Татьяна Буглак

Пират пил простоквашку

Сначала небольшое уточнение. Я не выношу мат в разговоре, как и алкашей, наркоманов, охотников за сексом и прочих асоциальных типов, да и к курению отношусь отрицательно.

Вдруг капитан заревел свою обычную песню:

Пятнадцать человек на сундук мертвеца.
Йо-хо-хо, и бутылка квасу!;

* * *

И я там был, молоко-простоквашу пил,
По усам текло, а в рот не попало.

* * *

- У меня теперь квартира при школе, - рассказывал Яр. - Вполне приличная... Правда, её оккупировали вот эти пираты. Но мы запрём их в комнате, а сами засядем на кухне. У меня есть бутылочка "Бифидока", очень подходящая для встречи земляков.
- "Бифидок" - это вещь, - серьёзно согласился Глеб.

Как вам такие книжки? Смешно, правда? А ведь я ничего не делала, только отредактировала их по современным требованиям к детской литературе. Вот, почитайте сами (выдержки, взято отсюда):

12+

Книги для детей старше 12 лет могут содержать эпизоды насилия (убийств), а также описания болезней, аварий и катастроф, но без подробностей. Насилие должно осуждаться, если не применяется к преступникам. Допустимы упоминания алкоголя, табака, наркотиков, при условии, что их употребление осуждается. Персонажи не должны «открыто» употреблять эти вещества. Описание «любовных» отношений между мужчиной и женщиной должно быть схематичным, без подробностей (фактически, допустимы только описания объятий и поцелуев).

16+

Книга маркируется 16+, если содержит:
•         грубую, но цензурную брань (без мата);
•         сцены, описывающие сексуальные отношения между мужчиной и женщиной, но без анатомических подробностей;
•         сцены насилия (за исключением сексуального), болезней, катастроф, но без подробностей, насилие должно осуждаться, если только не применено в адрес преступников либо откровенно асоциальных элементов;
•         если персонажи произведения употребляют наркотики/алкоголь, их поведение должно осуждаться либо должен описываться вред от употребления этих веществ.

18+

Произведение подлежит маркировке 18+ при условии, что оно:
•         содержит натуралистически описанные сцены сексуальных отношений между мужчиной и женщиной, сцены сексуального насилия либо пропагандирует нетрадиционные отношения;
•         содержит нецензурную брань, даже завуалированную «звездочками»;
•         содержит натуралистические сцены смертей, болезней, катастроф с описанием их последствий;
•         персонажи употребляют наркотики и алкоголь (включая пиво), при этом эти действия не осуждаются и не описывается вред от употребления наркотиков/алкоголя;
•         персонажи играют в азартные игры, занимаются бродяжничеством или попрошайничеством, при этом их действия явно не осуждаются;
•         персонажи отвергают семейные ценности, ведут себя неуважительно по отношению к родителям или другим родственникам.

Заметили? Для возраста 12+ «допустимы упоминания алкоголя, табака, наркотиков, при условии, что их употребление осуждается». Во всех трёх цитатах (кто не угадал ещё, это «Остров сокровищ» Р. Л. Стивенсона, сказки А. С. Пушкина и «Голубятня на жёлтой поляне» В. П. Крапивина) алкоголь упоминается отнюдь не в отрицательном контексте. Ладно, Стивенсон и Пушкин сейчас в разделе классики и под маркировку не подпадают (хотя пытались по первому времени и их туда впихнуть), а наш современник, дипломант премии Андерсена, Командор сотен тысяч выросших на его книгах Владислав Крапивин? Корректнейший, невероятно тактичный в общении человек, не выносящий хамства и пошлости ни в разговоре, ни в книгах. Как быть с ним? Вот цитата из его «Колыбельной для брата»:

«Кирилл попался на удочку. Посмотрел в сторону, и в тот же миг бутылочка, выбитая из руки, разлетелась на асфальте. Дыба довольно заржал.
И тогда, неожиданно даже для себя, Кирилл влепил ему хлесткую оплеуху.
"Глупо, - тут же понял он. - Этим его не свалишь". Однако Дыба стоял, изумленно приоткрыв рот, и Кирилл развернулся к Тюле. "Ногой его…" Но Тюля увернулся и встретил Кирилла прямым ударом в лицо. Будто граната взорвалась!
Кирилл отлетел на забор. Красные тяжелые капли начали часто падать на майку. Он не ощутил сильной боли, только голова отяжелела. И страха не было. Но майку вдруг стало жалко до слез: отец так радовался, когда подарил ее… Кирилл вытер ладонью слезы, локтем кровь с нижней губы и прыгнул к Тюле. Сумел закрыться от кулака и ткнуть костяшками в Тюлины губы. Но вмешался Дыба: тяжелым толчком швырнул Кирилла в молочную лужу с осколками.
Как на горячие гвозди…»

А ведь «книги для детей старше 12 лет могут содержать эпизоды насилия (убийств), а также описания болезней, аварий и катастроф, но без подробностей»,  здесь же вполне себе подробное описание жестокой уличной драки. И это я взяла только один, довольно сдержанный кусок, а ведь у Крапивина есть и «Белый шарик матроса Вильсона», и «Кораблики, или Помоги мне в пути», и тем более «Лужайки, где пляшут скворечники». Да и Журка в «Журавлёнок и молнии» совсем не уважителен к жестоко выпоровшему его отцу, и Егор из «Острова и капитаны» презирает мать. А сколько таких эпизодов про конфликты с родителями у Алексина (его я, к слову, очень не люблю). Значит и они подпадают под требования маркировки? Книги, написанные 10 - 20 - 30 - 40 лет назад и всегда проходившие по разряду «для среднего школьного возраста», отмеченные наградами и советского времени, и современными, вошедшие в школьную программу, теперь «вне закона» именно у тех, кому они и предназначены? Нет, конечно, родители купят детям эти книги, если сами их читали. А если не читали? А библиотекарь не имеет права дать младшекласснику книги 16+, и продавец в магазине - тоже. Иначе могут влететь под «административное нарушение».

А вот кто никогда не будет наказан - Малахов со своим непотребным «Прямым эфиром», потому что он закон формально выполняет, маркировка на его передаче стоит. А что передаса идёт в детское время, и что его мерзости про изнасилованных дурочек и героев «Дома-2» (который тоже идёт совсем не по ночам и пропагандирует отнюдь не высокодуховные ценности) видят и слышат все - так это ничего страшного. Что депутаты могут в прямом эфире драться, что всего несколько лет назад ни один зек не знал таких выражений, какими пользовались депутаты - тоже. Главное, не допустить к детям книгу. А остальное никого не касается.

Знаете, во сколько я прочитала Крапивинскую «Колыбельную»? В восемь лет. Её мне дала школьная библиотекарь, и никаких проблем тогда никто и представить не мог. А любимого своего «Уленшпигеля» в полном издании я прочитала вообще в первом классе! Со всеми описаниями пыток, аутодафе, бродяжничеством, пьянками, кварталами «красных фонарей», маркитантками и прочими подробностями. И «Мастера и Маргариту» читала тоже в первом классе. А «Метаморфозы, или Золотой осёл» Апулея - в десять лет. А «Таис Афинская» Ефремова  - в одиннадцать. И это мне не только не помешало, а наоборот, помогло разобраться, что есть что в этом мире. После Апулея и Боккаччо не тянет на «Эммануэль» и тем более на «любовные романы» и порнушку (что хуже, даже не знаю). После книг о войне (любой, от античных до Великой Отечественной) современные РПГ-шки и боевики вызывают отвращение своей тупостью, похабщиной и презрением к человеку. После «Молота ведьм», того самого, написанного Шпенглером и Инститорисом (я его тоже прочитала задолго до пресловутых 16+) гремевшие у наших православных лет  десять назад «Дети против волшебников» вызывают оторопь: как такие книги вообще можно писать, да ещё позиционировать, как детские православные? Это же галимое религиозное мракобесие и в прямом смысле слова охота на ведьм.

А потом я в разговорах о классической живописи и скульптуре с вроде бы давними знакомыми, художниками, к слову, слышу: «Как можно показывать голых? Это безнравственно». И моя подруга детства уже требует запретить мультфильмы Миядзаки по той только причине, что они «не русские, поэтому плохо влияют на детей». А другая знакомая удивлённо и оскорблённо рассказывает, что при перечитывании «Финиста-ясна сокола» в сборнике Афанасьева поняла, что там ведь «написано об адюльтере»! И возмущается «безнравственностью» русских сказок. Заметили? Идёт по нарастающей - от отвергания классической культуры через отвергание великолепного детского, но не русского мультфильма к отверганию уже исконно русской, нот «не такой» культуры. А в Нижневартовске несколько лет назад назад православные активисты вообще потребовали убрать из снежного городка горку в виде Змея Горыныча, потому что это «символ Сатаны и Змия».

Русский фольклор сейчас коверкают до невозможности! Мне в раннем детстве воспитатели пели всем известную потешку:

- Что ели?
- Кашку.
- Что пили?
-Бражку.

И тут я недавно узнаю, что «бражку» повсюду заменили на «простоквашку». Как?! Это не в рифму, это противоречит и традициям народного творчества, и культуре питания наших предков, да вообще всему! К тому же потешка не может подпадать под требования, потому что не современное произведение, ей сотни лет минимум! Но и её в угоду неизвестно кому превратили в уродца!

Русским сказкам вообще не везёт с цензурой. Пушкинскую «Сказку о попе и работнике его Балде» почти сто лет в угоду церковникам печатали в переделке Жуковского и с заменой попа на купца, а уже в 1920-е годы Н. К. Крупская, на самом деле очень много сделавшая для развития детской литературы, почему-то потребовала убрать из «Сказки о царе Салтане» строчки: «На кровать слоновой кости положили молодых/ И оставили одних», потому что они слишком рано знакомят детей с ненужными сторонами взрослой жизни (точную цитату сейчас, к сожалению, не приведу, статьи под рукой нет). А уж как не везёт сказке народной! Вы читали полное издание Афанасьева? Не современные переложения в одном томе, а именно весь сборник без цензуры? Прекрасные сказки, рассказанные сочным, красивейшим языком! Но совершенно не для ханжей-псевдоморалистов. А его же сборник «Русские заветные сказки» за всё время издавался лишь несколько раз, и то в основном за границей, потому что «русские люди не могли придумать такой пошлости». А это великолепные, весёлые, «скоромные» (не путать со «скромными» - это противоположные понятия) народные сказки, сравнимые по уровню с историями Боккаччо. Только они наши, а значит, их нельзя считать «мировой классикой».

Вы можете возразить, что заветные сказки, как и новеллы Боккаччо и подобные им произведения предназначены для взрослых, и детям такое знать нельзя. А как вы думаете, как именно все эти сказки рассказывались? На ушко, в лесу, когда на версту вокруг ни одного ребёнка младше шестнадцати лет? Тогда вы глупее, чем я думала! Нет, они рассказывались вперемешку с обычными, так, как рассказывал свою побасенку о Лисе и Зайце старик в довоенном «Александре Невском» (вот, и этот фрагмент по мнению современных моралистов вырезать надо). И такие истории не развращали, а, наоборот, показывали, что такое хорошо и плохо, на весёлых примерах показывали! Учёные давно доказали, что запрет не помогает остановить преступника («запретный плод сладок»), смех же действует всегда. Смех над дураком, над похабником, над пьяницей, над «голым королём». Недаром Гитлер в список своих злейших врагов включал наших карикатуристов Кукрыниксов - они над ним смеялись, а любой тиран не выносит смеха. Кстати, и только что принятый у нас закон об оскорблениях власть имущих показывает это же - смех им страшнее всего. А у нас сейчас запретили именно смех, оставив только запреты и пошлость петросянщины.

Я не ратую за мат, алкашей и тому подобную дрянь в книгах и фильмах. Наоборот, я против них, но не вычёркиванием из текста, а насмешкой, показыванием, насколько они безобразны и губительны для окружающих. Но когда мат и грубость запрещают только на бумаге, и считают образцом для подражания Бузову, Волочкову и иже с ними, когда практически все сериалы у нас или об идиотках, через постель стремящихся попасть в жёны олигархов, или о крутых «мужыках», размазывающих всех по стенке, когда на сценах крупнейших театров ставится полнейшая непотребщина (вспомните о спектакле про Нуреева), такая «цензура» не помогает, а наоборот, уродует представления детей о том, что можно и что нельзя, учит их лицемерию и пресмыкательству.

И последнее. Знаете, кто на моей памяти матерился сильнее всего? Не сосед зек (он даже в состоянии полной невменяемости от выпитого никогда не ругался при детях!), и не наркоманы, с которыми иногда приходилось сталкиваться, а трёхлетний сын милиционера. Он выражался так, что тот самый бывший зек бледнел и старался поскорее уйти. Набрался же малец таких слов именно от отца, вроде бы и призванного показывать пример хорошего поведения. На втором месте по матершинности студентки филфака моего родного ВУЗа, которые почему-то предпочитали писать курсовые-дипломки по ненормативной лексике и практиковались прямо в коридорах. И все они учились в педагогическом, то есть должны были идти работать учителями. Ну и на третьем месте по грубости речи - наши парламентарии, тоже частенько не следившие одно время за языком. К счастью, теперь они немного пообтесались и на камеру уже не «загибают», впрочем, то, что они говорят сейчас, немногим приличнее.

Вот такая вот история о возрастной маркировке книг и фильмов. Я не против цензуры, я против дебилизма, выдаваемого за цензуру. Я за весёлого Уленшпигеля, за выпивающих вечером Яра и Глеба, за скоромные сказки Афанасьева и за классическую живопись и скульптуру. И без разницы, в каком возрасте это прочитают и увидят, главное, чтобы их, а не то, что пишут-рисуют на заборах и показывают по телеку. И ещё я против показного тупого ханжества кого бы то ни было.

Всё это - мои раздумья при редактировании для печати « Параллельщиков». Когда из-за нескольких, всем известных, к тому же данных с отточиями слов, сказанных именно отрицательными персонажами и призванных подчеркнуть их тупость и асоциальность, книга могла получить маркировку 18+. Пришлось всё заменять на растекаемые и смешные цензурные аналоги. Вот именно растекаемые, как кисель. (В версии для СИ все слова сохранены, и при желании вы сами можете убедиться, что никаких грубостей там нет). И в « Я леплю из пластилина» придётся заменять одно ёмкое и совсем даже не матерное, но «не такое» слово на целую фразу. Оно одно на почти двадцать авторских, и заменить его - убрать две трети смысла фразы, но приходится. Потому что иначе опять светит 18+. А ведь я всегда придерживаюсь правила, высказанного в интервью Марией Семёновой:

«Писать надо так, чтобы не было стыдно дать книгу своему ребёнку»..