Герольд закашлялся и натужливо просипел вторую часть формулы: "Да здравствует король!"
Горло саднило. И не мудрено - глашатаи, проорав всё утро со стен королевского замка, возвещали новость ныне на площадях и торжищах славного Ревеньбурга. Они уныло поглядывали на заснувшее высоко в небе солнце и вздыхали. Светило никак не желало падать за королевский замок, дабы завершить, наконец, этот суматошный день.
Благословенный вечер ждали как дождя в пустыне. И он пришёл. Охрипшие до немоты мастера лужёной глотки повалили в кабаки. Ибо орудие труда требовало заботливого лечения. Залив в него первые пять кружек целительного эля, доблестные королевские слуги ощутили значительное облегчение. И смогли, наконец, сипя и кхекая, завести беседу.
Пара скабрезных анекдотов и новая партия полуведёрных кружек, сгруженных на стол полнотелой грудастой подавальщицей, настроили на лирический лад. В смысле, на обсуждение крамольных сплетен.
- Болтают, - прохрипел бородатый дядька, пригребая четырёхпалой лапой кружку поближе, - что старый король не своей смертью отошёл.
- Да и дьявол с ним, - откликнулся весёлый смазливый усач, подмигивая фермерской жене. - Того благодетеля, кто помог старому пердуну в ад убраться, наследник золотом осыпать должен. Худшей мрази трон славного королевства нашего не знал.
- А может, - сосед усача сделал страшные глаза и понизил голос, - сам наследник его и прикокнул? Надоело ждать, пока папаша наживётся всласть - у самого уже внуков и правнуков мешок, а он всё в принцах ходит. Ох, и живуч оказался старый король, дышло ему в бок...
- А может, королева подсуетилась? - снова пробулькал четырёхпалый. - Ей-то он тоже, видать, опротивел...
Усач расхохотался, от души приложив приятеля крепкой ладонью по спине:
- А может, бригавы убийцу наняли? Чтоб войну от земель своих отвратить? А может, сыновья герцога Бульонского, коего умучили по приказу короля седьмицу назад? А может, ты, Филинсон? Ведь это твою дочку он наложницей сделал, а через месяц выгнал на улицу?
Глашатаи одобрительно застучали пустыми кружками по столу, требуя добавки.
- Чего гадать, други? - воскликнул весёлый усач. - И чего скрывать - у каждого в нашем королевстве был повод желать скорейшей смерти разлюбезному нашему монарху. Кто-то сделал эту грязную работу, осчастливив прочих. Вот давайте и выпьем за здоровье этого достойного человека!
* * *
Глава тайной стражи Ревеньбурга отмачивал в позолоченном тазу застарелую подагру. Его большой мрачный кабинет с гобеленами на окнах был жарко натоплен и густо настоян на вони заморских притираний. Больше всего старому немощному организму господина Бобёрброка хотелось прилечь на мягкий диванчик за ширмой, подгрести под бок кота и соснуть часок-другой.
Но организм держался. На неугасимом топливе врождённой властности, тщеславия и перфекционизма.
- Мдя... - глубокомысленно протянул один из собравшихся в кабинете шефа старших помощников главных начальников. И растерянно пошевелил тараканьими усами.
Господин Бобёрброк поморщился: то ли от слишком горячей воды, то ли усы ему пришлись не по нраву...
- Вам что-то не понятно, Котвик? Расследовать, слава богу, здесь нечего. Девка была застукана на месте преступления с ножом в руке и жаждой мести на лице. Тому свидетелей - семь штук: сменный караул, горничная, истопник, псарь, конюший и новая метресса старого короля. Дело известное - под суд да на плаху.
Котвик с готовностью закивал, преданно взирая на золотой таз.
- Странно, - прозвучало внезапно из-за спин мэтров сыска. - Странно, что все эти люди собрались вместе, дабы наведаться среди ночи к королю...
Котвик испуганно шарахнулся в сторону, открыв главе стражи вид на молодого человека с новомодными бакенбардами.
- Это кто это у нас мяукнул? - удивился Бобёрброк.
- Следователь Сигизмунд Грачман, - отрекомендовался глупый самоубийца, щёлкнув каблуками лаковых туфель. - Неделю как приступил к исполнению следовательской службы при тайной страже Его Величества.
- А! - шеф с чувством поскрипел когтями по бедру и зевнул. - Смена растёт, однако. Ну что ж... Молодца, молодца...
- Молодой молодец! - угодливо захихикали вершители тайных дел. - Везде-то таким загадки да подвохи мерещатся...
Бобёрброк покивал головой задумчиво.
- А что? - сказал внезапно. - Мальчик прав. Чего это псарь с конюшим ошивались у королевской опочивальни? Походи, поспрашивай, сынок. Мотивы убийцы уточни. Даю тебе полномочия. Всё практика для подающего надежды специалиста. С вас-то, старых баранов, давно шелуха сыпется. Мне б таких молодцев, как Грачман, хотя б пяток! Всех вас - в утиль тогда, в топку, оглоедов!
Оглоеды сделали вид, что оценили остроумие начальства и откланялись. Грачмана в дверях пнули совершенно не по-приятельски, но он даже не заметил.
Каково, а? Следователь без году неделя, а уже доверено дело об убийстве короля! Сам господин Бобёрброк отметил, выделил. Теперь бы не ударить в грязь лицом - и восхождение по карьерной лестнице будет стремительным и праздничным, как триумфальное шествие победоносной армии!
* * *
На следующий день, спозаранку, напомадив бакенбарды и обрызгавшись "Страстью весталки", молодой следователь помчался в королевскую тюрьму. За спиной его хлопали крылья честолюбивых мечтаний и радужных перспектив. Они забросили его в кабинет коменданта за пропуском, а после, радостно трепеща, понесли по коридорам, переходам и лестницам главного каземата столицы. Он свернул, поднялся, спустился... и застыл от неожиданного явления пред ликом своим самой Королевы. Чуть не забыл согнуться в изящном, почтительно-непринуждённом поклоне.
- Добрый день... - растерялась Королева.
Грачман поднял наипреданнейший взгляд на статную женщину в годах. О, безусловная королева - с этакой утончённой гнильцой чрезмерно благородно-чистокровного, а посему вырождающегося рода. Следователь представился.
- Ах да! - Королева протянула пальцы для поцелуя. - Кажется, мне Бобёрброк говорил. Ну что ж... Удачи вам, мой мальчик.
- Ваше Величество, - Грачман набрался поболе молодой лихой наглости. - Могу я услышать о вашем мнении относительно эм... произошедшего? Уверен, ваш тонкий ум и наблюдательность просто незаменимы для расследования самого запутанного дела.
Королева милостиво улыбнулась:
- Не вижу смысла напрягать свою наблюдательность для дела столь явного. Безусловно, убила моего августейшего супруга эта пакостница. Девки её пошиба не способны оценить ниспосланную им великими мира сего милость.
- В чём же её мотив, Ваше Величество?
- В чём? Конечно же, во врождённой кровожадности, свойственной всем плебеям. Ах, мой бедный король! Он был так доверчив, так добр - за то и поплатился!
Юноше снова ткнули под нос кружевные пальчики, объявляя разговор оконченным. Тот покорно приложился.
- Осияла пресветлая королева милостью своей ваше гнусное узилище, - заметил он тюремщику, когда волна шелков и ароматов укатилась за поворот вместе с гомонящими придворными.
- Её Величество, - гордо отрапортовал тюремщик, - разносила печеньки приговорённым к колесованию. Святая женщина!
- Храни, боже, королеву, - с чувством поддакнул Грачман.
- Она и к другим по пути зашла, не смогла удержаться от благословения оступившихся.
Следователь сочувственно покивал.
- А к заключённой Беллакозе Филинсон не заходила случайно?
- Как же! Заходила, - вздохнул тюремщик. - Горькая безутешная вдовица... Та ейного мужа извела, а она - ничо, со всем почтением. Я ж говорю - святая.
* * *
Бывшая метресса бывшего короля посмотрела на следователя со своего топчана коровьим взором и энергично захлюпала носом.
- Госпожа Беллакоза, - занервничал Грачман, - давайте поговорим спокойно и обстоятельно. Никто не обвиняет вас, - покривил он душой. - Пока. Нам важно восстановить ход событий, чтобы найти настоящего убийцу. Вы успокойтесь и постарайтесь мне помочь. Слышите?
Девка захлюпала ещё интенсивней. Углы рта её скорбно поползли вниз, перекосив лицо...
- Тихо-тихо-тихо! - зачастил следователь. - Иначе уйду!
Заключённая прикусила губу, стараясь совладать с собой.
- Поверьте, - пролепетала она срывающимся голосом, - я не убивала! Не убивала! Ах, мне никто не верит, никто!
Её голубые, чуть навыкате глаза, в длинных белесых ресницах, как у доверчивой тёлки, блестели от слёз. Розовые губы дрожали. Нежные белые ручки трогательно теребили светлый локон.
- Расскажите мне, как было дело, - смягчился Грачман, тронутый прелестью обвиняемой.
- Я пришла, - вхлипнула та, - а он лежит... уже... Я нож подняла, а они как набегут все... И давай кричать! И хватать... меня...
- Вы зачем пришли к королю в этот час? Разве он не... назначил ночь госпоже Бигудильде?
- Он частенько назначал не одной...
- Кхм... В девяносто лет?
Кукольное личико на мгновение исказила брезгливая ненависть, тут же сменившаяся страданием невинности.
- Зачем вы подняли нож?
Девка пожала плечами.
"С такими показаниями каши не сваришь", - следователь тоскливо уставился через зарешеченное окно на тюремный двор.
- Я вам расскажу как было дело, - медленно начал он. - Вас выкрали из дома отца, сделав метрессой короля. С тех пор вы жаждали отомстить своему благодетелю за милость его. Ну а когда, в полной мере оценив ваши недостатки и пороки, Его Величество выставил вас с позором за ворота, жажда ваша ещё более усугубилась. Сознательно вымолив прощение и вернувшись во дворец, вы ждали только случая, чтобы привести в исполнение коварный план преступной мести.
Слёзы нежданно просохли:
- Какой же это план? - удивилась метресса. - И какой же это случай? Зарезать его ножом, а потом пойти на эшафот я могла когда угодно. Чего тут дожидаться? - она оправила складки платья, подтянула корсаж и подошла осторожно к следователю. - Если бы я была столь коварна и готовила преступление заранее, уж позаботилась не сделать это столь глупо. Не находите?
- Значит, вы убили его в состоянии аффекта? Вы на это намекаете?
Она провела белым мизинчиком по запястью собеседника:
- Я намекаю, что толпа свидетелей и моё появление в нужный момент у трупа с ножом - всё похоже на тщательно спланированный спектакль. Неужто вы не видите? - девица завлекательно улыбнулась и прижалась к нему грудью. - Те, кто этот спектакль сварганили, даже не потрудились придать ему достоверность. Всё равно никто не станет оспаривать виновность козы отпущения, - прошептала она, почти касаясь губами его уха.
Следователь шарахнулся в сторону, налетел на табурет, но устоял. Откашлялся, одёрнул форменный голубой камзол с галунами:
- Счастлив был знакомству, госпожа Беллакоза. Я, э-э-э, ещё не закончил с вами. Э-э, беседа наша не последняя... Всего хорошего.
* * *
Постукивая каблуками лаковых туфель, Грачман сидел за столом одной из комнат тайной канцелярии - в том крыле, что на Болотный переулок окнами. Он раскладывал пасьянс.
Странная она, эта Беллакоза. Вполне могла убить - уж он-то (с его проницательностью!) сразу разглядел в ней тщательно подавляемую ненависть. Но и дело говорит - про свидетелей. Глупо считать это сборище мухоморов с опятами случайным. Грубо сработано. Такую кустарщину можно лепить, только если уверен, что "так сойдёт" и "всех устроит".
Значит, за убийством стоит важная персона? И ещё более важные заинтересованные лица? Наследник? Королева? Зачем она, кстати, приходила к Беллакозе? Интересно...
Выходит, Бобёрброк, настаивая на виновности несчастной дурочки (с его-то опытом!), покрывает этих важных лиц? Но, с другой стороны, он всё же начал расследование... Что всё это значит?
Вслух, что ли, сказал?
Ошивающийся тут же Котвик заглянул ему через плечо. Выкинул двух парных королей и ткнул в лежащего между ними вальта:
- Хочу дать тебе бесплатный совет, салага, - покровительственно заявил он. - Тузов и королей из колоды выбрасывай сразу. Иначе проиграешь, как не старайся. Тем более, сами они руки никогда не марают напрямую. Видишь вальта? Его найти позволяется, дабы было кому башку отрубить, - он поковырял в зубах кинжалом, ловко, с шелестом забросил его в ножны. - Хотя чем тебе Козка не угодила, не пойму...
- Она не валет..
- Ну да, конечно, - хохотнул Котвик. - Она дама! Только не забывай, что против неё семь свидетелей и оспорить их показания будет ох как сложно.
Точно! Надо потянуть за эту ниточку.
* * *
- Так это, - конюх смял в сарделькообразных пальцах шляпу, - известное дело, проходил, значиться...
- Зачем? Куда? Что вы делали в покоях короля ночью?
- Он говорит: "Прошу вас, мастер Скотс, проходите". Я и проходил...
- Кто говорит?
- Так это... Мужик тот.
- Какой?
- Я ж говорю, - раздражаясь от тупости собеседника фыркнул конюх, - тот, который говорит "Проходите, мастер Скотс..."
- Ну хорошо. Как он выглядел?
- Кто?
- Мужик этот!!
- Да не выглядел он, - испуганно вытаращил глаза допрашиваемый...
... Псарь оказался унылым дядькой, тощим и длинным, словно макаронина. Он грустно пялился в окно.
- Вас кто-то пригласил в покои короля той ночью?
- Ну да. Сказал, засвидетельствовать убийство надоть...
- Долго вы добирались от псарни?
- Как водится, не менее четверти часа.
- Как он выглядел? Тот, что пришёл за вами?
Псарь пожал плечами:
- Обычно. В плаще да в шляпе...
Допрошенные следом караульные тоже лица не разглядели - больно густая тень падала от шляпных полей...
- Отчего же вы все решили, что надо следовать за незнакомым странным субъектом? - наорал Грачман на горничную. - Может, это насильник и убийца? А вы потащились за ним неведомо куда среди ночи?
"Чёртовы бараны! Ну как с такими идиотами дело вести? Ни бэ, ни мэ, ни кукареку - не помню, не знаю, не разглядел!"
- Ты на меня не ори, - назидательно заявила грузная пожилая тётка, из разряда тех, у которых сам король наследить забоится на только что вычищенном ковре. - Я таких соплезвонов, как ты, доси веником гоняю. Ничо. Испугалась бы я там какого-то маньяка! Нихай они меня боятся, утырки... И за абы кем не пошла бы, небось. Но уж коли вежественный молодой человек, коли с почтением, извинением - как не уважить? К тому же из тайной стражи - небось, не прощелыга.
Грачман аж на месте подскочил:
- С чего это вы взяли, что из тайной стражи?
- Так не дура ж я. Камзольчик у него под плащом такой же, голубенький, голунастый, как у тебя.
Выпроводив тётку, следователь задумался.
Это что ж получается в итоге? Кто-то наобум, а может, продуманно, собирал народ в покоях короля, дабы после завести всех вместе на освидетельствование. Процесс небыстрый. За одним псарём - туда да обратно - полчаса ходили. И всё это время Беллакоза с ножиком у тела загорать изволила?
Даже если предположить, что этот сборщик свидетелей не один по адресам бегал - всё равно, как ни крути, выходит, что народ сначала собрали у дверей, а после уж за Беллакозой послали. Значит, король к её приходу был уже мёртв? А какие ещё варианты? Может, распорядитель заглянул в дверь, сообщил, что народ собран, можно убивать? Король кивнул, улёгся на пол, а метресса с поклоном и всем возможным уважением всадила ножик в его старческое сердце?
Что за бред лезет в голову...
- Бульдок! - покричал Грачман в приоткрытую дверь. - Узнай, кто в ночь убийства занимался от нашего ведомства сбором и опросом свидетелей.
Конторский служка, оторвавшись от четвертования пойманной мухи, порысил было исполнять поручение.
- Погоди-ка! Что там сообщают от госпожи Бигудильды? Не мучает её больше прострел в пояснице?
- О нет, господин следователь, - почему-то заговорщическим тоном прошелестел служка, - теперь её мучает глазной ячмень. Потому принять вас она снова не может.
* * *
- Госпожа никого не принимает! - пропыхтела горничная, налегая всем телом на дверь, подпёртую крепким молодым плечом Грачмана.
- Дорогая моя, - укоризненно увещевал он, отпихивая девицу от двери. - НИКОГО она пусть и дальше не принимает. А меня придётся. Я расследую убийство короля и имею право допрашивать по этому делу всех и в любом состоянии здоровья.
- Туда нельзя! - служанка, забежав вперёд, растопырила руки перед дверью спальни.
- О! Видимо, у твоей госпожи есть, что скрывать от тайной стражи Его Величества?
Служанка отлетела к одной стене, створка двери бахнула о другую.
- Моё почтение, сударыня, - объявил следователь возлежащей на постели болящей. - Прошу простить за вторжение. Побоялся, что не дождусь вашего полнейшего выздоровления при столь немощном организме...
Портьера у окна вздрогнула, бесстыдно приоткрыв пальцы ног в шёлковых чулках.
- Ах, вы правы! - воскликнула Бигудильда с придыханием. - Всё так не вовремя. Думаю, это из-за стресса. До сих пор не могу оправиться от произошедшего. Боже! Боже! Эта кровь! Это пронзённое тело! Моя погибшая любовь... Моё страданье безгранично, сударь, - она всхлипнула, притянула к себе кривоногую левретку и смачно чмокнула её в нос. - Одна Горжетка мне отрадой. Хорошо, что вы пришли развеять моё печальное одиночество.
- Опишите события той ночи как можно подробнее.
- Ну-у... - страдалица закатила глаза к потолку. - За мной, как обычно, явился лакей, дабы сопроводить в опочивальню к моему возлюбленному властелину. Вы знаете, из всех этих безликих куриц Его Величество предпочитал моё общество. Он очень тонко всегда чувствовал доброе расположение, ум, интеллегентность - вы понимаете, да?
Левретка спрыгнула на пол и засеменила к подозрительной портьере.
- Ах, что это были за вечера! Мы музицировали, читали вслух Хореуса и Амфибрахия в оригинале - Его Величество боготворил современную поэзию. Он был так чуток к прекрасному!.. - дама промокнула глаза кончиком одеяла.
Левретка с увлечением обнюхала пальцы в шёлковом чулке. Запах, видимо, навеял игривые воспоминания. Потому что, припав на передние лапы и задрав тощую задницу, она запрыгала, оглушительно и звонко облаивая портьеру.
- Видимо, да, - согласился Грачман, отдёргивая тяжёлый бархат.
Младший сын покойного короля Павлинкулюс гордо вздёрнул подбородок. Несмотря на отсутствие портков и спущенные чулки.
- Прошу прощения, Ваше Высочество, - поперхнулся следователь. - Никак не мог предположить...
- Я потрясён, - вымолвил тот, хмуря брови и грозно топорща усы. - Что за шваль Бобёрброк держит в своём департаменте! Что за бесцеремонность! Так врываться в спальню к даме!
Грачман попятился к выходу, суетливо кланяясь.
- Ну, Бегемотик, ну, Бусечка, - сопроводили его отступление причитания наследственной любовницы, - прости его. Он такой симпампусик! Наверное, единственный в тайной страже. Обычно у Бобёрброка всё старые пузаны да нудные бяки, как он сам. Правда ведь, господин следователь?
- Мм, - отозвался Грачман, протискиваясь в дверь.
* * *
Тёмными вонючими улочками юноша пробирался в Ботвинники, где снимал квартиру - район чахоточных клерков, прачек и ростовщиков средней руки. А что ещё мог себе позволить седьмой сын обедневшего, опального графа?
Сигизмунд приехал из родового поместья пару месяцев назад с рекомендательным письмом доброго дядюшки Лионеля, некогда служившего при дворе. Письмо было передано Бобёрброку и, как ни странно, всего через месяц он дождался ответа. А неделю назад уже приступил к службе. Невероятное везение! И невероятный шанс. Уж он-то его не упустит. Потому как других возможностей у парня пробиться по жизни нет...
Но порученное дело с каждым днём вдохновляло всё меньше. Вначале - да, начинающему следователю показалось, что ему далась в руки уникальная возможность проявить себя, обратить внимание вышестоящих на свою скромную персону, выслужиться. Да уж, внимание он, по-видимому, обратил всех, кого можно. Только не такое, о каком мечталось...
В узком высоком окне его квартиры трепыхался огонёк свечи. Что за чёрт?
Юноша птицей взлетел по лестнице и осторожно заглянул в приоткрытую дверь. В облезлом кресле кунял седой головой старый граф Грачман.
- Отец?
- А? - очнулся старик. - Сын мой! Заходи, заходи... Приехал вот проведать тебя, узнать как живёшь...
- Тебе нельзя появляться в Ревеньбурге! Приказ короля о твоей ссылке никто не отменял!
- Хе-хе. Приказ никто не отменял. Зато короля, который этот указ издал...отменили. Скоро всё переменится! Помяни моё слово, Фредерик!
- Я Сигизмунд...
- Ну да, - граф пожевал губами. - Наконец-то нам удалось задуманное! Взлелеянное в трепещущих сердцах истинных сынов родины, вскормленное кровью невинных жертв, принесённых на алтарь тиранства, воспетое пиитами... Воспетое... То бишь, о чём это я?
- О том, что свершилось задуманное.
- Да, милый мой! Тиран пал! Но тирания... Тирания жива по-прежнему. Ибо худое семя не даст добрых всходов.
- Отец...
- Борьба не окончена со смертью сатрапа - о нет! Мы не опустили клинки, не почиваем на лаврах!
- Отец! Вы - это кто?
- Как, Рупрехт? Ты не знаешь разве героев своего Отечества? Союз ратующих освободил королевство от мерзкой гадины на троне! Союз, в котором я состою - и сражаюсь! - без малого полвека, сын мой. Наконец, сегодня мы пожинаем плоды усилий наших!..
- Союз ратующих? - Грачман младший в ужасе пялился на родителя. - За что ратующих?
- За что? Да за всё... За свободу там, за эти.. как их... Братство... Какое это имеет значение в славную минуту триумфа, дорогой?
Сигизмунд нервно прошёлся из угла в угол, швырнул на стол шляпу и перчатки.
- Отец, ты хоть знаешь, что я состою на королевской службе и расследую дело об убийстве короля? А ты мне сейчас признаёшься, что участвовал в заговоре, состоишь в тайном обществе! Что "не опустили клинки"! Ты соображаешь, чем это чревато?
Граф гордо вскинул породистую голову:
- О сын мой! Неужто? Ты опозорил славный род Грачманов? Мы никогда не служили режиму, борясь с ним из поколения в поколение шпагой и словом! А ты... - он картинно прикрыл глаза ладонью, но тут же рывком отнял её, сжав набалдашник стоящей меж коленей трости. - Что ж... Предай меня в руки палачей! Пусть преспешники зла разорвут железными клещами моё старое тело! Пусть сгноят меня в застенках - я не скажу не слова!
- О господи, - не удержался сын.
И тут же резко вскинулся на громкий сапожный топот. В дверь просунулась голова Крола, графского конюшего.
- Так это, господин граф, пора на постоялый двор, баиньки. Завтра раненько домой потрусим, до рассвета вставать придётся.
За его спиной уныло топтались Грачманские крестьяне.
- Вон, смерды! - воскликнул граф. - Мир рушится вокруг меня, а вы со своими глупыми заботами!
- Господин Сигизмунд, - заканючил конюший, - уж измаялись цельный день таскать батюшку вашего по всему городу, по конспр... консприкативным квартирам. Вы уж скажите ему, он и так время отхода ко сну пересидел... Графиня узнает - шкуру с меня спустит: и поел-то не вовремя, и спать изволил лечь поздно...
- Папенька, - заботливый сын настойчиво приподнял старика под локоток и повёл к двери. - Маменька заругает...
Граф как-то сдулся сразу, ссутулился и пошкандылял к измученному капризами барина Кролу. Тот с облегчением принял его и поволок вниз по лестнице.
* * *
В канцелярии, как обычно, было сумрачно и сонно.
Бумс!
Грачман подскочил на месте. А клерк-мухоненавистник брезгиво потряс папкой с делом об убийстве короля, пытаясь отлепить с титульной страницы размозжённого таракана.
- Что по поводу моего вчерашнего поручения? - поморщился следователь.
Бульдок оживился:
- Совершенно доподлинно, господин Грачман, никто из рядовых сотрудников официально не привлекался в ту ночь к расследованию.
- Откуда информация?
- От младшего помощника старшего казначея управления.
Грачман рассердился:
- При чём здесь казначей, остолоп?
- Обижаете, сударь, - надулся клерк. - Кому же ещё и знать, как не ему? Ведь это он начисляет сверхурочные и душегубские. А заявок, опосля той ночи, на доплату не было.
- Ну, ладно, - Грачман раздражённо, палец за пальцем, стягивал с руки тугую перчатку. - А неофициально?
- А вот это вам лучше у Котвика спросить, который оперативной службой руководит. Да он и сам был там в ту ночь. При господине Бобёрброке.
Продолжая бороться с перчатками, Сигизмунд направился в свой кабинетик. Бульдок посеменил следом.
- Что-то ещё?
- Гонец из тюрьмы был, вас не дождался. Просил передать, что Беллакоза Филинсон просила о встрече. Желает что-то сообщить.
- Вот как? - следователь задумчиво поглядел на клерка и, вздохнув, потянул недоснятые перчатки обратно.
* * *
Ничуть не поблекшая от пребывания в тюрьме красота Беллакозы вновь ослепила королевского стража яркими красками: голубым, розовым и золотым. Аж глазам больно, а в животе щекотно.
- Я хочу признаться, - озёра глаз сверкнули слезами. - Не имеет смыла отпираться, что уж... Это я убила Его Величество короля Гогана, повелителя Стопутяни, благостного покровителя Волкодлаковой Лощины, земли орков-степатейнов, герцога Ревеньбургского и прочее и прочее... Можете задокументировать, я подпишу.
Грачман прошёлся из угла в угол, заложив руки за спину.
- Отчего же вы решились на признание, сударыня?
- Ах, господин следователь! Я осознала, я раскаялась, я поступила нехорошо! Мне привиделся сон, в котором призрак Его Величества ласково объяснил пользу покаяния...
- Послушайте, госпожа Беллакоза, я совсем не уверен в вашей причастности.
- Ах, сударь! Пишите, прошу вас, пишите признание! Не сомневайтесь - это я, - она зарыдала, кусая уголок кружевного платочка жемчужными зубками.
Грачман нервно потёр нос, пометался ещё от стены к стене и, швырнув табуретку к столу, разложил бумаги.
Когда несчастная Беллакоза склонилась над признанием, демонстрируя содержимое глубокого декольте и сосредоточенно выводя своё имя, Сигизмунд, повинуясь порыву, перехватил её руку:
- Я порву эту бумагу, как только выйду за дверь! Вы ведь не убивали, не так ли?
Королевская любовница, не меняя позы, прошептала, горячо дыша ему в ухо:
- Умоляю, вы погубите себя. А я должна... У меня родители и маленькие сёстры.. И, потом, чистосердечное признание заменяет четвертование повешением... Это важно.
- Кто сделал вам это предложение?
Беллакоза страдальчески опустила длинные ресницы:
- Милый юноша, неужели не ясно? - чуть слышно прошептала она. - Кто ещё, по-вашему, может проворачивать подобные дела?
Грачман, потрясённый подтверждением собственных смутных догадок, замер на месте:
- Но зачем?
Загремели дверные засовы.
- Вы думаете, своих детей нынешняя королева рожала от царственного семидесятилетнего супруга? - быстро прошептала Беллакоза и тут же отпрянула, ибо в камере воссияла серебряная перевязь Котвика.
- Я как раз вовремя, отлично! Господину Бобёрброку донесли, что обвиняемая передумала упорствовать в отрицании очевидного, - он протянул руку за признанием.
Беллакоза поспешно выдернула бумагу из пальцев Грачмана и вложила в лапу тайного советника.
- А вас, господин следователь, - Котвик помахал листком, высушивая чернила, - глава тайной стражи просит пожаловать к себе. Для доклада.
* * *
Сигизмунд Грачман не пошёл к Бобёрброку. Вместо этого он бродил по дворцовому парку, мрачно взирая на утончённое изящество розовых кустов. Вокруг копошились садовые гномы, незаметные и вездесущие. Они бросали недовольные взгляды на погружённого в раздумья юношу: мол, ходють, топчуть, пыль гоняють. Нарушают совершенство покоя и умиротворённого великолепия, созданного их художественным вкусом и работящими ручками.
Но королевский следователь не замечал их недовольства. Он вообще ничего не замечал, пытаясь привести в порядок мысли.
Можно ли ей верить? А если нет, то почему? К чему ей пытаться выкрутиться подобным дохлым способом? Ведь понятно, что реализовать всерьёз подобное обвинение никто не осмелится. А он? Он осмелится? Промолчит, зная, что своей трусостью подписывает смертный приговор невиновному? Или выступит на суде в её защиту и подпишет смертный приговор себе? Если вообще до суда дотянет...
Вот так шанс... Вот так медаль на грудь и покорение карьерной лестницы...
Ну, хорошо. Предположим, Беллакоза не врёт. Предположим, след, на который она указала - верный. То есть имеется некий туз, от которого королева, будучи пятой женой старого Гогана, прижила своих детей. И это как-то связано с убийством короля. Но как? И кто этот человек? И какой смысл в убийстве этом, если трон всё равно должен был достаться старшему принцу - сыну короля от первой жены. Причина здесь, скорее всего, может быть только одна...
И тут Сигизмунда осенило. Он даже остановился неожиданно, словно наткнувшись на невидимую преграду. Садовый гном, тащившийся с тачкой позади и непросчитавший подобной непредсказуемости, въехал ему прямо под коленки. Взмахнув руками, следователь шмякнулся в мягкий перегной. Но тут же вскочил и, не возмутившись и не отряхнувшись, бросился к выходу из парка.
... Следователь Грачман изо всех сил старался идти по-возможности прогулочным шагом, постоянно осаживая себя, когда непослушные ноги начинали заметно торопиться. Он останавливался за углами, оглядывая улицы на предмет слежки, петлял по дворам и пропускал вперёд подозрительных личностей. Он шёл долго. Но вот, наконец, и Ботвинники. Вот и его дом.
Сигизмунд, не раздеваясь, плюхнулся за стол и застрочил гусиным пером по гербовой бумаге.
"Ваше Величество, - перо лихорадочно прыгало, выводя размашистые загогулины, периодически тюкаясь в чернильницу. - Мне, следователю тайной стражи Сигизмунду Грачману, было поручено дело об убийстве Вашего венценосного батюшки, великого короля Гогана Тридцать Четвёртого, повелителя Стопутяни и проч. В результате проделанной работы мной были сделаны некоторые выводы, кои, смею надеяться, могут быть Вам интересны.
Прошу простить мою дерзость, заставляющую обращаться к вам напрямую, презрев законную субординацию. В оправдание своё могу сообщить, что происходит сие по причине недоверия к руководству тайной службы. Его-то хищную сущность я и намерен разоблачить, представ пред Ваши всемилостивейшие очи в день и час, кои Вы сочтёте возможным назначить. Молю поторопиться, Ваше Величество, пока Ваш покорный слуга жив и его уста ещё в состоянии произнести имя убийцы. А возможно, и предотвратить новое преступ..."
Грачман внезапно замер, заслышав позади себя шорох. Он напряг мышцы для резкого броска в сторону... Но не успел. Рухнувшая ему на темя тяжесть рассыпала мир на искры и звоны, укутала вязкой чернотой.
* * *
В кабинете Бобёрброка было жарко натоплено. Старый лакей втирал в скрюченные суставы ступней своего старого господина вонючее зелье. Грачмана замутило. Голова болела нестерпимо, сознание возвращалось медленно и неохотно. Но всё же возвращалось.
- Ну что, мальчик мой, очухался? - участливо поинтересовался шеф. - Ох, молодёжь, молодёжь... Ты даже не представляешь, Сигизмундушка, сколько глупостей я наделал в твоём возрасте. Пока в голове моей, многажды битой, не завелись, наконец, какие-никакие мозги.
Лакей обернул болящему ступни батистовыми портянками, натянул поверх шерстяные чулки с вывязанными на них зайцами.