Осень в том году выпала долгая, тёплая. Дождик, будто специально, проливался только ночами. А днём стояла сухая, солнечная погода. Рыжие листья, медленно кружась, засыпали тропинки, вилявшие между придомовыми кустами и клумбами так, как было удобно жильцам. Воздух кружил голову запахом сохнувших листьев, ароматом мокрой древесной коры и вкусом лёгкой горчинки.
Жила Машка с тётей Людой и её мужем Георгием Фёдоровичем, у которых, кроме Машки, было трое своих сыновей. Как-то Машка оговорилась, что мама её умерла, вот тётя Люда с Георгием Фёдоровичем и удочерили её. Про отца Машка ничего не говорила, да Димка и не спрашивал.
Учился Димка с Машкой в одном классе. И не то, чтобы ему было по пути с ней, но как-то так получилось, что по утрам он ждал Машку возле их дома, брал её портфель и они шли в школу. А после уроков тем же путём провожал её.
Седьмые классы в этом году учились с первой смены. Уроки заканчивались вначале второго часа. В середине рабочего дня тропики были безлюдны. И Машке с Димкой казалось, будто они остались одни на всём белом свете. Они шли по осенним листьям и слушали их шорох под ногами, как нечто очень важное. И это было так здорово, что Машке хотелось плакать.
- Маш?! Ты чего? Маш? - Димка забежал вперёд и наклонился к её лицу. - Случилось что? - спросил вдруг охрипшим голосом.
- Дим... Дима... этого не будет больше никогда... никогда, никогда... - она ничего не могла с собой поделать. Ну что можно поделать, когда плачешь от счастья? - Ты запомни... Ты всё это, - она повела головой и коснулась его лица, - за...запомни, - едва слышно говорила Машка.
- Осень... осень будет, Маш, на будущий год... куда она денется? - почти шептал он. Машка шагнула в сторону и прислонилась к стволу старого клёна. Она и сама не знала, откуда, но в эту минуту вдруг поняла, что никогда больше такой осени в их жизни не будет. А пока... она почувствовала на своей щеке его горячее дыхание, потом осторожное прикосновение к уголку своих губ... а потом увидела, какие синие у него глаза и рыжие конопатки на носу.
- Я...не забуду... Маша... нам домой пора, - подхватил её портфель, свою неизменную папку и зашагал вперёд.
Они шли рядом и молчали.
"Вот, - думал Димка, - ещё восьмой класс, а там я к Георгию Федоровичу машины ремонтировать. Он в этом автосервисе который год работает, думаю, получится, - рассуждал Димка: - А Машка... Машка пусть дальше учиться. Но сначала поженимся! - Он искоса взглянул на неё: - Нос красный. Замёрзла?"
- Тебе холодно? - сунул свою папку в подмышку, обнял её за плечи.
- Нет. Но... так хорошо...
- Нос красный...
- Я, когда плачу он у меня краснеет и... на сливу похож становится, - оглянулась по сторонам, и на всю жизнь в памяти остались жёлтые листья под ногами, синее небо над головой между обнаженными ветвями, и тёплая Димкина рука на плече.
Теперь Димка всё свободное от школьных занятий время помогал Георгию Фёдоровичу в ремонте машин, так, что уже примелькался в ремонтной мастерской.
А в этот вечер Георгий Фёдорович вернулся с работы вместе с Димкой.
- Маш... тут такое дело... мне Георгий Фёдорович зарплату ... выдал.
- Так заработал. Честно и добросовестно. К технике чутьё имеет! - похвалил обычно немногословный Георгий Фёдорович.
- Вот, матери поддержка! - похвалила тётя Люда.
- Тут... - явно не знал, как высказать свою сокровенную мысль Димка, - в общем, можно я буду... - посмотрел на Машку, явно начинающую подозревать, что хочет сказать Димка и потому покрасневшую до корней волос, - копить деньги у вас. Это... - теперь покраснел и Димка. Тётя Люда села на табурет, вытерев подолом платья вдруг вспотевший лоб, - Машке на свадебное платье.
- Э... э... м... - переводил взгляд с Машки на Димку Георгий Фёдорович.
- Ну, я через год на работу, Машуне ещё девятый и десятый заканчивать. А там я в армию. А в армии денег не платят. Тут у соседей свадьба была, а потом такой скандал ... оказалось кто-то по пьяне наступил на подол невесты и чуток оторвал. А платье это оказывается бешеных денег стоит. Ну вот... пусть пока копятся.
- А ты у Машуни -то спросил? Ну насчёт свадьбы... - выдохнула полной грудью тётя Люда.
- Так... рано пока, - развёл руки в стороны Димка.
- А что не дома? Матери приятно, сын вырос хорошим человеком! - заключил Георгий Фёдорович.
- Так если у них "трубы гореть" начнут, любую нычку отыщут, - объяснил ситуацию Димка.
- Пьют? - как бы между делом спросила тётя Люда.
- Не так чтобы очень, но бывает. А если уж заусит... Так что у вас мне спокойнее.
А весной, в самом начале мая, весь дом и двор, в котором жила Машка, гудел в предпраздничной суете, кто-то по привычке Первомай отмечал, а все вместе День Победы. Обычно мужики сколачивали из досок напротив стаек столы, а вдоль их лавки. Женщины готовили у кого что кошелёк позволял и накрывали столы. И не было такой семьи, в которой бы кто-нибудь не погиб за Победу. Поэтому на столе среди угощений стояли гранёные стаканы на четверть наполненные водкой, накрытые ломтиком, почему-то непременно чёрного хлеба.
- У всех хлеб чёрный. Почему? - посмотрела на соседку бабу Шуру Машуня.
- Так какой хлеб в войну был, такой вот и... Им оттуда всё видно, - кивнула куда-то вверх баба Шура. - Пусть знают, помним,- вытерла пальцем непрошеные слезинки. - И все пусть знают - помним! - погрозила кому-то натруженным кулаком. - Моему повезло. Вернулся. Сын у нас родился. Да долго не протянул. Весь израненный... болезный... - и, махнув рукой ушла. Машуня хотела было догнать бабу Шуру, спросить, кто и что должен знать. Кому кулаком - то грозила? Но увидела её сгорбившуюся спину, вздрагивающие плечи и передумала.
Для Машки эти дни были сущим кошмаром. Потому что и тётя Люда, и Георгий Фёдорович не оставались в стороне от всеобщего веселья. И то же, что называется, были под градусом. И тут успевай следить за четверыми сорванцами. Почему четверыми? Потому что кроме Машуни пришлось усыновить её младшего брата, когда тот ещё в пелёнках лежал. Теперь-то Гошка, конечно, подрос, но был всё равно самым младшим в семье.
Вот Гошка младший рыбкой юркнул под стол и тут же выскочил с громким рёвом. Оказалось, хотел проскочить под столом до другого его конца, но врезался лбом в перекладину. Пока тётя Люда прикладывала к Гошину лбу холодную литровую банку с огурцами, а Машка не спускала глаз с близнецов Андрюшки и Ваньки, которые так и норовили поиграть на баяне. Один с одной стороны намеревался потянуть, другой - с другой стороны. Вдруг увидела, что самый старший из братьев - Серёжка пытается подняться с земли, но ноги у него подкашиваются и он опять падает. Учинили допрос. Серёжка ткнул пальцем:
- Вон из той красивой рюмочки выпил... - выяснилось, что Серёжка умудрился махнуть грамм пятьдесят сорокаградусной перцовой настойки.
А примерно за неделю до окончания учебного года Димка пришёл мрачнее тучи. В школе подрался с мальчишкой из соседнего класса по одному ему ведомой причине.
- Родители сдурели! Квартиру нашу продают! Вот не было бы этой приватизации - сидели бы как миленькие! Государственную-то не продашь!
- Ну, значит другую купят. Не будите же жить на улице?
- Переезжаем к бабушке Агафьи в деревню Солдаткина. Там после войны только мой дед Ефим живым вернулся. Правда на деревянной ноге, но другие-то все... на войне полегли. С те х пор деревню так и стали называть - Солдаткина. Как раньше называлась - никто и не помнит. А потом и дед... ушел...
- Ку- ку- куда?
Димка поднял глаза к потолку. Машка кивнула:
- Понятно.
- Я тут подумал... может мне в училище поступить на тракториста? Туда после седьмого класса берут.
В школе Димка Протапов - самый отстающий ученик в классе. Головная боль и учителей, и директора школы. Димка решил и поступил.
А в училище уже после первого семестра Дмитрий Протапов - один из лучших учащихся, шёл на повышенную стипендию. И даже общеобразовательные предметы хромать перестали, потому что так или иначе преподаватели старались связать темы с вопросами будущих профессий ребят.
Приближался Новый год. И в училище готовили концерт силами учащихся и даже преподавателей. В актовом зале шли бесконечные репетиции. То хор пел, то стихи читали, а то и акробаты на сцене свои трюки выделывали. Нашёлся даже фокусник, который как нашёлся, так на всю жизнь и остался Димкиным другом Фокусником. Димка тоже решил принять участие. Как-то не по чину ему было оставаться в стороне. Оказалось, Димка хорошо играет на гитаре, о чём даже Машка не знала.
Он настроил гитару и запел: "Постой паровоз, не стучите колёса..."
- Постой, постой! - замахал руками преподаватель пения Петр Иванович, отвечавший за всю праздничную концертную программу. - Ты что, намереваешься эту песню ис... исполнять? - вдруг начал заикаться Пётр Иванович.
- А что? Когда к бате гости приходят, так даже плачут, когда слушают. Всем нравится, - удивился Димка.
- Э... э... знаешь... у нас тут дети...
- Ну и что, в лесу родилась ёлочка... петь?
Петр Иванович и так и этак убеждал Дмитрия спеть что-нибудь патриотическое. Пока Димка категорически не отрезал:
- Буду петь "Ты у меня одна" ... - и запел. К концу песни, зал был полон слушателей.
- Ох! Снимут с меня голову! Снимут! - сокрушался Петр Иванович.
- С чего бы вдруг? Петь буду я, а голову с вас снимут? Вон, батин друг, Котя Рыжик, ну тот что меня на гитаре играть научил, сам пел - сам и сел, а не мой батя.
- Кто?
- Ну, Константин Рыжов, батя так называет его - Котя Рыжик. Фамилия Рыжов и на голове - рыжая копна.
- Так он за песни что ли... сел?
- Да нет. За деньги. Я же говорю, надо петь, что людям нравится. Он пел, ему платили. Вроде много платили, может за это посадили. Хотя, вон в электричках тоже... ходят по вагонам, поют и деньги собирают. И никто их не садит. Так что я толком не в курсе, за что его...
К Новому году тётя Люда распаковала чемодан Машкиной мамы и достала оттуда синее, с ветками белой сирени, крепдешиновое платье. Машка маму в таком платье вспомнить не могла. Если по молодости мама и носила это платье, так Машка тогда в деревне с бабушкой жила. А потом Машке помнился только синий китайский спортивный костюм...
Три вечера тётя Люда шила и перешивала, но когда всё было готово, и Машка примерила платье, то баба Шура даже прослезилась:
- Копия мать в молодости. Красавица, - и вытерла кончиком головного платка уголки глаз. - Это уж она потом до жизни такой докатилась. А когда дом наш только заселяли, мы почитай в один день с Ириной въехали. Я уже на последних месяцах беременности ходила. А она ещё только в замуж собиралась. Помогала мне обустроиться... - вздыхала баба Шура и о прошедшей молодости и о безвременно ушедшей из жизни Машкиной матери.
- Так может вы и папу моего... видели? - проглотила встрявший в горле комок Машка.
- Может и видела.
- Так видели или нет? - настаивала Машка, замечая, что баба Шура намеревается увильнуть от разговора.
- Ну вроде был один кучерявый, высокий. Всё в рейсы ходил. Потом толи в аварию попал, толи где другую нашёл, видать приплод не очень нужен оказался. Ой! - и баба Шура прикрыла рот ладошкой. - Прости старую...
- Потом... что было потом? - настаивала Машка.
- Какой-то дружок приезжал, будто бы от него, потом другой... а сам-то больше глаз не казал. Только дружки эти всё чаще стали появляться. Ну потом вижу, у Ирины животик уже проявляется. Приехала её мать, дождалась пока ты родишься, - кивнула на Машку, - умаялась твоя бабка за то время. Только успевала незваных гостей выпроваживать. Нашли бесплатную ночлежку! Из-за этих гостей Ирку в доме... сильно не уважали. Ну и поделиться бабка твоя могла только со мной. Я-то твою мать совсем с другой стороны знала. Добрая она была, и доверчивая... Стала бабка твоя сокрушаться, что пока тут без толку воюет, в деревне дом и хозяйство, на чужие руки оставленное, пропадает. А пойдёт прахом - тогда что? По миру иди? Забрала тебя и уехала... в свою деревню.
- А как звали того... кучерявого, высокого?
- А как у тебя в метриках написано? - ответила вопросом на вопрос баба Шура.
- Прочерк у меня в свидетельстве о рождении. Будто дети без отца могут родиться!
- Помниться, Ирина его всё Володенькой величала. И ох! как ждала. Окно-то вашей квартиры напротив лавочки, так вот смотрим, а Ирина напротив окна не хуже статуи стоит не шелохнувшись. Кустов тут тогда ещё не было. Дорогу вдаль видать. Ждёт, значит, его...
- Ну хватит! Хватит! Всё прошло. Быльём поросло! - неожиданно резко оборвала бабу Шуру и перешла на другую тему тётя Люда. - Машуня, надо что-то с туфлями решать.
- Ты какой размер носишь? - не обиделась, а даже как-то с облегченьем вздохнула баба Шура.
- Вроде 35, - пожала плечами Машка.
- Это в прошлом году было! Теперь поди 36, - уточнила тётя Люда.
- Погодьте -ка, - и баба Шура кинулась из комнаты. А вернулась с обувной коробкой, в которой оказались коричневые кожаные туфельки на каблучке.
- Мерь! - протянула Машке коробку. - Только раз обуть довелось. Хотела невестке подарить, так у неё лапа на три размера больше...
Новогодний вечер в училище начинался в пять часов. А время уже подходило к четырём. Димка в наглаженных брюках, белой рубашке и с аккуратно причёсанной шевелюрой начинал нервничать. Машку тётя Люда и баба Шура собирали в соседней комнате. Ведь это подумать только, ещё со вчерашнего вечера закрутили Машкины длинные волосы на бигуди. И только теперь эти бигуди раскручивать принялись!
- Тётя Люда, скоро она там? Я выступаю. Опоздаю - с Петра Ивановича голову снимут!
- Сейчас, сейчас! - и вынесла ему сумку. - Вот, тут туфли. Переобуешь её. Понял?
- Понял.
- Ну расчёску я положила. Причёску Машуня сама поправит.
Машка вышла в своём пальто, сапогах. Только на голове вместо шапки шаль.
- Чтобы причёску не помять, - кивнула Димке. И они заторопились на автобус.
В училище каждая группа раздевалась в своём классе. Всеобщее веселье и волнение артистов от предстоящего выступления, образовывали такую праздничную суматоху, что кому и некуда было торопиться метались как ужаленные. Димка завёл Машку в кабинет физики.
- Вот, тут только выступающие переодеваются! - Посмотрел на туфли, на Машку...
- Я сама.
- Ладно, - сбросил пальто, провёл пятернёй против причёсанной шевелюры, - ты пока раздевайся, переобувайся. А я покажусь, чтоб меня не потеряли. Тут подожди! - и деловитой походкой вышел из кабинета.
Она аккуратно сложила Димкино пальто, потом своё. Сняла шаль, переобулась. Огляделась. Ну откуда в кабинете физики зеркало? На улице уже потемнело. Подошла к окну. Если присмотреться в оконное стекло, вполне себе зеркало.
За спиной скрипнула дверь. Обернулась. В дверях стоял молодой мужчина.
- Здравствуйте, - поздоровался он. - Я преподаватель физики. Это... э... в некотором роде мой кабинет.
- Я Маша, Маша Артемьева. Меня Дима Протапов пригласил, - старалась объяснить своё появление в чужом кабинете Машуня.
- Ой, простите! Не представился - Иван Сергеевич... преподаватель... в некотором роде... э ... физики.
Из коридора послышались звуки музыки.
- Ну что же вы тут... будите одна скучать? Пойдёмте, я вас в зал провожу.
- Спасибо, я Диму подожду.
- Слышите? Похоже концерт уже начинается, а Дмитрий, возможно, занят. Готовится к выступлению... - и протянул Машке руку, - позвольте?
Романов про любовь Машка не читала, уроки, детские книжки мальчишкам, Димка приключения приносил. Поэтому смутилась невероятно, и уже было шагнула навстречу учителю, когда дверь распахнулась и в проёме замер Димка. Несколько секунд длилась немая сцена.
- Дмитрий, что же вы так? Пригласили девушку и оставили одну! Это не вежливо, - вытер платком вдруг вспотевший лоб Иван Сергеевич.
А Димка всё стоял и смотрел на Машку так будто видел её в первые в жизни. Молча кивнул в сторону физика, мол, понял.
- Ну что ж? Я пойду. Дмитрий, не опаздывай.
Димка посторонился, пропуская физика на выход.
- Маша, ты такая... такая как в тот день, когда пришла первый раз в наш класс...
- А ты пригласил меня сесть с тобой за парту, - засмеялась Машка. От души отлегло, Димка был рядом и значит, всё нормально.
У входа в зал их ждал фокусник, которому зачем-то приспичило точно знать, куда Димка Машуну посадит. Ведь сам Димка оставался за кулисами. Он же выступающий. А Петр Иванович периодически пересчитывал своих артистов, боясь кого-нибудь в нужный момент не обнаружить, уж больно энергичный коллектив подобрался. Только отвернёшься - им куда-нибудь сбегать приспичит, а тут выступление - вот и волновался больше самих выступающих.
Пел хор, выступали акробаты. Всё было празднично и немного скучно, пока на сцене не появился фокусник. В ярко-зелёном костюме явно великоватого размера, в чёрной шляпе и с коробкой, из которой вдруг выскочил... кот. Зал грохнул со смеху.
- Ничего страшного. Будет и заяц, как положено! - развёл руки в стороны и из рукавов посыпались конфетти.
- Это у царевны лягушки из рукавов лебеди выплывали, а я будущий тракторист - у меня цветная радуга!
Комментарии из фокусника сыпались один смешнее другого. Зал ожил, захлопали, засмеялись. А когда он ушел со сцены, то требовали вернуться и повторить хоть что-нибудь. И он повторил.
- Вот, это тот самый кот! Поверьте, тот ещё фокус найти у вас под ногами очумевшего котяру!
Потом учительница литературы читала стихи. А Машка всё ждала Димкино выступление. И вот объявили. Он вышел на сцену, и Машка будто впервые увидела его. В белой рубашке, чёрных брюках, с гитарой на перевес, стройный, сильный и красивый Димка стоял на сцене. У Машки дух перехватило. А в зале погас свет, и только яркое пятно прожектора высвечивало артиста на сцене. И Димка запел:
Ты у меня одна,
Словно в ночи луна...
Ещё один круг прожектора вдруг спустился со сцены и пополз по залу, дополз до Машки и остановился. А Димка пел:
Нету другой такой
Ни за какой рекой,
Ни за туманами,
Дальним странами...
Машка сидела и не могла шевельнуться. Ей казалось, что даже дышать перестала...
Когда зажегся в зале свет, ещё некоторое время стояла тишина и Димка, опустив гитару и забыв поклониться, собрался уходить и тут в зале поднялась буря. Нет, не хлопали. Свистели, топали и кричали:
- Повторить!
Но Димка как положено поклонился, прижал руки к груди:
- Не могу я, ребята, не могу!
И только потом, после концерта выяснилось, что высветить Машку прожектором, дело рук фокусника - Сашки Орефьева. Как увидел Машку рядом с Димкой, так и пришла ему идея в голову. А согласовывать уже некогда было.
- Он у меня такой! Никогда ни с кем ничего не согласовывает. Всё сам, - хвасталась маленькая худенькая девчушка с рыжей косичкой вроде мышиного хвостика.
- Это моя Мышка! - представил девушку Сашка. - А мышек, если вы не знаете, даже слоны боятся!
Пройдет много лет, стойкости и смелости этой Мышки бывалые солдаты будут удивляться. А пока вечер подошёл к концу и Димка с Машкой, а вместе с ними Сашка с Мышкой, которую звали Олей, шли пешком по заснеженным улицам и были абсолютно счастливы.
В конце учебного года ребят из училища стали распределять по предприятиям для прохождения практики. Кого в ремонтные мастерские аграрного комбината, кого в заводские цеха комбайнового завода. А Димка взял направление в сельхоз предприятие "Солдаткина". Ну да, колхоз уже после войны только на бумаге числился, но жить на что-то надо было. Вот и как только стало возможным, Оксана Агаповна собрала своих соседок и предложила, что она создаст такое предприятие, в котором предлагает работать всем желающим. Но поскольку это будет её хозяйство, то воровать, прогуливать, врать и отлынивать - не позволит. По оплате договориться предложила "на берегу" и сдельно, то есть, сколько какой работы выполнил, за эту работу и денежки получишь. Да выполнить ни абы как надо. Желающих не оказалось. Хуже того, соседки возмутились - новая кулачка образуется! Так и "величали" теперь межу собой соседку "Кулачка". И Оксане пришлось набирать людей на стороне. Дала она объявление в газету, что нужны в хозяйстве мужские руки. Крышей над головой и питанием - обеспечит. И мужики потихоньку потянулись. Вот говорят, что мужики на дороге не валяются, оказалось валяются, потому что дорожку к Оксане натоптали именно такие, которым в зиму холодно валяться стало. Да ещё те самые, что раньше на вокзале перебивались. К тому времени уже выходила такая газета, где кроме объявлений ничегошеньки не печатали. Но больше и не пришлось объявления подавать, слухом земля полнилась. А к зиме кому не хочется тёплую крышу и тарелку щей на ужин иметь? Благо заброшенных домов в деревне - выбирай, не хочу! Другое дело - контингент это был специфический. Но, другого не предвиделось, так что приходилось выбирать из имеющегося.
Первыми приехали Димкины родители. У них дом свой, крепкий, опять же хозяйство. Протаповы "впряглись" так, что батя выпивку забросил. Говорил: "Без водки не успеваю к подушке голову приклонить - засыпаю на лету". Да и где её взять, водку эту? Деревня "Солдаткина" без мужиков жила, значит самогонку не гнали. А магазин - продуктовая лавка приезжал раз в неделю. И из спиртного в его ассортименте только одеколон имелся.
Однако выяснилось, вести хозяйство - дело не такое уж простое, как виделось из города. Зато Александр Дмитриевич Протапов оказался работником незаменимым. Грамотный, и вообще городской, да ещё мужского полу, пусть и женатый. И пошёл слух, что Протаповы копят деньги, да набираются опыта, чтобы своё такое же хозяйство завести. А Оксана уже через год, хоть и маялась с трудовыми кадрами (ну где ж их взять непьющих, да работящих?), но в своём доме развалившуюся печку переложила, и дырявую крышу перекрыла. И тут плохое чувство "зависть" оказалось двигателем прогресса. Поначалу одна соседка, которую по деревне бабой Наташей звали, пригрела работяжку - Федьку, прозванного деревенскими Немытым, которого Оксана уже было выгнать собралась за прогулы и пьянство. Так вот, баба Наташа обстирала, отмыла, досыта вкусно накормила, коромыслом отходила - и человек пошёл на поправку. А через недолгое время уже слышалось с их двора: "Натальюшка! Я водицы в баньку натаскал. Затапливать или погодить?"
Как-то у Федьки, тьфу, теперь у Фёдора, соседка у которой ну никак не получалось приручить гуляку, поинтересовалась:
- А скажи-ка, Фёдор, чем это таким тебя Наталья приворожила? Может зельем каким опоила? Или каким особым способом ублажает?
Фёдор только вздохнул:
- Не поверишь... Всё она, проклятущая, сил нет с ней совладать!
- Это кто ж такая? - присоединилась к разговору ещё одна соседка.
- Я ж и говорю - она, любовь, проклятущая! И скажу я вам, бабоньки, нет от неё спасенья, даже и мужскому роду-племени, - и пошёл покрякивая.
- Вот тебе и баба Наташа! - проводила его взглядом одна соседка.
- Именно что "баба"! Это мы с тобой себя раньше времени в старухи записали! Всё-таки тоже... не мужики!
Да только не у всех такой выбор оказывался удачным. Было, пригретые женщинами мужики воровали, и никаким коромыслом стремление к пьянству и лени переломить не удавалось. Бегали за самогонкой в соседнюю деревню, семь верст до небес и всё лесом. В прямом смысле - лесом, поскольку ближе намного, просёлок-то петлял битых три десятка километров до той деревни. Выгоняли одного гуляку, меняли на новенького забулдыгу. В общем происходил естественный отбор. Жизнь в деревне кипела. Однако виновником самого крутого скандала оказался Александр Дмитриевич Протапов.
Димка с небольшим чемоданчиком месил дорожную грязь, добираясь до родительского дома. И уже протянул руку к калитке, когда та сама открылась.
- Ждут, - радостно ёкнуло Димкино сердце. Прямо перед ним стоял отец, с перекинутыми через плечо связанными рыбацкими сапогами - броднями.
- На... на рыбалку что ли? - растерялся Димка. Но увидел в руках отца их старый дорожный чемодан: - С чемоданом?
Отец бросил чемодан, сапоги, схватил Димку за рукав и быстренько втащил в ограду.
- Мать твоя чудит! Понимаешь! Приревновала, понимаешь! Иди, говорит, туда где ночевал. А я ночевал в коровнике, понимаешь!
- С ума сойти! Вам сколько лет? Какая ревность? В деревне одни... бабушки: баба Наташа, баба Аня, баба... тьфу!
- Э... Вот, смотри сынок, до чего твой отец докатился!
- Мама, это вместо "Здравствуй, сынок!"
Баба Агафья сидела на завалинке, с полотенцем на голове.
- С пяти утра как взялись, так и вот... смотри, внучок на родителей!
- Бабуси! Эти бабуси по три мужика за неделю меняют! Работника выбирают! Видела я эти их "выборы"!
- Мать! Прикуси язык, понимаешь! Ты чего это при ребёнке несёшь!
- И где это ты ребёнка видишь? Димка уже на пол головы выше тебя!
Надо было перво-наперво родителей в дом вернуть, чтобы любопытные соседки уши не грели, да потом не судачили про них.
Оказалось, корова действительно должна была отелиться. И молоденькая ветеринарка, приехавшая по вызову, хоть в теории и знала, что надо делать, а на практике к корове подойти опасалась. Вот за батей Оксана и отправила посыльного. Вернулся батя под утро. И всё бы ничего, но, когда брюки снимал, из кармана тюбик губной помады выпал. Вот с него и разгорелся сыр бор.
- Так может эта Оксана специально бате эту помаду подложила, чтобы вас рассорить? - предположил Димка.
- А мне всё едино, кто у него... по брюкам шарился: Оксана или ветеринарша! Не сама же помада в карман запрыгнула?! - всё больше распалялась Алёна Фроловна.
- Постыдилась бы, понимаешь! - и Димка уловил в голосе отца нотки, не предвещавшие ничего хорошего. А мать будто и не слышала ничего.
- Это мне постыдиться? Мне? - и встала напротив мужа.
- Батя! - только и успел крикнуть Димка. Оплеуха Алёне Фроловне прилетела крепкая, так что она в сторону отлетела.
- Ну, теперь, выходит, мне! - и подхватив сапоги и чемодан, хлопнул дверью.
- Эх, дура, ты дура! Огород не вскопали, картошку не посадили, порожек в доме не подновили... Это у вас в городе мужики строем на завод идут, а тут... только те, что на дороге валяются ползут! - чуть не плакала бабушка Агафья.
Однако Димке деваться было некуда. У него направление в хозяйство "Солдаткина". В общем-то Димка считал, что мать перегнула палку. И особенно на помаде не зацикливался, а уж тем более подумать, что батя поселится в доме Оксаны Агаповны, такое даже в голову не приходило.
Но батя поселился. На немой вопрос Димки пояснил:
- Ничего такого. Комнату снял.
Днём на тракторе, вечером - дома, без отца оказалось тяжеловато. Жизнь в деревне, действительно сильно отличалась от городской.
Не прошло и месяца Александр Дмитриевич купил за символическую плату у сельсовета небольшой домишка с ещё крепкими бревенчатыми стенами, но без оконных рам и дверей. И всё свободное время стучал там топором. Димка тоже не отлынивал. И только Димкина мать - Алёна Фроловна обижено поджимала губы.
- Свой дом хоть по брёвнышку раскатись, а он взялся чужую развалюху обустраивать!
Когда у Димки закончилась практика, и он собрался возвращаться в училище, родители так и жили - каждый сам по себе.
Следующий год пролетел и для Димки, и для Машки как один день! Подошёл срок призыва в армию. И вот уже на призывном пункте гремит марш "Прощание славянки". Димка со своим другим Фокусником - Сашкой Орефьевым были вполне довольны судьбой. Их желание в военкомате учли и направили в одну танковую часть. Ведь от трактора до танка - рукой подать, рассуждали друзья.
Оля - Мышка поступила в медицинское училище. Говорила, что институт ей не осилить, а училище в самый раз. Сашка мечтал стать профессиональным военным, и Мышка резонно считала, что где бы Сашка не служил, медицинская сестра в любой воинской части себе работу найдёт.
Машка перевелась в другую школу, та в которой она училась была восьмилеткой. И теперь Машке предстоял девятый, десятый класс и потом поступление в институт.
И вроде бы такие радужные планы, а сердце у Машки сжималось от почти физической боли. И слёзы не унять.
- Маш, ну Маш? От людей неудобно, - стеснялся столь очевидно проявления чувств Димка.
- Да ладно уж, поцелуйтесь! - смахнула слезу тётя Люда.
Димка неуклюже ткнулся в Машкино лицо губами и подошёл к своим родителям, которые даже на проводы сына умудрись приехать поврозь.
Поезд тронулся, Машка судорожно всматривалась в окна вагона, в который вошёл Димка. Но слёзы застилали глаза и лица расплывались. Разглядеть Димку среди множества прилипших к окнам лиц, она не смогла.
Книга жизни открывалась на новой странице. И не дано было знать ни Димке, ни Машке что там будет написано.