Каждый строитель империи всегда считает, что империя должна быть одна. Иными словами, мир вне империи его не интересует. Все, что вне империи это внешняя среда, дикость, беззаконие, все это вне цивилизации. Либеральная, то есть, колониальная империя не является исключением. Особенность глобализации в том, что она не допускает само существование внешней среды. Глобализация включает всю планету Земля в свою империю. Поэтому оставшиеся еще на планете суверенные государства не вписываются в глобальную империю, они ей мешают, демонстрируя все еще существующую альтернативу.
В центре глобальной империи находится метрополия, разобщенная территориально, но связанная информационно, экономически, политически, военно и финансово. Если очень сильно упростить, то можно сказать, что метрополия находится внутри блока НАТО. Именно внутри блока, не все члены НАТО входят в метрополию. Турция и Пакистан в метрополию не входят. В метрополии имеются главные и подчиненные государства, четкой границы между которыми не существует. Можно предположить, что в ядро метрополии входят, прежде всего, англосаксонские страны. Это страны-победители во второй мировой войне, за исключением России и Франции. Россия вообще в метрополию не входит и никогда не войдет. Россия - вечный геополитический противник метрополии. Никакой мир с метрополией, плохой или хороший, не поможет России в нее войти, ее просто не примут, ни целиком, ни частями. Это надо усвоить твердо и никогда не строить иллюзий на этот счет. Метрополия всегда будет бороться с противостоящей ей Россией до полного уничтожения России как государства или до собственной гибели. Позиция России в отношении метрополии не имеет никакого значения. Борьба Великобритании с Россией уходит вглубь истории. Россия предпочитала, да и сейчас предпочитает не замечать этой носящей цивилизационный характер борьбы, потому что сама Россия никогда целенаправленно против Англии не боролась. А вот Англия против России боролась всегда и всегда целенаправленно, хоть и неявно. Не примут в метрополию и Украину, она тоже слишком велика для этого. Ее могут (исключительно в противовес России) сделать каким-нибудь ассоциированным членом Евросоюза (и наверняка сделают это), но это будет просто обман украинцев, спекуляция на их желании чувствовать себя частью Европы. Франция - часть метрополии, но не ядро ее. По какой-то причине ее не приглашают в ядро, а может быть Франция сама не хочет терять свою национальную идентичность, интегрируясь в англо-саксонский мир. Так или иначе, но Франция входит в Евросоюз, который является скорее союзом проигравших вторую мировую войну государств и нейтралов, а не союзом победителей. Англия в Евросоюз не входит и от своей национальной валюты она не отказалась. Англия участвует в делах Евросоюза, но ровно настолько, насколько ей хочется, не деля с ним своей судьбы, твердо помня о том, что пролив Ла-Манш неплохо защищает ее от европейских проблем.
Продолжаем разбирать матрешку. Если "расщепить" ядро метрополии, то останутся только Англия и США. Именно они возглавляют ядро. Запас прочности такой конструкции очень большой. В Англии монархия, в США президентская республика. Варианты корректировки формы правления на все случаи жизни. И там и там реально правит теневая элита, представляющая собой некую коллегию богатейших семейств. Удерживая власть десятилетиями и столетиями с помощью финансовых инструментов, элита метрополии провозглашает либерализм. Самой элите либерализм ничем не угрожает, свои традиции, не имеющие с либерализмом ничего общего, она бережет свято. Зато либерализм, с его культом денег, разоружает перед элитой метрополии как саму метрополию, так и периферию. Либерализм это идея отсутствия идей, идея безыдейности. Он уравнивает в правах добро и зло, нравственность и безнравственность, принципиальность и беспринципность, верность и предательство, делая их относительными. Если нет абсолютных истин, значит, в принципе, нет вообще никаких истин. Есть только потребности, права и интересы. Именно эту триаду либерализм использует как суррогат абсолютных истин. Либерализм дробит общество, отдавая его во власть организованной элиты, выступающей не столько в интересах общества, сколько в своих собственных интересах. Итак, мы имеем примерно такую иерархическую пирамиду:
Это схема мирового господства глобальной либеральной модели. Цель мировой глобализации - реализация этой модели.
Какими инструментами пользуется метрополия для реализации глобальной либеральной модели?
Прежде всего, это технологическое преимущество. Метрополия берет с периферии технологическую ренту. Технологии дают метрополии энергетическую вооруженность, несравненно более высокую, чем та, которой располагают государства периферии. Организуя свое производство, метрополия вкладывает в готовую продукцию огромную энергию в единицу времени, делая это относительно небольшим числом исполнителей. В традиционной экономике это называется высокой производительностью труда. Но как бы ни трудился таиландский ремесленник, он и за год не сможет вложить в свои изделия столько энергии, сколько вкладывает за один час оператор большой машины в США. При этом оператор даже не вспотеет. Имея технологическое преимущество, метрополия осуществляет неэквивалентный обмен с периферией по схеме: сырье - готовая продукция. Энергетическая стоимость получаемого метрополией сырья намного выше, чем энергетическая стоимость машин и потребительских товаров, отправляемых на периферию. Это способствует энергетическому обогащению метрополии, ее энерговооруженность повышается. При этом энерговооруженность периферии хоть и повышается за счет импорта технологий, но в меньшей степени, чем в метрополии. Если рассматривать энерговооруженность как сумму технологии и энергоносителя, то, в результате неэквивалентного обмена между метрополией и периферией, в метрополии эта сумма всегда больше. Технологическое преимущество метрополии не позволяет периферии выстроить сбалансированную по отраслям экономику, экономика периферии всегда однобока, что не дает ей экономической независимости от метрополии. На чем зиждется технологическое преимущество метрополии? Прежде всего, на мощной научно-исследовательской базе, включающей в себя фундаментальную и прикладную науку. Серьезная наука никогда не бывает коммерческой, она всегда так или иначе финансируется государством. Либерализм искажает эту истину, провозглашая коммерциализацию и самоокупаемость науки. Это обман, имеющий целью затормозить научное развитие возможных конкурентов. Следующим фактором, обеспечивающим технологическое преимущество, является производственный опыт, накопленный за столетия индустриальной жизни метрополией. За короткий срок этот опыт приобрести невозможно. Уничтожая разными путями промышленность конкурентов, метрополия лишает их не только технологий, но и производственного опыта, являющегося основой отраслевой науки, а также разрушает систему подготовки кадров, без которой и производственный опыт не поможет. Развитая инфраструктура метрополии также способствует наращиванию технологического преимущества. Густая дорожная сеть, мощные объекты энергетики, многочисленный торговый флот, - все это работает на технологии и производство.
Второй инструмент метрополии это ее финансовая система. Валюта метрополии, которую признает весь остальной мир в качестве мировой валюты, позволяет ей манипулировать реальными стоимостями по своему произволу. Ничем не обеспеченная, не имеющая ни реальной стоимости, ни существенной себестоимости, но пользующаяся спросом валюта служит сегодня основным средством неэквивалентного обмена с периферией в ничуть не меньшей степени, чем технологическое преимущество. Метрополия выстроила целую систему псевдообеспечения своей валюты, для укрепления ее устойчивости. Базируется эта система в основном на двух вещах: на торговле нефтью и газом именно за валюту метрополии, а конкретно, за доллары США и на отрыве банков - эмитентов национальных валют периферии от государства. Создавалась такая система тщательно и скрупулезно десятилетиями. Пока государства - члены ОПЕК согласны продавать нефть за доллары, то тех пор доллар будет условно обеспечен их нефтью. Они согласны, потому что в обмен на это согласие эти страны имеют лояльность США во всех сферах жизни, обеспечивающую при адекватном подходе их правящей верхушки высокий уровень жизни населения. Доходы от продажи нефти на душу населения в этих странах столь велики, что с лихвой обеспечивают его потребности. В странах ОПЕК могут быть любые, самые людоедские режимы, но для метрополии это "свои сукины дети", поскольку они прочно встроены в метрополию. У нефтеносных стран ОПЕК все идет хорошо, пока у них не кончилась нефть. Когда она закончится, эти страны будут никому не нужны, им останется только посочувствовать. С центробанками периферийных государств еще интересней. Метрополия все сделала для того, чтобы они копировали в эрзац-варианте федеральную резервную систему США. Рассмотрим этот факт на примере Центробанка России. По закону о Банке России он не отвечает по обязательствам государства, государство не отвечает по его обязательствам. На его денежных купюрах написано "билет банка России". Короче говоря, Центробанк не является государственным органом, а является частной структурой по образу и подобию ФРС США. При этом между ним и ФРС "дистанция огромного размера". Билет банка России не является общепризнанной мировой "резервной" валютой. Более того, по условиям МВФ, членом которого является и Россия, денежная эмиссия национального банка должна быть обеспечена "золотовалютными резервами", короче говоря, долларами США. Сколько есть у Центробанка долларов, столько можно напечатать и рублей. Эта система держится не только вследствие зависимости стран периферии от МВФ (что конечно имеет место), но и в силу ее определенной рациональности для зависимых стран, встроенных в мировую экономику. Она сдерживает инфляцию и придает национальной валюте устойчивость. Но, вместе с тем, она не дает экономике периферийного государства развиваться быстрыми темпами, она элементарно тормозит экономику нехваткой денег. Некоторые страны нарушают предписания МВФ и выпускают в оборот большее количество денег, чем имеется валютного обеспечения. Но это грозит странам, встроенным в международный рынок, резким падением курса валюты. Система "независимых" центробанков работает довольно устойчиво в автоматическом режиме, на самом деле эти банки зависят от ФРС через долларовое обеспечение национальных валют. Этим банкам постоянно нужны доллары. Следовательно, спрос на доллар устойчиво поддерживается, это стабилизирует его курс. Получается, что, обеспечивая долларом собственную валюту, центробанки периферии фактически придают обеспечение самому доллару. Всей своей хилой и однобокой экономикой они вынуждены поддерживать доллар, чтобы поддержать свою валюту. Это невероятно, но это факт. Крах доллара означал бы для этих стран крах национальных валют. На самом деле это было бы для них не так уж страшно, буквально на следующий день можно было бы отвязать валюту от доллара, девальвировав ее или вообще переиздав в новой редакции, народ в своей массе от этого бы сильно не пострадал. Пострадали бы накопления компрадорской буржуазии, номинированные большей частью именно в долларах. Когда громко и взволнованно кричат о крахе мировой экономике в случае краха доллара, знайте, это кричат о своих сбережениях сильные мира сего. Мировая экономика - дама к названию валюты довольно равнодушная, она легко переживет крах любой валюты, вместо одной валюты всегда угодливо предложит себя другая.
Третий инструмент метрополии - средства массовой информации. Метрополия бдительно следит за сохранением своей монополии на информацию. Много говоря о конкуренции, метрополия совершенно не терпит конкуренции в подаче информации. За всеми крупными изданиями, которые, как правило, убыточны, стоит теневая элита метрополии. Формально свободная журналистика существует. Но деньги платят за требуемую информацию в требуемом ключе. Это дисциплинирует журналистов. Суверенные государства не устраивают метрополию, кроме всего прочего, еще и собственным информационным полем. Не секрет, что современные информационные средства позволяют манипулировать сознанием людей в нужном направлении, а информационные поля независимых государств этому мешают. Поэтому, со времен противостояния США и СССР, метрополией всегда организуются вещания на независимые страны с позиций откровенной информационной войны. В странах же периферии, уже порабощенных метрополией, свободно работают информационные каналы метрополии. Задача СМИ метрополии в сущности одна - направлять мышление людей в нужном направлении. Ни о какой объективной, независимой, "правдивой" информации речь не идет в принципе. "Мы делаем новости", - гордо говорят журналисты. Они верят в то, что говорят и у этой веры есть основания. СМИ являются главным проводником западной массовой потребительской культуры, которая как нельзя лучше устраивает метрополию. Самые мощные СМИ сегодня это спутниковое телевидение и интернет. Спутниковое телевидение контролируется метрополией надежно. Не всякая страна имеет спутники и возможность их запускать. Здесь камнем преткновения у метрополии выступают космические страны: Россия, Китай, стремящаяся иметь свои спутники КНДР. Они угрожают метрополии нарушением единого информационного поля, этого мощного инструмента господства. Сложнее с сетью интернет. В ней свободы больше, чем где бы то ни было еще. Но метрополия всерьез занялась этой проблемой. Все делается для того, чтобы канализовать все интернет-сообщество на ограниченном количестве крупных интернет-ресурсов. Для этого создаются социальные сети, интернет-издания, интернет-телевидение. Можно образно сказать, что дикая страна интернета быстро застраивается крепостями метрополии, с размещением в этих крепостях гарнизонов для борьбы с интернет-туземцами. Чем закончится эта борьба, пока неясно. Интернет сопротивляется, в нем все еще успешно существуют небольшие низкобюджетные ресурсы и свободные форумы. Но средства на борьбу с интернет-свободой выделяются колоссальные. Фактически, битва за интернет идет параллельно с битвой за мировое господство. Скорее всего и исход этих двух битв будет одинаков и наступит одновременно. Но эта битва за суверенитет в интернете еще не проиграна.
Четвертый инструмент метрополии - сложная система участий и союзов. Эта система практически в готовом виде взята из привычного метрополии бизнеса. Сюда входят: международные союзы (НАТО, ВТО, МВФ), транснациональные корпорации, консультационные саммиты, агенты влияния, финансируемые метрополией в государствах периферии и суверенных государствах в виде неправительственных общественных организаций и коррумпированных чиновников. Сюда же входят всевозможные гранты, организации по защите окружающей среды и даже система международных премий, включая нобелевские премии.
Оранжевые революции, устраиваемые метрополией в странах периферии для лучшего над ними контроля, представляют собой промежуточный инструмент между СМИ и системой участий.
И, наконец, пятый инструмент метрополии, бывший когда-то вторым после технологического преимущества, это военная мощь. Что бы ни случилось в мире: началась холодная война или закончилась, есть противостояние с СССР или нет его, военная мощь метрополии всегда только увеличивается и никогда не уменьшается. Мечты о ликвидации НАТО или хотя бы об уменьшении его агрессивности после роспуска Варшавского договора и развала СССР были более чем наивными, были преступными со стороны руководства СССР и России, принимающего решения. Метрополия вовсе не собирается отказываться от прямого военного вмешательства в любом регионе мира. Примеров тому множество. Ирак, Афганистан, Югославия, Ливия. Список ждет своего продолжения.
В какой мере осуществляет метрополия свое господство над миром? В настоящее время в неполной мере. Ей мешают все еще остающиеся на планете суверенные государства. Они являются самыми страшными врагами для метрополии. Нет такого злодейства, на которое бы не пошла метрополия, чтобы уничтожить суверенное государство. Метрополия никогда не примирится с наличием оставшихся суверенных государств, она обязательно будет вынашивать планы по их уничтожению. В ее модели мироустройства нет никаких суверенных государств, только метрополия и периферия.
В изображенной на схеме модели мироустройства метрополии не видна степень социального дарвинизма на разных ее этажах. Эта степень убывает, уменьшается с каждой высшей ступенькой иерархии системы глобального мироустройства.
Можно ли мириться с предлагаемой и реализуемой метрополией системой? Наверное можно. Среди сторонников демократии, либерализма, "гражданского общества", "мирового разделения труда", свободы передвижения и общечеловеческих ценностей, наверняка есть такие, которые отдают себе отчет в людоедском устройстве системы глобализма. Они сознательно идут на предательство национальных интересов ради своего теплого места в единой глобальной системе. Не пытайтесь призывать их к совести. Не старайтесь вернуть их на путь служения Родине. Они не поймут вас, они навсегда потеряны для национального, народного государства.
Возможна ли реальная полная победа глобализма в мире? Да, возможна, как возможно и его поражение. Этот вопрос в настоящее время остается открытым. Если глобализм победит, то суверенных стран вне метрополии не будет. Не будет России, Китая, Индии, КНДР, Кубы, Украины. Не будет и других стран СНГ, их непременно раздробят на части. Не будет крупных государств Южной Америки, их тоже раздробят. Арабский мир не сможет стать единым, то же самое касается и мусульманского мира. Правила жизни будет диктовать метрополия, внутри которой обострится борьба за главенство и которая откажется от части сегодняшних союзников, вытолкнув их на периферию. Численность населения Земли перестанет расти, метрополия найдет для этого средства, снизив рождаемость и повысив смертность на периферии. Демократические приличия по отношению к периферии будут отброшены за ненадобностью, всякая показная забота о ней прекратится. Голод, болезни, безграмотность и преступность на периферии не будут интересовать метрополию сверх минимально необходимого уровня. Наступит неприкрытый фашизм метрополии по отношению к периферии, который очень быстро найдет свое псевдонаучное, идеологическое и культурное обоснование в виде новых общественных и расовых теорий.
Возможно ли устойчивое существование системы победившего глобализма? Нет, невозможно. Эта система слишком примитивна, чтобы быть устойчивой. Большинство ее связей - антагонистические, необходимое разнообразие среди элементов отсутствует, так как все страны причесаны под одну гребенку западной масс-культуры. Господствующая сейчас в западном мире идея постиндустриального общества будет неудержимо толкать метрополию на выведение своей промышленности в страны периферии. Этому процессу система не сможет сопротивляться, в результате чего начнется постепенное выравнивание интеллектуального потенциала периферии с потенциалом метрополии, а в дальнейшем, интеллектуальный потенциал периферии превысит показатели метрополии. Метрополия, погрязшая в безделье, занятая лишь оказанием услуг, спекуляциями и бесконечными шоу, будет стремительно деградировать интеллектуально. В конце-концов, периферия адекватно осознает свое положение в мире и соотношение сил, которое к тому времени изменится в ее пользу. Фактически глобальная либеральная модель мира реализует наконец важнейшую предпосылку марксизма, которая не могла и не может быть реализована в среде суверенных государств. Это - создание мирового пролетариата, у которого действительно нет родины и вообще ничего нет, кроме цепей. Однородно выстроенный метрополией мир ответит ей появлением мощного однородного пролетариата, которому уже не объяснишь национальные ценности, потому что все национальные ценности к тому времени будут уничтожены, их не будет. Марксизм, не вполне адекватный сегодня, когда в мире все еще остаются суверенные государства, станет полностью адекватным в тот самый миг, когда последнее из них будет уничтожено. И все произойдет так, как предсказал Маркс: мировая революция и гибель метрополии. Разница будет в деталях, впрочем, весьма существенных. Думается, что в странах метрополии, восставший пролетариат не обнаружит своих братьев по причине их полного там отсутствия. В результате, личная судьба всего населения метрополии будет весьма незавидной. Вряд ли пролетариат периферии будет искать ему оправдания. Мировая революция сметет метрополию и значительно уменьшит население планеты. Неустойчивая однополярная система рухнет со страшным грохотом, подмяв под себя изрядную часть человечества.
Что будет дальше? Ничего хорошего. Человечество как сложная ткань из суверенных государств начнет восстанавливаться с гораздо худших исходных позиций, чем теперешние, если вообще не погибнет в процессе мировой революции. Возможно даже частичное одичание человечества, когда технологии будут утрачены, а многие ресурсы исчерпаны.
Возможна ли победа коммунизма в понимании Маркса в результате похоронившей либеральный глобализм мировой революции? На этот вопрос ответить очень трудно, так как почти невозможно спрогнозировать тот потенциал, с которым придет человечество к сокрушению либерального глобализма. Я допускаю, что может быть осуществлена попытка перехода от глобального либерального к глобальному коммунистическому обществу. Но это очень маловероятно, потому что глобальная либеральная система будет разрушена в результате революции, то есть, будет преобразована с потерей энергии, а не с увеличением ее, необходимым для создания новой, уже коммунистической глобальной системы. Это маловероятно, но теоретически возможно. При этом опять встает вопрос правильной интерпретации коммунизма в понимании Маркса и практической организации общества в рамках коммунистической глобальной модели.
6.2. Глобальная коммунистическая модель общества
Коммунизм Маркса. О нем известно все и ничего. Он бродил по Европе как призрак с середины 19 века и как призрак ускользал от понимания и, тем более, от реализации. Задумано все в принципе просто. Победное шествие капитализма по миру рождает его могильщика - пролетариат, класс, которому нечего терять, у которого нет ни имущества, ни родины, только цепи. Численно разросшись и организационно сплотившись, пролетариат совершает революцию и приходит к власти. И вот тут-то начинаются сложности. Пролетариат действительно возник и численно разросся. Но произошло это далеко не везде. Оказалось, что капитализм развивается неравномерно, причем это еще мягко сказано. Оказалось, что в то время, когда часть человечества вошла в индустриальный век, другая его часть продолжала оставаться в каменном веке. Капиталистическая формация вовсе не отменила предшествующие, они продолжали существовать одновременно с ней, более того, продолжали существовать по-своему развиваясь! В общем, мировая революция на текущем этапе развития человечества оказалась невозможной, во всяком случае, она не случилась. В одних странах не было пролетариата, или его было мало. В других странах пролетариата было много, но он почему-то не очень помышлял о революции. В конце концов революции начали происходить не по Марксу. Они происходили в странах, где пролетариата было мало: в России, в Китае, на Кубе. И они не происходили в странах с развитым пролетариатом. Мир не следовал теории Маркса, которая, в данном случае, рекомендовала бы подождать, пока его развитие выровняется и пролетариат получит повсеместное широкое распространение. Я не буду здесь рассматривать евроцентризм Маркса, который уже тогда предчувствовал разделение мира на метрополию и периферию, это в данном случае не имеет значения. Я лишь отмечу, что русскую революцию 1917 года, конкретно революцию Октябрьскую, Маркс не принял бы как коммунистическую ни в коем случае. Она никак не вписывалась в его теорию. В России не было ни развитого капитализма, ни многочисленного организованного пролетариата. В России, с точки зрения Маркса, был феодализм, подлежащий разрушению катком капитализма в течение длительного времени. Только после длительного капиталистического периода можно было начинать говорить о революции в России. Впрочем, Маркс не рассматривал возможность революций в отдельных странах. Он рассматривал проблему в целом как смену общественно-экономических формаций во всем мире сразу: феодализм - капитализм - коммунизм. К началу 20 века мир все еще не созрел для реализации марксистской теории. Мир развивался совершенно по другому сценарию. Доминантой этого развития выступало вовсе не отмирание государства, вовсе не глобализация, а борьба империй и суверенных государств между собой, борьба между несколькими центрами силы за место под солнцем. Ни о каком пролетарском интернационализме в Европе и Америке речи не шло. Рабочий класс развитых стран проявлял неожиданную для марксистов солидарность со своими эксплуататорами и своими правительствами. Для русских и советских марксистов это было шоком. Это продемонстрировала Прибалтика, Финляндия, Польша, не говоря уже о гитлеровской Германии. Попытки пролетарской солидарности с Советской республикой были. Но вектор этих попыток в целом был направлен против главного вектора мирового развития. СССР задыхался во враждебном окружении. Совершив революцию под знаменами марксизма, советские коммунисты не видели встречного марксизма ни в ком, разве что в китайцах и монголах. Для нас сегодня это неудивительно. Еще с начала строительства колониальных империй мир стал разделяться на две составляющие: на метрополию и периферию. Между ними не было и не могло быть никакой солидарности. Солидарность могла быть между классами метрополии отдельно и классами периферии отдельно. Но на практике не получалось и этого. Рабочий класс метрополии начал получать свою долю прибыли от ограбления колоний и в метрополии наступил, хотя и не всегда устойчивый, социальный мир. Борьба шла на периферии между ее угнетенными трудящимися и компрадорской буржуазией, поддержанной иноземными колонизаторами. Поскольку Россия, как и Китай и Монголия были до 1917 года (Китай и Монголия и дальше) государствами периферии, то они находили между собой язык, во всяком случае их трудящиеся между собой общий язык находили. Перефразируя Л.Н. Толстого, можно сказать, что все несчастные народы были несчастливы одинаково, а каждый из счастливых народов был счастлив по-своему.
Неравномерность мирового развития и формирование метрополии не просто откладывали на неопределенный срок реализацию идей Маркса, они фактически делали реализацию этих идей невозможной в обозримом будущем. Марксизм утверждает "у пролетария нет отечества". Оказалось, что отечество у него есть и он вовсе не собирается им жертвовать. Марксизм призывает: "Пролетарии всех стран - соединяйтесь!". А они не торопятся соединяться, у них разные национальные интересы. Марксизм настаивает на диктатуре пролетариата. А пролетариат обходится без диктатуры и неплохо встраивается в систему метрополии. Можно конечно сказать, что в метрополии нет пролетариата, что высокооплачиваемые рабочие метрополии это не пролетариат. Но от такого утверждения меняется немногое. Получается, что и генерация пролетариата при капитализме идет вовсе не по Марксу.
СССР искренне и с полной отдачей сил постарался максимально применить марксизм к реальности общественного строительства. Получилось и удалось удивительно многое, много большее, чем следовало ожидать. Но большинство советских достижений были сделаны хоть и во имя марксизма, но в обход его. Государственное социалистическое строительство это не марксизм, это именно советская уникальная практическая разработка.
Но рассмотрим теоретически возможность реализации глобальной коммунистической модели. Допустим, что после ликвидации глобальной либеральной системы, как мы это рассмотрели в предыдущей главе, удастся сразу же создать глобальную коммунистическую систему. Как она будет выглядеть? Поскольку ни Маркс, ни другие исследователи не оставили нам никаких рекомендаций на этот счет, кроме "отмирания государства" и "общественного самоуправления", то придется самим рассматривать возможные варианты. Вариант 1, "отмирание государства":
Лично мне такой вариант коммунизма не представляется жизнеспособным. Система очень размыта, слабо иерархична с гигантским количеством горизонтальных связей. Фактически это анархия. Если такая система и может как-то существовать, то необходимым условием ее существования будет полная бытовая независимость одного гражданина от другого, если само слово "гражданин" здесь уместно. Если люди научатся жить вообще без производства или будут производить все необходимое сами для себя в индивидуальном порядке, уж не знаю каким образом, тогда можно всерьез говорить о подобной схеме. Но тогда и общество станет необязательным, а чисто факультативным явлением в зависимости от желания участников, чем-то напоминающим выбор решения: идти или не идти в гости. Таким образом, исчезает весь общественный характер производства, совершенно справедливо воспетый Марксом. И все равно остается проблема. Это проблема утилизации отходов. Либо их тоже придется каким-то чудесным образом научиться утилизировать в индивидуальном порядке, либо это останется общественной проблемой и тогда с помощью приведенной схемы организации общества ее не решить. Приходится признать, что изображенное на схеме общество есть утопия, причем маловразумительная.
Но мы должны исходить из того, что Маркс утопистом не был. Поскольку он не был и догматиком и никогда не отрицал возможность и необходимость дальнейшего развития марксизма, то мы вправе предположить, что говоря о коммунизме, во всяком случае, о "раннем" коммунизме, Маркс допускал его организацию в форме единого коммунистического государства. Это тем более возможно, что единое мировое государство могло рассматриваться Марксом как и не государство вовсе, если понимать под государствами именно их множественность. В этом случае, речь идет чисто о терминологических расхождениях, что конечно допустимо. Если же я неправильно интерпретирую Маркса, то у меня все равно нет другого варианта, кроме как рассмотреть единственно действительно возможную модель глобального коммунизма - модель единого коммунистического государства (вариант 2):
Эта схема формирует больше вопросов, чем отвечает на них. Первый же вопрос: кто будет руководить глобальным коммунистическим государством? Очевидно, это должен быть некий выборный орган. Мы предполагаем, что в глобальном коммунистическом государстве царит полная и подлинная демократия. Но, как мы уже рассматривали выше, любая демократия создает проблему организации выборов. Как выбирать высшее руководство: напрямую или через промежуточных выборщиков? Целесообразнее конечно делать это ступенчато через выборщиков. То есть, граждане выбирают руководство территориальных объединений граждан, те выбирают руководство укрупненных территориальных объединений, а они уже выбирают высшее руководство глобального коммунистического общества. Второй вопрос: как будет осуществляться руководство отраслями промышленности? Когда мир состоит из государств, то этот вопрос легко решается, так как любое государство это территориально-отраслевое образование. Сложный государственный организм берет на себя не только территориальную иерархию, но увязывает еще в единую систему отношений промышленность, науку, культуру, силовые структуры, искусство, образование, здравоохранение. Государство является уникальным по важности и сложности организации концентратором горизонтальных и вертикальных связей в системе, ее важнейшим иерархическим уровнем. В предложенной схеме государства как подсистемы отсутствуют. Что же их заменит в качестве концентратора связей? У меня нет ответа на этот вопрос. По сравнению с этим вопросом даже вопрос о рыночной или нерыночной экономике является вторичным. Впрочем, если рынок еще может наладить связи между элементами такой глобальной системы, то нерыночное хозяйство не справится с этим при такой убогой системной организации.
Я не знаю, уместно ли вообще всерьез рассматривать в контексте этой схемы марксистский коммунистический принцип-лозунг "от каждого по способностям, каждому по потребностям". В условиях рыночного хозяйства этот лозунг очевидно невыполним. Нерыночное хозяйство требует настолько сложной организации, что вначале надо решить именно его организационные проблемы, а уже потом говорить о каком-то изобилии. Вообще разговор об изобилии преждевремен, в этом смысле со времен Маркса мало что изменилось. Марксизм говорит о какой-то невероятно высокой производительности труда в коммунистической формации. Но пока что история учит тому, что какая-то отдельная коммунистическая формация может никогда и не наступить, а в реальности формации существуют или одновременно, или не имеют того четкого смысла, который придает им марксизм. В условиях какой ОЭФ существовал СССР? Коммунистической? Но тогда куда она делась с его распадом? Или он существовал в условиях капиталистической ОЭФ, как и сегодняшний Китай? Но тогда время коммунистической формации еще не наступило, производительность труда (а в нашем дискурсе - энерговооруженность) еще не соответствует требованиям новой ОЭФ. Тогда и время марксизма, время коммунизма еще не пришло, остается только сидеть и ждать этого светлого времени. Но опыт СССР показывает, что вовсе не обязательно сидеть и ждать, что можно жить по-человечески и внутри капиталистической ОЭФ, если приложить к этому силы.
Следующий вопрос: как в глобальном коммунистическом государстве будет решаться проблема совместного существования наций, народностей и народов? Понятно, что на основе интернационализма. Но каков механизм этого интернационализма?
Единственно возможным механизмом формирования глобального коммунистического государства мне видится преобразование глобального либерального государства без его разрушения. Если сравнивать схемы глобальной либеральной и глобальной коммунистической моделей, то видно, что либеральная модель гораздо реальней, конкретней и жизнеспособней. Ее иерархия четко выражена, имеет сложную и логичную структуру и обладает необходимым разнообразием, которого лишена глобальная коммунистическая иерархия. Это обусловлено тем, что глобальная либеральная модель, лишая государство суверенитета, вовсе не уничтожает самой государственной структуры. Государства исчезают политически, но остаются организационно. Это сохраняет высокую степень разнообразия системы. Попробуем представить себе как можно преобразовать либеральный глобализм в коммунистический путем "замещения":
Такая система организации государственного устройства более жизнеспособна. У нее сложная развитая иерархия и понятные связи. Правда, в отличии от глобальной либеральной модели, применение всех ее инструментов власти здесь невозможно. Как должны преобразоваться инструменты власти?
Технологическое преимущество должно смениться технологическим сотрудничеством, имеющим целью максимально быстрое распространение технологических достижений, их общедоступность и, в перспективе, выравнивание уровня технологического развития. Конкуренция сохранится, но приобретет другие черты. В условиях полностью открытого информационного обмена, полного отсутствия производственных тайн, все равно возможна рыночная конкуренция, основанная на выигрыше во времени при введении инноваций или на совершенствовании системы организации производства и реализации продукции.
Финансовая система метрополии должна быть преобразована в единую финансовую систему глобального коммунистического государства. Это возможно, особенно, если ввести деньги, обеспеченные энергоносителями, как это предлагается в настоящей работе. Понятно, что наличие финансовой системы, как угодно преобразованной, подразумевает сохранение рынка. Это логично и необходимо, мир, воспитанный в условиях либерального рынка и многолетних денежных отношений, не может мгновенно от них отказаться. Не думаю, что марксизм станет возражать против сохранения денег, это не является для него принципиальным вопросом.
Со средствами массовой информации особых проблем не предвидится. Тон информации будет задавать высший руководящий орган глобального государства, при сохранении достаточно широкого свободного информационного поля. Так как информационная борьба уменьшится, то уменьшится и содержание прессы. Свободной и независимой прессе прокормиться будет не так уж просто, поэтому уменьшится и общий объем СМИ. Впрочем, это такая область человеческой деятельности, предсказывать развитие которой занятие неблагодарное.
А вот четвертый инструмент метрополии - сложная система участий и союзов, по-видимому, сохранится. Иными словами, среди коммунистических государств-подсистем все равно выделятся главные, ведущие, руководящие государства. Получается неожиданная картина. Мы начали с того, что сохранив государства в рамках либеральной модели, лишили их политических функций. Теперь, преобразуя мысленно либерализм в коммунизм, мы начали вновь наделять государства политическими функциями! Правда, не все государства, а лишь руководящие. Но не означает ли это системное угнетение руководящими государствами всех остальных, не имеющих политических функций? Для того, чтобы избежать возможности такого системного угнетения, надо либо укрупнить государства, уменьшив число иерархических уровней системы и недопустимо упростив ее, либо позволить всем государствам быть суверенными. То есть, вернуть всем государствам политические функции. Такая система безусловно более жизнеспособна, но она означает фактический отказ от глобального коммунистического государства, не имеющего внутри себя независимых государств. То есть, глобальное коммунистическое государство все же возможно, но оно вторично, оно представляет собой всего лишь верхушку иерархической пирамиды, состоящей из суверенных государств.
Здесь нужно отметить два существенных момента. В рассмотренной схеме суверенитет большинства государств является неполным, так как ими так или иначе руководят другие государства. Вследствие этого возникает непривычное для коммунистического понимания построение в отношении государств "главный - подчиненный". Возможно ли другое построение отношений - это вопрос, но не в случае преобразования глобального либерализма в глобальный коммунизм. В этом случае такого этапа развития не избежать.
Не хочется об этом говорить, но совершенно очевидно, что при переустройстве глобального общества из либерального в коммунистическое военная мощь никуда не денется и сыграет свою роль.
Итак, каким образом может быть теоретически осуществлен переход от глобального либерализма к глобальному коммунизму? Рассмотрим этот вопрос. Предположим, промышленно развившаяся в результате выведения в нее производства периферия выйдет из полной зависимости от метрополии. Для этого ей придется создать достаточно мощные вооруженные силы и каким-то образом обеспечить себе продовольственную безопасность. Скорее всего, метрополия будет все это видеть, понимать, но ничего не сможет поделать вследствие своей нарастающей слабости. Наступит момент, когда периферия откажется, наконец, от доллара как от мировой валюты. Она просто перестанет принимать доллар в качестве платежного средства, попутно предъявив метрополии все ее долларовые долги. Доллар рухнет вместе с привычным уровнем жизни метрополии. Вряд ли только что сбросившие долларовую зависимость освободившиеся государства периферии заходят вводить новую ничем не обеспеченную валюту. Вполне возможно, что они пойдут по пути создания реальных денег. Возможно и то, что в качестве таких денег они выберут энергетически обеспеченные деньги, взяв за основу стоимости один килограмм условного топлива, как это предлагается в настоящем исследовании. Это будет означать переформатирование всей мировой хрематистики в реальную экономику. Дай Бог, чтобы такое переформатирование, сопровождающееся сменой лидеров мирового развития и изменением мировой расстановки сил, было хотя бы относительно мирным, хотя в это с трудом верится. Так или иначе, но смена экономической парадигмы, по историческим понятиям мгновенная, произойдет. На мировой арене опять появятся суверенные государства, у каждого из которых будет свой взгляд на дальнейшее развитие. Я не думаю, что они захотят повторить опыт хрематистики, уже поставленный человечеством. Некоторые из этих государств, а может быть и многие, захотят пойти по пути народного коммунизма, предваряемого конечно народным социализмом. И в мире уже не будет централизованной силы, которая сможет им помешать. Что будет при этом с государствами бывшей метрополии? История не проявляет интереса к уже пройденному материалу. Некоторые из этих государств найдут в себе силы перейти к реальной экономике. Я даже вижу названия этих государств, но не буду перечислять их. Что будет с остальными - не знаю.
Я не верю в то, что мир быстро и дружно весь перейдет к народному коммунизму. Скорее всего, период одновременного существования разных суверенных государств растянется на длительный срок. Конкурировать в мире будут, по-видимому, локальный фашизм и народный коммунизм, хотя, наряду с ними, могут существовать и отдельные, внутренне замкнутые полуфеодальные государства. Но если представить себе как отдаленный грядущий итог некую всеобщую коммунистическую систему, то, возможно, она могла бы выглядеть следующим образом:
В этой системе всего два иерархических уровня. Но суверенные государства, показанные на этой схеме, имеют совершенно другое, более сложное и более глубокое содержание, чем сейчас. Они будут крупнее большинства сегодняшних государств и включат в себя дополнительные иерархические уровни, сохранив высокую степень разнообразия системы.
Я не вижу жизненности в системе одного глобального коммунистического государства, если и удастся ее создать, то она будет в изрядной степени антагонистической, а потому не слишком устойчивой. Зато взаимодействующая совокупность суверенных государств, большинство (даже не все!) из которых построено на принципах народного коммунизма, представляет собой неантагонистическую устойчивую систему, за которой будущее.
Мы пришли к некоторым важнейшим выводам. Во-первых, нам не удалось даже теоретически уйти от государства как от самой совершенной формы организации общества. Во всех возможных к реализации моделях общественного устройства государство все равно присутствует. Если это коммунистическая модель, то государство в ней конечно уже не "аппарат насилия господствующих классов над угнетенными", а высший уровень организации общества взаимопомощи. Во-вторых, мы выяснили, что коммунистический итог развития общества по Марксу, может быть фактически таким же, как и итог коммунистического развития в народном, немарксистском варианте. Можно сказать, что в итоге Маркс все-таки прав, независимо от правоты или неправоты стратегии и тактики практического марксизма. Я не люблю термин "построение" в отношении коммунистического общества. Скажу так. Преобразование общества в коммунистическое из глобального либерального "сверху" в принципе приводит к тому же результату, что и формирование взаимодействующей совокупности независимых коммунистических народных государств "снизу". Вопрос в том, что более реально: формирование "сверху" или "снизу"? Окончательно на этот вопрос ответить может только история. Яркий прорыв СССР показал, что формирование коммунизма "снизу" возможно и оно не требует прозябательного ожидания. Кроме того, если с точки зрения всемирной истории судьба отдельных государств не важна, то с моей русской точки зрения все по-другому. И я вовсе не намерен ждать, когда глобальный либерализм разберет Россию на части, чтобы последующий глобальный коммунизм может быть, в каком-то виде, собрал ее вновь. Мне представляется реальной борьба за государственный суверенитет, на котором основывается народный коммунизм, здесь и сейчас. Всякая крупная система лучше строится, вырастая из малого, чем преобразуется из другой большой системы. Основываясь на этом, я убежден, что самый реальный и прямой путь к коммунизму это путь "снизу", путь от коммунизма в отдельной суверенной стране, то есть, путь народного коммунизма.
6.3. Локальная либеральная модель общества (фашизм)
Фашизм, безотносительно к месту его применения, есть экономический геноцид, идеологически оформленный идеей физического, умственного или социального превосходства, осуществляемый одним народом или международной общественной группой над другими народами.
Когда в 1975 Камбоджа стала Кампучией и Пол Пот с подельником Иенг Сари уничтожили полстраны, это был геноцид своего народа. Но это не был фашизм.
Когда троцкисты в 1918-1920 заливали кровью Дон и Кубань, уничтожали офицерство и техническую интеллигенцию, это был геноцид русского народа, но это не был фашизм.
Когда католики Западной Европы устраивали крестовые походы, то это был акт фашизма.
Когда испанские конкистадоры отвоевывали у индейцев Центральной и Южной Америки золото и территории, это был акт фашизма.
Когда американские иммигранты охотились на индейцев Северной Америки и дарили им зараженные одеяла, это был акт фашизма.
Когда в 1911 году англичане воевали с бурами, загоняя их в концлагеря и расстреливая семьи, это был акт фашизма.
Когда англичане истребляли австралийских аборигенов, это был акт фашизма.
Когда Антанта задушила Германию в 1918 и устроила экономический геноцид немцев, это был акт фашизма.
Когда итальянцы во главе с дуче покорили Абиссинию (Эфиопию), то это был акт фашизма.
Когда Япония устроила агрессию в Китай и уничтожила там миллионы людей, то это был акт фашизма.
Когда Германия оккупировала Европу и стала заниматься селекцией людей, это был акт фашизма.
Фашизм очень многолик и разнообразен, его трудно описать коротко. Почему я называю его локальной моделью, думаю, понятно. Фашизм возникает в конкретной стране, в среде конкретного народа и в этом смысле локален, хотя целью может ставить себе даже мировое господство. Но почему я называю локальный фашизм либеральным? Потому что он рождается в недрах либерализма и берет на вооружение по отношению к эксплуатируемым государствам те же методы, которые применяет либеральная метрополия по отношению к периферии. Внешнее поведение фашизма это всегда частный случай одного и того же либерализма по отношению к атакуемым или угнетенным. Это дает все основания называть фашизм локальным либерализмом, точно так же, как поведение либеральной метрополии по отношению к периферии дает все основания назвать глобалистский либерализм глобальным фашизмом. Думаю, что с местом фашизма среди моделей общественного устройства мы определились.
Фашизм строится на социальном мире внутри государства за чужой счет, то есть, за счет других государств, подверженных фашистской агрессии. Агрессия может быть в любой форме, не обязательно в военной. Результатом фашистской агрессии обязательно является экономическая эксплуатация покоренной страны. Внешнеполитическая деятельность фашистских государств, несмотря на их внутреннее разнообразие, достаточно однообразна, чтобы не сказать примитивна. Из всех преимуществ метрополии над периферией, фашистские государства имеют лишь два преимущества перед странами, подверженными их агрессии и одно дополнительное преимущество, существующее в момент агрессии - организационное. А первые два преимущества это технологическое и военное, но и они бывают далеко не всегда. Гитлеровская Германия, напавшая на СССР 22 июня 1941 года, военного преимущества не имела вовсе, технологическое преимущество имела лишь частично, а ее организационное преимущество было временным. Ей удалось лишь по ряду причин упредить СССР в развертывании вооруженных сил, да еще задействовать в своих целях промышленный потенциал всей Европы. Имея столь незначительные и столь неустойчивые преимущества перед намечаемой жертвой, фашизм обычно использует лишь одну, самую реальную для него возможность экономического порабощения народов - военную агрессию. Но это не догма.
Итак, для фашизма обязателен социальный мир внутри государства. В этом фашизм полностью противоположен марксизму, который как раз выступает за социальную войну между классами. Фашизм мирит классы, вынося противоречие из общества вовне, решая его за счет покоряемых народов. В этом отношении немецкий фашизм ничем не отличается от итальянского или японского фашизма 40-х годов 20 века, хотя в отношении Японии слово "фашизм" употреблять и не принято. Но нас в данном случае интересуют не привычные или, наоборот, неожиданные употребления слов, нас интересует сущность явления, называемого "фашизм". Фашизму нужен внешний источник обеспечения социального мира, существовать за счет собственных ресурсов и усилий фашизм не собирается. Это, с одной стороны, позволяет быстро сплотить общество против "внешнего врага", но, с другой стороны, не позволяет до победы хотя бы над первой жертвой жить мирно сколько-нибудь длительное время. Английский, голландский и французский классический колониализм это, с точки зрения классификации явлений по нашим схемам, типичный, обыкновенный фашизм. Всякий фашизм питается своими жертвами, в этом отношении колониальная Англия ничем не отличается от гитлеровской Германии.
Фашизм возник давно, в тот самый момент, когда "белый человек" осознал "свою цивилизационную миссию". Может быть, он возник еще раньше, но не позже это точно. Этот белый человек, осознавший свою миссию, и был первым фашистом. Что такое "цивилизационная миссия"? Это нарушение суверенитета периферийных государств, возведенное в заслугу. Много написано о просветительской и цивилизаторской роли колонизаторов. Хочется спросить: а зачем? Зачем лезть в чужие туземные первобытные дела? Почему вам так не сидится дома? Неужели из альтруистического желания просвещать и помогать? Конечно нет. Все колониальные империи проповедовали социальный дарвинизм, Мальтус был их учителем. Не помогать шли, а откровенно грабить. Возникнув давно, фашизм оформился как идеология значительно позже, на рубеже 20 века. В этом сыграли большую роль Италия и Германия. Эти страны никогда не имели колоний, то есть не были фашистскими в то время, когда Англия, Франция и Голландия уже были. Не всегда были фашистскими и США. Уничтожив в значительной степени коренное индейское население и проведя захватническую войну с Испанией, США занялись самостоятельным развитием за счет внутренних источников. Дискриминации населения захваченных территорий не было. В начале 20 века США впервые вмешались в европейские дела. Их участие в первой мировой войне на стороне Англии и Франции (Россия к тому времени из войны уже вышла) предопределило весь дальнейший ход развития этой страны. Это была борьба за мировую валюту, то есть, за финансовую эксплуатацию всего остального мира, это был путь фашизма.
Двадцатый век сразу же определил себя как век конкуренции самодостаточных суверенных государственных образований и колониальных империй, стремящихся уничтожить чужой суверенитет. Континентальные империи Евразии были самодостаточными. Германия, Австро-Венгрия, Россия, Китай кто-то более, кто-то менее, но успешно развивались в своих границах и не собирались ни на кого нападать. Германия так и вовсе явила миру технологическое чудо, не имея колоний, развиваясь самостоятельно, она начала технологически обгонять Великобританию, а США в тот момент только еще технологически догоняли ее. То же касалось и Франции, на тот момент технологически передовой державы. Первая мировая война вовсе не нужна была континентальным державам, что и показал в итоге ее результат. Великобритания, США и их континентальный союзник Франция, объединив усилия, начали реализацию современного глобального проекта, который они, естественно, намеревались возглавить. Трагедия континентальной Европы заключалась в том, что она не осознала всей глубины нависшей над ней угрозы. Евроцентризм Запада помешал ему договориться с Россией, которая была естественным союзником континентальных империй Германии и Австро-Венгрии. Это прекрасно понимал Николай I, стремясь всячески уберечь Тройственный союз. Но на Западе это понимали хуже, а в Австро-Венгрии понимали хуже всего. Так или иначе, но Англии и Франции удалось втащить Россию в противоестественный для нее союз, что и предопределило поражение континентальной Европы в мировой войне. Если бы Россия не выступила на их стороне, колониализм несомненно потерпел бы сокрушительное поражение, поле для развития фашизма сузилось бы. Но что случилось, то случилось.
Трагедия 20 века еще и в том, что в нем столкнулись два глобальных проекта. Либеральный колониалистский глобальный проект столкнулся с марксистским коммунистическим глобальным проектом. После первой мировой войны уже не полностью суверенные потерпевшие поражение государства Европы оказались между двух огней. С одной стороны их стирал в порошок наступающий колониализм Антанты, сохранивший в результате победы технологическое преимущество и уже начавший финансовую эксплуатацию мира с помощью мировой валюты. А с другой стороны их и вовсе собирался разрушить марксизм путем мировой революции, который уже провел (правда неудачную) разведку боем в Польше и Финляндии. Откуда им было знать, что Сталин уже фактически "отменил" мировую революцию, стремительно создавая коммунистическую государственность, тем более, что этого, вероятней всего, еще не знал и "отменивший" ее Сталин. И вот немцы, умнейший и трудолюбивейший народ, загнанные в угол с двух сторон, решаются на несвойственный им шаг - стать угнетателем другого народа. Немцы решаются на то, на что англосаксы и французы решились уже давно и не задумываясь, они решаются на фашизм. Такое же решение принимают итальянцы. И вот в этот момент англосаксы и французы (а заодно и марксисты), тыча пальцем в немцев и итальянцев и ища нехорошее слово, как бы их похуже назвать перед всем миром, называют их фашистами. То есть, ругательный смысл слову "фашизм" придали именно конкуренты-колонизаторы. Марксисты были с ними солидарны в этом, так как идеология национального классового единства и идеология марксизма несовместимы.
Ну а что же остальные страны Европы? У них был вариант медленного угасания в конкуренции с колониальными империями. Был вариант социалистической революции и вступления в Коминтерн. Был и третий вариант вступить в союз с теми, кто борется против первого и второго вариантов. Они так и сделали. Ни Финляндия, ни Болгария, ни Румыния, ни Венгрия фашизм не проповедовали и фашистскими государствами не были. Они просто хотели оставаться суверенными государствами и не хотели проигрывать в геополитической борьбе ни марксизму, ни колониальным империям. У фашизма, имеющего это самоназвание, есть существенное отличие от колониального фашизма, который не называет себя так. Это отличие идет еще из 19 века, со времен разделения английской и немецкой экономических школ. Английская экономическая школа всегда призывала экономистов к бесчувственности, выводя экономику за нравственные рамки. Немецкая же школа всегда считала экономику непременно социальной и оставляла ее в границах нравственности. Поэтому консолидация английской колониальной империи никогда не была такой явной, такой заметной и дружной, как консолидация немцев, ставших фашистами. Английский индивидуализм, взращенный постепенным и плавным ростом благосостояния империи, внешне резко отличается от немецкого фашистского единения. Потому что английское единение веками происходило за пределами нравственности, а немецкое единение всегда было нравственным, только фашизм поменял знак этой нравственности на противоположный. У фашизма, начинающего, обычно очень бурный, процесс национальной консолидации, есть внешне-привлекательная черта: его консолидация всегда социальна, заботлива к собственному населению. Фашизм внутри своей страны носит черты, сходные с чертами народного государства. Это придает ему определенную привлекательность, даже по сравнению с колониальными империями. Кроме того, эти народные черты являются сильнодействующим средством против разлагающего народ на антагонистические классы марксизма. Поэтому, когда Италия и Германия обратились в фашизм, остальная Европа свой выбор сделала именно так, как зафиксировала история. Была ли фашистской Испания? Ну конечно нет. Испания давно уже утратила черты колониальной империи и просто хотела, к чести испанцев, оставаться суверенным государством. Да, она не была социальным государством и несла в себе черты социального дарвинизма. Но Испания это делала внутри себя, за счет своих собственных ресурсов и никому при этом не угрожая. Это не был фашизм, это был выбор в пользу суверенитета, во многом основанный на неприятии марксизма в его троцкистском исполнении. Была ли фашистской Польша? Ну конечно да. Польша была потенциальным союзником гитлеровской Германии в планируемой агрессии на восток и доказала свою агрессивность, поучаствовав в разделе Чехословакии, отрезав от нее Тешинскую область. Не поделили возможные союзники главенство в союзе и территории, немецкие и советские. Польша - не Россия. Да, Россия несколько раз участвовала в разделе Польши. Но никогда не угнетала польское население. Польша же всегда угнетала подвластное ей украинское население, устраивая дискриминацию даже и по религиозному принципу. В своей бессмертной книге "Тарас Бульба", которую многие сейчас не понимают, Н.В. Гоголь описывает именно борьбу украинского народа с польским фашизмом. Именно поэтому столь жестока эта борьба и столь велик ее накал. Можно рассмотреть действия каждого государства Европы в отдельности перед второй мировой войной, но мотивы общего направления их поведения, я думаю, понятны. А вот мотивация Японии во второй мировой войне стоит особняком. Ее не загоняли в угол как Германию. Япония могла и дальше самостоятельно развиваться за счет внутренних источников развития. Но ей хотелось стать в один ряд с ведущими колониальными державами. Япония стала искать "добра от добра", забыв, что "лучшее враг хорошего". Что это, если не фашизм? Как назвать поведение Японии в Китае и в Корее? А вот консолидация общества в Японии была проведена скорее по немецкому образцу, чем по английскому колониальному. Это тоже не противоречит причислению Японии перед второй мировой войной к числу фашистских государств.
Следует сказать, что колониализм, хоть и носил в себе все черты фашизма, но выступал как более мягкий, более щадящий его вариант. Колониализм мог назвать себя демократическим, фашизм же к этому никогда не стремился. Именно это обстоятельство позволяет сегодняшним глобалистам связывать фашизм именно с тоталитарностью, которая понимается как отсутствие демократии. Это очень удобно, так как параллельно позволяет отвязать фашизм от колониализма и глобального либерализма. Такие мелочи, как тоталитаризм ближневосточных царьков - друзей США не принимаются в расчет, а все вопросы в их адрес легко и быстро гасятся либеральной прессой. Эти царьки не фашисты, а вот другие царьки (типа Асада) или диктаторы, такие как Уго Чавес (мир его праху) или Лукашенко, вполне могут быть названы фашистами. Фашизм второй мировой войны оставил настолько глубокий, настолько отрицательный след в памяти человечества, что само слово "фашист" сегодня является информационным оружием. Своих противников либералы всегда стремятся именно так и назвать. Да действительно, европейским государствам, вступившим в союз с Гитлером перед второй мировой войной, был присущ вождизм и, естественно, тоталитаризм, как еще можно было "собрать" общество если не с помощью общей идеи независимости и социального мира? Но тоталитаризм и фашизм далеко не одно и то же. Если тоталитаризм не агрессивен по отношению к окружающим государствам, то какой же это фашизм? Либеральные идеологи любят подменять понятия. Они называют фашизмом "агрессию по отношению к собственному народу". Как вам это нравится? Давно ли колониальные империи сами прекратили эту агрессию, выведя (и то не полностью) социальный дарвинизм за рамки национальных границ? Вот, например, сталинский террор 1937 года, либералы называют агрессией по отношению к народу СССР (на который естественно либералам плевать). Но есть официальные общепризнанные статистические данные, которые говорят о том, что процент заключенных в сталинском СССР даже в эти годы не был самым высоким в мире. И число погибших от террора не выходит за рамки мировой статистики смертных приговоров и приведения их в исполнение в эти годы. Да и проводился этот террор именно в интересах народа СССР, если считать народом большинство населения. Ну и в любом случае это не дело внешних наблюдателей, интересующихся проблемами СССР. Это внутреннее дело суверенного государства. А фашизм по определению не является чисто внутренним явлением, ибо он всегда направлен вовне. Либералы, выступающие от имени интеллигенции России, в данном случае являются пятой колонной в чистом виде, являются агентами влияния либеральной демократии метрополии. Их не интересует суверенитет России, этим суверенитетом они в ста случаях из ста готовы пожертвовать в угоду личной свободе в ее либеральном понимании. Они используют ярлык фашизма против России как государства, как общности, используют в качестве информационного оружия. Они говорят: "нас устраивает только полностью свободная Россия", имея в виду либеральное понимание свободы как полностью открытую беззащитность от метрополии. Возможно ли само существование России при такой свободе, их не интересует. Между свободой и Россией они всегда выберут свободу.
Ярлык фашизма пытаются приклеить на Россию не только сверху, обвиняя ее в "государственном" фашизме, но и снизу, стремясь обвинить русских в "народном" фашизме, во всяком случае, в склонности к нему. Да, в России есть группы подростков, которые подстрекаются провокаторами к экстремистским действиям с использованием фашистской символики. Ну и что? Разве такие группы есть только в России? Разве у этих групп есть прочная идеологическая основа, есть база для консолидации и влияния на общество? Ничего этого конечно нет. Это обычные преступники, которые сделали темой своих преступлений национальные погромы. Молодежь - самая пассионарная часть общества. Не всегда эта пассионарность конструктивна, бывает и деструктивная пассионарность, особенно, если работать над этим, упорно провоцируя молодежь на совершение противоправных действий. Несмотря ни на какие лозунги, ни на какую символику, ничего общего с реальным фашизмом это не имеет. Именно больное либеральное общество порождает этот молодежный экстремизм, который конечно существует в любом обществе, но именно в либеральном приобретает фашистскую атрибутику. Покажите мне хоть одного фашиста-экстремиста среднего возраста в России. Перестав быть молодым человеком, бывший нарушитель спокойствия, как правило, перестает быть или фашистом или экстремистом или и тем и другим сразу. И это уже не говоря о том, что фашистом в полном смысле этого слова он никогда и не был.
Есть в России, да и не только в ней, более серьезное течение - националисты. Некоторые из них готовы назвать себя фашистами, не будучи ими по существу. Они предлагают консолидацию по национальному признаку, но при этом не собираются никого угнетать. У них нет ни теории национализма, ни политической программы, у них есть только обоснованная обида и злость на ущемление национальных прав. Их национализм защитный, охранительный, оборонительный. Он вовсе не угрожает другим нациям, его цель - всего лишь защитить свою нацию. Националисты бывают уменьшительные, стремящиеся отбросить национальные окраины и оставить этнически-однородные территории, и расширительные, имперские, проповедующие консолидацию страны вокруг ее главного, государствообразующего народа. Но ни те, ни другие не являются фашистами.
Есть еще интеллигентское культурно-фашистское течение, представленное, например, М.В. Струковой34 и А.А. Широпаевым35. Но и в нем нет никакого реального политического и даже идеологического фашизма. Это какой-то романтический культурологический условный фашизм, в котором выпячивается консолидационная роль реального фашизма и затушевывается тот геноцид, который он устраивает на практике.
В любом случае, Россия генетически чужда фашизму, она не приемлет его органически. Фашизм просто не может рассматриваться как один из возможных путей развития России.
6.4. Локальная коммунистическая модель общества (народный коммунизм)
Вы должно быть уже заметили, что "белый лист" возможных моделей общества я поделил на четыре квадранта, придав им некую систему координат.
Вот такая простенькая табличка. Она охватывает все типы организации общества в их "пределе", то есть, в их доведении до четкой и яркой выраженности. Других направлений общественного строительства, по моему мнению, просто не существует. Чем дальше к углам листа от перекрестья, от центра, тем более ярко-выраженно общество оправдывает свой тип. Чем ближе к центру, к перекрестью, тем менее ясен тип общества. Суверенные государства, не относящиеся ни к фашистским, ни к коммунистическим будут находиться прямо на вертикальной линии, ниже перекрестья. Разрушенные первой мировой войной континентальные империи Европы находились строго в точке перекрестья. Выше этой точки, но тоже прямо на вертикальной линии находились мировые империи: Рим и Византия. США и Англия находятся в самой левой части горизонтальной линии. А СССР какое-то время (время троцкизма) находился в крайней правой части горизонтальной линии. Потом он сместился ближе к перекрестью. Хочу обратить внимание, что "правое" и "левое" не имеют на этой схеме никакого значения. От того, что я перемещу фашизм и либерализм вправо, а коммунизм влево, ничего не изменится. Фашизм вполне может быть правым и левым, так же как и коммунизм. Деление на "правое" и "левое" сегодня потеряло свою информативность, и я вообще не собираюсь им пользоваться.
Три квадранта из четырех мы рассмотрели. Осталось рассмотреть народный коммунизм, а для начала, его место на "белом листе" общественного устройства. В дальнейшем я буду избегать слова "строить", потому что коммунизм строить не надо. Это неудачное слово. Все начинается с этического выбора. Этический выбор народного коммунизма очень прост. Это суверенное государство с единым народом, основанное на принципе заботы общества о каждом своем члене. То есть, социальный дарвинизм отрицается полностью. Он отрицается не только во внутренней политике, но и во внешней. Народное государство принципиально отказывается от самой идеи, самой возможности угнетения других народов и других государств. В этом и только в этом проявляется его коммунистическая солидарность. Народное государство не вмешивается в чужие дела. Не разговаривает с другим народом через голову его правительства. Не призывает к международной солидарности трудящихся, к мировой революции, не призывает к соединению пролетариев. Если народное государство признает другое суверенное государство, то оно никогда не будет вести подрывной деятельности на его территории. Более того, политической стратегией народного государства является поддержка других суверенных государств, если эти государства не антинародны. Народное государство развивается за счет внутренних источников и занимается своими собственными делами, не представляя угрозы для тех, кто не угрожает народному государству. Коммунизм народного государства это его внутреннее дело, он не предназначен для распространения.
Рассмотрим две составляющие народного коммунизма: его "коммунистичность" и его "народность". "Коммунистичность" его в том, что это общество неантагонистического, социального типа без существенного расслоения по уровню доходов. В этом обществе могут быть богатые и даже очень богатые. Но в нем не может быть бедных, кроме тех, кто откровенно не желает трудиться. Но это еще не вся "коммунистичность", это, так сказать, социалистическая часть "коммунистичности". Полный же смысл "коммунистичности" в неагрессивности народного коммунизма по отношению к другим государствам. Если сравнить коммунистическую составляющую с практикой СССР, то в ней есть сходства, а есть и различия. Сходство в том, что в коммунистическом народном государстве нет бедных, как не было их и в СССР, в заботе государства (общества) о каждом представителе народа. Бесплатная медицина, образование это тоже общее. Предприятия ведущих отраслей промышленности в руках государства, общенародная собственность на недра и ресурсы, категорический запрет на торговлю землей - это общее. Государственная идеология одна - коммунистическая, в этом тоже общее, но содержание идеологии несколько иное. А вот различия. Народное государство допускает рыночную экономику, все возможные формы собственности, в том числе и на средства производства. Разрешает свободный въезд в страну и свободный выезд из нее. Разрешает просмотр любых иностранных каналов, прослушивание любых радиостанций без ограничений. Разрешает свободный доступ к сети Интернет (в СССР не было Интернета, поэтому здесь сравнение неуместно).
В чем же "народность" народного коммунизма? В его внутренней направленности. Народному коммунизму не нужен интернационализм, потому что он не собирается распространяться на весь мир. Он существует в интересах одного народа и одного государства. Когда я говорю об одном народе, я не говорю при этом об одной нации. Я говорю о лозунге: "одно государство - один народ". Это непременный лозунг народного коммунизма. При этом состав единого народа может быть (и будет) сложным. У каждого народа, входящего в единый народ, своя национальность, свои традиции и своя территория. В России исключение составляет только русский народ, у него нет "чисто русской" выделенной территории. Это обстоятельство, а также подавляющая численность и наиболее развитая культура, дают русскому народу право и обязанность быть главным государствообразующим народом России. Это не ущемляет другие народы России. Это не дает другим народам ущемлять интересы государствообразующего русского народа. Столетия истории показали, что русский народ не опасен для других народов России. Поэтому Россия должна стать народным государством, с ядром из русского народа. Все законодательство, вся национальная и демографическая политика России должна быть нацелена на первоочередное сбережение и развитие русского народа.
Во Франции около 90 % населения составляют этнические французы. К национальным меньшинствам относятся эльзасцы и лотарингцы, бретонцы, евреи, фламандцы, каталонцы, баски и корсиканцы.
В Италии этнических итальянцев 93,%. Кроме них в Италии проживают румыны, североафриканцы, албанцы, китайцы, украинцы, азиаты (не считая китайцев), латиноамериканцы.
В России около 80% русских. То есть, по международной терминологии Россия это государство русских, как граждан России и называют во всем мире, называли так раньше и граждан СССР. Это точно так же естественно, как естественно называть жителей Франции французами, а жителей Италии итальянцами. Но мы не требуем даже этого. Народы России и каждый их представитель могут сами выбрать свое место в едином народе страны. При этом этническая принадлежность и национальность не имеют никакого, подчеркиваю, никакого значения. Народность (или народничество) это не национализм, это единство самосознания граждан страны, их общность. Эта общность имеет все основания называться единым русским народом, но это на сегодняшний день фактически не так, поэтому мы не требуем этого названия. Мы не берем на вооружение лозунг "Россия для русских", потому что в сегодняшних реалиях содержание этого лозунга двусмысленно и может быть оскорбительно и неправильно понято. Мы предлагаем лозунг "Россия для народа", выступая за единство трудящегося народа России в противовес паразитирующей олигархии и компрадорской бюрократии. Каждый гражданин России может:
- знать русский язык и считать себя русским (независимо от национальности);
- не знать русского языка и считать себя русским;
- знать русский язык, считать себя россиянином и не считать русским;
- не знать русского языка, не считать себя русским, но считать россиянином.
Во всех этих случаях гражданин волен сам определять свое место среди народов России. Если он считает себя русским, то и государствообразующий народ будет считать его русским. Если не считает, то это его дело. Возможно, правда, что человек, будучи гражданином России будет:
- знать русский язык, но не считать себя россиянином;
- не знать русского языка и не считать себя россиянином.
В таком случае это сепаратист, находящийся вне закона. Россия не может быть разделена на части и от нее не может быть отделена ни одна территория. Сама постановка вопроса, само упоминание о возможном отделении территории от России являются государственным преступлением.
Могут найтись желающие упрекнуть меня в стремлении постепенно "русифицировать" Россию. Я готов даже согласиться с этим, если понимать под русификацией ассимиляцию отдельных граждан в русском народе и включение все большего числа людей в русское культурное пространство. Но народный коммунизм не ставит и никогда не будет ставить задачу ассимиляции наций и народов, их превращения в русских, их исчезновения. И залогом тому национальная территория, которая есть у каждого нерусского народа России. Ни во Франции, ни в Италии такого нет, такого почти нигде в мире нет. Таким образом, народничество решает национальный вопрос внутри страны не путем интернационализма, а путем включения в единый народ при сохранении каждым народом определенной дистанции, исключающей утрату национальной культуры, причем размер этой дистанции каждый конкретный человек определяет для себя сам. Народный коммунизм заменяет интернационализм "единством национализмов" под безусловным патронатом русского народа, нравится это кому-то или нет.
Отношение народного коммунизма к русскому национализму в целом негативное. С уменьшительными националистами, готовыми на отделение от России территорий, вообще разговаривать не о чем. Что же касается расширительных националистов имперского типа, то среди них могут встретиться люди и целые группы людей, с которыми возможно сотрудничество. Но только в одном-единственном случае. В случае, если их понимание национализма совпадает с нашим пониманием народничества, если это два разных названия одного и того же. Кроме того, необходимым условием сотрудничества является отсутствие в их программе элементов социального дарвинизма, иными словами, их программа должна быть социальной, должна содержать заботу о людях, а не войну всех против всех.
Если коммунизм обозначить красным цветом (а его можно обозначить только этим цветом), а народность обозначить черным цветом, то получится, что народный коммунизм это союз красного и черного. Это так и есть. При этом никакого отношения к цветам гитлеровского фашизма народный коммунизм не имеет, а всякие аналогии в этом направлении являются спекуляциями.
Были ли в истории движения и примеры, являющиеся компонентами народного коммунизма? Относительно коммунизма это совершенно очевидно послетроцкистский период СССР, начиная со сталинского периода и до самого распада СССР. Уже сталинский период был периодом государственного, державного коммунизма. Либеральные историки любят обвинять И.В. Сталина в приверженности идеям мировой революции. Для этого нет никаких исторических оснований. Нет убедительных свидетельств того, что сталинский СССР собирался нести мировую революцию на армейских штыках. Зато есть убедительные свидетельства государственного строительства именно в сталинские годы. Мощнейшая индустриальная инфраструктура страны создавалась не для мирового пролетариата, а исключительно для советского народа. К сожалению, коммунистическая риторика в СССР осталась прежней, марксистской. На деле коммунизм был государственным, а на словах международным, не в полной мере, частично, но и этой частичности хватало для возникновения двойственности идеологии, нарушения ее цельности. Исторические условия возникновения СССР и не позволяли быстро отойти от марксистской риторики, тем более, что другой коммунистической теории, кроме марксизма, просто не было. Тем не менее, к чести сталинского руководства следует сказать, что такой отход от марксистской риторики все же наметился и катализатором этого выступила Великая Отечественная война. Война обнажила все слабости марксизма в столкновении с внешним врагом, который не просто ведет войну, а ведет войну на уничтожение. Она стала быстро перестраивать интернационализм в СССР в единство национализмов. Вопрос внешнего интернационализма тоже был закрыт. Коминтерн был ликвидирован. "Гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ остается", - эти слова И.В. Сталина не являются словами интернационалиста, он говорит не о трудящихся, живущих в Германии и говорящих по-немецки, а именно о немецком народе. Полностью народничество сталинского СССР проявилось в 1943 году, когда была введена военная форма с погонами. Это перечеркивало марксистский интернационализм на уровне символов. Известный тост И.В. Сталина за здоровье русского народа в 1945 году логически продолжал нащупанную им линию народничества.
Не следует уходить от вопроса преемственности народного коммунизма в своей "народной" части от предшествующих исторических течений, содержащих в своем названии слово "народ". Сразу оговорюсь, что такой преемственности в общем-то нет. В то же время, народный коммунист никогда не откажется взять все хорошее, что предлагали его предшественники и не стремится приписывать это себе.
Народники второй половины 19 века в России. Важной компонентой этого движения было осознание уникальности России как исторического субъекта. Народники поняли, что России в своем развитии вовсе не обязательно повторять европейский путь, более того, его повторять не нужно. Осознание интеллигенцией необходимости сближения с народом также было позитивным шагом народничества. Этим пожалуй и исчерпывается то, что можно взять народному коммунизму из русского народничества.
"Теория официальной народности -- государственная идеология в период царствования Николая I, автором которой стал С. С. Уваров. В ее основе лежали консервативные взгляды на просвещение, науку, литературу. Основные принципы были изложены графом Сергеем Уваровым при вступлении в должность министра народного просвещения в своем докладе Николаю I "О некоторых общих началах, могущих служить руководством при управлении Министерством Народного Просвещения":
Углубляясь в рассмотрение предмета и изыскивая те начала, которые составляют собственность России (а каждая земля, каждый народ имеет таковой Палладиум), открывается ясно, что таковых начал, без коих Россия не может благоденствовать, усиливаться, жить -- имеем мы три главных: 1) Православная Вера. 2) Самодержавие. 3) Народность.
Позднее эта идеология стала коротко называться "Православие, Самодержавие, Народность".
Согласно этой теории, русский народ глубоко религиозен и предан престолу, а православная вера и самодержавие составляют непременные условия существования России. Народность же понималась как необходимость придерживаться собственных традиций и отвергать иностранное влияние, как необходимость борьбы с западными идеями свободы мысли, свободы личности, индивидуализма, рационализма, которые православием рассматривались как "вольнодумство" и "смутьянство". В рамках данной теории начальник III отделения Бенкендорф писал, что прошлое России удивительно, настоящее прекрасно, будущее выше всяких представлений."[9]. Необходимость придерживаться собственных традиций - вот рациональное, вернее этическое зерно теории народности. Народный коммунизм не собирается отказываться от этого зерна и берет традиционность на вооружение.
Партия социалистов-революционеров, организованная в 1906 году. "Эсеры являлись прямыми наследниками старого народничества, сущность которого составляла идея о возможности перехода России к социализму некапиталистическим путём. Но эсеры были сторонниками демократического социализма, то есть хозяйственной и политической демократии, которая должна была выражаться через представительство организованных производителей (профсоюзы), организованных потребителей (кооперативные союзы) и организованных граждан (демократическое государство в лице парламента и органов самоуправления).
Оригинальность эсеровского социализма заключалась в теории социализации земледелия. Эта теория составляла национальную особенность эсеровского демократического социализма и являлась вкладом в развитие мировой социалистической мысли. Исходная идея этой теории заключалась в том, что социализм в России должен начать произрастать раньше всего в деревне. Почвой для него, его предварительной стадией, должна была стать социализация земли."[9]. Эсеры это во многом недооцененная советской историографией партия, безусловно выступавшая с позиций народничества. Предлагаемая ими социализация земледелия была вполне здравой, но являлась слишком узкой задачей для реализации комплексного управления страной, да еще в условиях мощного сопротивления и жесткой конкуренции. Демократичность эсеров была слабостью, погубившей их как партию в ходе политической борьбы во время Октябрьской революции. Применившие диктатуру большевики воспользовались преимуществом, которое она дает в борьбе с демократией. Таким образом, несмотря на серьезность партии эсеров как организации и на большую поддержку, которую в годы революции оказал ей народ, взять от нее народному коммунизму практически нечего, кроме того, что уже взято и реализовано в СССР.
Ну и, наконец, нельзя обойти вниманием "Союз русского народа", больше известный как "черная сотня" (1905 - 1917гг). Это была монархическая организация, имевшая целью сохранение монархии в России. Практически осуществлял свою деятельность, противодействуя революционерам-социалистам. То есть, можно сказать, что "Союз русского народа" боролся с марксистским интернационализмом. Разные источники по-разному описывают условия членства в "Союзе русского народа". Крайняя позиция источников такова: членом СРН мог быть только христианин, этнический русский, нерусские принимались в исключительных случаях, евреи не принимались вообще. Нам сейчас не важно, так это было на самом деле или нет. Позицию народного коммунизма по национальному вопросу я вкратце уже изложил. Отмечу только, что в противодействии СРН марксистскому интернационализму и в стремлении обуздать и остановить революционное разрушение страны, было рациональное зерно.
Как я уже сказал, народный коммунизм не наследует ни одно из направлений русского народничества. В то же время, он возник не на пустом месте, ему было из чего возникать. Это не какой-то отвлеченный умозрительный эксперимент на людях и на обществе. Это опробованное уже во многом на практике учение, не имевшее дор сих пор теоретического обоснования.
6.5. Миф конца истории
В этом месте книги я не могу избавиться от некоторой гордости за читателя, приступившего вместе со мной к критике концепции известного американского политолога. Гордость вызвана тем, что методологический аппарат читателя к этому месту книги вполне позволяет критиковать американского автора. Многие аргументы сторонника "конца истории" покажутся попросту наивными, а за внешне невинными благими пожеланиями обнажится истинная их цель. Я не буду вставлять в цитаты свои комментарии, читатель и сам все увидит, ведь он уже вооружен.
Опровержение двух продуманных книг, написанных американским политологом Френсисом Фукуямой нам придется уместить в одном параграфе. Задачу облегчают две вещи: во-первых, Фукуяма частично сам себя опроверг, во многом отказавшись от концепции "конца истории", а во-вторых, для опровержения этой концепции достаточно доказать, что западная Метрополия не самодостаточна, что она в принципе не может существовать без Периферии, в которой, как признает сам Фукуяма, история вовсе не кончилась. Если Метрополия и Периферия вместе составляют одну неразрывную систему, то продолжение истории в одной из подсистем означает ее продолжение и в системе в целом.
Но сначала надо определить само понятие "история". Вот как понимает его сам Фукуяма. "Самые серьезные наши мыслители заключили, что не существует такого понятия, как История, -- то есть осмысленного порядка в широком потоке событий, касающихся человечества." [30] То есть, история в понимании Фукуямы является чем-то вроде алгоритма развития человечества или, быть может, процессом борьбы альтернативных алгоритмов. Не будем спорить, такой взгляд на историю имеет право на существование. Концепция Фукуямы в принципе очень проста. Путем эмпирических наблюдений за процессами, происходящими в мире, он пришел к выводу, что в истории человечества возможны лишь три концептуальных альтернативных проекта: либерализм, фашизм и коммунизм. Все остальные концепции (националистические, религиозные и другие) являются, по мнению Фукуямы (и в этом с ним можно согласиться), менее значимыми, чем перечисленные. Эти же наблюдения привели Фукуяму к выводу, что либеральный проект победил окончательно, что альтернативы ему больше нет. Тем самым, алгоритм исторического развития пройден и история кончилась. Интересно, что Фукуяма не рассмотрел в качестве альтернативы четвертую возможную концепцию - локальный коммунизм, который я называю народным коммунизмом. Это неудивительно, так как путем одних только эмпирических наблюдений эту концепцию не обнаружишь, для этого нужны еще анализ и синтез. То, что возможных направлений развития общества не три, а четыре, рассмотрено в этой главе. Но это в принципе не меняет дела. Начнем с цитат.
"Вопрос о том, существует ли Универсальная История человечества, учитывающая опыт всех времен и народов, не нов. На самом деле это очень старый вопрос, который недавние события заставляют поставить снова. С самого начала в самых серьезных и систематических попытках написать Универсальную Историю центральным вопросом истории считалось развитие Свободы. История -- не слепая цепь событий, а осмысленное целое, в котором развиваются и разыгрывают свою роль гуманные идеи человека о природе или справедливом политическом и общественном порядке. И если сейчас мы переживаем такой момент, когда нам трудно представить себе мир, существенно отличный от нашего, где нет очевидного или естественного пути, на котором будущее даст фундаментальное улучшение существующего сейчас порядка, то мы должны допустить возможность, что сама по себе История могла подойти к концу." [30]
Вот еще о конце истории.
"Великобритания, Франция, США и Германия достигли этого уровня развития примерно к Первой мировой войне; Япония и остальная Западная Европа -- к моменту Второй мировой, а Советский Союз и Восточная Европа -- в пятидесятые годы. Сегодня они составляют образец промежуточной и давно пройденной для передовых стран фазы промышленного развития. Стадию, сменившую эту фазу, называли по-разному: "зрелое индустриальное общество", стадия "высокого массового потребления", "эра техноэлектронники", "век информации" или "постиндустриальное общество"." [30]
И еще раз об этом же.
"В предвидимом будущем мир будет разделен на постисторическую часть и часть, застрявшую в истории." [30]
Здесь указывается на одновременное существование двух миров: "постисторического" и "исторического". Есть и дальше об этом.
"С другой стороны, исторический мир будет все еще расколот многими религиозными, национальными и идеологическими конфликтами (в зависимости от степени развитости участвующих стран), в которых по-прежнему будут применимы старые правила политики с позиции силы. Такие страны, как Ирак и Ливия, будут вторгаться в пределы своих соседей и вести кровавые битвы. В историческом мире национальное государство останется главным центром политической идентификации." [30]
А вот на этом месте мы остановимся. Автор признает, что часть мира, "застрявшая в истории" будет существовать одновременно с "постисторическими" странами неопределенно долго. Нам важно доказать необходимость этого одновременного существования для "постисторических" стран (для Метрополии), доказать что только так и никак иначе и могут существовать эти самые "постисторические" страны.
С этим автор, естественно, не согласен, иначе рушится вся концепция "конца истории".
"Исторический и постисторический миры будут во многих отношениях вести параллельные, но отдельные существования со сравнительно малым взаимодействием. Однако будут существовать некоторые направления, на которых эти миры будут сталкиваться. Первое из них -- нефть, которая была фундаментальной причиной кризиса, вызванного иракским вторжением в Кувейт. Добыча нефти остается сосредоточенной в историческом мире, и она имеет решающее значение для экономического здоровья постисторического мира. Вопреки всем разговорам о росте глобальной взаимозависимости по различным товарам во время нефтяного кризиса Семидесятых, нефть остается единственным товаром, производство которого достаточно сосредоточено для того, чтобы ее рынком можно было манипулировать в политических целях, и обрушение этого рынка приведет к немедленным опустошительным последствиям в постисторическом мире." [30]
Не успев сформулировать концепцию, автор уже делает исключение для добычи нефти, которой (о горе!) в постисторическом мире недостаточно. Позволим ему это исключение, общей картины оно не меняет. Здесь принципиально важно утверждение о параллельном существовании двух миров. Параллельное существование означает две важные вещи.
1. Отсутствие обязательств у постисторического мира по "подтягиванию" до своего уровня исторического мира.
2. Заявку на возможность самостоятельного, независимого, отдельного существования постисторического мира.
Не будем морализировать по первому пункту, нам сейчас важен второй. Он означает, что, если все население исторического мира вдруг куда-то испарится, то постисторический мир способен обойтись без воспроизводства этого населения, то есть, без воссоздания исторического мира. А это не так.
Вот автор сетует:
"Не все низкооплачиваемые рабочие места можно экспортировать." [30]
А тут придется отказаться от самой идеи экспорта низкооплачиваемых рабочих мест, потому что если этого не сделать, то это и будет означать, что без такого экспорта постисторический мир существовать не сможет. И вот здесь автор делает допущение, которое свидетельствует о его неполной уверенности в возможности независимого параллельного существования двух миров. Он готов допустить взаимодействие, но только под контролем Метрополии, только с позиции силы.
"И последнее направление взаимодействия между двумя мирами -- это будут определенные вопросы "мирового порядка". То есть выше конкретной угрозы, которую определенные исторические страны представляют для своих соседей, многие постисторические страны сформулируют абстрактный интерес в предотвращении распространения определенных Технологий в исторический мир, на том основании, что этот мир максимально доступен конфликтам и насилию. В настоящий момент эти технологии включают ядерное оружие, баллистические ракеты, химическое и биологическое оружие и тому подобное. Но в будущем вопросы мирового порядка могут коснуться и определенных типов экологических интересов, которым угрожает бесконтрольное распространение технологий. Если постисторический мир будет вести себя настолько отлично от исторического, насколько здесь предполагается, то постисторические демократии будут иметь общий интерес как в защите себя от внешних угроз, так и в продвижении дела демократии в страны, где ее пока еще нет.
Как руководство к действию реалистская точка зрения на международные отношения остается вполне актуальной, несмотря на победы демократии в семидесятых -- восьмидесятых годах. Историческая половина мира продолжает действовать на основе реалистских принципов, а постисторическая пользуется методами реализма, имея дело со странами, остающимися пока в истории. Отношение между демократическими и недемократическими режимами будет по-прежнему характеризоваться взаимным недоверием и опасением, и, несмотря на растущую экономическую взаимозависимость, сила будет оставаться в их взаимоотношениях ultima ratio (окончательным доводом (лат.))." [30]
Фактически Фукуяма хочет убедить читателя в том, что возможен вечный контроль Метрополии над Периферией. Как это назвать? Колониализм? Фашизм? Апартеид? Годится и то и другое и третье. Но дело не в названии и даже не в моральной оценке такого подхода. Дело в том, что такой контроль невозможен, и это хорошо показали прошедшие с момента написания книги двадцать с лишним лет. Метрополия потеряла контроль над Китаем и уже очень близок момент потери контроля над всей Юго-Восточной Азией и Индией. Серьезно ослаблен контроль над Латинской Америкой, уходит из-под контроля Россия.
Это очень быстро понял и сам автор. Поэтому для сохранения тотального контроля Метрополии над Периферией он разработал концепцию "сильного государства". В книге о сильном государстве он много рассуждает о совершенствовании государственных структур "бедных стран". Но шило рвется наружу из мешка и, не надеясь на такое совершенствование, Фукуяма прямо предписывает "богатым" странам "регулирование" стран "бедных".
"Недостаточная внутренняя потребность в государственных учреждениях или реформах внутригосударственных отношений в бедных странах превращается в главное препятствие для создания таких структур. Упомянутая потребность, когда она возникает, обычно есть результат кризиса или экстраординарного материального положения, что создает лишь краткую возможность проведения реформ. При отсутствии твердого внутреннего спроса, потребность в учреждениях должна образовываться вне страны. Она может возникать из двух источников. Первый -- это различные условия, связанные со структурным согласованием, программой, а проект выдается внешними посредниками в помощи, спонсорами или кредиторами. Второй источник -- прямое применение политического регулирования иностранными властными структурами, имеющими право на верховную власть в странах, потерпевших крах или оккупированных."[31]
Говоря по-русски без обычных американских "демократических" околичностей и без косноязычия перевода, это означает оправдание открытого вмешательства "сильного государства" в дела "слабых государств" во-первых, с помощью давления и подкупа, а во-вторых, с помощью прямого использования военной силы.
А вот что думает автор о законодательстве, в том числе, по-видимому, международном.
"Демократическое большинство может принять решение и совершить нечто ужасное в отношении других стран и может нарушить права человека и нормы морали, на которых основывается их собственный демократический порядок. В самом деле, дебаты Линкольна с Дугласом касались именно этой проблемы. Дуглас утверждал, что его не заботит, будет ли народ голосовать за или против рабства, при условии, что принятое решение отражает волю народа. Линкольн, напротив, говорил, что рабство само по себе нарушает высший принцип равенства людей, принцип, на котором зиждется строй Америки. Легитимность действий демократии в конечном итоге базируется не на точной демократической процедуре, но на первоочередных правах и нормах, которых требует этика, более высокая, чем законный порядок." [31]
Интересно, что отстаивая "конец истории", Фукуяма отчетливо понимает неизбежность сохранения государств.
"Международное сообщество" -- это фикция в той мере, в какой любая возможность воплощения закона в жизнь целиком зависит от действий отдельных национальных государств." [31]
И еще.
"После 11 сентября главным вопросом мировой политики стало не уменьшение государственности, а ее усиление. Для отдельных обществ и для мирового сообщества уничтожение государства -- это прелюдия не к утопии, а к катастрофе." [31]
И еще раз о применении силы в международных отношениях.
"Хотя мы не желаем возвращаться к миру конфликтующих великих сил, мы действительно нуждаемся в том, чтобы заботиться о потребности в силе. Только государства и одни государства способны объединить и целесообразно разместить силы обеспечения порядка. Эти силы необходимы, чтобы обеспечить правление закона внутри страны и сохранить международный порядок. Те, кто выступает за "сумерки государственности" -- являются ли они поборниками свободного рынка или преданы идее многосторонних договоров, -- должны объяснить, что именно заменит силу суверенных национальных государств в современном мире (см. Evans 1997). На самом деле эту пропасть заполнило разношерстное собрание международных организаций, преступных синдикатов, террористических групп и так далее, которые могут обладать в определенной степени властью и легитимностью, но редко и тем и другим сразу. За неимением ясного ответа нам остается только вернуться к суверенному национальному государству и снова попытаться понять, как сделать его сильным и успешным.
С другой стороны, та традиционная военная мощь, которая ассоциируется у нас с национальными государствами, явно не полностью отвечает их нуждам. Европейцы правы в том, что существуют важные виды силового воздействия, вроде построения национального государства. Страны должны быть в состоянии создавать государственные институты не только внутри собственных границ, но и в других, менее организованных и более опасных странах. В прошедшие годы они сделали бы это, просто вторгнувшись в такую страну и административно добавив ее к своей империи. Теперь мы настаиваем на содействии демократии, самоуправлению и правам человека и на том, что любая попытка управлять другим народом просто временная мера, а не империалистическое устремление. Намного ли лучше, чем американцы, европейцы знают, как разрешить эту квадратуру круга, будет видно. В любом случае искусство построения государства будет ключевой составляющей национальной силы, столь же важной, как способность развертывать традиционную военную мощь для поддержания мирового порядка."[31]
Резюмируя главную мысль книги Ф. Фукуямы "Сильное государство. Управление и мировой порядок в XXI веке", остается лишь подчеркнуть, что в ней автор отрекается от глобального либерализма Метрополии в пользу локального либерализма США. Он приходит к совершенно правильному выводу об обреченности стратегии глобализма, исходя впрочем из неверных предпосылок, как всегда эмпирических, то есть, непосредственно наблюдаемых автором. Отсюда следуют два важных вывода.
1. Пока вторичные апологеты глобализма во всем мире (включая российских) продолжают его исповедовать, колыбель глобализма США уже меняют стратегический курс в сторону своих чисто государственных интересов.
2. США переходят от глобального фашизма Метрополии к "национальному" фашизму своего государства.
Итак, автор сам разуверился в возможности самостоятельного существования Метрополии и стремится обосновать ее господство над Периферией с помощью силы. На мой взгляд, это очень слабая позиция, гораздо более слабая, чем позиция параллельного существования. Фактически это позиция войны со всем миром, идущей перманентно, то есть, позиция непрерывной мировой войны. Но, начиная мировую войну, никогда нельзя быть уверенным в том, что ее выиграешь. Это не доказательство конца истории, для доказательства, как минимум, нужна победа, которую невозможно гарантировать.
Поэтому все же нужно опровергнуть позицию параллельного существования двух миров, как более сильную, хотя от нее и отказался фактически сам автор.
Рассмотрим возможность отдельного самостоятельного существования США. Для этого достаточно обратиться к цифрам, показывающим долю импорта в потреблении, внешний долг страны и сальдо внешнеторгового баланса.
"Изучив данные, касающиеся 100 таких отраслей, которые опубликовал Торгово-промышленный совет США (US Business and Industry Council), мы увидим, что в 1997 году доля импорта на их совокупном рынке составила 24%, а в 2010 - уже 38%. Более того, если взять такие категории продукции, как полупроводники, станки, теле- и радиовещательная аппаратура, неорганические химические вещества и оборудование для выработки электроэнергии, то в данных секторах размеры проникновения импорта еще выше."[32].
"Внешний долг США номинирован преимущественно в собственной валюте -- долларах США. Этот долг тождествен долларовым сбережениям иностранного сектора; темпы его роста отражают стремление иностранцев делать сбережения в долларах США.
Внешний долг США на 1989 год 2,7 трлн долларов, в 2001 -- 5,7 трлн. Долларов.
По состоянию на 31 декабря 2009 года внешний долг США брутто составлял 13 триллионов долларов. По состоянию на 16 января 2011 года, долг составил 14 триллионов долларов. По состоянию на 30 декабря 2011 года, долг составил 15 триллионов долларов, что является мировым рекордом в абсолютном выражении, но меньше долга целого ряда стран по отношению к размеру экономики (ВВП)."[9].
"Отрицательное сальдо торгового баланса США в сентябре 2012г. понизилось по сравнению с пересмотренным значением за август 2012г. и составило 41,55 млрд. долл. Такие данные опубликовало сегодня Министерство торговли США. Аналитики прогнозировали значение этого показателя на уровне 45 млрд. долл.
В августе 2012г. отрицательное сальдо торгового баланса США, согласно пересмотренным данным, составило 43,79 млрд. долл. Ранее сообщалось, что дефицит составил 44,2 млрд. долл.
В сентябре 2012г. объем импорта США составил 228,54 млрд. долл. (повысившись на 1,5% по сравнению с предыдущим месяцем), объем экспорта - 187,00 млрд. долл. (+3,1% к предыдущему месяцу). При этом в годовом исчислении импорт в США вырос на 1,5%, а экспорт - на 3,5%."[33].
Цифры говорят следующее. Пятую часть импорта (это размер дефицита торгового баланса) США получают без покрытия экспортом, то есть, в долг. Деньги за поставки контрагенты из США конечно платят, но это те самые деньги, которые США должны всему миру. 38% потребления составляет импорт, из которого пятая часть получена бесплатно. Это значит, что 7% потребления жители США не оплачивают. То есть, вообще не оплачивают. Но это далеко не все. США снимают со стран периферии технологическую ренту, а также продают им "интеллектуальную собственность", которая для США как для страны вообще ничего не стоит, поскольку оплачивается долларами, которые выпускаются в США без всякого обеспечения. Рассчитать размер технологической ренты трудно, как и размер интеллектуальной собственности, но несколько процентов потребления они несомненно дают. Еще несколько процентов дает неэквивалентный обмен при покупке нефти, которая приобретается дешевле энергетической стоимости. Далее, из внутреннего продукта США значительную часть составляют услуги, а не вещественная продукция.
Наблюдается "...значительная деиндустриализация экономики ведущих стран мира. Те страны, которые, начиная с периода послевоенного восстановления мировой экономики, выполняли роль локомотива для мирового экономического развития и являлись промышленными лидерами, допустили значительный спад объемов промышленного производства и сокращение его доли в валовом внутреннем продукте. По сути, произошло замещение производства товаров производством услуг. Так, к примеру, в 2008г. доля услуг в ВВП США составляла более 80%, в ВВП Германии - 69%, в ВВП Франции - 77.4% и даже в такой промышленно-ориентированной стране, как Япония, доля услуг в ВВП составила в этот период 72.3%."[34].
То есть, если взять 62% потребления, которые состоят из внутренней "продукции" США, то 50% в числе этих 62% это услуги, которыми сыт не будешь и голову от дождя не накроешь. Лишь оставшиеся 12% потребления США представлены вещественной продукцией, произведенной на их территории. Напомню, что импортная продукция составляет 38% в потреблении США и это, в основном, именно вещественная продукция. Соотношение к отечественной вещественной продукции США три к одному. Это закритическая величина. Совершенно ясно, что при прекращении неравноценной торговли с периферией уровень потребления в США резко упадет. Это означает, что без периферии США в привычном либеральном виде существовать не могут, что и требовалось доказать.
Мы коснулись лишь верхушки айсберга. На самом деле США еще более уязвимы в отношении периферии. Вся долларовая система имеет смысл только при наличии "внешней среды", то есть, периферии. Иначе мировая валюта теряет свое значение, превращаясь в "деревянную" внутреннюю денежную единицу. Возможность легкого и безнаказанного денежного заимствования сразу же исчезает, жителям США придется самим обеспечивать себя всем необходимым. Допустить такое США не хотят и не могут. Именно поэтому у них самая дорогостоящая военная машина в мире. Почти 5% от валового внутреннего продукта США составляют (по размеру) военные расходы.[35] Они нужны именно для удержания под контролем мировой Периферии и для сохранения, буквально любой ценой, долларовой системы. Но сохранить статус-кво США вряд ли удастся. Страны периферии, в которые волей-неволей выводятся высокотехнологичные производства, быстро становятся развитыми индустриальными странами, а значит, рано или поздно откажутся платить США колониальную дань в виде торговой, технологической и валютной ренты. Вполне вероятно, что производства, расположенные на их территории, будут попросту национализированы. Экономика Метрополии рухнет, вместе с нею рухнет либерализм. История, протекающая, по мнению Фукуямы, лишь в "исторических" странах, взломает лед колониальной зависимости и ворвется в Метрополию, смывая остатки либеральной империи. Помешать этому в исторической перспективе может лишь перманентная вялотекущая мировая война, которую, похоже, уже ведут США, организовывая везде, где только возможно, управляемый, а то и неуправляемый хаос. Но даже если эта война будет длиться вечно (а этого не будет), то это все равно не конец истории. Война сама по себе история.
