Ну почему я такая невезучая! Почему это должно было случиться именно со мной?! Я сидела перед зеркалом и ревела навзрыд. Ведь чувствовала, что день не задался с самого начала: сначала забытый багаж, потом грабитель-идиот, теперь вот это! Я вновь и вновь смотрела на себя в зеркало и принималась реветь с новой силой. За окном уже давно стемнело, а я так и сидела дома, даже не думая куда-то идти. Да и как я могла куда-то выйти!? Придя, домой после хулиганского нападения, я решила немного полежать, задремала. Сон принес кое-какое облегчение, проснувшись я уже не испытывала той сильной звенящей боли в голове. Решила, вот приму душ, выпью таблетку обезболивающего и еще успею попасть на день рождения к Милке. Настоящий шок я испытала, когда увидела себя в зеркало. Представьте себе: под обоими моими глазками расплылись огромные черные синяки. Красавица-а-а!
Конечно, ни на какой день рождения я не пошла. Весь вечер проревела, жалея себя, никому не нужную, бедную, несчастную проводницу. Милка позвонила, чтобы узнать, почему я не явилась. Глотая слезы обиды на весь белый свет, пришлось рассказать всю правду. Она мне посочувствовала, но и только. Да и чем она могла помочь, разве что советом, как быстрее свести синяки. И на этом спасибо. Одна мысль о том, как я смогу появиться на улице с таким украшением на лице, вызывала во мне панический ужас.
Засыпала я с уверенностью, что жизнь моя не удалась, ничего хорошего от нее больше ждать не приходится. Предстоящие пять выходных дней совсем не радовали, немного успокаивала лишь мысль, что до выхода в следующий рейс почти неделя, авось за эти дни синяки немного пройдут, а то всех пассажиров можно распугать. Словом засыпала я в самом скверном настроении, а утро оказалось еще хуже, чем предыдущий день.
Если честно, просыпаться я еще не собиралась, и вообще, намеревалась весь день проваляться в постели с примочками на глазах. Не тут-то было. Настойчивый стук в дверь с одновременным нажатием на звонок заставили выбраться из-под одеяла и босиком протопать в прихожую. Не потрудившись заглянуть в глазок, я проворчала какое-то недовольство и распахнула дверь. Дальше начался сплошной кошмар. В квартиру вломились два огромных детины. Не дожидаясь приглашения, и даже не поинтересовавшись, туда ли они попали, парни прошагали в комнату, втащив следом и меня. Парализованная абсурдностью происходящего, я даже не нашла в себе силы сопротивляться. Меня почти бросили в кресло. Один из них прошелся по всей квартире, затем вернулся в комнату, коротко бросил товарищу:
- Все чисто!
Парни многозначительно переглянулись. Затем один из них наклонился ко мне и, дыша в лицо ужасным перегаром, нагло поинтересовался:
- Копилкина Анна Сергеевна?
- Не в силах ответить, я утвердительно моргнула.
- Где зелёнка?
- В аптечке, - пропищала я, недоумевая, зачем эти мордовороты решили именно у меня просить зеленку. Наверное, кто-то из них поранился, и они не придумали ничего умнее, как явиться именно ко мне и таким оригинальным способом просить о помощи, - бинты и вата тоже там, - на всякий случай подсказала я.
- Ты че нам тут дуру гонишь! - рявкнул на меня детина, - Я те щас такую вату покажу - бинты не пригодятся. Где зелень?!
- Я вас не понимаю, - не помня себя от страха, проблеяла я.
- Сява, ты слышал - она нас не понимает!
- Че ты с ней возишься, Колян, - методично жуя жевачку, не замедлил отозваться Сява, - двинь ей еще раз по башке, чтобы память восстановилась.
- Ой, не надо по башке! - взвизгнула я, - Она у меня и так болит.
- Скоро она у тебя перестанет болеть, - злобно усмехнулся Колян.
- Почему? - не поняла я его юмор.
- По кочану! Потому что я ее тебе оторву.
Последнее слово он произнес по слогам, отчего мне стало совсем не по себе. Собрав в себе последние моральные силы, я все же поинтересовалась:
- Мальчики, вы ничего не перепутали? Адресом не ошиблись? Вам точно я нужна? У меня ничего нет, я обычная проводница.
- Ха, Сява, ты слыхал? Проводница! Сука ты, а не проводница! Последний раз спрашиваю - где баксы?
- Какие баксы? У меня нет баксов. Мы зарплату в рублях получаем, сбережений у меня нет, да и откуда им взяться...
- Слушай, ты, проводница, я тебя по-хорошему спрашивал? Спрашивал. Ты не понимаешь. Придется по-плохому...
Колян отступил на шаг назад, размахнулся и наотмашь ударил меня по лицу. Из носа фонтаном брызнула кровь, при виде которой я просто потеряла сознание. Но парни не собирались оставлять меня в покое. Стакан воды вернул чувства. Парни нетерпеливо ждали, пока взгляд мой станет осмысленным.
- Я не понимаю. Чего вы от меня хотите? - проговорила я опухшими губами.
- Как это не понимаешь?! - взревел Колян, - Умыкнула лимон баксов и она не понимает! Да я тебя...
Я вся сжалась в комок в ожидании следующих ударов, но Сява неожиданно оборвал товарища:
- Погоди, Колян. Дай я с девочкой покалякаю.
Вкрадчивый, доброжелательный тон Сявы испугал меня еще больше. Я обхватила голову руками и истерично зарыдала.
- Погоди, не ной! Давай по порядку. Тринадцатый вагон в поезде "Н-М" ты обслуживала?
- Я, - кое-как сквозь слезы ответила я.
- У тебя пассажир от поезда отстал?
- Пассажир? Не знаю, - я перестала реветь и вопросительно уставилась на незваных гостей.
- Как это ты не знаешь? - искренне возмутился Сява, и тут я с ним была абсолютно согласна.
Я как проводница должна знать, где и когда сходят с поезда мои пассажиры. И если кто отстал, то тоже должна знать и руководству доложить. Но в этом рейсе я разрывалась на два вагона и, если честно, даже не поняла, что в Димкином вагоне отстал пассажир.
- Так вот откуда забытый багаж! - обрадовалась я своей догадке, - Я-то думала, забыл кто, а это оказывается отставшего пассажира!
- Ага, вспомнила, наконец! - противно отозвался Колян, недовольно наблюдающий за нами из дальнего угла комнаты.
- Так где его багаж? - приторно сладким голосом спросил Сява.
- Кого? Отставшего пассажира? Такая обычная дорожная сумка, точь-в-точь как моя?
- Да, да, она самая.
- Не знаю, - искренне призналась я и, заметив мелькнувшую тень на лице Сявы, торопливо продолжила, - Я Вилентию Степановичу доложила, все дела сдала и домой поехала. А он, наверное, акт составил, да в камеру хранения отнес, пока хозяин багажа не найдется. Мы так всегда делаем - по инструкции.
- Вы че, совсем..! - взорвался в негодовании Колян, - миллион баксов в камеру хранения!
- Какой миллион? - пришла моя очередь удивляться, - Не было там никакого миллиона. Может, мы с вами о разных сумках говорим? Или о разных отставших пассажирах? В той сумке были обычные мужские вещи и журнал "Pleyboy"
- Ты откуда знаешь? Разве по инструкции вам разрешается заглядывать в подозрительные сумки. А вдруг там бомба? - прищурившись, процедил сквозь зубы Сява.
- Вы правы, по инструкции не положено, - призналась я, - но мне было совсем некогда заниматься этой сумкой, я домой торопилась. Заглянула на свой страх и риск, вижу там обычные вещи, журнал, бритва, белье, одежда. Начальнику поезда доложила и все.
Выслушав мои объяснения, мордовороты занервничали еще сильнее. Правда, теперь они больше не кидались на меня с кулаками, разговаривали между собой, словно меня здесь вовсе не было.
- Неужели Кастет нас кинуть решил?
- Не может быть. Он же сам позвонил и сообщил, что отстал от поезда. Переживал, что груз остался в купе без присмотра. Покурить, видите ли, ему приспичило! Козел!
Пока братки рассуждали про какого-то Кастета, я судорожно соображала чтобы все это значило и в какую скверную историю я умудрилась вляпаться. Очень хотелось надеяться, что парни, наконец, поймут - я к их проблемам не имею никакого отношения, и оставят меня в покое. Какой я, в сущности, оказывается наивный ребенок! Я даже не успела, как следует прийти в себя, как услышала в свой адрес:
- Значит так, проводница, мать твою, поедешь с нами.
- Куда? Зачем? Я не хочу...
- Разве тебя спросили, чего ты хочешь? - рыкнул Колян.
- Давай, давай, собирайся, - чуть мягче, но все же очень настойчиво поторопил Сява, - прокатишься с нами в гости к одному очень серьезному дяде.
Упираться было бессмысленно. На сборы мне дали не больше трех минут. Максимум, что я успела, так это натянуть джинсы, кофту и кроссовки. Куртку надевала уже на ходу. Колян почти впихнул меня в огромный черный джип, когда я чуть замешкала перед открытой дверцей.