карты не оказались во второй рукѣ. Послѣ теченiе картъ начиналось въ обратную сторону: изъ правой въ лѣвую.
  - Я тоже сначала такъ подумалъ, но потомъ понялъ, что тогда воровать было бы безсмысленно.
  Таисiя уже не слушала. Она сѣла на ещё тёплый стулъ, подняла глаза къ потолку, тихонько шевеля пухлыми, но рѣдко смыкаемыми, губками, и, до послѣлняго не смотря, вытащила три карты на столъ. Передъ тѣмъ, какъ увидѣть ихъ, она зажмурилась, опустила голову и тутъ же, какъ пружина, рѣзко лишенная давленiя, выстрѣлила изъ-за стола со словами:
  - Избавься отъ неё! Слышишь?
  Это былъ взлядъ арахнофоба, что обнаружилъ мясистаго, въ буро-коричневой шубѣ, птицеѣда въ ящикѣ съ личнымъ бельёмъ.
  - Что случилось?
  Ѳёдоръ потянулся къ дѣвушкѣ, но она указала ему на трилистникъ картъ, брошенныхъ на столѣ.
  - Такъ, что это? Башня, Дьяволъ и Смерть. И что это значитъ?
  Онъ развернулся къ Таисiи.
  - Абсолютно, ничего хорошаго. Что съ этой книгой?
  - Ну...
  Ѳёдоръ тяжело, задержавъ рвущiйся изнутри воздухъ въ надутыхъ щекахъ, выдохнулъ и снова попытался отвѣтить.
  - Она сказала, что эта книга ея дѣда, а его изъ-за неё кто-то отравилъ.
  - Не соврала, Ѳедь. Что процентовъ даю, что не соврала.
  Она, приложила пустую, правую ладонь ко лбу, а лѣвую, съ оставшимися картами, едва обозначенными суставчиками, упёрла въ подвздошную кость.
  - Нужно отъ неё избавиться. Чѣмъ раньше - тѣмъ лучше.
  - Всё настолько плохо?
  - Да! Ты не видишь, чтоли?!
  - Ну, я въ этомъ мало понимаю.
  - Просто, повѣрь. Карты не врутъ
  - Подожди, Тась, давай успокоимся.
  Онъ сдѣлалъ два полшага въ ея сторону.
  - Это просто книга, а карты - всего лишь карты.
  - Нѣ-е-етъ, дорогой, ты не понимаешь...
  - Это ты не понимаешь, - разошёлся Ѳёдоръ, но Таисiя его прервала.
  - Вотъ видишь, и это только начало. Избавься отъ неё какъ хочѣшь.
  Онъ посмотрѣлъ на книгу и задумался.
  - Ну, такъ вѣдь не бываетъ въ жизни, Тась. Ты сегодня такъ карты вытащила, завтра по-другому. Это случайность и самовнушенiе.
  - Нѣтъ, Ѳедь, смотри.
  Она подобрала карты со стола и снова ихъ ловко перемѣшала.
  Снова беззвучный вопросъ въ потолокъ, и три карты вновь легли на столъ.
  - Ничего не понимаю - сказала Таисiя, - какая борьба?
  Она вытаскивала на столъ карты и тутъ же произносила еле связанные другъ съ другомъ слова:
  - Борьба, мужчина, какiя-то разборки, должны запла-а-тить.
  Она посмотрѣла на Ѳёдора, какъ забывчивая актриса на вѣрнаго суфлёра.
  Онъ только сочувственно пожалъ плечами.
  - Глазъ у тебя тяжёлый. Вотъ карты больше говорить и не хотятъ.
  - Волшебно! - онъ всплѣснулъ руками - извините, что мѣшаю. Пожалуйста, карты, родненькiя, скажите этой прекрасной ворожеѣ, что всё у неё будетъ хорошо. И мужъ богатый, и домъ полная чаша, что тамъ ещё въ коплектѣ идётъ?
  - Дуракъ - улыбка плохо пряталась, и её длинный, уползающiй въ ямочку на щекѣ хвостикъ предательски торчалъ изъ-подъ строгой маски.
  - Дуракъ? Это въ дополненiе къ мужу, или мужъ дуракъ? Но богатый.
  Она засмѣялась, подперевъ фалангой указательнаго пальца уголокъ носа.
  - Да, именно такъ!
  Ѳёдоръ крѣпко обнялъ возлюбленную, и сквозь тонкiй сдвоенный прохладный хлопокъ къ нему пробилось нѣжное тепло ея открытыхъ плечъ, а вскорѣ, когда общiй фонъ чуть выровнялся, проступила едва замѣтная жгучая пряность, что быстро проникла внутрь обоихъ.
  - Твоё предложенiе ещё въ силѣ? - спросилъ онъ.
  - Какое?
  Дѣвушка подняла взглядъ на него. Въ вопросѣ не было смысла.
  - Утреннее.
  - Ну, я, прямо, не знаю... - начала она.
  Подъ его ладонями вмѣсто строчныхъ ѵжицъ ея рёберъ теперь оказалась заглавная Ѳита.
  Спустя время свѣтъ погасъ, а въ комнату черезъ межшторную щель заглянули подслѣповатыя осеннiя сумерки.
  Свѣтъ вернула въ комнату уже не бѣло-бронзовая висячая люстра, для неё уже довольно разросшаяся, но настольная лампа съ крупной, накачанной икрой на стройной, не считая массивной круглой ступни, ножкѣ, и рѣдкимъ плафономъ-куполомъ изъ синяго стекла. Молочные лучи изъ-подъ него неровно ложились на лакированный ясень, и на всё, что лежало поверхъ, въ томъ числѣ и раскрытую на треть книгу.
  Таисiя взяла со стола покосившуюся отъ рѣзкаго точка впотьмахъ колоду картъ и, на ходу поправляя майку, вышла изъ комнаты.
  Въ свѣту лампы возникъ Ѳёдоръ. Онъ селъ за столъ и уставился на книгу, придвинувъ её ближе къ себѣ.
  Черезъ нѣкоторое время къ лампѣ на помощь подоспѣлъ холодный бѣлый свѣтъ монитора - этого персональнаго квадратнаго колодца въ цифровую пустоту; въ бездну, которая всматривается въ тебя ещё до вашего визуальнаго контакта. Изъ этого колодца Ѳёдоръ хотѣлъ зачерпнуть ведро-другое свѣденiй о загадочномъ прiобретенiи. Но въ ряскѣ рекламы, застлавшей воду ничего дѣльнаго разглядѣть Ѳёдору не удалось, какъ бы тотъ не старался.
  - Избавься отъ неё. Легко сказать! - проворчалъ онъ, и всталъ за телефономъ, попутно надѣвая домашнiй костюмъ: длинный полосатый халатъ-шлафрокъ на голое тѣло и тёмные, свободные хлопковые штаны.
  Спустя десять минутъ и пятокъ мгновенныхъ фотографiй подъ разными углами, въ рубрикѣ "Новое въ Вашемъ городѣ", на уже смотрѣнной сегодня торговой площадкѣ, появилось новое объявленiе:
  "Русскiе сказки на латыни. Состоянiе хорошее, цвѣтные страницы. 5000 рублей".
  Ѳёдоръ снова занялъ рабочее мѣсто, вызвалъ къ наблюдательному окну автоматона-толмача, и перепечаталъ первое предложенiе изъ книги.
  - Erat-vivebat Ioannes Stultus.
  - Жилъ-былъ Иванъ-Дуракъ - отвѣтилъ автоматъ.
  Съ каждымъ новымъ предложенiемъ содержимое книги становилось яснѣе, но, къ сожалѣнiю для Ѳёдора, сказкой получающiйся текстъ назвать было невозможно. Это не былъ прозаическiй переводъ Пушкина или Ершова на мёртвый языкъ, что весьма облегчило бы Ѳёдору трудъ. Содержимое книги было самостоятельнымъ произведенiемъ, вписаннымъ въ спутанную раскадровку Тасиныхъ картъ. Съ машинной помощью Ѳёдоръ выяснилъ нѣкоторые подробности сюжета:
  Иванъ-Дуракъ, сирота, сочетанiе богатырской силы и дѣтскаго ума, изъ-за чего ему приходилось жить въ лѣсу. Насколько Ѳёдоръ правильно понималъ сбивчивые отвѣты искусственнаго vis-a-vis, скитался герой сказки по лѣсамъ, пока ему не потребовалась новая одѣжда. Такъ онъ оказался въ городѣ, съ чего и началось дѣйствiе сказки.
  "Жилъ да былъ Иванъ-Дуракъ". - заговорилъ Голосъ. "Силёнъ былъ, какъ настоящiй богатырь: то дерево цѣлое на плечѣ изъ лѣсу принесётъ, то поле безъ лошади вспашетъ, то телегу одной рукой подниметъ, коли у того колесо отвалилось".
  Ѳёдоръ заслушался, положивъ отяжелевшую за день голову уже весьма колючимъ подбородкомъ на десную пясть, но Голосъ замолчалъ, и мужчина остановилъ скользящiй по комнатѣ взглядъ гдѣ-то между чёрной черепичной клавiатурой и книгой-бѣлянкой съ полосатыми крыльями, что грѣлась въ едва тёпломъ свѣту лунно-синей лампы.
  Ускользающiя слова, Ѳёдоръ поспѣшилъ нащёлкать, повторяя вслухъ:
  - То-те-ле-гу, од-ной, ру-кой, под-ни-метъ.
  Мгновенiе Голосъ подождалъ, а послѣ продолжилъ, а мужчина только успѣвалъ за нимъ печатать, но вскорѣ, съ непривычки сбился и прекратилъ. Передъ нимъ, на экранѣ, сiяющемъ тремя съ половиной миллiонами чешуекъ, сиротелъ небольшой, но многообещающiй абзацъ. Ѳёдоръ прочиталъ его и увидѣлъ, что онъ хорошъ.
  - Тась! - крикнудъ онъ, не отводя глазъ отъ экрана.
  - Тась! - повторилъ спустя нѣсколько мгновенiй.
  Когда Ѳёдоръ въ третiй разъ громко произнёсъ ея имя, онъ стоялъ передъ закрытыми створками двухъ обычно распахнутыхъ дверей, и смотрѣлъ черезъ правый рядокъ квадратныхъ стёколъ, какъ за большимъ кухоннымъ столомъ сидѣла Таисiя.
  Она и не могла ничего слышать, ибо ея уши были заняты внутриканальной музыкой, а руки и всё ея вниманiе - картами, что выстроились триумфальными рядами на круглой бѣло-зелёной столовой площади.
  Ѳёдоръ прервалъ дѣйство, войдя на шагъ въ кухню и сказавъ:
  - А ты чего дверь-то закрыла? Я тебя зову-зову.
  Таисiя медленно сняла головастые спиральки наушниковъ, и убрала ихъ въ гладкiй антрацитовый футляръ.
  - Я ещё разъ всё перепровѣрила. Ѳедь, книга - о-о-чень тяжелая. Я и такъ уже посмотрѣла и сякъ - всё равно. Я очень хочу, чтобы ты отъ неё избавился.
  - Но...
  - Какъ можно скорѣе. Она же тебѣ безплатно досталась? Вотъ и не жалко, значитъ будетъ.
  Она поджала губы, и мягкое лицо съ щеками-персиками отразило ея внутреннее неумолимое сочувствiе.
  - Я выложилъ объявленiе. Посмотримъ, что получится.
  - Это хорошо, а побыстрѣе никакъ?
  - Смотри, Тась, я зачѣмъ тебя звалъ-то. Пошли за мной.
  Онъ развернулся, да такъ, что полы его халата коснулись раскрытыхъ теперь дверей, и въ три шага скрылся въ спаленномъ проёмѣ, и дѣвушка съ громкимъ вздохомъ встала изъ-за стола и пошла слѣдомъ.
  - Читай! - онъ указалъ ей на экранъ, передъ которымъ уже сидѣлъ.
  Таисiя недовѣрчиво посмотрѣла на избранника и быстро пробѣжалась глазами по тексту.
  - Это ты написалъ, я правильно понимаю?
  - Правильно, - съ удовольствiемъ отвѣтилъ Ѳёдоръ.
  - Значитъ, самъ рѣшилъ перевести, да?
  - Да.
  - И много это у тебя времени займётъ?
  - А вотъ на этотъ вопросъ я тебѣ не отвѣчу. Къ сожалѣнiю. Какъ тебѣ, кстати?
  - Ну какъ-какъ? Что я тебѣ могу сказать по двумъ, или сколько тутъ - она наклонилась къ монитору - трёмъ предложенiямъ. Скажу "хорошо" - и ты эту книгу изъ рукъ не выпустишь. Скажу "плохо" - обидишься.
  - А ты скажи честно - онъ взялъ ея прохладные ладони, и погладилъ ихъ большими пальцами стылу.
  - Я, честно, ничего не могу сказать. Ѳедь. Мнѣ самой очень интересно. Можетъ въ ней и есть нѣчто такое, чего я не знаю, о картахъ и ихъ значенiи. Но пойми меня, любимый, мнѣ отъ этой книги не по себѣ. И карты ничего хорошего о ней не говорятъ.
  - А можетъ въ ней-то какъ разъ и сказано, что всё это значитъ. Можетъ, наоборотъ, ничего плохого въ ней и нѣтъ?
  - Ѳёдь, я съ картами съ дѣтства не разстаюсь. У меня бабушка на нихъ гадала, и меня научила.
  - На этихъ? Гдѣ онѣ?
  Ѳёдоръ развернулъ Тасины ладони, но они оказались пустыми.
  - На кухнѣ. Нѣтъ, не на нихъ. На обычныхъ.
  - А что твои значатъ, ты откуда узнала?
  - Ну онѣ похожи, тамъ тоже масти есть, и...
  - Отвѣть, Тась, откуда ты знаешь, что онѣ значатъ?
  Дѣвушка опустила глаза.
  - Въ интернетѣ читала...
  Ѳёдоръ удовлетворённо хмыкнулъ.
  - Знаешь что, умникъ - она выдернула свои ладони изъ его - мои карты мнѣ не врутъ! Ни бабушкины, ни эти. Дѣлай что хочешь, но я тебя предупредила!
  - Тасенька, послушай, извини.
  Ѳёдоръ всталъ со стула и крѣпко обнялъ дѣвушку на полъ пути изъ комнаты.
  - Я тебя очень люблю. Скажи мнѣ, прошу, что тебѣ такого сказали карты?
  - Если ты оставишь книгу, - голосъ дѣвушки дрогнулъ - насъ ждётъ опасность и разлука.
  Она повернулась въ кольцѣ его рукъ и обняла Ѳёдора въ отвѣтъ.
  - Я выложилъ объявленiе, Тась. Я представляю, насколько это рѣдкая книга, и просто такъ я не могу её отдать Успѣю перевести - очень хорошо. Не успѣю - такъ и быть, избавлюсь раньше. Договорились?
  - Да, - жалобно отвѣтила Таисiя - только, умоляю, не затягивай. Я не хочу тебя потерять.
  Ѳёдоръ прижалъ Тасину голову къ груди и нѣжно поцѣловалъ въ самую макушку.
  - Всё будетъ хорошо.
  - Я надѣюсь, - отвѣтила дѣвушка.
  
  ***
  
  "Жилъ да былъ Иванъ-Дуракъ. Силёнъ былъ, какъ настоящiй богатырь: то дерево цѣлое на плечѣ изъ лѣсу принесётъ, то поле безъ лошади вспашетъ, то телегу одной рукой подниметъ, колу у того колесо отвалилось. А Дуракомъ его всѣ звали, потому что его каждый обмануть могъ. То дѣтишки облапошатъ, то торгашъ на базарѣ обвѣситъ, то баринъ работу тяжёлую поручитъ, да не заплатитъ.
  Такъ онъ въ лѣсъ и ушёлъ, жилъ тамъ, да только по большой нуждѣ въ городъ являлся. И однажды съ нимъ приключилась бѣда-кручина - собака дикая къ нему въ чащѣ пристала, да порты изодрала. А Иванушка-то нашъ, хоть и сильный, да сердцемъ былъ добрый - ничего собакѣ сей не сдѣлалъ, а только махнулъ на неё, да въ городъ за новыми портками пошёлъ.
  Пришёлъ Иванушка въ городъ. А въ городѣ въ тотъ день большой праздникъ былъ. Народу на базарѣ видимо-невидимо. Всѣ Иванушку узнаютъ, пальцемъ на порты рваные показываютъ, да смѣются.
  "Что, молвятъ, Иванъ-Дуракъ, сраку свою богатырскую такъ напрягъ, что ажъ портки порвалъ?"
  Ничего имъ Иванушка не отвѣчалъ, а только дальше шёлъ.
  Идётъ по базару, видитъ, скоморохи на колесѣ крутятся, народъ веселятъ, кто ловчѣе изъ нихъ спорятъ. Кто, дескать, на колесѣ усидитъ, тотъ значитъ и самый ловкiй скоморохъ на этомъ берегу окiяна, а кто остальныхъ и скинетъ ещё - и по томъ берегу, значитъ, самый ловкiй. Да всё у нихъ неловко выходитъ, то одинъ упадётъ, то второй, то третiй въ самый низъ свалится.
  Смотрѣлъ на нихъ Иванушка, смѣялся вмѣстѣ со всѣми, пока не на скомороховъ, а не него стали люди пальцами тыкать и смѣяться. Вонъ, молъ, главный ловкачъ стоитъ, а ну-ка попробуй силу свою!
  Подошёлъ Иванушка къ колесу, да какъ крутанулъ его, что всё петрушки съ него и попадали. А народъ ещё пуще смѣётся, у бояръ со смѣху шапки послетали, и стрѣльцовъ бердыши изъ рукъ попадали, а дьячокъ чуть животъ не надорвалъ - упалъ наземь, подняться не можетъ.
  "Вотъ дуракъ! Что натворилъ!"
  Посмѣялся Иванушка вмѣстѣ со всѣми, да и дальше пошёлъ.
  Идётъ, видитъ - коробейникъ стоитъ, а у того шестъ да дубина. И кричитъ :
  "Подходи, честной народъ, попробуй силу! Я гдѣ только не былъ, куда только не плавалъ, ни разу не видалъ, чтобы кто вотъ эту дубину выше шеста подбросилъ. Кто сдюжитъ - тому гостинецъ подарю: чашу серебряну, да ножикъ-складишокъ. А кто не сдюжитъ - монету пусть заплатитъ".
  Смотритъ Иванушка издалёкъ, какъ мужики корячатся. Одинъ дубину подкинулъ - вперёдъ улетѣла, второй - чуть голову себѣ не разбилъ, третiй - еле поднялъ, да и тутъ же упалъ вмѣстѣ съ ней.
  А люди стоятъ, смѣются, да ещё другихъ мужиковъ подзадориваютъ. Дескать, давай, али слабъ.
  И рѣшилъ Иванушка самъ силу попробовать. Подошёлъ къ коробейнику и говоритъ:
  "Дай-ка, молъ, я дубину кину".
  А людъ притихъ сперва, затаился, шопотокъ пробѣжалъ:
  "Такого дурака съ дубиной поостеречься надобно".
  А коробейникъ-то Ивану и говоритъ:
  "Ты-то поднимешь её хоть. Смотри, дубина двухпудовая, какъ бы не надорвался"
  А изъ толпы тутъ же и кричатъ "Какъ же, смотри, уже надорвался, портки разорваны"
  И тутъ же смѣху пуще прежняго стало.
  Спросилъ снова коробейникъ:
  "А деньги, молъ у тебя есть?
  Снялъ тутъ Иванушка съ плеча ложку свою походную, на которой узелокъ былъ, да въ сей узелокъ заглянулъ. А тамъ только хлѣбная корка, да полугривенникъ - въ аккуратъ на новые портки.
  Отдалъ его Иванъ торговцу, взялъ дубину одной рукой, а тот ему и говоритъ:
  "Ты худенькiй такой, одной рукой точно не сдюжишь, возьмись двумя. Если хоть чуть-чуть подкинешь, такъ и быть - денегъ съ тебя не возьму".
  Схватился Иванъ двумя руками за дубину, да какъ размахнулся, словно не двухпудовую дубину, а тростинку держалъ. Да какъ броситъ - и улетѣла дубина высоко-высоко, что и видать её на небѣ не стало.
  Тутъ завопилъ торговецъ:
  "Ты что, холера такая, натворилъ. Какъ я теперь работать буду? Убирайся прочъ!"
  "А коли дубину найду, деньги вернёшь?" - спросилъ Иванъ.
  Посмотрѣлъ въ небо коробейникъ, да и отвѣтилъ:
  "Коли найдёшь, такъ и быть - верну".
  И пошёлъ Иванушка обратно въ лѣсъ - и безъ гостинцевъ, и безъ денегъ и въ старыхъ порткахъ.
  А народъ только вслѣдъ и кричалъ, хохоча :
  "Вотъ ужъ дуракъ такъ дуракъ! И дубину забросилъ, и деньги заплатилъ, и безъ подарка остался!"
  Долго Иванъ по лѣсу скитался въ поискахъ дубины, нигдѣ её нетъ. До самого моря дошёлъ, селъ на берегу, дай, думаетъ перекушу. Только сѣлъ, какъ слышитъ - кряхтитъ кто-то недалече. Всталъ, походилъ-походилъ, и видитъ: бабушка старенькая у вязанки дровъ стоитъ - причитаетъ, да покрякивая, поднять силится.
  Да не простая-то бабушка была. Вся нарядная: на головѣ кокошникъ, платье расписное, да падожокъ-то не падожокъ, а посохъ рѣзной.
  "Ты чего бабуля, дѣлаешь тутъ" - спросилъ Иванушка.
  "Да знамо чего" - бабушка отвѣтила: "Вотъ дровъ въ избу навязала, а утащить невмочъ"
  "А чего нарядилась? Никакъ на праздникъ?" - снова спросилъ Иванушка.
  "А поможешь, такъ расскажу"
  "А далече изба твоя, бабушка?"
  "Да недалече, милокъ. Помоги бабушкѣ"
  Взялъ Иванушка вязанку на плечо, бабушка взяла его подъ руку, и пошли они потихонечку къ бабкиной избѣ.
  Пришли затемно, бабушка и молвила:
  "Не усталъ, родимый?"
  "Не усталъ" - отвѣчалъ Иванушка.
  "Ну тогда слушай, милокъ, разскажу какъ обѣщала"
  "Была я Царевной прекрасной, и народъ мой меня любилъ, и всё въ краю моёмъ хорошо было. Ни хворей, ни сѣчей - въ мирѣ съ сосѣдями жили.
  Да былъ у меня приказчикъ - человѣкъ справный, да хитрый.
  И вотъ однажды гроза разразилась не на шутку - три дня шла, много людей молнiями-перунами поубило.
  И человѣкъ мой взялъ, да и закричалъ - ведьма она, вотъ на неё небеса и разгнѣвались. А народъ-то мой испугался небесъ, да и схватили меня. А тотъ человѣчишко меня самъ заколдовалъ, въ дряхлую старуху превратилъ, да сказалъ всѣмъ, что это, молъ, моё истинное лицо, а молодость я себѣ колдовала.
  А царёмъ онъ себя поставилъ, молъ онъ вмѣсто меня и такъ всѣму счётъ вѣлъ, а я деньги изъ казны впустую тратила.
  Вотъ такъ онъ Царёмъ и сталъ, а меня изъ палатъ моихъ погнали, и до сихъ поръ въ лѣсу и живу. И никто мнѣ не поможетъ"
  Сидѣлъ Иванушка, слушалъ старушку, пока та ему сказку разсказывала, да портки его зашивала, и посмѣивался:
  "Вотъ ты бабушка и выдумщица! Меня хоть Дуракомъ кличутъ, да я тебе всё равно не вѣрю"
  "Не вѣришь? И вправду Дуракъ, не врутъ люди. А вотъ сейчасъ Мѣсяцъ-братецъ выйдетъ, и я тебѣ всё и покажу"
  "Пойди-ка на бережокъ, Иванушка, - сказала старушка: "Да жди меня, я тебя скоро догоню"
  Дѣлать нечего, пошёлъ, какъ бабушка сказала, Иванъ на берегъ и сѣлъ у воды.
  Надъ водой туча чёрная висѣла, да тутъ вѣтеръ какъ подулъ, и изъ-за неё мѣсяцъ ясный выглянутъ. Да не обычный, а большой, какого Иванъ сроду не видывалъ.
  Глядь, а къ водѣ собака дикая прибѣжала, и стала у воды сторожить кого-то. А этимъ кѣмъ-то былъ ракъ, который, видать, погрѣться на мель выползъ. Тутъ-то его собака и ждала - только онъ себя въ обиду не далъ, схватилъ её за носъ, такъ что она заскулила и бросилась прочь.
  Засмѣялся Иванушка, что было силъ, пока его сзади знакомый голосъ не окликнулъ.
  "Ну что, касатикъ, вотъ я и пришла"
  Доковыляла бабушка до берега, посмотрѣла на Ивана, да въ воду пошла.
  "Сейчасъ утонѣтъ" - испугался Иванъ.
  А бабушка и впрямь не простая была - въ воду зашла, руки къ небу воздѣла, и мѣсяцъ самъ къ ней въ руки опустился.
  Тутъ-то Иванъ не на шутку испугался. Хотѣлъ уже бѣжать со всѣхъ ногъ, да смотритъ, то не старуха уже стоитъ въ водѣ, а Царевна съ мѣсяцемъ на головѣ, словно съ кокошникомъ, ниже плечь. И всё свѣтится вокругъ нея, и сама она вся въ бѣломъ, и на лбу ея камень-самоцѣтъ сiяетъ.
  "Теперь-то ты мнѣ вѣришь?!" - смѣётся Царевна.
  А Иванъ сидитъ, ни живъ, ни мётрвъ.
  И красоту-то такую онъ и полюбилъ безъ памяти"
  
  Звукъ Ѳёдорова голоса прервался тремя глубокими шумными глотками, бережнымъ касанiемъ керамики о дерево и едва слышнымъ скрипомъ праваго поворота кресла, послѣ чего зазвучалъ вновъ:
  - Ну какъ?
  Таисiя въ полусвѣтѣ настольной лампы приподнялась на локтяхъ надъ умбровой рябью покрывала и восторженно посмотрѣла на мужчину.
  - Очень интересно! И это всё въ книгѣ написано? - спросила она.
  - Да, тамъ лексика очень простая оказывается. Она типа дѣтская, поэтому и читается легко, и переводчикъ съ ней тоже неплохо справляется.
  Дѣвушка оттолкнулась вязнущими въ матерiи руками отъ топкой кровати и сѣла на край, обвивъ лѣвой ногой правую. Къ лѣвой ладони, слишкомъ долго единолично сжимавшей неотлучную колоду, наконецъ присоединилась сестрица-десница.
  - А вотъ эти слова всѣ, падожокъ, или, какъ тамъ его, издалёкъ?
  - Это я уже отъ себя - похвастался Ѳёдоръ.
  Таисiя взвела длинный край колоды большимъ пальцемъ и медленно, волной, убрала его съ торца этого такъ и не начавшагося расклада. Карты издали безпокойный шелестъ, который чуть погодя повторился ещё пару разъ.
  - Много ещё переводить? - тонъ вопроса едва замѣтно смѣнился.
  Ѳёдоръ бросилъ взглядъ черезъ плечо на сотканное имъ полотнище машинописи, дважды сухо моргнулъ и заключилъ:
  - Ну, это примѣрно четверть отъ всѣй книги. Въ принципѣ, если получится, черезъ пару недѣль закончу, если работы будетъ немного.
  - А тебѣ ничего не скажутъ, что ты этимъ на работѣ занимаешься?
  - Да на работѣ-то особо не попишешь, я за три дня пару абзацевъ только успѣлъ. Приходится вотъ вечерами сидѣть.
  Таисiя встала съ кровати и двинулась къ выходу, попутно спросивъ:
  - Ты долго ещё? Завтра обоимъ вставать рано.
  - Ну ты хочѣшь чтобы я побыстрѣе закончилъ?
  - Я хочу, чтобы ты отъ неё избавился поскорѣе, но такъ и быть, потерплю, пока ей не сыщется новый хозяинъ.
  Она дѣланно-строго поджала губки и ушла въ ванную комнату.
  Влажное шлёпанiе ея босыхъ ступней по гладкому прохладному полу Ѳёдоръ уже не замѣтилъ. Она въ третiй разъ уснула подъ перiодическiй шопотъ и щелчки клавишъ.
  Спустя недѣлю, какъ Ѳёдоръ принёсъ злополучную книгу, Таисiя скучала на кухнѣ, вмѣсто того, какъ она выразилась, куда-нибудь сходить, а самъ онъ снова сидѣлъ уже со своей стопкой бумаги съ картинками. Позади у него была уже почти половина сказки, но въ послѣднiе дни слова никакъ не желали вставать на свои мѣста. Голосъ молчалъ третьи сутки, а безъ него Ѳёдоръ былъ обречёнъ топтаться на одномъ абзацѣ.
  "Привёлъ Иванушка вновь свою старуху къ морю, да теперь былъ у него Царскiй секретъ, о томъ какъ её расколдовать можно", - онъ снова протянулъ эту ленту по складкамъ разума, и снова почувствовалъ, какъ она зацѣплась гдѣ-то въ серединѣ.
  Съ новой попыткой лента оборвалась отъ нежданнаго телефоннаго звонка. Номеръ былъ незнакомъ, но Ѳёдоръ этимъ пренебрёгъ.
  Вкрадчивый мужской голосъ произнёсъ ему въ ухо:
  - Алло!
  - Да, здрасте - бросилъ Ѳёдоръ въ отвѣтъ.
  - Я вамъ звоню по поводу объявленiя о продажѣ книги.
  Ѳёдоръ оторопѣлъ. По ногамъ разлился колючiй холодокъ.
  - Я васъ слушаю, - онъ взялъ себя въ руки, для чего даже пришлось сѣсть на креслѣ ровнѣе и выпрямить спину.
  - Понимаете, Ѳёдоръ, я хочу чтобы вы вернули книгу владѣльцу.
  Всё самообладанiе мужчины шатнулось, а въ головѣ даже слегка зашумѣло.
  - К-какъ вы сказали?
  - Я повторяю. Книгу. Нужно. Вернуть. Владѣльцу. Мы готовы пойти вамъ на встрѣчу, заплативъ символическое вознагражденiе. Скажемъ, 1000 рублей васъ устроитъ?
  Пока собесѣдникъ мѣрно проговаривалъ каждое слово, мысли Ѳёдора роились и сталкивались: "она меня обманула что ему сказать какая встрѣча что ему сказать тысяча самому не смѣшно скажу что продалъ"
  - Это невозможно - отрѣзалъ Ѳёдоръ.
  - Почему, интересно? - голосъ незримо улыбнулся.
  - Я, это, - предательскiй комъ пришлось сглотнуть - её продалъ уже.
  - Вотъ какъ? И кому? - ловушка стягивалась сильнѣе.
  - Я не знаю, отравилъ доставкой въ другой городъ.
  - Значитъ, доставкой, хорошо. А объявленiе, скажете, забыли снять?
  - Да, забылъ снять.
  - Ѳёдоръ, вы взрослый человѣкъ. Верните книгу, добровольно. Мы вамъ, пока что, предлагаемъ вознагражденiе.
  - Не могу вамъ ничѣмъ помочь, извините. Я её отправилъ, въ этотъ, какъ его, въ Ярославль на прошлой недѣлѣ. Всего доброго.
  Ѳёдоръ бросилъ трубку.
  "Что я дѣлаю, Боже мой!?" - звенѣло въ его головѣ.
  - Кто звонилъ? - другой голосъ снова вырвалъ его въ окружающiй мiръ.
  - Да, такъ, ничего особеннаго - Ѳёдоръ отмахнулся, и протёръ пальцами глаза.
  - А что ты въ Ярославль отправилъ? - Таисiя стояла въ дверномъ проёмѣ, сверля мужчину глазами.
  - Ничего не отправлялъ, - смиренно отвѣтилъ онъ.
  - Та-а-акъ! Ѳёдь, ты меня знаешь, я ложъ чую за километръ. Говори быстро, кто звонилъ!
  - Звонили по поводу книги, хотѣли купить, я сказалъ что продано уже.
  - Ахъ, вотъ какъ? И многимъ ты уже отказалъ?
  - Нѣтъ, это первый.
  - Ты же обещалъ, Ѳедь! А я всё думаю, что это мнѣ Луна всё время попадается. Или восьмёрка кубковъ. А это вотъ оно что.
  - Я не закончилъ - Ѳёдоръ перемѣнился въ голосѣ, отъ почти забытого оправдательнаго къ рабочему строгому.
  - Въ смыслѣ? Ты же обещалъ мнѣ, Ѳёдь! Ты меня уже обманывать началъ. Ради насъ, прошу, избавься от неё, пока не поздно. - Тасинъ голосъ оступился, едва не сорвавшись.
  - Я не могу. Я чувствую, что долженъ закончить. - Ѳёдоръ попытался смягчиться на въ отвѣтъ.
  - Я поняла...
  - Я отъ неё избавлюсь, когда закончу, хорошо? Тась?
  - Я тебѣ не вѣрю. Потомъ ты ещё что-то не доскажешь, утаишь. Или вообще обманѣшь.
  Она развернулась и скрылась за предѣлами проёма.
  "Утаишь, утаить, тайна..." - подумалъ Ѳёдоръ: "Тайна, точно! Привёлъ Иванушка вновь свою старуху къ морю, да теперь зналъ онъ Царскую тайну! Тайна, вотъ оно!"
  Онъ, какъ ни въ чёмъ не бывало, развернулся къ монитору и быстро замѣнилъ цѣпляющееся слово. И Голосъ, пробившись черезъ этотъ засоръ, снова заговорилъ.
  
  "Проснулся Иванушка снова въ избушкѣ лѣсной, а подлѣ него не Царевна сидитъ, но снова старушка, коя въ воду давеча входила. И молвила она ему:
  "Помоги мнѣ, Иванушка, обликъ свой вернуть, да чары злыя снять".
  "Проси всё что хочѣшь, прекрасная Царевна. Скажешь - въ огонь, пойду въ огонь. Скажешь - въ воду, въ самый окiянъ зайду, не моргну. Скажи, милая, что мнѣ сдѣлать, тутъ же мигомъ исполню".
  И сказала старушка: "Вотъ и славно. Ошибалась я, прости меня, ибо не Иванушка-Дурачокъ ты, а настоящiй богатырь. Мнѣ какъ разъ такой мужъ нуженъ".
  Иванушка въ жизни такихъ словъ про себя не слыхивалъ, а тутъ зардѣлся вѣсь, какъ дѣвица, глаза спряталъ.
  "Но полно! Пойди теперь къ Царю-Самозванцу, да вывѣдай у него средство отъ чаръ его злыхъ. А какъ меня расколдуешь, такъ я женой тебѣ и стану. Только помни: про меня ни слова, иначе испугается Царь, да ничего тебѣ не скажетъ."
  Побѣжалъ Иванушка, себя не помня, въ городъ, къ самому Царю въ палаты, чтобы лично у него всё вызнать. Бѣжитъ лѣсомъ, бѣжитъ полемъ, бѣжитъ берегомъ, прибѣжалъ наконецъ въ городъ, да прямикомъ къ царскимъ палатамъ направился. Идётъ, смотритъ - колокольня высокая стоитъ, почти до неба достаётъ, а внизу подъ ней колоколъ лежитъ, въ землю вкопанъ.
  "Непорядокъ" - подумалъ Иванушка, да и дальше къ Царю пошёлъ.
  А Царь въ своихъ покояхъ на тронѣ разсѣлся, ноги по-заморски сложилъ, а у самого борода сѣдая, да голова плѣшивая.
  Тутъ къ нему стража приходитъ и говоритъ:
  "Къ тебѣ, Царь-Батюшка, Иванушка-Дурачокъ ломится, говоритъ, дѣло у него къ тебѣ есть".
  А Царь и говоритъ:
  "Видно и впрямъ дурачокъ юродивый, коли такъ къ Царю явиться изволитъ. Ну, пущай его, посмотримъ, авось и разсмѣшитъ меня."
  Ввели Иванушку въ покои царскiя, а тотъ на колени не падаетъ передъ Царёмъ, поклоны не бьётъ.
  "Что же ты, дуракъ, отъ меня хотѣлъ?"
  А Иванушка отвѣчаетъ:
  "Хотѣлъ узнать, что съ колоколомъ на колокольнѣ сталось. По твоему приказу ли, али нѣтъ его въ землю твои люди вкопали"
  Разсмѣялся Царь, чуть духъ со смѣху не выпустилъ.
  "Чтожъ, воистину дуракъ, какихъ свѣтъ не видывалъ! Столько про тебя слышалъ отъ людей, но теперь самъ вижу. Ну слушай, такъ и быть"
  И разсказалъ Царь, какъ въ колокольню новую, что ещё при старой Царицѣ, построили. Сказала она, молъ построю такую колокольню, что ни на томъ берегу, ни на этомъ, ни во всёмъ свѣтѣ ещё не видывали.
  Да построили когда, священника не позвали, а сразу звонить принялись что есть мочи - тутъ-то небеса разверзлись, и такая гроза разразилась. что три дня шла, много людей поубила, и въ концѣ концовъ въ колокольню молнiей ударила, и колоколъ вмѣстѣ со звонарёмъ свалила. Такъ до сихъ поръ подъ колоколомъ онъ и погребёнъ.
  "А хочѣшь, Царь, я колоколъ на башню снова подниму?" - спросилъ Иванъ.
  Тутъ Царь улыбаться пересталъ и сказалъ Иванушкѣ сурово:
  "Ты, дуракъ, хоть и смѣшной, но не забывай передъ кѣмъ стоишь. Одно моё слово, да что тамъ, одно мановенiе рукой, и тебѣ быстро голову съ плечъ снесутъ"
  "А я, добрый Царь, не шучу. Вижу скучно тебѣ, вотъ и развлеченiе тебѣ. Не подниму, такъ и быть, воля твоя - руби мнѣ голову. Я - дуракъ-дуракомъ безъ нея прожилъ всю жизнь, только мѣшала. А вотъ коли подниму...!"
  "А коли поднимешь?" - вторитъ Царь.
  "А что попрошу, то мнѣ и дашь" - отвѣтилъ Иванушка.
  Думаетъ Царь: "Чего мнѣ бояться, дуракъ-дуракомъ, не подниметъ - избавлю и себя и его отъ глупости, а коль подниметъ - всё равно пустое попроситъ, денегъ - куры не клюютъ, земли - поля не паханы стоятъ, а дѣвокъ - скоро по двѣ замужъ отдавать придётся. Чего ещё дуракъ попросить можетъ?"
  И говоритъ Царь ему:
  "Договорились, Иванъ, будь по-твоему. Поднимешь колоколъ - дамъ тебѣ, что попросишь. А коли не поднимешь - пеняй на себя".
  На томъ и порѣшили. Поднялся Иванушка на колокольню, а тамъ Звѣздочётъ сидитъ. Самъ въ колпакѣ, одёва на нёмъ расписная, вся золотомъ вышита, вся въ звѣздахъ. Сидитъ онъ за книгами своими, да время отъ времени къ небу глаза свои слѣпые поднимаетъ.
  "Кто ты?" - спросилъ Звѣздочётъ.
  "Меня Царь сюда послалъ. А ты кто такой?" - отвѣчалъ Иванъ.
  "А я на звѣзды смотрю, да карту звѣздную составляю. Къ чему какая звѣзда на небѣ надобна есть"
  "А есть такая звѣзда, коя всё колдовство съ человѣка можетъ развѣять?" - спросилъ Иванушка.
  "Есть, конечно!" - отвѣтилъ Звѣздочётъ: "Эта Пёсья звѣзда, Яркая звѣзда. Но чтобы съ человѣка чары снять, нужно слова особыя знать".
  "Какiе слова?" - спросилъ Иванушка.
  "А вотъ этого я тебѣ, юноша, не скажу. Мнѣ Царь ихъ строго-настрого запретилъ вслухъ произносить".
  "Спасибо тебѣ, добрый ты человѣкъ. Дальше я самъ" - закричалъ Иванушка: "А теперь посторонись, да побыстрѣе, я сейчасъ сюда колоколъ поднимать буду!"
  Не успѣлъ Звѣздочётъ и слово молвить, а Иванушка уже внизъ верёвку кинулъ, да кричитъ внизъ, что есть мочи: "Айда, братцы! Привязывай!"
  Привязали верёвку къ колоколу мужики, да смотрятъ, что Иванушка дѣлать будетъ.
  "Во, дуракъ! Сейчасъ или свалится, или надорвётся. А коли ни то, ни другое - такъ головы не сноситъ!"
  Обвязался Иванушка верёвкой, взялся двумя руками - да какъ потянѣтъ. Затрещалъ полъ под нимъ, зашатались камни - Звѣздочётъ еле успѣлъ ноги унести. Тянулъ-тянулъ Иванъ, да верёвку порвалъ.
  Кинулъ внизъ двѣ веревки - двѣ привязали.
  Тянетъ ещё, ещё больше полъ трещитъ, да камни трясутся.
  Поднатужился Иванъ да и двѣ веревки порвалъ.
  Привязали къ колоколу три верёвки - тянетъ Иванушка за три верёвки колоколъ.
  Колокольня клонится, полы трещатъ, чуть не ломятся уже.
  И тутъ дрогнулъ колоколъ, отъ котораго только голова да поясокъ изъ земли торчали - да какъ выйдетъ наружу вѣсь трёхсаженный.
  Тянетъ его Иванъ, а тотъ по колокольнѣ губой стучитъ, такъ что звонъ и въ городѣ и въ лѣсу слышенъ.
  Услышалъ Царь звонъ, испугался, велелъ изъ погреба сундукъ съ золотомъ тащить, да дѣвокъ дворовыхъ покрасивѣе - побоялся Иванушку-богатыря.
  А тотъ тутъ какъ тутъ въ палатахъ стоитъ - а за нимъ люди пришли, всѣ въ изумлѣнiи.
  Царь смотритъ на богатыря и говоритъ - "Ну Иванъ - ну Богатырь! Не совралъ мнѣ - поднялъ Колоколъ. Теперь проси чего хочѣшь! Смотри, дѣвки тутъ лучшiя, золота - цѣлый сундукъ. Молви, Богатырь, Твоё слово!"
  "Не надобно мнѣ, Царь, ни жены - есть у меня избранница, ни золота. Скажи мнѣ, Царь, слова завѣтные, чтобы подъ Пёсьей звѣздой, сказать, да съ человѣка чары злые снять"
  Понялъ тутъ Царь, кто Иванушку послалъ, и разсердился вельми, и закричалъ:
  "Пошёлъ прочь! Не скажу я тебѣ словъ никакихъ!"
  Разсердился теперь и Иванъ-Богатырь, да молвилъ:
  "Видно не зря народъ меня Дуракомъ зовётъ, ибо съ тобой пустобрёхомъ поспорилъ. А золото это народу раздай, чтобы въ рванье не ходилъ!"
  Вышелъ Иванъ изъ палатъ Царёвыхъ, а люди не Царю теперь, а ему кланяются, ибо страхъ великiй онъ на нихъ наводилъ.
  "Въ одиночку колоколъ на колокольню поднялъ" - шепчутъ, да въ ноги Ивану падаютъ.
  Долго Иванъ по лѣсу бродилъ, до самой ночи, всё никакъ къ своей Царевнѣ не могъ вернуться
  "Подвёлъ я Царевну свою, завѣтныхъ словъ не узналъ. Какъ я къ ней приду теперь" - кручинился Иванъ.
  Тутъ ему на встрѣчу путникъ по лѣсу вышелъ. Подошёлъ онъ ближе, да то не путникъ простой былъ, а Звѣздочётъ, только теперь не въ своёй одёжѣ расшитой, а въ рваньѣ, какъ бродяга перехожiй. Бредётъ, да въ рукахъ фонаръ зажжёный держитъ.
  "Что же ты въ лѣсу дѣлаешь, Звѣздочётъ, да въ такой-то часъ?"
  "Ахъ это ты, Богатырь?" - отвѣчаетъ Звѣздочёть: "Выгналъ меня Царь-Самодуръ. Молвилъ, за мой длинный языкъ, да за ненадобностью. Дескать, въ колоколнѣ теперь пономарь обитать будетъ, а я ему не нуженъ больше. Скажи, говоритъ, спасибо, что голову съ собой забираешь."
  "Прости меня, добрый человѣкъ. Вотъ и у меня кручина великая - Царю услугу оказалъ, а тот меня взашей выставилъ. Не расколдовать мнѣ теперь невѣсту мою вовѣкъ".
  "Ты, Богатырь, тутъ не при чёмъ, ибо Царь - Самодуръ, и меня, и тебя дураками выставилъ. А слова волшебныя я тебѣ скажу съ превеликимъ удовольствiемъ. Слушай и запоминай.
  "Въ огнѣ вся природа обновляется!"
  Запомнилъ Иванъ слова сiи, и побѣжалъ къ своей Царевнѣ. А Звѣздочётъ въ слѣдъ ему кричитъ: "Торопись, Богатырь! Сегодня какъ разъ Пёсья Звѣзда на небѣ будетъ"
  Прибѣжалъ Иванъ въ избушку, и молвитъ: "Есть у меня слова завѣтныя. Поторопись, красавица!"
  Обрадовалась старушка, и въ чёмъ была съ Иваномъ со всѣхъ ногъ пошла. Да въ каждой рукѣ по чашѣ серебрянной прихватила. Привёлъ Иванушка вновь свою старуху къ морю, да теперь зналъ онъ Царскую тайну, заклинанiе, чтобы съ Царевны злые чары снять.
  Вошла старушка въ воду снова, воздѣла руки къ небу и замѣрла. Тутъ тучи на небѣ разошлись, и звѣзды показались. А среди нихъ одна была - самая яркая. Подумалъ Иванъ, что пора, и сталъ слова волшебные говорить: "Въ огнѣ природа вся обновляется". А старушка стала въ чаши воду черпать, да лить. Одну чашу у лѣвой ноги набираетъ, другую у правой. Одну на себя льётъ, вторую на берегъ.
  Тутъ засiяла звѣзда, лучомъ своимъ старушку коснулась - и то не старушка теперь въ водѣ стояла, а Иванова возлюбленная, только не въ платьяхъ своихъ, а какъ мать родила".
  
  Дѣвушка смотрѣла на его подвижный, уже не тушёванный, а вполнѣ исчёрканный подбородокъ, на зубы, что почти не рубили, но больше рвали его голосъ на отдѣльные слова, на нѣкогда склеенные въ два небольшихъ завитка, а теперь слоёные кончики усовъ, и всё ещё вежливо ждала когда онъ закончитъ. Наконецъ, Ѳёдоръ затихъ и оторвалъ сосудистые глаза отъ экрана, лежащего въ сплетёныхъ гамачкомъ пальцахъ.
  Дѣвушка выждала мгновенiе и спросила:
  - Это всё?
  - Да - отвѣтилъ Ѳёдоръ.
  - Неужели. Много ещё?
  - Это половина. Тебѣ не понравилось, Тась?
  - Нормально.
  - Понятно всё. Ну ладно, вернусь вечеромъ, перепишу.
  - Ты въ такомъ видѣ на работу поѣдешь ещё? Ты съ ума сошёлъ!?
  Таисiя ударила с кружкой по столу, да такъ что и на бѣло-зелёной, въ тонъ стѣнамъ, скатерти, и на чёрненькомъ лохматомъ котёнкѣ, повисшемъ на краю посудины супротивъ ручки, образовались бежевые ароматные капли и разводы.
  - Сколько ты спалъ? - спросила она, чуть утихнувъ.
  - Я не спалъ, Тась.
  Она закрыла лицо ладонями, а послѣ пропустила ихъ гребёнкой сквозь шоколадно-ореховые волосы и замкнула ихъ сзади на шеѣ, послѣ чего сказала:
  - Зачѣмъ? Зачѣмъ ты меня изводишь? Себя не жалко, меня пожалѣй! Посмотри на себя, ты еле живой! - теперь она трясла раскрытыми ладонями передъ лицомъ, и черезъ ея локти качанiя передавались и столу, и полупустой бѣло-котовьей кружкѣ, и разволновавшемуся напитку внутри.
  - Я никого не извожу, Тась. - насколько могъ спокойно отвѣтилъ Ѳёдоръ, - я долженъ закончить переводъ. Пока это чувство есть, пока слова сами приходятъ - я пишу.
  Таисiя снова закрылась руками, и изъ укрытiя спросила:
  - Какое чувство? Какiе слова, Ѳедь?! Ты - не въ себѣ. И это всё отъ этой книги!
  - Я дѣлаю ровно то, что ты мнѣ сказала - пытаюсь отъ неё избавиться какъ можно скорѣе...
  - Такъ это я по-твоему виновата? Прекрасно, Ѳедь! Волшебно. Давай, скажи, что это я всё, какъ обычно, придумала?! - она хлопнула себя по груди обѣими ладонями.
  - Я долженъ закончить переводъ, - невозмутимо, но слабо, повторилъ Ѳёдоръ, - потому что, изъ всего, что я въ жизни дѣлалъ - это единственное, что имѣетъ значенiе.
  - Ахъ, единственное?!
  - Не перебивай, Тась. Мнѣ и вправду тяжеловато говорить.
  Онъ перевёлъ духъ и продолжилъ:
  - Такъ же какъ кто-то сто лѣтъ назадъ написалъ эту сказку, такъ же и я хочу сдѣлать что-то такое, что переживётъ меня. Хотя бы и на сто лѣтъ. Такъ хоть и умерѣть не обидно.
  - Ѳедь, ты не понимаешь? Жизнь дана одинъ разъ! И жить её нужно прямо сейчасъ, а не мечтать о всякомъ! Кому твой переводъ будетъ нуженъ черезъ сто лѣтъ? А ты мнѣ нуженъ сейчасъ, понимаешь? А не черезъ сто лѣтъ! Помирать онъ собрался!
  - Ты мнѣ тоже очень нужна, Тась. И помирать я не собираюсь, не дождётесь.
  Ѳёдоръ выпустилъ сдавленный смѣшокъ.
  - Дуракъ ты! И я на тебя всё ещё сержусь со вчерашнего дня. Понялъ?
  Строгого тона въ ея голосѣ хватило только до "дня".
  - Понялъ.
  - И что ты собираешься дѣлать?
  - Сейчасъ пойду на работу, а вечеромъ посмотримъ.
  Таисiя достала изъ кармана шортъ небольшой нѣжно-мятный двуглазый телефонъ и вскрикнула:
  - Сколько? Всё я убѣжала!
  Ѳёдоръ опоздалъ на работу на часъ, совравъ начальнику, что ночью прорвало полотенцесушитель, и до утра онъ убиралъ воду, а съ утра приходилъ мастеръ.
  - Быстро пришёлъ, однако - начальникъ, высокiй мужчина лѣтъ пятидесяти, въ разслабленномъ галстукѣ подъ незастёгнутымъ воротомъ, откинулся на креслѣ - ладно, часъ этотъ потомъ отработаешь. Только спать не вздумай, а то день вмѣсто часа будешь отрабатывать.
  - Понялъ - вяло отвѣтилъ Ѳёдоръ, и вышелъ изъ дубово-кожаннаго, опортреченнаго прочими суровыми мужами, логова.
  Ѳёдоръ то и дѣло соскальзывалъ съ рабочей почты или съ электронныхъ таблицъ въ хлюпкое забытiе, но послѣ Таисинаго тревожнаго звонка ни о какомъ снѣ уже не было и рѣчи.
  Онъ стоялъ на площадкѣ между этажами передъ большимъ окномъ въ полъ, и сдавленно пытался успокоить дѣвушку:
  - Что случилось?
  - Ѳёдя, они мнѣ звонили! Слышишь?!
  Она была чудовищно напугана, и почти кричала въ трубку.
  - Кто? Кто звонилъ?
  - По поводу этой проклятой книги! Ѳедя! Откуда они знаютъ мой номеръ? Откуда они знаютъ какъ меня зовутъ?!
  Ѳёдоръ уже глубоко раскаивался въ томъ, что принялъ звонокъ отъ неизвѣстнаго.
  - Ты заблокировала его номеръ?
  - Естественно! Ты меня за дуру что ли держишь?
  - Всё хорошо Тась, успокойся.
  - Успокойся?! Легко сказать, это не тебѣ съ угрозами звонятъ, Ѳёдь.
  - Онъ угрожалъ?
  - Да! Сказалъ, что ты, молъ, пренебрёгъ ихъ расположенiемъ, и они теперь будутъ дѣйствовать по-другому.
  - Ѣдь домой на такси, хорошо? Тась?
  - Да, хорошо. Вечеромъ ещё поговоримъ.
  - Смотри, осторожнѣе тамъ - сказалъ Ѳёдоръ на прощанiе.
  
  "Проснулся Иванъ, глядитъ, а то не ночь уже на дворѣ, а ясный день. Солнце свѣтитъ, птицы небесныя щебечутъ, а всё давешнее сномъ ему мерещится.
  "Какихъ чудесъ только сонъ не нашлётъ?" - подумалъ онъ, да и снова закручинился - по Царевнѣ своей затосковалъ.
  Да только не долго ему горевать пришлось. Только на ноги всталъ, плечи свои расправилъ - глядитъ, а Царевна его тутъ какъ тутъ сидитъ подъ деревцомъ, да не одна. Дикiй зверь у нея на коленахъ дремлетъ - Медвѣдь, Хозяинъ лѣса. А Царевна его гладитъ, словно то не свирепый зверь, а котикъ-мурлыка.
  "Подойди ко мнѣ, спаситель мой! Али не узналъ" - молвила Царевна и рассмѣялась.
  "Узналъ! Какъ же тебя, душа моя не узнать?" - Отвѣчаетъ Иванъ, да не подходитъ: не за себя, за избранницу страшно, того гляди проснётся зверь, да и не пожалѣетъ красу такую.
  "Али тебя зверёкъ мой ручной смутилъ? А ещё Богатырь зовётся" - пуще прежняго рассмѣялась. Шепнула на ухо медведю она пару словъ, а тотъ возьми да и встанъ. Поглядѣлъ по сторонамъ, да восвояси ушёлъ. Да и Царевна-Краса встала на ноги и снова молвила:
  "И теперь ко мнѣ, Иванушка, не подойдёшь?"
  Ничего Иванъ не отвѣчалъ, да только подбѣжалъ къ своей возлюбленной да и обнялъ покрѣпче. Царевна сама румяная стоитъ, а ланиты пушкомъ дѣвичимь на солнцѣ блестятъ. Коса въ два вершка толщиной вкругъ выи дважды обёрнута, да красной ленточкой повязана. Перси обильные изъ-подъ лѣтника парчоваго выступаютъ, а рукава-накапки расшитые до самой земли тянутся. На головѣ вѣнецъ въ жемчугахъ да каменьяхъ самоцвѣтныхъ, а на выѣ - ожерелье алатырное.
  "Какъ она такая молодая, да Царицей была? Али её такъ слова колдовскiя омолодили?" - подумалъ Иванушка, да вслухъ ничего не сказалъ.
  Тутъ молвила Царевна: "Пойдёмъ, женихъ мой ненаглядный, къ Царю на поклонъ. Благословенiе на свадьбу просить будемъ". И засмѣялась заливисто, такъ что звонкiй смѣхъ ея по всѣму лѣсу эхомъ разсыпался.
  И пошли они рука объ руку къ самому Царю на поклонъ, благословенiя просить. Пришли въ городъ, а тамъ люди Ивана-Богатыря съ Царевной увидали, да какъ были - всѣ на колени попадали. И базаръ затихъ - народъ слово молвить боится, да только шепчутъ едва: "Вернулась! Привёлъ!".
  Пошли Иванъ съ Царевною къ Царю въ палаты, а тамъ ихъ уже стража царёва встрёчаетъ, съ бердышами наготовѣ. Царевна тутъ молвила Ивану: "Сдюжишь, Богатырь мой?".
  "А то!" - отвѣтилъ Иванъ, да какъ топнулъ ногой - такъ вся стража въ страхѣ великомъ разбѣжаласъ. А кто не сбѣжалъ, тотъ оружiе побросалъ, да въ ноги Ивану бросился съ мольбами: "Пощади Иванъ-Богатырь! Пощади Царица!"
  Такъ они двое въ палаты царскiя и вошли, а Царя-то самого въ палатахъ и нѣтъ. Сѣла Царевна на тронъ, и повелѣла: "Тащите Самозванца сюда!". Стража разбѣжаласъ кто-куда - всѣ бывшаго Царя искать бросились. А къ самой Царевнѣ тутъ же вѣсь городъ сошёлся - въ ноги поклониться, да милости Царевниной просить.
  Наконецъ приволокли двое стражниковъ Самозванца за кафтанъ и къ ногамъ Царевнѣ бросили: "Вотъ, молъ, смотри, Повелительница, въ погребѣ поймали, пока онъ карманы золотомъ набивалъ".
  "Принесите мнѣ вѣсы, да мечъ острый - будемъ взвѣшивать, сколько золота успѣлъ, воръ этакiй покрасть. Сколько въ карманахъ золотниковъ сыщемъ - столько перстов ему и отрубимъ. А коли больше десяти найдёмъ - то и голову тутъ же съ плечъ".
  Стали Царя бывшаго обыскивать, да ни одной монеты не нашлось.
  "А ну-ка, стража, самихъ молодцовъ обыщите" - приказала Царевна.
  Взмолились тутъ тѣ двое, не губи, молъ, матушка, всё у Царя отобрали, пока тащили, а у самихъ по карманамъ золота разсовано.
  Стала Царевна взвѣшивать - у одного девять золотниковъ сыскалось, а у второго и того больше. И какъ повелѣла Царевна, такъ и сдѣлали - обоихъ изъ палатъ вывели, одному девять перстовъ отсѣкли, а второй вовсѣ безъ головы остался.
  Говорила тогда Царевна Самозванцу:
  "Что жъ ты, Алексiе, думалъ отъ меня избавиться, въ старуху меня обративъ?"
  И отвѣчалъ ей Самозванецъ:
  "Я тебѣ твой истинный обликъ, колдунья, вернулъ.Посмотри на меня - сталъ я старикъ, а ты ещё помолодѣла. Ещё и жениха себѣ сыскала, защитничка"
  "А ну молчать!" - закричала Царевна: "Больно ты разговорился. Но на милость твою я тоже милостью отвѣчу - повѣсимъ мы тебя, какъ самозванца, но съ жалостiю - за ногу. Такъ что не сразу духъ испустишь".
  Такъ и поступили съ бывшимъ Царёмъ - привязали его за правую ногу къ перекладинѣ и на площади повѣсили, какъ вора и самозванца. Да долго онъ не провисѣлъ, прошепталъ что-то неслышно, да и кончился тутъ же.
  Не успѣло и это произойти, какъ Царевна къ народу обращается:
  "Возьмёте меня Царицей снова, а Ивана-Богатыря - моимъ мужемъ, новымъ Царёмъ"?
  Смотрятъ люди на Цариевну, да на Ивана: дѣлать нечего, одного Ивана бы взяли Царёмъ только отъ страха, а тутъ сама Царица съ нимъ явилась.
  Не успѣлъ бывшiй Царь окоченѣть, какъ тутъ и свадьбу Иванову съ Царевной играть стали: тутъ и музыка пошла, и гулянiя народныя. Стоитъ Иванъ въ новомъ кафтанѣ съ женой своей, а тутъ какъ тутъ скоморохъ молодой съ вѣнкомъ на головѣ передъ ними пляшетъ-заискиваетъ.
  Нагулялись, наѣлись молодой Царь съ Царицей - поѣхали по городу кататься. Запрягли имъ двойку коней: чёрнаго въ бѣлую крапинку, да бѣлаго въ чёрную. Катались, веселились, пока солнцѣ не зашло.
  А послѣ жили они, поживали, вмѣстѣ правили молодые Царь съ Царицей, да только бѣда пришла: Иванъ-Царь молодой къ вину вельми пристрастился, что ни день, такъ пиръ горой, да вина рѣкой. Напьётся Царь молодой пьяный да спать завалится. Али того хуже - по городу давай слоняться, да людей смущать.
  Встрѣтить кого въ городѣ али того хуже ворвётся къ кому ни попадя, да давай одно и то же твердить: "Я Дуракомъ былъ, а теперь твой Царь! А ты мнѣ теперь служи! А помнишь какъ смѣялся надо мной? А теперь въ ноги мнѣ кланяешься!" А какъ ужъ дѣвокъ от него, дурака, прятали, словами не опишешь.
  Терпѣла Царица, терпѣла, да и лопнуло ея терпѣнiе. Взяла она свои кубки, да кубки не простые, а колдовскiе - нальёшь воду въ первый, станетъ мёртвая вода, нальёшь во второй - станетъ живая.
  Подстерѣгла она мужа своего пьяного съ кубками своими да и говоритъ ему:
  "Выпьемъ съ тобой, ненаглядный мой?"
  "Отчего же, жена моя возлюбленная, съ тобой не выпить".
  Протянула она ему первый кубокъ, съ мёртвой водой, а тотъ пару глотковъ лишь сдѣлалъ, да глядь - баба въ бѣломъ къ нему идётъ, а у самой за плечомъ заступъ. Подходитъ и говоритъ:
  "Ну что Иванушка, выпилъ водицы мёртвой? Пошли теперь со мной"
  "А лопата тебѣ, жено, зачѣмъ?"
  "А пойдёмъ со мной, всё покажу"
  Понялъ тутъ Иванъ-Царь, кто это къ нему пришёлъ, да взмолился женѣ своей: "Прости, ненаглядная. Мѣру потерялъ, теперь всё понялъ".
  Сжалилась Царица надъ своимъ супругомъ, перелила водицу въ другой кубокъ - стала вода въ нёмъ живая. Да дала мужу своему испить.
  Выпилъ живой воды - и пропала смерть, что въ образѣ бѣлой бабы приходила. Такъ и исправился Иванъ-Царь, и болѣ вина въ ротъ не бралъ."
  
  "Третiй разговоръ съ Таисiей"
  
  Длинная восходящая волнистая кишка медленно исторгала Ѳёдора и прочихъ не пришедшихся по вкусу, но весьма ферментированныхъ, выжатыхъ въ концѣ рабочего дня людей. Мужчина опёрся локтёмъ на чёрный, липкiй отъ тысячъ потрогавшихъ его рукъ, поручень, и устало смотрѣлъ на лица, плывущiя навстрѣчу по крайнему эскалатору. Вотъ необъятный мужчина съ широкими, нависшими усами, которому до полноты моржеподобiя не хватало только длинныхъ бѣлыхъ клыковъ.Изъ-подъ его распахнутой куртки выглядывала чёрная униформа съ жёлтыми буквами -НА надъ правымъ нагруднымъ карманомъ.
  Слѣдомъ за нимъ спускались четверо молодыхъ людей, устроившихъ привалъ прямо на поручняхъ. Лежащiе напротивъ Ѳёдора, особенно молодой человѣкъ въ вязаной, стоящей колпакомъ шапкѣ всѣмъ своимъ видомъ кричали, что понедѣльникъ - базарный день.
  Этотъ импровизированный лагерь пыталась обойти спѣшная, совсѣмъ юная дѣвушка, съ давненько выкрашенной въ розовый длинной чёлкой и шахматнымъ рюкзакомъ, что сначала попыталась протечь между сплетённыхъ корнями ногъ передъ ней, съ нѣмой просьбой посмотрѣла на Ѳёдора, но послѣ фыркнула, и приняла судьбу опоздать, куда бы тамъ она не торопилась.
  У Ѳёдора зазвонилъ телефонъ. Онъ досталъ его из брючнаго кармана, и взглянулъ на фотокарточку ожидавшей на другомъ концѣ его отвѣта Таисiи.
  - Да, Тась?
  - Ты гдѣ? - голосъ дѣвушки дрожалъ, и она съ трудомъ держалась въ рукахъ.
  - Что случилось? - Ѳёдоръ неосознанно началъ подниматься по движущимся обрамлённымъ ступенямъ.
  - Они...Это всё, это какой-то кошмаръ...
  - Да что случилось-то? - перебилъ её мужчина.
  - Они нашли насъ - теперь она не выдержала и изъ трубки послышались густые дѣвичьи всхлипы.
  - Ты дома одна?
  - Да-а-а...
  - Съ тобой всё въ порядкѣ?
  - Да-а-а
  - Потерпи, милая, я уже бѣгу.
  - Они..., хнъ-хнъ, они приклеили намъ записку на дверь.
  - Какую, Тась?
  - Верни-и-и-т-е-е-е кни-и-и-г-у-у-у.
  - Потерпи, Тасенька, я уже выхожу.
  Ѳёдоръ повернулъ налѣво отъ вестибюля Ломоносовский и быстрымъ шагомъ, обгоняя ползущихъ по своимъ панцирямъ прохожихъ, зашагалъ черезъ Михайловасильческiй садъ къ дому.
  Дверь въ квартиру выглядѣла какъ обычно, во всякомъ случаѣ въ свѣтѣ 40-ка ваттной лампы-старушки, ничего подозрительнаго Ѳёдору не удалось.
  Мужчина попытался открыть дверь, но она была заперта изнутри на всѣ замки. Онъ позвонилъ, и черезъ полминуты предательскiй дверной глазокъ подмигнулъ ему свѣтомъ изъ прихожей:
  - Ты один? - Тасинъ голосъ раздался изнутри.
  - Да, Тась. Открой пожалуйста.
  Замки защелкали и застучали и дверь открылась
  Таисiя стояла въ чёрномъ кардиганѣ поверхъ белой, чуть расходящейся въ районѣ груди, бѣлой рубашкѣ. Тушь подъ ея глазами превратилась въ двѣ, плохо размѣшанные, кляксы. Одной рукой она сжимала листъ бѣлой бумаги, а другой - половину колоды картъ.
  - Заходи быстрѣе, не стой! - скомандовала она, и Ѳёдоръ тутъ же повиновался.
  Она протянула ему листокъ бумаги, а сама вернулась въ спальню, откуда её выдернулъ дверной звонокъ.
  На листкѣ было напечатано 16-мъ или 18-мъ шрифтомъ слѣдующее:
  "Уважаемый Фёдор, не смогли до Вас дозвониться всю неделю. Повторю свою, пока ещё вежливую просьбу: верните книгу. Мой номер у вас есть".
  Ѳёдоръ уже безъ шляпы и пальто, но съ чёрнымъ портфелемъ въ рукахъ вошёлъ въ спальню. Таисiя сидѣла за его столомъ, положивъ голову на сложенные руки. Онъ полошёлъ къ ней сзади, и сталъ гладить по волосамъ, раздѣлённымъ шеей на двѣ половины. Между волосами узкой полосой отъ макушки бѣлѣла нѣжная кожа.
  Она подняла голову, подъ которой тройками оказались кубки и мечи, посмотрѣла на него растёкшимися по круглымъ щёчкамъ глазами и сказала:
  - Доволенъ? Немедленно звони ему.
  - Подожди Тась, давай успокоимся. Ничего страшнаго не произошло.
  - Пока не произошло, Ѳёдь! Пока! Они уже знаютъ гдѣ мы живёмъ. Я сегодня уснуть не смогу, понимаешь?
  - Я тоже очень переживаю, милая. Но ничего страшного я пока не вижу.
  - А вдругъ они меня подкараулятъ? И похитятъ? И заставятъ тебя привезти имъ книгу? Давай лучше пропустимъ этотъ этапъ.
  - Я не могу пока книгу вернуть, Тась. Ты прекрасно понимаешь почему. Да и зачѣмъ имъ тебя похищать. Съ чего ты это взяла?
  - Вотъ смотри, - она указала на турка съ охапкой мечей, - это кража, понимаешь? А они знаютъ гдѣ мы живёмъ. Дважды два самъ сложишь, или нужно помочь?
  Тонъ ея былъ рѣшителенъ, какъ никогда.
  - Какъ на работѣ дѣла? - съ робкой надѣждой на смѣну разговора спросилъ Ѳёдоръ.
  - Нормально. Звони, кому говорю, прямо сейчасъ.
  - Послушай, Тась. Мнѣ очень нужно закончитъ переводъ. Дай мнѣ время хотя бы перепечатать её? Смотри, я почти закончилъ. Сегодня ещё кусокъ дописалъ. Хочѣшь прочитаю?
  - Я. Ничего. Никогда. Больше и слышать не хочу про эту чёртову книгу, и про твою сказку, понялъ?
  Ѳёдоръ злобно бросилъ сумку на полъ, и процѣдилъ:
  - Ты себѣ сама что-то тамъ напридумывала, а теперь меня пытаешься въ этомъ убѣдить. Да, они насъ нашли, но что они намъ сдѣлаютъ? Будемъ вмѣстѣ ходить, а потомъ я ему самъ отдамъ книгу. Никто никого воровать не будетъ, поняла?
  - Мои карты никогда не врут! Понимаешь? Я даже съ тобой познакомилась послѣ того, какъ мнѣ карты жениха показали. Понимаешь? А теперь они намъ предрѣкаютъ страшныя вещи!
  - Да глупости это всё! Ты пытаешься по игральнымъ картамъ увидѣть будущее.
  - И что?
  - Да то, что нельзя по нимъ ничего предсказать! Это сказка, видишь? Главный герой совершаетъ путешествiе. И всё. А трактовки этихъ картъ - просто разводъ для глупенькихъ дѣвочекъ.
  - Знаешь что?! Ты не дуракъ! Ты - больной!
  Тутъ Ѳёдоръ, до того пытавшiйся Таисiю успокоить, отпустилъ удила, и закричалъ:
  - Я больной? Это я-то больной? На себя сначала посмотри!
  Для ссоры этого оказалось достаточно.
  Дальше всё случилось быстро. Таисiя въ слезахъ собрала небольшую, съ неоново-желтыми ремнями сумку, пока Ѳёдоръ сидѣлъ за столомъ, откинувшись на стулѣ, и смотрѣлъ въ потолокъ. Въ свѣтѣ настольной лампы чешуйки побѣлки на трёхметровомъ потолкѣ въ районѣ домовой теплоартерiи едва колыхались, и не было ясно, что имѣнно приводитъ ихъ въ движѣнiе.
  Когда Ѳёдоръ чуть успокоился, онъ вышелъ къ Таисiи, что стояла въ прихожей, смотря нетерпеливо въ телефонъ
  - Ну подожди, Тась. Куда ты сейчасъ...
  - Отстань отъ меня! Понялъ? - перебила его Таисiя.
  - Да дѣлай, что хочѣшь, знаешь? - огрызнулся Ѳёдоръ, вернулся въ спальню и легъ прямо въ пиджакѣ на кровать.
  Примѣрно черезъ часъ ему пришли три сообщенiя подрядъ.
  "Я уѣхала къ подругѣ. Вещи заберу потомъ. Не звони мнѣ"
  - Ну хотя бы она добралась нормально. - выдохнулъ Ѳёдоръ.
  Ему не спалось. Онъ перепечаталъ переведённый украдкой сегодня днёмъ кусочекъ исторiи въ общiй документъ и попробовалъ всё получившееся на слухъ:
  
  "Жили далѣ Иванъ со своею Царицей, да всё никакъ у нихъ дѣтей не получалось. Да тутъ въ Царствѣ Ивановомъ другая бѣда-напасть приключилась: стали люди припадать. Какъ выйдетъ куда кто, въ лѣсъ ли, али на базаръ - такъ и не воротится. То мужикъ пропадётъ, то баба, а то и дѣтка малая за порогъ выйдетъ и какъ въ воду канетъ.
  Заропталъ честной народъ тогда, да къ Царю молодому пошёлъ разомъ - разберись, молъ, Владыче - кто въ твоёмъ царствѣ людей повадился красть.
  Такъ Иванъ и призадумался, да всё мѣста себѣ не находилъ. Царицу свою распросилъ, что, дескать, да какъ, а та ему и отвѣчаетъ:
  "Что ужъ я, мужъ мой ненаглядный, за каждымъ мужикомъ да бабой надзоръ что ли веду? Помилуй, мало ли куда деваются: погуляетъ мужикъ, да вернётся. А баба отъ мужа, поди, суроваго сбѣжала, куда глаза глядятъ - ей въ домъ теперь не ногой никакъ".
  Почесалъ голову Иванъ: вродѣ и складно жена его молвила, не поспоришь, да всё равно не на мѣстѣ дуща его лежала.
  Какъ-то разъ проснулся онъ ночью, глядитъ, а жены рядомъ-то и нѣтъ. Выбѣжалъ изъ покоевъ, сталъ по палатамъ рыскать - нигдѣ и слѣда ея не было. Испугался тогда Иванъ, да къ самому посаднику помчался - поднимай, дескать, стражу - Царицу хищники украли. А Посадникъ-то ему и отвѣчалъ, что Царица не дѣвалась никуда, а ему съ вечера сказала, что по дѣламъ пошла, а что за дѣла - не его, посадничьяго, ума дѣло.
  Разстроился Иванъ, да такъ въ покои и вернулся. Съ утра глядь - Царица его тутъ какъ тутъ, рядомъ на ложѣ съ нимъ почиваетъ. Ничего ей Иванъ тогда не сказалъ, а только на слѣдующую ночь глаза сомкнулъ, да спать не сталъ, а сталъ ждать, когда Царица его снова отлучиться вздумаетъ.
  Силился, силился, да и уснулъ сномъ богатырскимъ - не дождался ничего.
  Снова ночь настала - снова не спалъ Иванъ-Царь, да всё опять въ пустую.
  Только на третью ночь удалось Ивану Царицу свою подкараулить.
  Лежитъ - слышитъ, зашевелилась, завозилась жена его.
  Глазъ одинъ прiоткрылъ - видитъ: Царица въ простое платьѣ одѣлась, голову по-бабьи платкомъ повязала, кубки свои чудесные взяла, да какъ киска на лапкахъ вонъ и вышла.
  Выждалъ чуть Иванъ, да и слѣдомъ за ней пошёлъ.
  Шёлъ городомъ, шёлъ лѣсомъ пришёлъ къ берегу къ тому, у котораго её расколдовалъ, да спрятался подъ кусточкомъ.
  Смотритъ, а жена его донага раздѣлась, къ большому камню подошла, да стала изъ своихъ кубковъ воду на него лить, да говорить что-то неслышно.
  Только хотѣлъ Иванъ изъ своего укрытiя къ женушкѣ выйти, да тутъ неладное началось.
  Задрожалъ камень, затрясся, да и треснулъ, а изъ него дымъ-пламень какъ ударилъ, да всё кругомъ, да самого Ивана краснымъ маревомъ озарило.
  А чуть погодя изъ пламени чудище поганое вышло, да на камень сверху усѣлось. Страшилище такое, что едва описать можно:
  Тѣло человѣчье имѣло, краснымъ поясомъ повязанное, да то ни баба, ни мужикъ - и перси у него какъ у бабы, полные да круглые, и удъ срамной, чуть не жеребцовый. За раменами крылья нетопырьи, а на челѣ рога оленьи. Морду зубастую, страшную скалитъ и голосомъ зверинымъ Царицѣ молвитъ: "Ну что, привела богатыря?"
  "Привела - отвѣчала Ведьма: "Вонъ, въ кустахъ прячется, думаетъ я его не увидала".
  Тутъ у Ивана сердцѣ заколотилось, ни живъ ни мёртвъ лежитъ.
  "Выходи, Иванъ, славный Богатырь" - заревело Чудище.
  Дѣлать нечего, вышелъ Иванушка изъ-подъ кусточка да и къ чудищу прямикомъ направился.
  "Нечего тебѣ, Иванъ, меня страшиться, коли противиться мнѣ не вздумаешь" - заревѣла снова Морда.
  Подошёлъ Иванъ къ нему ближе, глядитъ - а глаза-то у чудища белёсые, смотрятъ, да не видятъ ничего. А смрадъ отъ Страшилища такой, что еле стоять рядомъ возможно, да всё мухи вокругъ него вьются.
  "Кто ты?" - вопросилъ Иванъ.
  Отвѣчало Чудище: "Какъ меня только не звали: и бѣсомъ, и дiаволомъ, и нечистымъ, и лукавымъ, врагомъ рода людского звали, да всё со страху. А имя мнѣ Самаилъ, и я и этого мiра и всѣхъ прочихъ, кромѣ одного-единственнаго, Князь есмь"
  "Каких-таких прочихъ?" - смутился Иванъ.
  И разсказалъ ему тогда бѣсъ, какъ Отецъ Небесный создалъ и этотъ мiръ и тьмы и тьмы прочихъ. Какъ разбивалъ онъ яйца мiровыя, да выплескивалъ ихъ въ пустоту, и какъ растекались они, и какъ росли изъ этихъ яицъ и этотъ мiръ и всѣ прочiе, и развивалися.
  И въ каждый онъ помѣстилъ своихъ Праотца-Адама и Праматерь-Еву, да въ каждомъ что-нибудь инаково происходило. Всё одно - брали первые человѣки плоды съ Древа познанiя и вкушали, ибо человѣческая природа такова, и такими сотворены были.
  Гдѣ по одному пути всё шло, гдѣ - по-другому, да коли гдѣ надѣжда ещё была - туда Спаситель являлся, чтобы Вѣсть Благую принести.
  Но коли изсякнутъ праведники въ какомъ мiрѣ - тотъ мiръ сожжёнъ будетъ въ огнѣ вѣсь, да сами люди его и подожгутъ.
  А коли гдѣ ещё не всё потеряно - туда Спаситель второй разъ явится Страшнымъ Судомъ судить всѣхъ. И возстанутъ тамъ мёртвые изъ могилъ, и всё какъ по-писанному произойдётъ".
  
  Послѣдняя страница смутила Ѳёдора - уж больно ровно заканчивалась она чьей-то репликой. Въ центрѣ разворота торчалъ куцый хвостикъ непарнаго листа изъ середины книги, что со временемъ, какъ показалось сначала Ѳёдору, отклеился отъ слѣдующаго. А слѣдующiй же листъ былъ пустъ, и кромѣ маленькаго оттиска, не нёсъ на себѣ ничего, даже номера. Оттискъ этотъ представлялъ собой птицу, больше похожую на крылатую бутылку Кляйна, въ полномъ едва узнаваемыми птенцами гнѣздѣ.
  Ѳёдоръ не сразу обратилъ на него вниманiя. Подобные значки, онъ зналъ, назывались экслибрисами, и указывали на принадлежность такихъ книгъ къ библiотекѣ конкретнаго человѣка.
  Когда Ѳёдоръ допечаталъ заключительныя слова ожившаго его старанiями языка въ прiёмное окошко переводчика, а тотъ въ свою очередь, мгновенiе подумавъ, вернулъ ему текстъ-сырецъ, опасенiя Ѳёдора подтвердились - по-настоящему послѣдняя, завершающая страница въ книгѣ отсутствовала по чьей-то волѣ.
  За репликой чудища не слѣдовало ничего.
  Ѳёдоръ, до того жадно лакавшiй эту исторiю, каждый ея знакъ и символъ, теперь понялъ злую шутку произошедшей съ нимъ исторiи. Въ груди его, чуть выше солнечнаго сплетенiя затлѣлъ жгучiй уголёкъ, что съ каждымъ вдохомъ его внутреннихъ мѣховъ, всё болѣе и болѣе глубокимъ, распалялся сильнѣе и сильнѣе, пока окончательно не вспыхнулъ, потребовавъ сiюминутнаго выхода. Мужчина утробно зарычалъ, а потомъ, какъ сдвоенный паровой молотъ съ надрывающимся отъ давленiя спусковымъ клапаномъ, нѣсколько разъ тяжело грохнулъ по ясеневой крышкѣ стола, отчего всё, что покоилось на ней въ этоть мигъ, пришло въ смытенiе и содроганiе. Когда давленiе внутри спало, Ѳёдоръ заткнулъ запястьями глазные впадины и затихъ.
  Въ вечерней тишинѣ почти пустой квартиры минуту за минутой робко выходили изъ своихъ укрытiй запуганные старшими братьями звучки-полурослики. Изъ-за холодильника ненадолго выползъ Бормотунъ, изъ настѣнныхъ часовъ въ коридорѣ - маленькiй, но храбрый Щелкунокъ, озорная Шуршунья пошевелилась въ одной изъ перегородокъ, и даже крошка Свистунъ, который дни напролётъ проводилъ въ одной изъ телефонныхъ зарядокъ, осмѣлелъ и покинулъ убѣжище. Ѳёдоръ такъ долго сидѣлъ, уткнувшись въ руки, что пугливые малыши рѣшили, что онъ уснулъ, и имъ нечего бояться.
  Но Ѳёдоръ не спалъ. Онъ, замерѣвъ, слушалъ внутреннее радiо, обычно забитое обрывками надоѣдливыхъ мелодiй въ надѣждѣ снова услышать любимаго диктора - Голосъ, который наконецъ заговорилъ:
  "Я могу самъ её дописать! Это теперь и моя сказка тоже."
  Этого хватило, чтобы руки мужчины послѣ опустошительныхъ ударовъ, снова пришли въ движенiе. Когда они вновь остановились, текстъ на экранѣ приросъ новыми рядами, которые Ѳёдоръ тутъ же озвучилъ:
  
  "Да въ этомъ мiрѣ нетъ болѣе праведниковъ - послѣднего мученика на площади повѣсили, да никто за него не вступился.
  Загрустилъ по Царю-Старику тутъ Иванъ, а Зверь-то и продолжалъ.
  Что есть у Богатыря теперь только одинъ выборъ: либо на службу къ Чудищу пойти, да какъ дѣти съ Царицей своей жить припѣваючи до конца этого мiра, либо пожрётъ его Чудище - не подавится.
  "Глянь-ка самъ, Богатырь" - проревело страшилище. И встала тутъ передъ Иваномъ картина - поднимаются люди изъ могилъ своихъ, кого въ чёмъ погребли, да они братаются радостные.
  "А кто праведенъ былъ, тотъ въ лучшiй мiръ отправленъ будетъ - гдѣ человѣки отъ Творца не отпали, и гдѣ онъ сейчасъ съ ними и пребываетъ". Тутъ вторая картина передъ Иваномъ предстала: надъ водой зерцало круглое открылось, а въ зерцалѣ томъ градъ невѣдомый, кой ни одно око ещё не видѣло да въ которомъ ясный день, да благодать вѣчная.
  Заревѣлъ тутъ Зверь, да изчезло то зерцало: "Только вашему мiру, Богатырь, и Страшнаго суда не видать, ибо нѣтъ среди васъ праведниковъ".
  
  Дописать сказку самому оказалось куда сложнѣе, чѣмъ Ѳёдоръ сперва подумалъ. У его подопечнаго въ остаткѣ выборъ былъ небольшимъ - повиноваться или принять бой. И на первый взглядъ, простое сказочное теченiе дѣлъ явно подталкивало ко второму исходу. Но что Иванъ-Дуракъ, въ сущности, могъ противопоставить супостату, Ѳёдоръ не зналъ. Но и просто сдаться чудищу на милость самозванный авторъ считалъ слишкомъ глупымъ, даже для круглаго Дурака. Эта идея больше отдавала привкусомъ дешёвой иронiи, насмѣшки, которую Ѳёдоръ оставилъ только изъ отчаянiя.
  Въ мукахъ выбора онъ провёлъ нѣсколько дней. Самъ онъ тяготѣлъ къ первому, логика подсказывала другой, и вмѣстѣ имъ было не сойтись.
  Галочки въ перепискѣ съ Таисiей такъ и не спарились, череда телефонныхъ гудковъ въ трубкѣ не кончалась. И въ субботнiй, безъ двухъ недѣль, зимнiй день, мужчина стоялъ передъ зеркаломъ въ ванной, и смотрѣлъ на красныя точки на свежеоголённомъ подбородкѣ черезъ пыльную, въ крупную блѣдную крапину, занавѣсь. Ему хотѣлось, развѣяться, праздно пройтись по городу, гдѣ-нибудь посидѣть, чтобы мысли пришли въ порядокъ, но собираться на улицу въ тоже время было безнадёжно лень.
  Послѣ онъ медленно, почти нехотя, одѣлся. Бѣлый, съ небольшими пузырьками отъ утюга на сгибѣ, воротникъ сине-полосатой рубашки завернулся внутрь грузинскимъ Ономъ - Ѳёдоръ не вставилъ въ него косточки. Такiе же бѣлые двойные манжеты были скрѣплены однимъ изъ старыхъ Ѳёдоровыхъ прiобретенiй - потемнѣлыми серебряными запонками на четырёхъзвѣнной цѣпочкѣ съ небольшими горными хрусталиками. Мужчина осторожно просунулъ вторую ногу въ тёмно-сѣрую штанину, чтобы не задѣть отставшiй на нѣсколько стяжковъ заворотъ, и, не торопясь, заправилъ рубашку въ плотные, со сборкой у пояса, брюки. Безсмѣнный, за нѣкоторыми исключенiями, свѣтлый пиджакъ знакомаго кроя лёгъ Ѳёдору на плечи, послѣ чего мужчина безрадостно вышёлъ изъ сапфировой спальни, и за семь шаговъ оказался у гнутой коридорной вѣшалки со сколомъ на ножкѣ. Подъ мышкой у него слабо блестѣла чёрная потрескавшаяся обложка, слишкомъ просторная для книги, которую она скрывала. Всё это Ѳёдоръ дѣлалъ отстранённо, думая только о выборѣ доставшагося ему на призрѣнiе горе-богатыря.
  Онъ опомнился, только когда одна изъ трёхъ металлическихъ ногъ турникета на Ломоносовской больно впилась ему въ бедро, а въ воздухъ поднялся весьма крупный, но незримый зимородокъ съ нарочно непрiятнымъ вибрато въ однообразной пѣснѣ. Мужчина сдѣлалъ шагъ назадъ, и вновь приложилъ подорожную карточку къ слѣпому жёлтому глазу турникета. Экранъ засвидѣтельствовалъ электронно-бирюзовый остатокъ на картѣ, котораго явно не доставало даже для одной поѣздки, изъ-за чего Ѳёдору пришлось возвращаться въ сторону кассъ, чтобы это исправить.
  Въ изумрудномъ вагонѣ метро въ тотъ день, какъ обычно было немноголюдно, и Ѳёдоръ снова сѣлъ въ серединѣ вагона на пустую, подѣлённую на шестерыхъ скамью. Вагонъ любезно предлагалъ компенсировать отсутствiе связи своими силами, но Ѳёдоръ этой любезностью пренебрёгъ. Онъ снялъ шляпу и досталъ изъ сумки книгу, языкъ которой ему уже вполнѣ понятенъ для вдумчиваго чтенiя.
  Сѣрая пѣна надъ Петербургомъ въ районѣ Витебскаго, старѣйшаго на всю страну, вокзала въ тотъ день изтончилась настолько, что въ прорѣхи въ ней иногда выглядывало холодное, уже совсѣмъ зимнее солнцѣ.
  Ѳёдоръ шёлъ отъ Пушкинской въ сторону Гороховой, когда сзади его окликнулъ непрiятно-знакомый голосъ:
  - Ѳёдоръ, подождите! Стойте!
  Онъ быстро приближался, но Ѳёдоръ не сразу это осозналъ.
  - Вы такъ быстро ходите, - голос принадлежалъ уже зрѣлому, подтянутому мужчинѣ, что былъ старше Ѳёдора лѣтъ на 5-10.
  Онъ былъ одѣтъ въ сѣрый спортивный костюмъ, тёмно-синюю стёганную жилетку, которыя обычно идутъ въ комплектѣ съ непомѣрно дорогими немѣцкими автомобилями. На головѣ его была натянута бѣлая вязанная шапка, а подъ ней на крючковатомъ крупномъ носу воссѣдами чёрные, бессмысленные въ такую погоду, защитные очки. Его губы, со всѣхъ сторонъ окружённыя уже серебристой щетиной, снова зашевелились, и до Ѳёдора донеслось:
  - Я очень радъ, что мнѣ удалось съ вами встрѣтиться.
  - Кто вы? - оторопѣло отвѣтилъ Ѳёдоръ, подозрѣвая, кто это можетъ быть.
  - Не притворяйтесь, Ѳёдоръ. Я вамъ звонилъ по поводу книги. Но вы меня проигнорировали, и мнѣ пришлось принять дополнительные мѣры. Приношу свои извиненiя за неудобства, но и вы меня поймите - владѣльцы книги очень переживаютъ за ея сохранность, а мнѣ приходится дѣлать для нихъ всё возможное. Иногда, къ сожалѣнiю, и за рамками закона.
  - Я же вам сказалъ, книги у меня нѣтъ! Оставьте меня въ покое! - закричалъ Ѳёдоръ, отвѣрнулся и пошёлъ дальше въ сторону Звенигородской.
  - Не торопитесь, дорогой Ѳёдоръ, я просто хочу вамъ всё объяснить - доносилось изъ-за спины.
  Ѳёдоръ не оборачиваясь, отвѣчалъ:
  - Я ничего не хочу знать, отстаньте отъ меня.
  Онъ прибавилъ ходъ, и въ районѣ Сада Юнаго Зрителя ощутилъ рѣзкiй и сильный ударъ по правому ботинку, котораго хватило, чтобы Ѳёдоровы ноги запутались, а онъ самъ упалъ на мостовую. Его чёрная сумка, ручку которой до этого онъ сжималъ въ рукахъ, вылетѣла изъ ладони, и приземлилась въ нѣсколькихъ метрахъ наискось отъ него.
  Преслѣдователь не сталъ дожидаться, пока Ѳёдоръ поднимется, а просто схватилъ Ѳёдорову сумку, въ которой въ эту минуту лежало то, что ему и было нужно. Непрiятный незнакомецъ, а съ этого мгновенiя ещё и воръ, повернулъ направо и пустился сквозь садъ, сверкая ирисковыми, присосчатыми подошвами чёрно-бѣлыхъ N-скихъ кроссовокъ.
  Недолго думая, Ѳёдоръ побѣжалъ за похитителемъ, но догнать его у него никакъ не выходило. Одной рукой приходилось держать шляпу, пальто же мѣшало размахивать второй во время бѣга, а жёсткiя каблуки отбивали пятки. Онъ оббѣжалъ другого, но не менѣе талантливаго, Александра Сергѣевича справа, наблюдая, какъ фигура въ жилетѣ приближается къ большой, нехитро фрезерованной тумбѣ театра. Когда наспѣхъ сколоченный пандусъ у входа сталъ различимъ, незнакомецъ снова взялъ правѣе и собрался обойти зданiе справа. Холодный воздухъ начиналъ терзать грудь Ѳёдора изнутри, а въ боку предательски закололо. Ѳёдоръ изо всѣхъ силъ старался держать темпъ, чтобы хотя бы не потерять злодѣя изъ виду. Но тотъ былъ лучше подготовленъ къ такому забѣгу во всѣхъ смыслахъ.
  Они поочерёдно проскочили подъ мосткомъ, но незнакомецъ былъ уже въ нѣсколькихъ мѣтрахъ отъ Марата, гдѣ его ждалъ чёрный, по-немѣцки народный, микроавтобусъ съ открытой боковой дверью. Когда воръ скрылся въ чёрной утробѣ автомобиля, и дверь за нимъ хлопнула, Ѳёдоръ замедлился, понявъ, что ему уже не угнаться. Но машина отъѣхала буквально нѣсколько метровъ, ея боковая дверь приоткрылась, и изъ неё вылетѣло нѣчто чёрное, похожее на Ѳёдорову сумку, что послѣ приземлилась на асфальтъ.
  Ѳёдоръ бросился къ сумкѣ, пока она снова куда-нибудь не исчезла, и быстро убѣдился, что сама сумка быстроногому вору была не нужна. Онъ, тяжело дыша, съ трудомъ заглянулъ внутрь сумки, и обнаружилъ, что на первый взглядъ ничего даже не пропало, что было страннымъ.
  Но доставъ книгу, он понялъ, что теперь обложка ей подходитъ. Это была другая, не Ѳёдорова книга. Онъ прямо на проѣзжей части, прикрытый сзади вереницей припаркованныхъ машинъ, раскрылъ книгу примѣрно посерединѣ и прочиталъ:
  
  "Блеск Карелии, наверно, всех светлее среди светлых,
  блеску летних вод подобен, светлых вод среди деревьев,
  светлым вечером июня, что едва успел померкнуть,
  а кукушка, флейта леса, уж велит красивой Айно
  из воды июньской выйти, прихватив покров туманный,
  и пойти на дым избушки, на счастливый зов кукушки
  по Карелии лесистой."
  
  Подъ знакомой суперобложкой книги теперь зеленела твёрдая корка, буквы на которой въ точности повторяли надпись на чёрномъ потрескавшемся глянцѣ:
  АНИАРА
  Х.Мартинсонъ.
  
  Какое-то время, пока шокъ отъ произошедшаго ещё кипѣлъ внутри, Ѳёдоръ по памяти пытался вернуться на первоначальный маршрутъ, но по мѣрѣ успокоенiя страстей и нарастающаго кашля отъ спонтанной пробѣжки, онъ всё болѣе сталъ заглядываться на ближайшiя скамейки. Гороховая впереди не была пустынна, даже со скидкой на выходной день, но Адмиралтейская игла всё также свѣтлѣла вдали, въ ея началѣ.
  На одной изъ скамей рядомъ съ массивнымъ листомъ металла съ выпиленнымъ очертанiемъ Петропавловской крѣпости, водружённымъ сверху, сидѣла дѣвушка съ большимъ бауломъ на коленяхъ, въ юбкѣ, цвѣтъ которой Ѳёдоръ мгновенно вспомнилъ. "Что она-то здѣсь дѣлаетъ?" - подумалъ онъ, и послѣ продолжительнаго приступа наждачнаго кашля, что вынудилъ его остановиться на полпути, и даже наклониться, уперевъ руки въ колени, рѣшилъ подсѣсть имѣнно къ ней.
  Онъ сѣлъ на невысохшiя потрескавшиеся доски безъ позволенiя, и какое-то время сидѣлъ, переводя духъ для разспросовъ.
  Однако же, первой заговорила дѣвушка:
  - Догнали его?
  Тяжело дыша, Ѳёдоръ хрипло переспросилъ:
  - Кого?
  - Этого человѣка, который укралъ у васъ сумку. Я вижу, вы опять съ ней, и поэтому предположила, что догнали.
  - Нѣтъ, не догналъ. Вы за мной слѣдите что ли?
  Ѳёдоръ развернулся въ сторону собесѣдницы, и злобно посмотрѣлъ на неё.
  - Нѣтъ, не слѣжу Просто не каждый день вижу мужчину въ шляпѣ, тѣмъ болѣе бѣгущимъ.
  - А вы запомнили этого ур-рода? Сможете опознать?
  - Нѣтъ, лица его не видѣла. Сидѣла, смотрѣла на васъ и думала: Какъ хорошо что у меня такой большой рюкзакъ.
  - Очень смѣшно, - огрызнулся Ѳёдоръ.
  - Извините, пожалуйста. И вижу сумка у васъ, а значить поводовъ для разстройствъ у васъ нѣтъ.
  - Онъ укралъ у меня книгу, очень важную, переводъ которой я не закончилъ. Вѣрнѣе закончилъ, но тамъ была вырѣзана страница, и мнѣ сейчасъ нужно было...
  Ѳёдоръ остановился и вновь посмотрѣлъ на дѣвушку.На улицѣ было прохладно, и теперь она была въ чёрномъ беретѣ поверхъ выглядывающихъ свѣтлыхъ волосъ. Она обнимала свой рюкзакъ, и смотрѣла на Ѳёдора, повёрнутаго на 90 градусовъ влѣво.
  - И что тамъ было на вырѣзанной страницѣ? - переспросила дѣвушка.
  - Откуда я знаю? Она же была вырѣзана. Я хотѣлъ возстановить ея содержимое. Тамъ всё оборвалось въ самой развязкѣ.
  - А, вы её доперевели, но не знаете, чѣмъ всё закончилось?
  Ѳёдоръ хотѣлъ отвѣтить, но снова закашлялся. Дѣвушка слѣдила глазами, какъ поднимался и опускался его корпусъ, и слѣгка поморщилась когда мужчина развернулся назадъ, къ газону за спиной, чтобы выплюнуть плотный шматокъ бронхiальнаго секрета.
  - Можно сказать и такъ, -отвѣтилъ онъ, когда возстановилъ власть надъ тѣломъ.
  - А съ какого языка переводили? - немного погодя снова спросила дѣвушка.
  - Съ латыни. Вы знаете... а хотя, нѣтъ, наверное.
  - Я знаю латынь, и церковно-славянскiй и даже ивритъ пыталась, но всё уже забыла.
  - Удивительно, по вамъ и не скажешь. Ну, въ смыслѣ, что такая хрупкая дѣвушка, учила латынь или церковно-славянскiй.
  - Не знаю какъ реагировать на ваши слова, вы, кстати, не представились, но просто пропущу ихъ мимо ушей.
  - Ѳёдоръ, очень, кхмъ, прiятно.
  - Ангелина, взаимно. Такъ вотъ, я учила латынь, потому что учусь на филологическомъ.
  Ѳёдоръ возсiялъ, и даже дёрнулся въ сумку, но быстро понялъ, что уже слишкомъ поздно.
  - Чёртъ его возьми, такого-этакого! Ладно... - Ѳёдоръ махнулъ рукой и засобирался встать, но дѣвушка задала ещё вопросъ:
  - А о чёмъ была книга?
  - Вамъ серьёзно интересно? Или вы отъ скуки спросили?
  - Судя по тому какъ вы бѣжали, и какъ вы разстроены, да: стало интересно.
  - О томъ, что мы всѣ обрѣчены, если вкратцѣ. Что Богъ насъ покинулъ, и теперь нашимъ мiромъ, и параллельными мiрами правитъ Дьяволъ.
  - Прямо такъ и написано?
  - Ну не прямо такъ, тамъ всё подано въ видѣ русской народной сказки, но итогъ такой.
  - И вы въ это вѣрите?
  - Знаете, Ангелина, да. Многое объясняетъ о нашемъ мiрѣ. Во всякомъ случае, это самая логичная, какъ её тамъ, Авраамическая, во, картина мiра.
  Ангелина нахмурилась, и отвернулась на мгновенiе. Ѳёдоръ снова засуетился, пересадилъ шляпу съ затылка на остывшiй уже лобъ, но дѣвушка снова развернулась, и задала, теперь уже взволнованно, ещё вопросъ:
  - И чѣмъ же вы рѣшили закончить такую безнадёжную книгу?
  - Думалъ вотъ, хотѣлъ почитать гдѣ-нибудь её, посидѣть. Но уже, видимо, не судьба. Вамъ, правда, интересно?
  - Да, впервые о такой книгѣ слышу, а если вы мнѣ не скажете, чѣмъ она закончилась, или закончится, теперь только о ней и буду думать.
  И Ѳёдоръ по памяти пересказалъ Ангелинѣ выстраданный имъ сюжетъ сказки. И про Ивана-Дурака, и про заколдованную Царевну и про казнённаго Царя. Дѣло подходило къ концу, и Ѳёдоръ заключилъ:
  - И теперь ему только два пути - или повиноваться, или погибнуть въ мукахъ. И не фактъ, что его душа спасётся - ибо этотъ Самаэль ему сказалъ, что Богъ этотъ мiръ оставилъ, и даже второго пришествiя не будетъ.
  - И кто всё это Ивану разсказалъ? Я, просто, не очень поняла.
  - Ну по книгѣ - дьяволъ, а вообще это, очевидно, авторъ придумалъ. Только складно всё это получается, не находите?
  - Ну писалось она когда? Недавно?
  - Нѣтъ. Книга 1916-го года.
  - А ну, тѣмъ болѣе. И вообще, Ѳёдоръ, дьяволу вѣрить - послѣднее дѣло. Онъ всегда врётъ. Но побѣдить его у Ивана получится только съ помощью Бога. Осталось только понять какъ его вниманiе Ивану привлечь.
  Ѳёдоръ посмотрѣлъ на небо. Въ одной изъ свѣтлыхъ дыръ въ пуховомъ небесномъ одѣялѣ, проглянулъ голубой островокъ.
  - И какъ же мнѣ это сдѣлать?
  Но тутъ у него зазвонилъ телефонъ.
  
  К О Н Е Ц Ъ
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"