А. БУРЦЕВ
МЕЧ ЛЮЙ ДУН-БИНЯ
(обрывок неотправленного письма)
"... должен рассказать Вам всю предысторию этого ужас-
ного события, потому что Вы единственный, кто может пове-
рить, хотя, скажу откровенно, я не раз пытался уговорить се-
бя, что мне просто все это приснилось. Думаю, напрасно при-
бавлять, что я ничего не искажаю и не преувеличиваю, я при-
сутствовал при этом, все видел своими глазами и, что самое
страшное, мог бы предотвратить этот ужас, если бы был чуточ-
ку наблюдательнее или сообразительнее... Не знаю.
Еще должен Вам сообщить, что дело закрыли неожиданно
быстро (может, отец постарался, но с него уже не спросишь),
так что, по прошествии 15 лет, я пишу Вам не затем, чтобы
оправдаться. Просто мне хочется снять с души камень, который
давит на меня вот уже 15 лет. Многократно за эти годы я по-
рывался рассказать все друзьям, но что-то останавливало ме-
ня. Возможно, боязнь, что мне не поверят, боязнь выглядеть
смешным в их глазах? Не знаю...
Однако, мне кажется, что Вы лучше других способны по-
нять и оценить происшедшее. Еще хочу обратить Ваше внимание
на то, что я ничего не прошу и ни на чем не настаиваю, а
только хочу рассказать все, как было. Если же Вы вдруг реши-
те, что это не бред сумасшедшего, а имеет под собой хоть ка-
кую-то р е а л ь н у ю подоплеку, то адрес мой на конверте.
Итак...
Это произошло 15 лет назад, когда умер мой дед, восто-
ковед старой школы, лично знакомый с Цыбиковым и Алексеевым.
Обширные свои коллекции он завещал музеям, а собирал он все
от минералов до редких изданий старинных книг. Деда я видел
лишь пару раз в раннем детстве. По-моему, он не взлюбил мое-
го отца и так и не мог простить своей дочери, что она вышла
за него. Но, впрочем, точно не знаю, возможно, все это было
не так. Во всяком случае, он никогда не приходил к нам в
гости, лишь слал по большим праздникам поздравительные отк-
рытки, да присылал мне на дни рождения дорогие подарки.
Поэтому его смерть прошла для меня безболезненно - умер
и умер чужой человек. Когда же вскрыли его завещание, то вы-
яснилось, что я являюсь наследником его дачи, на которой он
почти что безвылазно жил последние десятилетия.
Случилось это ранней весной. Мне как раз исполнилось
восемнадцать, я заканчивал первый курс биофака и возню с
оформлением дедовского наследия рассматривал как досадную
помеху в учебе.
Июнь и июль я провел на практике по ботанике и зооло-
гии, так что для отдыха у меня оставался последний летний
месяц. Как раз к этому времени в очередном кабинете мне вру-
чили бумаги на дачу, поэтому вполне естественно, что в бли-
жайшую же субботу мы с отцом поехали смотреть мои новые вла-
дения.
Три часа езды на электричке и еще десять минут ходьбы
по извилистой тропинке между высокими щелястыми заборами
дачного поселка. Калитка противно заскрипела, когда отец
открывал ее. За участком сто лет никто не ухаживал: до само-
го домика он был покрыт дико разросшейся малиной вперемешку
в крыжовником, и мало бы кто рискнул залезть в эту колючую
чащу. Свободной оставалась лишь узкая тропинка, покрытая вы-
сокой травой.
Снаружи большой дом был весь какой-то обветшалый, слов-
но дряхлый старик. Даже мансарда, исполненная в виде башен-
ки, казалось, печально покосилась. Однако, внутри, когда мы
вошли, с трудом провернув в замке ключ, он имел вполне жилой
и даже уютный вид. Два самодельных стеллажа, сплошь устав-
ленные старыми фолиантами по востоковедению, причем, нас-
колько сумел я понять, на трех или четырех языках. Много ин-
тересных безделушек развешаны на стенах. Безделушки на ста-
ром двухтумбовом письменном столе: странно изогнутый резной
жезл, покрытый перламутровой инкрустацией, курильница в виде
полуголого толстяка в шароварах верхом на быке, маленькая,
но тщательно проработанная в деталях пагода - для меня это
была сплошная экзотика. Отец осматривался с равнодушным и
немного брезгливым видом - то ли ему действительно было не-
интересно, то ли из-за антипатии к деду, не исчезнувшей даже
сейчас.
Несколько часов я провозился в этой комнате, шарясь в
шкафах среди книг, а так же в письменном столе, где так же
оказалось много интересного. Отцу это вскоре надоело и он
ушел, по его словам, "на природу, на речку". Однако, обсле-
довать комнату до конца мне так и не удалось, а ведь была
еще кухня и мансарда наверху, куда можно было попасть по
скрипучей винтовой лесенке.
Короче, покинули мы дачу на последней электричке, так и
не осмотрев и половины всего и оставив все как было. Я прих-
ватил лишь найденную в столе тетрадь в черном дерматиновом
переплете, чтобы дома полистать на досуге, поскольку о вос-
токоведении у меня были лишь самые смутные представления.
Через несколько дней у отца должен был начаться отпуск,
и мы планировали провести на даче недельку, во всем разоб-
раться и, по словам отца, "навести порядок".
Вечером того же дня, лежа в кровати со стоявшей на тум-
бочке у изголовья старенькой настольной лампой, я пролистал
тетрадь, выхватывая отдельные куски текста. Смысл их был для
меня темен и загадочен. Упоминались там даосы-отшельники,
какие-то "ба-сянь", восемь святых, Нефритовый император
Юй-ди, драконы, духи и многое другое, но написано обо всем
этом было отрывисто и совершенно непонятно для непосвященно-
го. Однако, я сразу же обратил внимание, что чаще всего фи-
гурировали инициалы ЛДБ. (почти на каждой странице), а также
какой-то Меч (почему-то всегда с большой буквы). Мне даже
показалось, что Меч и инициалы как-то соотносятся друг с
другом. Один отрывочек про них я даже запомнил дословно.
Странный он был какой-то, и при чтении у меня внутри шевель-
нулась тревога:
"...Люй Дун-бинь - бог-бродяга. Обладал даром проро-
чества, сочинял магические трехстишия. По многочисленным ле-
гендам ЛДБ боролся с силами Тьмы. Меч ЛДБ якобы обладал чу-
десными свойствами и мог действовать даже независимо от сво-
его господина... НАДО ПРОВЕРИТЬ!"
Последние слова, подчеркнутые красным карандашом, оза-
дачили меня, но ненадолго, потому что глаза слипались, и,
еще немного полистав тетрадь, я погасил лампу.
Через два дня наши планы рухнули. На заводе случился
очередной аврал, и отпуск отцу перенесли на осень. Тогда,
поняв мое нетерпение, отец разрешил мне пожить на даче неде-
лю одному, а сам обещал присоединиться ко мне в выходные. У
отца, правда, были некоторые сомнения по этому поводу, но я
сумел их рассеять. Погода стояла прекрасная, магазин был ря-
дом, за речкой, и вообще, это не дикий край, а обыкновенный
дачный поселок, где летом народу едва ли не больше, чем в
городе...
На дачу я приехал вечерней электричкой и, забросив сум-
ку в дом, прежде всего перешел по шаткому деревянному мости-
ку на ту сторону мелкой, но быстрой речушки в магазин, чтобы
купить кое-каких продуктов. С оттягивающей руку раздувшейся
авоськой я подошел к знакомому забору. Калитка тоскливо
заскрипела. Я быстро захлопнул ее и пошел по заросшей тро-
пинке.
Солнце уже село за покрытую соснами сопку, стояли мяг-
кие, полупрозрачные летние сумерки. Идя по тропинке, я вне-
запно почувствовал непонятную тоску при виде запустения и
обветшалости вырисовывавшегося в полумраке дома.
Войдя внутрь, я зачем-то первым делом закрыл дверь на
крючок, поставил авоську на кухонный стол и тут совершил
открытие, что на даче нет света. В комнате было уже совсем
темно, не считая мерцавшей за окном просини, и мне стало не
по себе. Как-то не хотелось искать наощупь пробки и разби-
раться, что с ними случилось. К счастью, я вспомнил, что в
одном из ящиков стола видел в прошлый раз свечи. Там же ока-
зался и коробок спичек. Я воткнул две свечи в стоящий на
столе витой, металлический и очень тяжелый подсвечник, зажег
их, но веселее не стало. По стенам плясали тени, оживляя ви-
севшие там жуткие маски - казалось, они все время подмигива-
ют мне, - а в углах тьма сбивалась в плотные комья.
С подсвечником в руке я обследовал прихожую, даже вышел
на улицу, прежде чем убедился, что проводка к дому вообще не
подведена. Это было не особенно радостное открытие, но лучше
жить при свете свечей, чем вообще без ничего. В конце кон-
цов, жили же так наши предки много веков...
Поскольку был двенадцатый час ночи, чай я решил не ки-
пятить - еще не хватало возиться с печкой, а открыл банку
компота и съел ее с хлебом.
Поев, я вернулся в комнату, расстелил плед на старом
диванчике в углу, и тут меня осенило, что я еще не бывал в
мансарде. Несколько секунд я колебался, не отложить ли это
на завтра, но любопытство победило, и я поднялся с подсвеч-
ником по скрипучей лесенке.
Мансарда была поменьше, чем комната внизу, и тут гораз-
до больше чувствовалось запустение. Если внизу было все
тщательно прибрано, чисто и ухожено, то здесь с небеленого
потолка свисали фестончики пыли, по полу были раскиданы ка-
кие-то коробки, а на стенах висело множество разных дикови-
нок. Как и внизу, у стены был письменный стол, только не по-
лированный, попроще и поменьше. Среди груды бумаг я увидел
большую статуэтку, изображавшую человека в восточном халате.
Лицо его было запрокинуто вверх, тонкие брови нахмурены,
глаза презрительно щурились. Из-за плеча у него торчала ру-
коятка укрепленного на спине меча.
Потом мое внимание привлек длинный, узкий ящик в углу,
с покрытой затейливой резьбой крышкой. Ящик оказался не за-
перт. Я откинул крышку. Внутри лежал какой-то узкий предмет,
завернутый то ли в мягкую бумагу, то ли в отбеленную кожу,
исписанную затейливыми иероглифами (позднее я узнал, что это
и есть тот самый пергамент, о котором я много читал). Движи-
мый безотчетным любопытством, я поставил подсвечник на пол,
достал предмет и осторожно развернул эту бумагу.
Моему восхищенному взору предстал меч с постепенно рас-
ширяющимся лезвием и полукруглым вырезом на конце на манер
ятаганом. Прыгающий свет двух свечей играл на блестящем го-
лубоватом лезвии. "Ух ты!", - пробормотал я, взял меч и ос-
торожно провел пальцем по лезвию. Лезвие было острое, как
бритва. Рукоять была удобная, шероховатая от вырезанных на
ней иероглифов, которые, при ближайшем рассмотрении, показа-
лись даже мне, полному профану, какими-то странными.
Я не удержался и взмахнул мечом, сделал несколько выпа-
дов, сражаясь со своей громадной тенью на неоштукатуренной
стене, потом осторожно завернул меч обратно в бумагу, поло-
жил в ящик и закрыл крышку.
Спустившись вниз, я лег, задул свечи, но уснул не сра-
зу. Как только погас свет, дом вздохнул и ожил: заскрипели
наверху половицы, что-то тихонечко застонало и завздыхало,
как всегда бывает в старых деревянных домах по ночам. На по-
лу лежали желтоватые квадраты лунного света. Со стен на меня
смотрели, ухмыляясь и скалясь, злобные маски. Я долго воро-
чался с боку на бок на скрипящем диване и, уже в полусне,
почему-то вспомнил слова: "Меч Люй Дун-биня..."
Проснулся я от какого-то тягучего, тоскливого то ли
стона, то ли плача. Луна все так же светила в окно, только
квадраты света подползли к самому дивану, а один уже взби-
рался по нему к моим ногам. Я был весь в поту, сердце бешено
колотилось, в голове мелькали бессвязные обрывки увиденного
во сне чего-то ужасного. Не шелохнувшись, я лежал под пле-
дом, стараясь понять, во сне я слышал ужаснувший меня стран-
ный звук, или наяву. И тут он повторился - тягучий, негром-
кий, но очень унылый и вовсе не страшный. Я чуть было не
рассмеялся от облегчения, потому что это скрипела калитка.
Но облегчение тут же пропало. Меня бросило в дрожь. Я отчет-
ливо помнил, как закрывал калитку на задвижку, потому что
мне мешала тяжелая авоська, старавшаяся вырваться из руки.
Открыться сама калитка никак не могла. Какому же черту пона-
добилось здесь шариться посреди ночи?
Глубоко вздохнув, я встал, натянул джинсы, зажег обе
свечи и, стискивая канделябр в мокрой руке, вышел в сени.
Уже откинув крючок наружной двери, я увидел прислоненный к
стене топорик с широким лезвием и, не раздумывая, взял его.
Так, с канделябром в одной руке - пламя свечей замета-
лось от ночного ветерка, точно в испуге - и с топориком в
другой я вышел на крыльцо. Полная луна висела низко над де-
ревьями, тропинка казалась черным туннелем в плотном кустар-
нике. Все было тихо.
- Кто здесь? - спросил я.
Я хотел сказать это громко и уверенно, но голос прозву-
чал слишком хрипло и слабо даже для меня самого.
Ответом была лишь тишина. Калитка больше не скрипела.
С колотящимся сердцем я сошел с крыльца, но не успел
сделать и двух шагов, как порыв ветра задул свечи. Первым
желанием было вернуться и запереться в доме, но тут глаза
стали привыкать к темноте. Появилась тропинка. Медленно,
точно на фотографии, стала проявляться в черном монолите
кустарника причудливая сеть ветвей. И тогда я решился.
Крепко сжимая топорик и тяжелый канделябр, я медленно
двинулся вперед, внимательно вглядываясь в кусты по сторо-
нам. Дойдя до калитки, я обнаружил, что она по-прежнему за-
перта на задвижку, недоуменно хмыкнул и даже притронулся
костяшками пальцев, которыми стискивал канделябр, к шершаво-
му дереву. И тут сзади послышался шорох.
У меня перехватило дыхание. Резко обернувшись, я уда-
рился спиной о доски калитки и несколько секунд пытался про-
никнуть взглядом через кусты. Там что-то вновь зашуршало, я
даже увидел, как качнулась ветка.
"Кошки, - подумал я. - Это всего лишь кошки. Кошки, ко-
торые бродят сами по себе..."
Я вновь и вновь повторял это, обманывая себя, потому
что знал - ни одна кошка не может отодвинуть задвижку, а по-
том вновь запереть калитку. Но я уже не был уверен, наяву
или во сне слышал я этот тоскливый скрип.
На цыпочках, все время оглядываясь, я прокрался по тро-
пинке к дому и уже на крыльце услышал далекий перестук колес
поезда. Этот звук разрушил какое-то наваждение, с меня слов-
но спали обручи, стискивавшие грудную клетку. Я облегченно
вздохнул, улыбнулся и спокойно вошел в дом. Бросив топорик в
сенях и закрыв на крючок дверь, я прошел в комнату, поставил
канделябр на стол, упал на диван и, к моему удивлению, тут
же крепко уснул.
Проснувшись, я открыл глаза и тут же зажмурился от яр-
кого солнечного света, заливавшего комнату, немного полежал
и осторожно приоткрыл веки. Статуэтки, курильницы, маски,
ярко начищенная бронзовая доска с восточным орнаментом - все
сверкало, сияло, разбрызгивало сочные осколки солнца по ком-
нате, и это было так красиво, что сразу же наполнило меня
ощущением, будто сегодня произойдет что-то хорошее.
Я откинул плед, полежал, потягиваясь и вспоминая свое
ночное приключение, но ночные страхи испарились под утренним
солнцем, теперь они казались мне просто забавными, и я не
мог понять, чего же все-таки так испугался ночью.
"Надо закалять дух", - решил я и спрыгнул с дивана.
На сегодня мне предстояло много работы, потому что я
решил навести порядок в мансарде, а сначала еще предстояло
затопить печь и вскипятить чай для завтрака.
В мансарде я провозился до обеда, вытер везде пыль, вы-
мыл пол - за водой пришлось два раза сбегать на речку, -
смел паутину со стен и долго разбирался во всяких штукови-
нах. Заодно я достал и развернул меч, но в ярком свете дня
он был лишен того налета романтичности и совершенства, кото-
рые привели меня вчера вечером в восторг. Он был просто еще
одной любопытной экзотической безделушкой. Видно было с пер-
вого взгляда, что он очень древний. Лезвие, хотя и без наме-
ка на ржавчину, было местами выщерблено и покрыто сетью то-
нюсеньких линий, как поверхность старой картины. Иероглифы
на желтоватой рукоятке, сделанной, наверное, из слоновой
кости, оказались вовсе не иероглифами, а просто причудливым
переплетением изогнутых, различной толщины линий, которые
переходили одна в другую, вились вокруг рукоятки и, каза-
лось, нигде не кончались.
Я завернул меч в бумагу, убрал в ящик и столько спус-
тился вниз, чтобы затопить печь и приготовить чего-нибудь на
обед, как с улицы донесся знакомый звук - заскрипела калитка.
Опять?!
Я вылетел на крыльцо и застыл в изумлении.
По тропинке - джинсы в обтяжечку, неизменная красная
сумка через плечо, - слегка изгибаясь, чтобы уклониться от
торчащих веток, шла, улыбаясь мне, Ленка.
Пожалуй, тут следует сказать о ней несколько слов. С
Ленкой я познакомился, поступив в университет - мы попали в
одну группу, - и был влюблен в нее уже год. Любила ли она
меня - не знаю. По крайней мере, не отталкивала и охотно
принимала мои предложение по части походов на танцы, в кино
и так далее. Пару раз мы даже целовались украдкой в темных
закоулках. Она была лучшей девушкой в мире: в меру высокая,
с тонкой фигуркой и пышной копной светлых волос. Что еще
нужно для любви в восемнадцать лет, особенно, если девушка
отвечает взаимностью?
- Привет, - растерянно сказал я, глупо торча на крыль-
це. - Ты как здесь оказалась?
Мое недоумение усиливало то, что неделю назад ленка уе-
хала с матерью на какой-то курорт в Крыму, где она намерева-
лись пробыть до сентября.
- Сбежала из Крыма, - рассмеялась она. - Скучно там,
жарко... Из старичков песок сыпется, а они рыпаются ухажи-
вать. А молодые... - она беспечно махнула рукой. - Гонору на
сто рублей, а морды дубовые.
Я протянул руку, помогая ей взойти на крыльцо, принял
прохладные тонкие пальчики и, повинуясь внезапному порыву,
поцеловал их, как это описывают в старинных романах.
- Нет, - сказал я, начиная приходить в себя. - Но как
ты узнала, где я?
- А я вчера заходила к вам. Твой отец мне все рассказал
и даже дорогу объяснил. Может, ты разрешишь мне войти в дом?
Сумка тяжелая...
Я снял у нее с плеча красную сумку - она и впрямь ока-
залась тяжелой, кирпичи там, что ли? - и распахнул дверь,
пропуская ее вперед.
В комнате у Ленки сразу же разгорелись глаза. Она вер-
тела головой во все стороны, потом восхищенно протянула:
- А здесь ничего...
- Теперь это все мое, - похвастался я. - Наследство от
деда.
- Где тут у тебя кухня? - деловито спросила Ленка. -
Нужно сумку разгрузить.
На кухне я брякнул сумку на стол, и Ленка тут же оттес-
нила меня:
- Я сама. Ты все перемнешь.
Тогда я стал разжигать печку, чтобы поставить чайник, а
она, доставая из сумки свертки, перечисляла:
- Масло, сыр, пирожки - сама вчера напекла, с картошкой
и с грибами, - курица вареная, холодильника здесь, конечно,
нет, придется съедать сегодня же... А это подарок из знойно-
го Крыма!
Сидя на корточках у печки, я поднял голову. В руках у
Ленки была длинная бутылка с красочной этикеткой. Солнечный
луч преломлялся в чуть желтоватой жидкости и разбрызгивался
во все стороны, превращая бутылку в какой-то праздничный фо-
нарь.
- Э-э... Знаешь ли... Это как-то... - нерешительно на-
чал я, глядя на бутылку.
- Дурачок, это же сухое, почти лимонад, - перебила меня
Ленка. - Название не по-русски, сам потом прочитаешь...
- Еще как прочитаю! - Я вскочил, обнял ее и чмокнул в
сухие губы.
- Сумасшедший! - взвизгнула Ленка. - Помаду сотрешь! И
руки у тебя в саже...
- Это не беда, - отмахнулся я. - Помада тебе не понадо-
бится. Пока греется чайник, мы идем купаться на речку.
- Мне хотелось бы здесь... - начала она, но я отмахнул-
ся.
- До вечера далеко, все успеем. Я тебе все покажу, тут
масса интересного. А сейчас идем купаться, мне жарко.
- Кстати, посмотришь мой новый купальник. Из Крыма при-
везла. - Ленка картинно улыбнулась, и мы пошли купаться.
- А почему ты мне никогда не говорил, что у тебя есть
дед? - спросила Ленка.
Мы сидели в комнате за письменным столом, с которого я
убрал бумаги и безделушки, бок о бок на шатких стульях, я
касался ногой ее ноги и было очень хорошо, только немного
грустно, потому что уже восемь вечера и через полтора часа
она уедет домой с последней электричкой, а я останусь тут
один. От курицы осталась лишь кучка костей на бумажке, и ви-
но в стаканах плескалось на донышке, а бутылка на почетном
месте посреди стола стояла пустая, но отнюдь не растерявшая
своей привлекательности.
- Я его совсем и не знал. Видел разок, когда мне было
пять лет, только и всего, - объяснил я.
В голове чуть шумело и все время хотелось ее цело-
вать... Но мы и так нацеловались вдоволь еще на речке, а по-
том в доме, пока я показывал ей восточные диковинки.
Демонстрируя статуэтки и прочие безделушки, я рассказы-
вал о них всяческие истории, причем врал напрополую, почер-
пывая экзотические слова и термины из дедовой тетради в чер-
ном дерматине.
- А это Люй Дун-бинь, - торжественно провозгласил я,
когда мы поднялись в мансарду, показывая на статуэтку чело-
века с мечом за спиной. Не знаю, почему я назвал его так.
Очевидно, мне в голову запало беспрестанно повторяющееся в
тетради имя. - Живой бог на земле. Ходил по древнему Китаю и
писал рукой в воздухе пророческие стихи... А это... - Я отк-
рыл ящик и развернул плотную бумагу. Лезвие меча блеснуло на
солнце.
- Вот здорово! - в который уж раз повторила Ленка. Она
была просто околдована проносящимися перед ней сокровищами.
- Настоящий, - с гордостью усмехнулся я. - Японский или
китайский...
- Дай подержать, - попросила Ленка.
Я уже было протянул ей меч, но рука моя замерла на пол-
пути. Потому что рукоять меча явственно задрожала в моей ла-
дони. Я вздрогнул и отступил на шаг. Рукоять затихла. Я сно-
ва протянул меч Ленке, но на этот раз дрожь была такой силь-
ной, что я чуть было не выпустил рукоять. Тогда я опустил
руку и отошел к ящику.
- Ты что? - удивленно спросила Ленка.
- Лучше не надо, - пробормотал я первое, что пришло в
голову. - Он очень острый... можно порезаться... И вообще,
это не игрушка. Он, может, отравленный. Тут требуется осто-
рожность...
Говоря это я завернул меч в бумагу и закрыл в ящике.
- Жадина-говядина... - Ленка надула губы и отвернулась,
но тут же забыла обо всем и восхищенно вскрикнула, схватив
что-то со стола. - Какая прелесть! - Она повернулась ко мне.
- А меч, кстати, точно такой же, как у него, - кивнула она
на статуэтку.
- Меч Люй Дун-биня, - усмехнулся я, но усмешка тут же
застыла на губах, потому что в памяти вдруг всплыли строчки
из тетради деда: "Меч ЛДБ якобы обладал чудесными свойства-
ми... НАДО ПРОВЕРИТЬ!!!"
- Нет, ты только взгляни, какая прелесть! - повторила
Ленка, тыча мне что-то.
Я взглянул. В руках у нее была маска, сделанная, оче-
видно, из раскрашенной керамики. Маска изображала лицо моло-
дой женщины - не страшилище, как маски на стенах в нижней
комнате, а обыкновенное женское лицо. Но мне она сразу не
понравилась. Во-первых, было что-то неуловимо зловещее в
чертах лица, что-то такое, от чего по спине у меня пробежали
мурашки. А во-вторых - и это было самое неприятное, - лицо
очень походило на Ленку. Другая прическа, глаза, естествен-
но, неживые, но губы, нос... В общем, можно было подумать,
что ее делали именно с моей Ленки, если бы я не был твердо
уверен, что все в этом доме очень древнее.
- Она мне не нравится, - безапелляционно сказал я.
Ленка не обиделась.
- Тогда подари ее мне! - быстро сказала она.
- Пожалуйста, - пожал я плечами. - Ты же знаешь, мне
для тебя ничего не жалко.
- Спасибо, - тихо сказала она, нежно погладила маску
одним пальцем и вдруг подошла и впилась в мои губы крепким
поцелуем.
Сама! Впервые она это сделала сама, а то все начинал я!
Ленка!!!..
И вот теперь, сидя за столом рядом с ней, я физически
чувствовал, как пролетают минуты, и мне было грустно, хотя
расставаться предстояло не на годы, не на всю жизнь, а всего
лишь на день-другой.
- Пора собираться, - наконец, вздохнул я. - Скоро пос-
ледняя электричка. Как бы не опоздать.
- А почему ты решил, что я собираюсь уезжать? - спроси-
ла вдруг Ленка. Сердце мое подпрыгнуло. - Я приехала на нес-
колько дней. По-моему, нам хватит здесь места. Конечно, если
ты выпроваживаешь меня...
- Да нисколечко! - заорал я. Что еще тут говорить...
- Я лягу в мансарде, - сказал я через некоторое время.
- Надо только найти, чтобы постелить на пол...
Ленка сморщила нос.
- Лучше на кухне, - заупрямилась она. - Теплее, да и
мне не будет страшно. Вдруг ночью под окнами появятся раз-
бойники, а ты их...
- Ну, если разбойники, - согласился я.
- Кстати, в кладовой я видела какие-то старые шубы, -
продолжала Ленка. - Вот их тебе и постелим.
Ну и Ленка, подумал я. Все-то успела увидеть...
В чулан, дверь которого выходила в сени, я еще сам не
заглядывал, но шубы там точно висели, и я соорудил из них на
кухне возле печки великолепную постель...
Проснулся я от какой-то неосознанной тревоги. Левая ру-
ка затекла от жесткого ложа, и я сел, разминая ее. Луна на
кухню не заглядывала, было совершенно темно, только оконный
проем едва светился сиреневым. И тут я услышал жужжание, да-
лекое, как комариный писк, но я почему-то сразу же понял,
что это не комар. И сразу же кошмары предыдущей ночи навали-
лись на меня. Сердце забилось сильнее, лоб стал влажным.
Я решил посмотреть, как там Ленка. Поднялся, натянул
джинсы, нашарил дверь и осторожно, чтобы не заскрипела, при-
открыл ее. Луна освещала комнату ярким, неживым светом. Лун-
ные квадраты - на этот раз они показались мне бледно-голубы-
ми, лежали на полу, уже подбираясь к дивану, как в прошлую
ночь. Плед на диване был откинут, подушка смята, но Ленки в
комнате не было.
Я вошел, и жужжание стало громче. Это был уже не кома-
риный писк, а стрекот мотоцикла, от которого слегка подраги-
вал под моими босыми ногами пол. И доносился он явно свер-
ху...
Мансарда!
В нерешительности я подошел к лестнице и взялся за пе-
рила. В конце концов, что Ленке делать в мансарде посреди
ночи?.. Но где ей быть еще?
В голове у меня почему-то вдруг всплыли слова: "Люй
Дун-бинь борется со злом и уничтожает силы Тьмы..."
Глупо, - уговаривал я себя, на цыпочках поднимаясь по
лестнице. - Начитался всяких бредней...
Но мне уже было ясно, что жужжание доносится именно
из-за закрытой двери мансарды. Не раздумывая, я рванул
дверь, шагнул вперед и замер. Открывшаяся картина так крепко
врезалась мне в память, что я отчетливо помню все и сейчас,
несмотря на прошедшие годы.
Комната была освещена единственной свечой в канделябре
на столе, поэтому ее углы скрывались во мраке. Посреди ком-
наты на коленях, спиной ко мне, стояла Ленка, одетая, с ак-
куратно причесанными волосами, а на полу перед ней, на раз-
вернутой бумаге лежал меч, и между ней и мечом пролегала ос-
лепительно белая полоса.
Меч светился. От него исходило розовое сияние наподобие
того, как изображают в кино от груды сокровищ. Меч вибриро-
вал, но не так, как давеча у меня в руке, а жуткой, видимой
издалека дрожью, словно пытался сорваться с места, но что-то
его не пускало. И жужжал - теперь это было ясно - тоже он.
На полу по правую руку от Ленки стояли три медные чаши
с витиеватой резьбой, наполненные разноцветными порошками.
Ленка, не глядя, брала щепотку то из одной чаши, то из дру-
гой и бросала порошок в сторону меча, бормоча при этом
что-то неразборчивое.
Все это промелькнуло передо мной в течение коротких се-
кунд, так что подумать я просто не успел, а невольно спро-
сил: "Ленка, что ты это делаешь?" и шагнул вперед.
И тут она обернулась. В эту секунду я впервые до конца
понял выражение "пригвожденный к полу". Она обернулась,
взглянула мне прямо в глаза, и я оказался буквально пригвож-
ден к полу, застыл, где был, у стола, не в силах сделать ни
шагу вперед, хотя до боли напрягал все мышцы. Я стоял, пыта-
ясь шагнуть, и с ужасом глядел на нее, потому что это была
не Ленка, хотя очень похожа и одета точно так же. Это была
женщина-маска, которую днем я подарил Ленке. Знакомые черты
лица, но чуть смещенные пропорции придавали ему выражение,
от которого у меня встал дыбом каждый волосок на теле. И
глаза... они не горели ни злобой, ни ненавистью, но были
равнодушные и всезнающие... нечеловеческие глаза. Пока я
смотрел, ее лицо передернулось странной ухмылкой.
- Ленка, - хотел по инерции произнести я, но не смог
шевельнуть даже губами.
Ни слова не говоря, она отвернулась и вновь опустилась
на колени перед мечом. И опять стала бросать щепотками поро-
шок, бормоча не слышанные никогда мною слова.
Мне было невыразимо страшно, хотелось бежать без огляд-
ки, но одновременно меня охватила странная злость. И эта
злость словно придала мне силы. Я по-прежнему не смог сдви-
нуться с места, но когда Ленка - вернее, та, которая каза-
лась Ленкой, - обратила все внимание на меч, я почувствовал,
что могу шевелить рукой.
Не знаю, почему я так поступил. Было похоже на то, что
изнутри мною двигала какая-то чужая, неподвластная мне сила.
Я схватил со стола то, что подвернулось мне под руку, и за-
пустил этим в страшную женщину. Уже сделав это, я увидел,
что то была маска, которую Ленка - или не Ленка? - так и ос-
тавила на столе.
Я промахнулся. Маска ударилась о стену мансарды т раз-
летелась на куски. Женщина дико взвыла и, по-прежнему стоя
на коленях, обернулась ко мне. Глаза ее уже не были равно-
душными. Они сверкали красным огнем, буквально опаляя меня.
Волосы поднялись дыбом, создавая ореол вокруг головы. Лицо
кривлялось в ужасных судорогах. Я задохнулся от жара, но
по-прежнему не мог сдвинуться с места.
И в то же мгновение ярчайшая вспышка ослепила меня. Это
вспыхнул голубым светом, как электросварка, меч. Треск взор-
вался неимоверным ревом. Куда там мотоцикл! Турбореактивный
самолет взревел всеми моторами в маленькой мансарде!
Оглушенный, полуослепший, я увидел, как меч взметнулся
в воздух, рванулся вперед и вонзился женщине в шею пониже
левого уха. Удар, должно быть, был страшным. Меч пронзил
шею. и сияющее голубым пламенем острие вылезло с другой сто-
роны, но крови не было ни капли. Резким движением меч выр-
вался из раны и отлетел на расстеленную бумагу, а тело жен-
щину рухнуло прямо мне под ноги, конвульсивно дергая руками
и ногами.
Тут я осознал, что рев смолк и в мансарде стоит тишина,
и одновременно почувствовал, что обрел свободу движений. Я
хотел броситься вперед, но меня отшвырнул взметнувшийся
столб пламени. Я инстинктивно выбросил вверх руки, защищая
лицо, и услышал треск горящего дерева...
Дальнейшее выпало у меня из памяти. Я совершенно не
помню, как выбрался из дома.
Пришел я в себя на улице в окружении толпы полуодетых
дачников. Меня трясло. Какая-то женщина поила меня холодной
водой прямо из ведра. Зубы стучали о край, точно кастаньеты.
Я по-прежнему был в одних джинсах, вода лилась мне на голую
грудь и стекала на босые ноги. Я захлебнулся, оттолкнул вед-
ро и долго кашлял.
Впереди, за забором с распахнутой калиткой, поднимались
в темно-синее рассветное небо толстые колонны черного дыма и
белого пара. Там шипело и трещало, стучали топоры. Тянуло
гарью. В дыму что-то ворочалось и слышались голоса, а справа
от меня, как гигантский красный жук, стояла пожарная маши-
на, и из нее уходили в дым толстые змеи шлангов.
Вот, собственно, и все, что я хотел описать Вам. Оста-
лось лишь сообщить кое-какие детали, которые, по сравнению с
тем, что БЫЛО, кажутся мелкими и незначительными.
Не знаю, стоит ли говорить, что конечно же, потом при-
езжала милиция и было проведено следствие, в ходе коего ус-
тановили, что на даче во время пожара находился я один и ни-
каких следов присутствия кого-либо еще милиция не обнаружи-
ла. Так что мои сбивчивые крики, которые я, оказывается, из-
давал, пока тушили пожар, насчет Ленки, были приняты просто
за бред. Я и впрямь испытал потрясение, как никогда в жизни
ни до, ни после. Следствием была установлена и причина пожа-
ра - короткое замыкание в проводах, проходящих над дачей от
одного столба к другому, почти касаясь крыши мансарды.
Они-то и подожгли ее, а старые деревянные дома, как извест-
но, горят хорошо, поэтому от дачи, можно сказать, ничего не
осталось.
Во время следствия я уже немножко соображал, поэтому ни
словом не обмолвился о том, что пишу Вам сейчас. Я чувство-
вал, что к добру это не приведет. Еще, чего доброго, примут
меня за шизика.
Вечером того же дня, когда мы с отцом сидели уже дома,
я осторожно выспросил у него, не приходил ли вчера-позавчера
кто-нибудь из моих друзей. Оказалось, что с позавчерашнего
дня отца вообще не было дома - на заводе случилась авария, и
он - главный инженер - больше суток провел за ее ликвидаци-
ей, домой вернулся лишь вчера вечером и завалился спать, а
потом его вызвали на дачу вследствие пожара.
Выслушав ответ отца, я почувствовал, как во мне все
снова начинает трястись. Конечно, ни о какой телеграмме в
Крым не могло быть и речи, да я и не знал, куда ее посылать.
Оставалось тереливо дожидаться приезда Ленки с матерью. Они
приехали через полторы недели после той страшной ночи на да-
че. Ленка была веселая, загорелая, на курорте ей очень пон-
равилось. Я страшно обрадовался ее приезду и что вижу ее
здоровой и невредимой, но почему-то наши отношения с того
времени стали охладевать. Может быть, потому, что я не мог
забыть, как женщина с похожим на ленкино лицом поворачивает-
ся ко мне, а ее глаза пылают красным огнем... Не знаю. Ос-
тавшиеся годы в университете мы проучились в одной группе,
но наша дружба так и не восстановилась. Не знаю даже, где
она теперь...
Умоляю простить меня за столь длинное письмо, но Вы,
пожалуй, единственный, кому я могу рассказать правду и наде-
яться не быть осмеянным. Ваше имя я нашел в тетради деда -
единственной уцелевшей вещи, потому что я оставил ее в горо-
де. Не стану расписывать, как я нашел Ваш адрес. Я также уз-
нал, что, несмотря на преклонный возраст, Вы все еще занима-
етесь научной работой в своей отрасли - востоковедении. Поэ-
тому прилагаю к письму тетрадь деда. Возможно, она расскажет
Вам больше, чем мне. Сколько раз за все эти годы я читал и
перечитывал ее, пытаясь выловить в скупых, отрывистых стро-
ках хотя бы намеки на смысл того, что случилось со мной, но
тщетно...
До сих пор иногда по ночам я просыпаюсь в холодном по-
ту, потому что мне снится полуосвещенная свечой мансарда,
ужасная женщина с лицом Ленки и ревущий, брызжущий ослепи-
тельным огнем Меч...
Возможно, у Вас возникает вопрос, почему я написал Вам
именно теперь, когда прошло столько лет со дня описываемых
событий. Этому есть причина. Мысль такая возникла у меня
давно, но заставило поторопиться и не откладыавать дело в
долгий ящик одно странное событие, которое произошло три не-
дели назад..."
К О Н Е Ц