Др смеются гл.1-2 новая редакция
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
Глава 1. Маленький сфинкс
Как и все драконы, новый Драеладр появился на свет из яйца. Необычным кое-кому казалось лишь происхождение яйца: его снесла человеческая женщина по имени Лулу Марципарина Бианка. О диковинном событии быстро узнал весь Ярал, ведь лучшая повитуха города, которая при нём присутствовала, не преминула растрезвонить о загадочном яйце по всей Белой горе. Впрочем, сведущие люди удивляться не стали. Роженица-то вышла из смешанного рода, объединившего несколько поколений драконов и людей. Из рода легендарного Великого Драеладра.
- Легендарного? А что это за легенда, дядя Хафиз?
Собеседник дракончика, грациозный выходец из Уземфа с тонким и подвижным лицом, на миг состроил горделивую мину сказителя героических саг, но призадумался и огорчённо признал:
- Легенду о Драеладре лучше всех рассказывает Бларп Эйуой. Если он когда-нибудь вернётся, нужно будет у него выспросить, а то я слышал урывками. Вроде бы самого первого - ещё не Великого - Драеладра в битве под скалой Глюм победил человек Ашогеорн из Гуцегу. А вот жена того Ашогеорна, царевна Элла, почему-то родила дракона, которого за подвиги, мудрость и объединение враждующих драконьих родов назвали Великим Драеладром. Он-то и стал подлинным основателем ныне правящей династии...
- А сколько всего Драеладров было до меня?
- Много. К тому же все они долго жили, благодаря исцеляющему свету волшебной жемчужины, унаследованной ещё от первого Драеладра...
- И мне тоже дадут жемчужину?
- Нет, она потеряна. Вернее, выкрадена мертвецами из Шестой расы. Если бы её не похитили, прошлый Драеладр мог бы ещё жить и сражаться.
- Прошлый Драеладр? - переспросил дракончик. - То есть мой отец?
- Отец ли? Не уверен, - хмыкнул Хафиз, - у драконов всё сложно. Для наследования важна принадлежность к роду, но следующий Драеладр - не обязательно сын предыдущего. Чаще правнук. Главное же - принятие имени. Пока один Драеладр жив, другого дракона так не назовут.
- А почему люди на площади говорили, что я похож на отца? Они ведь имели в виду недавно умершего Драеладра.
- Не разобрались, - Хафиз усмехнулся, - о том, кто именно был отцом, лучше всего ведает твоя матушка. Но на прошлого Драеладра ты таки похож, да оно и не странно. В любом случае, вы с ним родственники.
- А чем я на него похож?
- Окрасом, формой чешуек, выражением глаз, цепким умом. А ещё он принимал такие же величавые позы, как ты сейчас. Думаю, эта чудная пластика ему пригодилась, когда он стал Живым Императором... - Хафиз прекрасно разбирался во всяких позах, сказывалась подготовка наложника и длительный опыт служения в сералях. Но Драеладр в его словах нашёл совершенно иной предмет интереса:
- Мой предшественник возглавил империю? Разве у драконов бывают империи? Или ты имеешь в виду человеческую?
- Да, Восточно-Человеческую, - пояснил Хафиз, - она объединилась вокруг Эузы ради борьбы с мертвецами. К сожалению, империя жила недолго и давно распалась; мёртвые и в тот раз оказались сильнее.
- Значит, восстанавливать империю придётся мне? - задумчиво произнёс Драеладр. - Кажется, я начинаю понимать, что за надежды с моим рождением связали люди под дворцом...
Да уж, давление этих надежд Драеладр ощущал задолго до того, как вылупился. У драконьих яиц чувствительные кожистые стенки, за которыми не спрячешься от внешнего мира. То-то он медлил выходить наружу, тщась вернуть спокойствие и сонную безмятежность - следы прошлого состояния, в котором яйцо ещё не было рождено.
- Ну, сейчас мало кто надеется возродить империю. Хотят, чтобы не было хуже, - Хафиз скривился. - Мертвецы ведь в человеческие земли так и лезут. Уже бы и на Эузу пошли войной, но до сих пор боялись Драеладра.
- Значит, мне тоже надо быть страшным?
- Для мертвецов, - уточнил Хафиз, - по крайней мере, для них.
Беседы с Хафизом помогали Драеладру лучше понять события полуторагодичной давности, когда сам он упрямо сидел в яйце, стесняясь проклёвываться наружу, пока за окнами на площади не разойдётся толпа. Да уж, очень многие в Ярале напряжённо ждали, когда же дракончик вылупится. Они, забывая о собственных обязанностях, чуть ли не дежурили под южным крылом пустующего дворца Драеладра-старшего, в трёх комнатах которого обосновалась Лулу Марципарина Бианка со снесённым ею яйцом.
Ещё загодя, в ожидании рождения яйца, мать дракона обставила эти комнаты по своему вкусу - развесила по стенам картины да гобелены, обновила шкафы, починила столы и стулья. Всё это сделали люди из уважения к старому Драеладру, который и открыл Марципарине замок.
Кроме Лулу в одной из трёх обновлённых комнат дворца жил ещё Хафиз - бывший её наложник, а с некоторых пор - друг и помощник по хозяйству. Хафиз умел быть незаметным: дракончик в яйце его присутствия почти не чувствовал. Лишь порой отчётливо слышал негромкий мужской голос с особым певучим акцентом, выдающим уроженца Уземфа... Да и не слишком-то мужской, если вслушаться.
Мать обращалась с яйцом, как с ребёнком - носила его на руках, баюкала, успокаивала, закрывала от яркого света шторами, нежно разговаривала с ним, пела колыбельные, только что пока не кормила. Сквозь тонкие стенки яйца Драеладр чувствовал её заботу и терпеливое ожидание. И сам испытывал тёплые благодарные чувства и желание встречи. Если бы не люди, зудевшие за стенами, он бы вышел раньше. Если бы не напряжение, от которого не отгородиться ни белокаменными стенами, ни тёмными шторами, ни материнскими объятиями, ни одеялом, ни кожистой оболочкой. Непросто драконам появляться в кругу людей, а в особенности - многими ожидаемым.
Обычно дворец пустовал и специально не охранялся (в Ярале - не от кого), но с первого дня, как его окружила толпа, на страже у всех дверей встало добрых три десятка стражей с решительными лицами. Их прислала лично Эрнестина Кэнэкта - подруга роженицы и бессменный глава всех разведчиков Эузы. Пока Драеладр не вылупился, он не мог видеть госпожу Кэнэкту, но слышал уверенный грудной голос и чувствовал исходящую от неё игривую силу. С нею в жизнь дракончика вошло веселье и ещё один круг защиты. Людьми - от людей.
Кэнэкта навещала подругу довольно часто, иногда с нею приходил во дворец некто Дулдокравн. Ещё не видя его, только по голосу дракончик догадался, что этот человек - карлик. Происходил Дулдокравн из Отшибины, в ней карлики - почти все. В большинстве отшибинцы вредный народ, но Дулдокравна госпожа Кэнэкта любила, да и Лулу к нему благоволила. И жалела - неизвестно, почему.
Реже других друзей Лулу Марципарины Бианки во дворце появлялся Бларп Эйуой. Громкий уверенный голос, богатство интонаций выдавали в нём человека не только сильного, но и умного. И владела им какая-то сильная страсть, которая звала куда-то далеко, на поиски чего-то неимоверно важного. Даже приходя, он словно отсутствовал во дворце, а когда обращался напрямую к Драеладру - он, как и Марципарина, разговаривал с яйцом - у дракончика оставалось впечатление, что чего-то ему не хватает. Верней всего, того самого, чего этот Бларп тщился найти.
Как и Кэнэкта, Эйуой занимался разведкой, но - совсем по-другому. Он не командовал людьми, да и не отчитывался, а просто на пределе сил искал нечто крайне нужное для всех. Нечто самоценное.
Умных советов Бларпа непременно слушались. Именно Эйуой, заметив, что Бианка подолгу гуляет по дворцовым залам с запеленатым яйцом на руках, указал, что дракончику сейчас важнее покой, а не новые впечатления. А значит, яйцо следует положить и лишний раз не трогать, пока Драеладр не вылупится.
Ух и нелегко пришлось Лулу, но прежнюю привычку таскать яйцо с места на место, величаво показываясь толпе в окнах, она всё-таки поборола. Помогло ли это чем-то дракону? Скорее нет, чем да. Но зато и ничуть не навредило: Бларп Эйуой глупости не посоветует.
В покоях матери, среди подушек на широкой постели, яйцо с затаившимся Драеладром пролежало до середины лета, когда толпа перед дворцом наконец-то схлынула. Облегчение при том испытал не только ожидаемый дракон. Сама Лулу, прекратив прогулки с яйцом, вскоре стала тяготиться настойчивым вниманием горожан (куда девалось первоначальное воодушевление!) и неотлучно сидела при яйце, тревожась за дитя.
Хитрые зеваки поняли, что под дворцом ожидать нечего, и старались разговорить Хафиза, разделившего с Лулу хозяйственные заботы; его как бы ненароком встречали на выходе из дворца, либо на рынке. На расспросы не чуждый стихосложению Хафиз всегда отвечал одно:
"Драеладр пока в яйце,
В белокаменном дворце".
За новости люди из толпы Хафиза неизменно благодарили. От него всегда были рады услышать и это.
Момент, когда из кожистого драконьего яйца показался Драеладр, пришёлся на ночную пору; в небе над Яралом собралось четырнадцать звёзд. Бларп Эйуой, не чуждый астрологии, догадался о причине такого парада, и наутро первым явился приветствовать Драеладра. За ним явилась госпожа Кэнэкта и с нею - отшибинский карлик Дулдокравн. Так у кружевной подушки, на которой возлёг новый глава драконьей династии, собрались все друзья Лулу Марципарины Бианки, с которыми она общалась в Ярале. Кроме них матери явленного дракона хотелось видеть лишь некоего Чичеро, но тот никак не мог прийти, поскольку пребывал в заключении в тяжёлом сундуке, который делил с жутким демоном, именуемым Владыкой Смерти.
Вылупившись, Драеладр получил возможность хорошо рассмотреть тех, кого доселе слышал и чувствовал.
Лулу Марципарина Бианка, его человеческая мать. Изящная и гибкая светловолосая женщина с глазами, лучащимися счастьем. Ждёт ли она от сына чего-то особенного? Да нет: ждёт его самого и с радостью. Её руки всегда готовы обнять, а улыбка - такая трогательная. И она хочет нравиться Драеладру. Бескорыстно, лишь для того, чтобы воспитать в нём чувство прекрасного.
Эрнестина Кэнэкта - женщина постарше, с более пышными формами , чем у матери, но в талии - почти столь же тонка. Округлая мягкая податливость в теле, тёмный огонь в глазах - Драеладру понятна и такая красота. В ней - вызов живого тела бесстрастной мертвечине, с которой издавна борется разведка Эузы. В ней - обещание всему живому. Сейчас у неё карлик, но она всегда готова помечтать, хоть бы и о драконе. Когда-нибудь он вырастет, и разведчица положит на него глаз, обещает она. Обещает не ему, а самой себе. Всё разведать, всё изведать и на личном опыте убедиться - это ли не цель её желаний?
Дулдокравн - отшибинский карлик, чернолицый, да ещё и одноглазый - кажется карикатурой на человека. На лице - заученная недовольная гримаса, знак принадлежности к Великому народу. Но при том он непрост: осанка выдаёт аристократа, во взгляде - затаённая боль. Нет, не об утерянном глазе он печалится. Его потеря больше него самого, и даже жаркой любви Кэнэкты не исцелить жестокой раны.
Бларп Эйуой - высок, крепок. На лице - печать ума, закалённого неудачами. Лёгкая карамцкая бородка (Бларпу случается выдавать себя за купца из тамошних земель). Ироничная усмешка в бороду. И взгляд, такой же отстранённый, как и голос. Разведчик ищет, причём что-то, чего здесь нет.
А вот и Хафиз. Тонкое смазливое лицо, ловкость движений, вся фигура выражает готовность услужить и спокойное удовлетворение малым. Цель? Если и есть она у Хафиза, то он к ней не стремится. В прошлом он избежал лютой смерти, при этом лишился ремесла: после всего он больше не наложник. Он мечтал вернуться к Лулу Марципарине - и вот она рядом. Выходит, жизнь Хафиза удалась?
Много позже Драеладр научился говорить и нанизал слова на гибкую образную основу. Вместе со словами в его опыт пришли знания об обычаях Уземфа, Карамца да Отшибины, о разведке Эузы и её задачах, о прошлом и будущем дня, когда он вылупился и распахнул глаза.
Драконы склонны постигать мир не постепенно, а как бы заглатывая его целиком. Но чтобы постигнуть мир, населённый людьми, дракону-младенцу сперва приходится поделить его на части. Очень уж люди неоднородны.
Важнейшей частью мира, прежде равновеликой целому, для Драеладра оставалась Лулу Марципарина Бианка, очаг нежной любви и заботы. Интереснейшей частью человеческого мира был ближний круг друзей матери: Эрнестина Кэнэкта, Бларп Эйуой, одноглазый Дулдокравн, бывший наложник Хафиз, а ещё спрятанный в сундук Чичеро, чьё незримое соучастие в своей жизни Драеладр всё далее прозревал.
Прочие части человеческого мира состояли в своей основе из слаборазличимых масс. Таких масс дракон мог бы насчитать три.
Далёкая, но страстная толпа на площади составляла самую большую часть воспринятого мира людей, а молчаливые стражи, оградившие дворец от этой толпы - часть скромную, но необходимую. Кроме того, вокруг матери Драеладра сформировался отдельный - чисто женский мирок, в который вошли не столько близкие подруги, сколько любопытные приятельницы.
Итого, в своём делении человеческий мир насчитывает пять частей: мать - друзья - толпа - стражи - приятельницы. Или так: мать - друзья - стражи - приятельницы - толпа. Или ещё как-нибудь.
Хотя вылупился дракон в ночной тиши, увидеть толпу ему привелось очень скоро. Известие о появлении на свет Драеладра жители Ярала встретили бурным ликованием; масса на площади вновь собралась в считанные минуты. Счастливая Лулу Марципарина Бианка вынесла его на балкон показать собравшимся. Дракончик жмурился от солнца и от множества устремлённых на него взглядов, а гром приветственных криков побуждал его спрятать голову под перепончатое крыло.
Вылупившись, маленький Драеладр первое время не понимал человеческую речь, хотя превосходно её слышал и запоминал на будущее. В дальнейшем он о многом расспросил верного Хафиза, с которым коротал последние месяцы младенчества в уединённой хижине на вконец обезлюдевшей юго-восточной оконечности Ярала, в своё время трижды накрытой жестокими оползнями.
Бедная событиями жизнь протекала в снах и беседах с Хафизом, которые возвращали Драеладра к событиям более ранним.
Вот снова дворец в Ярале, впервые увиденная толпа на площади, отдельные голоса. О чём они тогда говорили?
- Ну, слава Божествам, - облегчённо перешёптывались меж собою люди, - раз в роду Драеладра пополнение, мертвецы до нас больше не дотянутся из-за своих Порогов Смерти.
А другие улыбались:
- Один Драеладр нас покинул; было страшно, но недолго; новый Драеладр нас спасёт, - и глядели на малыша такими взглядами, словно он уже вырос до размеров изрядного холма, способного их заслонить от всех напастей.
Так выглядело лишь самое начало. В какой-то момент настроение людей резко изменилось - всего через месяц после бурной радости. Что-то такое узнали эти люди, о чём дракончик ничуть не догадывался, но чувствовал: теперь его существование не вызывало у них особого восторга, а скорее досаду и раздражение.
Тут-то и пригодились стражи, охранявшие дворец. Составив особую часть человеческого мира - дружественную, но закрытую и недоступную, они встали безликой преградой против безликой стихии.
Да, тоже безликой. Среди стражей выделялись только двое: Уно и Дуо. Верно, не только потому, что первый вечно прибеднялся и норовил переложить на других свои обязанности, а второй всюду таскался с обшарпанным арбалетом. Их обоих неплохо знали все друзья Марципарины, тогда как остальных - только Кэнэкта.
Кажется, Уно и Дуо не были коренными яральцами, а прибыли откуда-то из-под Цанца, ныне скрытого от мира живых Порогом Смерти. Их особая судьба не позволяла им слиться с остальной массой охранников дворца и походила на судьбы иноплеменников Хафиза или Дулдокравна. Лишь случай превратил Уно и Дуо в стражей. Не завербуйся они к Кэнэкте на службу - как пить дать, входили бы в круг друзей.
В пору, когда толпа на площади утратила к нему требовательный интерес, а стражи напряглись, готовясь в случае чего отразить натиск, облегчённо сузившийся мир Драеладра почти целиком заполонили умильные женские интонации. Несколько родственниц и приятельниц Лулу Марципарины Бианки теперь ежедневно её навещали с единственной целью выполнить нехитрый ритуал: всплеснуть руками, погладить по чешуйкам, произнести одинаковые слова с разной мерой искренности.
Первая яральская модница - госпожа Ута из дальней ветви рода Драеладра - стала появляться во дворце ещё с того момента, как входы в него перекрыли стражи. Прежде она Марципарину и знать не знала; верно, горячий интерес толпы побудил её искать запоздалого знакомства. После того же, как Драеладр вылупился, в круг неравнодушных посетительниц вошли Капитолина и Валериана - супруги градоначальника Ярала и первого советника, потом их число ещё возросло за счёт подруг Уты.
Хотя всякий человек в Ярале знал о его великом предназначении - Драеладр чувствовал это знание окружающих всеми чешуйками - для женщин из этой группки дела семейные представлялись много важнее, чем подвиги, которые предстоит свершить.
Стремление к непостижимому женскому счастью, которым весь этот кружок сплотился вокруг материнства Марципарины, принимало разные оттенки от сладкого сорадования до едва прикрытой зависти. Кажется, многим здесь хотелось бы родить дракона вместо неё - даже Уте, которая своего дракона уже некогда родила, но, правда - без особых почестей. Не к любому дракону в роду переходит главное имя.
Как и люди, маленький Драеладр появился на свет беспомощным комочком, способным вызвать симпатию у кого только можно. Что за прелесть этот малыш! Какие милые глазки! Что за носик! А щёчки круглые-круглые - в мать! И как задорно он улыбается! И такие ладные ручки, ножки, крылышки! И чешуйка смешно топорщится на пузике!
Драконы ничего не забывают и способны задним числом осмыслить речь на непонятном ещё языке, но слушая день за днём примерно одно и то же, Драеладр заранее определил некоторые речи как пустые - и намеренно от них отвлекался. Ведь запомнишь эти слова - и они однажды введут тебя в заблуждение, ибо правильного смысла не имели изначально.
А ведь настроение людей на площади не мог понять не только маленький Драеладр. Даже кое-кого из людей оно ставило в тупик. Лулу Марципарину, которая и подумать не могла, что кто-то перестанет восторгаться её любимым крылатым детищем. Довольного жизнью Хафиза, который не интересовался дворцовой политикой Эузы, и потому-то многое пропустил.
Иное дело - госпожа Кэнэкта, Бларп Эйуой и другие разведчики. Незадолго до изменения настроения жителей Ярала они встревожились, день-другой что-то между собой обсуждали, затем предупредили Бианку, что хорошо бы ей с сыном-драконом на людях показываться пореже. Сказать, что мать Драеладра совету удивилась - ничего не сказать. Должно быть, она раньше думала, что с появлением на свет Драеладра весь мир спасётся без дополнительных усилий.
Совету друзей из разведки мечтательница вняла не сразу. С момента, как Драеладр только вылупился, у неё вошло в привычку подолгу гулять во внешнем дворе замка с дракончиком на руках. Она подставляла чешуйчатое дитя горячему летнему солнцу и с удовольствием делилась выпавшим ей счастьем с близкими друзьями и любопытными знакомыми. Спрятаться? Укрыть всеобщего любимца и надежду всего Ярала? Да это смешно!
И тогда госпожа Кэнэкта предложила Лулу показать сына отшельнице Бланш, кстати, родной бабушке Бларпа Эйуоя. Наивная мать Драеладра, кажется, хотела похвастаться любимым сыном и перед Бланш, потому с воодушевлением согласилась. Правда, быстро доставить старушку в Ярал оказалось не под силу даже её прославленному внуку. Бланш удалилась от суеты на остров Новый Флёр, затерянный где-то на краю нижнего из небес. И пусть от высокогорного Ярала до нижнего неба ближе, чем от любого другого наземного города, всё же полёт туда и обратно в воздушном замке отнял у Бларпа Эйуоя кучу времени.
Гостья вошла во дворец с чёрного хода и под покровом ночи, стараясь не попасться на глаза непосвящённым горожанам. Только четырнадцать звёзд на небе не просто видели Бланш, но и освещали ей путь. Эти звёзды, по уверениям Хафиза, появились в ночь, когда Драеладр вылупился, и не пропадали даже в облачную погоду.
Провидица держалась с уверенностью, говорила сухо и глядела так, что дракончику под её взглядом было не по себе. Без долгих расшаркиваний она велела Лулу Марципарине Бианке показать ей дитя.
Старая Бланш была известна как предсказательница будущего по глазам драконов. Что она там обычно видела в драконьем взоре, её дело, но встретившись взглядом с Драеладриком, старушка перепугалась не на шутку. Заслонилась ладонью, зашептала заговоры-обереги, прислонилась к стене. И, ничего никому не сказав, поспешно удалилась.
Наутро её внук, хитроумный Бларп Эйуой, просил Марципарину не держать зла на впечатлительную бабушку, назвал причину страха смехотворной, но в чём она состояла - утаил. Когда же кто-то из близких друзей матери Драеладра пытался настоять на прояснении смехотворной причины, Эйуой отшутился.
- Он сказал: "Смехотворные причины бывают слишком опасны", - припомнил дракончик.
- Да, что-то наподобие, - согласился Хафиз. Таких подробностей ему самому не упомнить: как-никак, чистокровный живой человек со всеми положенными несовершенствами.
В тот же день Лулу Марципарина Бианка унесла новорожденного сына-дракона в маленькую комнатку без окон в магически защищённом от наблюдения свыше уголке дворца, где и выкармливала своим освежающим молоком. От кого она его прятала, осталось тайной. От людей, или от четырнадцати любопытных звёзд, пронзивших лучами льды семи небес, чтобы выведать подробности возрождения легендарной династии? Люди не могли пронзить взорами стены комнатки, от внимания звёзд малыша закрывала заговорённая люстра.
- А что такое звёзды, дядя Хафиз?
- Очаги божественной энергии, - не задумываясь, отвечал тот, - их довольно много в небесном ярусе. Четырнадцать главных звёзд - глаза Семи Божеств, сотворивших наш мир.
- А зачем звёздам за мной наблюдать?
- Ну, это у самих звёзд спросить надо бы... - с некоторых пор ответ Хафиза на вопрос о наблюдателях стал уклончивым. Наверное, чтобы подрастающий дракон не заносился. Но Драеладр прекрасно помнил все прошлые ответы, в которых Хафиз не осторожничал. Дракон твёрдо усвоил, что принадлежит к правящему драконьему роду Драеладров, каковой накануне его рождения едва не пресёкся с уходом Живого Императора. И догадывался, что за надежды с ним связывают Божества. Те самые, от которых отпали малодушные жители Ярала.
Ох уж эти люди! Отчего они тобой восторгаются и чего ради разочаровываются? Непостижимые люди, склонные сливаться в стихийные массы, неразличимые даже цепким умом дракона!
Даже выучившись речи и выспросив у Хафиза, что только можно, Драеладр не понимал в чём-то главном людей - даже самых близких и дружественных. Во-первых, загадочного Чичеро, рассказывая о котором, Хафиз путал и себя и собеседника. Во-вторых, самого Хафиза: что он делает здесь, в Ярале, где нравы лишены утончённости и мало кто нуждается в наложниках? В-третьих, Бларпа Эйуоя: каково его родство с драконами, о чём он постоянно думает и куда исчезает? В-четвёртых, Эрнестину Кэнэкту: чем она встревожена, когда напускает на себя беззаботный вид? В-пятых, одноглазого чернолицего карлика Дулдокравна: как он, отдельный живой человек, мог быть составной частью мертвеца Чичеро? В-шестых, конечно, провидицу Бланш - ибо никто до конца не поймёт настоящую провидицу.
Ну, а в-седьмых... (да нет, это во-первых!), он ещё не мог понять Лулу Марципарину Бианку - собственную мать. Что с ней стряслось и где она теперь? Теперь, когда дворец пришлось сменить на отшельничью хижину и рядом остался один Хафиз.
Почти каждое событие, в котором участвовали люди, дракону приходилось долго истолковывать, прибегая к помощи Хафиза. Взять бы хоть ту самую первую, благостную встречу с толпой, когда гордая Лулу вынесла вылупившегося сына на балкон. От слишком громких приветствий дракон спрятал голову под крыло. Люди же огорчённо ждали, когда же он на них посмотрит, чтобы осчастливленными разойтись.
- Зачем они караулили моё рождение? - как-то спросил Драеладр у Хафиза. Тот ответил, что яральцы, должно быть, надеялись своим участием помочь ему вылупиться. Помогли - и ушли восвояси.
- Да? - усомнился дракон. - Что-то я не почувствовал никакой помощи. Даже наоборот.
Тогда Хафиз нехотя припомнил иной повод для стечения народа:
- Есть ещё примета. На кого поглядит новорожденный Драеладр, тому подарит удачу и долгую жизнь.
- Вот это уже похоже на правду, - с усмешкой в голосе заключил дракон. Ну ещё бы не усмехаться: Хафиз перестал темнить - и всё тут же прояснилось. Отдельный вопрос - зачем темнил Хафиз, но зато люди...
Люди ему с этих пор казались с каждым днём всё понятнее. Если и подбрасывали загадки, то - решаемые без труда.
Следующая загадка - о людском разочаровании. Оно ведь не случилось просто так, ни с того ни с сего. Значит, причина отыщется, если поймать Хафиза на слове. Что это он говорил о дворцовой политике Эузы?
И Хафиз вспоминал о внезапном разочаровании толпы, призаваясь: тот момент потому хорошо запомнил, что не мог его уяснить. Ну, а может, всё же уяснил, но скрывал от Драеладра: уземфец-то умел плутовать.
- Люди с площади во мне разочаровались. Хафиз, я не верю, что ты не прослышал, в чём было дело! - как-то раз заявил дракончик, прикидываясь не на шутку рассерженным.
- Я узнал лишь одно: в Эузе в ту пору поменялся правитель.
- И что это могло значить?
- Ума не приложу, - с изяществом пожал плечами наложник.
Если Хафиз и знал, то не желал объяснять. Может, это уловка, чтобы дать дракончику пищу для ума?
Драеладр пытался думать самостоятельно, но выходила ерунда. Конечно, Ярал - один из городов Эузы, но расположен он в верхней части почти неприступной Белой горы, сменившийся же правитель так далеко: в столице, куда ехать - не доехать... Похоже, в рассуждения вкрался серьёзный изъян. Или не очень серьёзный. Ведь если Драеладру мешает понять людей его инородная драконья суть, то что же тогда мешает человеку Хафизу? Незнание дворцовой политики?..
А ведь другие люди из близкого круга Лулу Марципарины сделали какие-то выводы. Будь теперь рядом Кэнэкта или Бларп Эйуой, они бы уж точно помогли разобраться в этой загадке. Увы, к моменту, когда Драеладр выучился сносно говорить, с ним остался только Хафиз, а что тот понимает в дворцовой политике? Восточная поэзия, которую уземфец тонко чувствует, воспевает иные предметы.
Конечно, для молодых драконов с особым предназначением Хафиза подходящим воспитателем не назовешь, ибо и сам он получил весьма узкую подготовку - для карьеры наложника в серале царевны Уземфа. У драконов совсем иные запросы, чем у любой из царевен тамошнего пустынного края. А всё же, когда выбирать круг общения не приходится, будешь благодарен и единственному своему воспитателю, каков бы тот ни был.
И от раздражения Драеладр переходил к благодарности, словно впуская в себя неразумную толпу с её крайностями.
Впрочем, нет, благодарность дракончика имела надёжные основания. Как на него ни дуйся, Хафиз честно старался быть полезным. Всё-таки именно от него, а не от признанного знатока легенд Бларпа новый Драеладр узнал свою родословную. И в годины лишений уземфский наложник не раз напоминал воспитаннику, что по матери тот приходится прямым потомком легендарной царицы Эллы, которая впервые родила, выкормила и воспитала Великого дракона.
- А как же моя мать? - не раз удивлялся дракончик. - Отчего она перестала меня кормить и воспитывать?
- Она обязательно вернётся, - терпеливо убеждал Хафиз, - ей только надо для этого немножко расколдоваться...- и к слову запевал длинную песню в восточном стиле, посвящённую совсем другой заколдованной царевне и семерым кочевникам картау с ней.
Кто заколдовал мать маленького Драеладра, Хафиз точно не знал, как и того места, куда её увезли прибывшие с небесным замком драконы. Некая "Канкобра": поди догадайся, где это расположено.
Иной раз лишь теперь ты можешь осмыслить важное тогда.
Маленький дракон начал говорить и самостоятельно двигаться вовремя, но и слишком поздно. Поздно - чтобы успеть полноценно прожить ключевые события собственного младенчества, чтобы расспросить о происходящем тех, кто лучше его понимал. И чтобы хоть на что-нибудь самому повлиять.
Воспоминания, сновидения, размышления - вот из чего складывались дни опоздавшего Драеладра. Поводов для немедленного действия жизнь не давала, побуждала ждать, переосмысливая одни события и пытаясь предвосхитить другие. И решать загадки. И придумывать новые.
Одной из загадок, приснившейся ему беспокойной ночью, Драеладр чуть не сбил с ног Хафиза, у которого на плече сам и сидел.
- Кто летает утром на четырёх крыльях, днём на двух, а вечером на трёх? - выпалил он в ухо наложника, отчего тот споткнулся и вызвал мощный камнепад.
- Ума не приложу, - признался Хафиз. - А ты-то сам знаешь?
- Конечно. Это дракон. Но не всякий. Только тот дракон, который стал человеком.
Глава 2. Человек-рептилия
Некоторые события своего младенчества дракончик узнавал только от Хафиза. Его собственная память их не хранила, поскольку он так и не стал их участником, был удалён от них матерью и её друзьями. От некоторых встреч они берегли его с большим тщанием, чем от настроений человеческой толпы. Например - с драконами, что прилетали в открытую сверху парадную залу. Случалось, Драеладр видел их прилёты - и глядел во все глаза, пока его не уводили - нежно, но настойчиво.
А уж как сами драконы заинтересовались рождением Драеладра! Да, с известным опозданием, но с каким азартом!
Не успела Лулу Марципарина Бианка по совету Бланш укрыть дитя от любопытных человеческих глаз, как с небес спустилась сама Гатаматар - огромная бледно-зелёная Мать-Драконица. Приходилась она далёким предком драконам из почти всех неугасших родов, и Лулу Марципарину с маленьким Драеладром также могла числить среди своих потомков. Не каждого явившегося на свет дракона Гатаматар удостаивала личным вниманием. К Драеладру ей пришлось лететь насквозь через все небеса в места, населённые людьми.
Лулу Марципарина Бианка встретила Мать-Драконицу в открытом сверху парадном зале дворца. Вышла к ней настороженно, шёпотом попросила Бларпа и Хафиза держаться поближе; вынести Драеладра отказалась. Да и не зря: выяснилось, что Гатаматар прилетела не просто поприветствовать новорожденного, а хотела забрать его с собой.
- Дракон должен расти среди драконов, - проникновенно вещала она. - пойми, доченька, у людей ему делать нечего.
- Вы хотите у меня его отнять и держать у себя в пещерах? - поразилась женщина.
- Не обязательно отнимать, - уточнила драконица, - мы и тебя не против принять вместе с сыном. Правда, не каждый человек выдержит драконий быт, да и не уметь летать у нас бывает опасно. Но я попрошу кого-то из молодых драконов, и за тобой проследят, не позволят глупо погибнуть. Зато - Драеладру будет у нас лучше...
- Род Драеладра всегда жил среди людей, Великая Мать, - отвечала Лулу Марципарина, - в нашем роду судьбы и сущности людей и драконов переплетены. Все мы драконы, но мы же и люди, и не столь важно, кто как выглядит.
Драконица настаивала:
- Люди предадут драконов, вот увидите. И убъют Драеладра, пока он мал и уязвим.
Мать Драеладра заявление Гатаматар испугало и разозлило.
- Ваши суждения о людях, Великая Мать, - сказала она с резкостью, - несправедливы и неверны. Вы весь век провели с драконами, и людей совсем не знаете!
- Не знаю? - горько рассмеялась Гатаматар. - А я ведь старше тебя, девочка. И весь мой век люди пресмыкаются перед Шестой расой, добиваясь права превратиться в мертвецов.
- Но люди Эузы совсем другие!
- Все люди одинаковы.
Лулу плохо понимала по-драконьи, роль толмача с начала разговора взял на себя Бларп Эйуой. Он же и одёргивал Марципарину Бианку, когда та против воли слишком проникалась внушёнными драконицей переживаниями: сочувствием к её мольбам, страхом перед скрытыми угрозами, стыдом за вынужденную дерзость и плохое гостеприимство (с Матерью ведь не принято спорить).
Гатаматар пыталась пророчествовать. Расписывала беды для всего мира, которые проистекут от человеческой неблагодарности. Печалилась человеческой неспособности воспитать полноценного дракона. Пытаясь подняться выше личных обид, обещала всегда быть открытой к любому из своих чад, даже к непослушному. И вечно ждать покаяния Лулу Марципарины, буде та одумается.
Женщина выстояла. Пользуясь аргументами, подсказанными Бларпом, она опровергла все вкрадчивые доводы, и напоследок объявила:
- Не думайте, Гатаматар, что мой маленький дракон живёт среди людей. Помните, что его и здесь окружают драконы, пусть и в человечьем обличии. В роду Драеладра все люди - тоже драконы, извольте впредь это помнить! - последняя фраза прозвучала с обидной для драконицы резкостью.
- Я надеюсь, дочь моя, ты успеешь раскаяться вовремя, - отбила её выпад Гатаматар.
Улетая, огорчённая Мать-Драконица сделала добрый десяток кругов над дворцом, причём издала протяжённый плач, способный ввергнуть в волнение и самого хладнокровного из людей-яральцев.
- Я поссорилась с Гатаматар? - спросила Лулу.
- Ещё нет, - ответил Бларп, - настоящая ссора впереди.
Хафиз также предположил, что если Гатаматар и высказала все горькие слова, которые имела, то обидные слова пока придержала.
- Обидные слова нам скажут её чада и сподвижники, - добавила Эрнестина Кэнэкта, - раз убедить нас не удалось, прибегнут к устрашению.
И как в воду глядела: вслед за Матерью-Драконицей явился самый несдержанный из её крылатых сыновей - некто Мадротар, цветом и порывистостью движений подобный пламени. В красных глазах этого оранжевого дракона явно читался гнев и жажда мести за поругание справедливейших начинаний его матери, из пасти так и брызгала едкая слюна. Не успев подлететь, Мадротар издал леденящий души вопль, потом с тою же громкостью заговорил, но так и не произнёс ничего нового.
- Дракон должен расти среди драконов! - возмущённо восклицал он. - У людей ему делать нечего!.
Недостаток собственных слов Мадротар восполнил угрожающими действиями: имитировал воздушную атаку на замковые постройки. Одну из труб в южном крыле замка грубиян снёс тяжёлым крылом - несомненно, намеренно, с целью демонстрации силы. Из пасти изрыгнул жёлтое пламя, опалившее Хафизу волосы. Мол, такое вам недоступно, мерзкие людишки.
Ответ Бларпа Эйуоя не заставил себя ждать. Быстрее молнии разведчик выхватил огненную плеть, поджёг её и полоснул по пронёсшемуся над головой драконьему брюху. Тем самым Эйуой подтвердил, что и он - самый настоящий дракон, и тоже вполне огнедышащий.
Хафиз успел не на шутку встревожиться, думал, теперь Мадротар станет ломать дворец чудовищными лапами и сокрушит его до самого основания. Но на следующий заход опалённое чудовище не отважилось. Улетая, Мадротар бормотал угрозы, но претворить их в жизнь пока не пробовал.
- Всерьёз напасть на защитников маленького Драеладра? Да его за это сама Мать-Драконица в блин раскатает, - усмехнулся Бларп.
Потом требовательные драконы зачастили. Прилетали и по двое, и по трое, и каждый доступным ему языком убеждал человеческую мать Драеладра отдать малыша соплеменникам. Но Лулу Марципарина Бианка вновь и вновь проявляла необходимую твёрдость, и её было кому поддержать. Бларп Эйуой на время отложил свои обычные разъезды, чтобы в случае надобности поучаствовать в разговорах знанием языка да огненной плетью. Впрочем, плеть больше не пригодилась: драконы не стремились настолько обострять отношения.
К середине осени поток драконов иссяк. Последняя драконица из свиты Гатаматар прилетала трижды и вела нудные разговоры без надежды на успех. Когда Лулу попросила эту драконицу больше не прилетать, та подчинилась с видимым облегчением.
- И всё-таки, зачем Гатаматар хотела забрать у меня Драеладра? - недоумевала Лулу Марципарина.
- Из самых искренних добрых побуждений, - уверил её Бларп Эйуой, - чтобы надёжно защитить от вероломных людей.
Человеческая мать Драеладра недоумённо проговорила:
- Правда? А мне казалось иначе... Так отчего же мы тогда сопротивлялись?..
- ...Так и сказала, дядя Хафиз?
- Примерно так. Думаю, Великой Матери-Драконице удалось-таки зародить у неё сомнение в безопасности для тебя жизни в Ярале. И стоило драконам отступиться, Лулу начала спорить сама с собой.
Когда Марципарина спорила сама с собой, то не слушала никого, кроме своей подруги Кэнэкты. Та же - в согласии с Бларпом, Дулдокравном и Хафизом - настаивала, что драконов отвадили правильно. В споре слова госпожи Кэнэкты звучали убедительно и ярко. Да и опыт общения с драконами у неё имелся, причём доброго общения на равных. Всё-таки её успехи в разведке снискали уважение не только людей, но и драконов. А это дорогого стоит, учитывая, что в родстве с драконами Кэнэкта не находилась.
- Дядя Хафиз, а как они познакомились, если матушка не бывала в Ярале? - поинтересовался младенец.
- Зато госпожа Кэнэкта где только не побывала! - улыбнулся Хафиз. И рассказал историю, которую видел сам.
Знакомство двух дам произошло в городе Цанц, где издавна правили мертвецы. Лулу Марципарина Бианка находилась там на правах дочери Умбриэля Цилиндрона - цанцкого градоначальника и воеводы, но на самом деле была просто заложницей высокопоставленного мертвеца (её похитили в младенчестве из драконьего гнезда). Эрнестина Кэнэкта прибыла в Цанц специально, чтобы помочь Марципарине бежать - и в том преуспела. Что до способа побега, то он впечатлил всех посвящённых. За беглянкой, сосланной в замок Окс, с небес явился сам Драеладр, разместил её и Кэнэкту на своей широкой белоснежной спине, да и перенёс к труднодоступному Яралу.
Новый Драеладр слушал и возвращался мыслями к тайне своего происхождения. Пусть Хафиз её и не знает, а Лулу - далеко, но есть ведь очевидные факты!
Как отметил для себя наблюдательный дракончик, у его матери был случай пообщаться с прошлым Драеладром, а значит, и родить ему сына. Но Хафиз упрямо твердил, что их связь не больно-то вероятна.
- Но почему? - допытывался он, в волнении хлопая кожистыми крылышками. - Мать летела в Ярал на драконе, я родился драконом, очень на него похожим. Почему бы этому Драеладру не быть моим отцом?
- Потому что он скорее всего твой дед! - отвечал Хафиз с раздражением. - Твою мать мертвецы похищали из его гнезда.
Из беседы о родстве с прошлым Драеладром дракончик вынес важную истину: порой очевидное толкает на неверные заключения. Жители Ярала думали, что Лулу Марципарина Бианка потому родила дракона, что могла с драконом переспать. Но стоит принять во внимание происхождение от дракона самой родительницы, как остаётся согласиться с Хафизом: отцом маленького Драеладра мог оказаться кто угодно: не только дракон, но и человек. Например, бывший наложник красавицы - сам Хафиз.
Мысль о том, что он мог бы быть сыном наложника, дракончику не слишком польстила. Хафиз - он скорее уж в матери годится, а не в отцы. К счастью для Драеладра, Хафиз к нему в отцы вовсе не набивался и даже твердил об обратном:
- Единственное, что знаю наверняка, так это то, что твой отец - не я, - тут Хафиз вздыхал с заметным сожалением, - мои близкие отношения с твоей матерью остались в далёком прошлом, и возобновить их не удалось. От такой давней связи, как наша, не рождаются ни человеческие дети, ни драконы; в последние же годы нас связывала просто дружеская забота.
- Но кто же тогда?..
Хафиз развёл руками в знак неразрешимости загадки, но под требовательным взором Драеладра нехотя добавил:
- Последним, кого по-настоящему любила Лулу Марципарина, стал некто Чичеро Кройдонский.
- Человек-сундук? Тот самый, что прихлопнул злодея-некроманта, вознамерившегося проклясть небеса? - вспомнил наследник один из рассказов Хафиза о прошлых днях.
- Да, это он. Но Чичеро не всегда сидел в сундуке. У него с Марципариной были романтические встречи в замке Окс, позже он её разыскивал и в Ярале...
- Вот как, значит, Чичеро, - собрался было поверить Драеладр, но Хафиз поспешил добавить:
- Всё бы говорило за него, но только Чичеро - мертвец, а значит, детей иметь не может...
- Стало быть, не Чичеро, - скоропалительно решил Драеладр.
- Хотя... не думаю, что Чичеро не при чём. В замке Окс с ним было трое живых карликов, каждый из которых мог восполнить его ограничения. Их звали Лимн, Зунг и Дулдокравн - очень живые и резвые ребятки. Думаю, кто-то из них и сделался отцом. Но - под влиянием Чичеро.
Маленький Драеладр слушал и непроизвольно сворачивался в клубок, прикусив кончик хвоста недавно прорезавшимися зубками. Сложнее нет, как совмещать в себе драконью природу с человеческой. Поди разберись в возникающих хитросплетениях!
Чтобы дракон родился от карликов под влиянием мертвеца - мудрено такое для понимания! Что это за приёмное отцовство? Может, Хафиз шутит?
- Не шучу. И напоминаю, что для наследования отцовство не важно. Важно только для самих матери с отцом. И может остаться семейной тайной, а то и тайной самой Лулу.
Тут в памяти Драеладра мелькнул обрывок одного из прошлых разговоров, прежде не отнесённого к неразрешимой загадке его сыновства.
- Мать хотела меня показать этому Чичеро? - встрепенулся он. - В тот день, как я вылупился.
- Очень хотела, - припомнил Хафиз, - Лулу даже посылала стражей за этим сундуком, но Бларп Эйуой отсоветовал. Сказал, присутствие Владыки Смерти может повредить неокрепшему драконьему разуму. Так оно и есть, скорее всего.
- Представляю, каково самому Чичеро сидеть в сундуке с этакой заразой, - грустно подметил дракончик, - да и сам сундук ведь далеко не яйцо. В смысле, не убежище. Думаю, этот Чичеро день и ночь стучится наружу!
- Нет, молчит, - возразил Хафиз. - Чичеро очень ответственный. Он ведь добровольно там сидит. Понимает: стоит ему выбраться из сундука, как освободится и зловредный демон.
- Ты, похоже, хорошо знал этого Чичеро, дядя Хафиз, - сделал вывод малыш Драеладр, - раз так уверенно говоришь о том, что он понимает там, в сундуке. Вы были дружны?
- Да, я знал Чичеро, и, хотя дружбы с ним не водил, но как-то раз мы вместе выбирались из-за Порога Смерти - перелетели на воздушном замке. А потом шли через Нефотис, Карамц и Уземфскую пустыню, спасаясь от гнева одной царицы... - гордый пережитым приключением Хафиз мог бы о нём рассказывать часами, но Драеладра интересовал сам Чичеро, а толком объяснить, кто он таков, и почему един в нескольких лицах и - главное - при чём тут карлики, наложнику не позволяли пробелы в образовании.
Великое назначение Драеладрика ко многому его обязывало. И как великому герою да властителю, ему следовало, конечно, расти не по дням, а по часам. Но вот незадача: дракончик рос почти незаметно для человеческого глаза. Лулу Марципарина Бианка прилежно выкармливала его молоком, сосунок вовсе не пренебрегал её грудью, жадно приникал к ней на долгие часы - и куда что девалось? Мать-кормилица тревожилась, спрашивала у подруги:
- Может, моё молоко ему не подходит?
- Ты подожди, он ещё наберёт, - успокаивала её Кэнэкта.
- Действительно, отчего бы не набрать? - поддерживал Бларп. - Обычно драконы растут быстро, даже без молока. Надо ждать.
- А с молоком они должны расти ещё быстрее, - вздыхала Лулу.
- Это Ута сказала? - проницательно предположила разведчица. - Когда приходила своим лицом в дворцовом зеркале полюбоваться?
- Да, Ута. Она ведь тоже как-то раз снесла яйцо и выкормила дракона...
- Десять лет тому назад, - уточнила Кэнэкта, - и выкормила не до конца. Всего лишь до размеров среднего телёнка. На то ушло месяца три...
- А Драеладру три месяца исполнится через две недели, - напомнила Лулу, - Ута была своему дракону лучшей матерью, чем я.
- Лучшей? Да ведь Ута отдала своего ребёнка Гатаматар, - заметила Кэнэкта с осуждением, - и так мечтала отделаться, что сама же её и приглашала. Очень звала... посоветоваться! - ирония последней фразы могла бы утопить в омуте не только Уту, но и всех, кто с ней знается.
- Ну и что? Ей и правда был нужен совет. Не каждый год женщины драконов рожают, - пожала плечом Лулу, прижимая к другому плечу маленького Драеладра, - а что воспитывать того дракона взялась Гатаматар, тоже понятно: драконице ведь лучше знать...
- Да, лучше, - тряхнула Кэнэкта головой, - только вот сына своего, Куркнарта, без посторонней помощи Ута уже не узнает.
- Да и сам он теперь людей не особенно признаёт, - добавил Эйуой, -. и дракон из него вышел - так себе. Попал под влияние порченного.
- Порченного?
- Да, дракона, лишённого имени. Серого. Того самого, кто потерял жемчужину Драеладра, а потом клюнул на простую приманку и много лет провёл на цепи в замке Глюм.
- Слыхала я о том драконе, - Лулу вздохнула, - кажется, от Чичеро.
Немного погодя о сером драконе, некогда томившемся в замке Глюм, узнал и маленький Драеладр - от карлика Дулдокравна. Вообще-то с этим одноглазым мелким человечком наследник правящей драконьей фамилии общался нечасто, зато - наедине.
Стоило к Лулу Марципарине прилететь драконице Гатаматар, или кому-то из её приспешников, как Драеладра она прятала в крошечной комнатке без окон, куда ни один взрослый дракон не то что не просунется, а и заглянуть не сможет. Вынужденная беседовать с крылатым гостем, Лулу оставляла дракончика на Дулдокравна, либо же на Хафиза. Обоим она полностью доверяла, другим же близким друзьям - Кэнэкте, Бларпу - поручить сына не могла уже потому, что эти незаменимые в беседах с драконами советчики и переводчики и сами всякий раз оказывались заняты.
Когда с Драеладром оставался Хафиз, он пытался развивать малыша - разучивать человеческий язык, тренировать горделивую осанку и походку, прививать вкус к поэзии уземфского края. Карлик Дулдокравн был менее изобретателен в своих занятиях с дракончиком. Он всякий раз рассказывал маленькому Драеладру одну и ту же длящуюся несусветную историю, называемую "Как я был посланником Чичеро", причём настаивал, что повествует о подлинных событиях.
Как такое возможно, чтобы живой карлик являлся при том мёртвым посланником Смерти, Драеладр задумался много позже - как только более-менее выучил человеческий язык. Увы, надежда что-либо спросить у Дулдокравна к тому моменту истончилась донельзя. Карлика увели - и вряд ли увели туда, откуда скоро выпустят. Предвещало ли что-то такое развитие событий? Ну, разве что странное поведение провидицы Бланш...
В те же долгие часы, когда одноглазый отшибинец потчевал дракона своей монотонной историей, резонные вопросы ещё не созрели. Драеладр впитывал всё, что ему рассказывалось. И о том, как Дулдокравн вместе с ещё двоими карликами составляли одного Чичеро, и как прятались под чёрным плащом, стараясь никому не показать, что кроме них втроём там никого нет. И как трудно было им втроём ужиться: то-то Дулдокравн лишился лучшего своего глаза. И как заманил их в замок Глюм подлый великан Плюст, а замок оказался тюрьмой. И как потерялись в том замке два карлика, и Дулдокравн под плащом Чичеро остался один как перст.
Грустно и тревожно было Дулдокравну одному посланником Смерти прикидываться, да слоняться по замку, из которого нет выхода. Вот тогда-то и наблюдал одноглазый карлик воздушный бой между замковой башней, мечущей молнии, и двумя небесными замками, что подлетели свыше. Отразили они донными своими зеркалами жестокую молнию обратно в Глюм, да так ловко, что снесли тюремную башню, а узник её - посаженный на цепь серый дракон - ничуть не пострадал, а вырвался на свободу, оглашая небеса... Хотя нет, не оглашая. Молча улетел.
Позднее, вспоминая поведанный карликом эпизод об узниках Глюма, маленький дракон и сам прочувствовал тоскливую жуть положения того злополучного серого дракона, ощутил пробирающий до дрожи холод оков и глухую печаль долгого заточения среди каменных стен. Нечто подобное испытал и сам Драеладр, прячась вместе с Хафизом в позабытой людьми ветхой хижине. Скрываться в ней им пришлось, чтобы не лишиться свободы, но эта тайная свобода вышла сродни заточению. Вроде, и не прикован, а наружу не покажешься.
К четырёхмесячному возрасту после вылупления ползать Драеладр с грехом пополам научился, а летать - нет. Он разве что невысоко вспархивал. Глядя на его потуги, Лулу Марципарина горестно качала головой и, должно быть, винила себя. Мало любила, мало кормила, мало понимала - вот какие темы зазвучали в её речах - без различия, говорила ли она с кем-то из ближнего круга друзей, или с завистницами из женского кружка. Кому единственно Марципарина не жаловалась, так это драконам. Оно и понятно: свита Гатаматар обрадовалась бы любому поводу забрать её крылатое дитя к себе в труднодоступные небесные пещеры.
Драеладр, чувствуя состояние матери, пытался её ободрить то улыбкой, то очередной озорной проделкой - но тщетно. Из улыбки Лулу вычитывала отчаяние и готовность примириться с безнадёжно глупой матерью, из озорных проделок - жажду мести за нанесённый ущерб.
- Он дракон настоящий, а я - только по происхождению; я совсем его не понимаю! - жаловалась Марципарина Кэнэкте.
- Не тужи: в самом крайнем случае поможет Гатаматар! - утешала та. - Только до крайнего случая мы доводить не будем. Драеладрик ведь нужен и тебе самой, правда?
- Правда, правда! - кивала Марципарина Бианка, преданно глядя в глаза подруги. И минуту спустя начинала тот же разговор заново.
В ту пору Драеладр устал выдерживать многочисленные тревоги матери, обращаться к ней стал реже, а весь ушёл в исследование дворцовых покоев. Где он только не проползал! Он бывал даже там, где с момента постройки не ступала ни нога человеческая, ни швабра наводящей чистоту прислуги! И под лестницами, и в чуланах, и в чердачных помещениях, куда много лет сваливали пришедшие в негодность драгоценности.
Фамильный дворец Драеладра давно стоял не очень-то обитаемым. Прошлый Драеладр редко в нём появлялся, а в его отсутствие и люди-родственники сторонились помпезного сооружения. Лишь тот, кто не имел в Ярале собственного жилья - вот как Марципарина после перелёта из замка Окс - использовал дворец в качестве временного пристанища. Всё же здесь удобнее, чем в тесных яральских гостиницах. Конечно, на виду, ну и пусть!
Из всех дворцовых покоев - пустых, почти лишённых мебели, маленький наследник более всего полюбил комнатку без окон в самом углу второго этажа южного крыла. Именно здесь он проводил с Дулдокравном или Хафизом часы пребывания в замке драконов из свиты Гатаматар. Комнатка была мала - конечно, лишь в сравнении с прочими - и вёл к ней особенно узкий коридорчик, где и маленькому дракону не было опасности себя потерять. А вот потолок в комнатке равнялся по высоте с потолками всех дворцовых залов. Тем самым комнатушка напоминала колодец и звала Драеладрика учиться летать.
Под самым потолком висела люстра с тремя серебряными фигурками дерущихся грифонов - разинутые орлиные клювы, отточенные львиные когти, расправленные драконьи крылья. Люстра очень нравились маленькому Драеладру, в чём Лулу Марципарина не преминула отыскать себе упрёк.
- Мой мальчик очень скучает по сородичам, - вздыхала она, раскрывая душу завистливой моднице Уте, честолюбивой супруге градоначальника Капитолине и жеманной советнице Валериане, - и что самое грустное: он их ни разу не видел! Ведь не могу я его представить ни Гатаматар, ни другому дракону!
- И то правда, - глубокомысленно кивала Капитолина, - а впрочем, почему это?
- Ну как вы не понимаете: драконы просто заберут у меня ребёнка! Особенно, если увидят, что он у меня плохо растёт... Страшно подумать, что они могут вообразить!
- Вы правы, дорогая, - изрекала Валериана, - но с чего вы взяли, что он скучает по драконам, если он их не видел?
- Всё очень просто, - грустно улыбалась Марципарина. - Он ищет и не находит среди людей себе подобного, поэтому так обожает грифонов!
- Каких грифонов? - округлила глаза Капитолина.
- Скульптурки на люстре в той угловой комнатке, - показала Лулу в конец коридора. Мой малыш там часами ползает и всё глядит на люстру с грифонами, пытается летать - и не может!..
- Не может летать? - переспросила Валериана. - Наверное, он слишком тяжёл. Может, вы его перекармливаете?
Драеладр и правда полюбил грифончиков на люстре - таких же серебряных, как окрас его собственной чешуи, к тому же соответствующих ему по размеру. Конечно, пока ему не удалось подняться в воздух, эта подпотолочная игрушка оставалась недоступной. Но нашлись другие игрушки - те оказались в пределах досягаемости.
Во-первых, аметистовая бусинка от любимого ожерелья Марципарины. Как-то раз Драеладр за это ожерелье дёрнул, оно рассыпалось - и собрать его удалось не полностью. В годины познания дворцовых пространств дракончик нашёл все недостающие бусины, большинство из них снова потерял, но самую красивую оставил для будущих игр в укромном месте.
Во-вторых, карманное зеркальце Хафиза. Когда-то уземфец нуждался в нём, чтобы привести себя в порядок до и после возлежания с госпожой, но теперь от ремесла наложника Хафиз отошёл - и не столь уж нуждался в этой вещице. Драеладру же часто желалось посмотреть на своё зеркальное изображение. Может, чтобы убедиться: он по-прежнему не такой, как все люди. Имеет крылья и чешую, а ещё мал ростом.
В-третьих, тусклый маленький ключик, похищенный из кармана платья Эрнестины Кэнэкты. Как-то раз чересчур самоуверенная разведчица куда-то Драеладра не пустила - и была наказана за самоуправство. Отобрав этот ключ, он тоже куда-то её не подпустил.
В четвёртых, блестящая монетка. Золотой карамцкий манат, как без труда определил Бларп Эйуой. Манат, должно быть, обронил Хафиз, но, видя его у дракончика - не претендовал. Ещё бы: попробуй забери!
В-пятых, шкатулка. Изящная резная шкатулка из лучшего яральского малахита, найденная под одним из столов, задвинутых шкафами в заброшенной дворцовой библиотеке. Шкатулка была пуста и не закрывалась. Но зато в неё прекрасно помещались все остальные сокровища маленького Драеладра. Кроме недостижимых грифонов, понятное дело.
В пору тягостных раздумий о судьбах своей родины Драеладр обращался к шкатулке с ценными предметами, перекладывал их то наружу, то внурть - и они, кажется, помогали движению его мысли. Что немаловажно, учитывая покуда не проявившуюся у дракона способность к освоению человеческого языка.
Ощущение неправильности всего посещало Драеладра, начиная с пятимесячного возраста. Лулу Марципарина Бианка, слишком озабоченная его малым ростом и весом, стала забывать его покормить. Она то застывала на месте, словно застигнутая внезапной мыслью, то озабоченно слонялась по дворцу, неслышно скользя из комнаты в комнату, подобно привидению.