Почти два года назад, а может уже и больше, когда я заканчивал школу и должен был определиться с дальнейшей своей судьбой, кроме литературной, потому что, как известно всем, за исключением писателей, литератор - это не профессия, я выбрал в итоге торопливо и восторженно историю искусства. Отчаянно готовился, проводя за учебниками, кажется, все свои дни и поступил с отличием, из четырехсот баллов растеряв не более двадцати. Конечно, жизнь свою я связывал исключительно с литературной деятельностью и отчасти с журналистским поприщем. Но образование выбрал искусствоведческое, наверное, потому что оно могло пригодиться мне, как в писательстве, так и в журналистике. Даже в науку на какой-то момент поверил, но быстро разочаровался.
И вот теперь я почти двадцатилетний, довольно умный и местами неплохо образованный собираюсь выезжать в Третьяковку, чтобы разобраться наконец с давно просроченной работой по древнерусской иконописи. Представлял ли я такой свою юность в шестнадцать? Не помню... Вряд ли... Но вышло вполне себе неплохо. Да и, прямо скажем, свои шестнадцать я уже не очень-то помню. В любом случае, я спускаюсь по лестнице и распахиваю дверь подъезда. На улице ветрено, влажно, облака серо-белыми шматками вмазаны в небо, а вдалеке они словно скучились на сухих черных пальцах худосочных осин. Я выхожу на улицу, закуриваю, иду через парк, где совсем уже не осталось снега и о зиме напоминает разве что всеобщая разруха и намазанная в вангоговском стиле грязь мокрых тропинок, затем оказываюсь в метро - один на один с рассказами Сарояна и в конце концов, через получасовой промежуток поднимаюсь по эскалатору на Новокузнецкой, чтобы снова закурить и поскорее добраться до музея.
Я - это? Я - человек, который не брился примерно с две недели, не менял куртку последние несколько лет, в ботинках, откуда подозрительно почти не пахнет, с усталыми глазами, влажными губами и простуженным носом, но так-то вполне красивый. Я - человек, пишущий и живущий под псевдонимом, который, как и себя, выдумал сам. Я - человек, рисующий на кедах под другим псевдонимом и надеющийся, что вы никогда не поймете, что мы - одно лицо. Потому что я - человек, который пытается прожить за нескольких людей. Как минимум, за двух. Я - человек, целыми днями пропадающий в скучном ВУЗе и захватывающей библиотеке, человек, тратящий несоразмерно хлипкому, дырявому кошельку, человек, любящий выпить с друзьями после упорной недельной работы фруктового пива и жгучей водки, а потом раскурить взятые на пробу папиросы "Прима". Я - человек, который стремится делать себя и хорошую литературу. Или я вовсе не это? Может быть, просто человек, ненавидящий натягивать презерватив.
В любом случае, я, вольготно покачиваясь, вхожу в Третьяковку, во рту переливается крепкий запах табака, а я здесь как дома и беру бесплатный льготный билет в хорошо знакомой кассе. Зал древнерусского искусства XII века - это жужжание, окутывающее непознанные иконы. Толпы маленьких детей с приличными, хорошо оплачиваемыми родителями, которым экскурсовод, более всего напоминающий тамаду на утреннике, рассказывает крикливо и завлекательно о том, как Господний Сын Иисусе Христе вытер лицо о плат и таким чудотворным образом запечатлел свое пребывание на Земле. Мимо прогуливаются смешные и модные европейские туристы, и носятся в залах крикливые всполохи брошенных фраз "Квесто!.. Квесто!.. Квелла!..", а я стою, вызывая недоуменные ухмылки, с добрый час и пытаюсь обнаружить хоть какое-то стилистическое сходство "Спаса Нерукотворного" на лицевой стороне с "Прославлением креста" на оборотной стороне выносной иконы. Галдеж меня уже давно не смущает, как и всеобщее равнодушие к сути искусства. Я что-то обсуждаю с бабушкой-смотрительницей, и она силится помочь мне.
- Понимаете, задача у меня следующая - доказать, что "Спас Нерукотворный" и "Прославление Креста" - это одно время. При этом первое - явно сходно с комниновским классическим стилем середины XII века, все статично и строго, тогда как другая сторона более всего похожа на конец того же века и, несомненно, именно к этому периоду и относится. Но написаны они таки в одно время, в конце двенадцатого. Это общенаучное мнение. У меня есть только одно косвенное доказательство - "Спас Нерукотворный" всегда изображался более канонично, в соответствии с традицией. "Прославление Креста" же можно было показать гораздо свободнее. Соответственно, мастер, писавший "Спас" и ориентировавшийся на традицию создал изображение, свойственное стилю уже отжившему и бывшему видимо образцом. Другой же иконописец работал над "Прославлением Креста" в новом динамическом стиле. Но, сами видите, это очень косвенное доказательство.
И я успокаиваюсь, с чувством выполненного учебного долга иду бродить по залам московской иконописи. Не чтобы прочувствовать, но чтобы принять для себя еще раз, что не бывает эпох взлета и падения, а только лишь разные стремления, суждения и потребности. Ну и конечно мастерство воплощения у отдельных живописцев. А засим и все. Я забираю помятую куртку из гардероба, цепляю пальцами сигарету из пачки и бреду куда-то через Яузу, через парк Репина к Большому Каменному мосту.
А в парке празднуют свадьбы. Вижу приличную азиатскую церемонию с уверенным женихом и красивой невестой. Даже не решаюсь рассматривать, чтобы не смутить никого. А чуть поотдаль куда более привычная картина. Невеста лупит жениха по лицу - Куда, блять! Я тебе сча, мудила, покажу! - она лупит, он кое-как уворачивается, и тоже пьян вдрызг, а отороченная леопардовым платьем чья-то подружка пытается их растащить.
- На хуй иди! - отталкивает ее жених.
- Успокойтесь, бля! - визжит - Эй, мудак, заткнись уже на хуй!
- Я тебе въебу счас! - орет невеста.
- Ну давай! Ну въеби! Ну попробуй! - не унимается, но и пока не отвечает костистыми кулачищами жених.
А я иду мимо. Я - человек. Мой учитель по искусству - не вылезающий из свитера, очень умный и скучноватый - другой человек. Есть еще художник Эстис. Он больше похож на меня, но все же сильно отличается. И поэтому, он - третий человек. А есть еще толпы, многие, широкие толпы совсем иных. И все написанное, сказанное, созданное совершенно никак их не касается и не коснется. Это как бы две разные вселенные. И так ведь никто никого и не поймет.
Я - это? Я - человек, скитающийся и мечтающий, работающий и вечно не успевающий вовремя сдавать материалы. Я - человек, так и не придумавший, как жить среди людей, и не успокоившийся. Просто идущий куда-то по Большому Каменному мосту мимо того дома, где еще в школе мы весело выпивали на квартире у моего друга Пети, а потом я читал свои стихи Вареньке на последнем этаже, у открытого окна. Над огромной и задумавшейся ночной Москвой.