Какими словами признаваться другу в любви? Тем более что друг замечательный писатель...
Ему лично я бы, наверное, нашел, что и как сказать.
Как обычно - нашли бы место в развесистой тишине, распалили костерок, налили по-слегка и за длинным, долгим, неспешным разговором слова сами выйдут из души и запорхают над огнем в последних лучах заходящего солнца. Конец предложения - "штамп". Признаю. А шо делать? Я же не писатель. А написать хочется. Выговорить, так сказать, "наболевшее" за долгие годы дружбы. А "наболело" много. Так много, что можно пятилогию написать. Да, нет такого слова - я его токо шо придумал. Почему трилогия есть, а пятилогии нет? Нет, так будет.
Сидим мы, однажды, на моем балконе и тихо общаемся под маленькую закуску и тут мне видение в голову пришло. Володя, - говорю, - представь: через несколько сколько-то там лет повесят на этом доме табличку и на ней будет строго, но размашисто вырезано: "В этом доме, на балконе десятого этажа, такого-то дня, такого-то года, с шести до ... вечера в квартире неизвестного художника Д. Б. находился известный писатель Владимир П."
- Нет, - сказал известный писатель, - там будет написано так: "В этом доме, на балконе десятого этажа, такого-то дня, такого-то года, с шести до ... вечера в квартире известного художника Давида Б. находился неизвестный писатель В. П."
- Хорошо, - сказал я, - Пусть одна табличка будет с одной стороны дома, другая с другой.
- Хорошо, - сказал известный писатель, - Но это же не помешает нам выпить еще по одной?!
- Нет, - сказал я и мы выпили еще по одной.
Таблички, слава Богу, еще нет - мы оба живы и поочередно здоровы. Поочередно приезжаем друг к другу.
На балкон, правда, присесть уже нет возможности - я его завалил всяческим ненужным барахлом в полный упор. Странная у меня способность - достаточно быстро уплотнять окружающее пространство ненужными вещами. То есть, они, конечно, очень нужны, они непременно пригодятся когда-нибудь...
Проходят годы. В некоторые углы добраться уже нет никакой возможности, и что там находится, никто не знает. Притащив очередную штуковину, долго соображаю - куда ее определить. Может, это болезнь? Некая мусоромания? Теперь обхожу стороной всяческие свалки и выбросы. А глаз так и косит, так и косит...
К чему это пишу? А вот к чему: дружба, любовь, жизнь - как бы "помещение", в которое складывается разное и всякое. Нужное и ненужное. Поругался, озлился, вознегодовал, приревновал, позавидовал... все в кучу и лежит, и пылится, и захламляет. Порадовался, влюбился, осчастливил, помог, прибежал на помощь, снизошел, смирился... там же, в куче и тоже пылится.
И вот никак не соберусь навести "порядок" в этом своем "помещении". Там есть углы, в которые не заглядывал много лет. Можно представить, ЧТО там лежит...
А друг говорит, пишет, тыкает моим носом в мои же углы: "Разберись, посмотри, вычисти ненужное". А я ленюсь, мне некогда - жизнь торопит свершить. Взойти и оставить след.
И уже трудно дышать. В мое "помещение" трудно пройти и отыскать НУЖНОЕ. Захламил до невозможности.
А друг говорит, пишет...
Иногда очень сложно выдержать и не сорваться. НО. Каждый раз, когда сверху открывают маленькую форточку и свежий воздух проникает сквозь залежи хлама, понимаешь (или кажется, что понимаешь) - друг, не сладкая конфета, не празднично накрытый стол, не яркий прикид к твоему образу. Дружба - это тяжелая работа, и неизвестно кому легче, тому, кто принуждает работать, или вынужденно работающему. Это, как на исповеди - ты думаешь: вот, мучился, вспоминал, решился ВСЁ высказать, а тебя в момент простили и отпустили... А какие муки берет на себя принимающий, мало кто задумывается. Мы идем скорбной очередью к одному, со своим хламом и пылью, а он, ОДИН, все слушает, всем отпускает... А куда девается наше высказанное? Даже страшно представить - неужели всё в него?! А куда же? Священник, всю свою земную жизнь, принимает несметное количество чужого мусора в свое "помещение". И как он с этим живет, мне неведомо. Кто же нам лучший друг, как не он? Но ведь мы другом его не считаем, не так ли.
Иногда думаю: сколько же терпения нужно иметь любимому другу, чтобы вынести мой внутренний хлам? При этом не оттолкнуть, не задохнуться от пыли, не перестать принуждать к очищению и тратить, тратить, тратить свою жизнь на этого несчастного хранителя мусора...
Любимый друг.
Сколько переговорено, впитано, сохранено, передумано... Но и ... пропущено мимо ушей души, мимо глаз сердца...
Кто может взвесить некий "пуд соли" и в какую таблицу мер определить этот пуд?
Любимый друг.
Сейчас он живет в другом маленьком городке, в другой стране, у него прекрасная жена, замечательные дочки, маленькая часть маленького дома, гараж и окно, в которое видно телеги с неспешными лошадьми, детей торопящихся в школу и стремительно бегущих назад. Смену времени дня и времен года. А еще есть дача.
О ней можно написать подробнее.
Красивый одноэтажный кирпичный дом недалеко от города в селе. От этого села остались одни осколки. Вроде прошел мор, налетел направленный в разные стороны тайфун. Живут там постоянно несколько бабушек и один целенаправленный в нечто мужчина. И мой друг наезжает туда сам и с друзьями. Приходилось и мне там бывать.
Как-то пришла одна бабушка, приглашенная другом на легкую посиделку в знак благодарности за ее бескорыстное сердце.
Желая чем-то поучаствовать в этом хорошем деле, предложил соседке накрасить ее портрет. Естественно, она долго категорически отказывалась, приводя несомненную для нее причину - старость. Но... женщина в любом возрасте может уступить мужчине.
Предварительно сбегав домой, она вернулась в другом платке и новой кофте. В процессе работы я старался понять - что в ней изменилось, кроме одежды, и с удивлением понял - она подкрасила губы...
Сидела она, не шелохнувшись, несколько часов. Лучшей натуры у меня не было. Друг ходил кругами и мимикой намекал, что, мол, пора заканчивать, а то стынет. Да я и сам уже был готов сесть за стол и поэтому, наконец, закруглился. Поставил холстик на комод и обернулся. Бабушка была (как любят сейчас говорить молодые дЭвушки) "в шоке". Друг хмыкнул, стукнул сковородкой о подставку и сказал:
- Искусством сыт не будешь! Садимся быстро и отметим открытие выставки одной картины под названием "Плачь, Рембрандт!". Не знаю как великий портретист, но бабушка, слегка всплакнув, сказала: "Родненький, неужели ж я така стара?!"
Друг объяснил ей, что я большой специалист по изображению юных героев жизни, а тут осечка вышла.
Когда мы закончили трапезу, и бабушка собралась уходить, мне показалось, что она напрочь забыла про портрет. Но, пожелав нам доброй ночи, направилась к буфету, и нежно приняв в ладони прямоугольник подрамника, посмотрела на свое изображение. Вздохнула и тихо удалилась в теплую, звездную ночь.
- Слушай, Рембрандт недоделанный, - сказал друг, - ты что, не понимаешь принципа "не суди"? Ведь ты своим холстиком осудил эту замечательную женщину до конца оставшейся ей жизни. Ведь твоя тряпка на деревяшке не зеркало - это документ! Это как бы приговор. Как бы решение суда. А ведь ты никакого права не имеешь судить. Кто ты такой?! Ты обыкновенный мазила, каких сотни и тысячи. И, к сожалению, далеко не Рембрандт.
Набычившись, я пустился в рассуждения о смысле искусства. Друг молча слушал и вертел рюмку в руке. Разлили небольшие остатки. Выпили. До меня что-то стало медленно доходить. Но, не умея сформулировать чувства, булькающие во мне, спросил:
- Хорошо, скажи, пожалуйста, как ты представляешь себе реализм? Что я должен изображать, если передо мной пожилой человек, лицо которого несет на себе все перипетии прожитой долгой жизни. Сглаживать морщины, выравнивать утяжеленные линии? Делать натуру более молодой? Я же реалист - что вижу, то и изображаю.
Друг молчал. По-прежнему вертел рюмку и смотрел в стол. Я забеспокоился - может, я чего-то не понимаю? Столько лет прозанимался этим делом и совсем ничего не понял?
Друг еще немного помолчал и сказал с легкой грустью: "Пойдем спать".
Долго не мог уснуть. В голову приходили доводы моей правоты, намеки на мое заблуждение и разное прочее. Отчаянно спорил с другом и мысленно добивался его согласия с моей позицией. И, в конце концов, отключился.
Мне приснился сельский двор. От колодца шла стройная женщина с полными до краев ведрами воды.
Солнце искрилось в брызгах, играло в рыжеватых волосах. Ослепительно белел платок.
Зрелище было настолько летним, даже жарким, что я проснулся весь мокрый.
За окнами было темно. Через тонкую фанерную перегородку доносилось давно знакомое мягкое посапывание. Перебирая видения прерванного внезапно сна, пытался догадаться, зачем мне был послан этот сон и кто та прекрасная женщина.
Снова отключился, так и не получив ответа.
Утро пришло с шумом мотора и ярким солнечным светом, падающим длинными лучами сквозь все окна. Друг поливал огород. Такое было ему задание от жены перед поездкой на дачу.
Решил сделать приятное исполнительному мужу отсутствующей жены. Сварив две порции кофе, вышел во двор.
- Сэр, ваш кофе остывает!
Друг, бросив в траву шланг, подошел, улыбаясь, и протянул мокрую ладонь.
- С добрым утром, Рембрандт!
И тут я ВСЁ вспомнил - вчерашний вечер, сон и что мне сказал мой любимый друг.
Признаюсь, первым пришла обида и недоумение: ведь ОН - лучший мой друг. И вдруг это слово - "недоделанный"...
Мы сидели на скамеечке возле входа в дом, молча пили кофе и курили.
Утро было таким светлым, таким тихим и ласковым, что я не выдержал молчания и рассказал сон.
Любимый друг выслушал, весь как-то встрепенувшись, улыбнулся, так же светло, как окружающее утро и сказал:
- Думаю, ты все понял.
Прошло много лет с того светлого утра. Много портретов накрасил я, но, каждый раз, приступая к очередному, вспоминаю то утро, скамеечку, кофе и светло улыбающееся лицо друга.
И теперь могу ответить в прошлое: "Думаю, что я все же что-то понял, мой дорогой, любимый друг. Благодарю тебя!"
***
Недавно снова приезжал друг. И в разном прочем, за разговором, вспомнили про тот портрет. Ты знаешь, - сказал друг, - был у той бабуси весной. Здравствует вполне! И портрет твой висит почти в красном углу. Теперь натура выглядит старше.
