Шел тяжелый и мокрый снег, быки гордо разрезали его своей широкой грудью, мотая огромными ветвистыми рогами. Следом, утопая по шею, шли самки вперемешку с молодняком. Их погоняли рабы - кочевники. Танат провожал их безразличным, невидящим взглядом, как и подобает смотреть мужчине на невольников из покоренных племен. Последняя мысль отдавала горечью. Посвящение ему только предстоит. Танат молодой, меньше одного оборота, пусть даже он из самых ранних, кто помнит уже кипящие ручьи и столкновения с Огненными Гигантами, летящие раскаленные, взрывающиеся булыжники, да горящие стада.

     Мир Хонтора начинает новый круг, и опять потекут теплые ручьи, а рыба с тюленями отхлынут в глубь холодного края. Народы начнут переселение, да что народы, весь мир начнет сдвигаться. На днях у ледяного водопоя нашли следы пещерной гиены, а это значит, что скоро подтянутся и другие твари с огненной стороны. Стало быть, его время тоже приближается.

     Танат к этому готовился с тех пор, как он себя помнил. Его выбрал учеником дух Нанука и начал обучать Языку одновременно с обычной речью. Во всяком случае, он не помнит то время, когда в его голове не жужжал вечно учитель. А старый Апай обучал его фехтованию костяным копьем. Вроде бояться не за что, он стал неплохим колдуном, да и охотник он не из последних. И хотя Танат слушал тысячи разных рассказов об испытании, сомнения лишали сна и отравляли жизнь. Успокаивало только одно: еще два-три прилива и все будет ясно.

     Но как тут успокоиться, если мужчины что только не рассказывают у костров во время отлива, когда Узкое Море мельчает настолько, что их большим костяным лодкам делать в нем нечего. Большинство из них выжило только чудом. У каждого бой проходил по - своему, и если сначала Танат пытался завязывать себе узелки на память, то вскоре оставил эту затею, ибо так и не нашел никакого порядка либо закона. Оставалось неизменным только одно - огонь и сталь против духов и кости.

     Проходящие мимо рабы покорно опускали глаза. Когда-то они были грозными воинами и держали ледяную землю в страхе, но что они могли противопоставить Языку и Кости. Благодаря духам он и его племя стали ужасом Хонторы. Ибо именно духи принесли народу Язык. Каждый малыш, который в состоянии ползти, уже знает о том, как они явились во сне к Унуку, и что мудрец признал и внял им только с третьего раза. Унук заключил с ними сделку, по которой за Язык и бессмертное бытие под видом чистой силы народ будет готовить воинов для Большой Битвы. Это было сотни и сотни оборотов назад. Сам Унук сейчас царствует в Безвременье во главе огромной армии уже почивших духов-колдунов.

     Жизнь на Хонторе тяжела даже для тех, кто на самой вершине, что же до остальных, она и вовсе невыносима, а временами слишком коротка. Прочие племена ледяной земли были сметены меньше чем за один оборот. И только на рубеже с огненным краем они столкнулись с другим племенем яростных воинов - огненными гигантами. Они были единственные, которые сумели вырываться из-под власти языка и дать отпор. Кровь лилась рекой долгие обороты, ряды армий скудели быстрее, чем неистовство противников. Война была настолько ужасной, что грозила опустеть вся обитаемая часть Хонторы. Узкая полоса тени между огненным и ледяным лицом мира, что с трудом могла прокормить малочисленную и хлипкую жизнь, была полностью истерзана. В бой к тому времени шли дети, женщины и старики.

     И дабы не угас людской вид, духи спустились еще раз, дав народам закон: "Пусть война всех - станет войной каждого. И каждый должен заслужить сам право на жизнь". С тех пор они встречаются на рождающихся из отступающей пены каменных островках, схлестываясь воин с колдуном. Только хитрость, воинское и колдовское искусство решают, кто вернется в свое племя мужчиной, а кто останется на корм рыбам. Проигравшие просто исчезают, ибо не хватает на Хонторе места для всех родившихся, а для всех умерших тем более - каждый должен сам себе это место заслужить. Каждый отлив.

     Как Танат сможет победить, если он все время в тревоге и кажется, что даже его дух - учитель уже махнул на него рукой? Тоска становилась невыносимой, он, шмыгнув, зашел в иглу и зажег фитиль в каменной лампе, наполненной китовым жиром. Нагрел себе миску похлебки, но даже тепло и еда не успокоили его более чем на миг. Сказать, что он боялся смерти - это оклеветать его, страх перед позором был в сотни раз сильнее. Печь раскалила воздух, и его все же разморило.

     Танат провалился в тяжелый сон. В бреду он видел Хонтор сверху - огромный мир, наполовину кипящий в вечном огне и наполовину скованный льдами. С одной стороны - свет, с другой - тьма, а между ними узкая полоска тени. И разве что, вопреки ураганам, все сметающим ливням и штормам в непрекращающемся, обжигающем глотки тумане или на границе с мерзлотой, тут влачили существование на грани смерти и голода немногие выжившие виды. Каждый оборот жалкая полоска тени сдвигалась в ту или другую сторону - тогда начинались великие переселения. Либо наступала стужа, стада было невозможно прокормить, и тогда ледяные племена Хонтора, гонимые холодом и обезумевшие от голода, срывались с места и нападали на каменные цитадели гигантов. Первые волны всегда погибали, но вслед за ними подходил и их вечный союзник - снег и холод. Очаги гигантов остывали, и вскоре толстый слой льда довершал начатое ледяными колдунами. Либо же огонь наступал, и тогда преследуемые адским пламенем черные великаны теснили ледяной народ. И такие события происходили не чаще двух - трех раз за человеческую жизнь.

     С высоты, доступной только духам, он видел себя бредущим по заснеженным пустыням, по ледяным холмам, похоронившим брошенные селения. Мерзлые кости человечества взывали к нему, будто моля жар освободить их от ледяных оков. В их смерти нет покоя, а лишь боль, которую они готовы разделить.

     Холод пробрался сквозь сон к его телу, и Танат зашевелился. Фитиль выгорел до еле-видного в полной тьме красного огонька. Но не только завывающая вьюга морозила его. Пальцы дрожали, и волосы зашевелились на затылке от ощущения, будто он рыба на крючке. Сейчас костяная игла еще не вошла глубоко в мясо, и поэтому шелковую нить еле-еле тянут, дабы не спугнуть его. Под мягкими и приятными словами духов были спрятаны твердые и острые намерения, что готовы разорвать глотку и небо дураку, который необдуманно проглотит источающую сладость приманку. Будто маралам, чтобы шли на бойню без страха, подслащали последние мгновения.

     Любое резкое движение лишь приведет только к тому, что крючок войдет сильнее в мясо. Он думал осторожно, ибо знал, что духи научились читать мысли с поверхности, а с такими мыслями можно даже до битвы не дожить. Хотя, с другой стороны, сомнения вряд ли позволят ему победить. Метания лишь приблизят его смерть. А что толку мертвому от различных дум. Сначала победить, а потом уж решить, как и что делать дальше. Танат не раз видел, как киты обманывали самонадеянных охотников. Терпение и хитрость. Он долил тюленьего жира в каменную лампу и, тихонько подув, заново распалил фитиль. Огонь неуверенно принялся, бросая странные тени на стены иглу. Танат чувствовал, как над ним нависли встревоженные духи в поисках зерна утаенного. Но он уже давно научился их обманывать, пряча свои мысли глубоко в черепной коробке, запечатав наглухо. Пусть думают, что рыба устала, и попытаются тянуть - он готов. Эта мысль его убаюкала.

     Как только юноша глубоко задышал, дрожащая тень заполнила всю стену, будто кто-то, к нему наклонившись, закрыл собой лампу. Лицо Таната вдруг посерело, став твердым и упрямым. Зубы громко заскрежетали, почти перекрыв звук воющего ветра. Крупные капли пота покрыли лоб, а глаза бешено завращались под опущенными веками. Вдохи стали стонами боли, но выражение упертости лишь усилилось. Тело обернулось тугим комком свитых судорогой мышц, изгибаясь, будто натянутый лук, а стоны обратились хрипами. И в то же время заиграли желваки, а губы растянулись в презрительной улыбке, слегка подпорченной тонкой струйкой крови, текущей из носа. Капля упала на белый пол, растекаясь алым пятном.

     Танат резко открыл глаза от осознания, что на него напали. Сведенные судорогой мышцы челюсти не давали ему сказать Слово, разве что промычать, скрипя зубами. Враг заключил Таната в темницу собственного тела, но окончательно победить пока еще не смог. Силы вытекали, опустошая его. Он понимал, что сможет выдержать, быть может, еще несколько ударов сердца, а после его мозг откроется, как раковина моллюска, выставляя на обозрение всего его. Последним усилием он направил всю свою волю к правой руке, и она медленно задвигалась как сквозь густой болотный ил. Видимо, нападавший разгадал его задумку, и сковывающая сеть усилилась во сто крат, но было уже слишком поздно. Ничто не могло остановить палец, который к этому времени коснулся горящего фитиля.

     Иглу заполнился запахом паленого ногтя и жарящегося мяса. На краткий миг наступил покой и темнота, Только после этого он нашел в себе силы почувствовать муку. Он изошелся в крике боли - облегчения и радости за свою победу. В тот же миг он выхватил костяное копье и выскочил на улицу. Но вьюга уже скрыла напавшего, оставив лишь лужу кровавой рвоты у входа, которая быстро исчезала, припорошенная белым снегом. Танат засунул наполовину прожаренный палец в снег, и боль на мгновение утихла. Что еще за чертовщина происходит, зачем его вскрывать, уж не легче убить?

     Утихомирившийся было червь сомнения, с новыми силами вгрызся в его и без того шаткий душевный покой. Он сидел на корточках, пока старый Апая делал ему повязку из ветхой ткани с толстым слоем мокрой глины. Танат видел, как старик о чем-то общается со своим духом. Его лицо превратилось в одутловатую безучастную маску.

     -Танат, что с тобой случилось?

     Вопрос был задан с таким участьем, что он был готов прямо сейчас обо всем рассказать, лишь бы добрый старец снял с его плеч тяжкое бремя надвигающегося безумия. Но почему-то, в самый последний момент слова горьким комком застряли в горле, и он лишь отрицательно мотнул головой. Старик попрощался как ни в чем не бывало, провожая его, и дав какие-то обезболивающие травы с огненной стороны.

     Парень мог бы поклясться, что на несколько мгновений глаза Апая остекленели, и расфокусированный взгляд будто пытался зацепиться за него. Зачем старик пустил духа в свое тело? От этого плоть начинает быстрее умирать. Покойники безразличны до живого. Какая такая надобность была в этом? Вопросы роились в его распаленном мозгу, и к ним добавились картинки ночных видений. Никогда духи им особо не интересовались, и даже его учитель, видимо, не ставил на него в этой битве. Поэтому последние наставления текли вяло, будто им не было больше о чем говорить. И что это такое в нем проснулось, что он не захотел рассказать старому доброму Апае, который был ему ближе собственного деда, о своих сомнениях. Хотя, будем честны, его жесткий дед и не был ему никогда близок, может быть поэтому любой, кто относился к нему чуть лучше чем к своей собаке, мог с легкостью стать ему другом.

     Сквозь общий шум одна мысль назойливо пыталась обратить на себя внимание, хотя еще не мысль, а только ее аромат, праобраз. Будто место для нее уже готово, а ее пока еще нет. Будто свежий след в снегу, который нужно прочитать, пока его не запорошило. И он наклонился как следопыт и даже попробовал на вкус воображаемый снег, где игриво кувыркалась до этого его мысль. И ощутил как удар молота вкус страха и крови. Танат попытался выплюнуть эту мерзость из своей головы, но было уже поздно, картинки разворачивались одна за другой.

     Забытые образы всплывали из глубин его памяти. Большое, широкое лицо смотрит на него, улыбаясь, а сзади звучит радостный смех. Теплые руки нежно обнимают, и он сам улыбается в ответ. Его придвинули к упругой белой груди с торчащим темным соском. Танат под громкий смех впился в него, а теплая жизнь потекла по его горлу, принося ничем неизмеримое удовольствие.

     От переполнившей радости он, отпустив сосок, громко засмеялся. Над ними склонился огромнейший чернокожий человек, и Танат содрогнулся от страха и ужаса. Но что-то не так, ужас был какой-то поддельный, нарочитый. И он осознал, что ощутил его сейчас, взрослым, а тогда, малышом, лишь потянул ручки, засмеявшись пуще прежнего. Получается, он его знал. Но такого быть не может. Что же это значит? Откуда там быть огненному гиганту, и почему он его знал, почему его родители не мертвы уже, а беспечно с ним о чем-то толкуют? Хотя, он ощутил в их торопливом шепоте тревогу и страх, который передался и ему.

     Его повернули лицом к матери, когда раздались оглушительные удары и яростные вопли. Ужас охватывает ее миндалевидные глаза. Он смотрит очень внимательно, и почему-то решает не кричать. Танат точно помнит это свое решение. И оно было похоже на то, сегодняшнее, когда он не захотел открыть рот и рассказать правду старику. Может быть потому, что в ушах звучал крик отчаяния его матери. И на краткий миг, пока его еще не перехватили так, что он не видел ничего кроме маминой руки, перед ним открылась жуткая картина. Тогда он не смог ее разгадать, сейчас - же глаза поплыли, а к горлу поднялся ком. Черные гиганты и бледные, почти игрушечные тела колдунов, разбросанные вперемешку. Только почему-то они не сражались друг с другом, а пытались закрывать собой от разящего дождя стрел.

     Танат услышал свист, а потом почувствовал глухой удар и почему-то оказался на земле, а слабеющая материнская рука разжалась. Теперь-то он мог различить свист стрелы, и даже понять, чья это стрела по свисту. Он знал, что будет дальше, и все равно не смог удержаться от крика, когда появилось это лицо, хорошо знакомое лицо, правда, теперь уже изрытое морщинами. Он увидел костяной нож, который потянулся к его нежной коже и поцарапал, он почувствовал, как что-то теплое полилось по маленькой груди. Да, это была та же жизнь, которая чуть раньше в него втекала, только сейчас она его стремительно покидала. Он потянулся рукой к шраму на шее - так вот он откуда. И тогда же он получил ответ на последний вопрос, когда увидел, как у ухмыляющегося лица показался другой костяной кинжал. И лишь когда острый осколок кости отодвинулся от нежной детской шеи, он заплакал, потому что почувствовал - уже можно. Его бережно взяли и укрыли в вонючей, но мягкой шкуре, а шероховатый голос что-то говорил, пытаясь успокоить. Очень знакомый голос.

     Сон все не приходил, зато зашел Апая. Он остановился и посмотрел долгим, застывшим взглядом. Старик открыл рот, а из него вышли лишь щелкающие звуки. Танат знал, сейчас заговорит дух. За долгое время вне тела, они практически забывают, как им владеть. После неуклюжего свиста вырвалось что-то похожее на воронье карканье.

     -Ты пойдешь с первым отливом, твое место у подножия черной горы, помечено знаком тюленя.

     Старик вышел, не дождавшись ни ответа, ни знака того, что он был услышан. Танат сжался как пружина, видимо, его решили просто убить. Ведь до Испытания должны были оставаться еще два или три отлива. Безысходность превратилась в злость. Пусть будет так. И все же, несмотря ни на что, эта новость его успокоила. У него и самого не осталось больше сил ждать и бояться. Он вызвал знак "белой стены" и под шум ветра смог забыться на пару часов.

     Очнувшись, Танат был еще пьяным от сна, его тошнило от недосыпа, а тупая скованность не отпускала его члены. Прощаться пришел только дед, и, избегая смотреть ему в глаза, потрепав волосы, плюнул на удачу в мягкий снег. Надвинув капюшон на лицо, старик растворился во вьюге. Но теперь многое изменилось - он знал, что должен выжить и разобраться. Злость, мало - помалу набухая тугим узлом в животе, накачивала его силой. С каждым шагом гора вырастала сплошной черной иглой, буравящей небо. И Слова сами по себе всплывали в его голове. Учитель его оставил - наверное, он будет единственным за много сотен оборотов, которому дух ничего не будет шептать во время Боя. Его шансы остаться живым таяли как снежинки от теплого дыхания.

     Может сбежать? Идея была явно не нова, судя по всплывшим накануне картинкам. Только толку, впрочем, в этом немного. Вряд ли его оставят в покое. Он должен победить, ибо Танат чувствовал, что за теми воспоминаниями стоит еще большая тайна. Что-то, что может изменить не только его жизнь, но и весь мир Хонтора. Как он может себе позволить умереть, когда впервые за все время у его существования появился смысл? Никакой честной битвы, просто быстро убить.

     Рядом с ним шли сотни таких же молодых воинов - кто улыбался, рисуясь, кто откровенно трусил, а были и беззаботные в своей уверенности или глупости. У каждого из них свое копье и своя война. И все они были далекие и чужие Танату сейчас. Вот только он почувствовал, что его жизнь с какого-то момента перестала принадлежать только ему.

     Докучающие мысли покинули его у круглого базальтового плато в зоне отлива. Жар был нестерпим от близости Огненной Стороны. Черная, кишащая сотнями чудных созданий, вода еще не успела спасть, а пот уже струился по лицу, груди, спине, и даже по ляжкам. Ему пришлось ждать недолго - огромное каноэ остановилось у самой кромки убегающей воды. Из него выпрыгнуло гладкое черное и по-змеиному гибкое тело. Танат вряд ли доставал ему до пояса. Несмотря на это, обвешанный золотыми браслетами гигант не спешил сминать его грубой силой. И молодой колдун был ему очень благодарен за это, ибо не знал сколько времени он сможет выдержать танец уверток. В руках приближающийся противник вертел две изогнутые бронзовые сабли. Они крутились то быстрее, то медленнее, пытаясь отвлечь его внимание и навести сонное забытье.

     Несмотря на примитивность этой уловки, Танат чуть было не пропустил момент, когда тот прыгнул на круглое плато. Гигант со всей силы наскочил на Слово "Отражения", и его отбросило на острые базальтовые края. Он распорол себе бедро, и правую руку, на которую успел упереться. Все-таки, решил взять его наскоком. Наглый. Танату повезло, очень сильно повезло - с первых мгновений боя его противник начал терять кровь. У него появился шанс, и на этот раз не призрачный. Теперь все, что нужно - это просто держать дистанцию, пока тот не истечет.

     Но такого подарка от судьбы он не получил. Раны оказались пустяковыми, во всяком случае, противник вскочил на ноги с такой прытью, что надежда вернулась в свое призрачное состояние. Танат бросил Слово "Замедление" и мавр застрял странным насекомым в застывающей смоле. Он с самим временем ничего не сделал, только изменил его ощущение у врага. Пока его мозг поймет обман, есть пару мгновений, чтобы распороть черный мускулистый живот. Гигант должен сейчас его видеть быстрым, как молнию. Прыгнув с плоского камня в воду, он оказался менее чем за два удара сердца рядом с огромной, черной тушей. Когда Танат обнаружил обман и попытался притормозить, было поздно. Зрачки. Он был таким уставшим, что не заметил сразу: они на нем фокусировались, значит, никакого замедления не произошло, а противник заманил его в капкан. Тяжелые ятаганы практически одновременно обрушились сверху, под один он успел подставить наискосок копье, так, чтобы лезвие скользнуло в бок. И сам нырнул под свое же древко, краем глаза увидев, как из камня у его ног высекся сноп искр.

     Его обманули как дурака, выманив самого с площадки, а онемевшие от сильного удара руки вряд ли выдержат еще один. И тут на самом краю восприятия он почувствовал присутствие духов и их уже нескрываемое торжество. Но вместо уныния от предательства к нему вернулась злость, и появилось новое, доселе неиспытанное желание - месть. А сейчас нужно выжить. Враг ожидает его слабости, ну так пускай получает ее сполна. Он простонал и сделал вид, что пытается втащить свое тело на плато, при этом, вызвав символ "Жары" - уж этого он точно не ожидает. Тот так привык к жаре, что даже не понял, что тут ее не может быть. Он прямо чувствовал, как поры на эбонитовой коже раскрываются, выбрасывая тонны пота. А вслед за этим словом вызвал "Ярость" и сделал шаг в сторону, уворачиваясь от нового удара, который был и не таким быстрым, и не таким точным как первый. Гигант купился на уловку, не заметив первого заклинания, уже боролся со вторым, сбрасывая его силу при помощи ритмичного дыхания. Тем временем, пот уже лился рекой по черной спине и падал ручейками в глаза, отдавая энергию, а резкий ветер с Ледяной Земли довершал работу, вытягивая тепло с утроенной силой.

     Молодой колдун с преувеличенной медлительностью уворачивался от все более неуклюжих ударов. Взобравшись, будто из последних сил, на скалу он, вызвал "Слизь". Мавр покачнулся, но сохранил равновесие и шагнул дальше, сумев отбросить и этот морок. Танат должен был как можно дольше путать противника, чтобы тот не обнаружил реальную свою беду, которая высасывает из него жизнь. Привычное ощущение жары заставляет его отдавать последние силы. А колдун забрасывал его простыми Словами, которые тот точно знал и также знал, видимо, как от них защищаться: "Страх", "Боль", не забывая при этом показывать безысходность и малодушие. Первой победой была презрительная улыбка на лице Огненного Гиганта. "Слабость", "Отравление" - все эти слова отметались с такой простотой, что Танат понял: первое сказанное Слово -это было просто огромной удачей. И в то же время он заметил мелкий тремор мышц под угольной кожей.

     Все, Пора! Он убрал "Жару". И холод обрушился на гиганта с такой силой, что того сковало в конвульсиях. Танат, прыгнув в воду, пырнул длинным копьем, но ятаган в самый последний момент отвел в сторону удар, оставив еще одну алую борозду, на этот раз на огромной, черной груди. Второй удар тот уже был не в силах отбить из-за сковавших его судорог, но и Танат не смог прицелиться, чуть не сломав копье об кость.

     Вдруг он увидел золотистую вспышку, и пришла темнота. Танат не знал сколько пролежал без сознания, но судя по тому, что вода не полностью проникла под одежду, не более нескольких ударов сердца. Глухая боль в голове мешала открыть глаза, зато он отчетливо услышал довольное хмыканье духов и, сцепив зубы, поднял веки. Он успел увидеть над собой дрожащий ятаган и сводимую в судорогах черную фигуру. Теперь уже и притворяться не надо было, перекатываясь на сторону лишь ценою огромных усилий. Жизнь свою все же спасти успел, а заодно и понять, что с ним случилось. Недалеко лежал окровавленный массивный золотой обруч, который, наверное, и свалил его с ног.

     Скорее всего, он только содрал кожу, иначе бы пришлось ему кормить крабов своими рассыпанными по всему дну мозгами. Под руками не было больше ничего, его копье было отброшено далеко. Из-за тумана в голове ничего умнее еще одного перекатывания по морскому дну ему не пришло. Гигант перевернул ятаган и ударил по руке тупой стороной, раскрошив кости. Рука взорвалась огненной болью, и от отчаяния Танат выкрикнул первое Слово, что пришло в голову "Боль". Но лишь увидел кривую ухмылку мавра, второй удар заставил просто нечленораздельно кричать.

     Гигант заржал, занося ятаган, и принялся крошить правую руку. Но острые зубы дрожащего от холода противника щелкали в одних им известных ритмах, превращая его смех в завывание гиены. Холод, да "Холод". Танат сказал это Слово и опять потерял сознание. Впрочем, новый удар по превращенной в фарш руке вывел его из обморока. На этот раз гигант просто свалился на него замертво, холоду он уже ничего не смог противопоставить, не успел. Танат победил, но что толку в этой победе если прибывающая вода сделает то, что не сумел сделать черный воин. Его неуклюжие попытки выбраться из-под пленившего его тела приносили только больше страданий. Соленая волна накрыла его, а горло обожгло горечью.

     Но тут он услышал шлепки и тихие голоса: "Он тут? Да тише ты!" а ему в ответ: "Не указывай мне, старый козел!". А потом он почувствовал, что его осторожно вытаскивают из-под приподнятого тела, и укладывают на качающееся каноэ. Танат услышал новое Слово-"Смерть". И он стал мертвым, его клетки начали себя вести так, будто тело уже умерло. И вновь услышал на краю сознания довольное, победное урчание духа. Он понял, что остался заперт в умирающем, в начинающем разлагаться теле, а скоро сердце не сможет больше толкать густеющую кровь.

     -Хватит, ты его по - настоящему убьешь!

     -Они должны отстать от него, а этого мало.

     -Сейчас к нему начнут приставать рыбы с твоим "все мало".

     Новое Слово сняло с него пелену смерти. И Танат задышал, он знал эти голоса и, черт его возьми, если понимал, что с ним происходит. Но это был самый лучший день в его жизни. Впрочем, он и не хотел понимать, почему эти старики так ласково с ним говорят и сажают в каноэ, отталкивая его, и шепча что-то на счет каких-то скал и какой-то деревни. Деревни под радугой. И что его там встретят: просто плыть по течению, и там он встретит отца и мать. А может, он уже умер, и так выглядит тот, другой мир, но почему же тогда так болят раздробленные руки? Он смотрит сквозь наполненные слезами глаза и видит старого Апая и деда, которые все говорят ему о чем-то. Что отец жив, что так нужно было. И мать жива. Но вскоре каноэ уже тихо плыло по течению, и Танат отплывал туда, где, наверное, начнется настоящая жизнь. И хорошо, что руки болят, иначе он бы точно думал, что умер.