Аптека находилась на первом этаже больницы. И, как ни странно, в наличие имелись все лекарства, прописанные врачом. Провизор назвала сумму, от которой у меня самой сердце заболело. Это ужасно, когда лекарства такие дорогие. Хорошо, что у старушки имеются некоторые сбережения, а то хоть "Караул!" кричи, подумала я и протянула деньги, а сама стала складывать лекарства в пакет. Провизор посмотрела на меня, на деньги, поперебирала их в руках и спросила:
- У вас помельче нет?
- Нет.
- Тогда подождите.
Она ушла в подсобное помещение, а через минуту вернулась и заявила:
- Девушка, извините, у меня сдавать нечем. Подождите минутку, сейчас несколько покупателей отпущу и Вам сдачу сдам.
Женщина-провизор так мило улыбалась, что мне и в голову не пришло возмутиться. Я осталась терпеливо ждать, пока наберется необходимая сумма для сдачи.
Вдруг в помещение аптеки вошли два милиционера и коротко поинтересовались.
- Где? Кто?
- Вот эта, - ответила аптекарша и указала на меня.
- Эта? - уточнил милиционер и взял меня под руку.
- Да-да, - подтвердила женщина
- В чем дело? - отшатнулась я в полном недоумении.
- Не волнуйтесь, гражданочка. Пройдемте с нами.
- Зачем? Я ничего не сделала, - растерялась я.
- Это мы сейчас и выясним. Вас я тоже попрошу проехать с нами, - обратился милиционер к аптекарше.
Совершенно не понимая, что происходит, я почти автоматически подчинилась требованиям представителей правопорядка и позволила привезти себя в отделение милиции. А там мне предъявили обвинение в попытке сбыть фальшивые тысячные купюры. Услышав это, я на какое-то время потеряла дар речи.
Мужчина, назвавшийся следователем Завьяловым, в течение двух часов задавал разные вопросы, смысл которых сводился к одному: кто заставил меня сбывать фальшивые деньги? С трудом придя в себя, я рассказала, откуда у меня появились эти купюры. Но, как ни странно, рассказ про бабу Фаю и ее инфаркт совершенно не тронули Завьялова. Он продолжал противно улыбаться и говорить всякие глупости, от которых голова шла кругом. Я не могла до конца поверить, что все это происходит со мной. Потом следователь стал злиться и кричать, что если я немедленно не расскажу правду, то он посадит меня в камеру и не выпустит до тех пор, пока я во всем не признаюсь. Но, так как признаваться мне было не в чем, от бессилия и отчаяния я разревелась навзрыд. Но и слезы не тронули черствое сердце следователя Завьялова. Он вышел из кабинета и отсутствовал некоторое время. А когда вернулся, все так же противно улыбаясь, объявил, что сейчас мы вместе с ним проедем в больницу и спросим у Фаины Иосифовны, правду ли я говорю.
Подобное заявление испугало меня еще больше. Конечно же, вовсе не тому, что баба Фая будет отрицать свою причастность к фальшивым купюрам, я испугалась за нее. Инфаркт миокарда - диагноз не шуточный. Первое, о чем предупредили врачи, это то, что сейчас старушке нельзя волноваться. Любые бурные эмоции, как положительные, так и отрицательные могут пагубно сказаться на сердце больной. А тут милиция со своими расспросами. Я принялась уговаривать Завьялова, отложить допрос старушки до тех пор, пока ее состояние стабилизируется. Но он лишь криво усмехнулся:
- Пошли. Или ты хочешь сидеть в камере до тех пор, пока твоя бабуля поправится?
Сидеть в камере я не хотела, пришлось подчинилась и я пошла следом за Завьяловым.
Всю дорогу до больницы, я не произнесла ни слова, пыталась понять, как у бабы Фаи могли оказаться фальшивые купюры? В ее причастность к криминальному миру я не верила. Да, старушка была очень активная и общительная, но не до такой степени, чтобы на старости лет связаться с криминалом. Да и стала бы она так трястись с фальшивками? О том, что баба Фая хранит свои сбережения в вязаной шапочке, кроме меня знал еще и внук Артем. Об этом как-то обмолвилась сама Фаина Иосифовна.
В отделение кардиологии милиционеры, а их, не считая водителя, было трое, долго о чем-то разговаривали с заведующим отделением, а затем прошли в палату к бабе Фае. Меня оставили в коридоре. Я страшно переживала за соседку и негодовала на врачей, разрешивших милиционерам задавать свои вопросы человеку, находящемуся в тяжелом состоянии. Еще больше я злилась на Артема. Чем дальше рассуждала, тем сильнее убеждалась, это именно он подменил настоящие деньги на фальшивые. Как он мог до такого додуматься?! Я не придумала ничего лучше, как задать этот вопрос непосредственно ему.
На телефонный звонок Артем отозвался сразу. Я не стала ходить вокруг да около и сообщила ему о том, что его бабушка в больнице. От такого сообщения парень как будто расстроился. А когда услышал вопрос, зачем он подменил деньги в шапочке, парень сильно занервничал. Он даже не пытался отрицать свою вину. Больше всего его волновал вопрос, кто именно обнаружил фальшивки? Я не стала лукавить и рассказала все как есть. А также и то, что сейчас его любимую бабушку допрашивают милиционеры и все это в то время, когда ей категорически нельзя нервничать.
- Тетя Таня, Вы не переживайте. Я виноват, значит, и буду отвечать. Бабушка здесь не причем. Я действительно подменил ей сто тысяч (!). Просто мне срочно нужны были деньги. Я собирался их потом обратно поменять, - сбивчиво говорил в свое оправдание парень, - Я не думал, что бабушка захочет так скоро воспользоваться своей заначкой.
- Артем, найди в себе мужество и немедленно приезжай в больницу, а еще лучше прямо в милицию. Ты должен придти с повинной, - назидательно заявила я парню.
- Да, конечно, - легко согласился он, - я только кое-какие свои дела улажу и подъеду. Вы бабушку успокойте и милиционеров тоже.
Парень быстро закончил разговор и отключился. Я облегченно вздохнула. Артем, конечно, влип, но, по крайней мере, он не отрицает своей вины, следовательно, и я и баба Фая автоматически выпадаем из-под подозрения. Конечно, вряд ли бабушка с радостью примет известие о том, что во всех ее неприятностях виноват внук, но все равно это обстоятельство значительно облегчит ей жизнь.
Не успела я перевести дух от мало приятного разговора, как в отделение наметилась заметная суета. Сначала по коридору пробежала медсестра и скрылась за дверью палаты бабы Фаи. Затем из нее поспешно вышли милиционеры и с недовольными лицами остановились в сторонке. Потом снова пробежала медсестра, вернулась с полным шприцем в руках, а вместе с ней еще один врач. Не трудно было догадаться, что Фаине Иосифовне стало хуже, и сейчас медики проводят реанимационные мероприятия, а попросту, борются за ее жизнь.
Страшно расстроенная я обратила свое негодование на милиционеров.
- Что вы наделали?! Что вы за люди такие, бесчувственные? Неужели нельзя было немного подождать? Она же ни в чем не виновата! Это Артем ей деньги подменил! А вы...! Вы...! - выкрикивала я, готовая накинуться на них с кулаками.
- Стоп, голуба! - Завьялов грубовато взял меня за плечи и немного встряхнул, - прекрати истерику. Еще недавно ты клялась, что понятия не имеешь, откуда у бабули фальшивки, а сейчас уже про какого-то Артема поешь? Ты уж определись.
От такого едкого замечания у меня перехватило дыхание. Но ответить я не успела. Из палаты вышли врачи и медсестры и молча разошлись по своим делам. Последний вышел врач, который давал список лекарств. Он остановился около милиционеров и спокойным, почти равнодушным тоном сообщил:
- Она умерла. Мы не смогли ничего сделать. Организм старый, сердце не выдержало стресса. Скажите, что делать с деньгами?
- Жаль, - сожалея неизвестно о чем, отозвался один из милиционеров.
- Деньги мы должны изъять, - серьезно заговорил Завьялов, - я попрошу вас быть понятым, - обратился он к врачу, - и пригласите еще кого-нибудь из персонала. Вас, Татьяна Сергеевна, я также попрошу присутствовать, а потом вам придется снова проехать к нам в отделение и ответить еще на несколько вопросов.
Дальнейшее происходило как в тумане: процедура изъятия фальшивых денег; отделение милиции; бесконечные повторяющиеся вопросы; ухмылки следователя; нелепые обвинения. Я несколько раз слово в слово пересказала разговор с Артемом, а в ответ услышала ужасные слова:
- Все что ты нам тут рассказываешь, конечно, очень интересно, - обращаясь ко мне на ты, устало заявил Завьялов, - но мне почему-то кажется, что ты сама подменила деньги в шапочку бабули, а теперь пытаешься перевести стрелки на ее внука.
- Бред, - только и смогла я ответить, - Вот придет Артем с повинной, тогда вы извиняться передо мной будете.
- Что-то твой Артем не торопится к нам, и телефон его не отвечает, и дома его нет, - развел руками следователь, - плохи твои дела, голуба!
Домой меня отпустили уже поздно вечером, заставив перед этим подписать бумажку, в которой было написано, что я обязуюсь до определенного времени не выезжать за пределы города. В самом скверном настроении я вернулась домой и дала волю слезам.