Жил был на свете царь-государь. И было у царя два сына, Иван-царевич и Семен-царевич. Оба были и умны, и пригожи, и в бою смелы, и на пиру веселы, народу нравились, а это задачка не из легких. Только младшего, Семена, дразнили за глаза Апчхи-царевичем. Потому что изъян у него был один - в самый неблагоприятный момент чихал. Нервное.
Вот отправился как- то раз царь с сыновьями на охоту. И с погодой им повезло, и зверь на них шел. Но чихнул Семен-царевич и всадил стрелу прямо в царево заднее место. Ничего серьезного.
По этому поводу придворный художник, Иннокентий Бесталанный, меньше чем за неделю триптих написал. "Семен-царевич тяжело ранит государя", "Государь при смерти", "Царь изгоняет сына". Как уже ясно, без гиперболы не обошлось. Но это только полбеды. Не обошлось и без авторского произвола. Художник кистью владел великолепно, а вот мозгами был обделен - выставил картину на всеобщее обозрение, не показав вначале царю. Начались в народе волнения, работать никто и так не хочет, а тут совсем плохо стало. Стал народ честной перед дворцом собираться, митинги устраивать.
Царь этому глупому происшествию со стрелой и значения не придал. Подумаешь, посидел дней десять на подушечке, делов-то. А тут такое разворачивается. Ознакомился царь одним из последних с триптихом, тут же холсты один за другим на голову художнику надел. Повелел царь высечь Бесталанного за самоуправство, а так же лишить права прогуливаться по городу без сопровождающего.
Потом написал указ, а по сути объяснительную. Мол, ранил случайно, и всего лишь в почти в ногу, а не в спину, и вовсе царевич не коварно из-за кустов стрелял... Действие, правда, указ оказал диаметрально противоположное. Тихие толпы превратились в толпы орущие, точнее скандирующие: "Изгнать, изгнать". Унять царь народ не смог. Разгонять силой не позволяли ни совесть, ни влияние мировой общественности.
Месяц упрямился и упирался царь. Потом видит, народ бастует, преступность, особенно карманные и квартирные кражи, растет, поля без ухода, казна налогами не пополняется. Понял царь, что народ иначе не утихомирить. Сыновья его тоже все поняли правильно, благо оба были с высшим экономическим и социо-психологическим образованием. Засобирался Семен-царевич в дорогу. Одежду взял неброскую, коня не самого красивого, а самого выносливого, снаряжение неприметное, денег взял, самоцветов, еды в дорогу и отправился странствовать. Выехал Семен-царевич через главные ворота среди бела дня, т.е. когда все те, кто ночами стерег у черного хода с тухлыми яйцами наизготовку, спали. И поехал прочь из государства. Не хочется, путь неблизкий, а что поделаешь? Надо.
Вот едет он день, два, едет три. Родная столица уж далече, из государства выехал, ностальгия мучает. Привела дорога царевича к дремучему лесу. Побоялся Семен в лес вечером заехать, в поле ночевать остался. И, как оказалось, очень прав был. Ночью поднялся ужасный шум, такие крики, что царевич чуть было не решил малодушно домой вернуться. Но шум в лесу постепенно стих, царевич и успокоился. Утром, когда стало светло, запели птицы, и было совсем не страшно, Апчхи-царевич поехал дальше через лес. Дорогу ему перегородили два поваленных дерева. Две свежевырванные с корнями сосны не очень походили на засаду, вот любопытный царевич и отправился посмотреть, что или кто их выдернул.
Вышел он на поляну, а там два великана сидят. Оба выше человеческого роста раза в три, оба избитые, оборванные, кругом деревья поваленные лежат. Царевич поздоровался. Великаны прищурились, глянули на него своими подбитыми глазами, да как закричат оба разом:
- Может, ты нас рассудишь?
- А из-за чего спор? - спросил царевич.
- Да вот из-за этой скатерти. Нам она в наследство досталась, а поделить не можем.
Пригляделся Семен-царевич, и правда. Лежит ровнехонько посередке между великанами что-то белое.
- А что в этой скатерти особенного?
- О чем ее ни попросишь, все она на стол поставит, само появится, - объясняют великаны.
- Ладно, попробую вас помирить, - взял царевич в руки скатерть, рассмотреть. Да как чихнет - она пополам и разорвалась.
Великаны от такого опешили и дар речи потеряли, а Семен-царевич не растерялся, вручил каждому по куску:
- Вот, я вас рассудил.
Один из великанов, тот что посмышленей, сразу постелил свою часть на бревно и еды попросил. Тут же скатерть ему стол богатый накрыла. Второй брат тут же свою проверил - порядок.
- Ура! Работает! - обрадовались братья-великаны. - А за то, что ты нам помог, мы тебе кое-что подарим.
Протянул один из великанов царевичу меч. Красивый, украшенный каменьями.
- Держи. Нам он как зубочистка, а тебе, глядишь, и сгодится на что. Ты на камушки внимания не обращай, он в бою хорош. Увидишь.
Поблагодарил их Семен-царевич за подарок, распрощался и поехал себе дальше.
Выехал в чистое поле. Куда ни глянь - некультивированная земля, трава-мурава, чахлые кустики. Даже коровы не пасутся. Зато воронья было много. Птицы кружились у одного места уж очень целенаправленно, чтоб верилось в невинную случайность. И царевич отправился посмотреть, что же так заинтересовало птиц. Под неказистым кустиком, не дающим даже тени, лежал раненый зверь. В зоологии Семен не был силен, но определил этого "то ли тигра, то ли барса, то ли рысь" к хищникам. А поскольку знал, что хищные звери подверглись самому жестокому истреблению, решил, что это кошачье надо оберегать, как представителя вымирающего вида. Разогнал воронье, оттащил зверя в ближайший лесок, напоил, накормил. Осторожно извлек стрелу из плеча, аккуратно зашил рану на бедре. Больше всего царевич боялся, как бы зверь его в благодарность не съел, а потому кормил как на убой. Через пару дней огромная кошка (или кот) вполне оправилась и начала проявлять к незнакомому добродетелю вполне здоровый интерес. А утром пятого дня вообще взяла и превратилась. И так споро и плавно, что Семен само превращение проглядел. Только что по другую сторону костра лежал зверь, а через мгновение уже стоял человек.
Семен-царевич отреагировал таким громким и сильным чиханием, что пламя костра качнулось и подпалило одежду оборотня, а искры взлетели в воздух и огненным дождем упали на голову и плечи человеку. Эффектное превращение было загублено на корню. Теперь незнакомец только и мог хлопать себя по волосам и одежке, гася занявшиеся было язычки, на глазах у онемевшего от неожиданности царевича.
- Знатный у тебя чих, молодец, - отмахавшись и нахлопавшись, прокомментировал оборотень. - Будь здоров.
- Спасибо, - вежливо ответил Семен, рассматривая усаживавшегося на поваленное дерево незнакомца. Тот был высок, плечист, лет эдак пятидесяти, с черными волосами с проседью, с аккуратной бородой. Одет он был просто и неброско. Ничего примечательного. А глаза у него были веселые, и это понравилось царевичу больше всего.
- Да это я тебе спасибо говорить должен, - пробасил оборотень. - Кабы не ты, быть мне кормом воронью. Но на словах я благодарным быть не умею. Я лучше делом признательность свою выкажу. Меня Кузьмой зовут.
- Семен.
- Очень приятно. Я знахарь тутошний, ну и колдун, как ты уже заметил. А ты кто такой будешь, куда путь держишь?
- Да просто путешествую, ищу приключений, можно и так сказать... - замялся царевич. - А где ж селение, которому ты "тутошний"?
- Да за пустошью и будет. Городишко наш небольшой, но справный. Котомками называется. Раз всего лишь приключений ищешь, задержись у меня в доме. Дай хоть за хлеб с тобой расплатиться.
Понравился парню колдун, подумал царевич и согласился. Собрались, тронулись они в путь. К вечеру и дошли.
Котомки оказались вполне приличным городком, без какой-либо разграничительной черты переходящим в поля. Дом Кузьмы, крепкий и добротный, как и сам хозяин, стоял на окраине. Чуть скрипнули дубовые ворота, чуть зашел колдун во двор, бросилась к нему со всех ног девушка и со слезами повисла у него на шее:
- Тятенька! Живой! Я себе места не находила. Ночами не спала, всю округу обшарила. Где ж ты был? Я вся извелась...
- Марфуша, полно, все же обошлось, - нежно обнимая и гладя дочь по голове, ворковал Кузьма. - Но все благодаря спасителю моему. Кабы он меня раненого не подобрал, не выходил, не свиделись бы мы с тобой.
Девушка только сейчас заметила чужого человека. Не выпуская отца из объятий, она повернула к Семену свое заплаканное, но лучащееся счастьем лицо.
- Спасибо тебе, добрый молодец. Не прошел ты мимо раненого человека.
- Тем более, - с жаром продолжала девушка. - Хоть один порядочный человек нашелся, до чужой беды не равнодушный. А то стараешься, для людей все делаешь, из кожи вон лезешь. А свои же, те, для которых больше всего сделал, но только не помогут, но и спасибо не скажут. А то и вовсе прозвищ напридумывают и детей стращать будут.
- Марфуш, - с укоризной сказал Кузьма. - Охолонь.
Та только фыркнула.
- Не держи гостя на пороге. Зови лучше в дом, на стол накрывай.
- Ой, - всплеснула руками девушка. - Что ж это мы, как неродные. Проходите скорей, обед сейчас будет.
Семен с интересом осматривался. Невысокий забор, ворота с росписью, большой просторный двор. Чуть в стороне от дома баня, сарай, разделенный на курятник и стойла для лошадей и коровы. Две яблони, слива, груша, огород и грядка с травками, огороженная со всех сторон, да еще и сверху. Все было словно давно знакомое и свое, родное. Семен-царевич почувствовал себя дома. Даже несмотря на отсутствие гобеленов, парчи, картин и тучи прислуги. И конь его, не очень жаловавший конюшни, спокойно пошел в сарай к другим животным. Пока мужчины возились с конем, Марфа нагрела воды, приготовила в бане полотенца и исполинских размеров бадью. Наплескавшись и смыв с себя тонны грязи, чистые и довольные колдун с царевичем зашли в дом.
И тут было на что посмотреть. В сенях с потолка свисали гроздья рябины, пучки каких-то трав. Через открытую дверь видно было, как Марфа деловито снует между печкой, столом и кладовкой. Сама девушка была загляденье. Светловолосая, стройная, синеглазая. И даже будучи внешне непохожей на Кузьму, она все равно чем-то неуловимым напоминала отца. Семен и Кузьма устроились за столом у окна. Колдун рассказывал что-то про Котомки, а царевич оглядывался. Большущая, украшенная росписью печка, пара кованых сундуков между дверями в другие комнаты, над ними картина, изображающая осенний лес с клином журавлей, широкая кровать, укрытая стеганым одеялом, стол в окружении полудюжины стульев, полки с какими-то склянками и травками - вот и вся обстановка.
Девушка принесла из кладовки пару полотняных мешочков, они подозрительно стукнули об стол.
- Что это? - спросил удивленный парень.
- Пельмени, - тоже удивленно пояснила Марфа.
- Летом? Не пропали?
- С чего бы?
- Семен, - встрял колдун. - Кладовка зачарована, там всегда мороз.
- А на огороженной грядке травки ядовитые? - догадался царевич.
- Почему сразу "ядовитые", - чуть обиделся Кузьма. - Лекарственные. Народу же много. Мало ли с кем какая хворь приключится, все сюда идут. Больше не к кому. А в лесу и в поле сейчас траву собирать опасно.
- Зверья много или разбойники завелись?
- Поедим, тогда расскажу. Марфе ж тоже интересно, а за хлопотами она либо пропустит что, либо голодными нас оставит, заслушавшись, - усмехнулся колдун.
Марфа хмыкнула, мол, это вы только одно дело одновременно делать можете, а Семен плотоядно покосился на печку и решил не комментировать, а то, чего доброго, девица и правда без обеда оставит. Не прошло и получаса, а Кузьма уже резал большую пышную буханку свежего хлеба, пристроенный к делу царевич кромсал укроп с петрушкой, а девушка набирала в глубокую миску готовые пельмени. На столе появились огурцы, сметана, масло, цветастый кувшин с квасом, запотевшая бутылка с каким-то алкоголем, блюдо со сдобой и еще одно с фруктами.
Казалось бы, простецкая еда, но царевичу показалось, что ничего вкуснее он отродясь не едал. И хлеб был ароматней и нежней, чем дома, и огурцы хруще, и фрукты слаще, а за такие пельмени он бы душу отдал. Вдоволь наевшись и много раз выпив за здоровье хозяина, спасителя и прекрасной дамы, заинтригованные Семен и Марфа стали выражать нетерпение.
- Так почему же нельзя собирать целебные травы в лесу и в поле? Да и что ты в поле делал-то? - не выдержал царевич.
- Да неприятность у нас, заворожил кто-то и поле, и лес, - помрачнел колдун.
- Как можно заворожить землю? - удивился Семен.
- В том-то и дело... Что очень сложно, но можно, - вздохнул Кузьма. - Хуже всего то, что я, хозяин этой земли, ничего поделать не могу.
- Это что, твоя частная собственность? Твои земельные наделы? - царевич недоверчиво поднял бровь. Марфа посмотрела на парня, так, словно он не знал прописных истин, и пренебрежительно повела плечом.
- Погоди, - остановил дальнейшие расспросы Кузьма, бросив укоризненный взгляд на дочь. - Расскажу все по порядку. Ты представляешь себе, как растет дерево?
Семен кивнул.
- Вот и с волшебством так, колдун на определенной территории может быть только один. Он как плодовое дерево, скажем, яблоня. Черпает силу из земли, но за это отдает тень и плоды. Плоды - это добро, оказанное людям, а тень - это добро, сделанное земле. На этой земле я колдун. Я беру ее силу, я ей обязан.
- А как же твоя дочь?
- А что моя дочь? - сощурился Кузьма.
Семен замялся, но в глазах колдуна поблескивали веселые огоньки, и парень решился продолжить:
- Она же тоже... чародейка.
Марфа удивленно глянула на царевича, Кузьма оглушительно расхохотался. И Семен уверился в том, что сказал глупость.
- С чего ты взял? - спросил, отсмеявшись, колдун.
- Она не такая, как другие... - смущенно объяснил парень. - Даже если бы не знал, что она твоя дочь, сразу бы подумал - ведьма.
- Что? - возмутилась девушка.
- Видишь, Марфа, что твой характер делает? - развеселился Кузьма. - Даже почти незнакомые с тобой ребята сразу в ведьмы записать норовят.
- Да много он понимает! Вот зачарую так, что родная мать не узнает. А еще ведьмой обзываться будет, в жабу превращу. Будет век ждать дурочку, что его поцелует.
- Так я что, угадал? - удивился Семен. - Или это пустые угрозы?
- Угадал, - кивнул Кузьма. - И угрозы не такие уж и пустые. Она и сейчас хорошая колдунья, а потом станет еще сильнее.
По лицу "сильной колдуньи" было видно, что она с трудом удерживается от того, чтоб показать парню язык. Семен подавил смешок и снова обратился к Кузьме.
- Так ты не объяснил, получается, что на этой земле два колдуна: ты и твоя дочь.
- Тут тоже все просто. Представил яблоню? А теперь представь обвивающий ее виноград. Силу из земли берет, плоды дает. Но без поддержки пока не может существовать самостоятельно.
- Ясно. Так как можно заворожить твою землю, и в чем это проявляется?
- О, тут два способа, - снова помрачнел колдун. - Снова объясню на "древесной теории". Пришлый колдун может стать чем-то вроде древоточца, ослаблять и убивать яблоню, растущую на земле. Но для этого нужно втереться мне в доверие, постоянно бывать в доме, учиться у меня... А таких не наблюдалось. Или можно отравить землю, тогда обессиленная яблоня погибнет, а новое дерево заберет себе надел яблони.
- И как можно отравить землю?
- Вот на это нужно очень сложное колдовство. Понимаешь,- колдун внимательно посмотрел на царевича. - Земля она как ребенок. Ее нужно любить. Ей нужно знать, что ее защищают, что о ней заботятся. И я уже не просто человек, не просто колдун. Я колдун этой земли. Она защищает и любит меня в ответ. Можно заставить землю забыть меня, мою заботу. Этого достаточно, чтобы медленно отвоевывая куски земли у яблони, лишать ее силы, но можно пойти еще дальше, можно заставить землю взращивать ядовитые растения, ядовитых или просто опасных животных. Так яблоня погибнет быстрее.
- Это звучит очень сложно, - протянул царевич.
- А это сложно и есть, - кивнул Кузьма.
- Так в поле и в лесу теперь трава ядовитая? Поэтому ты там ничего не собираешь?
- Ну да, поэтому. На том поле две коровы насмерть отравились, а мальчонку-пастуха я еле вылечил.
- Тятенька, так ты нашел того, кто это делает? - не выдержала Марфа.
- И одолеть не смог, - снова вздохнул Кузьма. - Где водопад, помнишь? Вот там обосновался. Подобрался я туда осторожно, я ж только посмотреть хотел. Но меня ждали. У вражины-колдуна амулет есть. Вызвал двойников, мечника да лучника, а мне одному с ними было не совладать. Насилу сбежал.
- И что ж теперь делать, тятя?
Марфа была очень расстроена и напугана.
- Не знаю. Не знаю, - протянул Кузьма.
- Может, я смогу чем помочь? - подал голос Семен-царевич.
- Чем же ты тут поможешь? - грустно улыбнулся колдун.
- Ну, - парень пожал плечами. - Я в колдовстве, конечно, ничего не понимаю, но могу мечом помахать за дело правое.
Кузьма расхохотался.
- Да, хорошо сформулировал. Хорошо. Подумаем, но пока сдается мне, что ты дело предлагаешь.
Неделю думали, собирались, планировали. Марфа все тоже в поход набивалась, но ни Кузьма, ни Семен ее с собой брать не хотели. А царевичу все больше нравилось в доме у колдуна. И все больше нравилась ему Марфа. Даже не красотой и не веселостью, которые были ей только в плюс, а строптивостью, чуть пренебрежительными взглядами, тем, как она поводила плечом и отворачивалась, если Семен предлагал помощь. Как она благодарила его хмыканием, если он приносил ведро воды и колол дрова... Только однажды Марфа показала, что относится к нему не как к колченогому стулу.
- Я жду вас завтра вечером к ужину, - строго сказала она, когда в предрассветном сумраке провожала отца и царевича в поход. - Обоих. Живых и невредимых. Понятно?
- Куда уж ясней, Марфуша, - сказал Кузьма, обнимая и целуя дочь.
- Тебе, надеюсь, тоже понятно? - сурово посмотрев на парня, спросила девушка.
- Так точно! - козырнул царевич.
Марфа улыбнулась и, покраснев как маков цвет, поцеловала Семена в щеку на прощание.
Царевич еще долго оглядывался на гостеприимный дом, наивно думая, что колдун не замечает этого.
Поле за неделю изменилось. Это заметил даже Семен, а он в ботанике не разбирался. Обычной травы там как-то поубавилось. Зато появилась незнакомая, на вид плотоядная, растительность. Зверья совсем никакого до самого водопада не увидели, видать, эта хищная трава и поела. У водопада было тихо и пусто. Ни зверей, ни птиц, ни даже травы. Только черная, словно выжженная земля. Подкрались они тихонько к тому месту, где Кузьма с чужим колдуном бился. Ну, воронки, ну обломанная стрела в дереве, но колдуна нет. Все осмотрев и обшарив, Семен и Кузьма уже почти поверили в то, что колдун сам ушел, как тут налетел на них вихрь, чуть с ног не посбивал. Появился перед ними колдун, очень на сказочного Кощея похожий. Разговаривать с ними он не пожелал, только завидев врагов в своем логове, амулета на груди коснулся, и появились перед Семеном и Кузьмой еще двое таких же Кощеев. Один с луком, другой с мечом. Царевич, как и договаривались, этими двойниками занялся, а Кузьма с самим колдуном разобраться должен был. По-своему, по-колдовскому. Лучника царевич быстро упокоил, с мечником пришлось повозиться, но дареный меч не подвел. Хотя проблемы Семена ни в какое сравнение с заботами Кузьмы не шли. Там тоже битва шла не на жизнь, а на смерть. Молнии выстреливали в самых разных и неожиданных направлениях, вокруг дерущихся колдунов временами возникала огненная стена. Кощей и Кузьма сражались на волшебных мечах, выкованных, казалось, из живого пламени. Мечи бились друг о друга, рассыпая искры в стороны, а колдуны каким-то непостижимым образом ухитрялись в бою еще и заклятия выкрикивать. Но не по зубам был Кузьме Кощей, ой, не по зубам. Стал Кощей верх брать и Кузьму теснить. Семен давно лук вскинул, все думал, если дело худо будет, так он против запрета Кузьмы пойдет и поможет немножко. Тетива натянута, две стрелы лежат, своего часа ждут. Сделал Кощей особенно опасный выпад, Кузьма его, вроде бы, отразил, но от нервного напряжения расчихался царевич и, естественно, выпустил стрелы. От боли Кощей озверел и, позабыв о колдуне, к Семену бросился. Тому ничего другого не оставалось, как без всякого колдовства превратить Кощея в некое подобие дикобраза.
К вечеру Кузьма на Семена дуться перестал, все говорил, что и без вмешательства царевича прекрасно справился бы. Да ладно, что уж там, главное, злыдня одолели. А совсем поздно вечером, после того, как Кузьма место освятил-почистил, а Семен ужин приготовил, стали мужчины вести разговоры на совершенно отвлеченные темы. Звезды, вкусная еда, житье-бытье...
- Послушай, Кузьма, - нерешительно начал Семен, обратившись к разомлевшему другу. - Если бы она согласилась, ты отдал бы ее за меня?
- Сень, - вздохнул колдун. - Не хочу тебя обижать, ты человек хороший... Но, что бы я себе ни думал, два вопроса остаются. Первый: согласится ли она. Но это вы без меня решайте, тут я тебе не помощник и не советчик. И второй: прежде чем свататься, пусть и неофициально, ты о себе рассказать не хочешь, а? Откуда родом, что в наших краях забыл-потерял, что у тебя за семья? Ну, и другие мелочи.
Смутился Семен-царевич. А ведь и правда, нехорошо выходит. Рассказал он Кузьме и о семье, и о стране своей. Сон у Кузьмы как рукой сняло.
- Чего ж ты сразу не сказал? - сердился колдун. - Я б тебя дома работой не нагружал и опасности поостерегся бы подвергать. Я б царевича на бой с колдуном не потащил бы, я ж не враг себе!
- Кузьма, - Семен уже раскаивался в том, что рассказал о себе. - Я тебя об одном только прошу. Марфе ни слова! Умоляю!
- Вот ей как раз первой знать надо! Может, будет с тобой поделикатней, - Кузьма вздохнул и признал. - Хотя, вряд ли...
- Кузьма, я не хочу, чтобы она была "поделикатней", - засмеялся царевич. - Просто пусть все будет, как было. Прошу, не говори ей ничего да сам забудь. Может, я тебя дурю, а ты взял и поверил.
- Если бы дурил, я б и не переживал. А то я ж чую, правду говоришь, - снова вздохнул колдун. - А что тебе, царевичу, в палатах не сиделось, как в места наши попал?
Тут пришел черед Семену вздыхать. Но во вранье он толка не видел, рассказал всю правду и про чихание свое, и про цареву рану, и про триптих, и про волнения народные. Кузьма внимательно все выслушал, подумал маленько и пообещал царевичу с его проблемой помочь.
На следующий день вернулись они с победой к Марфе. Уж как она радовалась, как обнимала обоих. Тогда-то царевич и поверил окончательно, что он Марфе нравится. Кузьма свое слово сдержал, дочери о госте ничего не рассказывал. А буквально на другой день стал учить Семена с чиханием справляться. Уже через месяц-другой смог царевич "на заказ" чихать. Да так, что деревья гнулись. Вот такой вот чих богатырский! Научившись своей особенностью владеть, решил царевич домой вернуться. А до того, как в путь отправиться, решился он в последний вечер все-таки с чаровницей поговорить. Купил Марфе подарков, кольцо красивое, сережки, ожерелья, лент шелковых, положил все это в резную шкатулку и пошел просить ее руки.
Время, как и свойственно мужчинам, он выбрал не самое подходящее. Марфа как раз что-то готовила, жарила-парила.
- Марфа Кузьминична, - окликнул он девушку, чувствуя, как с каждой секундой тает уверенность.
- Что, Сень? - спросила она, не оборачиваясь.
- Мне бы поговорить с тобой надо, - сказал царевич, с ужасом замечая в голосе своем жалостливые нотки.
- Надо, так говори, только быстрей, у меня еще дел невпроворот, - немного раздраженно ответила Марфа.
Царевич набрал в грудь побольше воздуха, зажмурился и выдал:
- Будь моей женой!
Семен подождал минуту, другую, но ни вздохов, ни слов от Марфы не поступало. Он приоткрыл глаз и глянул на девушку. Она пораженно рассматривала женишка, но по-прежнему молчала. Семен решил, что надо бы что-то сделать. Как свойственно многим мужчинам, в критической ситуации он повел себя не то чтобы неправильно, но как-то не так. Открыл шкатулку, продемонстрировал ее самоцветное содержимое и ляпнул "Это тебе. Гляди, тут и яхонты, и смарагды".
- Он думает, что может купить меня какими-то безделушками! - не скрывая возмущения, пожаловалась Марфа.
- Сень, ну, ты даешь... - пробасил Кузьма, с осуждением глядя на парня.
Тут терпение царевича лопнуло и прорвало плотину его молчания.
- Если тебе подарки не понравились, не велика беда, захочешь - будут другие! Но ты главное скажи, будешь мне женой или нет?
Марфа хмыкнула.
- "Подарки, подарки", - передразнила она Семена. - Сами не нищенствуем. Я за тебя из-за денег не пойду. Понял?
- Да забудь ты про деньги! - завопил царевич, отбрасывая шкатулку и бухаясь перед девушкой на колени. - Я люблю тебя, Марфа! Пойдешь за меня по любви?
- По любви? - уточнила девушка и залилась румянцем, вглядываясь в лицо царевича. А потом прошептала: - По любви пойду.
Вот так чародейка Марфа стала нареченной царевича.
На следующий же день Семен и Марфа простились с Кузьмой и отправились к царевичу домой. Ехали не день, не два, даже не месяц. Добрались до родного королевства. А там дела плохи, очень плохи. Пришел откуда-то враг, наползло войско огромное. Чужак земли захватить пытается, но войско царево захватчика пока сдерживает. Въехали Семен с Марфой в город, сразу во дворец поспешили. Только успел обрадоваться царь возвращению сына, как пришла весть ужасная. Разбил враг войска защитников, сын старший, Иван, в бою пропал. То ли убили, то ли в полон взяли. Тут не до сантиментов.
- Собирай войско, отец. Хоть какое, хоть небольшое, да хоть отряд. Я поведу людей на защиту державы! - сказал Семен.
Семен такого упаднического настроения не переносил в принципе, выскочил из зала, к коню своему бросился. Только из конюшни выехать собрался, видит, поджидает его во дворе Марфа. Судя по всему, с женихом на войну ехать намерена.
- Останься с отцом, - строго велел ей царевич.
- И не подумаю, - хмыкнула Марфа.
- Останься, кому говорю!
- Запомни раз и навсегда, - наставительным тоном заявила девушка. - Я буду делать то, что считаю правильным. А правильно - мне быть с тобой, где бы ты ни был. Понял?
Царевич вздохнул, попытался было невесту с коня стащить.
- Я ж и молнией стукнуть могу, - пригрозила Марфа. - Я еду с тобой. Все. Точка.
Что было делать? Смирился Семен, потому что против молнии, как говориться, нет приема. Поскакали они вдвоем врагу навстречу. Видит царевич, бегут остатки его армии к столице, спасаются. Ну, он, как водится, речь пламенную произнес, народ вдохновил, за собой повел. Вскоре и к чужому войску подошли. Стоит тьма. Людей, и конных, и пеших, не счесть. Завязалась битва. Больше всех противников одолел Семен-царевич. А все чихом богатырским. Направо чихнет - улица, налево - переулочек, а уж если прямо - так автострада на четыре полосы! А как он дареным мечом врага рубил... Как капусту. Всех пленных освободили, и брата Семен нашел. И вот добрался царевич и до главного зачинщика. Бились они один на один весь день и всю ночь. Ни один из них другого одолеть не мог. Но тут помогла царевичу Марфа. Когда поняла, что кроме общей слабости никакого эффекта от этой драки не будет, обратила врага в хрустальную статую. Семен по ней мечом ударил, и рассыпался неприятель на сотню тысяч кусочков.
Так была выиграна война. Потом, после битвы был и пир на весь мир. Потом, как Кузьму дождались, праздновали свадьбу Семена-царевича и Марфы Кузьминичны. И стал когда-то изгнанный за чихание Семен-царевич народным героем.