В нашем странном городке по лету часто бывают радуги, а то и двойные, и даже тройные. Они то маячат где-то вдалеке, то выгибаются над домами, а то и вырастают в поле, приближаясь к самой дороге. Не обращать на них внимания невозможно, да и привыкнуть - тоже. Наверное, они - побочный эффект того самого "выпадения" из обычного мира, из-за которого наш город не виден с воздуха и из космоса, по крайней мере, Михаил думает именно так.
Вот и в этот вечер я сидел на склоне холма, дышал свежим после летнего ливня воздухом, и любовался на сиявшую вдалеке радугу. Ко мне тихо подошёл мой приятель - тот самый полевик, о котором я уже как-то говорил, - сел рядом и вздохнул:
-- Красивая. Скоро осень, они отсюда уйдут до самых морозов. Если морозы эти будут, конечно. Но я их, зимние-то, и не увижу - спать буду. Мне о них птицы рассказывают.
-- Ты когда в спячку? - Я обернулся к приятелю, тот почему-то обиделся:
-- Это медведи в спячку впадают, а мы - засыпаем. Не путай!
-- Прости, - я улыбнулся полевику, показывая, что обидеть его не хотел, но тот, вроде, и забыл уже о моей оплошности, снова глядя на яркую радугу своими зелёными глазами. Потом снова вздохнул:
-- Глупые вы, люди, существа. Смотрите вокруг, а ничего-то и не видите, а если и видите, то так, что лучше бы слепыми были.
Тут уже обиделся я:
-- На всех не наговаривай!
-- Не буду. Среди вас на самом деле разные есть. О чём сейчас думаешь? - он взглянул на меня, и мне показалось, что полевик может и мысли читать. С него станется.
-- Сказку вспомнил, не нашу, европейскую. Будто там, где радуга касается земли, можно найти горшок золота, да только духи разные людям от него глаза отводят, как у нас - от цветка папоротника.
-- Горшок золота? - странным тоном переспросил полевик. - Можно, если захочешь. Говорю же - видите вы не так, как мы, и золото вам всюду мерещится. Все богатства на него меряете, а они ведь на самом деле не из золота. Знаешь, что это?
-- Что? - я уже понял, что приятель неспроста подсел ко мне, а именно с тем, чтобы рассказать новую историю.
-- Радуга знаешь, почему такая красивая? Она радость человеческую собирает да преломляет, да так, что и вам вдвойне возвращается, и ей сил прибавляется. Радость-то и радуга - слышишь ведь - похожие слова-то.
-- Говорят, это от древнего "ра" - "солнце" - неуверенно вставил я.
-- Да не талдычь ты мне учёность свою, а слушай! - снова рассердился полевик. - Вон, пока не ушла она, рассказать хочу. Радуги радость вашу, да и нашу тоже, собирают, как пчёлы - мёд. И на самом деле там, где она, радуга, земли касается, там и припас у неё, вроде как у тебя в кармане. А людям корыстным припас этот золотом-то и видится - другой радости они ведь не знают. Прав ты - охраняем мы радугу, хотя зря ты нас духами назвал - что мы, призраки бестелесные? Но охраняй не охраняй, а нет-нет, да и сопрёт охочий до золота вор то, что радуга собирала - смех детский, блеск радостных глаз, мечты человеческие, - и переплавит в монеты. Но ни ему счастья это не принесёт - золото-то ведь только металл, он лишь в красоте дорог, а не в кружочках да брусках одинаковых, - ни, тем более, радуге. Слабеет она, в полную силу проявиться не может, и прячется в тучах, надеясь, что хоть кто-то её заметит, обрадуется отблеску, даст сил поярче быть. Обычно только дети такие радуги и видят, если старшие их не одёрнут, не заставят в дорогу каменную смотреть, да о "важных вещах" думать. Долго радуга в себя после вора приходит. Оттого, наверное, и мало их над городами вашими - нет там радости даже здоровой радуге, а слабой - тем более.
-- Так ты думаешь, что сейчас люди всё больше у радуг воруют? - удивился я.
-- Кто знает, - вздохнул полевик. Но радуг ведь меньше становится, сам знаешь. Уходят они, прячутся от людей. Только не всегда-то те, кто запас их находит, ворует его.
Он взглянул на всё ещё светившуюся вдалеке радугу, и продолжил:
-- Слышал я от птиц такую историю. Забрела как-то радуга на двор старого дома, думала, не живёт там никто, а тут девушка на крыльцо вышла. Радуге и деться некуда, они же не такие быстрые, как кажутся. А девушка уже к ней идёт, радостная, вот-вот найдёт запасы, золотом обратит. Радуга и делать не знает, что. А девушка вдруг наклонилась, кругляшок блестящий из-под пятки достала, да в горшок - вы люди ведь именно так его видите, - и кинула: "Возьми, у меня с собой нет ничего, искать - не успею, а это - мой счастливый пятак; спасибо тебе за всё, за красоту и удачу, что мне приносила". Радуга и поверить в такое не могла, а тут солнце облаком закрыло, и ушла она с того двора.
Я представил себе серый пористый горшок, самый простой и дешёвый, в нём золотые монеты, а сверху - советский пятак, вытертый до блеска. Наверняка ведь на экзамены та девушка его брала, а потом так и не вытащила, он и отполировался.
-- Вот и гадаю я, - хитро прищурился полевик, - какие вы, люди? Сколько живу, не могу вас понять. Иди, ищут тебя, ужинать зовут.
Я ничего не слышал, но приятель обманывать не станет - слух у него не человеческий, наверняка зовут меня, - и поспешил вниз, к блестевшим после недавнего дождя окнам и крышам нашего странного городка. А надо мной выгнулась сияющим мостом двойная радуга.
